Текст книги "Нострадамус: Жизнь и пророчества"

Автор книги: Манфред Бекль

ЦЕНТУРИЯ VI

 
1. В воде отражен был собор у Гаронны,
    И то отражение римские силы страшит,
    Процессии зрят Пиренейские горы,
    К ним новый король за поддержкой спешит.
 
 
2. В год входит пять сотен и восемь десятков,
    То эра реформ и неслыханных зверств,
    В семь сотен и тройку не вселятся духи упадка,
    То год изменивших лицо королевств.
 
 
3. Созвездия будут в тоске и смятенье,
    И Рона уйдет от своих берегов.
    Все станет иным, лишь язык неизменен.
    И засуха жаждет солдатских шагов.
 
 
4. Метели, дожди, мятежи на арктическом поле,
    Где люди становятся хуже зверей,
    В тюрьму превращается прежняя воля,
    Анафеме предан закон «не убей».[86]86
  Русские комментаторы Нострадамуса считают этот катрен пророческим видением послереволюционной России.


[Закрыть]
 
 
5. Большой человек умирает под Римом,
    И новая вспыхнет близ Рака звезда,
    Сиенна и Суза то знамение примут,
    И Север слетит с ледяного гнезда.
 
 
6. Норвегия с Данией льнут к англичанам,
    Надеясь на братский военный союз,
    Леса не залечат солдатские раны,
    Героя же Рима в лесах разобьют.
 
 
7. Не ценятся больше науки и знанья,
    Их топчет духовно убогий король,
    В изгнанье, без средств знатоки мирозданья
    Ученым доверили жалкую роль.
 
 
8. Страна, как и Церковь, во власти скандалов,
    Высокие цены стоят на счетах,
    Золотой и серебряный лик на медалях – в печали,
    И кровь застывает на острых ножах.[87]87
  Некоторые из французских комментаторов Нострадамуса считают, что этот катрен навеян предчувствием взлета и гибели Генриха Наваррского.


[Закрыть]
 
 
9. Изменят окраску святыни и храмы,
    И белое с черным смешает нам черт,
    Багрец с желтизной осыпаются с камня,
    Кровь, смерть, грабежи новизна призовет.
 
 
10. Старейший сражен неожиданной смертью,
     И двух его братьев хотят умертвить.
     В убийство во сне заговорщиков верьте!
     Три ветви осталось из прежних семи.
 
 
11. Империя создана армией дерзкой,
     Солдат-император возьмет Ватикан,
     Испания с Англией будут с ним резки,
     На Францию будет направлен таран.
 
 
12. Он власть захватил, как поборник свободы,
     Народ обольщенный его поддержал,
     Но рухнули им возведенные своды,
     Ив прах превратился былой идеал.
 
 
13. Король-полководец проигрывал битву
     (В живых – только сброд, что удрал от атак).
     Ту славу, что заживо в бронзу отлита,
     Свергает к свободе стремящийся враг.
 
 
14. Готовьтесь к расчету у вас в Нюрнберге:
     За всех отомстит похороненный принц!
     Испанский престол Козерог не отвергнет,
     И духи убитых остались без лиц.
 
 
15. Норманнами Франции и Пикардии
     Корона срывается с принца Ките,
     Из храма в лесах черным дымом кадило,
     В Ломбардии пламя гудит на кресте.
 
 
16. Костры пожирают ценнейшие книги,
     Туз в буром мундире средь черных знамен,
     И мысль и свет жернова сотрут мигом,
     Но сыщутся зерна для лучших времен.
 
 
17. Врачами потомки царя Моисея
     Могли королей от болезней спасать,
     Не вечно ж в грядущих столетьях евреям
     Земную Голгофу Христа повторять!
 
 
18. Да! Женщина дышит огнями пожара,
     А пламя опять неповинных пожрет.
     Чудовищный бык был в Севилье в угаре,
     Он армию к штурму и бою зовет.
 
 
19. Фальшивый союз продержался недолго.
     Одни изменились, другие – под знаком реформ,
     И в Риме младой леопард не оболган,
     Народ с кораблей ищет праведных норм.
 
 
20. В кулак сжаты силы в арктическом поле,
     Тревогой и страхом охвачен Восток,
     Недавний избранник в боях будет сломлен,
     Кровь варваров бьет в византийский песок.
 
 
21. Убит он на плитах большого собора,
     Так Лондон племянника не сохранил.
     Здесь лодка схизматиков с горем не в ссоре,
     Так кто же свободу обманом залил?
 
 
22. Финансовый кризис полюбит Антихрист.
     Восставший народ прогонял короля.
     Париж еще не был так дик и неистов,
     И зыбкому миру не рада земля.
 
 
23. Созвездия Скипетра с Марсом суровым!
     И Рак благосклонен к злосчастной войне,
     Пусть смелый король скажет мирное слово
     Под знаком участливых звезд и планет.
 
 
24. Великий рыбак – на поломанном троне,
     Руинное время на землю придет.
     Предатель во мрак увлекает законность,
     Но к свету всех пастырей юный ведет.
 
 
25. Неплох был предтеча на папском престоле,
     Но грязный развратник его заменил,
     В Равенне и Пизе таким недовольны.
     Смещайте: терпеть его нет больше сил!
 
