Текст книги "Судьба-Полынь Книга I"

Автор книги: Марина Давыдова

Соавторы: Всеволод Болдырев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Глава 14 Ильгар

Уютно потрескивал костерок, выстреливая в небо снопами искр. Чуть в стороне Партлин грустно пел о безвозвратно ушедших годах, потерянной любви и погибшей родине. Ильгар не любил эту песню. Она отражала его жизнь, как начищенная сталь нового меча отражала яркий свет Летней Звезды. Но подобно сотням звезд, мерцавших рядом, это песня хранила в себе мерцание сотен судеб. Похожих жизней.

Десятник с тихим шорохом вогнал меч из черийской стали в новенькие ножны, положил на колени. Ножны – подарок военного преатора. Меч – Ракавира. Во время бури Ильгар спас несколько человек из высшего сословия, за это получил две записи в личную грамоту, денежное поощрение, меч и ножны. Воины гарнизона защитили город, и наградой им послужил скорбный ужин, по десятку серебряных монет на брата и устная благодарность.

До этого он никогда не задумывался, какой разной бывает справедливость. И что такое справедливость вообще? Чем ее мерить? Сделал ли Ильгар больше, нежели рядовой копейщик из гарнизона? Вряд ли. И, тем не менее, молодой жнец стал на шажок ближе к званию сотника, на ступеньку выше к Сеятелю.

Припомнились слова Барталина, оброненные день назад у стен Сайнарии, когда уносили тело погибшего сарлуга, а люди выкрикивали его имя.

– Здесь полегло много народу, а вон те парни, – Дядька указал на отряд жнецов, проходящий в ворота, – разбили великанов в пух и прах. Ни их, ни погибших товарищей никто не называет героями. Только соратники сохранят в памяти имена мертвецов. Зато мальчишку, поднявшего руку на бога, горожане будут помнить годами. Если не столетиями! Люди никогда не перестанут меня удивлять…

Теперь слова ветерана заиграли новыми красками. И это тяготило. Ильгар знал, что не заслуживает не только меча, но даже перевязи от ножен. Кто не припечатал военного преатора решающим доводом? Он. Кто настолько тщательно хранит позорную тайну шрама, что ради нее поставил под удар сотни жизней? Он. Конечно, всему виною не только его страхи, но еще и узколобость Алария, не пожелавшего внять словам. Как итог: семьдесят шесть жнецов, один Дарующий, восемь жрецов и почти три сотни горожан и земледельцев погибло. Треть населения Сайнарии! Кроме того – подчистую сметенный частокол, поваленная сторожевая вышка, два десятка разгромленных домов пахарей.

Крах!

И на фоне общей разрухи – постное выражение лица народного преатора, когда тот зачитывал списки потерь. Корвус стоял на ступенях цитадели, вокруг которых толпились люди, бесстрастно и сухо рубил воздух словами, а внизу разыгрывались настоящие трагедии. Закончив читать, Корвус развернулся и ушел в тень под каменным козырьком твердыни. А люди еще долго не расходились – ждали припасов, одеял, питьевой воды и решения, куда переселят лишившихся крова. К чести властей – все проблемы решили еще до заката. И ночь, опустившаяся на утихший город, застала на улицах лишь жнецов и стражей.

Военный преатор ввел комендантский час.

Несмотря на благодарности и награды, Ильгару с десятком передышки не дали. В ту же ночь их отправили на один из холмов за городской чертой. Семеро стражей, два жреца, ильгаров десяток – вот и весь «гарнизон». Всех вооружили луками, раздали колчаны, мешочки с особой стружкой, делающей огонь сигнальных костров синим. Пришлось изрядно поработать лопатами и топорами, прежде чем холм превратился в сторожевой пост. Окопались рвом, насыпь утыкали кольями в половину обычной длины. Распределили дозоры до самого рассвета, собрали хвороста. Когда небо затопила чернота, разожгли три костра.

