Текст книги "Судьба-Полынь Книга I"
Автор книги: Марина Давыдова
Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
– Сказки рассказываешь, – фыркнул один из стражников. – Эти тихони да чтоб рожу в клочья порвали – не поверю. И чем они причиндалы оттяпают? Если ножи прячут, так не положено, сдать надо.
– Ты на ногти их взгляни. Они ими ловчее, чем ножами орудуют. Дружок мой в том однажды убедился. Теперь поет тоньше стиррса и семья ему ни к чему. У наших баб ведь прародительница – снежная волчица, вот в них дикая кровь и играет. Порой сам боюсь в одну постель с женой ложиться.
Ная с хищным прищуром зыркнула на балагура.
Стражники недоверчиво покосились на девушек, но на всякий случай отступили, сопровождаемые хохотом толпы.
– И как вы с ними управляетесь тогда? – пробормотал второй стражник.
– Любовью и лаской. Если мужиком остаться хочешь.
– Тьфу, срамота какая, под бабой ходить, – сплюнул презрительно пожилой воин. – Они почитать и бояться должны мужика, а не наоборот.
– Так у вас бабы добрые, покладистые, нечета нашим. Завидую вам, братцы. Отпустили бы вы нас уже, а то моя закипать начинает, вон, брови нахмурила, того и гляди – подерет кого-нибудь в запале! – отодвинулся от Наи с опаской Тэзир.
– Допустим, это женка твоя. А остальные кто? – продолжал допрашивать самый дотошный стражник, по виду – старший в карауле.
– Брат с женой, – указал баламут на Арки с Саей. Затем кивнул на Кайтур. – И сестра наша.
– Что-то вы не больно похожи, цвет кожи разный.
– Так у нас батька один, а мамки разные. Отец вторую жену из другого селения привез. Не по своей воле пришлось жениться. Он ее ненароком у речки заприметил с задранным подолом. Стирала, не услышала шагов. А ему ума не хватило сразу деру дать, загляделся. Вот и принудили в жены взять, раз увидел больше положенного чужаку.
– Суровые у вас законы, – присвистнул старший. Тэзир согласно кивнул, скорчив несчастное лицо. – Ладно. Ступайте. Нечего народ задерживать.
Что молодые колдуны тут же и исполнили с радостью.
– Значит, наша прародительница – снежная волчица? И в нас течет дикая кровь? – ущипнула балагура Ная, когда они свернули на соседнюю улицу.
– А что мне оставалось? – потер парень место щипка. – Лучше бы поблагодарили, что беду отвел.
– Ты ему еще припомни жену, с которой он в одну постель ложиться боится, – подзадорил Арки.
– Неблагодарные! Я их спас от досмотра стражи, а они еще козни против меня строят. Вот и выручай вас после этого.
– Делов-то, ну облапили разок. А если бы они заглянули под ваши с Наей плащи… Вот тогда бы всем не поздоровилось, – выговорила сердито Кайтур.
– Не заглянули же. Чего о том зря кудахтать, – огрызнулась Ная. – Попались бы – разговор был бы другой.
– Давайте лучше вместо ссоры на ярмарку пойдем, сладостей поедим. Я их никогда не пробовала, – предложила Сая, предотвратив намечающийся разлад.
Предложение поддержали.
Взглянуть на рыночной площади было на что. Красочные лотки с разнообразным товаром, от которого не оторвать глаз, песни менестрелей, представления бродячих актеров и циркачей, пышные наряды местных женщин, снующие всюду разносчики сладостей и соблазнительных пирожных. Площадь кишела народом. И от стоявшего гвалта у колдунов с непривычки заложило уши. Они смотрели на все это яркое великолепие ошарашено-восхищенным взором. Ничего подобного им никогда не приходилось видеть. Раздражала только теснота и толчки локтями, но леденцы и посыпанные сладкой пудрой булочки помогали пережить эти неприятности.
Поддавшись течению толпы, они переходили от одной сцены, где шли представления, к другой. Наравне с детьми хлопали в ладоши и свистели, подбадривая артистов.
– Монеты! – вдруг спохватился Арки, обнаружив срезанный с пояса кошель. – Украли!
Дернулись в разные стороны, но где ж тут вора найти? Людей – будто река полноводная. Кто исхитрился? На кого подумать?
