Текст книги "Стихия страха (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Пустое выражение лица и помертвевшие глаза инквизитора так больно напомнили мне Мари, что я не смогла сделать вдоха. Его губы еще шевелились, когда он бормотал, давясь от удушливой гари:

– Там дети... Они там...

Я влепила ему пощечину такой силы, что у него дернулась голова, и заорала, срываясь на хрип:

– Дети?!? Дети тут! – и развернула его от пожарища в сторону спасенных погорельцев. – А там нет ничего, слышите! Там пепел, только пепел! А они живы, слышите! Им нужна ваша помощь! Да очнитесь!

Я уже орала ему на ухо и колотила его в грудь. Его взгляд дрогнул, когда один из спасенных мальчишек вдруг громко разрыдался, глядя на нас и размазывая слезы по покрытому сажей лицу.

Инквизитор перехватил мою руку, занесенную для очередной пощечины, и отвел ее в сторону. К нему уже спешил отец Георг, который сразу налетел на меня с упреками:

– Оставьте Кысея в покое! Уходите отсюда! И своего головореза забирайте! – церковник кивнул в сторону Дылды. – Мы сами справимся. Святой Престол сам сможет защитить своих слуг! Уходите, прошу вас, госпожа Хризштайн. Пойдем, Кысей...

Старик обнял инквизитора за плечи и повел к монахиням, бестолково утешая и причитая. Я стояла, стиснув кулаки, меня колотило от злости. На глаза стремительно накатывала кровавая пелена бешенства.

– Госпожа, у вас кровь из носа идет, – осторожно сказал Дылда. – Мне оставить инквизитора или продолжать?..

– Ты идиот? – прошипела я, вытирая тыльной стороной ладони кровь. – От него глупостью заразился? Ты хочешь, чтобы в следующий раз запылал весь город? Глаз с него не своди!

Дылда сглотнул и уточнил:

– Это правда колдовство?

– Да! – заорала я, чуть не плача от бессилия. – Это клятое колдовство! Сколько еще должно сгореть, чтобы дошло до самых тупых?!?

– Я думал... Ведь вчера на него напали люди вояга...

– Что? – я налетела на Дылду, схватив его за ворот рубашки и едва доставая макушкой до его груди. – Почему я узнаю об этом только сейчас? Когда это произошло?

– Вчера вечером, уже поздно было, я подумал, что завтра...

– Думал? Я тебе плачу за то, чтобы ты думал? Для дум я найму ученого из Академии! – я отчаянно пыталась взять себя в руки и успокоиться, получалось с трудом. – Значит так. Люди вояга мертвы, надеюсь?

Дылда кивнул с виноватым видом.

– Пусть Отшельник даст еще больше людей. Ни на шаг от инквизитора не отходить.

– Если вояг наймет кого-нибудь из гильдии, то...

– Я позабочусь, – отсекла я. – Кого-нибудь заметил перед поджогом? Где твой подельник?

– Макс погнал отсюда бродяжку, скоро вернется...

– Бродяжка? Как выглядел?

– Да я не разглядел, но Макс...

– Ко мне его пришлешь. Сразу же, как вернется.

Я выдернула Тень из вороха тряпок, которые сердобольные горожане сносили для погорельцев. Погода стояла по-осеннему холодная, а многие из монахинь и детей были в одном исподнем.

– Госпожа, пожалуйста, можно я останусь? Им сейчас нужна помощь и лишние руки...

– Заткнись и слушай меня внимательно. Ты сейчас поспрашиваешь здесь всех – монахинь, отца Георга, инквизитора, даже детей. Может, они видели кого-то постороннего в приюте этой ночью или накануне, может, заметили что-то странное. Особенно меня интересуют бродяги. Если вдруг вспомнят, нарисуешь с их слов, поняла?

– Госпожа, можно потом? У многих деток ожоги, их надо...

Я сгребла женщину за шкирку и встряхнула.

– Ты хочешь, чтобы твои детки сгорели все до единого? Если сейчас не остановить колдуна, то в следующий раз ты уже не ожоги мазать будешь, а их пепел совочком собирать!..

Тень побледнела, тяжело сглотнула и кивнула:

– Хорошо, госпожа, я поняла, – она беспомощно оглянулась в сторону монахинь. – Пусть хотя бы Пиона придет сюда, ведь надо же помочь!..

