Текст книги "Стихия страха (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Да отпустите же! Больно! Куда вы меня тянете?

– Господин инквизитор? – удивленный возглас душеведа застал меня врасплох, и Лидия безошибочно улучила момент, чтобы вырваться. Она кинулась к профессору Камилли, тут же заливаясь слезами и цепляясь за него.

– Профессор! Умоляю вас, избавьте меня от грязных домогательств этого лицемера! Как он смеет распускать руки!

– Господин инквизитор! – в голосе профессора уже слышалось удивленное возмущение. – Я никогда бы не подумал, что вы способны так низко пасть! Из-за женщины! Право, я был о вас лучшего мнения!

Лидия всхлипнула и добавила, упреждая мои объяснения:

– Вы представляете, он еще смеет утверждать, что пытается мне помочь, что заботится о моем душевном равновесии!

– Профессор, – в нерешительности начал я. – Госпожа Хризштайн нездорова...

– Вот! Вот! – торжествующе закричала она. – Что я вам говорила! Профессор, я прошу вас, умоляю, дайте свое авторитетное заключение о состоянии моего душевного здоровья. Оградите меня от его приставаний... Раз и навсегда!

Профессор заколебался, расстроено прижимая к груди старый манускрипт.

– Я немного занят... Но если вы изволите подождать меня после лекции, то я смогу уделить вам...

– Профессор, вы меня просто спасаете! Если вы не против, я подожду вас прямо на лекции. Не хочу оставаться одна. Вы же понимаете...

Лидия кинула многозначительный взгляд в мою сторону и украдкой мне подмигнула. Раньше я бы наверное разозлился, но мне вдруг стало все равно. Пока она будет с профессором, я успею поговорить с Софи.

– Я лишь надеюсь, госпожа Хризштайн, что профессор Камилли окажется плохим душеведом. В противном случае, наша следующая встреча может произойти совсем в другом месте...

– Не слушайте этого завистника, профессор. Я о вас наслышана. Это правда, что вы добились необычайных успехов в излечении самых трудных случаев? Расскажите, умираю от любопытства... А еще всегда хотела узнать, правда ли, что...

Лидия ловко оперлась о руку несчастного душеведа и потащила его прочь, не умолкая ни на секунду. Я невольно пожалел разговорчивого профессора, который, кажется, нашел себе достойную соперницу по части словоблудия. Впрочем, они друг друга стоят.

Эмиль открыл мне лишь после пятого настойчивого стука в дверь. Он был бледен и растерян.

– Кысей... – начал он радостно, но потом осекся и неуверенно спросил. – Или мне теперь надо обращаться к вам – господин инквизитор?

Я впихнул его обратно в дом и быстро закрыл за собой дверь. Глупо, но мне так и чудилось, что Лидия вот-вот выпрыгнет у меня из-за плеча и начнет приставать с расспросами к моим друзьям.

– Где Софи? Мне нужно срочно с ней поговорить. И с тобой тоже.

Софи я застал в кабинете. В комнате царил беспорядок, книги были еще не распакованы и лежали повсюду. Сама девушка безжизненно сидела за столом, рядом на полу валялись скомканные листы бумаги.

– Софи? – позвал я ее, и она подняла голову – на ее щеках были блестящие дорожки слез. – Что случилось?

– Я не могу, – выговорила она совершенно равнодушно. – Ничего не могу. Даже нарисовать эскиз. Это конец, Кысей.

Я сел напротив, подобрал один из бумажных комков, развернул и вздрогнул. Казалось, рисунок был сделан детской рукой, неуверенные кривые линии, нарушенная перспектива, несогласованные между собой элементы. Софи всегда прекрасно рисовала, сама делала эскизы украшений, а обручальные кольца на собственные свадьбу не только сама изготовила, но и совершила ими настоящую революцию в ювелирном деле... Я отложил рисунок и посмотрел на девушку.

– Софи, мне нужно знать все подробности того, что с тобой произошло.

– Какие подробности, Кысей? – ее голос был мертвым, как и глаза. – Как мне стали отказывать руки? Как я впервые испортила камень? Как потом не смогла сама расчесаться? Как теперь не могу сама одеться? Как полностью завишу от чужой помощи? Как не уверена в каждом шаге? Как боюсь упасть на ровном месте? Ты это хочешь знать?!?

