Текст книги "Стихия страха (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Нет. Если будет опасность для его жизни, пусть вмешаются. Самым кардинальным образом. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Отшельник кивнул и попрощался, а я с тоской посмотрела на мрачный силуэт Академии, что выплывал из тумана, и отправилась разгребать темные тайны ученых мужей, что вздумали воображать себя птицами. А Кысей, что вздумал строить из себя героя, будет следующим в очереди.

– Госпожа Хризштайн, это совершенно невозможно! – категорически заявил насмерть перепуганный ректор Академии, отодвигая мое разрешение на частный сыск. – Заключение капитана стражи однозначно – это самоубийство! И тому есть безусловные свидетельства!

– СвидетельствА? – переспросила я. – Их несколько? Потому что мне известно лишь об одном...

– Пусть одно! Но оно заслуживает несомненного доверия, как и подпись капитана на разрешении кремации тела.

Ректор широким жестом припечатал передо мной на столе соответствующую бумагу, на которую я, впрочем, даже не взглянула.

– Господин Ханаха, вы отложите кремацию, в противном случае несчастная госпожа Грано подаст в суд и...

– В суд? – мужчина в отчаянии дернул себя за волосы так сильно, что мне захотелось зажмуриться. – Не надо в суд! Боже Единый, совершенно ужасное начало учебного года! А зачем в суд? – он требовательно уставился на меня водянистыми глазами. – Коллегия Академии пошла навстречу, решила за счет заведения оплатить и устроить эту несомненно неприятную церемонию...

– Вы вскрытие делали? – холодно поинтересовалась я. – По закону оно необходимо, если уж вы заявляете про самоубийство. Если не делали, то у госпожи Грано есть все основания оспорить...

– Хорошо, хорошо! – махнул рукой ректор. – Пусть будет вскрытие. Совершеннейший абсурд, все видели, все знают, а вот еще!..

– Проводите меня в его кабинет, – я встала с кресла. – Мне надо все осмотреть, потом я хочу увидеть тело и побеседовать с госпожой Бурже.

Ректор уныло поплелся за мной следом, раздраженно бормоча что-то себе под нос и безуспешно пытаясь выдрать у себя клок волос.

Окно еще не успели застеклить, и сырой сквозняк свободно гулял по кабинету, шелестя страницами книги, небрежно оставленной на столе. Я подошла и закрыла ее, потом подумала и убрала в шкаф, хотя название меня заинтересовало – «Теологические основы бесконечной веры. Пять. Легенда про Источник». Мара убитого до сих пор не хотела показываться на глаза, не смотря на то, что я успела выучить каждую морщинку на лице профессора, мастерски изображенного Тенью. Всю дорогу ректор соловьем разливался про то, каким замечательным и дисциплинированным был убитый, никогда не опаздывал, занятий не пропускал, даже на каникулах торчал в библиотеке. Я практически утонула в бесконечных «совершенных», «безусловных», «несомненных» определениях профессора, но его мара совершенно, безусловно и несомненно появляться не хотела. Под окном на ковре не было ни единого осколка, значит, оно было разбито изнутри. Подоконник невысокий, залезть на него не составляет труда.

– Госпожа Хризштайн, вы простите, но у меня совершенно нет времени. Не могли бы вы...

– Не могла бы, – отрезала я. – Но я вас не задерживаю. Дорогу в ледник я найду сама, как и госпожу Бурже.

– Но я никак не могу оставить вас здесь одну!

– А это уже не мои заботы.

Ректор опять начал беспокойно терзать свою шевелюру, раздражая настолько, что хотелось подойти и стукнуть, чтобы успокоился. Я заставила себя сосредоточиться. Если окно выбито в прыжке, значит, на теле должны остаться порезы. Но если профессор сам прыгнул, то почему просто не открыл окно, не встал на подоконник и не сделал последний шаг? Зачем усложнять? Я выглянула в окно и подозвала к себе ректора.

– Господин Ханаха, где лежало тело? Вы помните?

Он побледнел от страшных воспоминаний, сглотнул тяжело и показал костлявым пальцем на клумбу с поникшими хризантемами.

– Недалеко от цветов. Давайте уже пойдем?

