Текст книги "Наследницы"

Автор книги: Марина Мареева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Сашка, у тебя телефон звонит!

– Наверное, мама, – предположила она.

Приоткрыв дверь, Саша взяла из его рук сумочку и снова скрылась в ванной. Шум воды стих, и Глебу через дверь было слышно, как Саша безбожно врет матери:

– Мам… да, мамуль, я в пробке. – Саша держала мобильник левой рукой, а правой застегивала «молнию» на юбке. – Да, буду, буду… минут через сорок… Ну через час в крайнем случае… Все, пока, мам!

Глеб тихонько постучал и, услышав «можешь войти», открыл дверь.

– Сань, закрой глаза.

Она послушно закрыла.

– А теперь открой.

На его ладони лежала небольшая коробочка, а в ней на бархате вишневого цвета – золотое кольцо с бриллиантом.

– Какая прелесть! – восхитилась Саша.

Глеб обнял ее и, положив голову на плечо, страстно зашептал:

– Сашка, выходи за меня замуж.

– Глеб, – спокойно, как о давно решенном, сказала Саша, – мы же с тобой договорились. По-моему, ты повторяешься.

– Слушай, а тебе не надоело прятаться?

– Надоело? Прятаться? – Саша загадочно улыбнулась. – Нет, конечно, это же так романтично!

– Слушай, и как долго может продолжаться эта наша романтика? Саня, я устал врать, устал от этих встреч урывками. Ей-богу, двойная жизнь – это не для меня. Я не могу видеть тебя раз в неделю. Все! Я должен тебя видеть каждый день… – Он крепко прижал ее к себе, нежно поцеловал в шею.

– Глеб, как будто это у меня двое детей и я не могу развестись со своей женой. – Она вышла из ванной, оценивая степень беспорядка в спальне.

– Ну что ты прицепилась к моей жене?! – Глеб плюхнулся на кровать и лениво потянулся за рубашкой. – Я разберусь со своей женой. Я хочу просто знать, что… что я нужен тебе! Ведь нужен? И ты мне нужна. Это же все очень серьезно, как ты не поймешь?

– Если бы не было серьезно, я бы не прибежала сюда, но мне кажется, что ты, Глеб, – Саша запнулась, но продолжила, – ты просто боишься…

– Вот это мило! Скажи, чего же я боюсь?

– Не знаю, не знаю, чего ты боишься. Наверное, разрушить там и не построить здесь. – И призналась – больше самой себе, чем ему: – Я тоже боюсь.

– А я знаю, чего ты боишься: сказать мне «да».

– Да… боюсь… Резать-то придется по живому.

– Слушай, мы сейчас черт знает до чего с тобой договоримся! Сань, ты же из меня веревки вьешь!

Мелодично зазвенел мобильный телефон. Глеб торопливо застегнул рубашку и принялся искать трубку. Звонок раздавался откуда-то из-под покрывала, бесформенным комком валяющегося возле кровати. Бестолково переворошив его, Глеб, чертыхнувшись, нашел наконец свои брюки, достал из кармана мобильник.

– Алло. О-о-о, доченька, здравствуй, здравствуй, моя милая… А ты что, в школе еще, да?.. Ага… Ой, Машунь, прости, родная, я не могу тебя забрать… У меня совещание очень важное…

По лицу Глеба нетрудно было догадаться, как тягостно ему вести этот разговор в присутствии Саши:

– Постой, но мама собиралась все это сделать… А, не может… А почему?.. Ну ладно, ладно… Все, Машунь, не волнуйся, я что-нибудь придумаю, потерпи… Да, все, целую, целую, доченька.

Глеб в сердцах швырнул трубку на смятые простыни. Саша невольно рассмеялась, глядя на его волосатые голые ноги: одна – в носке, другая – босая.

– Очень смешно, – перехватив ее взгляд, обиженно пробурчал Глеб.

– Извини, просто, глядя на тебя, стишок вспомнила. – Саша подошла к нему, обняла за шею. – Слушай: «Нет ничего смешней мужчины, когда в печали и тоске сидит он, теребя морщины, в кальсонах и одном носке. Он все хитрит и половинит, носок наденет, снова снимет – и взять никак не может в толк, что выше: чувство или долг?».

– Ага, – пробурчал Глеб, – сама сочинила?

– Нет, Александр Тимофеевский, друг отца.

