Текст книги "Судьба-Полынь Книга I"
Автор книги: Марина Давыдова
Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
– Госпожа, постойте.
Колдунья сделала вид, что не расслышала, продолжая идти тем же неторопливым шагом, хотя подмывало броситься во весь опор прочь.
– Госпожа, я к вам обращаюсь, остановитесь, – прозвучал громче приказ.
Ная медленно обернулась, улыбнулась приближающемуся офицеру.
– Простите, я задумалась. Не услышала.
– Что вы делаете так поздно одна на улице? – офицер был симпатичный. Улыбчивые глаза, каштановые волосы, родинка на щеке. За кажущейся строгостью скрывался обычный интерес к хорошенькой девушке. И Ная расслабилась.
– От подруги возвращаюсь, засиделась в гостях, теперь спешу домой, а то батюшка заругает. А что случилось? Почему так много патрулей? – неподдельная тревога в голосе довершила образ глуповатой напуганной девицы.
– В городе неспокойно. И будет лучше, если вы побыстрее очутитесь дома под защитой отца. Позвольте, я отправлю проводить вас одного из моих людей? Где вы живете?
– Мы снимаем комнату в «Золотом фазане», – вспомнилось вовремя колдунье название гостиницы, мимо которой они с друзьями проходили утром.
– Но это совсем в другой стороне. Как вы забрели сюда?
Ничего не оставалось, как изобразить удивление.
– Какая я рассеянная! Наверное, свернула в потемках не туда. Это просто счастье, что вы повстречались мне, – новая улыбка с оттенком благодарности окончательно околдовала офицера. Но не мужчину в сером одеянии.
Его манипуляции с шаром все меньше нравились ей. В свете факелов было видно, как серебристые пылинки, метавшиеся хаотично, вдруг закружились водоворотом и выстроились в форме стрелы. Мужчина в изумлении уставился на шар, щелкнул по нему пальцем, но пылинки продолжали держаться в прежнем рисунке. Глаза незнакомца расширились, пальцы рванули нервно ворот камзола. Переполошенный взгляд пробежался по улице, но, кроме весело щебетавшей с офицером юной девушки, никого другого по близости не было.
Выставив в сторону Наи палец, мужчина выдавил полупридушено:
– Это… колдунья.
Офицер в недоумении посмотрел на спутника, зыркнул вновь на девушку. Она с растерянным видом пожала плечами, показывая, что не понимает, о чем говорит мужчина.
– Руфис, вы, несомненно, ошибаетесь. Это просто заблудившееся и напуганное дитя.
– Эта девка – колдунья, говорю вам! Око не может ошибаться! Скорее арестуйте ее! – завизжал тот, потрясая в доказательстве шаром.
Офицер еще только выдергивал меч из ножен, а кинжалы уже играли в руках Наи. Два быстрых удара, две раны, после которых нет ни единого шанса остаться в живых.
– Чего вы стоите, олухи, хватайте девчонку! – продолжал верещать мужчина, прячась за спинами солдат.
Привратница скинула ставший помехой тяжелый плащ, приготовилась к бою. Бросившийся на нее первый воин оказался смельчаком, но неумехой. Она уложила глупца одним ударом. Второй был не лучше. Из деревень, что ли, нагнали для охраны? Третий попытался взять напором и массой. Мужик был крепенький, но увалень увальнем. Налетал быстро… и бестолково. Чрезмерную самоуверенность следовало учить. И она проучила. Последний солдат, видя участь собратьев, вступать в схватку не спешил, предпочитая обороняться факелом. «Ищейке» попытка солдата остаться в живых не понравилась, и «сморчок» просто вытолкнул бедолагу прямо на кинжалы колдунье. Что было большой глупостью, потому что теперь остался с Наей один на один. И тогда мужчина сделал самое простое, что мог придумать – бросился наутек. Девушка пустилась вдогонку. Шар следовало уничтожить. Привратница почти настигла беглеца, но поскользнулась на мокрой брусчатке. Этого мгновения хватило «ищейке», чтобы скрыться за поворотом. Выругавшись, Ная завернула за угол и застыла от неожиданности. Соседнюю улицу перекрыл отряд стражи из полутора десятка человек. Многовато. По виду вояки опытные, с оружием управляться умели, не то, что прошлые. При ее появлении все как один обнажили оружие, подняли щиты. Очутившись в безопасности, за крепкими спинами патруля, «ищейка» приободрился, страх мчавшейся за ним смерти прошел. Указывая на девушку, «сморчок» возбужденно завопил:
– Вот она, колдунья! Хватайте эту дрянь. Брать только живой!