– Сейчас я этого гада быстро отыщу, – пригрозила Ная. Выпростала из-под плаща руку, зашевелила пальцами, нащупывая ниточку жизненной силы чужака. След свежий, яркий. Подцепить – не уйдет.
Ладонь Тэзира мигом стиснула ей пальцы. Шепот всколыхнул волосы на виске.
– Забыла? Нельзя. Почуют.
Девушка с досады выругалась. Но хлеща веткой реку, бурю не поднять. Покосилась на расстроенного Арки. Тому еще горше. Спрос с виноватого. А куда еще винить сильнее? Парень сам себя корит последними словами.
– Забудь. Не велика потеря, – хлопнула она его по плечу. – Сладости мы попробовали, а прочее нам ни к чему. Баловство только.
С ней согласились и остальные. А и лучше даже так. Нет денег – нет соблазна.
Колдуны уже собирались покинуть площадь и прогуляться по городу, как вдруг толпа заволновалась, зашумела, люди метнулись с криками в разные стороны.
– Спасайтесь! Песчаные торки из клетки у циркачей вырвались!
Раздались вопли боли и ужаса. Народ в панике бросился врассыпную, топча упавших и сминая лотки. Площадь превратилась в кружащийся хаотично водоворот. Волна обезумевших от страха людей подхватила колдунов и разметала в разные стороны, унося все дальше и дальше друг от друга. Ная еще выхватывала взглядом то черную косу Кайтур, то белобрысую голову Тэзира. Но вскоре и они скрылись из виду. Девушку повлекло в какой-то проулок. Впереди мелькнул знакомый сарафан Саи. Колдунья попыталась пробраться к ней, но, зажатая со всех сторон, как тисками, лишь безуспешно трепыхалась, не в силах пробиться ни вперед, ни вбок. Ей пришлось следовать вместе со всеми, пока толпа не выплеснулась на мощенную булыжником улицу. Здесь стало посвободнее, и Нае удалось пробраться к краю потока, зацепиться за деревянную сваю одного из домов, поддерживающую балкон второго этажа. Вскочив на узкую приступочку, колдунья огляделась. Народ продолжал напирать, спасаясь от опасности, но людская река поредела. Саи нигде не было видно.
Спрыгнув, девушка двинулась на поиски подруги, разрезая толпу, как речные волны. Она прошла улицу от начала до конца, через проулок вернулась на опустевшую площадь, имевшую теперь жалкий вид. Словно ураган промчался. Погром стоял ужасный. Перевернутые лотки, выпачканный в грязи товар, обрывки одежды, следы крови. Было неизвестно, поймали опасных хищников или те еще рыщут по городу. Кое-кто из торговцев пытался спасти жалкие остатки имущества. По их примеру кто-то это имущество пытался прибрать к рукам, воспользовавшись неразберихой. Но при появлении стражи эти ловкие людишки быстро исчезли в узких подворотнях. Много было потерявшихся, как и Ная, вернувшихся в надежде отыскать родных. Повертевшись и не обнаружив никого из друзей, колдунья в третий раз пересекла проулок. Уже на выходе приметила проход между домами. Что туда повлекло, Ная сама не знала. Предчувствие? Или короткий приглушенный вскрик? В таких трущобах могло происходить всякое, и постороннему лучше не совать туда нос. Но голос до боли напоминал Саин.
Ная проверила кинжалы – на месте ли? – и, тихо ступая, нырнула в проход. От царивших здесь грязи и вони, горло сжимала тошнота. Как люди могут жить в таком скверном месте? Неужели они совсем утеряли чувство достоинства? Ни за что она не променяет горы на этот вонючий муравейник. Дальше стало не до рассуждений. Завернув за угол дома, она увидела Саю.
Девушка лежала распростертая на земле в разорванной одежде, порядком избитая, с вывернутой неестественно рукой. Подол был задран выше колен. Рот зажимала рука неопрятного мужика. Другой стоял со спущенными штанами напротив, собираясь навалиться на девушку. Рядом переминались двое громил, готовые придержать непокорную дуреху. Спиной к Нае стоял еще один парень, оставленный на страже, но его больше интересовало происходящее впереди, чем за спиной.
Затуманенный взгляд истерзанной девушки ухватил выросшую за спиной сторожащего проход мужчины тень, наполнился ужасом.
«Беги! Спасайся!» – кричали глаза Мышки.