Я задумалась – клумба находилась примерно в 10 метрах от здания. Как же там оказалось тело? Я посмотрела на ректора, прикинула его вес, схватила за воротник и попыталась вытолкнуть в окно.

– Что вы делаете! – завопил он, отчаянно цепляясь за раму. Пришлось отпустить. Определенно, если это убийство, то нападающий должен иметь недюжинную силу, чтобы вышвырнуть тело на такое расстояние. Тем более, щуплый ректор не шел ни в какое сравнение с грузным профессором Грано.

– Что вы себе позволяете, госпожа Хризштайн! – возмущался ректор, пытаясь отдышаться и одергивая на себе мантию. – С ума сошли? Что за!.. Слезьте немедленно!

Я задумчиво стояла на подоконнике, разглядывая клумбу. Если я просто сделаю шаг вниз, то мои останки будут в лучшем случае метра на два от стены. А если разбегусь, то наверное смогу... Надо проверить. Я послушно слезла, примерилась к тяжелому креслу и потащила его к окну. Ректор вцепился в него с отчаянием утопающего, раскусив мой замысел.

– Не дам! Казенное! – потом, видя, что проигрывает в борьбе с моим упрямством, бросился к окну, перегородил его, вцепился руками в раму. – Только через мой труп!

Я уже собиралась ответить, что для чистоты эксперимента можно будет и с его трупом, но запнулась на полуслове, услышав глухое рычание сбоку от себя. Посреди кабинета стоял огромный пес с оскаленной пастью. Его налитые бешенством глаза неотрывно следили за каждым моим движением, поэтому я замерла в замешательстве. Ректор на тварь никак не реагировал, значит, не видит ее. Но для меня она реальна. Плохо. Очень плохо. Я вцепилась в кресло, не в силах отвести зачарованного взгляда от кривых желтых клыков, с которых на ковер капала слюна. В воздухе отчетливо запахло мокрой шерстью. Пес рычал, его уши были прижаты, хвост опущен, он был готов в любой момент сорваться с места и вцепиться мне в глотку. Я не отрывала от него взгляда, понимая, что едва отведу глаза, как только покажу свой страх, он бросится. Господин Ханаха продолжал что-то говорить, а я судорожно пыталась справиться с ужасом. Тут ректор решил забрать кресло, дернул его слишком сильно, и мои нервы не выдержали. Я закрыла глаза и рванула к двери. Услышала, как псина прыгнула за мной, потом рычание и отвратительный лязгающий звук захлопнувшихся в воздухе челюстей. Я выскочила в коридор и полетела по нему, не разбирая дороги. Горячее дыхание твари обожгло мне ногу, послышался треск рвущейся ткани. Я не выдержала и закричала, не чувствуя боли. Полетела на пол, но успела лягнуть тварь здоровой ногой в морду. Псина заскулила, затрясла головой. Я подхватилась на ноги и помчалась вперед без единой мысли, лишь животный ужас и желание выжить любой ценой. Со всего размаху врезалась в кого-то, забилась в отчаянной попытке вырваться, но меня удержали, потом встряхнули и удивленно спросили:

– Что вы здесь делаете, госпожа Хризштайн?

Глава 4. Инквизитор Тиффано

Когда я увидел визжащую и летящую на меня Лидию, здесь, в благоговейной академический тиши, мне сначала показалось, что я сам сошел с ума, видя ее уже не только во сне. Но когда она столкнулась со мной так, что заныли ребра, я понял, что это действительно происходит наяву. Она отчаянно вырывалась, поэтому пришлось ее встряхнуть, чтобы привести в чувство.

– Что вы здесь делаете, госпожа Хризштайн? Да прекратите же верещать!

Ее лицо было без единой кровинки, глаза зажмурены, она дрожала. Из аудиторий на шум стали выглядывать любопытные. Эмиль с удивлением смотрел на нас, из-за угла появился ректор, что бросился к нам.

– Слава Единому, я вас догнал! Госпожа Хризштайн, что с вами случилось? Ваше поведение совершенно возмутительно...

Лидия открыла глаза, в которых бушевало безумие пополам с паникой, и я с отчаянием понял, что эта ненормальная уже успела отличиться не только передо мной и Эмилем, но и перед ректором.