Разве могла Ная так быстро распрощаться с ним? Сдохнет, а доберется до его глотки.
– Уважаемый Рафус, вы свое дело сделали, позвольте теперь нам выполнить свой долг, – осадил «ищейку» офицер. Вышел вперед, громко выкрикнул:
– Бросай оружие, девчонка.
Кривая ухмылка была ему ответом.
Вояки настороженно двинулись к Нае. Сразу видно, с колдунами они дело имели впервые и изрядно опасались, не зная, что от этой братии ожидать. Не спешили, приглядывались к каждому движению девушки, держась на расстоянии. Она позволила огненным струйкам стечь по пальцам в кинжалы. Скрывать силу уже не имело смысла. Ей не выжить. Тэзир будет зол. Ничего, Кайтур утешит.
Кивок офицера, – и луки появились в руках пятерых патрульных, стрелы хищными жалами нацелились в сторону колдуньи. Тут и смертельного удара не нужно, только ранить, чтобы скрутить потом без помех. Такая добыча более ценна живой. Следовало немного уровнять шансы.
Резко присев на одно колено, Ная ударила кинжалами по брусчатке. От соприкосновения камня с металлом вылетел сноп искр. Настолько ярких, что заставил вояк зажмуриться. Те, кому удалось приоткрыть веки, видели, как девушка резанула кинжалами себе выше запястий, и выступившая кровь, вместо того, чтобы капать на землю, взмыла под наговор колдуньи красными горошинами вверх. Капельки, ускоряя разбег, завертелись вокруг девушки, растекаясь в воздухе, окрашивая его в кровавый цвет.
Поднявшаяся от их кружения буря ударила в лица патрульных жгучей пылью. Кожа в мгновение покрылась зудящими пятнами, веки опухли. Защелкали тетивы, но в накрывшей улицу пелене стрелы летели наугад.
Пользуясь заминкой в рядах врага, Ная первая нанесла удар. Одному выпустила кишки. Следующему располосовала горло. Атаковавшей ее одновременно парочке вояк перечеркнула кинжалами лица.
Ная походила на дикую кошку, окруженную волкодавами. Она крутилась волчком в пылевом вихре, орудуя кинжалами, колола, резала. Но и самой перепадало немало. Вояки пришли в себя и отвечали не менее злыми атаками. На миг их «дружная компания» рассыпалась, уставились с ненавистью друг на друга, переводя дыхание. Ная знала, долго ей не продержаться. Значит, последний бой. Она встречала уже скрещенными клинками удар короткого меча, когда увидела мчавшихся на помощь Тэзира с Витогом. Парни ворвались в их клубок, разметав наседавших на Наю патрульных. Встали рядом спина к спине.
– Так и знал, что нельзя тебя оставлять одну. Обязательно драку затеешь, – произнес Тэзир.
– Вы-то что тут делаете? Ладно балагур, но, Витог, ты зачем влез?
– Скучно смотреть со стороны, как вы развлекаетесь.
От внезапно нагрянувшей подмоги вояки потеряли надежду на быструю победу. Трое колдунов – это не одна девчонка. Запал поутих. Неохотно, с опаской обходили троицу. Свистнула стрела. Витог успел отвести ее в сторону. Вторая, замедленная заклинанием, упала возле ног колдунов. Третья сгорела прямо в воздухе.
– Смелее, чего вы мнетесь. Покончите с колдовской зара… – Руфус захлебнулся словами, рухнув на землю с ножом в горле. Шар выскользнул из его руки, ударился об брусчатку и разлетелся на мелкие осколки. Этот звон стоил заплаченной смерти цены.
– Давно хотела заткнуть ему пасть, – пробормотала Ная, стирая кровь со щеки. – Спасибо.
– Пустяки. Мне он тоже не понравился, – сплюнул Тэзир.
Подуставшие вояки вдруг оживились, издали радостный клич. К ним спешил новый отряд во главе с Дарующим. Колдуны помрачнели.
– Конец нам. Теперь не уйти, – произнес Тэзир.
