Текст книги "Судьба-Полынь Книга I"
Автор книги: Марина Давыдова
Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
То ли миг, то ли год прошел…
Время замерло.
Ничего не происходило. Тишину нарушали лишь шаги и вздохи несчастных строителей да влажные шлепки.
В глубине глиняной берлоги царила тишина. Значит, придется переть на рожон, полагаясь на топоры и клинки.
Но соваться в логово неизвестного врага – смерти подобно. Мимо прошел, приволакивая ногу, изувеченный ребенок.
Ильгар сжал зубы. Надо идти.
Совсем рядом раздались приближающиеся шаги. Это «кулак» спешил сквозь десятки обнаженных тел.
Досчитав до трех, десятник рванул вперед и… едва не снес с ног высокую женщину, загородившую проход. Чудом сдержал губительный удар, отступил на шаг.
И тут же пожалел о содеянном.
Перед ним стояла не простая женщина. И не человек вовсе.
Длинные черные волосы доставали земли, скрывая сильное, густо измазанное красной глиной тело. Лицо можно было бы назвать прекрасным, но все портили узкие, змеиные глаза, что фосфоресцировали во мраке. Тонкие губы расползлись в подобии усмешки, обнажив два ряда белоснежных зубов.
– Время сна, человек…
Мимо прожужжала пчелой стрела, сбила женщину с ног.
Обычно Кальтер не промахивался с такого расстояния. Обычно. Но существо каким-то чудом ухитрилось качнуться в сторону, и железное жало угодило лишь в плечо. Десятнику хватило мгновения, чтобы оказаться рядом со скорчившейся женщиной.
Он ударил ее в висок, намотал волосы на руку и приставил к горлу тычковой нож.
Противница, совершенно неестественно изогнувшись, проскользнула под его рукой, и очутилась за спиной. Ни рана, ни вырванный клок волос ей не помешали. Она вцепилась когтями в плечо Ильгара, рывком развернула и толкнула ногой в живот.
Десятник врезался спиной в стену. В глазах потемнело, но оружия не выпустил. Сумел увернуться от повторного удара. Взмахнул ножом, прочертив на предплечье противницы алую борозду…
Проход в пещеру перегородила тень. Хлопнула тетива. Женщина молниеносно уклонилась, порвала дистанцию, сбила с ног Кальтера и отшвырнула в сторону, словно тот был пушинкой.
Но тут внутрь берлоги вломился «кулак».
В руке черноволосой возникла глиняная свирель.
– Еще шаг – и берег усеют трупы! – прошипела женщина. – Я не шучу.
Барталин по приказу Ильгара остановил «кулак».
– Вот это разумно, – кивнуло существо, усаживаясь на подстилку из камыша и совершенно не смущаясь своей наготы. Глина осыпалась с лица, обнажила молочно-белую кожу.
– Что ты за тварь? – процедил сквозь зубы Ильгар. Холод проник в каждую его косточку; даже боль в разодранном плече не чувствовалась.
– Убейте ее! – проревел из-за спин бойцов Альстед. – Не разговаривайте с демоном!
Ни один воин не пошевелился. Только Ромар сделал короткий шаг навстречу сидящей, но той стоило лишь приподнять свирель, чтобы чернокожий остановился.
Женщина послала Дарующему холодную ухмылку.
– Будь сейчас ночь – ты бы кричал гораздо громче, Человек-В-Железе. А потом замолчал бы навсегда.
– Отвечай на вопрос, – потребовал десятник. – И помни: дернешься – голову отрежу.
Ответом ему послужил смех. С такой издевкой мог смеяться лишь тот, кого не пугали угрозы, и кто был уверен в своем преимуществе над врагом.
Ильгар ей верил. Улыбнулся сам – мол, готов рискнуть.
– Предлагаю сделку, – прошипела женщина. Сорвав оперение, ловко протолкнула стрелу, чтобы наконечник вышел с другой стороны раненого плеча. Здоровой рукой легко обломала его. С чавкающим звуком вытащила стрелу. На лице не дрогнул ни один мускул! Черноволосая вытерла ладонь об подстилку и продолжила: – Вы уйдете, оставив меня в покое, и этой ночью я не стану… играть.
– Щедро, – хмыкнул в бороду Барталин. – Может, тебе еще платье сшить на прощание? Чтоб задницей не сверкала?