– Что она натворила? – обратился я к ректору.

Лидия стряхнула мои руки с плеч, выпрямилась, взгляд был упрямо устремлен вниз.

– Господин ... Ханаха, я ... официально... заявляю, – ее голос дрожал и сбивался, она сильно запыхалась, – что господин ... Грано... был убит.

– Что? Да как возможно! Совершеннейший абсурд! – почтенный ректор заломил руки в отчаянии и умоляюще взглянул на меня. – Господин Тиффано, о чем она? Ведь капитан...

– Ваш капитан – болван!

– А ну прекратите! – я взял ее под локоть и оттащил в сторону. – Вы что творите? Скоро уже весь город будет крутить пальцем у виска, завидев вас. Немедленно убирайтесь отсюда, пока не натворили еще больше глупостей!

Лидия криво усмехнулась, перевела дух и заявила:

– Как трогательно. Какая забота. О себе лучше. Побеспокойтесь. А профессор Грано был убит. Колдовство. И я докажу это. Пустите!

Демон ее раздери! Почему ей не сидится дома, особенно во время обострения?

– Это уже не смешно, госпожа Хризштайн, – мне пришлось приложить усилий, чтобы удержать ее. – Еще один колдун? Не многовато для маленького города?

– Кстати, а почему вы не в мантии? – вдруг невпопад спросила она. – Хотя мне нравится. В намокшей рубашке вы выглядите почти брутально...

Воспользовавшись моим секундным замешательством, Лидия проскользнула мимо меня к ректору. Я прикрыл глаза, прошептал молитву заступнику Тимофею, попытался взять себя в руки, потому что больше всего мне сейчас хотелось за шкирку вытолкать ее за ворота Академии, а лучше всего – посадить на корабль, уходящий в дальнее плавание.

– Госпожа Хризштайн, – я услышал голос Эмиля и открыл глаза. – Мне кажется, я уже слышал про вас, только никак не могу вспомнить...

– Да, господин Бурже, слышали – вы купили у меня поместье. Приятно с вами познакомиться. Надеюсь, вы туда скоро переберетесь и останетесь довольны. Кстати, думаете заняться виноделием? Я осмелюсь посоветовать ...

У меня земля ушла из-под ног – Эмиль купил у нее поместье? Почему у нее?

– ... Мне кажется, достоинства сорта Жаунеску слишком преувеличены. Хотя решать вам...

Поместье Жаунеску?!? Только этого не хватало! Она намеренно это подстроила?

– ... Я еще не решил, вернее, решать жене, это поместье больше для нее, чем для меня.

– Вот как? – задумчиво протянула Лидия, и мне стало совсем плохо, потому что я отчетливо понял, что последует за этим. – Я бы хотела с ней познакомиться, если вы не против.

– Конечно...

– Он против, – вмешался я, обрывая Эмиля. – Госпожа Бурже нездорова.

– Господа! – взмолился ректор, что в нерешительности топтался рядом, терзая свою шевелюру.– Так что же делать с кремацией? Все уже готово – прощальная церемония назначена на шесть, в нашей часовне и...

– Никакой кремации, – перебила его Лидия. – Только посмейте, и я подам в суд. Мне надо увидеть тело, а потом я намерена навестить госпожу Бурже вне зависимости от того, как она себя чувствует. Можете не провожать, господин Ханаха. Тело ведь в леднике?

Ректор потерянно кивнул.

– Госпожа Хризштайн, ваше заявление смешно и нелепо, – отчеканил я. – Профессор Грано выпрыгнул из окна сам. Это видела и подтвердила госпожа Бурже.

– Именно поэтому я хочу увидеть ее и спросить, почему она лжет, – ядовито ответила Лидия.

– Что вы себе позволяете? Моя жена никогда не врет, – возмутился Эмиль. – Если она сказала, что...

– Эмиль, иди домой, – бросил я на ходу, потому что Лидия совершенно бестактно развернулась и молча пошла прочь. – Я обязательно приду на обед. Никого не впускай, особенно ее, слышишь?

– Да подожди ты, – Эмиль придержал меня за рукав. – Я ничего не понимаю...