– Замечательно! «Что выше: чувство или долг?» – повторил Глеб и вдруг взорвался: – Сань, когда ж это все кончится?! Когда я перестану врать жене, дочери у тебя на глазах?! Думаешь, мне легко?! Думаешь, меня самого не ломает все это?!

– А я? Я тоже только что врала матери у тебя на глазах. Понимаю.

– Мать или жена! – рявкнул Глеб. – Это не одно и то же!

– Еще бы я врала жене! Извини, обзавестись женой я как-то не успела, – попыталась отшутиться Саша, подкрашивая губы перед зеркалом.

– Не увиливай! – оборвал ее Глеб. – Можем мы наконец серьезно поговорить?

– Надень штаны, а потом будем выяснять отношения…

– А без штанов нельзя, да? – Он резко дернул язычок «молнии» и начал застегивать ремень.

– Можно, но не сегодня! – Саша озабоченно взглянула на часы. – Меня мои ждут.

Она взяла сумочку и направилась к винтовой лестнице, ведущей на первый этаж квартиры. Глеб, даже не завязав шнурки на ботинках, устремился за ней. Он нагнал Сашу уже внизу, в прихожей, обнял и страстно заговорил:

– Ну что, когда увидимся, а?

– В среду.

– В среду, в среду, – он стал целовать ее в шею, – я не доживу… до этой среды…

Звонок в дверь, игравший мелодию «Калинки-малинки», прозвучал грубо и неуместно. Глеб на цыпочках подошел к двери, посмотрел в глазок и, с отчаянием закрыв руками голову, опустился на корточки.

– Глеб, – удивленно спросила Саша, – кто это?

– Тсс, – приложив палец к губам, прошептал он, – там моя жена.

В дверь стукнули раз, другой, потом по ней стали колотить кулаками.

– Глеб, открывай, я знаю, что ты здесь! – истерично кричала женщина, давя на кнопку звонка и громко колошматя в дверь. – Открывай, Глеб! Что, не ждали меня, да?! Докатился – по чужим квартирам бегаешь! Прячешься, да?! Думал, я не узнаю?!

Глеб, обреченно опустив голову, смотрел в одну точку. Саша инстинктивно подалась назад, в глубь прихожей.

– Думаешь, я не знаю, чем ты там занимаешься?! – не унималась его жена. – А люди все видят, они мне все рассказали… И про твои шашни, и про… Слышишь меня?! Нет у тебя ни стыда ни совести!

Женщина продолжала отчаянно сражаться с закрытой дверью. На лестничной площадке залаяла собака.

– Слушай, Глеб, я открою и поговорю с ней. – Саша решительно направилась к двери.

– Ты что, с ума сошла? – шипящим шепотом сказал он, преградив ей дорогу.

– А ну открой дверь!.. Придушу собственными руками!

– Эй! – послышался гневный мужской голос. – Ты чего тут разоралась? Чего блажишь на весь дом? Предупреждаю: если сейчас не замолчишь, собаку на тебя спущу.

– Нет! – истошно выкрикнула жена Глеба. – Только приди домой, слышишь?! – Голос ее вдруг дрогнул. Казалось, еще немного – и она разрыдается от боли и отчаяния. – Только приди!

Саша и Глеб молчали. Он нервно прислушивался к звукам за дверью и с облегчением перевел дух, уловив шум захлопнувшихся створок кабины лифта. Стараясь не стучать каблуками ботинок, Глеб подошел к Саше. Он хотел обнять ее, но не смог. Ему было стыдно, гадко, он чувствовал себя униженным. Саша стояла с гордо поднятой головой.

– Кажется, ушла, – выдохнул Глеб, по инерции продолжая говорить шепотом. – Но ничего, ничего, как-нибудь отбрешусь.

В этот момент он был похож на нашкодившего мальчишку. В Сашиной сумочке зазвенел мобильный телефон.

– Алло… – голос ее звучал спокойно, – мам, я еще в пробке. Скоро буду.

– Ладно, все, Сань, пока. – Глеб проводил ее до двери. – Целую, я тебе позвоню.

* * *

Олег был немного удивлен, когда Вера привезла его не в галерею, где, по ее словам, она жила уже месяц, а в дом Иваницких, но вопросы задавать не стал. Вера, и когда Олег был на ней женат, с Анной Федоровной ссорилась, но ни разу до разъезда дело не доходило. Олег хорошо помнил, что после смерти Иваницкого ссоры вспыхивали все чаще: взрывной, по-детски максималистский характер Веры не оставлял надежды разрешить конфликтную ситуацию мирным путем. Какая кошка пробежала между матерью и дочерью на этот раз – Олег мог только гадать. Но для него было очевидно, что история с наследством, затянувшаяся на годы, только подливала масла в огонь их непростых отношений.