Их пост был как на ладони – словно мишень, подвешенная в полусотне шагов перед хорошим лучником. Случись нападение, перебьют всех до одного, пока подоспеет помощь. Но приказы не обсуждаются.

Ильгар отказался от ужина, ограничившись травяным чаем и куском хлеба, густо намазанным медом.

Он ушел ото всех, сменив Снурвельда возле одного из костров. И теперь сидел на старом одеяле, привалившись спиной к насыпи, глядел на меч. Оружие – мечта. Но для него – упрек.

Невзирая на усталость, спать не хотелось. Время тянулось медленно. От скуки десятник трижды проверял дозорных, топтался возле насыпи и разговаривал со жнецами и стражами, участвовавшими в защите города.

Ночь стояла глухая, темная, безветренная: раздолье для мрачных мыслей, тревог и грусти. Как раз такая, чтобы оплакивать мертвых.

А рассвет выдался именно таким, чтобы напомнить – жизнь продолжается. Небо на востоке заалело, потом засверкало золотом, когда яркое летнее солнце выглянуло из-за горизонта. Свет разлился косыми лучами по земле, заиграл на озерной глади. Налетел игривый ветерок, – теплый, приятный, – принес с далеких полей запах цветов и разнотравья. Ильгар взобрался на насыпь и закрыл глаза, греясь в лучах небесного светила. То были волшебные мгновения, коих так мало в жизни…

Но чары спали, едва со стороны города донесся глубокий и печальный звон набата.

Сквозь разрушенные ворота из Сайнарии потянулось шествие облаченных в черное людей. В согласии с обычаем этих краев – каждый горожанин нес несколько поленьев или вязанку хвороста. Под несмолкающий звон следом за ними катили телеги. На них покоились жертвы великанов, уложенные на солому и накрытые белоснежным полотном. Поверх него лежали цветы и спелые колосья пшеницы. В середине процессии трусили, обступив пышные носилки, сарлуги. Все – в одеждах цветов рода Мертелля, на копьях трепетали вымпелы. Тело юного всадника утопало в кружевах, дорогом черном шелке и алом бархате. Замыкали колонну жрецы. Белые рясы и балахоны заменили бурые рубища, подпоясанные бечевой. Мужчины шли босиком, женщины – в тряпичных обмотках и повязав головы платками. В жрецах не осталось ни следа от обычной величественности, горькая покорность сквозила в каждом движении. Четверо – по двое с начала и конца колонны – несли на шестах кадильницы.

– Пышно, – пробормотал Барталин, встав по правую руку десятника. Он только что вернулся из дозора, следом за ним плелся Партлин. – Опять скорбный пир? Хлеб, вино и соль?

– Только без нас. Завтра на рассвете выходим.

– Отсыпной не дадут? – жалобно промямлил толстяк.

– Ты первый день в Армии? – спросил Ильгар.

– Нет, но…

– Тогда сам ответишь на вопрос… Уходим! – крикнул десятник, махнув своим подчиненным рукой. – Вон, у частокола уже смена топчется…

Воины десятка вернулись в казарму.

Ильгар умылся из бадьи, переоделся. Немного подумав, оставил новый меч на попечительство оружейнику и, прицепив на пояс ножны с кинжалом, отправился в город. Сон сулил лишь головную боль, кошмары и – что самое скверное – потраченное время. Пока еще находились в городе, хотелось уладить несколько дел… личных. Начать решил с простого: отыскать Нерлина. Он не видел торговца на турнире, в последовавшем за ним хаосе – тоже. Ильгар волновался за друга, хотя и понимал, что ничем не мог бы ему помочь. От мысли, что человек, с которым провел бок о бок юные годы, мог очутиться на одной из покрытых белым полотном повозок, сгоревших в погребальном огне сегодня утром, делалось муторно на душе…

Найти новое родовое гнездо торговца не составило труда: особняк выделялся крикливой пышностью даже на фоне резиденций обоих преаторов и прочей знати. Лепнина, мрамор, лакированное дерево, разноцветная черепица – всего в изобилии. Двухэтажный дом, окруженный еще не загустевшей зеленой изгородью, охраняла пара молодцеватых парней с дубинами. Один прохаживался по аккуратной щебневой дорожке, второй кормил огромного пса. Зверь ощерился, заметив Ильгара, рванул цепь, залился лаем. Оба здоровяка, как по команде, обернулись к распахнутым настежь воротам.