– Ты не понял? – прорычал я. – Я же ясно сказал – отмени занятия и иди домой. Сиди и жди меня.

Эмиль удивленно отпрянул и пробормотал:

– Мы с тобой друзья, конечно, но раньше ты не позволял себе так разговаривать со мной...

Я сцепил кулаки, видя, что Лидия, слегка прихрамывая, уже скрылась за поворотом.

– А я сейчас говорю не как друг. Господин Бурже, вы немедленно отправитесь домой и будете ждать визита представителя Святой Инквизиции.

Я оставил оторопевшего Эмиля за спиной, торопясь догнать безумицу.

– Зачем вы это сделали? – я понимал, что глупо пытаться ее остановить, поэтому просто пошел рядом. – Зачем продали поместье моему другу? Чтобы досадить мне?

Лидия целеустремленно шла вперед, закусив губу. Отчего она вдруг стала хромать?

– Как вы там говорили? Мир не крутится вокруг вас, господин Тиффано. Я продала поместье тому, кто больше всего за него предложил, – наконец ответила она.

– И я должен поверить в это совпадение?

– Не верьте, – равнодушно ответила она.

– Я знаю Эмиля слишком давно, он – мой друг. Даже не вздумайте замыслить что-либо против него.

– В данный момент меня больше интересует его жена.

– Не смейте приближаться к Софи. Она нездорова, и...

– Софи? Как мило... А может ее нездоровье душевного происхождения? – Лидия остановилась перед лестницей, ведущей в ледник. – Побеспокойтесь лучше о собственном благополучии. Каким надо быть идиотом, чтобы пойти против вояга Наварро! Героем себя возомнили? Слава демоноборца в голову ударила? Болван!

– Прекратите! Мои дела вас не касаются. Даже близко не смейте в них лезть. Если я только узнаю, что вы...

Лидия театрально вздохнула и покачала головой.

– Правду говорят, дуракам закон неписан. Я не думаю, что вам стоит идти со мной дальше, господин инквизитор. Для вашей тонкой душевной организации это будет слишком тяжелым зрелищем.

Ее светлые глаза смотрела на меня насмешливо, хотя сама она была бледнее первокурсников, которые измученные и потрясенные выходили из анатомического театра напротив. На нас они не смотрели, старательно огибая и торопясь выбраться на воздух. Я наклонился к ней и шепнул на ухо:

– Но это не я визжал от страха несколько минут назад.

Ее лицо застыло, и мне стало совестно, поэтому я добавил мягко:

– Простите меня. Но вам действительно лучше уйти.

– Ошибаетесь, – процедила Лидия. – Уйти лучше вам.

Она развернулась и стала спускаться по лестнице, тяжело опираясь о перила. Я смотрел ей вслед, проклиная все на свете. Оставить ее разгуливать по Академии? После увиденного в коридоре мне было за нее страшно. Куда смотрит Антон? Почему отпускает сестру в таком состоянии? Она же собой не владеет. Если у нее опять случится приступ, ее просто отсюда заберут в лечебницу... Я выругался про себя и пошел за Лидией. Посажу ее в экипаж, лично сдам Антону и отправлюсь к Эмилю. После тренировочного боя с ним я даже не успел переодеться, а ведь еще намеревался увидеть профессора Камилли, на ужин к которому вчера так и не смог придти. Демон! Вместо того, чтобы заниматься дознанием, я вынужден нянчиться с этой малохольной. Может, попытаться вытащить ее отсюда силой? Я представил, как волоку шипящую от злости Лидию через всю Академию, и покачал головой.

На удивление в леднике почти не пахло. Хмурый смотритель кивнул Лидии, махнул рукой в левую часть помещения и отдал ей газовый фонарь. Она двинулась к столу, где лежало тело профессора. Я подошел и стал поодаль, на всякий случай стараясь дышать через раз. Тело еще не успели привести в порядок перед церемонией, хотя может и не собирались. Самоубийство – один из самых страшных грехов, и отношение к самоубийцам соответствующее. Их тела не разрешено предавать земле, чтобы не осквернять ее, поэтому останки сжигают, а пепел развеивают над водой. Я невольно задумался – почему именно над водой? Почему огонь? Или очистительная сила пламени способна пожрать не только бренную плоть, но и греховные мысли? Ведь недаром колдунов тоже предписано казнить на костре. Кажется, у Акватоса Квирского было исследование происхождения такого обычая...

