Текст книги "Чудовища рая"

Автор книги: Мари Хермансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– И все-таки я думаю, что не захотел бы иметь дело с кем-то, неспособным ощущать вину, – спокойно проговорил Даниэль.

– Но если все будут такими? В моем мире больше не останется чрезмерно чувствительных педантов вроде вас. Только не надо так возмущаться. Много ли счастья вам принесла ваша чувствительность? А ваша депрессия – может, она сделала вас счастливым?

– Откуда вам известно про мою депрессию? – удивленно воскликнул Даниэль, однако Карл Фишер пропустил его вопрос мимо ушей.

– В высокотехнологичном обществе вы обременены душой из каменного века, вот в чем ваша проблема, Даниэль. А мир нуждается в амбициозных, напористых и жестких индивидах. Профсоюзы и государство больше не станут о вас заботиться. Нужно уметь постоять за себя. В то время как большинство людей на это неспособны. Они теряют работу, превращаются в жалкие развалины, принося прибыль психологам, производителям спиртного да фармацевтической индустрии. Вот честно, Даниэль, меня просто воротит от всех этих людей, зарабатывающих на страданиях. От психотерапевтов, фармацевтов, знахарей. Священников, писателей, артистов. Всех этих паразитов, живущих за счет человеческих чувств и совести, за счет истерзанных людских душ!

Доктор Фишер уже довел себя до состояния исступленной ярости. Даниэля подмывало возразить ему, однако он вдруг ощутил себя странно опустошенным. Неправота Фишера была ему очевидна, но почему-то на ум совершенно не приходило никаких доводов. Возможно, сказывалось воздействие препаратов.

– По-прежнему не согласен с вами, – кое-как удалось выдавить ему.

Врач мило улыбнулся и как будто взял себя в руки.

– Ну естественно. Вы же являетесь частью нынешнего положения вещей и, в отличие от меня, не можете взглянуть на него со стороны. Но поверьте мне на слово: чрезмерная чувствительность человечества – пережиток предыдущей стадии развития. Вроде волос на теле. Какая-либо надобность в ней уже отпала, так что ее удаление не причинит никакого вреда.

Тут из нагрудного кармана Фишера зазвучала мелодия «Форели» Шуберта. Врач ответил на звонок.

– Превосходно, – произнес он в трубку и снова сунул телефон в карман. – Это был доктор Калпак. Ваш анализ крови показал, что все в порядке и состояние вашего здоровья прекрасное. Так что нам ничто не мешает приступить к лечению как можно скорее.

– Лечение? Что еще за лечение? – встревожился Даниэль.

– Сейчас нет времени объяснять. Если вкратце, суть как у проекта «Пиноккио», только наоборот.

Даниэль сделал глубокий вздох и, к собственному удивлению, довольно спокойно осведомился:

– То есть вы хотите превратить человека в деревянную куклу?

– Пожалуй, сам бы я не стал прибегать к подобной метафоре. Но, судя по всему, образ куклы для вас весьма привлекателен. «Кукла с чужой рукой внутри». Так же вы себя описывали?

Даниэль оцепенел.

– Откуда вы об этом узнали?

– Ну вы же говорили эти слова психиатру? К которому вы обратились за лечением от депрессии, так ведь?

Фишер прошел к книжному шкафу и принялся рыться в папках.

– Но как вам удалось заполучить информацию подобного рода?

– Я вам уже говорил, у меня широкая сеть контактов. И ради прогресса нам, врачам, необходимо делиться своими материалами.

Он вернулся с папкой и освободил на столике место, сдвинув чашки и блюдца в сторону.

– История болезни – это конфиденциальный документ, – возразил Даниэль.

