Текст книги "Стихия страха (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Я оторопела настолько, что даже не сопротивлялась. Кысей ревновал? И его ревность обжигала, словно в глаза насыпали жгучего перца... Ощущения были настолько странными, что я растерялась. Обычно ревновали ко мне, но меня к кому-нибудь – никогда такого не было. Да и быть не могло, слишком сомнительное было удовольствие.

– Вы ревнуете, господин инквизитор? – пробормотала я, пытаясь освободиться из его железной хватки.

Он остановился, развернулся и процедил, едва сдерживаясь:

– Что за нелепость! Вы... В ваших услугах здесь больше не нуждаются. Вы немедленно покинете этот дом.

– Пустите! Вы ведете себя как идиот. Ревнивый идиот. Отравление вашей подружки Софи...

– Профессор Гиршем подтвердила ваши подозрения, – выплюнул он. – Я сам найду отравителя. Без вас.

Кысей продолжал целеустремленно тащить меня с явным намерением выставить из дома и лишить всего удовольствия от поставленного мною спектакля. Но в мои намерения это не входило. Я припомнила расположение ожогов у него на спине и метко заехала кулаком по одному из них. Кысей охнул и выпустил мою руку, но я дернула его к себе, для верности еще врезав коленом в пах. Он согнулся от боли. Я перехватила его волосы, собранные сзади в густой хвост, и задрала голову к себе.

– Вы серьезно думаете, что я не смогу с вами справиться? Не смейте меня ревновать! – выдохнула я ему в лицо, склонившись над ним. – Не смейте вести себя так глупо. Никогда.

Я погладила его по щеке и добавила примиряющим тоном:

– Вы сейчас приведете себя в порядок, успокоитесь и отправитесь ужинать. Не портите мне удовольствие.

Он промычал что-то нечленораздельное, но явно ругательное мне в спину, когда я уже поднялась на крыльцо. Я развернулась и сказала:

– И не вздумайте вести себя подобным образом на ужине. Не распускайте руки, если конечно не хотите, чтобы я опозорила вас при всех.

Я вошла в столовую, едва сдерживая раздражение. Кысей чуть все мне не испортил. Софи с Эмилем еще не успели спуститься к ужину, за столом хлопотала лишь экономка. Ниночка как раз несла стопку тарелок. Я намеренно налетела и толкнула ее, отчитав за разбитую посуду и услав на кухню за новыми тарелками. Не обращая внимания на удивленный взгляд Эжени, я подошла и поменяла местами креманки с соусом.

– Что вы делаете, госпожа Хризштайн? – спросила экономка, беспомощно оглядываясь на появившегося в дверях инквизитора.

– А на моей кажется отбит край, – хладнокровно ответила я. – Господин инквизитор, с вами все в порядке? Вы странно выглядите. Устали с дороги? Так присядьте и не нервируйте меня своим несчастным видом.

Он сжал кулаки, застыв на пороге и прожигая меня взглядом. К счастью, экономка приняла мои слова близко к сердцу и тут же принялась хлопотать, усадив его наконец за стол.

За ужином все молчали. Я подцепила на вилку нежнейший кусочек мяса, обмакнула его в соус и теперь играла на нервах у Ниночки, которая не отводила от меня ждущего взгляда. Кысей продолжал злиться, поэтому даже не смотрел в мою сторону, отдавая должное кулинарному мастерству Эжени. Я смотрела, как он быстро и жадно ест, в который раз спрашивая себя, как его с такой внешностью угораздило податься в инквизиторы.

– Господин Бурже, а расскажите, каким был ваш друг в Академии. Вы же там познакомились?

Эмиль нахмурился и проигнорировал мой вопрос. Кысей подавился, закашлялся, отложил вилку, вцепившись в нож так, что побелели костяшки пальцев. Неожиданно мне ответила Софи:

– Кысей был самым лучшим студентом на курсе. Он...

– Правда? – удивилась я. – Никогда бы не подумала. Почему же вы, его друзья, не отговорили его от этой убогой затеи стать инквизитором?

Кысей шумно выдохнул и отпустил звякнувший нож.

– Не надо, госпожа Хризштайн, – устало попросила меня Софи. – Зачем вы так? Это его призвание...