Софи в конце тирады сорвалась на крик, на что в кабинет испуганно заглянула их экономка Эжени.

– Госпожа, с вами все в порядке? Обед уже готов, вы только скажите...

– Уйди прочь, – еле выговорила Софи, закусывая губу, чтобы не расплакаться.

– Мы спустимся к столу через полчаса, Эжени, – мягко сказал я. – А пока оставьте нас.

Экономка тихо закрыла за собой дверь, но я был уверен, что она караулит свою девочку под дверью. Эжени была с Софи с младенчества. Даже когда та училась в Академии, она ее не оставила, носила обеды, встречала и провожала на занятия, повергая бедную девушку в смущение своей заботой и становясь причиной насмешек для сверстников.

– Софи, меня интересует проклятие твоего прадеда, – осторожно начал я.

– Да какое проклятие, Кысей, – понуро ответила девушка. – Причем здесь суеверия полувековой давности...

– Когда ты впервые узнала о существовании проклятия?

– Кысей, ты действительно думаешь, что... Да это же смешно!

Как там говорила Лидия? В силу колдовства надо верить и бояться, тогда оно обретет мощь? Наверное, это хорошо, что Софи в него не верит.

– Софи, пожалуйста, ответь на мой вопрос.

Она посмотрела на меня светло-голубыми печальными глазами, словно на неразумного ребенка.

– Я всегда знала. История прадеда была известна, и в детстве меня им пугали, если я не слушалась. Я даже спать потом боялась. Но когда подросла, поняла, какая это все глупость. Да и не был прадед колдуном!

– Когда у тебя проявились первые симптомы? Вспомни, пожалуйста.

Софи нахмурилась, попыталась повертеть в пальцах карандаш, но неловко его уронила, и он закатился под стол. Я нагнулся и поднял его.

– Месяца два назад. Да, точно, у меня был заказ на перстень для вояжны Лейлы. Из черного благородного опала. Я придумала новую огранку, чтобы подчеркнуть природные свойства камня, оправу из...

– И что произошло? – торопливо перебил я Софи, которая могла часами говорить про тонкости ювелирного дела.

Девушка запнулась.

– Я погубила камень. Резец неловко соскользнул, и камень оказался расколот не так, как я задумала. Испорчен. Не совсем, но... Мне пришлось просить подмастерье исправить, переделывать оправу и...

– Я понял, понял, – быстро добавил я. – До этого кто-нибудь появлялся в твоей жизни? Кто-нибудь из родственников, знакомых? Кто-нибудь упоминал проклятие? Вспоминал про твоего прадеда?

Софи уверенно покачала головой.

– Ничего такого не было.

– А когда впервые заговорили о проклятии в связи с твоим недугом?

Девушка пожала плечами, потянулась за стаканом с водой, неловко сжимая его в руках. Было мучительно больно смотреть, как она с трудом удерживает его на весу.

– Когда очередной лекарь сказал, что не понимает, что со мной. Матушка стала упрекать отца в том, что... – Софи закашлялась и начала задыхаться. – Прости... Кысей...

Выглядела девушка очень плохо. Бледная, изможденная, сильно осунувшаяся, с темными кругами под глазами, она действительно выглядела больной, но я не припоминал недуга с такими симптомами. Кроме того, если даже лекари не смогли поставить диагноз, значит, придется искать причину в колдовстве. А может это все тлетворное влияние Лидии, что мне оно повсюду мерещится?

– Прости, Кысей, я в последнее время совсем плохо себя чувствую. Хотя знаешь, может, это и к лучшему. Я не хочу так жить. Я не представляю свою жизнь без любимого дела. А быть обузой Эмилю... Уж лучше...

– Не смей так говорить, – я крепко сжал ее ладонь. – Я уверен, что это проклятие. Мы сможем с ним справиться.

Вдруг вспомнились слова Лидии про то, что проклятие может сосредотачиваться не только в сознаниях людей, но и в материальном символе.

– Скажи, а из семейных реликвий или драгоценностей в последнее время ты ничего не получала? Ведь твой прадед тоже был ювелиром. Он наверняка что-нибудь мог оставить и...