– Пиону пришлю. С карандашами и бумагой. А помогать найдется кому.

Мне точно не следует здесь оставаться, иначе окончательно сорвусь. Я запрокинула голову и похромала прочь. Прочь от тлеющего пепелища и навстречу новому дню, чей багровый рассвет уже занимался на небосводе. Слишком много надо сегодня успеть сделать.

Мартен порывался идти вместе с Пионой, но я не пустила.

– Каждый должен заниматься своим делом, – отрезала я. – Вы должны вовремя открыть пекарню и...

– Но т-т-там наверняка н-н-нужна моя помощь!

– Мартен, – проникновенно начала я, беря юношу под локоть. – Вы сами подумайте, бедные детки, на улице, голодные, замерзшие... Кто-то же должен приготовить для них хлеба, правда? А если все побегут топтаться на пепелище, то...

– Д-д-да, вы правы, – воодушевился Мартен, – Я испеку для н-н-них самые вкусные б-б-булочки...

– Вот и чудно, – кивнула я и отправилась к себе в кабинет.

И только закрыв за собой дверь, я позволила себе сорваться, запустив в стену вазу с цветами, потом без сил опустилась в кресло, яростно сдирая повязку с ноги. Кажется, вывих. Я прикрыла глаза, мечтая забыть. Забыть все и всех. Ничего не знать, не помнить, не чувствовать. Всего лишь один шаг – и я получу забвение... Вечное, такое манящее, холодное ничто бездны... Но стану колдуньей. На мгновение мне стало интересно, каким будет мой демон? Всего один шаг – и больше не будет боли. Я с сожалением прогнала эти мысли. Когда-нибудь это произойдет, но сначала я должна отомстить врагам и позаботиться о будущем Антона. А потом... потом уже будет неважно.

Во-первых, надо разобраться с воягом. Я написала письмо помчику Овьедо, в котором в обтекаемых выражениях просила его порекомендовать меня воягу для решения щекотливого вопроса с господином инквизитором. В конце концов, это должно сработать. Ведь обратиться ко мне дешевле, чем в Гильдию убийц. Дальше надо было найти колдуна и обезопасить свою собственность. Связаны ли пожары и смерть профессора Грано? Очень разные эмоции – в пожарах нечеловеческая злоба, запредельная какая-то, а в псине – самый обычный страх, многократно усиленный безумным разумом. Надо будет узнать у госпожи Грано, боялся ли ее брат собак. Но с другой стороны, я слабо верила в то, что в городе могли одновременно появиться два колдуна. Профессор Камилли определенно врал про своего воспитанника, но отвечал вполне честно про книгу и самого профессора Грано. Еще поведение Луки было странным. Его взгляд свидетельствовал, как минимум, про то, что объявлять его вылечившимся было преждевременно. И профессор прекрасно знал об этом. Я стала размышлять, прикидывать варианты и сама не заметила, как уснула.

И была разбужена странным лаем. Я подняла голову со стола, растерла щеку, взглянула на часы и подхватилась. Было позднее утро, я проспала все на свете. Застыв на лестнице и вцепившись в перила, я с изумлением созерцала бардак в своей гостиной. Казалась, Тень притащила в дом всех погорельцев и теперь устраивала грязных потерянных детей на диване и стульях. Странно, но они не шумели, жались друг к дружке, испуганные и притихшие. Посреди комнаты стоял мрачный инквизитор, держа на руках маленькую девочку, которая и была источником шума, что меня разбудил. Она заходилась в лающем надрывном кашле, поразительном для такого тщедушного тельца.

– Какого демона здесь происходит? – спросонья голос хрипел, и я откашлялась. – Тень?

– Госпожа, пожалуйста, – вылезла вперед Пиона, держа на руках трехлетнего спящего мальчугана, уткнувшегося ей носом в плечо. – Им некуда идти. Приют сгорел... А у нас...

– Что у нас? – я обвела взглядом эту пеструю толпу, и мне стало дурно. – Мой дом – не богадельня! Так что убирайтесь отсюда.

– Им действительно некуда идти, – голос инквизитора был надтреснутым и глухим, он смотрел в пустоту. – Многие дети больны и ослаблены, им нельзя оставаться на улице.

– Мне нет до этого дела. В городе наверняка еще есть приюты или монастыри, в конце концов! Вон отсюда! – я развернулась уходить.