 
26. Она удлинялась великим Чайреном,
     Одна из пяти крупных рек островов.
     Морозы и ужас, термометр мерит.
     Укрылись во льнах шесть бродяг-беглецов.
 
 
27. Вождь кельтов увидит на улицах Рима
     Прибой победивших изгнанье людей.
     Пастух же считает, что он проходимец,
     Кто был с Петухом, будет с маршем смертей.
 
 
28. Надолго ли Церковь осталась вдовою?
     Скрипят в замешательстве ветви ее,
     Пускай укротитель интриги все скроет
     И бритых голов к единенью зовет.
 
 
29. Укроются в сумрак, кто мыслит свободно,
     Нельзя на щиты поднимать лжесвятых.
     Марш льежцев Брабант наблюдал беспокойно,
     Предатель в осаде притворно притих.
 
 
30. Милан омрачают напрасные смерти,
     И герцогу пишет об этом король,
     Евангелью, люди, доверчиво верьте,
     Хоть подлость прелатов доставит вам боль.
 
 
31. Предателей палкой забили до смерти:
     Урок для других, изменивших стране.
     Фривольность свою, заключенный, умерьте,
     Раз Берич приходит в отчаянный гнев.
 
 
32. Горячая кровь потечет над Алусом,
     И между двух рек страшен битвенный шквал.
     Борьбу проигравший не может быть трусом:
     Одною рукой не удержишь штурвал.
 
 
33. Летящий огонь появляется в небе,
     И град осажденный им был устрашен,
     Да, жители вынули тягостный жребий,
     Ведь бешеный вред был грозой причинен.
 
 
34. Здесь солнце обрушится в пламя пожаров,
     Послания скрыты в свече восковой,
     Леса, города расплавляются жаром,
     Повис над равниною чад углевой.
 
 
35. Во мраке Флоренция, в Пизе разграбленной хуже,
     Король сбит с мула и от раны готов закричать,
     Врагу не занять побережья Перуджи,
     Ни трусу, ни храброму там не бывать!
 
 
36. Деяния предков свой век отслужили,
     И череп разбит у старинных дворцов,
     Ни в чем не повинных хватали и били,
     Виновный скрывается в чаще лесов.
 
 
37. Пусть с миром уйдет из страны победитель.
     В Италии хищный взойдет человек,
     Пожаров и смерти тут с горечью ждите,
     Ведь смешана с кровью вода здешних рек.
 
 
38. Был брошен король беззащитный в темницу,
     И сына решили доставить к нему.
     Идет Тразименская башня топиться,
     Заложники с горя припали к вину.
 
 
39. Великий с Майенны уж больше не ропщет:
     Лишили его и постов и наград.
     На Рейне со славы свергается Гроппе,[88]88
  В фамилии Гроппе хотели видеть усеченную анаграмму Гитлера, настоящая фамилия которого Шикльгрубер (Гроппе). Но такая трактовка представляется недопустимой натяжкой.


[Закрыть]
     Болтливый в Колонье под гнетом утрат.
 
 
40. Второй по значению датский властитель
     С Голландией, Англией был заодно.
     Хоть сто тысяч марок за это возьмите:
     Но нам путь в Италию нужен давно.
 
 
41. И вот Огмион за чертой королевства.
     Селин больше властвовал, чем отдыхал,
     Эмблема его над Италией высится дерзко,
     Он с гордостью знамя победы держал.[89]89
  Есть мнение, что это – аллегория итальянских походов Наполеона.


[Закрыть]
 
 
42. Там жителей нет возле Марны и Сены,
     Где дьявольски сильно вода разлилась.
     А смертные с Темзы хотят непременно
     Внимание стражи обманом сковать.
 
 
43. Теряется радуга в сумерках Нанта —
     Поваленной аркой лежат берега,
     Потопленный флот не вернется к арабам обратно,
     Кабан и медведь случены на лугах.[90]90
  В оригинале – на Саксонских лугах. Кабан – символ Саксонии, Медведь – символ России.


[Закрыть]
 
 
44. Пусть флот не боится противного ветра,
     Не слишком ль уверен в себе адмирал?
     Теперь на морях его песня пропета,
     К чему приведет нас серьезный провал?[91]91
  Генри Робертс утверждает, что этот катрен есть предвидение Нострадамусом Трафальгарского морского сражения, в котором Британский флот одержал победу над французским и испанским.


[Закрыть]
 
 
45. Он кончит как вечно гонимый изгнанник,
     Хищения берег Нонн-Сигля мрачат,
     Раз красный отправит его на закланье,
     Орел не устанет его привечать.[92]92
  Апологеты Нострадамуса из русской эмиграции связывают этот катрен с судьбой Троцкого. Их противники из лагеря русских скептиков иронизируют над этим как над фантастическим преувеличением.


[Закрыть]
 
 
46. Два встретили третьего в горных вершинах,
     И вспыхнул костер небывалой вражды,
     Лангезы, Брюссель вместе с долом крушили,
     И все Малине пред бедою дрожит.
 
 
47. Нельзя соблазнить настоящую святость
     Святоше с пушистым его языком.
     Старинному граду Италии радость не в радость,
     И ложный хорал флорентийцам знаком.
 