Софи слабо улыбнулась и покачала головой.

– Кысей, ты правда думаешь, что я нашла какой-нибудь старинный проклятый амулет, нацепила его на себя, а теперь страдаю от страшного проклятия?

– Неужели прадед ничего не оставил? – я пропустил мимо ушей ее насмешку.

– Все, что он оставил, он оставил своему бастарду. Там в коллекции были довольно интересные украшения с чистыми сапфирами и жемчугом, кажется, где-то в архивах сохранились их эскизы, но... Ты знаешь, я бы сама на них с удовольствием взглянула...

На миг ее лицо просветлело, а в глазах появился такой до боли знакомый огонек азарта, с которым она изучала образцы камней, часами неподвижно созерцая горный кварц или малахит, а потом, словно вдоволь наговорившись с камнем, создавала необычайной красоты геммы.

– Прости, что заставляю тебя вспомнить, но мне нужно еще кое-что узнать. Скажи, когда ты увидела профессора Грано в окне, ты больше ничего не заметила? Собаки, например?

Софи удивленно посмотрела на меня.

– Нет, ничего такого. Да откуда там было взяться собаке?

– Ты упоминала, что он что-то кричал, перед тем как прыгнуть. Постарайся вспомнить, это важно.

Девушка задумалась, водя по столу пальцем, словно пытаясь нарисовать неудавшийся эскиз.

– Нет. Он казался таким... испуганным...

– Испуганным? Ты уверена? Тогда может он гнал от себя что-то страшное? Он отмахивался?

Софи неожиданно оторвалась от полировки стола и подняла на меня взгляд.

– А ведь точно! Только сейчас поняла! Он оглянулся назад и что-то выкрикнул, а потом ринулся в окно... словно убегая... Господи Единый, так что же с ним произошло?

– Пойдем обедать, Софи. Уверен, Эжени приготовила что-нибудь необычайное... – я не захотел расстраивать девушку, но похоже, эта малахольная Лидия опять оказалась права.

– Не хочу есть. Нет аппетита.

– Пошли, – я деликатно помог ей встать и позволил опереться на свою руку, сопровождая к столу.

Эмиль с тревогой взглянул на меня, потом перевел взгляд на жену. Эжени уже накрыла на стол, и аромат куриного бульона заманчиво щекотал ноздри, отвлекая от мрачных мыслей. Завидев меня с Софи, служанка выхватила свою госпожу у меня из рук, обняла ее за плечи и проводила к столу.

– Кысей, ты ведь расскажешь, что случилось? – спросил Эмиль, кивая мне садиться.

– Конечно, только давай позже, в твоем каби... – слова застряли у меня в горле, потому что в комнату тихо вошла девушка.

– Здравствуйте, – прошелестела она, смущенно опустив голову. – Простите, господин Бурже, я припозднилась, работы так много...

– Садитесь, садитесь уже, стынет все, – захлопотала Эжени, подталкивая меня к стулу. Я лихорадочно соображал, что происходит, как эта девчонка могла здесь оказаться, почему она говорит про работу.

– Кажется, мы уже знакомы, – наконец холодно выговорил я, кивая опоздавшей. – Только не понимаю, что внучка помчика Жаунеску делает в доме моего друга.

Эмиль удивленно спросил:

– Вы знакомы? Откуда?

Девчонка всхлипнула и бросила на моего друга умоляющий взгляд:

– Хозяин, господин инквизитор был единственным, кто заступился за мою семью, когда нас выгоняли из дому... Я так ему благодарна! – она перевела взор на меня, и на мгновение я засомневался в словах Лидии про эту особу. Такой чистый лоб, невинные синие глаза... Неужели она может быть настолько порочна, чтобы в свои пятнадцать...

– Тем не менее, как вы здесь оказались? – упрямо переспросил я.

– Госпожа была так добра, что не позволила моему батюшке... – девчонка опять всхлипнула и потупилась.

– Давайте уже не будем о грустном, – тихо проговорила Софи, с тоской глядя на дымящуюся перед ней тарелку супа. – Эмиль выкупил Ниночку, как и должен был поступить любой благородный человек. Не понимаю, до какой степени подлости надо опуститься, чтобы продать свое дитя... Рабство – отвратительный пережиток прошлого.

– К сожалению, оно все еще существует, – сказал Эмиль, ободряюще накрывая своей ладонью руку жены. – Ты обязана хоть что-нибудь съесть, Софи. Нельзя морить себя голодом.

– Да, госпожа, – подхватила Эжени, пододвигая Софи тарелку с хлебом. – Возьмите кусочек, черный, на хмелю, как вы любите. Вам надо питаться.

Началась обычная за столом суета, секундная пауза в разговоре казалась забытой. Эмиль рассказывал смешные истории про своих новых коллег в Академии, стремясь скрасить подавленное настроение жены и вызвать улыбку на ее устах. Пару раз ему это все-таки удалось, а Эжени ухитрилась скормить своей госпоже пару ложек супа. Несмотря на то, что куриный бульон был действительно восхитительным, у меня начисто пропал аппетит. Я краем глаза следил за Ниночкой, размышляя над превратностями судьбы. Мне очень не нравилось ее присутствие в доме Эмиля. Но с другой стороны, безоговорочно верить словам Лидии тоже не стоило. Она ведь могла ошибаться или же намеренно лгать.

Софи не удержала в руках тяжелую серебряную ложку, уронила ее в тарелку, расплескав содержимое на белоснежную скатерть. Она досадливо закусила губу, готовая расплакаться от собственной немощи. А я перехватил украдкой брошенный взгляд Ниночки, полный злорадства и презрения к своей госпоже, и все понял. Понял, что Ниночка уже видит себя хозяйкой этого дома. Лидия в очередной раз оказалась права. Вся эта показная скромность, трогательная беззащитность – это всего лишь уловки, чтобы... Я не могу допустить, чтобы она навредила Софи. Отодвинув от себя полупустую тарелку, я поблагодарил за обед и кивнул Эмилю.

– Мне надо с тобой поговорить. Давай поднимемся в кабинет.

Эмиль отложил столовые приборы, задумчиво посмотрел на меня и тоже встал.

– Дамы, прошу нас простить. Все было очень вкусно, благодарю, – он шутливо поклонился Эжени и Ниночке, нежно поцеловал Софи в лоб и пошел за мной.

Я плотно закрыл за собой дверь, отгораживая нас от внешнего мира. Разговор будет неприятным.

– Эмиль, объясни, зачем ты выкупил Нину Жаунеску?

Друг удивился, он явно ожидал совсем других вопросов. Он привычно потер тыльной стороной ладони шрам на щеке, явный признак того, что Эмиль в растерянности.

– Не понимаю тебя. А что еще я должен был сделать, видя, как при мне двое здоровых громил забирают из поместья плачущую девочку? Ее мерзавец отец продал родную дочь в бордель! Ты можешь себе представить? Пятнадцатилетнюю девочку!

Я тяжело вздохнул.

– Я все понимаю, но... Ты должен избавиться от нее.

– Что? Что ты такое говоришь! – Эмиль начал раздражаться и упрямиться. – Я все больше перестаю тебя узнавать, Кысей. Ты очень изменился, и я...

– Ты совершил добрый поступок, спас ее от борделя, хорошо, – в примиряющем жесте поднял я руки. – Но теперь ты же можешь дать ей свободу, она должна немедленно покинуть этот дом.

– Господи Единый, Кысей! Ну куда она пойдет? Обратно вернется к отцу? В эту халупу в горах? Так ведь по закону он опять сможет ее продать, до совершеннолетия дети являются собственностью отца!

– Надо же, какие-то сведения по гражданскому праву все-таки задержались в твоей голове, – зло ответил я другу. – Значит, не зря я тебя таскал на лекции...

Эмиль вскипел, шрам на его щеке покраснел.

– Хватит мне постоянно этим тыкать! Я знаю, что был балбесом! Но я стараюсь, Кысей, стараюсь поступать правильно. Кроме того, Ниночка очень помогает Эжени, у которой прибавилось забот. Теперь, когда Софи не может себя обслуживать, ей нужен кто-то вроде Ниночки, чтобы помогать, одеваться, гулять с ней! Так что...

– Именно про Софи я и думаю. Уверен, ты сможешь найти ей компаньонку, но только это будет не Ниночка! Только не внучка помчика Жаунеску, что погубил столько жизней!

– Хватит! – Эмиль стукнул кулаком по столу, и я понял, что он сейчас уже на взводе. – Что за глупые предрассудки! Разве должна она страдать из-за того, что совершил ее дед? И разве его вина была доказана? Ты же сам вступился за ее семью! Я совершенно перестал тебя понимать!

– Послушай... – я попытался успокоиться, чувствуя собственную беспомощность. – Ты думаешь, что она всего лишь несчастная невинная девочка, что пострадала несправедливо. Но уверяю тебя, она... Она вовсе не так проста... Она порочна. Она может навредить Софи. Ты можешь увлечься ее чарами, причинить боль Софи... Я не знаю, как еще тебе объяснить, но ты должен избавиться от нее. Продай ее кому-нибудь другому, в конце концов!

– Ты смешон, Кысей. Это все та ненормальная девица, что налетела на тебя в Академии? Ведь она без зазрения совести отобрала поместье у семьи Жаунеску. Это она тебе гадостей про девчонку наговорила? Ты раньше никогда не был таким... циничным...

Меня не на шутку задели его слова, и я почувствовал, что теряю самообладание.

– Ты можешь думать, что угодно. Госпожа Хризштайн действительно малоприятная особа, но уверяю тебя, дурой она точно не является. И не учитывать ее нелестное мнение про твою Ниночку я не могу. Поэтому я требую, чтобы ты избавился от...

– Требуешь? – перебил меня Эмиль. – Да кто ты такой? Или ты опять будешь мне в нос тыкать своими смешными полномочиями Святой Инквизиции? Уходи!

Я медленно встал, отодвинув стул.

– Эмиль, ты меня не слышишь? – я едва сдерживался. – Может, ты не хочешь избавиться от нее совсем по другой причине? Если ты только изменишь Софи с этой девкой, видит Единый... Я тебя предупредил. Не смей обижать Софи, ей и так плохо.

Светлые глаза Эмиля потемнели, верный признак, что он уже в бешенстве. Он потянулся за клинком, явно намереваясь вызвать меня на поединок, но не учел того, что я выжил в приюте, а потом смог выжить в Асаде. Военное мастерство, преподаваемое в Академии, слишком сильно отличается от суровой действительности, где враг не раскланивается, не жмет тебе руку, не ведет честного боя. Там быстро учишься подлым приемам, если хочешь выжить. Мне не выиграть у Эмиля честного поединка на мечах, но и ему было очень далеко до грязных уловок уличных схваток. Я не дал ему даже шанса, просто ударив по колену и заломив руку за спину. От неожиданности он застыл на секунду, потом принялся отчаянно сопротивляться. Мне пришлось ткнуть его лицом в стол и навалиться сверху.

– Я вызываю тебя на... поединок! Ты кровью заплатишь за ... грязные оскорбления! – пропыхтел Эмиль в ярости.

– Уймись, – я усилил нажим. – Я сейчас уйду, а ты успокоишься и подумаешь над моими словами. Я не хочу с тобой ссориться. Но я знаю тебя, Эмиль. Ты несдержан и горяч, а Ниночка уже видит себя на месте Софи. Ты можешь это отрицать, но это так. Да уймись же!

Я отпустил его, потому что на шум обеспокоенно заглянула Эжени.

– Господин? Все в порядке?

– Оставь нас! – процедил Эмиль, и она недовольно поджала губы и скрылась за дверью. – Господин Тиффано, вы отказываетесь принять вызов?..

– Отказываюсь, – совершенно спокойно ответил я. – Поединки чести запрещены. А вы, господин Бурже, не только слабо знаете гражданское право, но еще и плохо осведомлены в церковном. Полномочия Святой Инквизиции касательно преступлений веры более чем широки. И мне ничего не стоит в рамках текущего дознания о колдовстве задержать Нину Жаунеску. И если она не покинет этот дом через два дня, я буду вынужден это сделать. Надеюсь, вы примете правильное решение.

Я оставил ошеломленного Эмиля в кабинете и ушел, не прощаясь. На душе было мерзко. Я уже сожалел о сказанных в запале словах, понимая, что нашей с Эмилем дружбе теперь конец. Сколько раз мне приходилось молча терпеть его выходки, тщетно пытаясь уговорить упрямца, но в этом случае иначе было уже нельзя. Мне необходимо было найти колдуна, а вместе с ним и источник недуга Софи.

Вернувшись в управу, я обнаружил записку от Януша. Он сообщал, что один из пассажиров, господин Брандт, похоронил жену, умершую от передозировки опиумом. В столице это был довольно громкий скандал, поэтому господин Брандт поспешил взять дочь и уехать в маленький город вроде Кльечи. Мое сердце тревожно забилось в предчувствии разгадки, поэтому я поторопился по указанному адресу, успев лишь передать капитану, чтобы выделил двух стражников и отправил их за мной. Хотя это может быть и совпадением, но лучше подстраховаться.

Господин Брандт снимал скромные апартаменты на окраине города. Грязный фасад дома, заколоченные, перекосившиеся от времени жалкие лачуги, нелепо жмущиеся к этому дому, неимоверная грязь на улице – все это резко контрастировало с ухоженным центром города и прибрежными районами. Подвыпивший привратник даже не взглянул в мою сторону, но я счел необходимым поинтересоваться:

– Господин Брандт у себя?

Мутный взгляд мужчины сфокусировался на мне, он махнул рукой, икнул и пробормотал:

– Второй этаж, 202 комната, – и уткнулся носом в стакан.

Я поднялся на второй этаж, недоумевая, почему достаточно обеспеченный человек снял жилье в такой дыре. Тут крысы нагло шмыгали под ногами и копошились в углах, в прогнившем полу зияли дыры, окна на лестнице были выбиты и грубо заколочены досками, а самое ужасное, что на стенах уже прочно обосновалась плесень, наполняя воздух тяжелым ядовитым запахом. Как здесь можно оставаться, тем более имея на руках маленькую дочь? Постучав в дверь, я прислушался, но ответом мне была тишина. Толкнув дверь, я обнаружил, что она открыта. Дурное предчувствие моментально заставило меня положить руку на эфес клинка и обострило все чувства до предела. В убого меблированной комнате царил полный хаос, отвратительно воняло дешевым вином, мочой и несвежими объедками. Невозможно, чтобы здесь жил ребенок. Но тут до моего слуха донесся тихий стон, затем тоненький детский плач. Я выхватил клинок, держа его наизготове, и двинулся в спальню. Толкнув дверь, я замер, оглушенный едкой проспиртованной вонью и мерзкой картиной того, как может опуститься человек. Господин Брандт сидел в кресле в полубессознательном состоянии, вокруг него валялась дюжина или больше бутылок, он был мертвецки пьян и даже не отреагировал на мое появление. Рядом на кровати в лихорадке металась девочка, она стонала, всхлипывала и бредила. Вложив клинок обратно в ножны, я бросился к ребенку. Приложив ладонь к ее лбу, я содрогнулся от пылающего жара детской кожи. Черты лица девочки заострились, она была изможденной и очень худой. Но ведь по приезде в город она выглядела обычным здоровым ребенком, я же помнил! Ее надо немедленно отвезти к лекарю, но сперва я попытался добудиться ее нерадивого отца. Щетина на лице господина Брандта и гора бутылок у него под ногами рассеяли мои подозрения – очевидно, что с момента приезда он пил, не просыхая, вполне вероятно, даже не покидая пределов этого убогого жилья.

Я встряхнул пьяницу, похлопал по щекам, тщетно пытаясь дозваться и привести его в чувство. А поэтому слишком поздно услышал тихий шум позади себя. Тонкая удавка стянула мое горло так, что в глазах потемнело, а вся кровь прилила к лицу. Я захрипел и судорожно вцепился в веревку, режущую до крови пальцы, пытаясь справиться с паникой и с нападающим. Но уже в следующий момент кто-то презрительно процедил:

– Обожди его кончать. Пусть будет несчастный случай. От рук этого пропойцы.

В сузившемся поле зрения появилась массивная фигура громилы, что подошел к господину Брандту и заглянул ему под веки. Второй нападающий ослабил захват удавки, и мои горящие легкие получили живительную порцию воздуха. Я с трудом просипел:

– Что вам надо? Кто вы такие?..