– Не вам торговаться. Убьете меня – умрут люди. Наши жизни связаны. Вы в худшем положении.
– А ты не думаешь, что все эти бедолаги предпочли бы смерть? – вспыхнул Дарующий. – Свою – в обмен на твою, проклятая тварь?
– Сильно сомневаюсь. Люди будут цепляться даже за самую убогую жизненку. Я вас знаю. К тому же, не собираюсь убивать их. Убежище почти готово – через две ночи отпущу остальных. Оставлю двух-трех мужчин покрепче для своих нужд.
– Если будет, кого отпускать, – пробурчал Дядька.
– Как повезет, – хмыкнула женщина. – Повторюсь: не вам торговаться. Уносите ноги, пока не передумала.
Воткнуть бы ей нож под ребра, а потом бросить в костер, как поступали со всеми демонами, но друг она и впрямь способна убить разом всех пленных? Выражение ее лица говорило, что так и случится. Значит, договор?
– Мы оставим тебя в живых. Ты не станешь петь и позволишь нам перейти реку. Людей отпустишь через два дня.
– Мое слово вам порукой. Моя кровь – заверение.
Она подхватила обломок стрелы и наконечником прочертила через лоб глубокую рану. Кровь потекла по щекам, но женщина лишь улыбалась. Вытерев лицо ладонью, протянула ее Ильгару.
– Ну же, Человек-С-Печатью, смелее!
Они пожали руки.
Было слышно, как ругается Дарующий. Его трясло от гнева, презрения и собственного бессилия.
– Теперь можете идти, – черноволосая откинулась на ложе.
Последним из Убежища выходил Ильгар.
– Постой, Человек-С-Печатью. Мне нужно кое-что тебе сказать.
– Слушаю.
– Мне плевать, что несет вас на другую сторону реки. Мне плевать, что будет с вами там, за лесами и Нарью. Но ты мне интересен. Из-за Печати. Она опасна, человек. И делает тебя уязвимым. Будь осторожен с теми, кто старше людей. Ты для них – как светлячок в беспросветном мраке. Но светлячок с осиным жалом, так что пощады не жди. Буду рада увидеть тебя снова.
– Ты – зло?
– Часть того, что многие привыкли называть злом. Но у зла много лиц, не все из них по нраву смертным. Не я заронила крупицу тьмы в себя, не я. И во мне есть… свет.
Ильгар кивнул и вышел вон.
Пока Партлин и Тафель искали более-менее пригодный склон для спуска мулов и телеги – он держался у входа в берлогу, не снимая ладони с рукояти кинжала. Мало ли. Задумчивый взгляд обращался то к краешку солнца, то к узкой полоске противоположного берега.
На темном небосводе вспыхнула первая звезда, закатная охра быстро теряла краски.
Десятник продолжал мелко дрожать, словно только что выбрался из проруби и мокрым стоял на пути зимнего ветра.
От вопросов болела голова.
Что за тварь? Откуда у нее такая мощь? Как почувствовала, что он заклейменный? Почему не убила сразу, ведь понятно – просто не захотела! На эти вопросы ответить могли разве что эйтары или Сеятель. Но даже до последнего добраться проще, чем вытрясти из следопытов разъяснения.
– Ма! – детский крик неприятно резанул по ушам. – Ма-а-а!
Дан стоял на коленях рядом со скорчившимся телом. Мальчишка разгонял руками рои мух, толкал и тряс обнаженную женщину.
Ильгар сжал зубы. Покосился на черный вход в глиняную хижину. Нож так и просился в руку. Дан, тем временем, взял у подоспевших жрецов бурдюк с вином. Принялся поить мать.
В это невозможно было поверить, но женщина слабо отвечала на заботу. Ее плечи дрожали, пальцы судорожно сжимались и разжимались, тело выгибалось, как от страшных судорог…
Тихий мелодичный свист наполнил воздух, подстегивая названных гостей убраться прочь. Ильгар сам не помнил, как оказался рядом с мальчишкой.
– Отойди.
Подхватил несчастную на руки, быстро понес к телеге. Следом за ним спешил Дан. Тагль уже настелила плащей поверх мешков с крупами.
– Аккуратнее! Она едва жива.
Жрица заботливо укрыла спасенную одеялом, подожгла пучок лечебных трав. Запахло камфарой, хвоей и еще чем-то терпко-сладким.
