Текст книги "На дальнем кордоне (СИ)"
Автор книги: Максим Макеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
Испытания назначили, когда подготовили все емкости, наполнили их спиртом, проверили на солнце – за день спирт если и испарился, то не сильно. Значит, работает тема с герметизацией смолой! Пригласили девушек, наварили иголок, посушили их и начали наш химический процесс. Иголок набралось в три четверти бака, плотно упакованных. Их всей толпой подавили на валках, один крутил, остальные совали иголки. Набралось с треть бака для растворения. Наварили еще, заполнили бак до двух третей давленными иголками в специальной вынимаемой сетке. Прочитал (три раза!!!) лекцию по технике безопасности, все натянули на лица повязки из подручного материала, я два носовых платка связал. Рассказал про пропорции, мы с дедом сделали деревянный мерный цилиндр, чтобы отмерять смесь. Сделал раствор, заполнил емкость. Ушло всего три литра спирта. Хм, я не учел, что еще и иголки будут. Залил иголки, показал до какой отметки стрелки на термометре греть, накидали дров. Я демонстрировал насос, толкал поршень, под крышкой, замазанной глиной и смолой, что-то булькало. Вроде, процесс пошел. Дождались температуры, грели по моим часам, прогревали минут сорок, с запасом, качали насосом, объяснял почему ни в коем случае нельзя гасить грелку возле насоса, местные прониклись.
Ну, вроде настала пора снимать варево. Убрали огонь, хорошо, что на колосниках все печки сделали, удобно. Часик подождали пока остынет, под мои увещевания о вреде той дряни, которую мы получили. Потом приоткрыли крышку – и еще часик подождали, пока выветрится. Достали получившееся сырье, промыли в воде, разложили сушиться, пока печки горячие. Просушилось – собрали, и принесли бабам. Пока мы с дедом возились с химией они в сторонке стояли, я их туда отогнал. Вывалили прямо под ноги, как военные трофеи. По деревне раздался вздох удивления и восхищения. Мы с дедом сделали за полдня, не считая времени на производство спирта, почти два килограмма кудели! Это вечерняя выработка всех наших барышень за месяц, если не больше. И самое главное – нитки были практически белые. Тут с выбеливанием ткани был целый ритуал, по типу расстилания затемно, до росы, на траве и ожидания, на какой из двадцати раз ткань станет белее мешковины.
– Сережа, – это Зоряна, она только так меня называла, – да здесь же сколько…! О! Да мы…! Да я…!
– Опробовать надо, тонкие они какие-то, – это уже наш вечный скептик, Леда. – возьмется ли нить, да какая толщина будет…
– Бабоньки, айда ко мне, нить тянуть! – Агна, похожая чем-то на Трындычиху из «Свадьбы в Малиновке, только симпатичнее, потянула всех в дом.
Когда бабы удалились на свои испытания, мы с Буревоем присели у остывающих печек.
– Ну что, как думаешь? Получится? – я осматривал нашу химическую лабораторию.
– Дык, там увидим, – дед почесал бороду, – к вечеру. А пока думать надо, куда все это деть, если, как ты говоришь, это отрава страшная.
Дед указал на зелено-желтую жидкость, которая осталась после выварки иголок. Решили ее тоже выпарить – спирт тут дорогой, с точки зрения трудозатрат, получался. Поставили на огонь опять, разогнали температуру, стали опять собирать спирт. Дед выпытывал у меня, что еще можно таким макаром сварить. Я вспоминал, про нефть рассказал, про уголь каменный, из него бензин синтетический получали. Потом перешли на химию вообще, кислоты, щелочи, основания, соли, растворы – все рассказывал, что мог вспомнить.
Дед тоже делился секретами, практического характера. Получалось, его рассказы из жизни ложились на мою теоретическую базу. Жаль, что база слабая была. Так проговорили, пока не выпарили весь спирт из раствора. Осталась какая-то ярко-желтая, с небольшим зеленоватым отливом жидкость. И пахла мерзко, как растворитель. Назвал ее скипидаром, сказал, что им растворять краску старую можно. Дед пожал на это плечами – скипидар тут знали, только делали непосредственно из смолы. Вернуть удалось где-то половину того спирта, который заливали. Неплохо, неплохо. Скипидар перелили в глиняные горшки со смоляной изоляцией, их дед с запасом делал. Пусть стоит, пригодится. Стали дальше ждать наших барышень. Напомнило посиделки под роддомом, товарища как-то раз сопровождал. Тот тоже вроде говорил обо всем подряд, но мыслями где-то далеко был. Так и мы с дедом, ждали нашего «первенца» в области ткачества. Дед упомянул про золу, ей тут стирали, да вроде в стекловарении использовали, так по крайней мере Буревой слышал от людей, бисер так стеклянный делали. Любопытный брат у меня, используем это во благо.