– Отчего же, – вдруг вмешался Эмиль. – Я уже жалею, что действительно не отговорил. Хотя Кысей у нас сущий праведник. Господин Тиффано, вы же держите слово? Вы уже обрадовали ректора Ханаху?

– О чем вы? – прищурилась я, переводя взгляд с Эмиля на Кысея, который по-прежнему молчал.

– Я держу слово, Эмиль, – наконец глухо ответил инквизитор. – А вот госпожа Хризштайн похоже забыла о своих обещаниях.

– Не забыла, – отрезала я. – Чем вы должны обрадовать ректора?

– Кысей проиграл мне в поединке и теперь должен читать лекции по богословию вместо профессора Грано, – едко сказал Эмиль.

– Вот как... – я вдруг поняла, почему он был в мокрой рубашке тогда, в Академии. – Какая жалость, что я не видела вашего поединка. Уверена, что...

– Довольно, – резко сказал инквизитор, поднимая на меня взгляд. – Госпожа Хризштайн, вы обещали поведать кое-что интересное, а вместо этого лишь допрашиваете моих друзей.

– Терпение, господин инквизитор. Терпение ведь основная добродетель, верно? – я решительно отправила в рот кусочек мяса с соусом, отмечая, как облегченно вздохнула и повеселела Ниночка. Сама она уже съела довольно много, так что можно начать обличительную речь.

– Я обязательно приду к вам на лекцию, господин инквизитор, – улыбнулась я, запивая водой мясо. – Пора уже расставить все по своим местам. Во-первых, господин Тиффано, должна вам сказать, что вы были правы, – решила я польстить ему. – Но и я ведь тоже никогда не ошибаюсь, помните? Меня ввела в заблуждение мышечная слабость госпожи Бурже, которая вовсе не была симптомом отравления.

За столом стало очень тихо.

– Причину этой слабости я озвучу чуть позже, ее действительно в некотором роде можно считать проклятием. Но и отравление тоже имело место.

Софи вскинулась с протестующим видом.

– Не начинайте опять, пожалуйста!

– Помолчите. Вас действительно пытались отравить, совсем недавно. Мышьяком. Очень грубо и неумело. Я думала на вашего мужа и даже на экономку, но... Но травила вас все-таки ваша милая Ниночка.

По лицу Кысея я поняла, что он поверил мне сразу, а вот остальные...

– Это неправда! – закашлялась Ниночка. – Она наговаривает. Госпожа, не верьте ей! Да я бы никогда...

– Довольно уже, вы переходите всякие границы... – начал Эмиль, но тут его прервал инквизитор.

– Зачем вы поменяли креманки?

За столом мгновенно воцарилась тишина. Почему он вечно портит мне всю интригу? Я раздраженно зачерпнула еще немного соуса на кусочек мяса и отправила его в рот.

– Потому что не собиралась пробовать отраву. Милая Эжени, у вас прекрасно получился миндальный соус. Даже лучше, чем у профессора Камилли... Хотя немного острый.

Ниночка побледнела и схватилась за горло, вскакивая с места. Инквизитор перевел на нее взгляд и тоже побледнел.

– В соусе был яд? Нина, там был яд?

Девушка не ответила и выскочила из комнаты. Я улыбнулась красавчику и утвердительно кивнула.

– Конечно, там был яд. Интересно, смертельная доза или так, попугать? Впрочем, скоро узнаем...

– Эмиль... – растерянно прошептала Софи. – Что же это получается?..

Эмиль бросился к жене, прижав ее к себе и успокаивая. А инквизитор стукнул кулаком по столу так, что зазвенели столовые приборы.

– Вы ненормальная? Зачем? Зачем было это делать? Она же может умереть!

Я спокойно съела еще кусочек и запила водой, не обращая никакого внимания на его возмущение. Определенно, Эжени прекрасно готовила. Мясо просто таяло во рту.

– Думаю, Ниночка сразу положила глаз на благородного господина. Препятствие в виде жены ее не смущало. Тем более, что госпожа болела, оставалось лишь ускорить события. Но тут появилась я, ограничив Софи в еде, и Ниночка занервничала. А последней каплей стало объявление, что я увезу ее жертву в свой дом. Таким образом, я не оставила нашей малолетней отравительнице выбора. Ниночке оставалось лишь попробовать отравить меня, – я закашлялась, все-таки соус был острый.