«Не в этот раз», – ответила ей мысленно Ная. В груди у колдуньи заворочался сгусток огня, но она твердо притушила его, не дав вырваться на волю. «Сестренки» скользнули в ладони. Два мягких бесшумных шага, резкое движение рукой, располосовывающее горло парню, настолько неожиданное и стремительное, что тот даже не успевает вскрикнуть, тихо уложенное у стеночки обмякшее тело и пять шагов навстречу остальным изуверам, собирающимся надругаться над девчонкой.
– Дяденьки, отпустили бы вы мою подружку.
Они испуганно дернулись. Не ожидали. Но увидев девушку, невысокую, хрупкую, похотливо ухмыльнулись. Вместо одной птахи – две. Удачно денек складывается! И только потом заметили сидевшего у стены дружка и окровавленные кинжалы в руках такой невинной на вид незнакомки. Напряглись, потянулись за оружием. Жизнь научила осторожности. Нависший над Саей мужик забыл вмиг про похоть, быстро натянул штаны.
– Ты кто такая?
Ная пожала плечами.
– Какая разница? Я за подружкой пришла. Идти нам надо. – Она сделала к ним еще несколько шагов, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от стоявших рядом двух громил.
– Ишь, какая быстрая, так легко не отпустим. Ублажишь сперва. Потом ступайте.
Их измышления Наю просто поразили. Совсем не впечатлили кинжалы у нее в руках и мертвец за спиной? Хотя, от мужиков так несло винным перегаром, нетрудно догадаться, что они до безобразия пьяны. Тем лучше.
– Всего-то. Запросто. Только первыми будут вот они, – кивнула колдунья на ближайших насильников. – Они мужики видные, справные. С них хочу начать. Ты, бородатый, последним пойдешь.
Ее тон и слова подействовали, как удар кулаком в скулу. Опешили, переглянулись.
– Это мы сами решим, кто первым будем, твое дело, девка, только ноги раздвинуть, а не командовать, – пыхнул с гневом бородач, по-видимому, старшой в этой компании.
– А че тут такого, если девка захотела, пущай Анерко с Рудко ее первыми поимеют, – подал голос зажимавший прежде Сае рот мужик.
– Повякай мне!
– Не, а че ты всегда первый? Жребий надо кидать, чтобы по-честному, – вступили в спор остальные, напрочь забыв и про покалеченную девушку на земле и про ту, что стояла с кинжалами позади.
Это стало их ошибкой. Первым упал Рудко, за ним Анерко. Мгновение растерянности было кратким.
– С-су-ка! – процедил старшой, выломав из забора штакетину. – Кровью захлебнешься.
Он много еще чего хотел сказать, судя по перекошенной в злобе роже. Не успел. Наю учили действовать, а не слушать грязную ругань.
Шаг вперед, перекрестный удар кинжалами и голова насильника откинулась назад, обнажив перебитые сухожилия и шейные позвонки.
Последний оказался не прост. А на вид – тюфяк туповатый. И откуда в руках гасило появилось? Размотав кожаный ремешок с чушкой, он умело направил гирьку Нае в висок. Она успела увернуться. Но едва выпрямилась, как очередной удар пришелся в плечо. Припечатало ощутимо. Девушку развернуло, осушило руку. Синяк будет огромный! Ну да лишь бы кости целы остались. А чушка вновь летела к колдунье, метя в переносицу.
Девушка пригнулась, швырнув одну из «сестренок» в мужика. Кинжал вошел ему аккурат в горло, отлетевшее назад гасило смяло нос и повисло в упавшей безвольно руке.
– Ная, сзади! – крикнула пронзительно Сая.
Чувствуя за спиной угрозу, колдунья прыгнула вперед, резко развернулась, вскочила, готовая к бою, но появившийся неизвестно откуда еще один мужик оказался не менее ловок. Петля кнута захлестнула девушке шею, сшибла на землю на колени.
– Удушу курву. Всех корешей положила. Кто ты такая, сучка? Отвечай!
Это колдунье вряд ли сделать удалось бы, кожаный ремешок перетянул горло так, что мир расплылся перед глазами. Но она успела заметить, как приподнялась на одном локте Сая, сложила непослушные пальцы в заклинании.
– Нет! Не надо! Остановись! – крик рвал горло, но лишь хрип и слюни вылетали изо рта.