Десятник всмотрелся в лицо матери Дана.
Изможденное и обсыпанное веснушками, но с правильными, тонкими чертами. Наверное, красивой женщиной была, но близкая смерть наложила отпечаток. Потрескавшиеся губы мелко дрожали, вместо слов из горла вылетало бессвязное бормотание, щеки и лоб обожгло солнце.
Телега с плеском преодолевала брод, небо сверкало звездным серебром.
До Ильгара долетел смех.
Черноволосая стояла в густой тени, падающей от убежища, держа в руке свирель.
– И во мне есть свет, Человек-С-Печатью!
Черноволосая сдержала слово.
Утро застало странников не выспавшимися, мрачными, зато в своем уме. Это обнадеживало, хотелось верить, что жители Оврага все-таки вернутся домой.
Три дня они пробирались по разъезженной тропе, останавливаясь затемно и выставляя в караулы по четыре человека.
Колея, поросшая молодым кустарником, тянулась между рядами дубов и вязов бесконечно долго. Иногда спускалась в низины, дважды забирала круто вверх. Земля очистилась от глины, стала жирной и мягкой, кое-где на поверхности проступали широкие лужи. Телега застревала в них, но воины легко освобождали ее из вязкого плена.
Мать Дана металась в бреду, подолгу лежала без сознания, а когда приходила в себя, бормотала нечто бессвязное.
Ильгара поражало, что женщина все еще жива. Она была истощенной и слабой. Тагль проводила рядом дни и ночи, но все ее припарки, травы и лечебные дымы не помогали, хотя жрецы Армии славились врачеванием. Десятник уповал лишь на то, что эйатры, когда догонят отряд, поделятся запасами своих чудодейственных трав.
Дан был вялым. Однако не отходил от телеги ни на шаг, докучал жрице вопросами. Дарующий держался в стороне, всем своим видом выражая презрение к окружающим. Словно спутники измарались в нечистотах. Договор с черноволосой называл позором, притом тактично умалчивал, что благодаря этому «позору» избежал участи несчастных селян. Ильгар плевать хотел на упреки. Отряд шел к цели, вполне возможно, что жители Оврага уцелеют, а о большем и мечтать не приходилось.
– Чертов индюк, – бурчал Дядька, зажав в зубах трубку. Леса вокруг считались безжизненными, так что можно было не бояться привлечь возможных врагов запахом табака. – Рожу кривит, будто мы его уксусом поим…
– Помолчи, – осадил ветерана Ильгар. – Темнокожий пес услышит. Хочешь получить десяток палок за оскорбление старшего?
– Упаси Сеятель!
– Может, пойти и доложить? – задумчиво проговорил Тафель. – А что – интересно посмотреть, как нашего старого пенька по горбу хлестать будут! Больно важный в последнее время сделался…
– Заткнись, – ответил Дядька беззлобно. – Давно пора лишить тебя чарки вина перед сном. Ты ж не воин теперь, а погонщик мулов и отважный страж телеги.
– Ничего-ничего, – насупился лучник, – рука заживет – я тебе тупой стрелой в задницу выстрелю в разгар битвы. Будешь знать.
– Лучше острой стреляй, чтобы наверняка. Иначе я тебе весь колчан запихаю туда, где мозги прячешь…
Настроение у воинов заметно улучшилось. Половина пути пройдена, скоро они переберутся через тонкий клин леса и окажутся у русла Нарью. По спокойной реке можно сплавиться на плотах, благо приречные поселения заключили союз с Армией еще девять лет назад.
К вечеру четвертого дня их нагнали эйтары.
Эльм мрачно выслушал рассказ о встрече с тварью. Покачал головой.
– Нельзя доверять таким созданиям. Они – зло. И вы совершаете зло, идя у них на поводу.
– А что было делать? – пробурчал Ильгар. – Не думаю, что даже навались мы все вместе, нам удалось бы прикончить ее.
– Она – ошибка тех, кто создал Ваярию. И существа, подобные ей, могущественнее иных богов… или демонов, как называете их вы.
Крапивка сорвал крохотный придорожный цветок воробейника и колючий стебель осота. Протянул оба растения Ильгару.
– Вот. Не могу сказать точнее. Если подумаешь, как следует, все поймешь сам.