– Господи Единый, спаси и помилуй, – растерянная экономка сложила руки в молитвенном жесте.

Инквизитор угрожающе поднялся с места и двинулся ко мне со словами:

– С меня довольно ваших жестоких выходок. Можно было не доводить до крайности...

Он не договорил, потому что в комнату вернулась Ниночка. Она стояла на пороге с перекошенным от ненависти лицом, ее громадные глаза горели мстительным огнем.

– Рано радуешься, сука! – просипела она и ринулась на меня с ножом. Я даже не пошевелилась, на ее пути стоял инквизитор. Кысей успел ее перехватить и заломить руку с оружием. Девка забилась в его объятиях, захрипела и сникла. Она задыхалась, но продолжала выкрикивать проклятия в мой адрес.

– Уберите отсюда эту падаль, – брезгливо попросила я.

– Ты сдохнешь! Сдохнешь! Раньше, чем думаешь! Проклинаю тебя! – ее начали бить судороги, дыхание участилось, мутный взгляд уже не видел меня, а потом она затихла.

– Все мы когда-нибудь умрем, – равнодушно согласилась я. – Но ты, милочка, моей смерти точно не увидишь...

– Прекратите! – прорычал инквизитор, склоняясь над бездыханным телом. – Она умирает, нужен лекарь. Скорей! Эжени, бегите скорей!..

Экономка даже не пошевелилась, упрямо поджав губы.

– Что же вы за люди? Где ваше милосердие?.. – красавчик в отчаянии махнул рукой и принялся сам делать девке искусственное дыхание.

Я раздраженно наблюдала за его попытками. Почему он всегда бросался на помощь? Любому, даже такой дряни, как Ниночка... Глупо, но мне вдруг захотелось оказаться на ее месте, чтобы он переживал из-за меня, почувствовать себя в роли спасаемой. Забавно, если подумать, меня никто никогда не спасал. Я встряхнула головой, отгоняя нелепые мысли.

– Она мертва, – потрясенно сказал он, поднимая голову. – Вы ее убили!

– Я ее не убивала. Но мне жаль...

– Неужели? – горько спросил Кысей, вставая с колен.

– Правда жаль. Жаль, что она так быстро умерла. Я признаться надеялась, что она промается дольше...

– Вы... Вы не человек! Чудовище. Отвратительное чудовище.

– Прекрати, Кысей, – вдруг отозвался Эмиль. – Если бы эта мерзавка не сдохла, я бы сам... порубил ее на куски. Она пыталась убить Софи!

– Да что ты несешь, Эмиль! Жестокости нет и не может быть оправдания. Зачем было меняться блюдами и хладнокровно ждать, пока она съест яд...

– А я должна была сама съесть отраву? Чтобы развеять последние сомнения в виновности вашей бедной Ниночки? Вы бы сейчас убивались над моим хладным телом? Забавно было бы на это посмотреть. Сядьте уже на место, господин инквизитор, и возьмите себя в руки. За попытку убийства хозяйки вашу Ниночку все равно ожидала бы виселица. Так какая в сущности разница? Сядьте, я сказала!

Но красавчик и не думал садиться, он схватил меня за руку и процедил:

– Разница в том, что теперь вы будете отвечать за ее убийство!

– Пустите! И это лучший выпускник Академии? Вы так плохо знаете право? За убийство рабыни, которое еще кстати надо доказать, мне в худшем случае придется выплатить компенсацию ее хозяину! Или вы забыли, кем она была?

Кысей отшатнулся от меня, разглядывая с ужасом.

– Она была прежде всего живым существом. Человеком!

– У нас нет никаких имущественных претензий к госпоже Хризштайн, – быстро сказал Эмиль. – Вы упомянули, что болезнь Софи не связана с отравлением. Вы знаете, что с ней?

– Знаю, – кивнула я. – Но от оскорбительного тона господина Тиффано у меня разболелась голова.

Меня даже слегка подташнивало от резкой боли в висках.

– Я прощу за него прощения. А также приношу свои извинения, – вымученно сказал Эмиль, с отчаянием глядя на меня. – Пожалуйста, скажите, что с ней. Мы заплатим любую цену, лишь бы...