– Сломана шея? – пробормотала Лидия, выведя меня из задумчивости.

Она успела полностью отдернуть полотнище с трупа, что лежал перед ней в бесстыдной наготе. Мне стало неловко от этого зрелища, но Лидия совсем не казалась смущенной. Она бесцеремонно ощупывала лицо умершего, повернула его голову из стороны в сторону, словно проверяя свои слова, потом перешла к рукам.

– Госпожа Хризштайн, – я прокашлялся, голос слегка охрип. – Совершенно очевидно, что он упал из окна и сломал себе шею. Этому имеется свидетель. Я сам видел тело, прибежав на крик госпожи Бурже. Или мои слова вы тоже поставите под сомнение?

Лидия оторвалась от созерцания ладоней умершего, подняла голову и прищурилась. Ее силуэт в темноте ледника, освещенный лишь неустойчивым светом газового светильника, казался серым призраком.

– Вы там были? – в ее голосе слышалось удивление. – Он лежал лицом вниз? На траве?

Я нахмурился, вспоминая страшную картину.

– Животом вниз, – поправил я. – Голова была повернута.

– Подойдите сюда, – поманила она.

Я заколебался, но решил, что лучше не спорить.

– Смотрите. Откуда рана на руке? – она указала пальцем на ладонь убитого, что была глубоко рассечена.

Я пожал плечами:

– Возможно, порезался оконным стеклом.

– Нет, – раздраженно ответила Лидия. – Смотрите. Имеются только порезы на лице от осколков, несколько царапин на внешней стороне ладони. Как вы себе это представляете? Как надо выставить вперед руку, чтобы порезать тыльную сторону наискось?

Она выставила передо мной узкую ладонь и склонила голову набок, словно ожидая, что я продемонстрирую, как это возможно. Я вздохнул, отвел ее руку от своего лица и терпеливо ответил:

– Он мог порезаться раньше. Не надо выдумывать себе загадки.

Она недовольно хмыкнула и повернулась к телу. Через пару секунд торжествующе заявила:

– Я что-то вижу в ране! Демон!

Я с содроганием смотрел, как она без капли брезгливости пытается это нечто подцепить ногтями. У нее не получилось, и Лидия досадливо распрямилась, огляделась, задумалась, потом потянулась к волосам и выдернула из них шпильку. Золотая волна плавно скользнула по ее плечам, когда она склонилась над телом, вооруженная шпилькой. А я застыл, словно от удара под дых, не в силах справиться с коварными воспоминаниями и ужасаясь собственным порочным мыслям. Я отвел глаза в сторону и зашептал молитву.

– Всего лишь деревянная щепка, – разочарованно протянула Лидия. – Что вы там бормочете? Помогите мне повернуть его.

Она попыталась сама, но профессор Грано был достаточно грузным мужчиной, кроме того, трупное окоченение сделало его тело тяжелее.

– Знаете, я никуда не спешу, господин инквизитор. Могу здесь сколько угодно просидеть. Очнитесь уже. Или мне пойти позвать смотрителя?

Да что же она никак не угомонится? Я подошел и повернул тело на живот, думая лишь о том, как быстрей избавиться от неприятного ощущения прикосновения к мертвому.

– Вот! – торжествующе вскричала Лидия у меня над ухом так, что я вздрогнул. – На спине отметина! Видите?

Она указала на обширный синяк на позвоночнике, потом провела по нему пальцем, очерчивая контур, приложила свой кулак, словно проверяя, может ли удар оставить такой след.

– Это не похоже на след руки, правда? – Лидия злорадно усмехнулась. Я хотел было возразить, что кулак крупного мужчины вполне может оставить подобный след, но не стал подливать масла в огонь.

– Этот синяк вообще может не иметь никакого отношения к его смерти, госпожа Хризштайн.