А потом случилось то, чего боялась и пыталась предотвратить Ная. От пронесшейся над головой волны холода затрещали волосы, закололо кожу. Петля ослабла, и рядом рухнуло тело мужика, превращенное в ледышку.
– Твари! Твари! Они хуже выродков тьмы. И их мы еще защищаем?! Ненавижу! Ненавижу! – рыдала Сая.
Ная откинула кнут, судорожно хватая ртом воздух. Придя в себя, подползла к Мышке, прижала к себе, успокаивающе погладила по голове.
– Тихо. Тихо. Все закончилось. Они мертвы.
Если бы все было так на самом деле. Неприятности только начинались. Колдунья не знала, сколько понадобится времени Дарующим, чтобы засечь выплеск колдовства и нагрянуть сюда. Вряд ли им удастся уйти с Мышкой далеко. Выловят все равно, куда не прячься. И что остается? Сражаться! Найти удобное для обороны место и продать подороже жизнь.
Она вскочила, сжав рукояти кинжалов.
Кто-то приближался. Частые шаги становился все явственнее. Быстро обнаружили. Что ж, посмотрим, кого больше любит Незыблемая.
Глава 27 Ильгар
Бежать было некуда. Времени до того, как нагрянут стражи и другие боги, оставалось все меньше. В змеиных глазах Эланде застыло столько боли и печали, что Ильгар не посмел окликнуть опальную богиню. Один принялся рыскать по залу в поисках двери, трещины в стене или спуска на нижний ярус. Тщетно. Ни окон, ни дверей – ничего. Каменный мешок, и лишь дверь наверх, где, скорее всего, уже собираются слуги богов. Плюнув на условности, встряхнул черноволосую за плечи.
– Уходим. Сделанного не воротишь. Мы не знали. Это не оправдание, но достаточно веская причина, чтобы добровольно не отдаваться в лапы Андере.
Эланде внимательно посмотрела на человека. Кивнула. Тонкие губы растянулись в усмешке.
– Люди легко переносят любые потрясения, соображают быстрее тех, кого никогда не поджимает время. Мы слишком медлительны, слишком уверены в завтрашнем дне. Нашей самоуверенностью и пользуется тот, кто называет себя Сеятелем.
– Пожалел бы вас, но не буду. Поговорим об этом позже, хорошо?
– Погоди еще немного, торопыга.
Богиня подошла к барабану. Корпус треснул, но кожа все еще была туго натянута и надежно примотана пеньковым шнурком. Эланде подняла инструмент. Покрутила в руках.
– Есть надежда.
– На что?
– Что свет вернется в болота. Я еще раз выручу тебя, Человек-который-нравится-мне. Дай слово, что выполнишь мою просьбу.
– Считай, оно у тебя есть.
– Ты сделаешь все, чтобы в болотах вырос новый цветок, – потребовала богиня. – Умри, лишись глаз или руки, пусть тебя оскопят или скормят пиявкам, но сделай это. Докажи, что я не ошиблась в тебе. Ведь боги не ошибаются, так?
Она ногтем вспорола кожу на барабане. На дне инструмента был спрятан крохотный бархатный мешочек. Эланде взяла его и бросила удивленному человеку.
Ильгар развязал кожаную шнуровку, заглянул внутрь. Там лежала щепотка пурпурных, едва заметно светящихся семян.
– Это – великий дар. Не знаю, как он попал в руки к Масбею, но вряд ли существо, создавшее семена, хотело, чтобы они оказались здесь. Забери их и спрячь. Спрячь надежно, человек. Потому что в скором времени они понадобятся Ваярии.
Ильгар сжал мешочек. Кивнул.
– Договорились. Если выберусь из топей – спрячу так, что никто не сыщет. А теперь – бежим. Я слышу шаги и крики в коридорах.
– Нет. Ты пойдешь один. Я вернусь к братьям и сестрам. Они простят и примут меня.
Она лгала. Это было понятно. Уходит, чтобы задержать сородичей, обрекает себя на смерть. Или – того хуже.
– Для чего тебе оставаться? Уйдем вместе. Вернешься на берег реки…
– Я заслуживаю разделить их участь. Мы похожи. Плоть от плоти. Мое место в топях. Твое же – на живой земле. Под солнцем. Уходи, человек. Огляди внимательно корни дерева – они разломали плиты перекрытия. Приложи немного усилий, и сможешь спуститься в подтопленные коридоры. Там опасно, но уж постарайся выжить. Я потратила на тебя столько времени, что будет обидно, если сгинешь.