– Цену я уже назвала госпоже Бурже, – я скривилась от боли и нехотя села обратно за стол. – И скажите господину Тиффано сесть, чтобы не маячил у меня перед глазами. А мышечная слабость вашей жены объясняется очень просто. После падения с лошади у нее... – меня мучила сильная жажда, и я потянулась за стаканом с водой, собираясь сделать глоток.

Но Кысей выхватил стакан у меня прямо из-под носа.

– Что за мелочность, господин инквизитор?

– Кто-то еще пил воду за столом? – вдруг резко спросил он, прикладывая свою ладонь к моему лбу. – Эжени?

Экономка растерянно покачала головой. Его ладонь странно холодила кожу.

– Все пили вино, кроме госпожи...

– А кто наливал ей воду? Ниночка? Да отдайте же!

Он вырвал стакан из моих ослабевших рук. Мысли вдруг смешались в один липкий бесформенный ком. Я поднесла руку ко рту, понимая, что вовсе не соус был острым, а... Кысей схватил меня за плечи и затряс, с дрожью в голосе выговорив:

– Глупая самоуверенная дура! – в его глазах плескался отчаянный страх. – Сколько глотков вы сделали?

Желудок скрутило жгучей болью, я закусила губу от осознания, насколько сглупила, не подумав о воде. А еще Единый решил ради разнообразия услышать мои желания... И вправду дура...

– Сколько глотков?!?

Глава 8. Инквизитор Тиффано

Оглушенный страхом, я тряс ее за плечи, пытаясь добиться ответа:

– Сколько глотков?!?

Лидия раздраженно фыркнула:

– Два. Два глотка. Прекратите панику. Ничего со мной не будет...

Неестественный румянец на ее щеках, непривычно горячие руки, кашель... Господи, ну почему я раньше не заметил? Почему позволил устроить эту опасную игру?!?

– Эжени, бегите за лекарем! Быстрей! Эмиль, приготовь подсоленной воды. И молоко, если есть.

Экономка потрясенно кивнула и выбежала из комнаты. В голове не осталось мыслей, лишь крутились отдельные фразы из медицинского справочника об отравлении мышьяком, прочитанные накануне. Паралитическая форма... слабость, болезненные судороги, остановка дыхания... смерть... Я встряхнул головой и потащил Лидию в ванную. Упреждая попытки вырваться или ударить меня, я схватил ее за шкирку, словно нашкодившую кошку.

– Да пустите! Я сама могу...

– Живот болит?

Она не ответила, но по гримасе на лице я и так понял ответ. Похоже, что у нее желудочная форма отравления... Если сразу принять меры, сделать промывание, то можно надеяться...

Впихнув ее в ванну, я наклонил ей голову и засунул два пальца в рот, вызвав рвоту. На сытый желудок действие мышьяка было менее опасным, но, демон, эта зараза ничего и не съела толком. Она пыталась вырваться, ухитрившись меня оцарапать, но я лишь попросил:

– Уймитесь, пожалуйста... Надо вывести яд, пока не поздно.

Она все еще пыталась освободиться, но я с ужасом заметил, что попытки делаются все слабее. Предательские бусинки пота, выступившие у нее на висках, и побелевшее от боли лицо вгоняли меня в еще большее отчаяние. Подоспел Эмиль со стаканом подсоленной воды.

– Надо выпить, – заставил я ее, насильно вливая воду и следя, чтобы она не подавилась. Лидия тяжело дышала, ритм становился все слабее, и тут я заметил, что она еще и в крепко затянутом корсете. Громко выругавшись, я принялся расшнуровывать его, но запутался в узлах, пальцы дрожали.

– Эмиль, ножницы, быстрее!

– Не смейте, – просипела Лидия. – Не смейте портить мне еще один... Да прекратите же истерику...

Эмиль растерялся, и ножницы мне подала бледная от страха Софи. Не слушая Лидию, я разрезал шнуровку корсета, стащил его и едва успел увернуться от ее ногтей. Она согнулась пополам от боли и покачнулась.

– Помогите уложить ее в постель, – раздался голос подоспевшей Гиршем в сопровождении запыхавшейся экономки. – Мышьяк?

– Да, – кивнул я, подхватывая Лидию на руки и не обращая внимания на ее истеричный то ли смех, то ли всхлип.

– Как давно приняла?

– Минут пятнадцать назад. Я вызвал рвоту и дал подсоленной воды...