Но инквизитор отдал девочку Тени и взлетел по лестнице, перехватив меня уже у кабинета.

– Давайте поговорим, – попросил он, распахивая передо мной дверь.

– Нам не о чем говорить.

– Прошу вас, – и меня опять неприятно кольнула пустота в его голосе.

Кысей остался стоять посреди кабинета, застыв изваянием, я же уселась в кресло, понимая, что распухшую ногу надо поберечь.

– Нам не о чем говорить, – повторила я, разглядывая его. Выглядел он паршиво.

– Я прошу вас... – слова давались ему с трудом, словно он выдавливал их. – Другие приюты не могут их принять, пока не могут. Пожалуйста, они ведь просто дети, которые ... которым нужна помощь.

– Я не потерплю в доме чужих!..

– Вы же не можете быть настолько бесчувственной, – Кысей опустил голову и говорил очень тихо. – Вы не представляете себе, что значит жить в приюте. Каким бы хорошим он ни был, участь сироты незавидна и полна страданий. Иногда мне кажется, что... Одной из девочек совсем плохо, у нее воспаление легких. Если сейчас не обеспечить ей уход, то она... она умрет. Если дело во мне, то я... Я признаю, что ошибался. Я прошу вашей помощи. Я не могу допустить, чтобы они еще больше страдали из-за меня...

Я встала и подошла к нему, остановившись напротив. От его прожженной мантии воняло едкой гарью и потом. Мне хотелось его ударить.

– Господин инквизитор, посмотрите на меня, – я дождалась, пока он поднимет на меня глаза, и продолжила. – Как думаете, сколько в мире людей?

Кысей не ожидал вопроса и растерялся.

– А сколько детей? Вы не поверите, но если задуматься, то каждый час где-нибудь гибнет ребенок. От пожара, от рук пьяницы-отца, от голода, от болезней, на рудниках, в подворотнях и канавах, кого-то убивают, кого-то калечат, кого-то насилуют, а кто-то просто сходит с ума. И что же теперь? Мне интересно, как вы собираетесь не допустить, чтобы они страдали?

Инквизитор упрямо покачал головой, но я не дала ему ответить:

– Цены на мои услуги я озвучила вам ранее. Но свой дом в бардак я превращать не позволю.

– Зачем? Зачем вам это? – он смотрела на меня с отчаянием и злостью. – Для вас я – просто прихоть, каприз, ведь вы же добиваетесь меня из чистого упрямства. Данные мною обеты... Они не просто слова, я не смогу... если их нарушу, не смогу больше оставаться в сане и буду вынужден уйти. Вы этого хотите? Зачем вы так упрямо ломаете мне жизнь? Вера – единственное, что у меня есть. Без нее я...

– Без нее вам будет лучше! – огрызнулась я, неожиданно уязвленная.

– Так же, как лучше Тени, которая вместо того, чтобы писать добрые светлые картины, рисует ваши кошмары? А ведь у нее настоящий талант художника... – горький упрек в его голосе был неприятен. – Или Мартену тоже лучше похоронить свой талант механика в пекарне? Вы хоть видели его стрекозу? Она ведь действительно летает. Ему в Академию надо поступать, а не...

– Заткнитесь!

– ... А не на кухне работать. Но вам ведь виднее, правда? Господи, да вы же разрушаете все, к чему прикасаетесь! – Кысей отшатнулся от меня. – Вы хоть о брате подумайте. Ведь ему...

– Не смейте! – я замахнулась на него, но он с легкостью перехватил мою руку. – Не смейте даже упоминать Антона! Вы ничего не знаете! Пустите!

– Своим эгоистичным отказом обратиться за помощью к душеведам вы обрекаете его на жизнь в постоянном страхе. Страхе за вас. Страхе того, что однажды вы сойдете с ума окончательно и превратитесь в колдунью. Но вам все равно!

– Хватит! – прошипела я. – Убирайтесь отсюда. И своих оборванцев забирайте!

Я попыталась вытолкать его из кабинета, но Кысей не шевельнулся. Я лишь запачкалась в саже с его мантии.

– Вы оглохли? Катитесь отсюда со своей клятой верой!