– Не спеши умирать, – буркнул Витог. – Вначале потреплем их хорошенько.
– Все, мальчики, хватит мордобоя. Пора бежать, – подняв вверх руки с кинжалами, она шагнула к воякам. – Мы сдаемся.
– Что ты делаешь? – зашипел Тэзир.
– Не мешай. Будь наготове, – тихо проговорил Витог, увидев своими слепыми глазами, как пламя стекает к ее ладоням.
– Брось оружие, сука! – крикнул офицер.
Ная повиновалась. «Сестренки» выпали из разжавшихся пальцев. А через миг в руках девушки запылал огненный шар. Она метнула сгусток пламени в гущу вояк. Второй полетел в Дарующего. Кто-то из офицеров успел сбить его с ног, накрыть своим телом, защищая от огня. Остальным повезло меньше. Крики боли и ужаса огласили улицу, люди заносились живыми факелами, ища спасения. Паника, вопли, запах горелого мяса, дымящиеся трупы. Прислужникам Сеятеля теперь было не до колдунов. Тэзир потянул Наю за руку.
– Бежим.
Девушка подхватила кинжалы, оглянулась на царивший за спиной хаос. Взгляд задержался на офицере, смотревшем неотрывно ей вслед. Черные волосы разметались по плечам, щека выпачкана в саже, прогоревший рукав мундира еще дымился после сбитого огня. Колдунье не понравился его взгляд. Запоминающий, обещающий новую встречу – не столь удачную для нее в следующий раз.
Колдуны успели пробежать две улицы, прежде чем за спиной послышался звук погони. Опомнились. Или подкрепление подошло?
Заскочив в щель между домами, троица затаилась, переводя дух. Вскоре мимо прогрохотали сапоги бегущих людей. Выждав, пока преследователи скроются из виду, беглецы вынырнули из темноты, заспешили в другую сторону от побоища и умчавшейся погони.
Уловив за спиной легкие шаги, троица резко оглянулась, выхватив оружие.
– Дяденьки, не убивайте, я не враг! – пискнул мальчонка лет девяти. – Я помочь вам хочу. Вы ведь колдуны? Я видел, что вы натворили на Лазурной улице.
– А ты кто такой? – ухватил его за плечо Витог.
– Тоже прячусь от стражи. У меня дар есть – от мамки, – мальчик всхлипнул. – Убили они ее, а мне сбежать удалось, мамка задержала их! Вот теперь скрываюсь в трущобах, идти больше не к кому. Я вас из города вывести могу, знаю тайный ход. Пойдемте быстрее!
Ная вцепилась мальчонке в подбородок, дернула вверх голову, всматриваясь в глаза.
– Дар в тебе есть. Робкий, стихийный. Но вопрос в другом – с чего мы должны тебе верить?
– Можете и не верить, только без меня вам из Лота не выбраться. А к утру вас, гадать не надо, повяжут. Дарующий злющий был, рвал и метал, что стража колдунов упустила. А уж искать они умеют. Если б не мамкин оберег, дар скрывающий, давно бы на виселице болтался, – он вытащил из-под ворота рубахи синюю в золотистую крапинку горошину на засаленном шнурке, показал колдунам.
У Наи ладони запекло от ее близости. Сила в обереге была. И как обнаружить их с помощью шаров могли – тоже видела.
Колдуны переглянулись, решаясь.
Тэзир притянул мальчишку к себе, пригрозил.
– Смотри, малец, обманешь – шею сверну.
– Зачем мне? – хмыкнул тот и побежал вперед, словно знал точно, что они пойдут следом. Мальчишка не ошибся. Выбор у колдунов был небольшой.
Они промчались несколько улиц, выбрались на пустырь. Прячась по-за развалинами какого-то сооружения, спустились по лестнице в подвал. Мальчишка отворил потайную дверь, указал на длинный коридор.
– Скоро выберемся.
В конце туннеля их опять ждала дверь, замаскированная под стену. Пахнуло свежим воздухом, и колдуны оказались за стеной Лота.
– Ну, здравствуйте, ребятки. Заждались мы вас, – раздался голос.
Напротив колдунов стояли вооруженные люди.
Тэзир зло покосился на мальчишку, скользнувшего мимо них к мужчинам.
– Вот. Привел, как обещал.
– Напрасно я тебе, щенок, не свернул шею, – процедил балагур.