Меня грубо ткнули носом в пол, обезоружили, а в позвоночник уперлось колено нападавшего.

– Тут девчонка еще. Что с ней делать?

– Не трогайте ребенка, – прохрипел я. – Ей нужен лекарь...

– Правильно говорит, – насмешливо отозвался мой мучитель. – Не трогай, сама сдохнет. А у этого возьми бутылку да полосни нашего святошу по горлу. Чистая будет работа, никто не придерется, – головорез расхохотался.

Как же глупо я попался! Застонав от собственного бессилия, я мог лишь наблюдать, как громила наклонился, подобрал с пола пустую бутылку, разбил ее о подлокотник кресла, полюбовался на острые края и скомандовал своему подельнику:

– Поднимай его.

Улучив момент, уже стоя на ногах, я попытался освободиться от захвата, резким движением откинул голову и ударил ей нападавшего в лицо. Он взвыл от боли, но громила напротив не зевал, кулаком нанеся оглушающий удар в пах, а потом добавил носком сапога по колену. Ноги подломились, я упал на колени, задыхаясь от жгучей боли и ясно понимая, что это конец.

– Сучонок! – прошипел от ярости второй, сплевывая на пол кровавую слюну. – Да кончай ты его уже!

Неровные края бутылки оказались напротив моего лица, и я на секунду малодушно закрыл глаза. Мелькнула мысль, что отец Георг расстроится, а еще плохо получилось с Эмилем. Почему-то представилось лицо Лидии, которая будет равнодушно осматривать мой труп, как до этого разглядывала профессора. Глупо, но мне стало нестерпимо стыдно. Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть изумление на лице громилы. У него во рту булькала кровь, он выронил разбитую бутылку, пошатнулся, сделал шаг и упал на живот. Из его спины торчал стилет.

Кто-то толкнул меня на пол и прижал к земле, в поле зрения возник высокий худой тип, который двигался очень быстро. Уже через секунду он обездвижил моего противника, его нос и губы были разбиты, в глазах застыли удивление и ярость.

– Да вы кто такие? – заорал он, плюясь кровью. – Вам вояг задницу на голову натянет, когда узнает, что посмели его людей тронуть!..

Худого это ни капли не смутило, он склонился к своей жертве и ласково сказал:

– А нам-то что? Это все господин инквизитор. Это он вас убьет. В порядке самообороны. Верно я кумекаю, а? – он подмигнул своему напарнику, что продолжал прижимать меня к полу. – Дай-ка мне его меч.

Мой клинок пнули ногой, он заскользил по полу и оказался у худого. В глазах незадачливого головореза заплескался откровенный ужас.

– Парни, давайте договоримся, – заскулил он. – Что вам этот святоша? Вояг денег хорошо заплатит...

– Так заказ у нас на него. Извиняй, братишка. Говорят, шибко кому-то приглянулся... – худой гнусно осклабился и без колебаний рассек от плеча головореза.

Теплая кровь брызнула мне в лицо, и мой желудок не выдержал. Пока я избавлялся от остатков скудного обеда, худой успел моим клинком ударить еще и первого нападающего, вытащив свой стилет и перевернув того на живот.

– Берегите себя, святой отец. И помните, нас здесь не было, – с деланным участием похлопал меня по плечу худой. Его молчаливый напарник уже стоял возле двери, нетерпеливо поглядывая в нашу сторону.

– Кто вас нанял? – выдавил я из себя.

Худой обернулся и молча подмигнул мне, собираясь уходить.

– Если не скажете, я не стану брать на себя убийство этих головорезов... – в отчаянии пригрозил я.

– И что в вас только бабы находят?.. – задумчиво пробормотал худой, его напарник безмолвствовал. – Вы уж поосторожней с угрозами, святой отец, а то в следующий раз мы можем и припоздниться. Кумекаете, да?