– А скажи Буревой, тебе вообще нравится вот эта вся – я обвел руками батареи кривых печек, увитую не менее кривыми трубками и украшенную самодельными кастрюлями, – канитель?
– Дык, – дед почесал бороду, – сложного ничего, а полезного много. Вот если бы еще и водку эту твою делать…
– Водку-то из браги гнать надо, а ее у нас не ахти, – алкоголиков еще мне не хватало тут, – а вот полезное что всегда можно попробовать. Ты про золу говорил, может, возьмешься сам опыт провести? Получить из нее что-нибудь?
– Ну-у-у-у…. – дед выдал протяжный звук, – это как бы… и если… время сейчас летнее, вот кабы… осень вообщем…
– Отмазываешься? – я вкрадчиво посмотрел ему в глаза, – не хочешь делать? Или не интересно?
– Да интересно, интересно, – сдался дед, – только вот дел столько… Да и получится ли у меня…
– Ничего, лабораторную, ну, для опытов, посуду тебе сделаем, да первые варки вместе проведем, авось сдюжим, – я прикинул, что первым делом будем делать, – давай сначала стекло варить попробуем? Там вроде кроме песка да золы этой твоей нет ничего? Вот и откроем секрет. Окна сделаем, банки для консервации, посуду для опытов….
– Стекло – это хорошо, – дед быстро согласился, видать просто любопытным быть в его годы не модно, надо чтобы и польза была, – со стекла много поднять можно, торговать. Бусинки, бисер, украшения…
Дед загибал пальцы, а я задумался над его речью. Выходит, тут стекло в основном как декор используют. Нет тут ни банок стеклянных, ни бутылок, ни зеркал… О, кстати!
– А зеркала у вас делают?
– Ну-у-у-у, – дед задумался, – такие как ты показывал не делали, медь до блеска натирали, бывало. А еще торговцы привозили, но у них хуже были, неровные, кривые. Да и дорогие те зеркала были – кто их брать-то будет? Разве князь для жен своих…
– А у него много, жен-то?
– У кого как, есть и много, а есть и по одной. Тут как содержать сможешь.
– Ну, тоже верно. Одна сытая лучше трех голодных, – это я типа мудрость выдал, подняв вверх палец.
– Хе-хе, верно, сытая лучше – дед заулыбался.
– Буревой! Сергей! Получилось! Вот, держите, – на нас со спины напал ураган из трех вихрей с именами Зоряна, Леда, Агна.
– Тише, бабы! – Буревой решил навести порядок в курятнике, – чего у вас там.
Дед сделал вид, как будто мы тут не ждали, сидя как на иголках, а так, проветрится вышли. Серьезные мужчины, так сказать, не до бабьих тряпок. Их нам, кстати, и не принесли. А принесли нитки. Катушку в виде палочки, на ней метров десять нитки. Лучше, чем я ожидал, но гораздо хуже того, к чему привык в своем времени.
– А тоньше их сделать нельзя?
– Да тоньше долго будет, пальцы в кровь сотрем, – Зоряна показала свои руки. На подушечках пальцев были мозоли, как после долгой игры на гитаре. Н-да, не вариант. Э-э-э-эх, хотел со стеклом буревою помочь, да видно не судьба.
– Завтра с утра собираемся под навесом, – я показал на нашу текстильно-химическую лабораторию, – будем станок вам делать, для ниток. А там чем черт не шутит – и ткань сделаем.
– Ой! А правда можно? Чтобы как с куделью – все само? – это Агна вступила в диалог.
– Да, можно, – солидно произнес дед, – сначала вы с бабами в лес идите, там дров соберите, ну вот как этот весь сарай. Потом, значит, на место секретное. Там во-о-о-о-от такой дрын железный будет, и змея «па-ли-ти-ле-на-вая! Вот. Ее тоже возьмите. Потом, значится, на озеро, там камней, пудов двадцать. Воды еще принесите…
Я смотрел как дед с серьезной рожей рассказывает все это бабам. У тех глаза круглеют, все-таки он тут старший, уважаемый, попусту говорить не станет…Или станет? Я присмотрелся к деду! Ба! Да он их троллит! Наглым образом троллит!
– И потом все сделается само, – закончил дед, продолжая оставаться серьезным.
– И мы… вот это… бабоньки… сами, – Агна аж присела.
Дед не выдержал и фыркнул. За ним остальные. Потом заржали все. Агна, правда, чуть засмущалась, что ее подкололи, но потом отошла и тоже засмеялась.