 
48. Железный паук любит берег Дуная,
     Где немцы из пленных готовят рабов,
     Их родина груды рублей золотых потеряет,
     Возмездье ведя из глубоких снегов.[93]93
  Еще в годы второй мировой войны мне показывали вольный перевод «Центурий» на польский язык (перевод не всех «Центурий», а только нескольких десятков особенно впечатляющих катренов). Этот катрен был замечен и русскими, которые переняли его от поляков, и позволил им оценить и принять близко к сердцу идею возмездия в творчестве Нострадамуса.


[Закрыть]
 
 
49. В колодце найдут эти кости ребенка,
     Что мачехой был не от мужа зачат,
     Волненье отцов не забудут потомки,
     И честь государства идет на закат.
 
 
50. Толпа наслаждается зрелищем новым,
     Плебей видит принцев, маркиз, королей,
     Но рухнут колонны дворца, обливаяся кровью:
     Спасай короля от мятежных людей!
 
 
51. Отверженный смело бежал из темницы,
     Его подменил там соратник и друг,
     Замерзшие реки покинуты птицей,
     Надежду троянцев не взять на испуг.
 
 
52. И ночью прелат отстранен от правленья:
     Ему не поверил французский король,
     В Британии, Кипре, Тунисе он все же в доверье,
     Политика вере не скажет пароль.
 
 
53. Запомнят шестнадцать веков и семь лет литургию,
     День битых и пение вторых петухов.
     Арабы воспрянут и станут другими,
     В Марокко султан не полюбит восход.
 
 
54. Что ж герцог-бродяга откроет внезапно
     Арабскую стаю тугих парусов,
     Восток обернется совсем безвозвратным
     И для подлецов и для честных крестов.
 
 
55. Оружье испанец найдет в Барселоне,
     Слепой д'Арбон разорит Паприньян,
     Кто в море слезу и победу уронит
     И кто здесь от гнева и ярости пьян?
 
 
56. Он был очень властным в своем королевстве,
     Жестокий и грубый стоит под Крестом.
     Он будет грозою для знати и плебса,
     Став Папой с суровым и жестким лицом.
 
 
57. Кто видел, как солнце затмилось Селеной?
     Кто знает, как вздорили два короля?
     Свободу дадим островам и Сиенне,
     Дух вольности бури в столетья вселят.
 
 
58. У принца богиня любовной горячки
     И просит, чтоб он не сказал ничего,
     Но стыд и позор от судьбы не упрячешь,
     Семнадцать заплатят за страсть головой.
 
 
59. Его обманул и предал переводчик,
     Был принц за пределами Кельтской земли,
     Монах, как и пастор в Бордо, озабочен:
     Гасконцев, руанцев они провели.
 
 
60. Ковер, раз он свернут, бесцелен для зрелищ,
     В истории свернутых много страниц,
     Так судьбы изгнанников мы проглядели,
     Хоть правда о прошлом осталась у них.[94]94
  Этот катрен был особенно популярен у тех французских эмигрантов, которые бежали в Россию от революции XVIII века в своей стране.


[Закрыть]
 
 
61. Итак, два цветка слишком поздно погибли,
     Пред сильным законом безвредна змея.
     В Савое, в Монако мучения были,
     И всадников злая ведет колея.
 
 
62. Семь лет в ней сидело глубокое горе,
     И спала в постели с ней женская честь,
     Ей гордость служила на троне опорой.
     Как долго ей крест одиночества несть?
 
 
63. Я знаю, свой флот обновит Барселона,
     Чтоб выиграть больше земель и морей,
     К чему каравеллам бродячим законы,
     Раз совесть и сила сорвались с цепей?
 
 
64. До полувойны разрослись несогласья
     Меж серою рубахой и важным бюро.[95]95
  То есть между ремесленниками и городскою нищетой, с одной стороны, и между городской администрацией и купечеством, с другой.


[Закрыть]
     Правленье под стражей, грабитель – у власти,
     И месса в соборе не дышит добром.
 
 
65. Быть сильному землетрясенью в апреле,
     И выплюнет мрамор гробницы земля,
     Дрожь древних костей люди скрыть не хотели,
     Монашеский орден создать здесь велят.
 
 
66. Настанут эпохи великих империй,
     В несчастье и зле там живет человек,
     Когда ж у темниц будут выбиты двери
     И вольно вздохнет обездоленный век?
 
 
67. Солдатское сердце взрывается в бунте,
     Доспехи и ночью, при звездах, блестят,
     Противники Альбы – без прочного грунта,
     И десять на главного злобно глядят.
 
 
68. Совсем не того ожидали так долго,
     Ведь выпрыгнул зверь из народной мечты.
     Нагих и голодных мятеж взял в дорогу,
     С гор катится буря и в души стучит.
 
 
69. Его нарекут победителем мира,
     Чайрен наречен властелином земли.
     Раз небо вдали от суровых кумиров:
     Террору и страху наш мир – не молись!
 
 
70. Они, точно праздник, справляли поминки:
     Великий правитель скончался вчера,
     Но тень его с лестью была в поединке,
     Идя под защитой креста, льва, орла.
 