Глава 29 Ильгар
Пирамиды и подземные коридоры вобрали в себя частичку разума десятника, а может, это его разум впитал в себя частичку той тени, потому что каждую ночь Ильгару снились топи, осклизлые камни, ил, смрад, безжизненные пустоши и его собственная тень, стоявшая рука об руку с ужасом в женском обличии.
Он уселся на угол топчана, набросил мягкую овечью шкуру на плечи. На языке чувствовался горький привкус отвара из сонной травы – пришлось выпить на ночь две кружки, чтобы забыть про боль в изувеченной кисти и уснуть. Знахарь речного народа вчера вправлял ему пальцы, затем, с помощью Тагль, наложил жесткую лангету из деревянных планок, полос сыромятной кожи и пропитанных каменной пылью тряпиц.
Десятник глубоко выдохнул. Усталость по-прежнему не уходила из тела. Он вторую неделю лежал пластом, лишь изредка поднимаясь, чтобы пройтись или поработать сорок хлопков с оружием. Тело настолько ослабло, что знахарь плотогонов побоялся вправлять все кости сразу и посоветовал отлежаться пару недель. Все одно – ломать заново пришлось…
Желудок недовольным урчанием затребовал еду, напоминая, что выздоровление невозможно без мяса, хлеба, каши и жира. А еще – пива. Или лучше – вина. Горячего. С перцем, медом и лимоном…
Ильгар сглотнул слюну. Встал. Побрызгал в лицо теплой водой из глиняного таза и, утершись тряпицей, выбрался из хижины.
Солнце было в зените, над непоколебимо мощной и полноводной Нарью гулял ветер. Пахло чистотой, зеленью, жареной рыбой и лавровым листом. Десятник мог бы днями вдыхать эти ароматы.
Раздобыв травяного чая, копченого угря и ломоть черного хлеба, уселся на самый край настила и свесил ноги над шумящим речным потоком. Ел неспешно, наслаждаясь каждым кусочком. Наблюдал то за игрой мелкой рыбы в стремнине, то за тем, как на берегу речные люди разводят костер под большим чугунным котлом. Запахло смолой, зачадило. Плотогоны смолили днища лодок, вощили канаты, правили шесты и весла, перебрасывались шутками. Там были и женщины, и старики, и дети. Все выглядели счастливыми, яркими, живым. Никто из них не подозревал, что творится в глубине болот.
«Радуйтесь, что порча не затронула вас и ваших богов…»
Послышались тихие шаги. На Ильгара повеяло запахом ягод. Он оглянулся.
– Варлана? Ты все чаще на ногах. Я рад. Садись – раздели со мной трапезу.
Женщина осторожно опустилась на колени рядом с десятником. Отщипнула кусочек хлебного мякиша и отправила в рот. Ее глаза до сих пор хранили отпечаток безумия, а лицо покрылось морщинами.
– Спасибо.
– Ты говоришь это мне по двенадцать раз на дню, – отмахнулся Ильгар. – И не только мне – всем в отряде. Уймись, наконец.
– Вы спасли моего сына. Меня. Не оставили умирать в лапах… этого чудовища.
– Она не чудовище! – Ильгар дернул щекой. Но взгляд его снова коснулся глаз женщины. В них крылось больше, чем безумие. Десятник лишь порадовался, что не может разгадать тайну этих глаз.
«Забудь про Эланде. Пусть она не чудовище в твоем сердце, но для остальных – это монстр. Тварь, рожденная порчей».
– Расскажи, что было дальше? – попросила Варлана. Они частенько беседовали, пока Ильгар приходил в себя и не мог лишнего шага ступить. Женщина приносила уху, припарки и воду, а он рассказывал о злоключениях в болотах.
Она понимала, что воин говорит не с нею. Говорит сам для себя. И собеседник ему нужен исключительно молчаливый, внимательный, тихий, как мышка. – Ты ведь не собираешься и сегодня возиться с топором или шестом?
– Вечером намереваюсь посмотреть, как тренируются мои увальни, а пока с удовольствием поболтаю. Я ведь не часто говорю так много, ты заметила? Знаешь, не всегда нужно давать волю словам…
– Иногда – необходимо. Иначе голова лопнет от всего, что копишь в душе.