– Где Нерлин? – спросил десятник, без разрешения ступив на дорожку.

Его поведение явно смутило охранников. К тому же на нем была стеганка с гербом Армии, а это лучшая защита от возможных неприятностей.

– Дома он, – ответил тот, что кормил собаку. Затем вытер грязные руки о штаны и взял дубину. – А ты кто?

– Его друг, – сказал Ильгар. – Нужно перекинуться с ним словом-другим.

– Друг? Ну… ладно, – казалось, что слова жнеца удивили его еще больше. – Хм… друг…

Положив дубину на плечо, охранник отправился к дому.

Пес рвался, заливался лаем и злобно рычал. Ильгар никогда не видел собак такой породы – коренастое и короткошерстное животное целиком состояло из мышц. Он порадовался, что звенья толстые и прочные, а конец цепи крепился прямо в стену.

Нерлин появился неожиданно. В помятой пижаме и мягких бархатных туфлях. В руках – глиняная бутылка в ивовой оплетке. Торговец был пьян, зол и, похоже, одурманен – глаза маслянисто блестели.

– Ильгар, – буркнул он неприветливо. – Чего тебе?

– Вижу, ты цел, значит, уже ничего, – усмехнулся десятник. – Если интересно: мы уезжаем завтра утром.

– Не интересно, – покачиваясь, ответил Нерлин.

– Ничего больше не скажешь?

– Счастливого пути.

Он развернулся и побрел в дом.

Ильгар смотрел в спину человеку, которого почему-то считал другом. Так и было…Прежде. Случайное знакомство, начавшееся с пары насмешливых слов и драки, протянулось на долгие годы. Сколько невзгод разделили вместе, сколько раз стояли в потасовках друг за дружку. Как говорят в народе – съели пуд соли. А не заметил, как изменился Нерлин. Это проявилось в дороге. Мелкие детали – неприметные штрихи поведения. То непонятная злоба, то прорывающееся внезапно высокомерие, то пристрастие к серым дурманящим порошкам, то непонятные тайны и дикий страх перед воинами дождя. Не был Нерлин трусоват, а тут будто висел уже распятый между деревьями и боги тянули раскаленными крючьями из него кишки. Много странного в поведении друга приметил Ильгар. И то, как въехав в Санарию, торгаш едва ли не врата целовал от облегчения, а потом, сославшись на неотложные дела, попросил товар завезти на склад и сдать подручным. Только какой-то сверток прихватил, прижал бережно к груди, как самую великую ценность. А когда Ильгар спросил, что там, вдруг с подозрением зыркнул черными глазами и грубо отрезал: «Не твое дело». Потом по удивленному лицу друга понял, что повел неправильно, все перевел в шутку, расплылся в улыбке, погрозил пальцем: «Много будешь знать – скоро состаришься. Документы. Обычные документы на товар». Только от Ильгара не ускользнуло, что спрятанный в мешковине предмет имел округлые формы, словно ваза. Ну да то Нерлина тайны, не его. Не хочет говорить – допытываться не станет. Развернулся и зашагал прочь. Теперь – к дому семейства Ордус.

Но окна двухэтажного особняка закрывали глухие ставни, двери оказались запертыми, а у замолкшего фонтана дремал седобородый ветеран с копьем в руках. Десятник прошел мимо него так тихо, что тот даже не проснулся.