– Я не знаю, как буду жить без служения Единому, но... я точно не смогу жить с мыслью, что не спас сирот, что не смог предотвратить новые жертвы, так что... – он поднял взгляд, и я похолодела от знакомого стынущего пепла пустоты. – Вы поможете поймать колдуна и... и дадите временный приют детям. А я соглашусь на...

Не раздумывая, я прикрыла ему рот ладонью, не давая произнести слова, после которых уже не смогу все переиграть. Мне не нужна эта пустая оболочка без эмоций, послушная красивая кукла, в которую он превратится. Я хочу его чувства, те самые, что недоступны мне, пусть даже это будет отвращение, стыд, гнев, злость или что-то другое. Но только не пустое равнодушие. Еще сделалось очень больно от мысли, насколько сейчас я была похожа на колдуна... Кожу неприятно кольнула щетина на подбородке Кысея, и я торопливо заговорила, боясь передумать и не удержаться от соблазна.

– Конечно, вы согласитесь на мои условия. Слушайте их внимательно, – он попытался отвести мою руку и сказать что-то, но я встряхнула его за плечо. – Не перебивайте. Во-первых, вы никогда, слышите? никогда больше не посмеете явиться ко мне небритым, – я проигнорировала удивленно поднятые брови. – Во-вторых, вы отмените решение совета об открытии лечебницы рядом с моими землями. И в-третьих, вы немедленно прекращаете свои глупости с обвинением вояга и закрываете дело с опиумом на складе. И слушаетесь меня беспрекословно, никакого самоуправства!

Я выдохлась и замолчала, злясь, что совершила глупость, что больше такого шанса заполучить красавчика не представится. Кысей осторожно освободился от моего захвата и уточнил:

– И это все? А как же...

– Ах да, совсем забыла. Свою клятую честь, как и веру, можете оставить себе, – при этих словах он облегченно выдохнул, а я продолжила. – Но вот все остальное... Все остальное теперь мое, и если мне вздумается вас поцеловать, то вы не посмеете отказать, понятно? Покаетесь, помолитесь и будете дальше терпеть!

Кысей тяжело вздохнул и покачал головой, хрипло выдавив:

– Я не могу.

– Что опять вы не можете? – взвилась я.

– Я не могу отменить решение совета. Вы же наверняка уже заполучили материалы заседаний и должны знать, что... – он откашлялся. – Решение было принято единогласно, и для его отмены нужно согласие всех...

– Мне нужно продать клятую землю, – процедила я. – И мне плевать на вашу мышиную возню в совете.

– Я думал об этом. Можно заморозить строительные работы до тех пор, пока вы не продадите...

– Какой идиот ее купит?!? Не можете отменить, найдите покупателя! – я прищурилась, осененная внезапной идеей. – А ведь ваш приятель богат. Не глядя, купил у меня поместье. Хотя, кажется, богат не он, а его жена, верно? Но вы и с ней в приятельских отношениях. Вот и...

– Оставьте Софи в покое, прошу вас. Ей и так плохо, чтобы еще...

– Я намерена навестить ее. Сегодня же.

– Пожалуйста, не надо, – он смотрел мимо меня. – Ей правда нездоровится. Помните, я спрашивал о проклятии? Кажется, оно настигло ее, и теперь ей становится все хуже и хуже.

– Значит, я тем более навещу ее. Вместе с вами. А вы, если не найдете мне покупателя, будете расплачиваться собой, понятно? Думаю, это справедливо, верно? И сегодня же закроете дело с опиумом!

– Нет. Не лезьте. Я сам разберусь.

– Я вижу, как вы разбираетесь, – я взяла его за подбородок и задрала ему голову, кивая на красную полосу на горле. – Или вам нравится, когда вас душат?

Он тяжело сглотнул и убрал мою руку.

– Я не могу оставить дело. Даже если оно будет стоить мне жизни, это ничего не изменит.

– Ах вот как! Кажется, кто-то совсем недавно говорил, что самоубийство – это самый страшный грех? А теперь упорно пытается свести счеты с жизнью, прикрываясь красивыми словами?

– Госпожа Хризштайн, я благодарен за вашу помощь и за спасение моей жизни, но дальше я сам разберусь. Это не обсуждается.

Я оторопела от его наглой самоуверенности.

– Как? Как вы разберетесь?!? Вы вообще представляете, во что вляпались? Если вояг закажет ваше убийство в Гильдии убийц, то даже я...

