Текст книги "Судьба-Полынь Книга I"
Автор книги: Марина Давыдова
Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
– Поднимай ребят. Только тихо!
Десятник отправился ко второму из близнецов. Мрачно порадовался, что выбрал удачное место для дозорных. Походя велел Дядьке расставить бойцов и позаботиться о Дане. Сам скользнул в темноту, отсчитал два десятка шагов от трухлявого пня, поросшего наплывами грибов, свернул к зарослям бузины. Гур опустился на колено и внимательно смотрел в темноту.
– Что стряслось? – спросил десятник.
– У нас гости. Ни факелов, ни фонарей при них нет. Как по лесу бродят в темноте – ума не приложу.
– Возвращаемся к отряду. Раз пока не напали – выжидают чего-то. Успеем приготовить теплую встречу.
Лучники устроились по обе стороны телеги, став почти незаметными в темноте. Лишь Тафель остался в стороне, высматривая кого-то за деревьями и не думая об укрытии. Ромар загородил собой Альстеда, но клинка не обнажал. Положил три пальца на рукоять и продолжал ждать нападения с таким лицом, словно наблюдал, как льется пиво в кружку. Рядом с Дарующим жрецы спешно набивали кадила особыми бодрящими благовониями, и вскоре воздух наполнился сладким дымом, от которого бурлила кровь.
Эйтары обступили Дана, но по-прежнему не прикасались к кинжалам. Марвин неторопливо переминался с ноги на ногу, бросая просительные взгляды то на Барталина, то на Ильгара.
– Не люблю, когда со мной играют в прятки, – вздохнул Дядька. – Прощупаем их? Поглядим, кого к нам по реке судьбы принесло?
– Нет, – сказал Ильгар. – Не станем рисковать. Мы не знаем, кто там. Пока ведут себя трусливо, но что будет, если набросимся на них с оружием?
– Верно. Нет нужды никуда ходить, – спокойно проговорил Альстед. Он успел облачиться в доспехи и стоял, жадно вдыхая воскурения.
Дарующий запрокинул голову. Открыл рот. Дыхание стало неровным, громким, хриплым. В глазах, будто сапфиры засверкали. Человек заметно дрожал, словно пропускал через себя тонны воздуха. Наконец умолк, застыв, как изваяние. Зрачки поблекли, руки опустились. Альстед согнулся, точно получил удар поддых. Ромар быстро подхватил своего хозяина.
Отдышавшись, Дарующий проговорил:
– Там двенадцать человек. Мужчины и женщины. С оружием. Дрянным, откровенно говоря, но все-таки. Одеты в лохмотья, сами грязные, худые. Стоят и ждут. Они полны страха. Боятся ступить вперед, но и назад не повернут ни за что на свете. Больше не смог разобрать. Меня словно пинком зашвырнули обратно в тело – до сих пор мышцы огнем горят… Следом за ними гонится нечто… неизвестное мне.
Тагль сунула ему крохотный пучок остро пахнущих трав, буквально заставила прожевать и запить водой из фляги.
Ильгар, никогда не слышал о подобных способностях, и был поражен не меньше остальных. Если Сеятель мог позволить себе раздавать такую силу – он и вправду могущественнее любого бога Ваярии.
– Будьте наготове, – прохрипел Дарующий. – Нечто толкает их сюда. Я никогда не чувствовал в людях такого ужаса и ненависти. Они бросятся на нас, не задумываясь, лишь бы убежать от своих страхов…
В тот же миг на поляну устремились дикари. Шайка оборванцев, вооруженных заточенными кольями и каменными топорами. Молча, тихо, они выныривали из темноты. В глазах застыло нечто такое, чего никогда и никому не стоит видеть. Настоящая печать страха.
Прежде Ильгар мог даже пожалеть несчастных. Но не сейчас.
Свистнули первые стрелы. Две женщины рухнули, словно натолкнулись на невидимую стену.
Ильгар снес голову одному, второго просто сбил обухом с ног, а Барталин добил коротким уколом в сердце. Лохматая женщина побежала к жрецам, вскинув над головой зажатый в обеих руках топор. Ромар перетек со своего места ей на встречу. Легко выхватил оружие из ножен и, продолжая движение, развернулся на пятке, перенес вес на левую ногу, нанося удар. Лезвие с хрустом врубилось в грудь дикарке и непременно застряло бы в костях, но темнокожий вновь развернулся, освободил клинок. Замер, спокойно разглядывая мертвое тело.