– Таки правильно сделали. Пусть служанка приготовит побольше теплой воды, еще мне нужно...

Из комнаты лекарь меня выставила. Я бросил последний взгляд на Лидию, что уже не сопротивлялась, дышала редко-редко, свернувшись на кровати и поджав колени к подбородку. Теперь, когда от меня ничего уже не зависело, в голове не осталось ни одной мысли, лишь туман страха. Я нетвердым шагом спустился в гостиную, где ждали Эмиль и Софи. Мимо меня торопливо прошла экономка, неся согретую воду и чистые полотенца. Я подхватился ей помочь, но Эмиль насильно усадил меня на диван.

– Сядь, Кысей. Не мешай им.

Я хотел помолиться, но не вспомнил даже строчки. Эмиль положил мне руку на плечо и тихо сказал:

– Она обязательно поправится.

Горло перехватил предательский спазм.

– Эмиль, лучше отведи Софи спать. Уже поздно, пусть ложится, не надо ей видеть...

Он с сомнением кивнул и ушел, ведя всхлипывающую жену под руку. Я остался один. Время застыло, словно густой сироп. Сцепив руки в молитвенном жесте, я бессильно опустил на них голову и закрыл глаза. "Господи Единый, не дай ей умереть, спаси и помилуй. Не наказывай столь жестоко свою грешную дочь, сохрани ей жизнь. Я обещаю, что верну ее на путь истинный, обещаю, что она раскается. Дай только время... Я готов стерпеть и ее злые выходки, и домогательства, и пошлость, и даже оскорбления, пусть только выживет... Спаси и помилуй..." На душе было пусто.

Вернулся Эмиль, нерешительно потоптался, потом сел рядом и виновато сказал:

– Прости меня, Кысей. Прости, что не поверил тебе. Если бы я тебя послушал, то...

– Это я виноват, – глухо ответил я. – Виноват, что сам не вышвырнул Ниночку из твоего дома. Надо было наплевать на правила приличия... Виноват, что позволил Лидии играть этот смертельный спектакль...

– Господи, да откуда ты мог знать, что задумала госпожа Хризштайн? Не кори себя...

– Да знал я, Эмиль, знал! Я прекрасно знал о ее нелепой тяге к театральным эффектам, о наплевательском отношении к чужой жизни, о том, что она любит глупо рисковать даже собственной... Я должен был понимать, что она задумала, когда сказала об отравлении... Да господи, уже того, что Лидия вырядилась в этот дурацкий корсет, должно было хватить, чтобы понять, что она опять собирается устроить показательное выступление!..

Я в сердцах стукнул кулаком по подлокотнику, вскочил на ноги и заметался по гостиной.

– Спасибо за то, что верил в меня... – голос Эмиля дрогнул.

Я остановился и недоуменно уставился на друга.

– О чем ты?

– Госпожа Хризштайн. Она сказала, что ты честью поклялся, убеждая ее в моей верности Софи. А я... идиот... думал, что ты... что я потерял твое доверие. Так горько было думать... Спасибо, что верил мне... И прости... Прости, что я тебе не поверил, что наговорил глупостей...

Я стиснул зубы, заглушив мимолетное желание подняться наверх и придушить Лидию, чтоб не мучилась. Почему она вечно лезет, куда не просят?

– Иначе и быть не могло. Иди спать, Эмиль.

Я не знаю, сколько просидел, ожидая приговора профессора Гиршем. С каждой секундой ожидания меня охватывало все большее отчаяние. Но наконец лекарь спустилась вниз. Я вскочил на ноги, не в силах спросить, лишь пытаясь прочесть на ее лице ответ на невысказанный вопрос.

– Удивительно, как она вообще до сих пор жива... – загадочно улыбнулась профессор. – Но таки похоже, что и дальше будет жить... Крайне интересная особа...

Я шумно выдохнул. Некрасивое лицо лекарки вдруг показалось мне самым милым в мире.

– Теплое обильное питье, покой, постельный режим и голодание, – деловито перечислила профессор Гиршем. – Пусть пьет молоко. И надо за ней присмотреть, не нравится мне, как она дышит... Есть кому?

Я кивнул.

– Стесняюсь спросить, а кто мне оплатит срочный вызов и прочие расходы?..