– Порой ради блага большинства приходится жертвовать благом отдельной личности, – пробурчал Фишер, перелистывая документы. – По крайней мере, именно так решил ваш психиатр, когда я дал ему понять, что знаю о его отношениях с одной из пациенток. Подобные сведения, попади они в неправильные руки, нанесли бы непоправимый урон его карьере и браку. Из ваших бесед с ним создается впечатление, что вы… Ага, вот. Вы обладаете «слаборазвитым чувством собственного «я» и всю свою жизнь ощущали себя подавляемым собственным братом». Да, вы даже определили себя как «его блеклую имитацию». Весьма интересно. Вы пытались отыскать собственное место в жизни, однако без брата неизменно чувствовали себя «пустым и полым, готовым наполниться первым же встречным. Подобно перчаточной кукле». Вот так-то.

Фишер шумно захлопнул папку.

– Когда я прочел это, мне стала очевидна ваша огромная значимость для моих исследований. Вы оказались не тем, на кого я надеялся. Однако имеются все основания полагать, что еще станете.

56

Операционная создавала впечатление походной и примитивной, словно бы на скорую руку подготовленной для оказания помощи жертвам какой-то крупной катастрофы: запечатанные картонные коробки, втиснутое в угол оборудование, наполненное грязными ватными тампонами пластиковое ведерко.

К собственному изумлению, Даниэль не особенно тревожился. Внутреннее спокойствие он относил на счет сделанного доктором Калпаком укола. Хирург без всякого предупреждения выхватил шприц, который словно бы прятал в рукаве белого халата, и, даже не прерывая своей мягкой и мелодичной речи, всадил иголку Даниэлю в руку. По-видимому, в уколе были те же препараты, которыми его ранее пичкали в виде таблеток, поскольку у него вновь возникло ощущение, будто он плывет или зависает в воде. Он демонстрировал покладистость и послушание, и двум охранникам даже не пришлось применять силу, когда они подталкивали его к некоему подобию стоматологического кресла посреди операционной. Оно было накрыто зеленой бумагой, которую явно не сменили после предыдущего пациента, о чем красноречиво свидетельствовали темные пятна и разрывы, как если бы пациент не мог усидеть там спокойно.

Доктор Калпак поднес к Даниэлю какой-то жужжащий предмет. Увидев, что это всего лишь электрическая бритва, тот рассмеялся от облегчения. Индиец тоже рассмеялся, продемонстрировав ряд белоснежных зубов, и провел бритвой по черепу Даниэля. Пучки уже успевших отрасти темных волос посыпались на пол.

– Прямо как у парикмахера, а? – беззаботно бросил врач.

Рядом с креслом появился и Карл Фишер. Большим и указательным пальцами он держал тонкий металлический стержень длиной сантиметров пять. Даниэль недоуменно уставился на вещицу и спросил:

– А это что еще такое?

Словно бы обдумывая уместный ответ, Фишер крутил стерженек меж пальцев. Наконец проговорил:

– Можете расценивать это как руку, которая вот-вот вас наполнит.

Подобный ответ Даниэля отнюдь не обрадовал, однако, прежде чем он успел как-то его прокомментировать, земля отдалась громоподобным рокотом, от которого задребезжали инструменты и склянки на полках.

– Боже милостивый, опять они взрывают! – вскричал доктор Калпак. – Придется подождать. Я не могу оперировать, когда все ходит ходуном.

– Да уже закончили. Все в порядке, – спокойно отозвался Фишер.

– Никаких вибраций! Абсолютно никаких вибраций! – продолжал заходиться индиец. – Тут даже на миллиметр ошибиться нельзя!

– И не ошибетесь. Вы поместите его в точности куда надо.

Оба врача уставились друг на друга по разные стороны от кресла, выжидая, не последует ли нового взрыва. Единственное, что нарушало тишину, был гул вентилятора.

Фишер ободряюще кивнул, и Калпак сбрил остававшиеся волосы на голове Даниэля. С тихим гудением спинка кресла опустилась до лежачего положения, а затем кресло поднялось на удобную для работы высоту.

Доктор Калпак обхватил лоб Даниэля металлической скобой, которая зафиксировала ему голову, не позволяя поворачивать ее в стороны.