– Буревой! Ну ты тролль! Самый натуральны тролль! – я даже слегка хлопнул его по плечу.
– А это что за зверь? – дед заинтересовался.
– Ну, зеленый такой, высокий, – я вспомнил тролля из «Героев Меча и Магии 3», про пузо говорить не стал, – сильный и дубиной бьется.
– Ну так – то можно. Только бороду покрашу, – заулыбался дед.
Это высказывание принесло новый взрыв смеха.
– Ты главное в лесу себе не найди тролльчиху зеленую! А то она нам детей распугает! – Зоряна включилась в веселье.
– А то гляди и зацветет, вместе с тобой, аки деревце зеленое, листиками покроешься – девчонки подкалывали деда, тот улыбался и принимал это нормально. Хорошие все-таки тут люди. Так до вечера сидели под навесом, шутили, дети потом пришли. Обсуждали события за день, да планы на завтра.
Кстати, прозвище Буревою прижилось, даже дети периодически его «дед Тролль» называли. Как и наши посиделки под навесом. Мы делали там стол, лавки, когда было тепло там ужинали и обедали. Да, в окружении печек и всякого хлама, стены были пока номинальные, но всем нравилось. Особенно когда сделали некое подобие керосиновой лампы на самодельном скипидаре. Она и так светила лучше, чум лучина, а я еще и приделал к ней отражатель из полированного металла, получилась практически люстра. Еще бы стекло сверху сообразить, для тяги – вообще красота бы была.
После удачного испытания нашего техпроцесса получения кудели, село охватил ткацкий бум. Оказалось, всем надо куча тряпок, каких-то бечевок, повязок, подкладок. Особенно старались наши барышни. Увидев, насколько теперь проще делать кудель, они атаковали меня по поводу ниток и самой ткани. Чтобы не отвлекать их сильно от сбора лесных даров, как раз пошли ягоды и первые грибы, я установил порядок, по которому одна из них мне половину дня описывала и показывала процессы получения нитки и ткани, остальные были свободны. В полдень они менялись. Буревой меня покинул – он ушел собирать мед. Кукшу мы тоже не привлекали – его задача сейчас найти нам зверя, кожаный кризис не давал нам развивать нашу материально-техническую базу. Пока получалось плохо, в основном с охоты он приносил птицу и зайцев. Лося не встречал, на волков, медведей и кабанов ходить мы ему запретили, нечего лишний раз рисковать. Заячий мех и кожа шли на мелочевку, вроде ремней да пряжек, для приводов станков же пока ничего не попадалось.
Помимо кучи мелких приспособлений, по типу мялок, чесалок, резалок (оказалось, с отрезанными концами иголки лучше обрабатываются), трепалок, валиков и роликов, которые я наделал подачи девушек, но с применением всяких мелких хитростей из будущего, у нас появился шедевр местного ткацкого производства – станок для кручения ниток. Причем разного качества и толщины. За основу взял конструкцию для вытяжки проволоки для своего токарного станка, сделал конусы из дерева, изменил их форму, сделал специальные кассеты с выступающей шестеренкой. Теперь после необходимой обработки кудели, ее наматывали через небольшие валки в виде полоски на подобие веретена, веретено это ставили на специальный держатель, делали в кудели заготовку под нитку, продевали ее через первую кассету, проворачивали несколько раз, продевали через вторую кассету, опять прокручивали, и так далее. Потом закрепляли заготовку нить на вращающуюся ручкой катушку. Все кассеты стояли на специальной рельсе, к которой прикреплялись деревянными винтами, и приводились в движение одним валом с резбьбой и пазами для шестеренок. Базовых кассет, из которых на выходе получалась суровая мешковина, получалось пять. Всего можно было установить десяток, при этом из последней выходила достаточно плотная, крепкая, толстая нить. Регулировать станок можно было путем поворота ручки, на которую наматывался результат работы, чем медленней крутишь, тем более качественная нить получается, более однородная. Тут барышни сами определить должны. Процесс им понравился, руки не сбиваешь, сидишь педаль качаешь, все крутится, только настраивали они его долго. Расположение кассет, скорость их движения, скорость накручивания нитки на барабан, скорость подачи кудели – все это влияло на конечный результат.