– Верно-верно! Ты права, Варлана. Тогда – слушай. – Он уставился вдаль, где изгибалась, скрываясь лесом, река. Заговорил:
– Дорога к Нарью заняла семнадцать дней. Быстро, говоришь, воротились? Да. Но вел нас загадочный филин. Кабы не он – шли бы дольше и еще неизвестно, добрались бы до реки или нет. Трижды схватывались с погоней – и трижды уходили, оставив за плечами утыканные стрелами тела рабов, посланных черными богами. Был улов и пожирнее! Существо, которое могло ползать под землей и вселяться в деревья. Оно возомнило о себе слишком много. Стрелы и рогатины быстро охладили его пыл. Мы взяли в плен этого бога… Ты говоришь, рассказывать обо всем? Без утайки? Хорошо. Гур, тот самый парень, что собирает для тебя в лесу шиповник, отрубил богу руки и ноги. Жестоко? Да, жестоко. Но он мстил за брата. Затем Дарующий отправил на костер демона, а силу его заключил в один из кувшинов. Знаешь, они ведь и вправду демоны! Ну не могу я называть богами тех, кто терзает смертных!
«Вкус мести, – так сказал Гур, слизнув с перчатки темно-зеленую кровь. – Брат бы улыбнулся, если бы увидел!»
Эльм-Крапивка дышал еле-еле, и даже травы и припарки ему не помогали. Яд сжег до корней его волосы, ослепил, лишил слуха и дара речи. Не буду скрывать: многие хотели прервать мучения Эльма, но Стебелек и Ковыль не дали.
«Он будет жить, либо умрет тогда, когда станет угодно природе, – говорили они. – Сталь не коснется его горла».
И, знаешь, эйтар жил. Мучился, ходил под себя – с ним возилась Тагль, омывала водой из более-менее чистых источников, поила снадобьями. Стоило лишь выбраться в леса – дыхание Крапивки выровнялось. Щеки порозовели. Чудо, говоришь? Ну, не знаю. Эйтары… они – эйтары.
Он по-прежнему походил на мертвеца, но, по крайней мере, понимал, что ему говорят, и даже сам порой просил воды или размоченного хлеба. А теперь – вон, видишь? Стоит и рассматривает водоросли! Лысый, как яйцо, окосевший на один глаз, а все туда же! Корешки и лозу обнюхивает.
А что – Дан? Твой сын показался себя молодцом. Глупый мальчишка! Но отважный, этого не отнять. И чудесный. На обратной дороге постоянно жаловался, что не может найти солнца, чтобы наполнить вазу. Я велел ему заткнуться – Альстед был постоянно где-то поблизости и натворил бы бед, прознай про все, что произошло в подземельях.
Это тайна, хорошо? Думаю, ты и сама понимаешь, что лучше хранить секрет и дальше.
Вот так мы вышли к Нарью. Брели вдоль русла четыре недели, пока не добрались сюда. Разожгли костер на противоположном берегу – ты ведь первая его заметила, правда?
На том и конец нашему походу в Плачущие топи…
Демоны меня заберите, как же приятно видеть солнце и небо! Что, Варлана? Ты со мной согласна?
– И все-таки ты что-то утаиваешь.
Альстед походил на подкрадывающегося к горшочку со сметаной кота. Он одолевал Ильгара вопросами каждый день, уловками пытался заставить противоречить самому себе, выуживал подробности, цеплялся к каждой мелочи. На что способны черные боги, какие цели преследуют, что у них за способности и можно ли провести Армию в болота? Приходилось рассказывать правду касательно всего, умалчивая лишь о помощи Эланде и семенах с цветком.
– Стратегические детали я изложу в своем рапорте, – спокойно отвечал Ильгар. – Про остальное было говорено. И не раз. Зачем толочь воду в ступе?
– Мне непонятно, как ты умудрился улизнуть, когда сотни воинов сгнили в плену, – Дарующий потер указательным пальцем несуществующее пятно на плаще. – Ты не особо умен и не выделяешься силой. Солдат как солдат. И все-таки – сбежал. Откуда знать, что ты не заключил предательский договор с черными богами?
– Я уже говорил, что побег – счастливый случай, не более. Здесь нет моих заслуг. Влага и время сделали свое дело. Под слоем мха на стене выкрошилась кладка. Мы осторожно расширяли по ночам трещину, пока первый из нас сумел протиснуться. А потом – бросились бежать, куда глаза глядят. Поднялась суматоха! Я сбился с пути – да я его и не знал вовсе! – и провалился вниз, в коридоры. Блуждал, не ведаю сколько времени. Наверное, сгинул бы там вовсе, но появились парни. И филин.