Развернулся и ушел, оставив десятника недоуменно разглядывать цветок и сорняк.
Еще день они пробирались вдоль поплотневшей стены из дубов. Старых, обомшелых, в наплывах коры. В тени исполинов было прохладно, редкие лучики солнца пробивались сквозь густую листву. Дичи хватало, каждый вечер Партлин стряпал жаркое или густые каши на сале. Немного пришедший в себя Ковыль показал, как коптить мясо, перекладывая его листьями лопуха.
К вечеру небо затянуло хмарью, прошел холодный летний дождь. Где-то вдали громыхало, небо расчерчивали сине-красные всполохи. Шатер из переплетенных ветвей вновь защитил путников. Ильгар с облегчением наблюдал, как ветер уносит тучи. Неужели теперь до конца дней будет бояться ливней и гроз?
Эйтары отпаивали Варлану, мать Дана, маслянистыми, резко пахнущими эликсирами. Эльм обмолвился, что некоторые декокты содержат вытяжку из ста видов трав, и с ними нужно быть крайне осторожным. Где лечение, там и яд. Вскоре женщина перестала бредить и дрожать от холода. На привале ее омыли водой из крохотного родничка, а Унгрену удалось влить ей в рот немного бульона.
А еще следопыты поделились мазью, заживляющей мозоли и стертую голенищами сапог кожу. В долгом пути такая мазь – дороже золота.
Альстед оттаял. Перестал воротить нос, начал разговаривать на привалах и даже частенько вклинивался в беседы солдат. При всей заносчивости, он был человеком опытным и мудрым. Сеятель не станет раздавать бесценный Дар кому попало.
Нарью превосходила шириной Безымянную примерно вдвое. Зато была спокойной, не оглушала рокотом и не взбивала пену вокруг острых камней и обломков скал. Берег порос буйной зеленью, вечерний воздух звенел от стай комаров и мошкары. Толща воды тянулась на юго-восток, к морю.
– Выше по течению должно находиться крупное поселение плотогонов, – сказал Эльм. – Если будем идти ночью – завтра утром окажемся на месте.
– Отлично, – отозвался Ильгар. – Передохнём сутки. Время терпит. Думаю, ночной марш нам не повредит – а то мои парни совсем обленились…
Вдоль берега тянулась едва заметная колея. Телега по ней ползла с трудом, приходилось часто останавливаться.
То ли от тряски, то ли от эликсиров в себя пришла Варлана. Женщина резко села. Непонимающе огляделась и пронзительно закричала. Поперхнулась кашлем, ее вырвало. Тагль уложила несчастную на постель, вытерла лицо и напоила водой с брусничным соком.
Дан заботливо укутал мать одеялом, зашептал что-то успокаивающе. Но та его не узнавала. Вместо слов из горла вылетали изжеванные звуки. Варлану вновь знобило.
Жрица посетовала, что жесткая тряска сведет на нет все усилия эйтаров и больной лучше бы сейчас побыть в покое. Но Ильгар жестко отрезал:
– Никаких остановок больше не будет. Отряд не станет задерживаться из-за одной женщины. Мы и так выбились из сроков. Дотянет до поселения – хорошо. Умрет… значит, так тому и быть. Мы сделали для нее все, что могли.
Тагль кивнула и поспешила к Варлане.
– Шевелитесь, девки! – прикрикнул десятник на своих бойцов. – Весь следующий день я хочу проспать под крышей, лежа на мягком тюфяке! Любой, кто задержит нас хоть на мгновение, до конца похода будет чистить мулов и соскребать грязь с осей… в общем, разделит долю Тафеля!
– Суровое наказание! – поддакнул Партлин. – Уж лучше сразу мечом в пузо.
– А пошли бы все куда подальше! – гаркнул Тафель.
Глава 20 Ная
Серые стены. Низкий каменный потолок, изрезанный вдоль и поперек тонкими змейками трещин: такими знакомыми и привычными, как старые друзья, про которых все знаешь до мелочей. По сути, так и есть. За шесть лет пребывания в клане Ная сроднилась с ними и изучила досконально. Сколько раз перед сном, повторяя пройденные на уроке заклинания, она вглядывалась в причудливо извивающиеся линии на потолке. Иногда дорисовывала их в воображении, рождая образы то заколдованного леса, то гор, то птиц и животных. Все зависело от настроения и полета мыслей. Сейчас они не вызывали никаких эмоций и напоминали русла высохших рек: мертвые, оборванные судьбы, чье время давно ушло.