– Выпишите счет на господина Бурже, он все оплатит, – устало сказал я. – И поднимитесь к госпоже Бурже. Если она еще не уснула, ее надо осмотреть. Ее тоже пытались отравить мышьяком. Я могу увидеть Ли... госпожу Хризштайн?

– Да, только недолго. Не утомляйте больную.

Я замешкался возле комнаты, собираясь с духом, потом решительно открыл дверь и зашел. Сердце болезненно сжалось при виде разметавшихся на подушке светлых волос и бледного осунувшегося лица. Лидия лежала с закрытыми глазами, укрытая до подбородка, на широкой кровати она казалась потерянной и непривычно беззащитной. При моем появлении она открыла глаза и вдруг спросила слабым голосом:

– А почему вы, – она закашлялась, – не сделали мне искусственное дыхание?..

Я растерялся.

– Но я вас прощаю... Обещайте, что когда я умру... вы...

– Но лекарь сказала...

– Когда умру, обещайте, что будете скорбеть над моим телом...

От одной мысли о ее смерти у меня перехватило дыхание, но тут я заметил, что она не кашляет, а истерически давится смехом, уткнувшись в подушку.

– Господи, да видели бы вы свое лицо! – когда Лидия подняла наконец голову от подушки, я увидел слезы, выступившие от смеха. – Паникер вы, господин инквизитор... Не думайте, что от меня так просто избавиться, не дождетесь, как говаривала моя прабабка. А вот за испорченный корсет вы у меня заплатите... Это ж надо было... варвар...

Я стиснул кулаки, мигом припомнив все, что думал по поводу ее выходки. Склонившись над ней, я процедил зло:

– Вам смешно? Глупая самоуверенная истеричка! Вы угробили чужую жизнь и сами чуть не отправились к своей прабабке! Вас ведь провели как девчонку! Господи, и после этого вы смеете меня называть болваном? А как же теперь назвать вас?

– Небольшие порции мышьяка крайне пользительны для цвета лица... Не знали? – она опять зашлась в кашле.

Я уже открыл рот, чтобы осадить ее, но вдруг заметил судорожно вцепившиеся в край одеяла тонкие пальцы, закушенную губу, кривую ухмылку на лице и застывшие в уголке глаз слезы... И вовсе не от смеха... Нелепая бравада... Я осторожно сел на край постели.

– Очень больно? – тихо спросил я, прикладывая руку к ее лбу, и она тут же дернулась.

– Идите к демону! Руки уберите! – Лидия попыталась спихнуть меня с кровати, но не смогла даже отвести мою ладонь. Мне стало очень горько, сердце разрывалось от жалости. Она прошипела:

– Не смейте меня жалеть! Убирайтесь! – дальше она не договорила, ее опять начал душить кашель.

– Выпейте, – я аккуратно приподнял ей голову и поднес стакан с теплой подсоленной воды. – Выпейте сами, или заставлю.

Она выпила, потом повернулась ко мне спиной и уткнулась в подушку. Я встал.

– Я попрошу Эжени, она присмотрит за вами. Если будет плохо, пожалуйста, зовите сразу. Не надо этого глупого бахвальства, договорились?

Я подождал ответа, потом пожал плечами и направился к двери.

– Я передумала. Останьтесь со мной.

Я тяжело вздохнул.

– С вами останется экономка. Спокойной ночи.

– Вы не поняли, господин инквизитор? Это не просьба. Это приказ.

Я резко развернулся к ней.

– Господи, вы просто невыносимы... Вы себя видели? Валяетесь при последнем издыхании, но все туда же! Приказывать... Я не собираюсь...

– Соберетесь, – выдавила она, поворачиваясь ко мне. На ее бледном лице не было ни кровинки. – Вы останетесь здесь, если не хотите... если не хотите, чтобы во время приступа... я разнесла этот дом, покалечила его обитателей или... – тут она криво ухмыльнулась. – Или подавилась собственным языком...

– Что вы несете? – я вернулся и сел рядом, прикладывая пальцы к ее шее и считая пульс. – С чего вы решили, что у вас будет приступ?..

Вместо ответа Лидия лишь тоскливо взглянула в окно и пробормотала про себя:

– Погода меняется... Клятое море... как шумит...

– Причем здесь море и погода? – склонился я еще ниже, чтобы расслышать ее бессвязный ответ.