Дом был пустым. «Уехали…»

Ильгар вернулся в бараки.

Нападение иарматов перевернуло планы совета Дарующих с ног на голову. Если раньше десяток должен был слиться с сотней капитана Ургала и выдвигаться к Плачущим Топям, чтобы ударить там по поселениям язычников, то теперь все сводилось к разведывательной экспедиции.

Ильгар вышел с закрытого заседания в легком недоумении. Судьба его десятка оказалась решена военным преатором и тремя Дарующими. Еще присутствовал на совете старший следопыт, облаченный в запыленную грубошерстную одежду, молчаливый и безучастный ко всему происходящему.

Аларий высказывался, чтобы поход к топям отложили. Напирал на то, что городу в любой момент может понадобиться каждый воин, а отсылать из Сайнарии лишние копья недальновидно и глупо. Но Дарующие – среди которых оказался Ракавир – в один голос твердили, что ничего страшного не произойдет, если гарнизон потеряет десяток из резерва и троих следопытов. Время, говорили они, дороже всего. Боги начинают понимать, что поодиночке Сеятель сметет их к концу этого десятилетия, потому объединяют силы, собирают свои отряды и становятся по-настоящему грозными противниками. А в топях и прилегающих к ним горах гнездятся многие культы, поклоняющиеся черным божествам. «О них ничего неизвестно даже Мудрейшему, – утверждал один из Дарующих. – Прячутся в чащобах, самых гиблых местах на болотах и горных пещерах. Их слуги приносят кровавые жертвы…»

Преатор не нашел доводов, чтобы разубедить их. В конце концов, согласился, заверил печатью распоряжение об отправке и вручил его Ильгару со словами: «Будь стойким». Следопыт только и дожидался разрешения убраться подальше от прокаленной солнцем груды камней, гордо именующейся местными цитаделью, и выскользнул из крохотного зала раньше, чем кто-либо успел встать.

Ильгар стоял на ступенях, сжимая в руках перчатку из тонкой кожи. От нее пахло розовым маслом, а между большим и указательным пальцем была вышита буква «Р». Эту вещь отдал ему Ракавир. Сунул в карман, скупо сказал:

– Вот. Дочь просила передать на память.

– Рика получит ее обратно, когда вернусь.

– Если вернешься.

Перчатка напоминала о чудесном и безмятежном дне. О Рике. О новой палитре чувств. Но, как и у меча, подаренного тем же Ракавиром, у перчатки имелось иное значение. Другой оттенок. Вещь как бы говорила – забудь, отринь, оставь пустые грезы! Жизнь не стоит на месте, а красивые девушки из влиятельных семей редко выходят замуж по любви…

Десятник покачал головой. Меч и перчатка. Две вещи, но, сколько в них противоречивого смысла!

После обеда Ильгар взял шест и отправился во двор для тренировок. Там было пусто – гарнизонные солдаты отдыхали после утренних занятий, и весь двор находился в его распоряжении. Как всегда, тренировка с оружием, отзывавшаяся сладкой усталостью в мышцах, избавила от тревог и мрачных мыслей. С каждым ударом, поворотом, подскоком или кувырком! Взмах следовал за взмахом, чурбан гудел от ударов, из его «брони» летела солома. С десятника семь потов сошло. Он успокоился, лишь измочалив шест и превратив новенькое чучело в рухлядь. Инструктор Габб выбранит за порчу имущества, но это не важно…

Остужаясь, Ильгар из ведра окатил себя студеной колодезной водой. Растер разгоряченное тело полотном и ненадолго прилег в скудной тени зарослей шиповника. Мысли вернулись к Рике. Вспомнилась ее улыбка, беспокоящийся взгляд, когда он уходил. Если девушка не дождется его – это станет жестоким наказанием. А если мечта молодого жнеца исполнится – дорогой наградой, и никакие мечи не сравнятся с ней, не затмят.