Тем не менее Олег был рад снова оказаться в доме, в котором когда-то был счастлив. Про плохое ему сейчас не думалось. Беглым взглядом он обвел Верину комнату. Все как прежде. Стены, завешанные картинами Иваницкого, похожи на яркие лоскутные одеяла. Разглядеть под ними обои не представлялось возможным. Его бывший тесть много работал. Как конвейер, он ежедневно выдавал по картине. «Чтоб не заржаветь», – смеялся он, намекая на один французский анекдот пикантного содержания.

– Слушай, – с удовольствием всматриваясь в картины, сказал Олег, – сегодня же семнадцатое мая, день рождения Иваницкого! Видишь, я помню.

– А я – нет, – отрубила Вера.

Олег пристально посмотрел на нее. Впервые с момента их встречи лицо Веры стало отчужденным.

– Ты на него в обиде? – спросил Олег и пожалел: не слишком ли он любопытен для первой встречи?

Вера явно не собиралась отвечать. Она с каким-то чрезмерным старанием резала колбасу, красиво раскладывая ее на тарелке.

– Знаешь, – Олег подошел к столу, встал напротив Веры, – на зоне я много думал… слава богу, чего-чего, а времени там было предостаточно. Так вот, я пришел к мысли, что… – Он вдруг закашлялся.

Вера с тревогой посмотрела на него. «Господи, – мелькнуло у нее в голове, – уж не туберкулез он там подхватил?»

Через минуту, прокашлявшись, Олег, будто прочтя ее мысли, успокоил:

– Не волнуйся, это не то, о чем ты подумала. Просто на днях гуляли с Василисой, попали под дождь… ноги промочил.

– Ну и к какой мысли ты пришел? – Вера опять принялась за колбасу.

– Вот смотри. Всю жизнь мы только тем и занимаемся, что чему-то учимся: писать, читать, рисовать, кататься на лыжах, плавать, водить машину… ну и так далее. А главному, чему человек должен учиться, не учимся.

– Чему же это?

– Учиться слушать, уважать себя, другого, жалеть, сочувствовать… радоваться за друга… прощать, наконец… Это же как вера – духовнее веровать, чем не верить. Правда, это уже не мое, у Лунина прочел, декабрист такой был, блестящий мужик…

– И ты, не зная ничего, вот так запросто предлагаешь мне…

– Да, так запросто: прости ты его, пойми и прости! Все! – с мягким напором сказал Олег. – Что тебя бросает из крайности в крайность? То маниакальная дочерняя любовь, то такая же маниакальная ненависть.

– Я не хочу об этом говорить, – оборвала его Вера.

– Впрочем, извини, не мое это дело. – Олег виновато пожал плечами.

– Ничего, все в порядке. Садись.

– Спасибо. – Он осторожно присел на краешек стула.

Разделавшись с колбасой, Вера принялась за сыр.

– А ты знаешь, – отрезав кусочек, она бросила нож на стол и с вызовом посмотрела на Олега, – что все картины отца унаследует его сын?

– Володя? Сын Леры?

– Да-да, Володя… сын копьеметательницы.

– Поэтому ты и забросила галерею?

– И поэтому тоже.

Она поставила на стол старинные фарфоровые чашки, их любимые. Долила доверху в заварочный чайник кипяток. Вытряхнула из пакета в старинную китайскую вазу пряники, открыла баночку меда. Села. Олег потянулся к заварочному чайнику.

– Можно поухаживать?

– Нужно.

Вера пододвинула к нему свою чашку. Взяла кусок хлеба, положила на него колбасу, сверху сыр, капнула немного кетчупа. Олег так любил. Во всяком случае в той их жизни, когда они были еще мужем и женой. Олег оценил жест бывшей жены, с благодарностью принял от нее бутерброд. Между собой они называли его сложносочиненным.

– Держи свой сложносочиненный. Или уже так не любишь?

– Спасибо, люблю.

– Ладно, что мы все про меня, да про меня. Скажи лучше, где сейчас Василиса?

– У тетки… в Мытищах.

– У Клавдии?

– Да, у Клавдии… Но хочу ее забрать.

– И как же ты будешь с ней один?