Врачи снова воззрились друг на друга. Фишер едва заметно подмигнул левым глазом – как будто тик пробежал по его веку.

– Что вы собираетесь де… – начал было Даниэль.

И в следующее мгновение голова его взорвалась снопом искрящейся боли. Он услышал крик – возможно, свой собственный, – и, словно обугленная фотопленка, его сознание разлетелось на кусочки.

57

Абсолютная темнота, пронзило Даниэля тревожной мыслью. Густая и плотная, словно материальное вещество, она обволакивала его со всех сторон, набиваясь в рот и ноздри. Совершенно никаких проблесков света, никаких оттенков – лишь сплошная чернота. Даниэль словно оказался в некой новой стихии, в которой невозможно было разобрать, где верх, а где низ. Как в космосе. Впрочем, само правило, будто Северный полюс обязательно наверху, а Южный внизу – всего лишь предрассудок. С какой стати так считают? Наверху и внизу относительно чего?

Наверное, он умер. Верх и низ больше не существуют. Ориентироваться не по чему. Вот только, коли он умер, как же он может рассуждать обо всем этом? Да и потом, кое-что, способное послужить ориентиром, все-таки имелось. Вполне реально и весьма болезненно на правую ногу и бедро ему давило что-то тяжелое и твердое. Он попытался выбраться из-под веса или отпихнуть его, однако обнаружил, что совершенно не в состоянии пошевелиться. Где же доктор Фишер и доктор Калпак?

И вдруг Даниэля осенило, что же произошло. Взрывные работы на стройке! Подземная исследовательская лаборатория доктора Фишера не являлась частью официальной территории Химмельсталя и не значилась на планах комплекса. Поэтому при расчете количества взрывчатки ее попросту не учли. И вот теперь операционная, в которой он находился, – а может, и вся лаборатория – обвалилась.

Погребен заживо! Как ни гнал Даниэль от себя эту мысль, от нее было никуда не деться.

Он закричал, однако это лишь причинило дополнительную боль, нежели подняло какой-то шум, поскольку рот у него тут же забился бетонной пылью, и он зашелся в приступе мучительного кашля.

Сквозь собственные стоны Даниэль вдруг расслышал посторонний звук. Машина? Человеческий голос? Какие-то протяжные ноты, вибрирующие и визгливые. Он замер и прислушался. И узнал мелодию. Это же «Знамя, усыпанное звездами», государственный гимн США! Только звучит как-то чудно. Будто кто-то пытается изобразить голосом электрогитару.

– Том! – крикнул он. – Это ты?

В нарастающем темпе эксцентричные звуки заметались меж истошными вскриками и глухим низким завыванием и наконец, после продолжительного крещендо, оборвались. Раздался щелчок, и совсем рядом вспыхнул огонек.

Из мрака проступил Том. Он держал в руке зажигалку, чей хилый свет придавал его худому лицу и обритой голове жутковатый вид. Судя по всему, имитация гитарного звука оказалось для него занятием довольно утомительным – он тяжело дышал, а из уголка рта у него сочилась струйка слюны. Во всем остальном, впрочем, выглядел резчик совершенно невредимым.

– Том, можешь мне помочь? Кажется, я застрял, – простонал Даниэль.

– Да, тут несколько тесновато, – со вздохом согласился Том, не двигаясь, однако, с места.

В слабом свете Даниэль разглядел обрушившиеся бетонные блоки и искореженную металлическую арматуру. Сам он лежал на полу, придавленный перевернутым операционным креслом.

– Том! – взвыл он снова.

Тот подошел поближе и осветил лицо Даниэля зажигалкой. Затем отступил на пару шагов назад и принялся внимательно его рассматривать, рассеянно поглаживая свой голый череп. Наконец изрек:

– От всего этого дерьма нужно избавиться. Оно загораживает обзор.

– Всецело с тобой согласен, – прошипел Даниэль. – Но я застрял. Как думаешь, сможешь меня вытащить?