Вечером десятник отправился в общину следопытов, прихватив с собой близнецов.

– Город и на тебя повлиял, Нур? – сказал Ильгар, глядя на преобразившегося солдата. – Без бороды и косм выглядишь почти как человек.

– Угу, – многозначительно ответил здоровяк. – Идем?

Оба брата были на редкость плохими собеседниками – лишнего слова клещами не вытянешь. Парни из десятка давно бросили безрезультатные попытки разговорить близнецов. Но Ильгар молчаливость недостатком не считал. К выпивке не притрагивались, в ссоры не лезли, любили тренироваться и читать. На его вкус – идеальные солдаты…

Решить дела с интендантом и следопытами следовало до захода солнца, пока троекратно не пробьет набат. Приходилось торопиться. Благо, город после нападения иарматов потерял свой главный недостаток – вечную толкотню, шум. Люди предпочитали оставаться дома, под защитой крепких каменных стен. Еще много недель пройдет прежде, чем горожане обретут былую уверенность и чувство безопасности…

Ильгар подошел с близнецами к приземистому каменному строению с покатой крышей и дубовой дверью, усиленной листовым железом. Поднялись по ступеням, Нур трижды постучал медной колотушкой.

На пороге возник мрачный коренастый мужчина в полотняной рубахе и штанах из мешковины. Глаза ярко-зеленые, как трава на лугу. Запястья обмотаны лозой, на шее висел длинный нож с костяной рукоятью и обточенным камнем в оголовье.

– По какому делу пожаловали? – мужчина запустил пальцы в спутанную бороду.

– Я Ильгар. Десятник. Ищу Колла-Перекати-поле.

– Считай, нашел. Чего надобно?

– Мы завтра выступаем из города, – сказал Ильгар. – Нужен перечень всего необходимого в лесах и на болотах.

– Гм… – нахмурился Колла. – У тебя выговор странный… сам-то из лесных, небось? Разве не знаешь, с чем на болота и в чащобы ходят?

– Не знаю. Потому и пришел.

Следопыт писать не умел и просто продиктовал все, что могло облегчить путь и защитить от непогоды, насекомых и прочих мелких неприятностей, в совокупности погубивших множество жизней. Десятник внимательно выслушал, записал на пергаменте. Поблагодарив, распрощался с Коллой и повел парней в цитадель.

Внутри склада трое солдат резались в карты, еще один – явно недовольный своим положением – внимательно наблюдал за гостями, положив ладонь на рукоять булавы. Сам интендант выглядел утомленным. Редкие седые волосы зачесаны назад, густая щетина на щеках и подбородке, синяки под глазами.

Помещение выглядело не лучше. На полу сор, крошки, повсюду грязные тарелки, кое-где – пустые глиняные бутыли из-под ягодных напитков и вина.

– Не обращайте внимания на бедлам, – сухо проговорил интендант. – И на меня – тоже. Оба моих помощника уехал на запад, в столицу, чтобы привести в город подводы с запасами. Я один кручусь… Меня зовут Файвель.

Он провел их по узкому коридору в крохотную и незаметную с улицы пристройку. Там спустились на один уровень под землю. Все здесь говорило о том, что катакомбы возвели язычники, и случилось это давным-давно.

Дальше Файвель прошел по широкому пандусу в арочный коридор. Дорогу дважды преграждали кованые решетки, возле которых дежурили солдаты.

– Я думал, все оружие в арсенале хранится, – заметил Ильгар, пока интендант отпирал один из трех замков.