– Ничего, разберусь.

– Послушай, знаешь, что я подумала? Чего тебе ехать на ночь глядя? Может, останешься здесь? Переночуешь, а завтра… только пойми меня правильно, можно в гостиной постелить, но, мне кажется, тебе будет лучше в кабинете отца.

– Думаешь, это уместно?

– Конечно. Почему нет?..

– Вера, – Олег пристально взглянул на нее, – как ты думаешь, почему я уехал из Москвы? Только не обманывай, ты знаешь. А я, дурак, до сих пор не знаю: почему мы разошлись?

– Я пойду… – Вера встала, стараясь не смотреть на Олега, – поищу халат… твой… отнесу его в ванную комнату…

Она вышла. С минуту Олег сидел не шелохнувшись. Потом достал из кармана куртки ручку, записную книжку, вырвал из нее листок и быстро написал: «Спасибо за участие. Так будет лучше. Олег».

* * *

Вернувшись домой и поднявшись по лестнице на второй этаж, Анна Федоровна почувствовала себя старой и разбитой. Выйдя из ресторана, она немного прогулялась, чтобы развеять гадкое послевкусие ужина, столь много обещавшего, но обернувшегося непристойной и оскорбительной для нее разборкой. Надежды, которые Анна Федоровна возлагала на прогулку, дабы отвлечься от дурных мыслей, привести себя в порядок, не оправдались. Она еще больше раскисла. И теперь, когда ее никто не видел, могла позволить «отпустить себя». На глаза навернулись слезы. Она смахнула их рукой, вошла в гостиную.

В просторном зале царил полумрак. Вопреки обыкновению – что неприятно удивило Анну Федоровну – в огромной комнате не горела ни одна лампа. Она медленно дошла до середины, помешкала и решительно направилась к бару. Выбрав из разномастной шеренги дорогих напитков бутылку кьянти, щедро плеснула себе в бокал и поднесла к губам.

– Ай-ай-ай! – насмешливо протянул мужской голос откуда-то из глубины гостиной.

Вздрогнув, как от удара, Анна Федоровна резко оглянулась, всматриваясь в полутьму.

– Кто здесь?! – срывающимся голосом крикнула она.

– Нехорошо… попиваете потихоньку… украдкой… как при маэстро… Володи нет давно, а привычка к тайным возлияниям сохранилась. Прискорбно, Анна Федоровна! – укоризненно заметил невидимый гость.

Потеряв от неожиданности дар речи, с бокалом в руке она пошла на голос, в дальний угол гостиной. В полутьме наткнулась на спинку кресла, наполовину расплескав содержимое бокала.

– Мы здесь! – язвительно сообщил теперь уже не мужской, а молодой женский голос. – Холодно… холодно… теперь теплее… теплее… и вот-вот! Совсем горячо!

Наконец Анна Федоровна увидела мужчину в черной «косухе» с банданой на голове и молодую девицу, симпатичную шатенку в пестром, почти панковском прикиде. Они сидели на маленькой кушетке и страстно целовались. Оцепенев от ужаса, Анна Федоровна ошалело взирала на милующуюся парочку, которую, казалось, нисколько не смущало присутствие хозяйки дома.

– Кто вы? – наконец выдавила она. – Как вы сюда… Что вы здесь делаете?!

– Целуемся, – невозмутимо объяснила девица, первой отстранившись от своего дружка, и оба, как по команде, уставились на нее, нагловато скалясь.

Анна Федоровна хотела крикнуть, но не смогла.

– Поцелуй меня! – капризно потребовала девица, дернув дружка за собранные в хвост волосы.

– Котенок, меня как-то ломает… – засмеялся тот и кивнул на Анну Федоровну. – Она на нас смотрит!

– А ее не ломает тут втихаря надираться? – хихикнула девица, кивнув на бокал, который хозяйка дома все еще судорожно сжимала в руке.

– Кто вы такие? – К Анне Федоровне вернулось наконец самообладание. – Что вы здесь делаете?

– Все вам расскажи. – Незнакомец добродушно усмехнулся. – Хотя… а почему бы, собственно, не представиться для быстрейшего установления консенсуса? Прошу любить и жаловать, – он показал на девицу, прилежно вставшую в пятую позицию, – моя несравненная Дианочка! – Он послал ей воздушный поцелуй. – Ну а я просто Евгений.

– Как вы сюда вошли? Я сейчас вызову охрану!