Все было кончено в считанные мгновения.
– Бойня, – буркнул Барталин. – Они даже понять ничего не успели….
Послышался хруст ломаемых веток. Следом на отряд обрушился настоящий шквал камней. Воины были вынуждены отступить к телеге, чтобы защититься хотя бы с одной стороны. Доспехи кое-как смягчали удары, но под ливнем голышей, тело быстро превращалось в сплошной кровоподтек.
Мулы жалобно кричали, получая ударов не меньше, чем люди.
Вскоре каменный град иссяк, перестав барабанить по бортам телеги. И тогда на поляну устремились десятки мелких существ, отчасти напоминающих людей, отчасти – вставших на дыбы лисиц. В костлявых кулачках одни сжимали деревянные кинжалы, другие размахивали булыжниками, обмотанными лозой. Остренькие глазки сверкали зеленым огнем.
– Ну, сучьи дети, сейчас мы попляшем, – порычал Марвин, бросившись в гущу противников. Следом за ним рванули близнецы. Снурвельд взобрался на телегу, чтобы рогатиной отгонять назойливых уродцев от лучников. Тафель вскочил на козлы. Стрелял редко, выискивая во вражеских редутах самых опасных бойцов.
Ильгар бил топором, сметая с ног рыжих уродцев. Мелкие, удивительно проворные – за ними трудно было уследить. Они наскакивали со всех сторон, нанося болезненные удары деревянными кинжалами, и тут же отскакивали. Но доспехи пока выдерживали, и десятник крутился волчком, бил налево и направо, рукоять скользила в мокрых от крови пальцах.
Несмотря на перевес врага в численности, сказалось все же преимущество в вооружении и силе жнецов.
Поляна была усеяна трупами и залита кровью, а люди походили на резников в разгар трудового дня. Дым из кадильниц помогал восстанавливать силы, избавлял от рвотных спазмов и притуплял боль…
Тяжело шагая, к костру вывалилось нечто, размером превышающее бурого медведя. Шло оно на двух лапах, размахивая над головой сучковатой дубиной. Существо было сильным, быстрым, из пасти торчали длинные клыки. Ильгар почувствовал, как теплеет шрам на груди.
Монстр не принадлежал к богам. Однако обладал скрытой силой, понять которую человеку не суждено…
Но стрелам все равно, какого ты размера и какие у тебя зубы. Оружию плевать на скрытую и неизведанную силу, которую не суждено понять человеку.
В этот раз хватило одного выстрела, чтобы решить исход боя. Противно чавкнув, стрела вошла в глазницу и пробила затылок диковинному существу. Предводитель лесных тварей завалился на бок. Дернулся и затих.
Лес вновь ожил. Зашумел ветер, вздохнула шелестом листва; робко закричали ночные птицы.
Тафель опустил лук. Сжал и разжал пальцы. Поморщился.
– Учитесь, олухи. Отец вернулся, – самодовольно улыбнулся.
– Если ты мой папаша – я тебе отрежу яйца, – пообещал ему Гур. Он держался рукою за ребра, правая бровь заметно напухла. – Этот подонок бросил мать, когда нам было по три года…
– Я его могу понять, – пожал плечами лучник. – Наверное, увидел, каких уродцев наплодил, и с горя бросился в пропасть.
– В нашем десятке собрались сплошь миляги и душки, – вздохнул Барталин, вытирая клинок листвой.
– Верно, – кивнул Ильгар. – Именно поэтому Гур и Тафель будут нести дозор до самого утра.
– Что дальше? – спросил Дядька. – На марш?
– Нет. Перенесем лагерь. Нужно отдохнуть и перевязать раны. Пройдем чуть севернее, чтобы ветер запах крови не приносил.
Новое место для ночевки выбрали быстро, оно заметно уступало предыдущему. Повсюду торчали корни, сильно пахло прелыми листьями, рос колючий кустарник. Из осторожности костер решили не зажигать. Но даже в таких условиях бойцы умудрились заснуть – так на них подействовали зелья жрецов.