– Не успеет, – отрезал красавчик.

– Если вас убьют, я останусь внакладе, знаете ли. А я этого не люблю!

– Не останетесь, уверяю вас. Мощь Святого Престола часто недооценивают. Мне нужна ваша помощь лишь в поимке колдуна, потому что с остальным я... – он запнулся.

Да и пес с ним, в конце концов, с воягом я разберусь и сама, а красавчик пусть и дальше воображает священную опиумную войну.

– Демон с вами! Надеюсь, хотя бы мое первое условие вы в состоянии выполнить? Или у вас опять есть возражения?

Он устало покачал головой, и я добавила:

– Вы немедленно приведете себя в порядок. Побреетесь и переоденетесь. В комнате Антона есть вещи. Рубашка будет мала в плечах, но потерпите. И снимите уже эту грязную тряпку.

Я сдернула с него мантию и застыла, глядя на лохмотья рубашки, едва прикрывающие страшные ожоги.

– Какого демона! Вы даже не потрудились обработать раны?

Кысей равнодушно кивнул и ответил:

– Успеется...

– Немедленно идите вниз. Тень вам поможет, – я помедлила и спросила едко.– Или может вы хотите, чтобы я сама помогла вам избавиться от рубашки и намазать ожоги...

– Нет, – торопливо ответил инквизитор, отшатываясь. – Не надо. Дети же могут остаться здесь?

– Почему вы не отправите их к своей подружке Софи? Почему обязательно надо...

– Потому что это далеко, в академическом жилье... – Кысей замялся, и я поняла, что он что-то недоговаривает. – В вашем доме они в безопасности хотя бы потому, что вы осведомлены об опасности...

– Если хоть кто-нибудь из них попадется мне на глаза или будет шуметь, вылетит отсюда... стрекозой. Пиона пусть поднимется ко мне, а Мартену скажите, чтобы приготовил завтрак. А после мы отправимся к госпоже Бурже.

Видя, что он собирается мне опять возразить, я упредила:

– Это не обсуждается, господин Тиффано!

– Пиона, скажешь хоть слово, я возьму вот эти ножницы, – я вытащила их из ящика и показала девушке. – И обстригу тебя наголо. Поняла? Это будет очень пикантно – лысая невеста...

Девушка недоверчиво покосилась на ножницы, но, слава Единому, решила не испытывать мое терпение. Она быстро и умело расчесала меня и помогла одеться, явно торопясь вернуться к сироткам. Увидев состояние моей ноги, Пиона испуганно ойкнула и подняла на меня глаза, но сдержалась и промолчала. При мысли о том, что мне придется терпеть в доме шумных и сопливых детей, я была готова на стенку лезть. Проклиная себя за собственную глупость, я пригрозила девушке:

– Пиона, чтобы ни один из этих оборванцев даже близко не подходил к моей комнате, поняла? На третьем этаже пустуют комнаты, вот туда их и поселишь.

– Госпожа! Там же совсем ничего нет, из окон дует, а...

– Я разрешила тебе открыть рот? – я ухватила ее за медную копну и притянула к себе, щелкнув перед ее носом ножницами. – За каждое слово твои волосы будут все короче и короче, пока...

Я отпустила девушку, потому что от острой боли в ноге потемнело в глазах.

– Пошла вон!

Переждав приступ, я спустилась вниз, стараясь вообще не наступать на больную ногу и опираясь на зонтик как на трость. В доме было тихо, лишь сверху все равно доносились лающие звуки кашля. Больная девчонка сведет меня с ума! Хоть домой не возвращайся. Мне надо было увидеть Дылду и узнать, где Макс, и почему он до сих пор не отчитался. В пекарне было пусто, покупателей не видно, только Мартен торопился на кухню.

– Мартен, – я заколебалась, раздумывая – злость на инквизитора и собственную глупую слабость еще не прошла и требовала выхода. – А подай к завтраку омлет с тем сыром, что я месяц назад заказала у монахов. С коричневой корочкой.

Парень недоуменно нахмурился и скривился:

– Он же воняет! Испорчен, должно быть. Его выкинуть надо...

– Мартен, ты просто не пробовал сыры с плесенью. В их вони есть что-то поистине очаровательное, а вкус – просто незабываемый, – ухмыльнулась я.