Анна Федоровна стала пятиться, пока не наткнулась на стол. Загородив собой трубку радиотелефона, она потянулась к ней заведенной за спину рукой, но была остановлена резким окриком:

– А вот этого я вам делать не советую!

Евгений вскочил с кушетки и быстро подошел к Анне Федоровне. Он уже не улыбался. На нее смотрели жесткие, колючие глаза:

– А ну уберите руку! – металлическим голосом приказал он. – И вообще дай сюда телефон.

Как загипнотизированная, Анна Федоровна повиновалась. Полуживая от страха, она осела, забившись в угол глубокого кресла. Евгений опустился в кресло напротив. Его подружка с вызывающей наглостью начала напевать что-то разудалое. Подхватив с дивана стильное дорогое пончо, она бесцеремонно набросила его себе на плечи и закружилась по гостиной.

– Ух ты! Фирма! – Девица внимательно изучила этикетку на боковом шве пончо. – Супер! Ваше? – Она подлетела к хозяйке дома, расправляя на себе обнову: – Было ваше – стало мое! Махнемся не глядя?

Сняв с головы кожаную бандану, Диана кинула ее на колени Анны Федоровны.

– Грабить меня пришли? – Анна Федоровна брезгливо, двумя пальцами, сбросила бандану на пол и посмотрела на Евгения. – За картинами явились? Ну что ж, давайте выносите! Там у меня внизу – пять лбов охраны!

– Ерунда! Раз сюда вошел, значит, и отсюда выйду, – хмыкнул Евгений.

– Мою «Третьяковку» в карман не положишь, – с сарказмом заметила Анна Федоровна.

– Дианка, плесни ей! Пусть охолонится. Да и мне тоже, – Евгений буравил Анну Федоровну недобрым взглядом. – Слушай сюда, вдова Айвазовского! Обойдусь без твоего Лувра. Баблом откупишься.

– Нам бабки нужны! И много! – Диана протянула Анне Федоровне полный бокал.

Демонстрируя завидную выдержку, Анна Федоровна ударила по бокалу ребром ладони. Кьянти выплеснулось на джинсы Дианы.

– Жека, вломи ей! – потребовала Диана, отскочив в сторону.

– А ну замри! – неожиданно рявкнул на нее Жека. – Брысь в угол!

Диана мгновенно сникла и покорно побрела к кушетке в углу гостиной. Евгений встал, подобрал с ковра бокал и снова налил в него кьянти.

– Глотни, полегчает, – презрительно сказал он Анне Федоровне, поставив бокал на подлокотник ее кресла. – Я же знаю, ты квасишь по-тихому. Да и муженек твой покойный дай бог как попивал… Я мно-о-о-го чего знаю! Книжонку собираюсь о вас нацарапать…

– Собирайся, собирайся, пока ты соберешься…

– Да она уж готова почти! – победоносно крикнула Диана из своего угла.

– Устами младенца глаголет истина, – подтвердил Жека. – Ее вот-вот издадут! Договор с издательством уже подписан.

Это был удар под дых Анна Федоровна похолодела. Она была готова завыть, впасть в истерику. Но все же справилась с собой, чтобы как можно достойнее принять удар.

– Шантажируешь? – глухо спросила она.

– Маэстро твой – зашитый алкаш, – вместо ответа продолжил Евгений. – Вы это скрывали. Грамотно скрывали, надо отдать вам должное. Иваницкий же никогда не пил на людях. Но когда запивал раз в полгода, то по-черному… А ты его прятала…

– Ложь! – в отчаянии выкрикнула Анна Федоровна, утратив самообладание. – Грязная подлая ложь!

– И ты вместе с ним попивала, – будто и не слыша ее, вещал незваный гость. – Тогда-то и сама пить начала… из солидарности. А че! Обычное дело – баба хочет спасти мужика, вот и берет на себя лишнее, чтоб ему меньше досталось… Ну а в итоге – сама в полном разборе… Примеров – тьма! Высоцкий – Влади, Есенин – Дункан…

– Дункан? – оживилась Диана, которой явно было скучно в изгнании. – Это че, у Есенина мужик был? Дунка-а-ан… Блин, не зря же говорят, что все великие – педики!

– А девочка у тебя дремучая! Я ей букварь подарю. – Анна Федоровна с бесстрашным вызовом посмотрела на Евгения, который навис над ней, упершись руками в подлокотники ее кресла. – Все вранье! Ничего не докажешь.