Она развернулась и пошла к лестнице. Пожалуй, именно сейчас Эланде, как никогда походила на настоящую богиню. Величественная осанка, уверенный шаг, вихрь темных волос…
– Я не могу бросить тебя, – выдохнул десятник.
– Человек жалеет черную богиню? – захохотала Эланде. – Трогательно и глупо. Мы не заслуживаем жалости. Ни один из нас. Никто из тех, кто зовется нынче богами, жалости не заслуживает, но мы, черные, хуже всех. Мы не просто прокляты, а пропитаны проклятием. Порча – наша кровь. Даже наша смерть ничего хорошего не принесет Ваярии. Прощай.
Ильгар поднял булаву и нож, покрытые запекшейся кровью летучих тварей. Крикнул громко:
– В тебе есть свет, Омут-в-котором-живет-музыка! – слова полетели в пустоту. Эланде покинула зал.
Десятник поспешил к мертвой иве. Опустился на колени, принялся ощупывать сломанные плиты под самыми большими и сильными корнями. Богиня не ошиблась. Один из них сокрушил перекрытия, и протиснулся вниз, к воде, высасывая влагу из затопленных коридоров. Ильгару даже расширять пролом не пришлось – отощавший за проведенное в плену время, легко процарапался вниз и плюхнулся в холодную жижу. Здесь было сыро. Пахло плесенью, а стены поросли мерцающим мхом и покрылись солевым налетом.
Когда-то корни ивы, прорываясь сквозь каменные препятствия, свисали до самого пола, жадно поглощая жирную маслянистую воду. Теперь они засохли, пошли трещинами и ломались, едва к ним прикоснешься.
Оторвав от стены пласт мха, Ильгар двинулся вперед. Не зная нужного направления, шел наугад. Света мох давал не много, но там, где царила беспроглядная тьма, и этого было достаточно.
Десятник то опускался ниже под землю, то поднимался по лестницам, брел сквозь анфилады коридоров и заброшенные залы. Где-то воды не было совсем, где-то приходилось плыть. Самая разнообразная живность ютилась в зарослях осклизлых водорослей и иле. Было душно и холодно, страшно и мерзко. Запах гнили порой становился настолько мощным, что подкатывала тошнота.
Булаву Ильгар выбросил, но все еще сжимал в ладони нож, на случай, если какая-нибудь подземная тварь захочет полакомиться свежим мясом, будет чем защищаться.
Несмотря на Иглу, которая, по словам Эланде, поддерживала в нем жизнь, десятник чувствовал себя вымотавшимся. Слишком долго не ел нормальной еды, слишком долго не спал столько, сколько нужно для отдыха, и слишком часто доходил до изнеможения.
Трижды останавливался, чтобы убить и съесть мелких ящериц. Мясо их казалось безвкусным и немного отдавало протухшей рыбой, но больше есть было нечего. Водоросли вкус имели еще гаже, а желудок требовал еды.
Вскоре перестал мерцать мох, – засох и развалился на лоскуты. Десятник остался в подземном мраке. Один, на боги ведают какой глубине. В залах, построенных творцами мира тысячи лет назад.
Идти дальше не имело смысла.
Он улегся на возвышающийся над слоем грязи и ила камень. Закрыл глаза.
«Как хочется спать… Но чему учили в армии? Вколачивали в головы бамбуковыми палками? Если чего-то сильно хочется, лучший способ остаться в живых – не делать этого».
Встал. Сделал три шага, натолкнулся на стену. Понял, что окончательно перепутал все направления во мраке. И что будет, если пойдет обратно?
– Демоны меня заберите! – Злость и отчаянье отступили перед полным безразличием. Все его попытки вырваться на свободу напоминали трепыхание мухи в паучьей сети. Чем сильнее дергался, тем сильнее увязал в безнадежности. Будь что будет. Пусть река судьбы вывозит…
Отколупал кусочек камня. Крутанулся вокруг оси, кинул через плечо. Мысленно расцеловал фортуну… и пошел в другую сторону. Наперекор судьбе.
Встряска помогла. В голове появилась интересная мысль.
Сунув руку в карман, вытащил мешочек с семенами. Высыпал несколько на ладонь. Зернышки мерцали ровно и ярко – ничуть не хуже мха, помогая разглядеть окружающее запустение.