Девушка вздохнула, потерла ладонями глаза.
– Очнулась?
Голос заставил вздрогнуть, повернуть голову.
На скамье в углу сидел Кагар-Радшу. Призванный никогда не горбился, даже сильно устав – не сутулил плечи. И сейчас будто на троне восседал – статен и величав, только слегка затуманенный взор выдавал, что наставник недавно колдовал.
Ная приподнялась, свесила ноги с лежанки.
– Я потеряла сознание? – в теле еще чувствовалась слабость, но голова уже не кружилась.
– Это неудивительно, судя по тому, какой иссушенной ты возвратилась. Слишком сложное задание для новичка, – Призванный ронял слова размеренно, созвучно ритму перебираемых пальцами нефритовых четок, словно отделял на нитке не самоцветные горошины, а мысли. – Вижу, тебе уже лучше, и моя помощь больше не требуется.
Он встал, засунув четки в потайной кармашек рукава, направился к двери.
– Учитель, – окликнула его девушка. – Мне будет дозволено спросить?
– Ты теперь Привратница. Имеешь право голоса.
– Почему вы послали за грань меня, а не опытных Привратников?
Задумчивый взгляд Кагар-Радшу вперился в Наю.
– Я предпочел бы не отвечать. Но в свете последних событий, думаю, ты имеешь право знать, – лицо старца стало жестким. – Будь моя воля, я бы не пустил туда никого. И даже пылкая речь мальчика не переубедила бы меня. Они не прошли. Ошиблись. В каждом испытании есть те, кто сломался, поспешил, переоценил свои возможности. Потому во время пира не приносятся человеческие жертвы. Мать Смерть уже взяла плату. И отнимать у Великой добычу – значит, нарушить соглашение, что чревато для нашего союза. Мы зависим друг от друга. Незыблемая утеряет свою мощь без сильных духом жертв, мы без ее помощи не сможем удержать границы между мирами.
– Почему же вы согласились? – Ная понимала все меньше.
– Это было прихотью Даады, как и ее выбор. Она указала на тебя.
Потребовалась пара мгновений, чтобы переварить услышанное. Собственная смерть всегда видится делом далеким и не скорым, и вдруг узнаешь, что ты предназначен в жертву. Срок пришел, и Незыблемой плевать на твои мечты и устремления.
– Если она хотела забрать меня, почему отпустила? – к счастью, голос не подвел, не сорвался на дрожь. Было бы стыдно показаться испуганной. К тому же пугала не смерть, а ее несвоевременность.
Кагар-Радшу сложил на груди руки, спрятав в широких рукавах кисти.
– Хороший вопрос. Подумай о нем на досуге. Кстати, как ты сумела выбраться, если свеча сгорела задолго до прохода?
Не знай девушка, что за ровным голосом Призванного скрывается порой укус скорпиона, посчитала бы вопрос обычным беспокойством за ученицу. Но Кагар-Радшу совсем не прост, и продумывает каждое слово, отправляя его с определенным умыслом точно в цель. Она будто наяву почувствовала на шее щекочущее движение лапок скорпиона, скольжение хвоста с жалом по коже и болезненный укус в метку Незыблемой. Поборов желание сглотнуть, Ная ответила учителю прямым взглядом.
– Взяла огарок у Алишты.
– Что с ней стало?
– Паутина.
– Жаль. Способная была девочка. Значит, ты сумела выйти благодаря ее свече?
– Так и было.
– Тебе повезло.
Их разговор напоминал тренировочный бой: удар – защита, удар – защита. Главное, в голосе больше твердости и в глазах честности.
Призванный положил ладонь на ручку двери, собираясь выйти.
– На будущее. Для сведения. Существует правило: на испытаниях на свечи учеников ставить особый знак, чтобы определить в случае необходимости, кому она принадлежала. На свече, с которой ты пришла из мира мертвых, знака не было.
Ная промолчала, Призванный тоже не произнес ни слова. Мгновение они, не мигая, смотрели друг на друга, потом наставник толкнул дверь и вышел.