Она отмахнулась от моих слов, повернулась к соседнему столу, на котором была сложена одежда умершего, и вытащила мантию. Лидия внимательно рассматривала ее, разве что не обнюхивала, она явно искала что-то, ведомое лишь ей. Мне на мгновение захотелось узнать, что же такое страшное ей причудилось в коридоре, что творилось в ее мыслях. Я задумался над тем, что ни разу не видел ее дрожащей от страха перед реальными вещами, которых следовало бы пугаться. Словно она не воспринимала всерьез окружающую действительность, относясь к ней, как к игре, вместо этого до нелепости пугаясь собственных видений. Какой странный парадокс...

– Нашла, – удовлетворенно произнесла Лидия, держа мантию на широко вытянутых руках. – Смотрите, господин инквизитор.

На спине был хорошо заметен вырванный кусок ткани, что неровным лоскутом свисал вниз. Я нахмурился, вспоминая картину смерти профессора. Нет, не вспомню, я был слишком сосредоточен на том, чтобы не почуять запах крови и проверить пульс, возможно, я даже не взглянул на его спину.

– И что? Что это доказывает?

Лидия небрежно набросила мантию на тело несчастного профессора, смахнула на ней что-то невидимое и подошла ко мне.

– Это доказывает, господин инквизитор, что профессора Грано кто-то до смерти напугал. Напугал так, что он побежал, не разбирая дороги. И выпрыгнул в окно.

– Неужели? И на основании чего вы сделали такой вывод?

Лидия торжествующе повертела в пальцах клок волос темно-серого цвета.

– Это шерсть. Собачья шерсть. Думаю, он бежал от собаки. Иначе откуда шерсть на его мантии? Откуда на мантии вырванный кусок ткани? Откуда синяк на спине?

– Я могу придумать несколько объяснений, – начал я. – Но вы же все равно будете упрямо стоять на своем.

– Я видела эту псину, – припечатала Лидия. – Громадная тварь, до смерти напугавшая профессора. И здесь возможны лишь два варианта: либо это чудовище создал безумный разум профессора, либо же оно порождение чужого помешательства.

Она развернулась и пошла к выходу. Я бросил ей в спину:

– Так вы убегали от собаки, госпожа Хризштайн? От собаки, которой не существует?

Лидия споткнулась, замерла, потом процедила:

– Вам смешно? Для меня эта тварь была вполне реальна. И я очень хочу знать, насколько она реальна для госпожи Бурже.

Ее каблуки застучали по лестнице, словно она пыталась впечатать сказанные слова и сделать их весомей. Я покрутил в пальцах брошенный ею клочок шерсти. Демон раздери! Он мог столкнуться с собакой по дороге в Академию, или же это был его собственный пес.

Я догнал Лидию уже наверху и попробовал договориться.

– Госпожа Хризштайн, я потребую от капитана проведения вскрытия. Если действительно обнаружатся подозрительные обстоятельства, то начну дознание. Вы же отправитесь домой. Вам не стоит разгуливать по городу в таком состоянии...

– Премного благодарна, господин Тиффано. Только у меня другие планы. Я намерена навестить госпожу Бурже.

– Послушайте! – я взял ее за плечи и заглянул в глаза, стараясь говорить спокойно и четко. – У вас осеннее обострение. Ваши приступы слишком опасны, чтобы их игнорировать...

– Мои приступы! – взорвалась Лидия. – Вы – болван, господин инквизитор! Упрямый и самонадеянный. Это тоже мои фантазии?

Она развернулась и задрала юбку до колена, открыв голенище сапога. На в клочья изодранной коже сапога я увидел запекшуюся кровь. Мысли смешались – где она уже успела?..

– Вы с ума сошли так разгуливать? А ну идемте, – я подхватил ее под локоть и потащил в анатомический театр, где наверняка имелась спиртовая настойка.

– Куда вы меня тянете? – Лидия попробовала вырваться.

– Рану нужно обработать. Или вы хотите заработать заражение? Кроме того, я хочу взглянуть на рану.

Усталый ассистент, что как раз складывал хирургические инструменты после показательного вскрытия, даже не удивился, когда я впихнул Лидию и потребовал дать спирт и чистые тряпки. Он лишь уточнил:

– Опять в третьей аудитории поранились? Что же никак ее не починят... – и подвинул мне склянку со спиртом. – А повязки там, в шкафу.