– Филин… филин… – хмыкнул Дарующий. – Я бы и его не отказался изловить, но пернатый нечестивец исчез. Говорю тебе открыто – в рапорте Совету я опишу все, как было и есть. И твой договор с черноволосой, позволившей пройти нам через брод, и про филина упомяну, что искал тебя в подземельях. Это не простое животное – я уверен. Так что будь готов к расспросам и вполне вероятному аресту.
Десятник почувствовал, как холодеет в животе. Понимал ведь, что так просто Альстед от него не отвяжется, но рапорт и арест… Впрочем, причины для недоверия со стороны Дарующего были. И достаточно веские.
– Я служу Сеятелю и его воле. Угодно посадить меня за решетку – пусть сажают. Но я не предавал Армию. Не предавал волю нашего мудрейшего повелителя. Моя совесть чиста, как твои доспехи.
Большую часть пути к Сайнарии десятник молчал – выговорился Варлане на всю жизнь вперед. Теперь больше думал и прикидывал, что ожидает их в конце пути. Трижды садился писать рапорт, но, едва взгляд падал на список погибших, становилось мерзко на душе. Хотелось выпить вина или настойки из ягод бузины, от которой в глазах темно, а в голове роятся радужные фантомы.
До Сайнарии оставалось совсем немного, когда эйтары изъявили желание покинуть отряд. Оспаривать их решение никто не имел право – этот народ был вольным, таковым и оставался…
– Им будет хорошо у нас, – проговорил Эльм, помогая переложить нехитрые пожитки Дана и Варланы на купленную по дороге телегу с запряженным мулом. – В наших краях нет войны. Красиво. Спокойно. Там – жизнь. Что еще нужно израненным душам, как не мир и покой?
– Конечно, важнее покоя нет ничего не свете, – сказал Ильгар, понимая, что его-то душа требует справедливости. Нового порядка. Перемен. А до них можно доплыть лишь по рекам крови. – В Эйтарии им будет лучше, чем где бы то ни было.
– Потому, что там нет Дарующих? – перешел на шепот эйтар. – Потому, что мой народ невозможно заставить отдать ребенка?
– Именно. Храни мальчишку, Эльм. И его вазу тоже.
– Буду хранить как зеницу ока. В них есть нечто, что не похоже ни на силу богов, ни на мощь колдовства. Иное что-то. Как и в твоих семенах. Никогда ничего подобного не видел и не ощущал. От них идет тепло…
– Тише, – Ильгар сжал его плечо. Он рассказал про семена лишь одному Крапивке. Кто еще способен понять природу семян, как не человек из народа, живущего в полной гармонии с силами природы. – Замолкни. Альстед не должен знать про них.
– Понимаю. Если что-нибудь вызнаю – сразу сообщу тебе, – Эльм кивнул. – Прощай, десятник. Иди к своей цели, но смотри под ноги.
Он протянул Ильгару браслет, сплетенный из лозы, плюща, ивовых прутьев, волокон коры и водорослей.
– Подарок. Одень его на руку той, которую любишь, и природа сохранит красоту твоей избранницы на долгие годы.
– Спасибо, друг. Я уже восхищаюсь твоим народом. Когда-нибудь, когда война закончится, жди меня в гости.
– Приезжай без меча.
– Так и поступлю.
Затем Ильгар отправился к Дану и Варлане. Женщина выслушивала длинный список рекомендаций от Тагль. Жрица по два раза повторяла каждый ингредиент, название каждой травы, каждого эликсира. Свою работу она делала с упоением.
– Ты позаботишься о матери, парень? – Ильгар пригнулся и посмотрел мальчишке в глаза. – Защитишь, если что?
– Конечно. Никто не посмеет ее обидеть!
– Ты – воин. Когда вырастешь – возьму к себе в сотню, – улыбнулся десятник.
– Нет, в Армии я воевать не буду. Да и не думаю, что ты увидишь меня взрослым. Прощай, Ильгар. Ты – хороший. Честно! Пусть твоя рана когда-нибудь исцелится.
Мальчишка повис на шее у ошарашенного десятника.