– А чего мне доказывать? Вот книжка выйдет – и вся недолга. А знаешь, как называется? «Иваницкий и его женщины». – Он еще ниже склонился над Анной Федоровной, приблизив к ее лицу свою разгоряченную, хищно оскалившуюся физиономию. – Я мно-о-ого чего о тебе знаю.

– Блефуешь? – отрывисто спросила Анна Федоровна. – Кто заказал-то?

– Тебе не один хрен? Я все-е про тебя знаю. Ты пей, пей, авось полегчает…

– Да что ты можешь знать?! – крикнула она, снова сорвавшись. – Откуда?!

– Откуда надо, – грубо парировал Евгений, уклонившись от ответа на первый вопрос. – Я даже знаю, что, когда твой Репин запивал, он требовал, чтобы ты… – он дико заржал, – а вот не скажу, выйдет книжка, сама прочтешь и…

– Сколько? – перебила его Анна Федоровна. Ужас, смятение и отчаяние захлестнули ее как девятый вал. Она уже не справлялась с собой. – Сколько ты хочешь? Ведь, если я тебе заплачу, ты не выпустишь свою книгу? Говори: сколько?! Ты ведь за этим сюда пришел!

– О, догадливая… – расплылся в улыбке Жека, – но вы правы, мадам.

– Нам много надо, – подала голос Диана, подойдя к дружку.

– Абсолютно точно, нам надо много. У нас расходы очень большие потому, что планов громадье!

– Сколько?! – отрывисто повторила Анна Федоровна.

– Не гони! – посмеиваясь, Жека почесал в затылке. – Дай мне три дня!

Анна Федоровна медленно поднялась с кресла. Евгений, облапив Диану, вразвалочку, неспешно направился к выходу. В дверях он обернулся и, выкинув руку с тремя оттопыренными пальцами, крикнул:

– Три дня – и я назову сумму! Готовь денежки!

* * *

– Вот где она, спрашивается? – Галина Васильевна с тревогой посмотрела на часы. – Два часа ждем твою матушку! Володя уже полчаса как родился… А он любил, чтобы первый тост за него поднимали ровно в восемь вечера…

– …В момент его рождения, – подхватил Андрей. – Ты рассказывала.

Галина Васильевна и Андрей, не сговариваясь, посмотрели на картины Иваницкого, висевшие на стенах столовой. Бабушка и внук, нарядные и немного взволнованные, сидели за празднично накрытым столом в своей новой квартире, в которую переехали полгода назад.

Квартирка была не бог весть что, но по сравнению с очаковской халупой – натурально царские хоромы. Им нравилось их новое жилище, где у каждого была своя комната плюс столовая – Галина Васильевна с внуком едва ли не каждый вечер устраивали посиделки за любимым круглым столом и вели бесконечные беседы об Иваницком. Андрей, который поначалу мало проявлял интереса к творчеству деда, повзрослев, «подсел», по его собственному выражению, на «это дело» и, как бабушка, стал не только страстным поклонником творчества художника, но и неплохим знатоком его работ.

Галина Васильевна вздохнула.

– Как мне надоели эти ее бесконечные пробки…

– Тогда чего мы ждем? Давай тяпнем за деда!

– Все же я позвоню ей еще разок – Галина Васильевна потянулась к телефону.

– Валя, не стоит! – сказал Андрей.

– Опять – Галя! – Галина Васильевна засмеялась. – Я же бабка твоя!

– Ну не могу я тебя «бабкой» или «бабуликом», как в детстве, называть… – Андрей взял бутылку шампанского. – Раньше мог, теперь нет. Сейчас вообще мам-пап, бабушек-дедушек принято называть по имени, как на Диком Западе. По-моему, это демократично. Так, – он с усилием удерживал пробку в бутылке, – а теперь… по-бе-регись!

Пробка полетела вверх, оставив небольшой след на потолке, пена брызнула в разные стороны.

– Ой, ой! – Галина Васильевна схватила тряпку и начала вытирать стол.

– А теперь нам… – разливая шампанское по бокалам, продолжил Андрей, – после того как мы полгода дедов архив разбирали, друг к другу либо по имени-отчеству обращаться, либо без… Я – за второе. Ты как на это смотришь, Паль? Я даже больше скажу, – не удосужившись дождаться ее ответа, заключил Андрей, – ты мне теперь вроде другана…

– Другана! – передразнила его Галина Васильевна, набирая телефонный номер. – Скажи еще – брателло!