– Хранилось раньше, – буркнул Файвель в ответ. – Разобрали все. Горожане как сговорились. Каждый хочет копье или лук. А некоторые даже кирасы выпрашивали… Преатор Аларий своим указом разрешил мужчинам вооружаться. Под подпись. Потом, когда город в безопасности будет, все вернут. Один хрен пользоваться никто умеет! Так что пришлось подземное хранилище временно открыть. Солдаты после ночной смены выдрыхнутся, заставлю кое-что в арсенал перетащить. Нечего здесь шастать кому попало…

Стены в коридоре были выложены тесаными глыбами, под ногами, на утоптанной земле лежала прелая солома. Там царила влага, даже камень кое-где позеленел и покрылся плесенью. Но в самом хранилище оказалось поразительно сухо, даже жарковато. Повсюду оружие, завернутое в просмоленное полотно, спрятанное под выделанными шкурами и мехом или плотными рядами выставленное в старых бочках и на стеллажах. Густо пахло маслом и жиром. На деревянных подпорках чадили светильники, заливая все вокруг ярким светом.

– Что там у вас? – спросил интендант, не без удовольствия оглядывая свои подземные владения.

– Вот перечень всего необходимого, – протянул пергамент Ильгар.

Файвель пробежался глазами по буквам. Хмыкнул.

– Зачем вам столько топоров?

– Почем мне знать. Написано – значит, нужно. Перечень составлен со слов следопытов.

– О, тогда вопрос снят, они свое дело знают… Ну-с, что у нас дальше? Стрелы, колчаны, четырнадцать мотков тетивы. К ним – жир, масло и воск, – интендант с хрустом почесал щетину на подбородке. – Чехлов нет, обойдетесь просмоленным полотном… Кожаные плащи? Этого добра полно! Пыль только из них вытрясите.

Назад они отправились, сгибаясь под тяжестью тюков. Но Ильгар остался доволен – снарядились хорошо! В лесу тяжело придется, а в болотах – и того хуже…

Следующим утром отряд вышел из города. Тихо, незаметно, когда Сайнария не пробудилась ото сна. Небо еще хранило блеклые ночные тона, и на нем слабо-слабо мерцала Летняя Звезда. Вокруг нее было пусто.

Знак. Это знак.

Ильгар остановился возле караулки, пропуская своих бойцов вперед. За солдатами двигались жрецы. Трое мужчин и женщина. Они по-прежнему носили рубища и шли босиком: наденут белоснежные одежды лишь после того, как нальется полная луна, а затем истает до крохотного месяца. Дальше следовала самая странная пара в их отряде – Альстед и Ромар. Дарующий и его чернокожий защитник, вооруженный мечом на длинной деревянной рукояти. Замыкали шествие хмурые, молчаливые и дикие с виду следопыты.

Десятник дождался, пока отряд отойдет подальше. Снял с пояса меч. Вынул из кармана пахнущую розовым маслом перчатку. Затем повернулся и посмотрел на караульного. То был совсем молодой воин. На щеке бугрился рубец, до конца так и не залеченный жрецами. Взгляд немного мутный, в нем таилась неведомая тоска.

– Ты участвовал в битве позавчера? – спросил у караульного Ильгар.

Тот недоуменно покосился на десятника.

– Да, конечно, – прошепелявил он. У парня оказались выбиты зубы. – Мы провели в город десятка два горожан, а потом защищали вторую сторожевую вышку. Меня ранили… больше ничего не помню.

Ильгар посмотрел на одинокую звезду. Она отдалялась, теряла яркость. Наконец, словно подмигнув ему напоследок, погасла.

– Вот, – десятник протянул ошеломленному парню меч. – Ты его заслужил.

– Но…

– Держи! И помни: если воин дарит тебе меч – то считает, что ты превосходишь его своей честью.

Десятник быстро зашагал прочь.

– Я запомню! И не посрамлю твоего клинка! – крикнул ему вслед парень, все еще не веря своему счастью.

Ильгар услышал, но даже не оглянулся. На ходу сложил перчатку и сунул в карман.

Он знал, что следующей ночью Летняя Звезда загорится вновь, и поклялся себе, что когда-нибудь обязательно посмотрит на ее отражение в черийской стали. Но тогда будет по-настоящему достоин своего меча.