Впервые за долгие месяцы отряд оказался под крышей настоящего трактира. В общем зале было чадно от табака, пахло хлебом. Пол устилала солома, а сквозь распахнутые настежь окна ветерок задувал напоенный ароматами полевых трав и цветов воздух. В холодном очаге лежали нетронутые пламенем бревна. Три вспотевшие девушки сновали между рядами скамеек и столов, разнося питье и еду. Посетителей хватало. Местность сельская, работы в полях невпроворот, для торговли наступало самое подходящее время – и по дорогам тянулись вереницы телег и фургонов.
На столешнице перед жнецами исходили паром три жареные утки, начиненные кашей и изюмом, стоял котелок с тушеной капустой и горохом, а также большой пивной жбан, усеянный капельками влаги. А еще: хлеб, твердый соленый сыр, свежий лук, квашеные огурцы и кусочки соленой рыбы в масле. Алсьтед не поскупился на угощение и заплатил за все из своего кармана. Сам, правда, предпочел пировать за столом со жрецами, уставленном менее богато. Ромар цедил вино, сидя на табурете и опершись спиной о дверной косяк. Из еды прикоснулся лишь к грушам в меду.
Ильгар взирал на соратников, служаночек и прочий люд поверх кружки.
Пиво было густым и одуряющее пахло солодом. Кусок в горло не лез, зато пилось исключительно легко и в охотку. Правда, голову хмель отчего-то не спешил затуманивать. Это даже слегка удивляло десятника, учитывая плачевное состояние тела.
Заставив себя съесть три куска сыра и ломоть хлеба, Ильгар допил четвертую кружку и, упершись кулаками в столешницу, встал. Он надеялся, что прямо сейчас получит коварный и сокрушающий удар от выпитого пива – так бывало частенько, когда упорно и с интересом надираешься за столом, а потом резко вскакиваешь на ноги. Но сознание оставалось досадно чистым.
«Может, это и к лучшему».
– Ты куда собрался, десятник? – Марвин ухватил его за рукав. – Да еще и с таким злым лицом? Морду кому-нибудь вздумал начистить? Тогда я с тобой! – Он снял с пояса туго набитый песком мешочек из жесткой кожи.
– Уймись, – Ильгар пихнул парня в плечо. – Сегодня вечер отдыха. Забудь про мордобой и жри от пуза. Может, это наша последняя совместная трапеза.
– Хрен там, – махнул рукой Партлин, – мы не позволим каким-то штабным бабам закрыть тебя за решетку, десятник!
– Верно! – громыхнул Гур. – Не позволим. Вот сейчас уделаем этот жбанчик – и не позволим! Лично запихаю пергамент с доносом Альстеду в задницу!
– Умолкните, пока наш сияющий доспехами кормилец не услышал, – цыкнул на них Кальтер. – Иначе все окажемся в кандалах и за одной решеткой.
На него непонимающе уставились остальные бойцы. В их глазах притаилось едва ли не презрение.
– Ты чего это? Сдурел, следопыт? – насупился Тафель. – Не для того Барталин жизни лишился, чтобы потом какие-то болтуны и писаки десятника в темнице сгноили! Ты ведь сам в ту темень полез! Сам все видел!
– Верно! – грохнул кулачищем по столу Гур. Он не прикоснулся к пиву, зато внутри весь клокотал от злобы. – И братишка мой даром сгинул, получается? Если наш десятник вступил в сговор с теми отродьями, то и все мы, получается, тоже? А они убили Нура! На ножи таких доносчиков! На ножи!
Соратники поддержали его опасным рокотом. Кто-то и вправду потянулся к ножу, кто-то ухватился за рукоять топора.
Ильгар взял две кружки с пивом и выплеснул в лица Тафелю и Гуру. Заводилам. Все резко умолкли.
– Кальтер прав, – холодно проговорил Ильгар, чувствуя, что трезв, как никогда в жизни. – Все мы с потрохами принадлежим Армии. Роптать против законного трибунала, Дарующего и моего ареста – ослушание. Хвататься за ножи – измена. Даю вам один шанс заткнуться и радоваться тому, что меня слишком часто в плену били по голове, поэтому я уже забыл все, о чем вы здесь болтали. Еще раз услышу нечто подобное – лично на первом суку повешу. Может, и меня тогда на ножи?