Дальше во тьму. Вглубь.
Если бы создатели мира могли увидеть, во что превратилось их творение, они разрыдались бы. Конечно, сумей они рассмотреть хоть что-нибудь в беспросветной мгле…
Пол походил на залитые мутной жижей соты. Оставалось лишь удивляться, как до сих пор не провалился в какую-нибудь яму или не сломал ногу.
Света от семян в ладони хватало, чтобы не биться головой об стены. Твари теперь попадались совсем странные. Слепые, рыхлые, похожие на разжиревшие личинки. Однажды пришлось пустить в ход нож, чтобы отбиться от одной из них. Лезвие легко вспороло осклизлую шкуру и выпотрошило тварь. Воняло от нее настолько мерзко, что Ильгар побоялся пробовать липкое и студенистое мясо чудовища.
Он дремал стоя, прислонившись лбом к стене, и просыпался с надеждой, что все происходившее лишь сон, но приходилось вновь окунаться в реальность и брести дальше впотьмах. Грезы убивают. Лишают воли. Грезы – для детей.
Однажды споткнулся обо что-то холодное, липкое и донельзя смердящее мертвечиной. Нагнулся, чтобы рассмотреть – и расхохотался. Возле ног лежала полуразложившаяся гнилая туша личинки.
– Да! Да-да-да! – рассыпая бесценные семена, замахал в воздухе рукой, истерично хохоча. – Круг. Сраный, мать его так, круг! И почему я не удивлен?!
Сдерживая слезы, плюхнулся на колени и принялся выковыривать из грязи семена. Все ли нашел – не знал, по крайней мере, десяток насобирал точно, тут же сунул в мешочек – от греха подальше. Для света оставил лишь те, что сжимал в кулаке. Пять штучек.
Вытянув вперед ладонь с мерцающими семенами, двинулся опять по коридору.
Где-то на полпути к безумию, когда начало мерещиться, что из стен выглядывают искаженные гримасами ненависти рожи, а цепкие когтистые руки, торчащие из потолка, норовят схватить за волосы, Ильгар услышал хлопки. Он настолько отвык от громких звуков, что почувствовал боль в ушах.
Вжавшись в стену, зажмурился.
Мимо пронеслось нечто. Шумное, теплое, пахнувшее жизнью, травами, солнцем и свежим воздухом.
– Постой! – крикнул Ильгар. – Вернись. Пожалуйста, вернись!
Тишина.
– Ну и катись ко всем демонам, ублюдок пернатый! Сам выйду. Выйду, найду твое гнездо и приготовлю потрясающую яичницу из… Яичницу… – десятник застонал. Что там яичница. Он готов был убить сейчас за одно единственное яйцо.
И тут ноздри уловили еще один запах. Жнец узнал его сразу. Не мог не узнать. Пахло дымом. Жженой хвойной смолой.
Ильгар задышал часто, наслаждаясь каждым вздохом.
Затем устремился на запах, как охотничий пес. Несся, забыв обо всем на свете. Не думая, кто может повстречаться на другом конце очередного коридора.
Вот так десятник почти влетел в объятия троих здоровенных мужчин. Они выглядели гигантами. В броне, с оружием. После измученных пленников и рабов, которые ели лишь помои, сильные и суровые воины показались настоящими богами войны. В некотором роде они ими и являлись.
Ошарашенный Ильгар едва не получил кусок заточенной стали в брюхо. Кинжал не достиг цели, замерев в двух пальцах от него.
– Чтоб мне на месте обосраться… – выдохнул Дядька.
Потом они сидели на рухнувшей колонне. Просторный зал оглашали тихие голоса. В каганце на полу трепетал огонек. В развязанном мешке лежали сухари, куски насаженного на веревку копченого мяса, пучки хвоща и стебли рогоза.
Набив рот, Ильгар пытался рассказать соратником обо всем и сразу. Выходило сбивчиво, да и утаил немало: про сломанный цветок, семена и Иглу.
– Ты ешь, ешь, десятник, – пробубнил Барталин. – И нас пока послушай.
– Верно говорит, – кивнул Кальтер. – Не торопись, Ильгар. Будет время. Наша история ничуть не скучнее твоей.
– Нисколько не сомневаюсь! – улыбнулся Ильгар. Он и представить не мог, насколько родными и близкими были ему эти грубые, жесткие люди. Расцеловал бы каждого из них на радостях.