Привратница откинулась на лежанку, уставилась в потолок. Он знает. Еще не нашелся человек, способный скрыть что-либо от Кагар-Радшу. Как она могла надеяться, что это удастся ей? Надо предупредить Скорняка. Но дверь тихонько скрипнула, и в комнату пробралась на цыпочках Сая.
– Призванный сказал, ты очнулась, – она робко примостилась на край постели, с тревогой оглядела подругу. – Как себя чувствуешь?
– Жива, как видишь, – Ная игриво опрокинула девушку на спину. – Ты не у ложа умирающей, располагайся удобнее.
Сая, захихикав, забралась на лежанку с ногами, облокотилась на подушку.
– Ох и напугала ты нас. Упала, как подкошенная, в лице ни кровинки, сердце еле-еле бьется, а от тела холодом веет – пальцы стынут, не дотронуться. На земле, где ты лежала, даже иней появился.
Ная в удивлении села. Учитель словом не обмолвился ни о чем таком.
– Шутишь?
Девушка приподнялась, заправила за ухо выбившуюся из косы прядь волос.
– Какие тут шутки. Ты выглядела мертвее мертвеца. Ни в чувство привести, ни согреть. Даже магический огонь оказался бессилен. Пламя будто об зеркало билось. Кагар-Радшу только и сумел впустить в твое тело тепло. Всех в сторону отогнал, один колдовал над тобой. Какая в нем силища. От его заклинаний волосы потрескивали на голове.
– Призванный – этим все сказано. Высшее мастерство.
– Мне такой вершины никогда не достигнуть. – Сая смущенно кивнула на дверь. – Там Тэзир мается. Не против, если зайдет?
– Против! Настохорошел. Вот он у меня где, – Ная провела ладонью по шее.
Мышка в волнении затеребила косу.
– Тэзир очень переживает из-за случившегося. Весь день у двери просидел.
– Сейчас расплачусь от умиления, – колдунья резко поднялась, прошла к столу, хлебнула бездумно из кружки. Поморщилась, ощутив во рту горечь травяного отвара. Полынь. Это лишь добавило раздражения. – Он последний, кого я хотела бы видеть сейчас.
– Зря ты так. Хороший парень.
– Ничего не путаешь? Точно об этом пустомеле говоришь? Да он как заноза в одном месте. Надоедлив, колюч и невыносим.
– Ты вроде умная и отважная, а такая глупая и слепая. Неужели не замечала, как смотрит на тебя, старается быть рядом, защитить? Он, между прочим, тебя бесчувственную до селения на руках нес, никому не отдал. И сюда рвался помочь, силу свою предлагал для исцеления. Позвать? Поговорите?
– Не о чем. Мы с ним на разных языках толкуем. Общего разговора не получится.
– Дай ему хотя бы шанс…
– Пусть проваливает.
Мышка расстроено вздохнула, поднялась с лежанки.
– Пойду. Тебе нужно отдохнуть перед посвящением. Для нас готовят настоящий пир. Будет много сладостей. Наедимся в кои веки, – улыбнувшись, исчезла за дверью так же тихо, как и появилась.
Добрая душа Сая. Только она могла принять волка за ягненка. Сожалеет он, как же. Так и поверила. Да балагур ее придушить готов был. Какой злобой пылали его глаза! Обидели, видите ли, дорогу ему перешли. Вот пусть и топает своей тропкой от нее подальше.
Пробраться незаметно к дому Скорняка в сгущающихся сумерках не составило труда. Почти все колдуны занимались приготовлением к празднику, устанавливая столы на открытой площадке за селением. Прячась в тени горы, Ная поднялась по тропинке, остановилась перед дверью. Сердце забилось пойманной птицей. Как он встретит ее? Отринув сомнения, выдохнула и постучала. Тишина. Постучала громче. В ответ ни звука. Лишь дверь заскрипела, отворившись от прикосновения. Привратница легонько толкнула ее и вошла внутрь. В помещении было темно и пусто. Собранные в щепоть пальцы сотворили искру, подпалив стоявшую на столе свечу. Потушенный очаг еще хранил тепло. Значит, хозяин ушел недавно. Ничего, она подождет. Девушка присела на покрытую волчьей шкурой скамью, провела пальцами по жесткому меху. От воспоминания о произошедшем здесь сделалось неуютно и зябко. Потянуло сбежать, как в ту ночь, когда Скорняк выставил ее за дверь.