Ильгар заставлял себя бодрствовать. Даже попросил у эйтаров траву, прогоняющую сон. За это придется расплачиваться на дневном марше, но необходимо кое-что выяснить. Напившись подслащенной медом воды, чтобы забить жгучий вкус полевого бодрянника, отправился к Дарующему. Альстед все еще был бледен, цедил холодный суп из кружки и заедал сухарями. Ромар околачивался неподалеку, на ходу полируя клинок промасленной тряпицей.
– Есть разговор, – негромко сказал десятник, усаживаясь напротив Дарующего.
– До утра подождать не может? – вскинул бровь тот.
– Нет. Когда дело касается безопасности десятка – спать мне не хочется, – Ильгар врал. Он с удовольствием завернулся бы в плащ и проспал до полудня. Трава еще не подействовала, усталость не думала отступать.
– Спрашивай.
– Что испугало тех людей?
– Не знаю. Не могу знать. Да и вряд ли понял бы, разглядывай их хоть всю ночь напролет. Это иной народ. Иные нравы, иная душа, – Альстед был сам не свой. Взгляд мутный, бездумный. Слова поначалу срывались с губ неохотно, но потом уже лились потоком.
– Я должен знать все, – мягко настаивал Ильгар, решив, не упускать момента и разговорить Дарующего, пока тот вновь не стал жестким и неуступчивым человеком. – Вдруг судьба нашего похода зависит от причины их страхов? Что может испугать людей до такого состояния, что они бросаются с палками под топоры и стрелы?
– В мире много всего, что способно напугать человека до одури. Потоп, пожар, война, голод, моровое поветрие… я могу продолжать очень долго! Кому ведомо, как трактуют дикари самые обычные природные явления? Наивны, как дети… да что говорить, ты ведь сам из таких.
– Из таких. Как и половина Армии. Но разве сейчас это имеет значение? Важнее – что творится в топях. Я не дурак, хотя и не обременен умом на вроде тебя или Ордуса Ракавира. Могу сложить слова эйтаров, страхи дикарей и… предупреждения черноволосой. В топях нас не ждет ничего хорошего, так?
– В топях нет ничего, чего бы не нашлось в любом другом уголке Гаргии, – немного резче ответил Альстед. – Тебе этого не достаточно? Тогда вот тебе еще и мое слово. Теперь цена веры достойная?
– Цена моей веры – знание, – сказал Ильгар. – А цена знанию – наши жизни. Если в топях есть… есть нечто, вроде Соарт или колдунов, нам следует знать об этом сейчас. А лучше бы – до выхода из Сайнарии.
– Все, что следовало – тебе и так рассказали. Не ставь себя выше, чем заслуживаешь, иначе так и закончишь дни десятником в резерве. Совет отправил нас сюда. Так нужно. Занимайся своими обязанностями, остальное тебя не касается…
– Совет? Не Сеятель?
– Дурак, – упрекнул его устало Алсьтед. – Совет – это голос Сеятеля. Его руки. Его воля. Без его повеления никто шагу не ступит. Так что заканчивай докучать вопросами – иди спать.
– Пойду… но спрошу еще об одном. Ты, обладающий Даром, почувствовал, что за тварь привела рыжих коротышек?
– Это тварь служит тому, что испугало дикарей. Так мне думается… Доволен? Я сказал больше, чем ты должен был услышать. Хочешь подробностей – навести Эльма. Он с радостью разжует все, что ты услышал сейчас. Иди. Оставь меня.
Еще три дня они относительно спокойно шли через лес. Дубы и вязы лишь изредка размыкали переплетенные ветви, казалось, что здесь царят вечные сумерки. В родниках вода заметно потемнела, потеряла потрясающий вкус. Дважды им попадались гнилые озерца, густо заросшие по кромке ольшаником. Дичи заметно поубавилось, зато высохших мертвых деревьев встречалось значительно больше.
Ильгар про себя отметил, что вести армию через такие буреломы будет архисложно. Трава кое-где доставала колен, кустарники так и норовили впиться в одежду, земля размяклая, телега ползла все медленнее и медленнее. Трижды застревала. Десятник почувствовал первые признаки усталости. В икрах и бедрах поселился холод, постоянно хотелось есть. До цели осталось немного. Еще два дня – и они будут на границе с топями. Разобьют бивуак, вдоволь насладятся жарким костром и горячей едой, вместо надоевшей соленой рыбы и сухарей. Отдохнут несколько дней и совершат последний переход. Вглубь неизведанных земель.