 
71. Она станет жертвой неправого гнева,
     На казнь обряжают супругу и мать,
     Здесь суд сеет зерна преступного сева,
     Там небо сумеет ее оправдать.
 
 
72. Монаху и мастеру люб этот город,
     И оба сидели у стен и у врат.
     У женских секретов сломались опоры,
     И похоть не сможет бессовестно врать.
 
 
73. Изгнанники, верьте, на родине будут,
     Пускай им грозят отовсюду враги,
     Триумф возрожденных никто не забудет,
     Семидесяти трем казнь не вправит мозги.
 
 
74. Он был отличен королевским указом
     И флот покидал для высоких постов,
     Но семь лет спустя был отозван приказом,
     И варвар к Венеции будет суров.
 
 
75. Пусть храм устрашит рукоятка кинжала.
     Антенор![96]96
  По преданию, основатель города Падуи.


[Закрыть] Твой город тирана убил.
     Растоптаны те, что ему угрожали.
     Такой деспотизм народ не любил.
 
 
76. У немцев победы ведут к пораженьям,
     Один из двух флотов Италии верен стране,
     Имолу, Флоренцию ждут пораженья,
     Отца вместе с сыном убили в шатре.
 
 
77. Ну, что ж полумесяц в Селине, с победой!
     Рим ищет зашиты и прав у Орла,
     Тицин и Милан этих бед не изведал,
     Великий король! Знай об этих делах.
 
 
78. Вблизи от Тицина французские силы,
     Под синей горой этот мыс возведут.
     И распря тут водную роет могилу,
     Раз души усопших разлив По клянут.
 
 
79. Фезанская армия хлынет в Европу,
     Под отблеск пожаров на взмахах меча,
     Всю зелень и синь черным дымом затопит,
     И вождь азиатов руины встречал.
 
 
80. Тоска пролилась в колокольные гулы,
     И кровь генуэзца Женева и остров прольют,
     Стон, вопль, мучения с бурей проснулись,
     И бесчеловечность найдет здесь приют.
 
 
81. Племянник у Папы идет в дезертиры,
     И семь христолюбцев настигли его,
     Ударив в лицо кулаком, точно гирей,
     Один из них позже добьется всего.
 
 
82. Он в Бельгии встречен с великим почетом,
     Но жизнь триумфальный срывает парад.
     Век грубо порвет с позолоченным гнетом,
     И он уж теперь своей славе не рад.
 
 
83. Кто хочет, чтоб Клавдий не правил бы Спартой, —
     Берется за козни, интриги, обман,
     Правитель охаян с преступным азартом,
     Хоть все в обвиненьях – ложь и туман.
 
 
84. Захвачен французами город у Тарса,
     Тюрбан был пленен победившим Крестом.
     За нас португалец, чтоб Павлова[97]97
  То есть слава апостола Павла.


[Закрыть] снова не сгасла,
     Урбан станет светочем римских мостов.
 
 
85. Бывает, что сны выдают в нас пророков,
     И в это поверил великий Прелат,
     Гасконский монах говорил с ним до срока,
     Что выборам будет он искренне рад.
 
 
86. Провел неудачливо выборы Франкфурт
     И этим усилил враждебный Милан.
     Разбив Лорелей златокрылые арфы,
     Над Рейном солдатский гремит барабан.
 
 
87. Друзья не хотят его видеть скитальцем,
     И с ними король был у речки Хебрус,
     В горах Пиренейских он мог бы остаться,
     Но эемлетрясенье наводит на грусть.
 
 
88. Вся плоть золотистым пропитана медом,
     И связанный между двух лодок лежит,
     Он сходит с ума от пчелиного сброда,
     Сонм крохотных жал эту жизнь сократит.[98]98
  В этом катрене Нострадамусом описана одна из средневековых пыток. Полуголую жертву, связанную по рукам и ногам, с кляпом во рту, обмазывают медом и оставляют на земле там, где обычно бывает множество пчел. Несчастные погибают от укусов.


[Закрыть]
 
 
89. Столетья взлелеют фальшивых пророков,
     Которые тьму принимают за свет.
     За что ж ясновидцы в опале у рока?
     Нептун из пучины пошлет им привет.
 
 
90. Он был словно буря в сраженьях на море,
     Его называли грозой берегов,
     Бежал он из плена, шагнув через горе,
     Агриппа[99]99
  Это – Корнелий Агриппа, или Агриппа Неттесгеймский (1486–1535), – знаменитый философ и алхимик.


[Закрыть] спасен для научных трудов.
 
 
91. Предатель вождя ублажает принцессой,
     И стала тоска неземной красотой,
     Весь город клянет королевского беса,
     Пожаром прославлены меч и разбой.
 
 
92. Прелат пострадает от зависти черной,
     Гонец и он сам – в западне у других,
     Зачем же на свете деяньем позорным
     Расколото дерево статуй святых?
 
 
93. Не зря запретят боевые доспехи,
     Не всех угостят у дворцовых дверей,
     Яд в блюде с клубникой не горд был успехом,
     Раз жертвы кричали убийцам: «Скорей!»
 