Хуже было с ткацким станком. Сколько я ни думал над ним, в голову ничего не приходило. Да, сделал конструкцию для крепления кучи катушек с нитками, формирования полотна по одной оси перемещения четных и нечетных ниток вверх-вниз относительно друг друга. Тонкая получилась работа, особенно гребенка, на которой держались нити. Сделал на винтах специальные валки, которыми ткань прижималась и прокручивалась. А вот что делать с челноком, летающим туда-сюда, мне в голову не приходило. Его приходилось протягивать руками. Причем наиболее производительным было протягивание двух челноков с двух сторон. Получалось, что для моего станка требовался «расчет» из трех человек. Один педалями менял направление ниток, два других по бокам от него пускали челнок по ткани, сначала один, потом нажатие педали, потом другой, после того как педаль отпускают. «Педальер» проворачивает ткань валками, за это время «челночные» разворачивают челноки для броска. Также на «челночных» был контроль за катушками с нитками, их надо было каждый раз слегка ослаблять, чтобы не поломать кулачку, на которых крепилась нить.
До конца июля я успел только сделать небольшую действующую модель у себя в мастерской, она давала мешковину шириной в десять сантиметров. Модель, правда делал таким образом, чтобы из вот таких десятисантиметровых кусков можно было собрать станок нормального размера.
Кулачки для станка делал я из той же медной проволоки, для чего пришлось изобретать штамповочную машинку из двух кусков рельсы, подъемного механизма на роликах, направляющих для рельс, и веревки. Нарубленную заранее проволоку грел, подкладывал на рельсу, которую поднимал веревкой и резко бросал ее. В процессе работы переделал конструкцию. У меня долго получалось обтачивать и обрабатывать заготовки.
Поэтому я сделал прокаточные валки для проволоку, получал полосу. Полосу сворачивал в катушку, катушку делал ровной, обтачивая ее плоский край на нашей точилке. Из остатков плоских листов железа сделал матрицу и пуансон, получилось на всю рельсу. Сделал велосипед, по типу того что был изначально на станке, и качели, к одному концу которых привязал веревку держащую мой рельсовый молот. К велосипеду шел пенек с воткнутой в него палкой. Нашел пацана на улице, им оказался Влас. Посадил его на велосипед. Он не тянул, пришлось делать очередную шестеренчатую передачу. И все на шпеньках! Теперь у Власа получалось. Палкой он поднимал одну сторону качели на сантиметров двадцать, потом палка уходила из под качели, молот падал на наковальню. Сделал подачу медной ленты из деревянных выпрямляющих валков в три ряда, пазов для протаскивания ленты, приделал все к наковальне. Теперь Влас мне поднимал молот, я проворачивал валик с надетой на него катушкой меди до специального упора, Влас опускал молот, получался тринадцатисантиметровый молоточек для удерживания ниток. Подача следующего куска ленты выталкивала готовый молоточек для ткацкого станка. Прикидки по количеству давали мне необходимость в более чем трехста таких молоточков. Это забирало всю проволоку, которая осталась после создания медных трубок. Ладно, не страшно, еще кабеля притянем.
Молоточков в итоге наделали почти четыреста штук, практически одинаковых, что вызвало опять восхищение деда. Тут практически каждая вещь была уникальная, ручной работы. Скорость тоже вызывала уважение. За три часа, наловчившись, мы с Власом и подменявшими его другими детьми нарубили все необходимые нам материалы. Причем сразу с дыркой для крепления нити. Влас проявил себя как изобретатель – придумал тормоза к вращающемуся барабану в виде ручки, с пазом для шпенька. Молодец, Кулибин растет. Дал ему задачу, пусть думает как протаскивать челнок в ткацком станке.
Наткнулись на то, что была только маленькая модель станка, а большую он пока не представлял. Да и рисовать было негде, чтобы малой мысли свои мог выражать не только голосом, но и показывать мне. С дедом вырубили досок, сварганили доску, по типу школьной, только вот рисовать не ней приходилось угольком, и отмывалась она плохо, да и кривая была, трудно тут с досками. Но мелким понравилось, они там часто и много рисовали.
В последний день июля я устроил себе полдня выходного. Устроился в тенечке, так чтобы деревню всю было видно. Наблюдал за снующими туда-сюда людьми. Вот Тролль-Буревой очередной раз вываривает иголки, он у нас как самый ответственный этим занимался. Дети толпятся у доски, рисуют что-то, кричат. Вот Веселина с Кукшей в камуфляже вышли из леса, неся несколько убитых ими птиц. Эх, опять кожи не нашли. Вот бабы сидят под навесом, крутят нитки, что-то обсуждают. Влас крутит велосипедно-приводной молот, бегает постоянно к нему. Я ему разрешил, только строго-настрого наказал пальцы нигде не совать, делать только так, как я показал. Жизнь кипела, а я пребывал в задумчивости.