Том снова приблизился и критически осмотрел завал. Потом присел рядом с Даниэлем и сунул ему зажигалку:

– Держи.

Встав плечом под бетонную плиту, он принялся изо всех сил толкать ее, однако та даже не шелохнулась.

– Не, не могу, – констатировал он. – Придется тебе так и оставаться. Но выглядит не очень.

– Может, попробуешь меня вытащить? – прошептал Даниэль.

Том вздохнул, словно ему вконец все это надоело, но все-таки ухватил Даниэля за руки и, раздраженно дернув, протащил его на несколько сантиметров. Оказалось, что масса давила Даниэлю на голень, а вовсе не на бедро. Он взвыл от боли, однако смог самостоятельно проползти чуть вперед и в итоге полностью высвободился. Затем перевернулся на бок и, жадно глотая воздух, схватился за пульсирующую лодыжку.

– Без этого дерьма выглядишь ты гораздо лучше, – с одобрением сообщил Том.

Даниэль встал на ноги и, убедившись, что дело обошлось без переломов, осмотрелся в свете зажигалки. Они были заперты в небольшом пространстве, со всех сторон окруженном обвалившимся бетоном и щерящейся арматурой.

Вдруг Том присвистнул и на что-то указал. Из-под завала торчала рука в белом халате. Темнокожая кисть с ладонью посветлее, длинными и тонкими, словно стебельки, пальцами.

– Доктор Калпак, – заключил резчик.

Он нагнулся и слегка подергал пальцы, после чего с досадой цокнул языком.

– А мог бы стать великим гитаристом.

– Его сестра играет первую скрипку в Лондонском симфоническом оркестре, – пробормотал Даниэль, безуспешно пытаясь нащупать пульс на все еще теплом запястье.

Затем оглядел груду бетона, вздымавшуюся до самого потолка. Где-то под ней, вероятно, покоился и доктор Фишер.

– Где ты находился, когда тоннель обрушился? – спросил он у Тома.

– В приемной. Меня должны были оперировать сразу после тебя. Я пошел в туалет, а охранник остался снаружи. И когда я смывал, что-то произошло. Наверно, не на ту кнопку нажал. А с тобой что? Тебе уже делали операцию?

Он указал на недавно обритую голову Даниэля, и тот вдруг ощутил, как по виску и щеке у него стекает что-то теплое и вязкое. Ахнув от ужаса, он схватился за голову, замер и затем осторожно ощупал саднящий участок над правым ухом.

Том выхватил у него зажигалку и поднес к ране.

– Просто свежая царапина. Наверно, зацепило куском бетона, – диагностировал он и несколько виновато добавил: – Что ж, а теперь мне пора.

Том развернулся, и Даниэль тут же оказался во тьме. Затем, подсвечивая себе зажигалкой, резчик с неожиданным проворством принялся карабкаться по куче громоздящихся глыб.

– Только осторожнее, смотри, чтобы еще больше не обвалилось! – крикнул Даниэль, пока Том с легкостью горного козла взбирался по обломкам.

Куда, черт побери, он собрался?

– Здесь тоже слишком тесно. Нужно избавиться от этого, – фыркнул резчик. – И от этого.

Он уже достиг вершины бетонной кучи и держался за обломки, широко раскинув руки. Огонек зажигалки сиротливо мерцал во тьме.

– Много от чего нужно избавиться, Том.

Стало темнее, и Даниэль с ужасом осознал, что Том уже пробирается меж двумя глыбами прочь от него.

– Стой, ты куда? – взвыл он, страшась одной лишь мысли остаться одному во мраке.

– Вот так. Так-то лучше, – донесся сверху голос Тома. Через мгновение его голова и рука с зажигалкой вынырнули обратно из расселины между потолком и грудой бетона.

– Ну ты идешь или так и будешь там торчать? – крикнул он.

– А что на другой стороне? – обеспокоенно спросил Даниэль, уже карабкаясь, впрочем, по рухнувшей стене.

– Не знаю, понравится ли тебе. Но здесь, блин, хотя бы не так тесно, – послышалось сверху.

– Там процедурная? Коридор?

– Вроде того.

– А есть там кто?

Том развернулся, рука с зажигалкой исчезла, и Даниэля вновь объяла тьма.

– Нет. А вообще есть. Вроде как, – жутковатым эхом донесся из-за обвала голос резчика.

– Подожди! Подсвети мне! – крикнул Даниэль. Он оступился и теперь отчаянно нашаривал во тьме опору. Вновь замерцал огонек зажигалки, и Даниэль с замирающим сердцем обнаружил, что вот-вот соскользнет вниз между двумя огромными глыбами бетона.

– Подержи, пожалуйста, зажигалку, пока я не залезу! – взмолился он.

Том нетерпеливо вздохнул, однако внял просьбе Даниэля, коротая время озвучиванием гитарных риффов.

Едва лишь Даниэль взобрался на последнюю глыбу, его проводник подался назад, давая ему возможность пролезть в расселину. Сначала Даниэлю показалось это невозможным, но ведь, подумал он, сам Том как-то да ухитрился протиснуться. Пускай резчику и было проще, с его-то худобой, но попробовать все-таки придется. У него просто нет другого выбора.

Даниэль ободрал пораненную голову о бетон, и по лицу его хлынули струйки липкой крови. Сжав от боли зубы, он все же протиснулся через завал.

Первой его мыслью было, что запах тут совершенно другой. Не сухой бетонной пыли, а сырой земли и камня. И хоть здесь тоже было темно, что-то подсказало Даниэлю, что они не в процедурной и не в коридоре медицинского центра. Его охватило чувство, будто он оказался на дне глубокого колодца.

– Том! – крикнул он. – Где мы?

Его голос тут же отдался эхом от каменных стен. Где-то поодаль, расслышал он, медленно капала вода.

– Не будь здесь так холодно, я бы предположил, что мы в чертовых вьетконговских тоннелях, – донесся из тьмы ответ.

– Ты как будто уже далеко ушел. Я ничего не вижу. Можешь подсветить?

Раздался щелчок, и во влажном воздухе с легким шипением вспыхнул язычок пламени. Метрах в десяти дальше по узкому тоннелю со сводчатым потолком из камня стоял Том. Изо рта у него вырывался пар.

– Ты вроде сказал, что видел здесь людей? – напомнил ему Даниэль.

Резчик пожал плечами.

– Я видел вот этих, – ответил он и поднес зажигалку поближе к стене.

Тут Даниэль разглядел, что в каменной стене на манер ящиков шкафа проделаны горизонтальные ниши. Он медленно подошел к той, что тускло освещал импровизированный фонарик Тома.

Ему уже стало понятно, что сейчас предстанет его глазам, поскольку нечто подобное он прежде встречал в Риме и Париже. И все равно от вида коричневого черепа с пустыми глазницами у него так и перехватило дыхание. Содержимое соседних ниш не позволяла разглядеть темнота, но, несомненно, и в них на своих ложах в несколько ярусов покоились скелеты.

– Катакомбы, – прошептал он. – Значит, они действительно существуют.

– Похоже на то, – согласился Том, а затем, внезапно озаренный весьма здравой мыслью, добавил: – Нужно беречь горючее. Быстренько осматриваемся, а потом идем в темноте.

Даниэль извлек из груды бетона пару арматурных стержней. Надо же чем-то ощупывать дорогу, коли придется пробираться сквозь абсолютный мрак. Ему определенно не хотелось неожиданно наткнуться на какое-нибудь препятствие.

Зажигалка погасла, и они двинулись дальше по тоннелю. Том шел впереди, следом Даниэль, одной рукой крепко вцепившись в тренировочный костюм своего провожатого, а другой ведя металлическим прутом вдоль стены, в которой меньше чем в полуметре от него в открытых могилах лежали скелеты.

Внезапно прут Тома с лязгом ударился о камень.