Ночами, будто из земли сочился легкий туман. Он вился между деревьями, скрывал палую листву и заполнял собой лощины. Заметно похолодало. Но теплые вещи надевать не торопились – во время дневных переходов воины обливались потом из-за влажности.
Эйтары поделились мазью из жира, резко пахнущей грязи и толченой хвои. Этой мазью защищались от клещей и лысых мух, жадно набрасывающихся на обнаженную кожу.
Наконец, настало время долгожданного отдыха.
Лагерь разбили неподалеку от русла речушки. Место выбрали хорошее, скрытое буйной растительностью и находящееся в низине. Как раз то, что нужно. Вырыли глубокую яму, обложили изнутри камнями – получился очаг. На шестах растянули общий шатер, чтобы укрыться от дождя и утренней росы.
Больше всех отдыху радовался Дан. Он рвался идти наравне со всеми, подражая старшим товарищам, но эйтары чуть ли не силой запихнули его в телегу. Их насторожили мозоли, натертые мальчишкой на ногах. В такой местности влажность и губительный болотный воздух могли заставить загноиться любую царапину.
Развесив мокрые вещи над костром, люди расселись под навесом. Горячая еда, табак и отдых мигом вернули на лица улыбки.
Ильгар собирался спать, когда услышал шутливый спор. Вздорили Нур и Ковыль.
– Не сможешь найти, – утверждал громила.
– Смогу, – уверенно отвечал молодой эйтар. – Это такой пустяк, что даже время тратить не стоит.
– Спорим?
– Спорим. Что ставишь?
– Свой пояс. Новый, купил в Сайнраии. Погляди, как пряжка блестит, и бляхи нашиты! Удар кинжалом выдержат!
– Годится, – кивнул Ковыль. – Я ставлю кисет с ландгарским табаком. Табак перемешан с листьями малины и корой, повышающий мужскую силу. Выиграешь – сможешь удивить свою суженную.
Под хохот солдат, эйтар обвязал сухой лозой речной камень, величиной с кулак. Нур срезал прядь своих волос и протянул Ковылю. Тот ловко переплел их с лозой. Подбросил камень на ладони и протянул здоровяку.
– Спрячь, где пожелаешь. Даю слово, костер не прогорит и наполовину, когда найду его.
Нур, развернулся, чтобы отправиться вниз по руслу реки.
– Пусть кто-нибудь пойдет с ним! – предложил Тафель. – Это он только с виду пентюх пентюхом. На деле – коварнее змеи. И мухлюет постоянно. Помню, Ильгар как-то ему за это подзатыльников надавал!
– Так пусть десятник и проследит за ним! – влез в разговор Партлин. – Кто у нас самый строгий и честный? Ильгар, конечно.
Кляня, на чем свет стоит, своих олухов, Ильгар выхватил камень у Нура.
– Идем, спорщик недоделанный. Выиграешь – половину табака заберу себе… Продуешь – будет тебе вместо ремня тесемка или поясок бабий.
Тафель хотел добавить что-то едкое, но Нур запустил ему в лоб крупным желудем.
Прошли вниз по руслу совсем немного, когда Ильгар заметил несколько высоких камней, выступающих над водой. Отличный мост.
– Перейдем на другой берег? – усмехнулся Нур. – Пусть наш следопыт ножки замочит?
– Давай, – пожал плечами Ильгар. – Спрячем в какое-нибудь дупло – и спать. Делать мне больше нечего, как по лесу из-за вас, болванов, разгуливать…
Противоположный берег густо порос высокой темно-зеленой травой. Кое-где виднелись увязшие в мягкой земле обомшелые камни. Деревьев было совсем немного, все больше кустарники и буйные заросли папоротника, в которых вполне можно спрятать телегу. Неподалеку от места, где перешли реку жнецы, росли чахлые и кривые осины. Еще дальше, если идти на запад, возвышался дуб настолько огромный, что Ильгар невольно оцепенел. Он помнил, что в детстве видел такие же. Совсем ребенком. Нес сестру на руках, а она указывала пальцем на пышные кроны и говорила:
– Льгар! Льгар! – он был для нее таким же огромным, сильным и несокрушимым, как те исполины.