В жилище пробился приглушенный расстоянием бой барабанов. Созывали на пир. Нужно идти. Невежливо опаздывать на свое посвящение. Пальцы пробежались по ожерелью на шее: поглаживая, прощаясь, прося прощение. Это самое ценное, что у нее есть – единственная памятка о брате, но разве жизнь стоит дешевле? Ная сняла его, положила на скамью. Больше ей нечем одарить за спасение. Порывисто поднялась, направилась к двери. Но едва рука протянулась открыть ее, та внезапно отворилась, и вошел Скорняк. От неожиданности оба застыли на месте. Затерялись сразу слова в потоке чувств, бросилось в глаза, что ускользнуло за гранью. Обострились скулы, осунулся, в лице усталость. Или это пробивающаяся щетина на подбородке придает такой вид? Ладонь мысленно потянулась к его щеке: так и приласкала бы, разгладила морщины на челе, развеяла сумрак из взгляда.
– Что ты тут делаешь? – голос колдуна бросил ее в ледяную прорубь.
– Пришла поблагодарить за спасение.
Скорняк прошел мимо, зацепив ее плечом, сбросил на пол вязанку хвороста.
– Ты бы справилась и сама.
Несколько веток полетело в очаг. Вспыхнувший следом огонь с жадностью принялся за трапезу. Сучья затрещали, потемнели. Одна жизнь в обмен на другую. Извечное нерушимое правило. В комнате заметно потеплело.
Ная переступила с ноги на ногу.
– Не думаю. Моя свеча погасла и…
Скорняк вдруг в два стремительных шага преодолел между ними расстояние, резко развернул ее к себе и прижал к сердцу ладонь.
– Вот твоя свеча! И пока она горит, никто и ничто не победит тебя. Запомни это! Остальное только воск и слова, дающие уверенность, что ты в безопасности, – опомнившись, отдернул руку, быстро отошел к столу.
Повисло напряженное молчание. Ная чувствовала досаду. Почему он такой? То заботливый, то колючий, как еж. По-другому представлялась их встреча после появления его в мире мертвых. А теперь стоит, словно чужой – не подойти, не коснуться, и ждет с нетерпением, когда она уйдет. И зачем пришла?.. Ах да, предупредить.
– Кагар-Радшу догадался, что ты помог мне за гранью. Из-за свечи. На ней не стоял знак ученика.
– Пусть тебя это не волнует. Я все улажу, – Скорняк с видом крайней занятости принялся перебирать на столе листки с записями. – Тебе, наверное, пора на праздник. Уже бьют барабаны.
Он откровенно ее выпроваживал.
– А ты разве не идешь?
– Возможно, позже. У меня есть еще дела.
– Что ж, тогда я пойду, – Ная огорченно толкнула дверь – не со спиной же его разговаривать. Шагнув за порог, оглянулась: – Я только хотела сказать, что никогда не забуду, как ты вел меня, держа за руку… И вчера. И раньше.
– Я тоже, девочка, – проговорил он тихо, когда стихли ее шаги на тропе. Заметив на скамье ожерелье, склонился, захватил в ладонь, поднес к губам: – Я тоже.
Костры горели по краям площадки через каждые десять шагов. Было светло, как днем. Накрытые столы радовали глаз блюдами жареного мяса, сыра, рыбы, различной выпечки и даже овощей – это стало настоящим сюрпризом. Сезон гроз минул совсем недавно, и брошенные в скудную почву крохотных огородиков семена даже еще не дали всходов. Откуда же такое богатство?
На празднество собрались почти все колдуны. Ная пришла едва ли не последней. Барабаны продолжали бить, но уже в другом ритме, более динамично. Вперед вышел Кагар-Радшу, и дробь чуть стихла.
– Сегодня наши ряды пополнились новыми Привратниками. Они молоды, полны сил, бесстрашны. Но этого мало. Им не хватает опыта. И помочь обрести его – наша задача. Но они тоже должны уяснить: теперь каждый день станет как сегодняшнее испытание. Не прошедшего его ждет смерть. Помните это. А теперь – ритуальный танец.