– Советую поторопиться и с едой, и с рассказами, – заметил Эльм. Он вновь выглядел постаревшим, лицо покрыли морщины, задорный зеленый огонек в глазах угас. Руки у эйтара дрожали – проклятая земля убивала его.
– Я расскажу все коротко и ясно, – сказал Дядька. – В общем, когда вы с Нуром исчезли, да еще оставив на поляне кровь и следы борьбы, мы решили отправиться в погоню. Три дня гнались, как в задницу ужаленные, но – куда там! Болотные олухи были резвее, и там, где мы топтались с рассвета до полудня, они проходили вполовину быстрее. Нечисть их не трогала. Мы же намахались топорами и мечами на всю жизнь вперед. Короче говоря – тебя мы потеряли.
– Почему – меня, а не нас с Нуром?
Воины переглянулись.
– Ясно, – кивнул Ильгар, помрачнев.
– Я случайно нашел. Неподалеку от места, где вы в плен угодили, – сказал Кальтер. – В омуте притопили. Тело мы зашили в парусину и сожгли. Гур с тех пор сам не свой… Ты это, Ильгар, не вини себя, хорошо? Тебе и так непросто пришлось – к чему терзаться?
– Замолкни, – холодно оборвал его десятник. – Просто заткнись.
Неприятное молчание прервал Барталин – шумно высморкался, стараясь попасть как можно на большее количество цветных плиточек на полу. Обтерев пальцы о штаны, сказал:
– Если закончили страдать – я продолжу, хорошо? – Возражений не последовало. – Замечательно. В общем, тебя потеряли. Возвращаться в Сайнарию несолоно хлебавши, ясное дело, никто не захотел. Вот и решили пройтись по болотам и вызнать хоть что-нибудь. А что, местечко замечательное, вонючее, как жопа старого мерина, и такое же красивое…
– Ближе к делу, Барталин.
– Короче говоря – с неделю шарахались по кочкам и трясинам. Мертвая земля. Чудовища. Отравленные озера, берега, покрытые гнилью. Убитые порчей деревья. Словом, ничего хорошего. Собрались поворачивать к дому. Каждый уже представил, как будет до конца жизни в резерве пыль глотать…
– Тогда и появился филин, – тихим голосом произнес Эльм. – Мы уже видели его, помнишь? Ты говорил, что встречал похожую птицу в детстве. Он преследовал нас шесть дней. Кружил над бивуаком, усаживался на дерево, смотрел внимательно. Недовольно ухал. Солдаты хотели камнями отогнать, да мальчишка не дал.
Ильгар покосился на смирно сидевшего рядом Дана. Пацаненок прижимал к себе вазу и, казалось, вообще не замечал, что происходит вокруг.
– Дан всех уверил, что филин хочет что-то сказать. Или – показать. В тот же миг птица слетела с дерева и опустилась рядом с мальчишкой. Хочешь, не хочешь – а поверишь таким знакам. Тогда мы пошли за филином. И он привел нас сюда. К тебе. Мнится мне, что здесь играют высшие силы. Если они на твоей стороне – ты счастливчик.
Ильгар припомнил все, что пришлось пережить за последнее время. Особого прилива счастья не испытал.
– Мы за четыре дня добрались сюда, – продолжил эйтар, не обращая внимания на недовольное сопение Барталина. – Филин уселся посреди руин. Пришлось поработать, чтобы найти спуск и расчистить завалы.
Он прервался отпить воды из фляги, и заминкой тут же с удовольствием воспользовался Барталин.
– Начали судить да рядить, кто и за каким хреном полезет вниз. Тогда мы не знали, что найдем здесь именно тебя! Решили: хватит нас троих. Кальтер – следопыт, эйтар… гм… эйтар, чтоб его! А я – старик, меня не жалко и пиявкам скормить, ежели что.
– А ребенок что здесь делает? – нахмурился Ильгар.
– Сам не догадываешься? Для любого ребенка слова взрослых – что команда к действию. Вот только понимают эту команду они задом наперед. Засранец сбежал вслед за нами. Партлину, ослу толстопузому, влетит, когда вернемся.
– Эти коридоры бесконечны, – передохнув, Эльм вновь вернул себе право рассказывать, – залам и лестницам – нет числа. Понятия не имею, кто мог выстроить такое. Нас вел филин, только поэтому мы не заблудились.