И вот теперь десятник, словно вновь услышал ее радостный голос. Веселый детский смех, который врезался в память и не уходил из нее, сколько ни гони. Эти мертвые воспоминания приносили лишь боль. И дуб, который привлек внимание Ильгара, несмотря на размеры, тоже был мертвым. Пустым, источенным короедами, с ветвями, покрытыми струпьями лишайника.
– Давай бросим его у дуба? – предложил Нур, оторвав десятника от мрачных мыслей. – Живописное местечко.
– Нет.
Он ничего не стал объяснять. Просто пошел к осинам. Пусть жалкие, кривые, они, по крайней мере, еще жили. Как и сам Ильгар. Наверное, и у этих деревьев есть своя цель. Криво, косо, но расти, тянуться к солнцу.
Десятник уже видел место в клубке узловатых корней, куда положит камень…
За спиной послышался глухой удар. В груди разлился холод настолько злой, что дыхание сперло. Ильгар обернулся. Нур лежал на животе, раскинув руки. Волосы на затылке слиплись от крови. Над ним возвышался коренастый мужчина, облаченный в грязную шерстяную накидку. Массивную челюсть уродовал шрам, широкий лоб покрывала татуировка, завитками спускающаяся до щек. Нос был сломан и, судя по всему, не единожды. Незнакомец сжимал кривой посох, увенчанный остроконечным камнем. Навершие мерцало зелеными прожилками.
Ильгар выхватил нож и кинжал, приготовился к бою…
Мощный удар сжатого воздуха отбросил его к дереву, ударил об ствол. Жнец рванулся в сторону, пропустив над головой посох. Тот с глухим стуком врезался в осину. Набалдашник больше не мерцал.
Внутренний холод сковывал мышцы, не давал двигаться десятнику так, как он умеет. Но воин продолжал кружить, бить в ответ, видя, как растет недовольство противника. Тот не ожидал такого яростного сопротивления.
Тычковый нож дважды достиг цели – чуть выше бедра незнакомца ткань пропиталась кровью, и на левом запястья лезвие оставило след. Ильгар почувствовал уверенность. Пошел вперед. Подметил, что каменное навершие вновь наливается зеленью. И когда свет озарил сгущавшийся мрак, незнакомец выставил перед собой оружие…
Десятник бросился в сторону, перекатился. Порыв ветра прошел совсем рядом с ним, лишь немного покачнув.
Ильгар атаковал врага еще яростнее. Тот обладал недюжинной силой, но драться попросту не умел. Нелепо защищался ставшей бесполезной деревяшкой, ошибался, терял равновесие.
Жнец поднырнул под руку врагу, всадил кинжал в спину, сломав лезвие. Сбил раненого на землю. Отбросил посох и наступил на грудь, прижимая к земле.
– Кто… ты… такой? – тяжело дыша, проговорил Ильгар.
Незнакомец не ответил. Упрямый.
Удар в лицо оголовьем кинжала и крепкий пинок в живот должны были сделать его более разговорчивым.
– Кто ты такой? – повторил десятник. – Откуда здесь взялся? Говори, мать твою!
Поверженный противник издал странный звук, похожий на смех. Открыл рот, показывая обрубок языка.
Ильгар пожал плечами и перехватил глотку незнакомцу. Холод в груди никуда не делся, но стало полегче.
Подошел к Нуру. Воин был жив, хотя на голове зияла кровавая рана, и лицо приобрело землистый оттенок. Десятник, хрипя от натуги, поднял соратника. Однако ж, тяжелый бычара. Долго тащить сил не хватит. А потом оказалось, и тащить некуда. Их окружили. Неизвестные люди, облаченные в одинаковые серые одежды. Ильгар опустил Нура на землю, выхватил оружие… Тут же на него обрушился страшной силы удар.
Глава 22 Ная
Рассвет был хмур и нетороплив. Небо заволокла серая пелена, над горами зависли тяжелые тучи, готовые в любой момент исторгнуть дождь. Обычная погода для такой поры. Главное, минула ночь мучительных дум и кошмаров, и пришло долгожданное утро. Утро ответов и… Нет, она не будет загадывать и не побежит, сломя голову, к домику на утесе, забыв о достоинстве и гордости, подобно взбалмошной деревенской девке, гонимой вожделением… хоть нетерпение увидеть Радкура и жгло изнутри. Какой из нее Привратник, если не умеет сдерживать чувств?