Если бы я начал рассказывать кому-нибудь из своего времени о проделанной работе, станках, ткацкой химической лаборатории, то наверно у моего современника сложилось бы впечатление, что у меня тут цех, привычный по картинкам из учебников, станки в ровную линеечку стоят, медь блестит, стрелки термометров подрагивают….
Нет, больше всего это напоминало какой-то постаппокалипсис, обильно приправленный бомжатником. Низенькие жилые строения, кривой навес, под которым кучи камней с пылающим в них огнем, кривые баки, с не до конца облупившейся краской, столы и верстаки из неошкуренного дерева, кривые и косые, кузница так вообще напоминает последствия взрыва на свалке. Все это дополняется некоторыми элементами, которых в этом времени быть не должно. Вон кусок рельсы висит, в углу сложены куски полиэтилена с кабельной изоляции, пара сумок, которые висят в моем сарае, тут выглядят как два ярких пятна посреди дерева, коры, и растительности. Ужас, одним словом. Но от этого ужаса пока не избавиться. Надо придерживаться нашего плана по развитию деревни. А в нем пока не реализованы пункты по продуктам, одежде, безопасности. Учения мы периодически проводим, но местные их уже воспринимают как элемент пейзажа. Есть и есть, дело полезное, и не трудное. Оружие, арбалеты которые планировали делать, к нему еще даже не приступали. Стрелы для Кукши, запасные для Веселины – все только в планах. Разве что наконечников им наделал, треугольных, из уголка от опоры ЛЭП, древка они сами искали в лесу, получились какие-никакие боеприпасы. Ткачество вышло на уровень производства ниток, в огромном по нынешнем временам количествах, но само полотно надо еще выткать. Да одежды нашить. Ресурсная база по сосновым иголкам, которая казалась бесконечной, стала меньше. Поваленные деревья в окрестностях уже обобрали, а лазить на высоченные сосны за иголками бабы были не приучены. Надо валить деревья, но это трудозатраты, плюс активное сопротивление Буревоя. Он противился валке «живых» деревьев, мотивируя различными карами от населяющей лес мистической живности. Леших всяких, водяных и прочему.
Думал я до вечера. Анализируя все состояние нашего хозяйства, пришел к выводу, что у него две основные проблемы. Первая – это низкая металлоемкость. Мое «плато» рано или поздно закончится, надо переходить на местные ресурсы, как делал Первуша. А это упиралось в другую проблему. Самую важную. У нас был реальный энергетический кризис.
Местное хозяйство построено на ручном труде. Даже все мои ухищрения с химией, станками, печками держится на дровах, которые приносим мы руками из леса, руками же рубим, руками же обрабатываем до нужного состояния. Даже через все рычаги, ремни, качалки, перенос нагрузки с рук на ноги – все равно мы используем только мускульную силу людей. А если принять, что человеческая сила это десятая часть от лошадиной, мелких взять за половину человеческой, то все наше хозяйство базируется на одной лошадиной силе. Был бы у нас конь, ну ладно два – на подмену, половину ручных работ тут бы можно было сократить. Но коня кормить надо. Денно и нощно. Работает он, не работает, спит, болеет, пашет землю – вынь да положи ему корма два раза в день. А у нас самих того корма впритык пока, на рыбе, грибах, ягодах да корешках выживаем. Надо как-то организовать производство энергии. Ветер, вода – все это хорошо, но во-первых сильно демаскирует нас, во-вторых несет огромные трудозатраты при абсолютно неуправляемом результате. Сегодня дует, завтра не дует, плотина сегодня вращает колесо, завтра воды меньше, как сейчас, в июле, вся работа встанет. Да еще и зимой все льдом покроется. Это не считая того, что ставить прямо тут не получится, придется вынести часть производств к ручью или ветряной мельнице. Опять таскать туда сырье, носить обратно продукцию, строить навесы и дома. Модные в мое время возобновляемые источники энергии в нашей ситуации не могли быть использованы. Оставалось только одно – тепловые машины. Простейшая из них паровая, правда для нее надо столько металла и работы, что я боялся браться. На бумаге у меня были наброски всего того, что я мог вспомнить по паровым машинам. Колосники, кстати, для наших печек я сделал именно потому, что слышал о таких на паровых кораблях. Причем первая паровая машина должна уметь делать только одно – помогать заготавливать нам и себе дрова. На большее я пока не рассчитывал.
Меня позвали к столу, под навес. Уже стемнело, девушки разожгли светильники на скипидаре, а я все думал над схемой применения и создания паровой машины.
Послезавтра в моем мире, если я его таки не обнулил своим появлением, пьяные здоровые мужики в голубых беретах будут купаться в фонтанах и кричать «За ВДВ!». Надо мной тут кричали только птицы… Я пошел к деревне.