– Обождите! – вырвалась от меня Лидия. – Почему опять? Кто еще поранился?

Парень даже не оторвался от своего занятия, гремя инструментами:

– Да постоянно кто-нибудь из профессоров. Вчера профессор Грано, бедолага, приходил, руку рассек до крови, когда опять забыл про сломанную ступеньку и упал.

– Вот видите, госпожа Хризштайн, – сказал я, усаживая Лидия на скамью. – Всему нашлось объяснение.

– А когда это было? – не унималась она. – В котором часу он приходил?

Ассистент уже сложил инструменты и теперь взвешивал внутренние органы, укладывая их сначала на весы, потом отправляя в банки и аккуратно подписывая содержимое.

– Так у него лекция закончилась, он стал спускаться, оступился на этой треклятой ступеньке, а сюда значит пришел... 1750 грамм – печень...

– Что?

Я взял спирт и чистые тряпки, вернулся к Лидии и опустился перед ней на колено.

– Да, пришел где-то в двенадцать. Да, точно, он торопился, сказал, что его ждет кто-то...

– Кто?

– Не сказал... 290 грамм – сердце...

Мне необходимо убедиться, что это всего лишь обычная рана, что Лидия просто неудачно упала, возможно, как и профессор Грано. Ведь не может быть правдой, чтобы...

– Да сидите спокойно! – наплевав на все правила приличия, я откинул подол ее юбки, взялся за изодранный сапог и стянул его. И ошеломленно застыл. Тонкий чулок был порван, на нем запеклась кровь, а на бледной коже отчетливо были видны ... глубокие следы зубов. Как с такой раной возможно вообще ходить? Я даже провел пальцами, чтобы убедиться, что сам не схожу с ума. Откуда? Если допустить, что она себя накрутила настолько, что внушила себе укусы, то... Это могло бы быть правдой, случаи самовнушения часто наблюдались среди помешанных, но... Откуда тогда порванная кожа на сапоге? Если Лидия способна так влиять на материальный мир, не значит ли, что она уже...

– Господин инквизитор, вы долго будете разглядывать мои колени? Не то чтобы я была против... У вас удивительно горячие руки, такие приятные...

Я поднял на нее глаза.

– Как вас могла покусать несуществующая собака?

– Почему же несуществующая? – Лидия загадочно улыбнулась. – Один знакомый магистр как-то сказал, что в этом мире существует все, что способен вообразить человеческий разум. Раз я ее видела и верила в ее существование, значит, эта псина была вполне реальна...

– Нет, – покачал я головой, выливая спирт на тряпку и яростно оттирая запекшуюся кровь. Лидия зашипела от боли, но смолчала. – Это значит только то...

Я осекся, подбирая слова.

– Значит лишь то, что вы превращаетесь в колдунью. Только они могут влиять на материальный мир подобным образом, претворяя безумные кошмары в действительность. Вы понимаете, что вам становится все хуже? – закончил я в отчаянии.

– Господин инквизитор, вы так и не поняли сути колдовства... – Лидия недовольно поморщилась, когда я перехватил ее ладонь и вытер пальцы, которыми она ковырялась в ране. – Колдун, переступая грань, теряет все человеческое, в том числе и сомнения, понимаете? Он уже не различает, где действительность, а где его безумный вымысел. Он не знает сомнений, поэтому его вера в собственные фантазии становится бесконечной... И даже равной в пяти... – она истерически хихикнула, когда я крепко заматывал ее лодыжку. Мне сделалось ясно, что ей все-таки удалось добыть книгу по запрещенному языку.

– Не смейте богохульствовать! – осадил я Лидию, тяжело опираясь на ее колено и вставая на ноги. – Идемте!

– Но это правда... Вера колдуна в собственные силы настолько велика, что она... заражает и других. Они тоже начинают верить в его безумства, весь мир вокруг колдуна сходит с ума вместе с ним... И чем больше людей боятся, тем сильнее становится колдун. Совсем как ваш Единый! Знаете, чему меня научил Антон? – спросила Лидия, даже не подумав встать. – Он так отчаялся, мучаясь с моими видениями, что придумал очень простую вещь.

– Какую?.. – невольно вырвалось у меня.