– Во-о-от, это я понимаю. И на сленге ты у меня догоняешь, продвинутая ты моя!

– Значит, крутая я у тебя старушка, да?.. Алло, Саша! – крикнула она в трубку. – Ты где?! Сколько можно тебя ждать?! Шампанское уже все… выкипело! Алло! – Галина Васильевна отняла трубку от уха и удивленно посмотрела на нее. – Разъединилось…

– Это знак, чтобы выпить наконец. – И Андрей поднял бокал.

– Ну что? – Галина Васильевна подняла свой. – Выпьем за деда!

– А то!

Осушив бокал до дна, Андрей принялся ухаживать за бабушкой, накладывая в ее тарелку всего понемногу.

– Между прочим, ты знаешь, что шампанское надо закусывать красной соленой рыбой, а не шоколадками там всякими или мандаринами, как вы с маман делаете?

– Откуда такая просвещенность?

– Откуда-откуда. Из Англии вестимо. Когда я там был на стажировке, у старушки королевы приключился то ли юбилей какой, то ли очередной день рождения… – Андрей подцепил вилкой кусок семги и отправил его в рот, – так вот, всем своим верноподданным она преподнесла бутылку шампанского и упаковку красной рыбы.

Зазвонил телефон.

– Это Сашка перезванивает! – радостно сказала Галина Васильевна и сняла трубку. – Саш, мы тебя уже не ждем, мы… – начала было она, но, осекшись, умолкла.

– Нет, это не Саша… – услышала она женский голос. – А вы, наверное, Галина Васильевна? – Голос был низкий и волнующий.

– Да, это я.

– Меня зовут Арина. Мы не знакомы, но мне нужно сообщить вам кое-что важное… Вы слушаете меня?

– Да-да, конечно.

Галине Васильевне не довелось сталкиваться с гипнотизерами, но представление о них у нее, конечно, было. Сложилось оно исключительно по фильмам. Сейчас, вслушиваясь в интонации голоса Арины – завораживающие, с какими-то едва уловимыми вибрациями, она почувствовала себя точь-в-точь на приеме у гипнотизера.

– Прекрасно, – одобрительно сказала Арина. – У меня совсем немного времени… Я буду говорить кратко и по существу… Завтра утром я улетаю в Бостон. Навсегда. Увожу с собой коллекцию живописи, которую собирала почти двадцать лет… Но одну картину я хотела бы оставить в России. И вернуть ее вам… Именно вам, Галина Васильевна. – Она сделала паузу и торжественно произнесла: – Это «Этюд в красных тонах». Уверена, вам знакома эта картина!

– Бо-о-оже!!! – вскрикнула Галина Васильевна. Восклицание больше походило на стон, чем на возглас радости. Ее как подкосило, она обессиленно опустилась в кресло у телефонного столика. – «Этюд в красных тонах»! Это одна из лучших Володиных работ! Моя любимая… Она пропала много лет назад…

– «Этюд в красных тонах»? – переспросил ошеломленный Андрей, сорвавшись с места и повалив стул. – Да, Галь? – Через секунду он стоял рядом с бабушкой. – Ты про нее?

Галина Васильевна утвердительно кивнула.

– Воды и корвалол! – Она схватилась за сердце, начала массировать левую сторону груди. – Арина, – решительно сказала в трубку, – мы сейчас к вам приедем… Можно?

– За картиной? – предположил Андрей.

Галина Васильевна снова утвердительно кивнула.

– Вау!!! – взметнув вверх руки, крикнул внук В его глазах зажегся хищный огонь знатока живописи, будущего коллекционера. – Виктори!!!

Галина Васильевна слабо рассмеялась.

– Воды, балбес! И капли…

– Картина не пропала, – тем же ровным, значительным голосом возразила Арина. – Несколько лет назад Иваницкий подарил ее… Собственно, это не важно…

– Она действительно у вас? – В голосе Галины Васильевны проскользнуло легкое сомнение.

– Да. Она сейчас передо мной.

– Невероятно! Это моя любимая картина! Володя писал ее, когда мы еще были вместе… – Она воодушевилась. – Он посвятил ее мне. Вы видите надпись?

– Конечно. «Галке».

Галина Васильевна залпом выпила стакан воды, который подал ей Андрей. Возбужденно засмеялась.

– Андрюшка… – прикрыв трубку рукой, потребовала она, – накапай-ка мне корвалолу в шампанское!