– Я хочу вас, – вдруг отчетливо произнесла она. – Хочу вас увидеть... в поединке. Хочу увидеть, как вы деретесь на мечах... например, с Эмилем... да... И без этой дурацкой мантии... А еще...

Я покачал головой, она явно бредила.

– А еще я обязательно... приду к вам на лекцию, не сомневайтесь... да... приду...

Лидия уже говорила с трудом, дыхание прерывалось. Лекарь сказала, что ей не нравится дыхание больной. Она еще что-то странное сказала, я силился вспомнить...

– Чего расселись? – Лидия попыталась пихнуть меня в бок. – Идите...

– Куда? – удивился я очередному капризу.

– За веревкой, за крепкой веревкой. Свяжете меня, как начнется... Нет, лучше сразу, а то потом не справитесь. Я могу укусить, будьте осторожны... Проследите, чтобы... чтобы во рту была тряпка... Будьте осторожны... Я говорила, да?.. Мне бы не хотелось... да, не хотелось... увидеть вас с расцарапанной мордой... или разбитым носом...

Она ухитрилась выпростать руку из-под одеяла и провести ладонью по моей щеке. Я даже не отстранился, оглушенный обыденностью и равнодушием того, как она говорит о своем состоянии. Отец Георг, как же у вас хватало силы и веры бороться с собственным отчаянием и моим недугом? Мне так бесконечно далеко до вашего мужества...

– Чего застыли? Поторопитесь уже...

Я вздохнул и решился.

– Возможно, мне далеко до отца Георга в силе его веры, но даже я смогу вас удивить, госпожа Хризштайн, той милостью Единого, что бесконечна для верующего в нее. У вас не будет приступа.

Я развернул ее к себе, откинул одеяло и стал расстегивать пуговицы на платье. Они были маленькие и тяжело поддавались, но я отказался от мысли просто срезать их. Не хотелось давать Лидии очередной повод для раздражения.

– Вы смогли меня... удивить... – пробормотала она. – Вы серьезно собираетесь... Нет, это мило, что вы... что вы наконец решили... отбросить ложную скромность... да... и поддаться своим инстинктам... но я...

Последняя пуговица запуталась в петле, и я глубоко вздохнул, не обращая внимания на попытки Лидии оттолкнуть мою руку. Она была настолько слаба, что ее ногти лишь бессильно царапнули мне кожу.

– ...Я не смогу оценить... вашего пыла, господин инквизитор... Прекратите...

– Помолчите, пожалуйста, – я наконец справился с пуговицей и расстегнул платье, стыдливо отведя глаза. Положив ладонь ей на грудь, я ощутил под тонкой рубашкой слабое биение сердца, а свободной рукой поймал ее запястье и сжал, нащупывая пульс. Потом склонил голову, закрыл глаза и начал читать молитву, больше не слушая ни ее насмешек, ни возмущения, ни бессвязного бормотания, даже не замечая слабых попыток оттолкнуть меня. Привычно поймав ритм сердца, слишком слабый и неровный, я изменил под него речитатив молитвы, чтобы спустя несколько минут постепенно выровнять его, подстраивая под собственное сердцебиение. Божественная благодать медитации снизошла на меня, окутав умиротворением. В ней растворялось все мирское и неправедное, оставалась лишь бесконечная вера, безграничная и подобная морской стихии. Шум ее прибоя был таким же мерным и уверенным, как и биение человеческих сердец, биение самой жизни. Хотелось навечно раствориться в благодати веры, уплыть в бесконечность и никогда больше не вернуться... Но так не бывает... Когда я открыл глаза, возвращаясь на грешную землю, Лидия уже спала. Ее дыхание было ровным и спокойным. Я укрыл ее одеялом и пошел еще за одним себе. И за веревкой. На всякий случай.

К счастью, ночь прошла спокойно, несмотря на яростно завывавший ветер и грозу за окном. Я даже смог поспать несколько часов в неудобном кресле, но лишь рассвело, позорно сбежал из комнаты Лидии, не желая повторения сцены с ее пробуждением. Слишком свежи еще были воспоминания о том, что произошло при подобных обстоятельствах. Экономка уже была на ногах. Она ухитрилась раздобыть где-то парное молоко и теперь грела его.