Нарочито медленно Ная расчесала волосы, заплела косу, умылась талой водой. Затем вычистила и накормила любимца всего клана – серого жеребца Холодка. Конюший после вчерашнего праздника бесстыдно дрых, а оставлять животину голодной жалко. Да и заведено у них: прежде, чем набить свое брюхо – позаботиться о немногочисленных питомцах, к которым относились еще кошка Алмазка и ястреб Хро. Только после того, как животные получили порцию еды, девушка отправилась в трапезную. Было еще слишком рано, и столы пустовали. В зале находились только трое Привратников, помогавших сегодня на кухне. Торопливо перекусив холодным мясом с тушеными овощами, Ная отправилась на Холодке к озерцу за Орлиной горой.
Жеребец бежал резво, застоялся в конюшне, а юной колдунье как раз подходил такой бессловесный спутник, чтобы не лез в душу с расспросами и советами. Невзирая на свежее утро, вода была теплой за счет горячих источников, и девушка не удержалась, поплавала, пока не сочла, что время уже вполне подходящее для визита.
На стук, как и в прошлый раз, никто не отозвался. Ная толкнула дверь и вошла. Никого. Отлучился по делам? Но пустота в помещении не создавала ощущения временности, когда хозяин выходит ненадолго, а пробирала стылой безжизненностью. Такое впечатление производят покинутые дома. Девушка в неясной тревоге коснулась очага. Холодный. Поворошила кочергой угли – остывшие. Оглядевшись, заметила, что, не хватает некоторых вещей Скорняка: записей, волчьей шкуры и дорожного плаща. Колдунья опустилась на скамью, ничего не понимая. «Он ведь сказал, завтра поговорим».
Послышались шаги по тропинке. Скрипнула дверь. Девушка радостно вскочила. Вернулся! Однако на пороге стоял Кагар-Радшу. Не удивившись ее присутствию здесь, затворил дверь, сухо произнес:
– Он уехал. Надолго. Смирись с этим. Так будет лучше для вас обоих.
«Уехал… Уехал…» – застучало в висках. Опустошенность разлилась под ребрами. Наверное, следовало заплакать, что-то сказать. Как ни странно, слез не было. Стало только все безразлично и острее почувствовались холод и пустота лачуги.
Уехал.
Тогда зачем она здесь? Почему продолжает стоять? Чего ждет?
Ладонь наставника легла ей на плечо, мягко принудила опуститься на скамью. Кагар сел рядом – впервые с несвойственной стариковской усталостью, делающей его похожим на обычного человека, а не на главу кланов колдунов.
– Выслушай и постарайся понять. Это должен был рассказать Радкур, но… воспоминания порой болезненны. – Призванный помолчал, взглянул на сидевшую с безучастным видом девушку. – Одиннадцать лет назад у Скорняка была ученица. Редкой одаренности дитя. Со временем Талкара могла стать сильным главой клана. Но ей захотелось власти куда большей, чем могли предложить Привратники. Как каждый учитель, Радкур желал, чтобы ученица достигла вершины искусства колдовства. А она использовала это, уговаривая погружать ее раз за разом в лоно Смерти. Талкара была красивой девушкой, способной увлечь любого мужчину. Думаю, и Скорняк питал к ней не только отцовские чувства. Но все имеет цену. Полученная при погружении сила уже перестала удовлетворять запросы девчонки. Ей требовалось все больше и больше, она задерживалась в лоне Незыблемой дольше и дольше, оставляя часть своей души, и в итоге превратилась в чудовище, едва не разрушившее границу. Талкара начала убивать. Своих. В надежде, что Мать Смерть взамен наделит ее безграничным могуществом. Она грезила подмять под себя весь мир, и Незыблемая подпитывала эти тщеславные мечты. Талкара стала недостающим Матери Смертью ключиком, открывающим выход в наш мир. Тогда Скорняк спустился в мир мертвых и убил ученицу, заперев в клетке пустоты между пределами. Мы его оттуда еле живого вытащили. Дыры, сотворенные Талкарой, удалось заделать, но погибло немало Привратников. Такое трудно забыть… и простить себя. Радкур уехал, опасаясь повторения случившегося.
Ная поднялась, направилась к выходу. Призванный ее не удерживал. Прежде, чем выйти, девушка глухо произнесла, стоя спиной к учителю:
– Пусть не опасается. Больше его не потревожу.