– Ага, самое то, чтоб по шарам! – Андрей присел на корточки перед Галиной Васильевной, выжидательно глядя на нее и ловя каждое ее слово.

– Арина, вы хотите продать ее нам? – немного успокоившись, осторожно спросила Галина Васильевна.

– Купим за любую цену! – запальчиво выкрикнул Андрей.

– Андрюш, где мы такие деньги найдем? – шепнула она, на секунду снова прикрыв трубку рукой. – Что? – потрясенно переспросила Галина Васильевна. – Подарить? Я не ослышалась?.. Но это по-царски… Спасибо вам… Да, сегодня Володин день рождения… Мне приятно, что вы помните об этом… – Внезапная догадка на минуту погасила сияющую улыбку на ее губах. – Арина, простите за нескромный вопрос… – с ревнивой болью в голосе начала Галина Васильевна, – а кем вы… Нет! – резко оборвала она себя. – Это не мое дело.

– Я понимаю, о чем вы хотите спросить. – В голосе Арины появились ядовитые нотки. – Нет, я не состояла в полку штатных любовниц вашего мужа. Все остальное вы узнаете при встрече…

– Простите меня, – пробормотала Галина Васильевна, – я не хотела вас оби…

– Короче, – резко оборвала ее Арина, – если хотите получить картину, вы должны немедленно приехать ко мне.

– Конечно, я с самого начала предлагала…

– Вижу, наши желания совпадают… Как я уже говорила, завтра утром я улетаю в Штаты… Все картины из моей коллекции – уже там… а эта ждет вас… пока ждет, но я могу и передумать.

– Нет-нет, мы едем… с внуком. Говорите адрес.

– Станция Вороново.

– Господи, это где ж такая?

– По Ярославской дороге. На станции вас встретят, – уже скороговоркой добавила Арина и отсоединилась.

– Бросила трубку, – удивленно глядя на внука, сказала Галина Васильевна. – Странная она какая-то, эта Арина. Голос вроде трезвый, а говорит…

* * *

Обнаружив записку Олега, Вера едва не расплакалась. Она, как и отец, не верила в случайности, оставляя их дуракам. «Ведь встретила же я его? – рассуждала Вера. – Встретила! Могла проехать мимо, но не проехала». Оставив на столе все как есть, она, не раздеваясь, легла на кровать, накрывшись халатом Олега, включила телевизор и отвернулась к стене. «Возможно, тогда, пять лет назад, я была не права, – продолжала размышлять Вера, – но я же признала свою ошибку – первой подошла к нему. И где, спрашивается, его хваленое всепрощение? Вот начал бы с себя – понял бы, простил… А он вместо этого сбежал как последний трус».

Вера резко встала с кровати, подошла к комоду, стала судорожно выдвигать ящик за ящиком, перебирая стопки писем и телеграмм. Она отчетливо помнила, что несколько лет назад тетка Олега Клавдия прислала им поздравительную открытку по случаю какого-то праздника и там был указан обратный адрес. Перебрав несколько десятков писем и не найдя открытки, Вера подошла к телефону и набрала номер.

– Алло, это я, привет… Ты случайно не помнишь, как фамилия тетки Олега из Мытищ?.. Ну смешная такая – она еще своих коз как музыкальные инструменты называла: козу – Гармошкой, козла – Аккордеоном… Ну да… А фамилию не помнишь?.. Да не коз! Тоже мне шутник!.. Ладно, попробую ему позвонить.

Она вновь набрала номер.

– Алло, Антон? Ты давно с Олегом виделся?.. Помнишь, у него тетка в Мытищах жила? Адрес не знаешь?.. Да нет, она точно в Мытищах… А может, фамилию помнишь? Распространенная такая фамилия… Я тоже никак не могу… Хорошо, Антон, тогда позвони, как узнаешь.

Положив трубку на рычаг, Вера прислушалась к голосам, доносившимся, скорее всего, из холла первого этажа. Самый резкий и громкий, без сомнения, принадлежал ее матери. Слов было не разобрать. Вера вышла из комнаты и направилась к лестнице. Замерев на верхней ступеньке, она увидела, как Анна Федоровна с раскрасневшимся, перекошенным от гнева лицом отчитывает охранников:

– Да как вы могли впустить в дом этих проходимцев?! – выкрикнула она, меряя холл шагами.

Охранники попытались что-то сказать в свое оправдание, но Анна Федоровна резко оборвала их на полуслове: