Текст книги "Чудовища рая"

Автор книги: Мари Хермансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

5

Даниэль оказался в зале, более походившем на вестибюль старой фешенебельной гостиницы, нежели на приемную медицинской клиники.

Его встретила молодая женщина в превосходно сидящем по фигуре голубом платье и туфлях на низком каблуке. Своим одеянием, прямой осанкой и улыбкой она напоминала стюардессу, но представилась «хозяйкой».

Судя по всему, ей уже было известно, кто такой Даниэль и к кому он приехал. Она попросила его расписаться в зеленом учетном журнале, после чего указала на кресла, выставленные перед роскошным открытым камином в стиле модерн. Стену над ним украшала скрещенная пара старых лыж с чучелами голов животных по сторонам от них – горного козла с огромными рифлеными рогами и бородой и оскалившейся лисицы.

– Ваш брат скоро появится. Пойду сообщу ему о вашем приезде. Мой коллега отнесет ваш багаж в гостевую комнату.

Даниэль собрался было сесть в одно из кресел, но тут появился блондин в рубашке с коротким рукавом и галстуке, тоже смахивающий на стюарда, и решительно подхватил его чемодан.

– Постойте, я же не собирался останавливаться у вас. После встречи я отправлюсь в отель, – запротестовал Даниэль. – Неужели мой чемодан не может постоять здесь всего лишь пару часов?

Мужчина остановился и обернулся:

– В какой отель вы собрались?

– Да пока даже не знаю. В ближайший, наверное. Может, порекомендуете какой?

Женщина и мужчина озабоченно переглянулись.

– Вам предстоит неблизкий путь, – покачала головой хозяйка. – Здесь, в горах, большинство отелей – санатории. В основном в них проживают постоянные клиенты, и номера бронируются на месяцы вперед.

– Я видел деревушку в долине внизу. Там нельзя снять жилье? – поинтересовался Даниэль.

– Мы не рекомендуем посетителям останавливаться в деревне, – ответила женщина. – Вам кто-то предлагал там проживание? – Она по-прежнему улыбалась, однако едва заметно напряглась.

– Вовсе нет, – заверил ее Даниэль. – Просто пришла в голову такая мысль.

Блондин откашлялся и невозмутимо проговорил:

– Если вам вдруг предложат комнату в деревне, тут же откажитесь. Вежливо, но твердо. Вы можете поселиться в одной из наших гостевых комнат. В основном наши посетители так и поступают. Можете даже задержаться на несколько дней, в данный момент у нас много свободных номеров.

– Я этого не планировал.

– Платить вам не придется. Большинство родственников наших пациентов живут довольно далеко, поэтому мы считаем разумным позволять им останавливаться у нас на несколько дней. Так посетители успевают немного обжиться и встречи проходят в более естественной обстановке. Вы ведь прежде не бывали в Химмельстале?

– Нет.

На протяжении всего разговора мужчина так и держал багаж Даниэля в руках и сейчас, судя по всему, счел проблему улаженной:

– Тогда не хотите ли посмотреть свою комнату и распаковать чемодан? Туда можно подняться на лифте. – Не дожидаясь ответа, он зашагал по ворсистому ковру.

Даниэль последовал за ним. В конце концов, подумалось ему в кабине лифта, провести здесь ночь не такая уж и плохая идея. Уже подошло время ужина, и перспектива заниматься поисками жилья в окрестностях на ночь глядя его совершенно не вдохновляла.

Гостевая комната оказалась маленькой, но светлой и со вкусом обставленной. На белом столике стояла ваза с живыми цветами, а вид на долину и горы в отдалении всецело отвечал ожиданиям любого туриста от отпуска в Альпах.

Химмельсталь. «Райская долина». Прекрасное название для прекрасного места, подумал Даниэль.

Он умылся в раковине и сменил рубашку, затем растянулся на кровати и на несколько минут расслабился. Кровать была современной и высококачественной, и тело сразу же ощутило комфорт. Даниэль был бы не прочь вздремнуть часок-другой перед встречей с братом, но хозяйка уже сообщила Максу о его приезде, так что со сном придется повременить.

Спускаясь на лифте в вестибюль, он вдруг осознал, в чем же заключалась странность недавнего разговора с хозяйкой и ее коллегой. То есть Даниэль чувствовал эту необычность на протяжении всей беседы, лишь не отдавал себе в этом отчета. Удивительно, но разговор велся на разных языках: он обращался к персоналу на немецком, считая таковой их родным, сотрудники же отвечали на английском.

Просто он настолько привык переключаться с одного языка на другой, что уже едва ли обращал на подобное внимание – лишь незначительный диссонанс, тихий щелчок в сеансе связи.

Языки всегда давались ему легко. В детстве он проводил много времени с дедом по материнской линии, лингвистом по профессии. Даниэль с матерью ужинали у ее родителей едва ли не каждый день, и пока женщины мыли на кухне посуду, дедушка отводил его в свой просторный прокуренный кабинет.

Даниэль обожал сидеть там на полу и листать книжки со множеством картинок – росписями египетских гробниц, греческими скульптурами и средневековыми гравюрами, – в то время как дед рассказывал о языках, все еще живых и давно уже мертвых. Об их связи между собой, прямо как у людей, и о древнем происхождении слов. У Даниэля просто дух захватывало от его рассказов, и он всегда интересовался, откуда появилось то или иное слово. Порой дед отвечал не задумываясь, а иногда ему приходилось покопаться в книгах.

К изумлению Даниэля, слова, что он так привык использовать в речи и считал совершенно естественными, оказывались гораздо старше его, и даже дедушки, и даже старого дома со скрипучими половицами. Прежде чем, словно бабочка на цветок, внезапно опуститься на его ротик, они проделали долгий путь через различные страны и эпохи. И будут еще очень долго продолжать свое путешествие даже после того, как не станет и самого Даниэля.

Уважение и восхищение языком он сохранил и во взрослой жизни. В школе изучал латынь и древнегреческий, а в университете немецкий и французский, и со временем получил работу переводчика в Европейском парламенте в Брюсселе и Страсбурге.

Выражение своим голосом чужих мыслей и взглядов, зачастую полностью противоречащих его собственным, довольно странным и отчасти пугающим образом распаляло Даниэля. Если сказанное несло сильный эмоциональный заряд, одного лишь языка ему казалось недостаточно, и для передачи посыла переводимого он прибегал к жестам и мимике. Порой он даже ощущал себя эдакой перчаточной куклой на чужой руке, словно его собственную душу попросту отпихнули прочь. В таких случаях Даниэль слышал перемену в своем голосе и ощущал работу лицевых мышц, о существовании которых доселе даже и не подозревал. Ах, зачарованно думал он, так вот каково быть тобой!

Иногда, по завершении перевода особенно жаркой дискуссии, перед возвращением к собственной личности он оказывался в своего рода вакууме. В течение нескольких головокружительных мгновений Даниэль испытывал, каково быть вообще никем.

Несколько раз его ошибочно принимали за человека, которого он переводил. Несогласные хамили и грубили лично ему, считая его альтер эго своего оппонента.

Обратное тоже было верно: симпатия к человеку, речь которого он переводил, заводила его точно так же. Даниэль подозревал, что именно таким образом ему и удалось заинтересовать женщину, впоследствии ставшую его женой.

Эмма была юристом, специализирующимся на международном праве по охране окружающей среды. Даниэлю выпало переводить ее переговоры с немецким экспертом по водопользованию, стильным джентльменом средних лет с бьющей через край эротичностью. В процессе работы у Даниэля возникло сильнейшее ощущение, будто он слился с немцем – до такой степени, что неким сверхъестественным образом едва ли не предугадывал, что тот собирается сказать.

Эмма как будто тоже расценивала их как одну и ту же личность, поскольку продолжала обсуждать с Даниэлем проблемы водопользования даже после ухода немца, как будто он был тем самым человеком, с которым она ранее вела переговоры, а не его тенью. Ему даже пришлось несколько раз напоминать ей, что в экологических вопросах он ничего не смыслит. Впрочем, к тому времени они болтали уже вовсю. Темы разговора менялись одна за другой, и потом они перекочевали в итальянский ресторанчик, а затем, изрядно набравшись, и в ее гостиничный номер. Во время занятий любовью пару раз Эмма шутливо обращалась к нему «mein Herr», что весьма уязвляло его.

Даже после свадьбы Даниэль не вполне мог избавиться от мысли, будто жена попросту перепутала его с кем-то другим и теперь расстраивается при малейшем напоминании об этой ошибке.

А потом он прознал, что она изменяет ему с биологом из Мюнхена, и они развелись.

Через год после развода у Даниэля произошел нервный срыв, причины которого он до конца так и не понял. От расставания с женой он оправился на удивление быстро и по прошествии времени нисколько не сомневался в верности подобного шага. Его высоко ценили как переводчика, на зарплату было грех жаловаться, и проживал он в современной квартире в центре Брюсселя. Заводил непродолжительные интрижки с женщинами, стремящимися сделать карьеру и столь же не заинтересованными в серьезных отношениях, как и он сам. И Даниэлю нисколько не казалось, что ему чего-то недостает, пока однажды, за один краткий миг, все не переменилось, и он вдруг ощутил, что жизнь его пуста и бессмысленна. Что все его отношения крайне неосновательны, а все выражаемые им по работе слова принадлежат другим людям. А сам-то он кто? Перчаточная кукла, которая изо дня в день по нескольку часов забавляет публику, а потом ее швыряют в угол. Он живет, только когда переводит, – но и это не его жизнь, а всего лишь заимствованная.

Ошеломляющее озарение обрушилось на Даниэля одним утром по пути на работу, когда он остановился возле киоска купить газету. Он так и застыл с мелочью в руке, словно окаменев. Продавец поинтересовался, какую газету ему нужно, но Даниэль напрочь лишился дара речи. Он сунул деньги назад в карман и рухнул на ближайшую скамейку, совершенно обессиленный. В тот день ему предстояла ответственная работа, но он вдруг ощутил, что переводить попросту не сможет.

В итоге он пробыл на больничном два месяца. Из-за депрессии, согласно бюллетеню. Однако сам Даниэль осознавал, что за медицинским диагнозом крылось нечто большее – ужасающая ясность. Откровение едва ли не религиозной природы. Как обращенные видели свет, так он увидал тьму, и озарение вселило в него точно такое же ощущение абсолютной истины, каковое описывали и познавшие Бога. Потрепанную пелену бытия отдернули в сторону, и он узрел самого себя и свою жизнь такими, какими они являлись на самом деле. Пережитый опыт потряс его до основания, и все же он был глубоко благодарен за него и содрогался от одной лишь мысли, что мог так и продолжать жить в иллюзии.

Даниэль уволился с должности переводчика, вернулся в родной город, Упсалу, и устроился в школу на временную работу преподавателя иностранного языка. Зарплата, естественно, не шла ни в какое сравнение с предыдущей, но ее вполне должно было хватать до тех пор, пока он не разберется, как же ему жить дальше.

В свободное время он развлекался компьютерными играми. «World of Warcraft» и «Grand Theft Auto». Поначалу просто чтобы убить время, но постепенно основательно втянулся. Чем унылее становилась его реальная жизнь, тем ярче представлялись эти вымышленные миры. Классная комната и учительская превратились в комнаты ожидания, где он лишь нетерпеливо коротал часы, словно сомнамбула спрягая глаголы да болтая о пустяках с коллегами. По окончании рабочего дня Даниэль опускал жалюзи в своей однокомнатной квартирке, включал компьютер и погружался в ту единственную жизнь, что была способна заставить его пульс учащаться от возбуждения, а мозг – блистать гениальными озарениями. Заваливаясь уже глубокой ночью в постель, изнуренный после жестоких схваток и головокружительных побегов, он неизменно дивился, почему же его столь захватывает несуществующее, в то время как реальное практически не трогает.

6

Даниэль вышел из лифта и направился было к креслам у камина, как вдруг двери парадного входа распахнулись и к нему устремился Макс.

Предстоящий момент встречи волновал Даниэля уже заранее. Хоть он и переживал подобное множество раз, но все равно так и не привык ко всему этому – идти навстречу самому себе, смотреть в собственные глаза, видеть собственное лицо со стороны.

К его величайшему облегчению, на этот раз все произошло по-другому. Торопливо идущий под хрустальными люстрами мужчина казался знакомым лишь отдаленно, а то и вовсе неуловимо, никак не более.

Даниэль пригладил бороду, словно бы убеждаясь, что она все еще на месте. Мягкая, но эффективная защита его чувствительного лица.

Своим загаром и небрежным одеянием – бермуды, толстовка да сандалии – Макс смахивал скорее на праздного туриста, нежели пациента психиатрической клиники. Аккуратная короткая стрижка и такая широкая и ослепительная улыбка на лице, что Даниэль немедленно поместил брата на маниакальный конец спектра, по которому беспрестанно металась его душа. Естественно, сказывалось и впечатление от письма, но Макс написал его почти месяц назад, а настроение у него менялось весьма быстро. Буквально через несколько часов он вполне мог погрузиться в непробиваемую апатию или раздражительную озлобленность. Тем не менее в данный момент брат явно пребывал в прекрасном настроении. И пока не наступала пора расплачиваться за последствия, такое его состояние уж точно было получше полярно противоположного.

Объятия Макса показались Даниэлю искренними и едва ли не страстными. За ними последовали энергичные похлопывания по спине и дурашливое боксирование.

– Бро! Хэй! Ты приехал. Ты в самом деле приехал! Да-а!

Макс громко рассмеялся и торжествующе потряс кулаками, задрав голову к потолку, словно бы благодаря некое незримое божество.

Даниэль осторожно улыбнулся в ответ:

– Ну конечно, приехал. Рад тебя видеть. Ты прекрасно выглядишь.

– Настройки по умолчанию вполне себе стабильные. Ты-то как? Черт, ты все еще носишь эту дурацкую бороду! Эй, да она еще страшнее стала! И как тебя только в самолет пустили? Ты ж вылитый талиб! – И с этим Макс дернул его за бороду.

– Мне она нравится, – ответил Даниэль, отступив назад.

– Что, правда? – вновь рассмеялся Макс. – А эти очки! Что за древняя оправа! Где ты их откопал? Почему бы тебе не носить контактные линзы, как это делает любой вменяемый человек?

– Линзы мне не по душе. Вставлять какие-то штуки себе в глаза…

– Да ты смеешься, что ли? А хотя есть в них и неудобство, это верно. Сам я то и дело подумываю о лазерной коррекции, да все возможности не выдается. Чтобы все зажило и пришло в норму, нужно две недели. А где я возьму столько времени? Ладно, давай закинем твое барахло ко мне да пойдем поужинаем в ресторан. Сегодня подают форель, я справлялся. Так где твой багаж?

– Персонал отнес его в гостевую комнату.

– Гостевую комнату? Что за бред! Ты мой гость, и больше ничей. Так что остановишься у меня.

– Где же ты живешь?

– У меня тут коттедж неподалеку. Сама простота, зато сплошной уют. Гостевая комната, ха! Это от нее ключ?

Макс выхватил у Даниэля ключ с латунной биркой и ринулся в направлении лифта.

– Жди здесь! – выкрикнул он и принялся раздраженно тыкать кнопку лифта.

Терпения, однако, ему хватило секунды на три, и он бросился вверх по лестнице, разом перепрыгивая через несколько ступенек.

Даниэль потерянно стоял на месте. Определенно, брат захватил его врасплох и взял над ним верх. Быстро же это произошло.

Через несколько минут Макс вернулся с поклажей и решительно вышел через парадные двери, спустился по декорированной лестнице и двинулся по парку. Даниэль покорно семенил за ним. Что еще ему оставалось делать?

– Здесь довольно неплохо, – произнес он для поддержания разговора, нагнав брата. – Персонал приятный. Никаких тебе белых халатов.

– Естественно, с какой стати им носить белые халаты? Насколько мне известно, белый халат еще никого не излечил. Мне нравится форма хозяек. Такая стильная. И сексуальная. Не находишь?

– Да, пожалуй.

В дальнем конце парка располагалось несколько альпийских домиков из необработанного бруса. Макс распахнул дверь одного из них и жестом пригласил брата внутрь.

– Вот здесь я и живу. Ну, как тебе?

Планировка коттеджа ограничивалась одной-единственной комнатой, обставленной деревенской мебелью из сосны. К стенам крепились скамейки, накрытые покрывалами с традиционным узором. Еще имелись камин, скромная кухонька и занавешенная ниша с кроватью.

– При желании жить здесь можно и гораздо шикарнее, но я предпочитаю так – просто и экономно, – пустился в объяснения Макс, с грохотом поставив чемодан на пол. – Спать можешь вон на койке. На одну ночь сойдет, так ведь?

– И ты живешь здесь один? – удивился Даниэль.

– Естественно. Жить с кем-то еще я не желаю. Кроме тебя сейчас, разумеется. Нет уж, мне необходимо единоличное жилье. Этим и удобны такие лечебницы – есть из чего выбирать. А теперь пойдем поужинаем. Надеюсь, ты ничего не ел в той тошниловке, где постоянно останавливается водитель? Подозреваю, он заключил с ними договор о поставке клиентов.

– Нет, только выпил кофе.

– Вот и прекрасно, значит, ты достаточно голоден, чтобы оценить свежую форель и какое-нибудь охлажденное вино из «рислинга». Или что ты там закажешь. Хотя я бы рекомендовал форель.

Перед ужином, однако, Макс решил провести брата по территории клиники.

Она была гораздо обширнее, нежели поначалу показалось Даниэлю. Помимо старого главного корпуса, на ней располагалось несколько современных застекленных высотных строений. Комплекс окружал красивый парк, по которому весьма бодро прогуливались люди. Большинство были одеты буднично и выглядели скорее как здоровые туристы, нежели пациенты реабилитационной клиники. Даниэль решил про себя, что их проблемы, как и у брата, в основном связаны с психикой.

– Кстати, ты в теннис, часом, не играешь? – поинтересовался Макс. – А то можно записаться на один из кортов и завтра с утречка размяться.

– Не, спасибо.

– Если что, тут и фитнес-центр имеется. Спортзал. Настольный теннис. И весьма недурственная качалка.

Макс указал рукой на крупное здание, мимо которого они как раз проходили. За строением даже располагался бассейн, возле которого на белых шезлонгах лежала парочка пациентов, наслаждающихся вечерним теплом. Даниэль с удивлением посмотрел на них, прикрывая ладонью глаза от солнца.

– Когда ты написал, что это реабилитационная клиника, мне представилось совершенно другое. Что-то вроде больницы, – признался он.

Макс кивнул:

– Это частная клиника, как ты уже наверняка догадался. Для тех, кто может себе позволить.

– И во сколько же здесь обходится лечиться?

Брат скривился и потряс головой – тема для него

явно была весьма болезненной.

– Вообще, несколько дороговато для моего бюджета. Пока-то платить я могу. Но если вскорости меня не выпишут, возникнут реальные проблемы. Потому я и стараюсь вести себя как совершенно нормальный. Держусь подальше от полных психов, флиртую с женским персоналом и еще научился правильно разговаривать с врачами. Теперь слышу, как они переговариваются у меня за спиной: «Какого черта он здесь делает? Вроде совершенно здоровый». Понятное дело, существует риск, что они будут держать меня, просто чтобы выкачать побольше денежек. Поэтому я ясно дал понять своему лечащему врачу, Гизеле Оберманн, что со средствами у меня уже туго, ну и что буду весьма благодарен, если они поскорее признают меня излечившимся.

Они продолжали прогуливаться по парку. В прохладном воздухе стоял аромат раскинувшегося внизу леса, от теннисных кортов доносился звук размеренных ударов по мячику.

– И как тебя здесь лечат? – осведомился Даниэль.

– Да никак.

– Но ты ведь принимаешь свои обычные таблетки?

По одной из дорожек в их сторону двигался какой-то мужчина и, судя по его виду, явно намеревался завязать с ними разговор. Макс, однако, обнял Даниэля за плечи и быстренько увел его в другом направлении.

– Как только я сюда приехал, Гизела отменила все прописанные мне раньше препараты. Хотела посмотреть, как я функционирую без них. Метод у нее очень простой: наблюдать за пациентами без воздействия лекарств.

Он остановился, встал перед братом и, положив руку ему на плечо, продолжил твердым назидательным тоном, подчеркивая каждое слово:

– Обследование психиатром находящегося под воздействием препаратов пациента так же нелепо, как врачу по телесным болезням осматривать одетого пациента. Очевидно же, что у больного могут развиться кожные заболевания и даже опухоли, а врач про них и не узнает. Главное назначение психотропных лекарственных препаратов то же самое, что и одежды, – скрывать. Они же ни черта не лечат, не убивают вредоносные бактерии и всякое такое, это ведь не какой-нибудь там пенициллин. Всего лишь покрывают болезнь защитным слоем.

Даниэль согласно кивнул и чуть отстранился, избегая брызжущей слюны Макса.

А тот не унимался:

– Вроде настила из использованных покрышек, которыми в карьерах глушат взрывы и предотвращают разброс глыб и камней помельче, чтоб никто не пострадал. Находящимся поблизости безопасно и удобно, понятное дело. Вот только…

Тут Макс вытянул шею вперед и, глядя брату в глаза, с чувством прошептал:

– Какой вред такие заглушенные взрывы причиняют внутри?

Какое-то время он молча сверлил Даниэля взглядом, затем снова двинулся по дорожке.

Навстречу им пробежал парень в спортивном костюме, и они уступили ему дорогу.

– И как, по мнению твоего врача, ты справляешься без лекарств? – осторожно продолжал расспрашивать Даниэль.

– Превосходно, я полагаю. Во время нашей последней встречи она сказала, что не видит смысла прописывать мне что-либо.

– Что, правда?

Поразился Даниэль искренне. Насколько ему было известно, препараты Макс регулярно принимал еще с подросткового возраста. Он то и дело пытался отказаться от них, но подобное решение неизменно оборачивалось серьезными проблемами, которые осознавал даже он сам, не говоря уж об окружающих. Благодаря приему назначенных средств он хорошо себя чувствовал и мог жить относительно нормальной жизнью. И вот теперь он заявляет, будто врач избавляет его от всех препаратов. Странно, очень странно.

Макс рассмеялся.

– Да не бойся ты. Есть такая вещь, как самоизлечение, не слышал? На него-то здесь главным образом и ориентируются. На целительную силу природы.

Он обвел широким жестом покатую лужайку, стеклянные здания и горы.

– Вкусная и сытная еда. Чистый воздух. Мир и покой. Проверенные на практике методы лечения, позабытые после изобретения химических препаратов. Почему-то считается, будто для успокоения или какой другой помощи нервной системе требуются огромные усилия. Будто мы эдакие массивные стальные конструкции, которые трудно свалить и еще тяжелее поставить обратно после падения. Но ты просто задумайся, что происходит с человеком даже от небольшого стресса. Здесь, в клинике, есть несколько пациентов с нервным истощением. Видел таких хоть раз? Одна женщина просто сидит да таращится перед собой. Даже имени своего не знает. Ее приходится кормить, потому что она не помнит, как пользоваться вилкой. Можно решить, будто она стала такой из-за какой-то ужасной психотравмы – ну там, на войне или из-за пыток. Ничего подобного! Обычный стресс. Слишком многого требуют, со всех сторон давят. Даже удивительно, что для полного опустошения достаточно столь малого. Просто штука в том, что люди сами по себе конструкции довольно убогие. И свалить нас не так-то и сложно. Как и восстановить в прежнее состояние. Время. Мир и покой. Природа. Все это простые вещи, которые часто упускают из виду.

Даниэль задумчиво кивнул.

– Так, значит… ты самоизлечился?

Макс повернулся к нему с широкой улыбкой:

– По словам доктора Оберманн, уверенно двигаюсь к этому.

– Весьма рад слышать.

Брат отрывисто кивнул и звучно хлопнул в ладони, давая понять, что тема закрыта.

– Так, а вот теперь нам точно необходимо поесть!