– Это как сказать, – подал голос Кальтер. – назад дороги я не найду. Не помогут и метки на стенах, которые мы оставили.
– Что еще хуже, – севшим голосом закончил эйтар, – здесь есть залы, в которых творится нечто очень плохое. Это не проделки темных богов, не логова зверей и чудовищ. Там тьма. Живая. Дышащая. Мыслящая. Боюсь, скоро она убьет меня.
Ильгар понимал, про что говорит Эльм.
Они находились достаточно глубоко, чтобы тьма, бурлившая в бездне, затопила коридоры. Подземная живность исчезла. Первобытное зло, – или не просто зло, а нечто более сложное? – пугало даже богов. Что же говорить о мелких тварях и людях?
Можно лишь пожалеть эйтара, который чувствовал мир гораздо острее прочих, и вкусил того ужаса, что властвовал в глубинах.
– Что-то не так? – Кальтер ухватился за лук. – Ты в лице изменился.
– Все не так, – отмахнулся Ильгар. Он чувствовал, что еще немного – и разомлеет окончательно. Усталость брала свое. – Мы должны были разведать, что творится в болотах. Вместо этого я, как последний болван, угодил в плен. Потерял троих человек из экспедиции. Затем вы, вместо того, чтобы выбрать нового командира и решить, что делать дальше, пошли следом за филином… Филином! Неделю ковырялись в камнях, чтобы спасти, как оказывается, десятника, который подвел и отряд, и Сеятеля. Что здесь так? Кто скажет? Одно хорошо, в логове черных богов я знатно пошумел и разнюхал кое-что. В Сайнарию вернемся не с пустыми руками. Во всех смыслах, – он покосился на предплечье, с которого еще не сошел отек от Иглы.
– Тогда – в путь, – улыбнулся Барталин. – Хочу выбраться под солнышко до того, как превращусь в змею.
– Из тебя только жаба получится, – хмыкнул, поднявшись на ноги, Кальтер. – Старая, пузатая и бородавчатая.
– А из тебя – комар, – парировал ветеран, – которого я слопал бы за милую душу… Хотя, нет, не слопал. Воняешь, как старый сапог.
– Ты тоже не куст роз.
Филин не появлялся.
Они шли, освещая факелами своды залов и коридоров. Почти не разговаривали. Только Дан все порывался вызнать подробности Ильгаровых мытарств, но десятник лишь отделывался односложными фразами и словами, среди которых самым частым было «потом». Он взял у Кальтера топорик на короткой рукояти. Разжился плащом и новыми портянками. На свои ноги десятник лишний раз смотреть не хотел – влага сотворила с ними невесть что и, если бы не Игла, столько он ни за что бы не прошел. Но насколько приятнее и веселее идти, когда рядом соратники, огонь потрескивает на навершиях факелов, в руках настоящее оружие, а брюхо набито едой! Именно едой, а не помоями, которыми даже скотину потчевать стыдно.
Мосты и арки. Лестничные пролеты и залы, бесконечные залы с высоченными потолками и мозаикой, от которой глаз не оторвать. Бассейны и фонтаны, отвалившаяся лепнина, мебель из халцедона и мрамора. Все поглотило забвение. Навсегда. Никто и никогда не восстановит красоту подземных лабиринтов. Разве что вернутся в мир те, кто трудился над этими стенами, но какой смысл столь могущественным существам возиться с разбитой игрушкой? Они могут сотворить новую. Задумавшись, Ильгар еще глубже понял и оценил политику Сеятеля. Разрушить до основания руины прежнего мира и возвести на пепелище новый, для свободных людей.
Дорога упиралась в заваленный боем дверной проем.
– Дальше не пройти, – за словами Кальтера крылся испуг.
– Вернемся? – предложил Барталин. – Я видел ответвления. Может, найдем обходной путь?
– Нет, – вздохнул эйтар. Его кожа лоснилась от пота, черты лица заострились, глаза запали. Он выглядел тяжело больным человеком, почти мертвецом. – Там – тьма. Нет жизни, нет живых растений, лишь больной мох, которого мне не дано понять и почувствовать. Я не могу ориентироваться под землей, но чую, где опасность. Она везде. В каждой комнате, под каждой лестницей, в каждом зале. Филин вел нас сквозь мрак, но сами мы не пройдем. Чую.