– Доброе утро, господин Тиффано. Лекарь сказала, что при отравлении мышьяком надо пить много молока. Я сейчас приготовлю для вас завтрак...

– Я не голоден, спасибо.

– Вы не думайте, я все припасы выкинула, мало ли что. И вещи этой дряни тоже. Представляете, у нее был целый пакет с крысиной отравой... – экономка не выдержала и украдкой вытерла глаза. – Бедная госпожа Софи...

– Все обошлось. Почти...

– А как самочувствие, – женщина замялась, – госпожи Хризштайн?

– Профессор Гиршем сказала, что жить будет.

– Подумать только... – покачала головой экономка. – А я– то думала, что она над хозяйкой издевается, голодом морит, а оно вот как обернулось.

– Приготовьте молоко и ей тоже. Еще надо будет подняться и помочь ей... привести себя в порядок.

Экономка поежилась, и я раздраженно добавил:

– Да не съест она вас.

После ночной бури с утра неожиданно распогодилось, хотя гроза и принесла с собой резкое похолодание. Было очень холодно, но, несмотря на это, Эмиль с утра пораньше уже тренировался, яростно атакуя чучело на заднем дворе. Я поздоровался с ним, и он тут же отложил клинок в сторону и подошел ко мне.

– Кысей, скажи... Я всю ночь думал над ее словами. Госпожа Хризштайн сказала, что болезнь Софи не связана с отравлением, что она знает причину. Как ты думаешь, она... – его голос дрогнул, – она действительно сможет помочь?..

– Ты не спал всю ночь? – спросил я, потрясенно разглядывая друга. Я не припоминал, когда видел его настолько измученным и несчастным. Даже когда он не просыхал от вина несколько дней после выигрыша княжеского турнира, где получил серьезное ранение, Эмиль и то тогда выглядел лучше.

– Не смог заснуть. Понимаешь... Я впервые позволил себе надеяться. Вдруг твоя знакомая сможет... сможет помочь Софи. Как думаешь? Скажи...

– Раз она взялась, значит, сможет, – уверенно сказал я. – Доброе утро, Софи.

– Доброе, – улыбнулась мне девушка. Эмиль и я ошеломленно разглядывали ее. Странно, но похоже мышьяк действительно хорошо влияет на цвет лица. Ее щеки порозовели, волосы блестели в утреннем солнце, а глаза были ясными и сияющими, как прежде. Она выглядела абсолютно здоровой, лишь легкая скованность движений напоминала о ее состоянии. А еще я заметил, что Софи надела украшения, словно решила бросить вызов своему недугу.

– Ты прекрасно выглядишь, Софи, – выдохнул потрясенный Эмиль и поцеловал жену. Софи зарделась, совсем как при их первой встрече, и торопливо произнесла:

– Пойдемте к столу, там Эжени уже все приготовила.

За столом я не мог отвести взгляда от Софи, не понимая, откуда такая разительная перемена в ее состоянии.

– Софи, ты действительно выглядишь очень хорошо. Хотя последствия отравления довольно тяжелы и быстро не пройдут...

Девушка грустно улыбнулась и кивнула:

– Да. А ты знаешь, я тогда не успела тебе пожаловаться... – она улыбнулась еще шире, – на госпожу Хризштайн. Она ведь пичкала меня молоком... Теперь я понимаю, почему, а тогда... Спасибо, Кысей, что привел ее. Страшно подумать, что могло быть...

– Не надо думать о плохом, – Эмиль накрыл ее ладонь своей.

– Я не понимаю, почему... Мы же спасли эту девочку, Нину, приютили ее, никто не обижал ее, а она так... Откуда в ней столько жестокости и злобы?

– Человек не рождается жестоким или злым... Как тьма есть всего лишь отсутствие света, так и зло появляется в душе, где нет бога. Нина просто заблудшая душа, что...

– Браво, господин инквизитор! – раздался раздраженный голос Лидии. – Вы готовитесь к лекции по богословию? Пудрить мозги несчастным бедолагам, которые будут вынуждены внимать вашей фальшивой мудрости?

Лидия стояла в проеме двери, вцепившись в косяк, бледная и страшная. Я поднялся помочь ей, но перехватил ее бешеный взгляд и сел обратно.

– Почему в этом доме не топят? Или господин Бурже уже просадил все состояние жены в карты? И почему меня не пригласили к столу?