Конечно, это варварство – добавлять мягкий красный сыр в обычный омлет, его вкушают с изысканным вином и орехами, смакуя каждый кусочек и оттенок вкуса, но что не сделаешь ради подлости ближнему...

– Дылда, – позвала я, останавливаясь напротив скобяной лавки.

Он бесшумно возник рядом со мной, заставив вздрогнуть.

– Почему Макс до сих пор не отчитался?

– Он мертв, – невыразительно ответил головорез.

– Как? Отчего? – мысли смешались, неужели вояг? или колдун? или?..

– Я нашел его в переулке, за два квартала от приюта. Макс ... он сгорел.

– Значит, все-таки колдун... – пробормотала я. – Ты сказал, он прогнал бродяжку? Как тот выглядел? Или их было несколько?

– Да один он был, малец, в саду возле флигеля. Макс его шуганул, а тот деру дал. Только потом вернулся, и Макс за ним погнался. Этот вышкребок, простите, госпожа, бродяжка этот – быстрый, как заяц. Он ошивался в саду, наверное, яблоки воровал, глаза мозолил, ровно издевался. Макс разозлился и погнался... А потом... потом молнии стали бить, посреди ясного неба...

Опять бродяжка, как и на складе. Совпадение?

– Вспомни, как он выглядел. Мальчишка или девчонка? Сколько лет?

Дылда нахмурился, вспоминая.

– Да не разглядел я толком, худой, маленький, но пацан, точно.

– Ясно. Отправляйся к Отшельнику. Передай ему, чтобы начал поиски воспитанника профессора Камилли, он поймет, о ком речь. И к Луке надо приставить соглядатая. Передашь дословно, запомнил? А тебе пусть пришлет замену. Пока инквизитор в моем доме, не думаю, что с ним что-нибудь случится. Твои сменщики пусть отправляются сразу в дом господина Бурже. Это на побережье, в Академии. Инквизитор будет там.

За столом все подавленно молчали, что меня более чем устраивало. Я пыталась разобраться в появившихся фактах, раздумывая, что под описание подходили Лука, загадочный Алекс и даже Софи, несмотря на уверения, что бродяжкой был мальчишка. С другой стороны, представить, что кто-нибудь назовет бродяжкой мощного Фарида или достопочтимого профессора, было решительно выше моих сил. Еще под вопросом оставался господин Брандт.

Смущенный Мартен подал омлет, украшенный зеленью, но воняющий так, что все за столом удивленно переглядывались. Дедушка Иволги жизнерадостно отрезал себе кусок, но потом смущенно крякнул и отодвинул тарелку.

– Какой острый запах, – пробормотал инквизитор, морщась на омлет.

– Приправлен знаменитым сыром "Пот Единого" из монастыря святого Тимофея. Если вам это о чем-то говорит... – я подала пример, спокойно прожевав кусочек и добавив. – Я признаться не ожидала, что он настолько хорош, такой пикантный, я бы сказала, сладко-порочный вкус...

– Да, я слышал о нем... Впрочем, я слишком голоден, чтобы оценить его в полной мере, – красавчик отрезал большой кусок и подцепил его, но тут Пиона побледнела как смерть и перехватила его руку.

– Постойте, господин инквизитор, – она опасливо покосилась в мою сторону и принюхалась к омлету. – Вам нельзя это есть...

– Почему? – недоуменно нахмурился Кысей. Я хитро подмигнула Пионе, и ее ореховые глаза потемнели от ужаса, она инстинктивно провела рукой по волосам.

– Потому что! – она заколебалась, потом наклонилась и зашептала что-то инквизитору на ухо, отчаянно краснея. Кысей перевел на меня испытующий взгляд, потом неуверенно покачал головой.

– Пиона, я думаю, что твоя госпожа просто пошутила...

– Отнюдь, – ответила я, глядя ему в глаза и подвигая тарелку ближе. – Вы кушайте, кушайте.

Он еще раз принюхался к омлету у себя на вилке, моргнул от острого удушающего запаха, потом все-таки решился:

– Не думаю, что вы, госпожа Хризштайн, посмеете, – и отправил омлет в рот.

Жаль, но забава не удалась. Впрочем, как и завтрак. Потому что спустя пару минут раздался шум, и в столовую ворвались несколько головорезов, за ними степенно вошел господин Улицкий собственной персоной.