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу», – «сестренки» снова и снова безжалостно рубили дерево. Посеченная кора превратилась в лохмотья, а боль не находила выхода. Девушка прервалась на миг, прижалась лбом к изувеченному стволу, тяжело дыша.
«Какая же ты глупышка, Ная… Иди спать. Завтра поговорим».
Это точно, большей дуры свет не видывал. Мудрые Соарты, как же обидно и стыдно! До чего смешно она выглядела, вешаясь Радкуру на шею. И он хорош. Взял и сбежал вместо объяснений. Трус! Трус! Трус! Кинжалы взлетели в руке, вновь вымещая хозяйскую горечь на дереве. Удар справа, удар слева. В сердце!
На загрубевшей ладони вздулись новые мозоли. Следовало надеть перчатки, но привратнице было не до них, когда убегала из селения к Орлиной горе, подальше ото всех. Удар справа. Удар слева. Уйди, боль!
Теплая ладонь, касающаяся щеки. Слова, возвращающие к жизни: «Все будет хорошо, девочка. Я выведу вас». Короткий страстный поцелуй. Все обман. Удар слева. Удар справа. Забудь!
– Пожалей дерево. Скоро в мочало превратишь, – раздался за спиной голос.
Ная обернулась. Ну как же. Кто ж еще.
– Проваливай!
Развалившийся в вальяжной лености на валуне Тэзир скорчил непонимающую рожицу.
– С какой стати? Где хочу, там и отдыхаю. Или это место – твоя собственность?
Как ее бесил этот наглец. Напрасно он пришел сюда. Под горячую руку.
– Тебе мало вчерашнего пира?! – прорычала девушка.
– А что было вчера на пиру? – парень изобразил притворное удивление. – Ах да, вспомнил. Мы разделили чашу единого духа, потом целовались, потом веселили народ якобы боем. Ты устрашающе махала кинжалами и позволяла себя тискать. Согласен – мало. Я бы повторил.
Это уже было чересчур. Недолго думая, Ная швырнула огненную молнию. Тэзира спасла только ловкость. Успел соскользнуть за валун.
– Метать огонь и управляться с кинжалами у тебя получается хорошо, а вот выдержки в бою не хватает, – выглянул он из-за укрытия.
– Кто б говорил. Только шута изображать и можешь. Чеканом машешь, как лесоруб, – огрызнулась колдунья.
– Я тебя первым ударом мог достать, жалел просто. Не веришь? Давай на спор. Один поединок. Победишь – оставлю в покое. Проиграешь – проведешь со мной ночь.
– Размечтался. Слюни подбери.
– Ага, струсила? Понимаешь, что слабее?
Разумнее проигнорировать столь детское подначивание балагура. Но тогда он вообще не уберется отсюда и продолжит досаждать. Отдубасить паршивца хорошенько, что б запомнил надолго…
– Сам напросился. Один поединок. И я не увижу тебя до твоего отъезда, – согласилась девушка.
– Идет, – парень скрылся за валуном, вернувшись через миг с чеканом. Наткнувшись на удивленный взгляд Наи, спросил:
– Что?
– Ты всегда выходишь на прогулку с оружием?
– Могу тебе задать тот же вопрос. Или солгать, что предчувствовал нашу встречу и шанс вновь сразиться с тобой Великой, но, по правде говоря, просто видел, как ты помчалась куда-то рассвирепевшей тигрицей. Решил, вдруг потребуется помощь. Не угадал только, что не тебе, а от тебя, – хохотнул парень. – Не скажешь, в чем дерево провинилось?
Ная налетела на Тэзира без предупреждения. Он успел встретить летящий в грудь клинок, отклонился, ответил удачной серией ударов, задев ей левое плечо. Девушка вновь бросилась в атаку, ища слабые места противника. Балагур больше не паясничал и бился по-настоящему. Чекан слушался его беспрекословно и пробивал защиту соперницы на раз. Это разозлило еще сильнее. Привратница обрушилась на парня ураганом, стараясь вымотать стремительностью, но только заработала два легких удара по ребрам. От боли перехватило дыхание.
– Может, хватит с тебя? – участливо спросил Тэзир, так же морщась при каждом вдохе.
– Нет! Продолжаем.
Очередная атака, досада от неудачи, застилающая разум.