– Что такое? Мы уперлись в тупик? – встревожился Даниэль.

Резчик щелкнул зажигалкой, и тогда они увидели, что тоннель всего лишь поворачивает под прямым углом. Однако далее проход стал ниже и уже.

Снова погасив зажигалку, они пригнулись и продолжили путь сквозь тьму. Том для поднятия бодрости духа изображал исступленное гитарное соло. Даниэль несколько раз ударился головой о потолок, вскрикивая каждый раз, когда его и без того израненную кожу обдирал шершавый камень. Кровь уже вовсю заливала ему лицо. А Том словно и не обращал на него внимания, заходясь надсадными звуками.

Вдруг он резко остановился, оборвав протяжную раскатистую ноту.

– Опять стена? – спросил Даниэль.

Не потрудившись щелкнуть зажигалкой, резчик чуть сместился в сторонку, и тогда Даниэль понял причину остановки. Чуть впереди различалась узкая полоска света.

– Я знал, где-то этот тоннель да выходит наружу! – обрадовался он. – Там какая-то дверь!

Когда же они достигли полоски света, оказалось, что это вовсе не дверь, но сплошная кирпичная стена с вертикальной щелью в углу.

– Что ж, по крайней мере, это внешняя стена, – резюмировал Даниэль.

Он попытался посмотреть через щель, но необычайно яркий свет ослепил его. Может, это вовсе не дневной свет? Он выждал пару секунд, давая глазам привыкнуть, затем взглянул снова. Однако щель была слишком узкой, а свет по-прежнему чересчур ярким. Даниэль только и видел что белую пустоту. Какая-то комната? Пустая процедурная с выложенными белым кафелем стенами и флуоресцентными лампами?

Но нет, из трещины тянуло холодным сквозняком, совсем не как из помещения. А запах, этот чудесный, свежий природный запах! Прямо за стеной раскинулась долина. Свобода!

Даниэль вдруг осознал всю иронию собственного положения. Долина, что совсем недавно он считал тюрьмой, теперь ощущалась подлинной свободой. А выход к ней представлял собой трещину шириной с полсантиметра. Ну что за насмешка! Он так и умрет здесь, на пару с чокнутым Томом, и они упокоятся в общей могиле с десятками других скелетов.

Он прильнул губами к трещине и принялся звать на помощь. Увы, было все равно что кричать в стену. Звук попросту отражался назад, и даже если бы кто и оказался прямо за кирпичной кладкой, все равно вряд ли бы что услышал. Слишком узкая щель, чтобы через нее наружу мог пробиться громкий звук.

– Ну у тебя и видок, – с отвращением бросил Том, указывая на залитое кровью лицо Даниэля.

– Уж извини, – только и развел руками он.

И тогда, к его удивлению, резчик расстегнул молнию на куртке своего спортивного костюма и снял ее. А потом стянул и майку, обнажив щуплую волосатую грудь.

– Ты что делаешь? – воскликнул Даниэль. – Замерзнешь ведь насмерть!

Все так же изумленно он взирал, как его товарищ по несчастью разрывает майку на полоски. Желание того перевязать ему раны тронуло его до глубины души. Вот только ничего подобного в планах у Тома не значилось: весьма бесцеремонно он просто отер кровь с головы и лица Даниэля.

– Вполне сойдет, – кивнул резчик самому себе, удовлетворенно разглядывая окровавленный лоскут.

Даниэль привалился к стене и поднес ладонь к полоске дневного света, узкой нитью прорезающего тьму. От нечего делать попытался ухватить эту нить пальцами.

Он занимал себя подобной бесцельной игрой несколько часов, пока не замерз до такой степени, что уже едва ли ощущал собственное тело.

Том расхаживал туда-сюда по темноте, бормоча под нос всякий вздор и практикуясь в гитарных соло. Даниэль старался не слушать его, полностью сосредоточившись на полоске света, которая медленно и неотвратимо бледнела и сужалась.