– Что происходит? – инквизитор начал подниматься со стула, но был усажен обратно одним из наемников. Пиона застыла, в ужасе вцепившись в руку Мартена. Я мысленно выругалась, что не вовремя отпустила Дылду.

– Вот мы снова и встретились, госпожа Хризштайн, – приторно-сладко улыбнулся мне Улицкий, нагло усаживаясь за стол. – Только теперь вам от моего предложения уже не отказаться.

– Неужели? – процедила я, прикидывая расклад сил. Из-за раненной ноги я в лучшем случае успею метнуть нож в одного из головорезов, лезть же в драку с остальными тремя довольно глупо. Допустим, инквизитор сцепится еще с двумя. Мартен хорошо, если сможет защитить Пиону, боец из него никакой. А дедушка Иволги и Тень в этой ситуации – всего лишь помеха...

– Конечно, – продолжил Улицкий. – Я ведь сделаю вам очень выгодное предложение. Жизнь вашего брата в обмен на эту девку...

Я похолодела от ужаса, потому что вошел пятый наемник, таща за собой Антона. К горлу мальчика был приставлен нож, и намерения непрошенных гостей были однозначными. Инквизитор кинул на меня вопросительный взгляд, потянув руку к клинку, но я отрицательно покачала головой. Мысли смешались, я пыталась придумать хоть что-нибудь, но липкий страх потерять брата меня полностью парализовал.

– Документы я приготовил, – Улицкий гадливо подмигнул Пионе и подвинул мне бумаги. – Подпишите вот здесь и здесь.

– Вы же понимаете, что... что вам не уйти? Что если с головы Антона упадет хотя бы волос, я сотру вас в порошок...

– Не надо мне угрожать, госпожа Хризштайн. Вы не в том положении. Теперь сила на моей стороне. А ваш брат мне не нужен, как и неприятности. Я разузнал тут немного... У вас имеется определенная репутация. Например, про вас говорят, что вы всегда держите слово.

Я сжала в руке нож, прикидывая, успею ли убить наемника прежде, чем он полоснет Антона по горлу. Кысей накрыл мою руку ладонью и крепко сжал, заставив отпустить нож.

– Так что вы дадите мне обещание не пытаться вернуть свою рабыню, а я отпущу вашего брата. Прямо здесь. И мы мирно разойдемся. А если нет, если попытаетесь нарушить слово, то я позаботился, об этой сделке уже известно. И если со мной что-нибудь случится, то ваша репутация сильно пострадает. С вами больше никто не захочет иметь дело... Уверяю, для вас эта девка все равно бесполезна. Наследства ее матушки вам не видать, там слишком мудреные условия его получения. Хитрая сука оказалась...

– Госпожа, пожалуйста... – всхлипнула Пиона, которую один из головорезов уже схватил за плечи и теперь пытался оторвать от Мартена.

Я прикрыла глаза на мгновение, отчаянно пытаясь придумать хоть что-нибудь, но... Раздался шум, один из головорезов ударил Мартена, что пытался защитить Пиону. Парень упал на пол, харкая кровью.

– П-п-пустите ее!

Все бесполезно, риск слишком велик. Я подвинула к себе бумаги, не сводя глаз с Антона. Как же он похож на сестру...

– Вот, – Улицкий подвинул мне перо и чернильницу. – Подпись и ваше слово. И мы уйдем.

– Не подписывайте, – произнес инквизитор странно спокойным тоном. – Ваша подпись под документом все равно недействительна, поскольку получена угрозами... Она не имеет законной силы. Я засвидетельствую, что...

– Заткнись! – один из головорезов замахнулся и ударил Кысея, разбив ему губу, но инквизитор лишь вытер кровь и холодно сообщил:

– Вы только что ударили представителя Святой Инквизиции. Смеете угрожать мне? Знаете, что за это полагается?

Головорез заколебался и взглянул на хозяина.

– Оставь его, – приказал Улицкий, поморщившись. – Святой отец, не лезьте, решать все равно не вам. Я жду, госпожа Хризштайн.

Я взяла перо и быстрым росчерком поставила свою подпись, подвинув бумаги мерзавцу напротив.

– Отпустите Антона. Немедленно.

Рыдающую Пиону выдернули двое наемников, но Улицкий не пошевелился.