 
94. Навет был обрушен на младшего сына,
     Чтоб грозное дело в стране затевать,
     Но старшему ясно, что брат неповинен,
     И оба смогли клевету обуздать.
 
 
95. Мундиры солдат затопили весь город,
     Сегодня пощады не ждать никому,
     Один лишь не схвачен сверхзорким дозором,
     И трупы убитых живых не поймут.
 
 
96. У дикого жара могучий источник,
     Когда на термометре сорок и пять,
     До неба взметнулися пламени клочья,
     Норманнам ответ на процессе держать.
 
 
97. Безглавый собор над небесной пустыней…
     Огромнейший город в руинах лежит,
     Яд, смешанный с кровью, двух рек не покинет,
     И месяц и солнце злой дух сторожит.
 
 
98. Да! Лагерь был смят и повергнут в несчастье,
     Противник умел расправляться с врагом,
     Для ульев из пчел одичалых расплата, поверь, сладострастна,
     Узрят Пиренеи ответный разгром.
 
 
99. Небо видимо с амфитеатра,
     Дочь Лауры больна и грустит,
     Ведь опасность вблизи, и она неотвратна,
     Бог четырежды бывших в плену да хранит.
 

ЦЕНТУРИЯ VII

Воззвание против косных критиков

 
    Меня поучать не ханжам и профанам.
    Клянут меня варвар, глупец, астролог,
    У судеб земли исцеляю я раны,
    Меня вдохновляет всезнающий Бог.
 

 
1. Потомки запомнят квадратную залу.
    Был выставлен труп на потеху людей,
    Так все королевское действо познали,
    И не был Ахиллом спасен казначей.
 
 
2. Пусть ночь удивляет солдат беспримерно.
    Цвета – голубой, черный, белый – бегут по земле.
    Арлез о войне и не думал, наверно,
    Внезапно став жертвой предательских дел.
 
 
3. Флот Франции можно поздравить с победой!
    Побиты тунисцы и Селл и Фоценс.
    Кто золото в бочке в ядро переделал?
    Тулонский хитрец изобрел тот процесс.
 
 
4. Да, в Доле в осаде был герцог Лангезский,
    В компании с ним и Отон и Лион,
    Женева и Аугсбург прут с Мирандолою дерзкой
    Чрез горы, и это Анконе урон.
 
 
5. Раз третьего нет – не наполнены чарки,
    Вино из бутылки прольется на стол,
    Тот, в черном, спускается с Пармы нежаркой!
    Зачем он в Перуджу и Пизу пошел?
 
 
6. Неаполь, Палермо, Сицилия! Вам угрожает безлюдье,
    Вас варвар схватил обнаглевшей рукой,
    В Сардинии, в Корсике нет правосудья,
    Повсюду война, грабежи и разбой.
 
 
7. На светлом коне порывается всадник
    Сорвать полумесяц с высоких небес.
    Волк в шкуре овечьей овец истребляет без брани,
    И красная бездна опасна нам здесь.
 
 
8. Пьянят фезуланцев вино и раздоры,
    Их праздник взорвет тишину и любовь,
    И падают возле божественной Флоры
    Цветы на недавно пролитую кровь.
 
 
9. Была одинока в отъезд капитана,
    И вице-король ей признался в любви,
    Год новый, даруя глубокую рану,
    Надеждам на счастье обоим грозит.
 
 
10. Принц силы свои собирал у Ла Манша,
     Бретонцы, нормандцы усилят пехоту и флот,
     Он бьет Барселону в стремительном марше,
     Возмездье на мыс и на остров идет.
 
 
11. В отчаянии мать молодого инфанта,
     Изранен в боях непокорный сынок,
     Печаль подступила к нарядам и бантам:
     Пять сотен убитых в недлительный срок!
 
 
12. Война эта кончена младшим из братьев,
     Пришлось ему дважды прощения просить.
     Сказал он: «Кагор и Массан не могу отобрать я,
     И земли в Руссеке пришлось сократить».
 
 
13. Священник-правитель приморского града
     Жизнь строил свободной четырнадцать лет.
     Сменившему вольностей прежних не надо,
     И он еще много наделает бед.
 
 
14. Вся их топография станет фальшивой,
     Соль нового мира есть пепел погибших культур,
     Хоть вера и истина загнаны и сиротливы:
     Но тьма станет светом и ржавчина – золотом бурь.[100]100
  В «Центуриях» много катренов-сфинксов. Таков и этот катрен, разгадка которого будет скорее условной всегда и везде. В утопических и в социалистических теориях есть элемент нового рабства и принуждения. Только когда тот или иной народ отдаст себе отчет в катастрофических последствиях революции, начнутся поиски истинного, а не мнимого света. Вот в такого рода четверостишиях и содержатся элементы антиутопии.


[Закрыть]
 
 
15. Так! Город в низине семь лет был в осаде,
     Но снял ее храбрый великий король,
     А жителям скоро порядок наладят,
     Чтоб все позабыли про старую боль.
 
 
16. Построив надежную сеть укреплений,
     Смогла королева сквитаться с врагом,
     Отряды трех львов ждет позор пораженья,
     И много жестокостей будет кругом.
 
 
17. Был принц образован, отзывчив и мягок,
     И ожило все королевство при нем,
     Преемник не жаловал прежний порядок,
     Решив утвердить и суровость и гнет.
 
 
18. Террор и пожар помогали осаде,
     И кровью семи был забрызган топор,
     Стремившейся к миру – темница в награду,
     У всех миротворцев был траурный взор.
 
 
19. Нисенский форт больше не будет сражаться,
     Блеск золота вызвал надежды на мир,
     Противники будут теперь торговаться,
     Жди бед, горожанин, и в оба смотри.
 
 
20. Чрез Альпы и море в апреле и в мае
     Посланцы Тосканьи держали свой путь,
     Клевещет на Францию тот, кто не знает,
     В чем сила ее и глубинная суть.
 
 
21. В Италии будет тиран опозорен.
     Не верьте и тем, кто прогонит его,
     Торги на мосту Саргуэзском им станут опорой
     Для сделок кровавых с хитрейшим врагом.[101]101
  Есть мнение, что в этом четверостишии содержится и предвидение трагической судьбы Муссолини и одновременно предостережение против коммунистов, в самой идее которых тоже есть деспотизм, хотя и иного порядка.


[Закрыть]
 
 
22. Порвали с друзьями все месопотамцы,
     Теперь таррагонцы припомнят им злость,
     Забыты банкеты, турниры и танцы,
     Бордо гложет старую распрю, как кость.
 
 
23. Собрал демагог хитроумную шайку,
     Чтоб скипетр выманить у короля.
     Ягненок обманут коварною лайкой,
     И грабить дворец бунтарям повелят.
 
 
24. Пускай погребенные выйдут из гроба,
     У форта выл в цепи закованный мост,
     Яд, герцог Лорены, в напитке не пробуй!
     Дюпон-отравитель получит расчет.
 
 
25. Война истощит золотые запасы,
     Нет денег солдатам за службу платить,
     Во Франции медь полумесяцем красят
     И кожей хотят серебро заменить.
 
 
26. В Мадриде правителю много заботы,
     Победу не надо срывать с якорей,
     Акулами рвут галеоны и боты
     Дощатое мясо семи кораблей.
 
 
27. Смел рейд кавалерии возле Феррары,
     И будет трофеями полон обоз,
     А пышный Турин поразграбили с жаром,
     И храбрый заложник живет без угроз.
 
 
28. Противник далек от конечной удачи,
     Хотя окружен им враждебный отряд,
     Увел капитан очень многих от сдачи,
     Но тридцать с позором на плен свой глядят.
 
 
29. Я знаю, что Альба поднимет восстанье,
     Традиции дедов он дерзко взорвет,
     Де Гиз победит его воинским званьем,
     И в статую сила победы войдет.
 
 
30. Зерно из мешка тонет в озере крови,
     И в По злость и ярость чернят берега,
     Фоссан и Турин Савиллан уже ловят,
     А Ницца останется вольной всегда!
 
 
31. Их тысяч с десяток, а может, и больше,
     К горам с Лангедока с Кайены их надо вести.
     Побит был Аквин, Бресс уж больше не ропщет,
     На Брундис пора Аллоброгу идти.
 
 
32. Ушел с Монтреаля рожденный в усадьбе,
     Тирана напутствуют герцог и Ярл.
     Он армии прямо командует: «Грабьте!»
     Фовенс и Флоренцию он обобрал.
 
 
33. Их ненависть с гордостью кверху поднимет,
     И двое тиранов союз заключат,
     Обман, шпионаж, вероломство идут в ногу с ними,
     И буря их флотам устроит парад.[102]102
  Среди русских комментаторов «Центурий» есть такие, которые усматривают в этом четверостишии предвидение пресловутой дружбы Гитлера в Сталина.


[Закрыть]
 
 
34. Ждут Францию годы скорбей и лишений,
     Но веру не сгасит обманчивый свет,
     Хлеб, соль и вино здесь декретом заменят,
     Тюрьма, голод, холод – герои злых лет.
 
 
35. Его изберут, но посредством обмана,
     И будет без зерен дырявый мешок,
     Но, к счастью, закат его кончится рано,
     Слова его действиям станут не впрок.
 
 
36. Безбожна судьба Византийского порта,
     Затоплено небо в зеленой воде,
     Семь бритых голов проклянут в полумесяце черта,
     И ужас летит к Вифлеемской звезде.
 
 
37. Те десять казнят своего капитана,
     А флот собирался сражаться в войне,
     Здесь рейнские волны страдают от раны,
     И Северный мыс не одобрит навет.
 
 
38. Конь скачет отчаянным, диким галопом,
     И яростно скинут был всадник с седла,
     И хрипом предсмертным сметен конский топот,
     Так гибель наследника с власти свела.
 
 
39. Напрасно мечтал полководец французов
     Фаланги врага в пух и прах разнести.
     Печаль генуэзских болот его замыслы сузит:
     С трясиной нашествию не по пути.
 
 
40. Их спрятали в трюме, где масло да сало,
     И двадцать один дрался в стане врага,
     Их стража мечом и стрелой достигала,
     Хотя их у врат не смогли запугать.
 
 
41. Покинут был дом с нехорошею славой,
     Где громко скелеты стучали костьми,
     Им крест над могилой надобен, право,
     Чтоб дом стал отрадой для честных с детьми.
 
 
42. Почет Низарам сицилиец увидел:
     Цени, Иннокентий, заветы Святого Петра,
     Но злоба и грязь на любовь и на совесть в обиде,
     В гражданской войне много будет утрат.
 
 
43. Сенаторы будут в долгах, а Лютеция – в Марсе,
     Ночь Франции долгие беды сулит,
     Богатство Сатурна растратят в авансах,
     Что, Крозус, тебе гороскоп говорит?
 
 
44. Две жертвы наметила новая Венус,
     Но вот поваренок открыл этот яд,
     А спасшийся принц теперь знает ей цену,
     Виновную, видно, найдут и казнят.
 
 
45. Со дна поднимается дерзкий правитель,
     Тьмы пленных страдают на поле тройном,
     В соборы и церкви военных богов заманите!
     Осады, награды и битвы кругом.
 
 
46. Да, Запад, надеемся, станет свободен,
     Откроет Британия высший закон,
     Шотландский пират популярен в народе,
     Дождливых ночей не пугается он.
 
 
47. Военных уловок окажется мало,
     Страна выбирает разбойничий путь,
     Здесь древнее варварство новью считали,
     И протестантизм тут может вздохнуть.[103]103
  Это четверостишие было очень популярно во вторую мировую войну в польских католических кругах. Гитлер возродил языческий дух Германии, потому что Мартин Лютер предварительно, за несколько столетий до Гитлера, расшатал христианство, лишив его глубинных корней.


[Закрыть]
 
 
48. Его без объятий настигли в постели,
     И эпиталамы слезой истекут,
     Горячие ветры несчастья отпела,
     И бедствия снова на землю придут.
 

Послание Генриху II[104]104
  Седьмая «Центурия» дошла до нас не полностью: от нее сохранилось сорок восемь четверостиший вместо ста. Остальные катрены или утеряны или уничтожены.
  Что касается «Воззвания против косных критиков», то седьмая «Центурия» открывается им как обособленным, ненумерованным катреном.
  В России это послание называли еще «Большим апокалипсисом Нострадамуса». Предполагалось, что оно должно было стать предисловием ко второму изданию «Центурий». Но так получилось, что послание с давних пор печатается как послесловие к седьмой, далеко не полной «Центурии». Тут, очевидно, весь вопрос в том, что подразумевалось под вторым изданием. Мы знаем, что Нострадамус закончил послание Генриху II летом 1558 года, а второе издание «Центурий» появилось никак не позднее 1557 года (хотя и оно, возможно, не второе, а даже третье или четвертое). В чем же дело? Не в том ли, что Нострадамусу пришлось уничтожить первое полное издание седьмой «Центурии» из-за гнета церковной цензуры? К Генриху II Нострадамус обратился за защитой и послание к нему задумал сделать предисловием ко второму изданию седьмой «Центурии», при условии, конечно, что эта защита окажется действенной (счет надо вести именно с учетом седьмой «Центурии»). Тогда все проясняется, включая и то, почему седьмая «Центурия» неполная, то есть содержит меньше ста катренов.


[Закрыть]

Непобедимому, величайшему и самому христолюбивому королю Франции Генриху II его покорнейший слуга и верноподданный Михаил Нострадамус желает новых побед и счастья.

У меня есть серьезные причины обратиться к вам лично, христолюбивый и победоносный король. Мое лицо долго было пасмурным, пока я не решился предстать перед вами, зная, что ваше всемогущество безмерно. Я чувствовал, какой ослепительной должна быть предстоящая личная встреча с вами. Я благословлял и боготворил тот день, когда я смог бы предстать перед вами, Ваше Величество. Мне известна ваша человечность, и я знаю, что равного вам нет. Теперь, предвкушая возможность личной встречи с вами, я мог бы выявить доброту и искренность моего сердца и наилучшим образом познакомить вас с моим творчеством, мой бесподобный король. Но мне казалось невозможным сделать это с большой четкостью и блеском, ибо мой разум был затемненным и неясным, пока его не прояснило сияние, исходящее от лица величайшего из монархов мира. Я очень долго раздумывал над тем, кому посвятить три последних «Центурии» моих пророчеств. А в них в обшей сложности должно быть тысяча катренов. После долгих раздумий я беру на себя смелость посвятить мое творение Вашему Величеству. И это меня не страшит: еще великий автор Плутарх в своем жизнеописании Ликурга поражался обилию даров и подаяний, приносимых в древних храмах в жертву языческим богам. Многие не рисковали появляться там снова, потому что народ был подавлен колоссальной стоимостью жертвоприношений. Тем не менее, видя, что в вас королевская величественность сочетается с не имеющей себе равных человечностью, я обращаюсь к вам не как к персидскому шаху, к которому запрещено и близко подходить, но как к доброжелательному, благоразумному и мудрому властелину. Я посвящаю Вам мои пророческие, выполненные бессонными ночами вычисления; в «Центуриях» я руководствовался больше природным инстинктом и поэтическим воодушевлением, чем установленными правилами стихосложения. Для большей части моих пророчеств можно вычислить года, месяцы и недели тех событий, которые произойдут в странах, городах и поселках Европы; в меньшей мере я касался того, что случится в Африке и, отчасти, в Азии, имея в виду реформы образа правления, вызванные изменением духовной атмосферы, и во всем этом я добивался естественности и правдивости. Но найдутся охотники возразить (подразумеваю тех, которые любят совать свой нос в чужие дела), что мои рифмы так же легки и доступны, как труден для постижения сокровенный смысл моих четверостиший. Поэтому, о мой наимилосерднейший Король, многие известные мне пророческие четверостишия настолько трудны для понимания, что в настоящее время нет способов их прояснить и истолковать. И все-таки я не теряю надежды установить, что должно произойти в селениях, городах и странах и что сбудется с их режимами. Особенно важны события, которые произойдут в 1585 году и в 1606 году, сопоставительно с сегодняшним днем (14 марта 1557 г.). Но я пошел дальше до начала седьмого тысячелетия в моих предчувствиях того, что должно произойти на Земле, в соответствии с астрономическими вычислениями и теми учениями, которые я мог постичь (речь идет о временах, когда начнет возрастать число врагов Христа и его Церкви). Все было составлено в дни и часы прозрений, и все было завершено с наибольшей точностью в возможных для меня пределах, и во все те времена Minerva libera ex non invita (пока Минерва была свободна и благосклонна ко мне), которые еще придут или уже прошли. Я пронизывал настоящее минувшим в грядущим и учитывал, как будут развиваться события во всех странах, в точном соответствии с тем, что здесь написано. Я не присочинил ничего лишнего к тому, что действительно должно произойти, хотя сказано: «Quod de futuris non est determinata omnino veritas» (Нельзя с абсолютной точностью определить то, что имеет самое прямое, непосредственное отношение к будущему). И это верно. Ваше Величество, что мое врожденное дарование унаследовано мной от моих предков.[105]105
  В отличие от некоторых новообращенных христиан юга Франции Нострадамус никогда не скрывал своего еврейского происхождения и не отказывался от духовного наследия иудейской культуры, подчеркивая, что христианская культура многое от нее переняла.


[Закрыть] Я думаю, что могу предсказать многое, если мне удастся согласовать врожденный инстинкт с искусством длительных вычислений. Но для этого необходимы большое душевное равновесие, предрасполагающее к прорицаниям состояние ума и высвобождение души от всех забот и волнении. Большую часть моих пророчеств я предсказывал с помощью бронзового треножника «ex tripode oeneo», хотя многие приписывают мне обладание магическими вещами, которые, по сути дела, являются ничем, ибо их нет не только у меня лично, но и вообще у кого бы то ни было. Только бессмертный Бог, исследовавший все глубины человеческого сердца, благостный, справедливый и милосердный, – достоин быть истинным нашим судьей. Я молю его защищать меня от ярости и клеветы злых и невежественных людей, одержимых волей допрашивать и преследовать, а ведь Ваши древние предки, короли Франции, исцелялись от духовного недуга, называемого королевской злостью; были же и есть те, которые нашли действенные способы лечения искусанных ядовитыми тварями; не таковы ли и пророки, которые, руководствуясь не обманувшим их инстинктом, не только верно предвидят то, что есть и будет, как правильно предвидели то, что было, но и предчувствуют самое страшное из того, что должно произойти настолько страшное, что об этом лучше здесь не говорить. Я действую вопреки тем, в ком длительное время бессильно задушить ярость духа. Я надеюсь, что после моей кончины к трудам моим отнесутся с большим почетом и доверием, чем отнеслись тогда, когда был жив. Но если я где-либо ошибся в моих вычислениях времени действия будущих событий или ошибся в чем-либо еще, и это произведет неблагоприятное впечатление, то прошу Вас, Ваше Императорское Величество, великодушно простить меня. Свидетельствую перед Богом и его Святыми, что у меня не было никаких намерений выступать в каких-либо писаниях или в настоящем послании против католической веры, именно потому, что я руководствовался астрономическими вычислениями, явившимися результатами моих познаний.[106]106
  Нострадамус против католической церкви нигде не выступал, хотя это его послание Генриху II не что иное, как мольба о защите его «Центурий» от произвола церковной цензуры.


[Закрыть] Определяя протяжение времени эпохи наших отцов, существовавших задолго до нас, я сознаю, что подвергаю себя опасности допустить некоторые неточности. В таком случае, пусть меня поправят другие ученые. Мы исходим из того, что наш Праотец Адам жил за тысячу двести сорок два года до Ноя, не исчисляя при этом время по старинным родовым записям, как делал Варро, но считаясь со Священным Писанием, что соответствует исчислениям и способствует моему пониманию. После Ноя и Всемирного потопа – это около тысячи и четырех дюжин лет – пришло время Авраама, бывшего величайшим астрологом в глазах многих людей и первым, кто изобрел халдейские письмена. После этого пришел Моисей, примерно пятьсот пятнадцать или пятьсот шестнадцать лет спустя. Между временем Давида и временем Моисея прошло только шестьсот семьдесят лет. И после этого между временем Давида и временем Господа и Спасителя Нашего Иисуса Христа, рожденного Девой Марией, прошло (согласно некоторым хронографам) 1350 лет.