Шестерка новоиспеченных колдунов вышла на середину площадки. Барабаны забили с новой силой. Каждый удар, как шаг по мосту над пропастью. Каждая пауза, будто последний вздох. Бывшие ученики закружилась в танце. Чувства обострены, тела в напряжении. Четкие, синхронные движения, дыхание в унисон. Как их жизнь, как их работа. Теперь только вместе, сообща. В каждом повороте, жесте – свое значение. Уважение Незыблемой. Память погибшим. Предупреждение живым. Танец начали ученики, закончат Привратники. Ритм убыстрялся. И танец начал походить уже на бой.
Левая нога впечатывается в землю. Правая взлетает в воздух. Взмах дирком. Другая рука в защите. Поворот. Дирк перелетает в левую ладонь. Правая нога выбивает пыль из земли. Левая повергает невидимого врага. Дирк в цель. Поворот. Только бой барабанов. Только слаженные взмахи руками и ногами.
Один за другим к ним стали присоединяться остальные колдуны и вот уже все кланы кружились в едином ритме.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Сила, принятая у Смерти, отданная во имя жизни.
Они стена! Они Стражи! Они Привратники!
Танец оборвался с последним барабанным ударом.
– Тара-хур! А-кам ваяр! – хором произнесли они благодарность Незыблемой.
Призванный указал на столы с угощением.
– Друзья, отметим праздничное событие и поздравим молодых Привратников.
Все чинно расселись. Шестерка бывших учеников очутилась за одним столом – сами собрались вместе, потянулись друг к другу. Тэзир, нагло подвинув Витога, бухнулся на лавку рядом с Наей, дурашливо улыбнулся ей.
– Рад, что тебе лучше, – рука, словно невзначай, легла на талию девушке.
– Еще раз дотронешься – убью, – процедила Ная.
– Вижу, ты окончательно пришла в себя, – ухмыльнулся Тэзир.
– Хочешь в этом убедиться? – она крутанула волчком на кончике острия нож.
Словно не заметив намека, балагур положил голову ей на плечо.
– Ну, если ты настаиваешь – я не против. Хотя, просто собирался сказать, что сожалею из-за случившегося.
Ная дернула плечом, стряхивая его голову.
– Сделай одолжение: растворись, чтобы от тебя даже запаха не осталось.
– Ну ты сурова! Куда ж я запах дену?
– Это и впрямь непросто. От тебя ведь только дерьмом несет.
– А вот это уже грубо! Но я готов простить тебе неудавшуюся остроту ради примирения. Хочешь, даже поухаживаю. Чего желаешь? – Тэзир схватил ее миску и под хихиканье Саи принялся накладывать каждого блюда.
– Не…надо, я са-ма, – попыталась было отказаться Ная. Но, поняв, что это бесполезно, закипая в душе, наблюдала, как балагур не скупясь, громоздит в миску целую башню из еды.
– Всего положил? – спросила колдунья, когда парень поставил перед ней миску с грозившим перевалиться через край месивом.
– Ага, – с ехидной усмешкой кивнул Тэзир. – Для тебя, огненная моя, ничего не жалко.
Стервец. Шутки шутить вздумал? Соблазн окунуть его мордой в эту кашу был очень велик. Но Призванный не потерпит такого отношения к еде. Да и чего с дураком связываться.
– Вот и жри сам, – Ная поднялась, присмотрев свободный пятачок на лавке напротив.
– Не уходи. Я буду паинькой. Обещаю, – Тэзир схватил ее за руку, потянул обратно.
Грубость уже готова была слететь с языка, как слова застряли в горле. К облюбованному ею месту приблизилась пара. Чисто выбритый Скорняк и разнаряженная в меха Талея. И так нежно он поддерживал ее за локоток, а Верховная так томно улыбалась ему, что не возникало сомнений, какие их связывают отношения. Ная задохнулась, как от удара под ребра. Но от него не так больно, как было сейчас. Лжец! Лжец! Плел, что не может быть с женщинами, а сам… Колдунья плюхнулась обратно на скамью, стараясь скрыть вспыхнувшие щеки, вперила слепой взгляд в миску.
– Вот и правильно, – обрадовался балагур. – Чего нам сориться. Может, вина?
Девушка молча протянула ему кубок. Залпом осушила, совсем не ощутив вкуса. Парень присвистнул, налил снова. Она незаметно покосилась на сидевшую наискось пару. Лучше бы не смотрела! Скорняк заботливо наполнял Верховной кубок, а Талея, заигрывая, поглаживала его по руке. Курва!