– Я жду ваших обещаний, госпожа Хризштайн. Вы даете слово не преследовать меня и не пытаться вернуть свою рабыню.

Я отодвинула нож и расслабила руки, положив их ладонями вниз на стол.

– Я обещаю. Обещаю не преследовать вас, господин Улицкий. Обещаю не пытаться вернуть Пиону.

– Вот и отлично, – кивнул негодяй, обводя торжествующим взглядом присутствующих. – Отпустите его.

Головорез нехотя убрал нож от горла Антона и толкнул мальчишку ко мне. Я на негнущихся ногах подошла к брату и помогла ему встать, все еще не веря в происходящий наяву кошмар, полностью лишенная какой-либо возможности что-то предпринять, пока Антон не будет в полной безопасности... Кысей угрожающе поднялся, но Улицкий лишь спокойно спрятал бумаги и нагло заявил:

– Не стоит, господин инквизитор. Мы уже уходим. Не надо лишний раз проливать кровь.

Я прижала к себе брата, но Антон возмущенно пробормотал:

– Хриз, нельзя же так просто это оставить! Нельзя отдавать им Пиону... – и попытался вырваться, но я вцепилась в него клещом.

– Счастливо оставаться! – Улицкий шутливо поклонился нам и кивнул головорезам. – Пойдемте!

Но Кысей упрямо перегородил им путь, и я мысленно застонала от того, что может еще произойти.

– Господин Улицкий, вы совершили преступление против веры, поэтому... – не обращая внимания на широкую ухмылку на его лице, Кысей продолжил. – Поэтому вы арестованы. Вы и ваши подельники. За нападение на священнослужителя, угрозы и препятствие дознанию...

– Вы собираетесь в одиночку нас арестовать? – захохотал Улицкий. – Прочь с дороги!

Но Кысей вдруг сунул два пальца в рот и громко свистнул. В комнате мгновенно стало тесно – в нее ворвались монахи.

– Арестуйте их, – приказал инквизитор.

Мне впервые в жизни довелось увидеть, как дерутся братья боевого тимофеевского ордена. Монахи двигались удивительно быстро, смазанными силуэтами. Казалось, им совсем не мешали нелепые рясы, а длинные посохи превратились в грозное оружие. Я лишь успела заметить короткий выпад в солнечное сплетение, от которого один из головорезов упал, как подкошенный. Через полминуты все было закончено, лишь сломанный об голову Улицкого стул и разбитая ваза свидетельствовали о недавней стычке. Бандиты были обездвижены и прижаты к земле, а я только сейчас сообразила, что братьев всего трое. Похоже, мощь Святого Престола действительно несколько недооценивают...

– Вы не имеете права! Я ничего не совершил!

Инквизитор присел на корточки рядом с вопящим на полу Улицким, полез к нему за пазуху и вытащил бумаги.

– Вы дали слово! – заорал Улицкий.

– Это госпожа Хризштайн дала слово, а я вам ничего не обещал, – брезгливо процедил Кысей, прочитал документ и разорвал его на мелкие кусочки. – Впрочем, ее подпись все равно недействительна, как я и сказал. Отправьте их в каменный мешок до предъявления обвинений. Когда закончу дела по текущему дознанию, то займусь ими.

Старший из тройки братьев почтительно склонил голову, махнул рукой остальным, они сгребли головорезов и потащили их прочь.

Всхлипывающая Пиона вытирала лицо Мартену, Тень бросилась наверх, к детям. Дедушка Иволги недоуменно смотрел на происходящее, потом спросил:

– Почему он назвал мою невестку рабыней?

Повисла гробовая тишина, даже Пиона перестала всхлипывать.

– Потому что госпожа Хризштайн до сих пор играет в куклы, – резко ответил инквизитор. – Живые куклы. Меня больше интересует, о каком наследстве шла речь? Что вы еще задумали? Неужели ваша жадность не знает никаких пределов?

– А меня интересует, откуда здесь взялись монахи! – огрызнулась я.

– Покушение на инквизитора – достаточный повод, чтобы запросить поддержку боевого ордена. Жаль, что они прибыли только под утро. Их помощь на пожаре... – он запнулся и тяжело сглотнул. – Или вы думали, я буду сидеть сложа руки и ждать? Можете отозвать своих громил, госпожа Хризштайн, у меня есть охрана получше. Так что вы опять задумали с наследством?