Он вышел из-за стола и отправился на улицу.
Пусть этим вечером у солдат будет только один враг – десятник. И словесные ножи достанутся ему, а не Кальтеру. Ильгар понимал, что слегка переборщил, но ничего не мог поделать, не всегда удается держать эмоции в узде. Сейчас же все усугубляла проклятая усталость. Ломота в костях, постоянно зудящее предплечье. Ни сон, ни сытная еда не могли вернуть силы, растерянные в болотах.
– Порча… – пробормотал он, набивая трубку табаком, – порча во мне…
Трактир «Под Черемухой» был хорошо известен в этих землях и даже охранялся стражей из Армии. Многие трактирщики, торговцы, морские купцы и прочие люди, не сидящие на месте, восприняли появление Сеятеля с нескрываемой радостью – война и очищенные от божьего ига земли открывали возможность для новых сделок и странствий. Войскам всегда необходимы пропитание и фураж, вестовым необходим ночлег, а тайным службам, важным персонам и прочим заклепкам в махине новой империи требовались вот такие местечки, где можно не бояться получить нож в спину или угодить в лапы к прислужникам богов. И не стоило удивляться, что у конюшен стояла массивная повозка, напоминавшая кованый сундук на колесах. Возле нее несли стражу воины, облаченные в кожаные латы.
Сизый табачный дым кольцами курился к небу. В окружавших строение полях шумели цикады, где-то кричали ночные птицы. Звезды казались яркими, четкими, серебрились, как рыбья чешуя на солнце. Как-то даже не верилось, что минул без малого год со дня, когда отряд покинул Сайнарию. Ильгар помнил Летнюю звезду, помнил ее отражение в мече черийской стали. Заслуживал ли десятник такого клинка теперь? Пожалуй, нет. А заслуживал ли ржавых кандалов и пропитанной мочой соломы в темнице? Пожалуй, тоже. Так чего же он заслуживал?..
– Высокий. Худощавый. Волосы – как вороново крыло. Правда, щетина тебе не идет, Ильгар, но в целом – ты уже не мальчишка.
Десятник обернулся.
Перед ним стоял, уперев руки в бока, Геннер. Дарующий поседел, отрастил усы и лишился глаза. Доспехи его хранили на себе следы от ударов, плащ не ошеломлял белизной. Низкорослый Геннер все равно выглядел и являлся могучим человеком. Во взгляде крылась сила. Уверенность. Та самая, что когда-то поразила и заразила Ильгара.
– Приветствую вас! – Три пальца ко лбу и низкий поклон.
– Да брось, парень, – Дарующий подошел и встряхнул десятника за плечи. – Что еще за церемонии? Разве не помнишь, что я терпеть не могу всех этих глупостей?
– Кодекс велит…
– Кодексы хороши лишь для тех, кто их пишет. Пусть тратят чернила и считают, что делают нечто полезное. Для тех, кому надлежит их выполнять – это всего лишь закорючки на листах и прорва бездарно потраченного времени. Ритуалы нужны тем, кто мнит себя выше других. Но в Гаргии есть лишь один, кто стоит выше любого другого человека. Сеятель. А уж ему, – поверь на слово, жнец! – наплевать на подобную чепуху.
«Пожалуй, – подумал десятник, – Геннер нисколько не изменился. Велеречив, резок, громогласен и стоит прямо, словно копье проглотил… Как ухитряется держать спину ровно, когда на плечах гора железа?»
– Не стану спрашивать, откуда и куда держит путь твой отряд, – улыбнулся Дарующий. – Но, надеюсь, успех сопутствовал или только будет сопутствовать твоему делу. Единственное… ответь, что – это?
Пальцы сжались на Ильгаровом предплечье.
– Это то, что я заслужил. Памятка, чтобы не забывал, кто правил веками этим миром.
Некоторое время Геннер молчал. Ладонь его подрагивала, сквозь пальцы проходило тепло. Оно растекалось по жилам, но… быстро остывало. Исчезало без следа. Десятник не почувствовал прилива сил.
Дарующий отпустил руку жнеца, привалился плечом к стене трактира. Жадно хватая ртом воздух, сглатывал, словно донимала тошнота.
– Нет. Не могу… – прохрипел он, утирая ладонью пот с лица. – Моя сила словно в бездонный колодец переливалась! Что-то поглощало ее! Как это возможно?