– Он научил меня сомневаться. В реальности происходящего. Знаете, сколько раз на дню я задаю себе очень простой вопрос – а реально ли то, что меня окружает? Раз сто, не меньше. Вот и сейчас я смотрю на вас, господин инквизитор, и задаю себе тот же вопрос. Действительно ли я вижу именно вас, или это мой вымысел? Вы слишком красивы и глупы для инквизитора... Но Антон говорит, что вы существуете. Кстати, может, вы вовсе не так красивы? Надо будет у него уточнить... Может, на самом деле вы безобразны, может, я только придумала эти блестящие волосы, длинные ресницы... – Лидия потянулась к моему лицу, вставая со скамьи.

Удивляясь вывертам ее больного сознания, я досадливо отмахнулся, взял ее под локоть и потащил к выходу. Только она не унималась.

– Как думаете, почему колдунов сжигают? – я вздрогнул от ее вопроса и замешкался. – Думаете только для того, чтобы развеять прах по ветру? Отчасти да, ведь их останки пропитаны злобным безумием, что отравляет все вокруг. Но на самом деле это делается, чтобы искоренить страх. Страх в сердцах людей, которые стали свидетелями силы безумия. А может и нет... – Лидия опять рассмеялась и вырвала руку. – Я думаю, колдунов сжигают для того, чтобы посеять другой страх. Страх перед Единым и его слугами. Ведь ваша вера тоже зиждется на страхе. Страхе наказания за грех. Как думаете?

Я не выдержал, остановился и встряхнул ее.

– Прекратите нести чушь! Вы все ближе к черте, неужели сами не видите?

– Я знаю, что там, в кабинете профессора, я видела псину. Я знала, что она всего лишь мара, ведь поведение ректора не изменилось. Знала... Но... – Лидия прикрыла глаза, в которых угасало безумие. – Но я также знала, что для меня она была настоящей. И для профессора она была реальной. Слишком сильное колдовство впитывается в людей, в окружающие предметы. Безумие лишь ждет подходящего часа, чтобы заявить о себе... И вы правы, оно заразно...

Я похолодел от ее слов, вспомнив про Софи и проклятие ее прадеда. Можно сколько угодно закрывать глаза на безумный бред Лидии, но до сих пор она не ошибалась в том, что касалось колдовства.

– А как же тогда проклятие? – спросил я и тут же пожалел.

– Какое проклятие? – недоуменно уставилась на меня Лидия. – О чем вы?

– Проклятие существует? Если колдун проклял кого-то, как долго оно может существовать? – отступать уже все равно поздно.

– Существовать может что угодно, господин инквизитор. Тем более, проклятие. Только почему вы вдруг о нем заговорили, а? – она прищурилась, глядя на меня.

– Если колдуна сожгли, разве не должно проклятие развеяться вместе с его прахом?

– Вовсе нет. Если колдун был сильным, если слишком много людей его боялись, если его безумие впиталось в их сознания или в подходящий материальный символ, то будьте уверены, рано или поздно оно проявится. Обязательно найдется тот, кто поверит в него, кто испугается его силы, и тогда оно окрепнет, наберется сил и заявит о себе...

Мне сделалось тоскливо и муторно, и я поторопился к выходу, таща за собой Лидию. Мне непременно нужно было увидеть Софи и расспросить ее.

– Так кто кого проклял, господин инквизитор? – не унималась Лидия. – Или мне лучше спросить об этом госпожу Бурже?

Я вздрогнул и замешкался, выдавая себя с головой. Иногда мне казалось, что эта безумица обладает каким-то звериным чутьем и читает мысли.

– Вас это не касается, госпожа Хризштайн, – я остановился и зло посмотрел на нее. – Вы сейчас же сядете в экипаж и отправитесь домой. И только попробуйте противиться. Даже если для этого мне придется тащить вас за шкирку, клянусь Единым, я это сделаю!

Конечно же, Лидия мне не поверила и тут же попробовала вырвать локоть. Тогда я в очередной раз наплевал на правила приличия, схватил ее за ухо, словно нашкодившую девчонку, и потащил за собой, не слушая ее возмущенные вопли и игнорируя удивленные взгляды окружающих.