Спокойствие окончательно изменило Нае. Она кидалась на парня, точно рассвирепевшая снежная кошка, норовившая хоть как-то дорваться до врага и укусить. Улыбка сошла с лица Тэзира, уступив место недоумению. Он уже просто отмахивался, стараясь не ранить девушку. Когда терпение кончилось, сердито выбил «сестренок» из рук, схватил за шиворот и забросил в озеро.
– Остудись!
Отфыркиваясь, Ная поднялась на четвереньки. Сквозь упавшие на лицо мокрые пряди волос сверкнули лютой ненавистью глаза.
От искаженного злобой лица колдуньи парня передернуло.
– Бешеная оса укусила?! Это всего лишь дружеский бой. Я не враг!
Губы привратницы задрожали, и она разрыдалась, усевшись в воду. Чекан выпал из пальцев Тэзира. В пару шагов он очутился возле девушки, опустился рядом на колени.
– Прости. Я дурак… – заглянув ей в глаза, произнес потрясенно: – Ты плачешь не из-за меня. Кто же тогда тебя обидел?
Ная уткнулась лицом в поджатые к груди ноги, ненавидя себя всей душой за хлынувшие так не вовремя слезы. Слабачка. Размазня. Теперь у балагура есть новый повод насмехаться над ней.
– Уйди. Пожалуйста, уйди, – проговорила сквозь рыдания.
Тэзир потянулся пожалеть ее, но убрал поднятую руку – иногда сочувствие ранит еще сильнее. Встал с колен, хрипло выдавил:
– Хорошо, побудь одна, выплачься, легче станет, – в смятении вышел из озера, поднял чекан и побрел в сторону селения.
Стук прозвучал робко. Ная приподнялась с лежанки, но не успела ответить: дверь отворилась, и в комнату заглянул Тэзир.
– Войду? – не дожидаясь разрешения, проскользнул через порог. Нет, он неисправим. – Поесть принес. В трапезной сказали, ты целый день ничего не ела.
– Не хочется.
– Напрасно. Ослабнешь, как потом в меня огнем швыряться будешь?
Девушка выдавила улыбку. Все-таки он забавный.
– Тебе уже сказали? Мы утром уезжаем, – проговорил балагур с непонятным напряжением в голосе.
– Счастливого пути, – пожелала Ная.
Парень сжал-разжал кулаки.
– Ты едешь с нами.
– Кто так решил? – нахмурилась девушка.
– Верховные сказали, что после ритуала нам лучше находиться рядом.
– Чушь! Никуда не поеду!
– Но Кагар-Радшу…
– Ему придется прежде меня связать.
– Хорошая идея, – губы Тэзира скривились в усмешке, но глаза смотрели без веселья. – Почему бы тебе действительно не поехать, хоть на время, вдруг понравится у нас? Или я могу остаться тут.
– Это ни к чему. Возвращайся домой.
– Понятно, – процедил балагур. – Вежливо даешь отворот-поворот. Что, настолько неприятен или есть кто-то другой? Из-за него слезы лила?
– Не твое дело. Не лезь в мою жизнь! – прорычала привратница.
– Вот как?! А ничего не забыла, дорогуша? Твоя жизнь теперь и моя жизнь! – вспылил балагур. – Напомнить про чашу единого духа? Теперь мы, как близнецы, связаны навеки. Все, что чувствует один – чувствует и другой. То-то сегодня с утра колотит, душу выворачивает наизнанку.
– Сам виноват. Нечего было подбивать на ритуал слияния. Теперь пожинай плоды глупости, – выпалила Ная зло. Наткнувшись на взгляд Тэзира, осеклась, закусила губу. Балагур, будто получил плевок в лицо. Даже после унизительного обращения Призванного не выглядел столь потерянным, как сейчас. Колдунья смягчила тон. – Оба виноваты в случившемся. Захмелели, не понимали, что творили. Мне жаль, честно.
Кадык Тэзира нервно дернулся. На напрягшихся скулах заиграли желваки.
– Для тебя ритуал лишь досадная, пьяная выходка, не больше, ведь так?
Ная промолчала. Балагур хмуро кивнул, пошел к двери. У порога остановился, гневно врезал кулаком по стене. Не обращая внимания на сбитые в кровь костяшки, стремительно вернулся, навис над девушкой.