Последующие события смешались в одно липкое тревожное воспоминание. Выяснилось, что Януш записки мне не оставлял, а капитан даже не подумал послать за мной стражников. Больную девочку я отвез в приют к отцу Георгу, где ей найдут лекаря и позаботятся, пока ее отец будет просыхать в тюрьме. Я заполнял бесконечные бумаги, до хрипа ругался с капитаном, который наотрез отказался содействовать, вынудив меня пойти на крайние меры. Покушение на представителя Святой Инквизиции – серьезное преступление против веры, и воягу это не сойдет с рук. К сожалению, оба нападавших были мертвы, поэтому свидетельства причастности к этому вояга Наварро было лишь мое слово. Но сторож с уцелевшего склада уже катался по полу камеры и голосил от боли, умоляя дать ему опиум. Так что завтра я получу основания для ареста, даже если для его произведения придется вызвать папскую гвардию.

Домой ехать не хотелось совершенно, поэтому я отправился к отцу Георгу в церковь. Своих жестоких спасителей я не видел, но почти физически чувствовал на себе пристальный прищур худого. Старая скромная церквушка была уже пустой, но священник почти никогда ее не покидал, оставаясь даже ночевать при ней.

– Кысей, мальчик мой, как же я за тебя испугался, – в глазах старика застыла тревога. Он благословил меня священным символом и обнял, невзирая на заляпанную кровью одежду.

– Что с девочкой, святой отец? – спросил я, тревожась за судьбу маленькой страдалицы.

– Воспаление легких, – церковник тяжело сел на скамью и похлопал рядом, приглашая меня присесть рядом. – Еще сильное истощение, но с божьей милостью она поправится. Не тревожься, Кысей.

В церкви в столь поздний час уже никого не было, ночная тишина нарушалась лишь потрескиванием горящих свечей. Я сел рядом и прикрыл глаза, наслаждаясь умиротворяющим запахом ладана и воска. Горло до сих пор горело болью.

– Я знаю, тебе сейчас очень тяжело. Убить человека, даже защищаясь, всегда тяжело. Особенно тяжело принять последствия, муки раскаяния еще долго...

– Я не убивал их, – хрипло оборвал я отца Георга, не открывая глаз.

– Как так? Ведь мне сказали, что ты... Я не понимаю, Кысей.

– Их убил не я. Как же это унизительно, отец Георг! Так мерзко я себя еще не чувствовал. Их убили на моих глазах, другие головорезы.

– Откуда они там взялись? – в голосе старика сквозило недоумение.

– Их наняли. Следить за мной. Защищать меня. Они и сейчас наверняка околачиваются где-нибудь поблизости, – я открыл глаза, чувствуя безмерную усталость и желая лечь и умереть прямо здесь.

– Ты верно что-то путаешь. Разве стал бы кто-нибудь... Это ведь дорого...

Я невольно сглотнул, когда представил, как Лидия будет донимать меня.

– У госпожи Хризштайн дорогие прихоти. Как она говорит – не привыкла себе в чем-нибудь отказывать. С чего бы ей не потратиться на очередной каприз, желая заполучить меня любой ценой?

Отец Георг казался очень встревоженным.

– Подожди, я не понимаю. Ты хочешь сказать, что головорезов наняла госпожа Хризштайн? Тех, что тебя спасли?

– Да, почти наверняка это была она! – я стукнул кулаком по скамье, боль в руке отрезвила, и я виновато покачал головой. – Простите, святой отец, я устал и плохо соображаю. Пойду уже.

– Нет, – отец Георг решительно встал и похлопал меня по плечу. – Тебе далеко добираться. Переночуй в приюте. Я попрошу сестру Ангелину постелить тебе во флигеле. Утром поговорим.

Я покорно поплелся за стариком, пытаясь разобраться в ощущениях. Я злился на Лидию, сильно злился. Из-за ее бесцеремонности, из-за того, что она влезла в мои дела, злился из-за собственной беспомощности и глупости, что так просто попался в незатейливую ловушку. Еще было до крайности унизительно чувствовать себя игрушкой, которую своенравная девчонка решила во что бы то ни стало заполучить, а поэтому ревниво оберегает от чужих посягательств. И все-таки, в глубине души я тихо радовался тому, что жив, и что Лидия на моей стороне в этой грязной опиумной войне. Пусть из-за своих корыстных и порочных мотивов, но со мной. От этого на душе становилось чуть теплее.