Текст книги "Террариум 3 (СИ)"

Автор книги: Макс Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10: Не время

Не только Джонатан боялся будущего.

К концу первого дня Степан и его напарник встретили промысловиков, которые везли в Сталинград пушнину.

Дед – глава промысловиков – так же боялся будущего, надвигающейся катастрофы. От него Степан и Джонатан узнали, что столица Французской Колонии разрушена и теперь орду от границ СКГ отделяют сотня километров, да редкие очаги сопротивления французов. Из-за чего мобилизация прошла с ускоренными темпами. И вот теперь промыслом приходится заниматься совсем молодым юнцам, бабам и старикам.

В группе промысловиков и правда не было видно ни одного мужчины призывного возраста. Все ушли на призывные пункты с повестками на руках.

Молодые парни и женщины выглядели не очень аутентично в промысловых комбинезонах, с ружьями и винтовками, с ножами и револьверами. Но такова уж их участь. Тот, кого не заберёт фронт будет вкалывать до потери сознания, чтобы их близким в траншеях всего хватало. Такой мобилизации страна ещё не видала. Даже в самые страшные периоды войн с империалистами и буржуями столько людей не уходило на фронт одномоментно. Грядёт, что-то жуткое, что-то страшное, такое, что зальёт всю землю кровью.

Орда сошла с ума. Вожди орды пуще прежнего захотели человечий крови. Степан не понимал, как они решились собрать такую силу и повести её на людей. Они же такого не делали никогда. Да даже люди в новейшей истории такого не делали. Даже «чистые».

– А вы зачем в Сталинград? Тоже на фронт? – Спросил молодой парень с горящими глазами. Ему видать тоже хотелось на войну. Посмотреть на неё хоть одним глазком. Он, наверное, и промысловики то подался только потому что здесь пострелять дают.

– Да парень. Так и есть. Сделаем дела и пойдём с другом. – Ответил Степан улыбаясь. Не стал говорить пацану про ужасы войны, про то что не надо ему туда лезть. Не нужно вечер этим портить.

Парень заулыбался ещё сильнее и ещё более старательно начал чистить свой револьвер. Штучка кстати была для него великовата, «наган» промысловый, или «зверь» как его ещё кличут. Калибр 357 магнум. В принципе от обычного «нагана» мало чем отличается. Только размерами, количеством патронов и калибром. В Армии точно такой же используется, только 44-го калибра. Вещь и на фронте, и на промысле не заменимая. На фронте, если патроны в автомате закончились, а враг ещё прёт и прёт. А на промысле, если зверюг на твою группу набежало и из ружьишка в них особо не постреляешь. Собственно, «зверь» только для защиты от животных и использовался, а не для самой охоты.

– Ты с такой игрушкой то справишься? – Спросил у пацана Степан. Было парню от силы лет шестнадцать.

– Справлюсь. Я из неё уже стрелял. Дед подтвердит.

– Да стрелял. Волка убил. – Сказал глава группы. – Он у нас такой. Меткий, зоркий как орёл.

Утром они выдвинулись к Сталинграду. В единственной стоящей на пути деревне, не остановились. Припасов было в достатке, да и что там делать в Шараевке, у углежогов? Они там целыми днями уголь производят. Все перепачканные и дымом пропахшие, и только вечером, после работы собирающиеся выпить их собственного варева. А ждать до вечера танцев, музыки и кушанья нет никакой мочи, как и времени. К тому же какое щас веселье? Мужики, наверное, на фронте. Все лишние припасики там же. Война ещё и не началась, а уже всё портит. Забирает у бедных крестьян последние радости жизни.

До Сталинграда добрались только к вечеру. Тогда уже похолодало не слабо и стемнелось, стало темно как ночью. С неба попадал мелкий снежок и люди, укутавшиеся в одежду так, что даже глаз не было видно, подошли к городским стенам уставшие и изрядно оголодавшие.

За стены, в город, промысловиков впустили не сразу. С начала проверили вещи и груз, а потом долго вглядывались в документик главы группы. Там всё было детально расписано, с чем, почему и в каком составе прибыли промысловики. В этот документ, были вписаны и Степан с Джонатаном, по личной инициативе старика. Что-то такое он понял. Разглядел дырки от пуль на их бронежилетах, на их оружие, снаряжение посмотрел. На исхудалые лица. Может решил, что сталкеры. И может пожалел их. Вписал вот, потому что если бы не вписал, то арестовали бы их. Это как пить дать. А Степан знал об этой вписке и мысленно благодарил старика.

В городе Джонатан и Степан отделились от промысловиков и пошли своей дорогой, не известной даже им самим. Да, дальше была только неизвестность, только вопросы. Но сейчас Степан не мог о них задумываться. Он снова был в родном городе. Вдыхал знакомый, желанный запах улиц Сталинграда. Рассматривал расчищенные от снега улочки. Всё здесь было близким ему. Каждый камушек, бревно, вывеска и окно были для него близки. И от того ярость в Степане нарастала ещё больше. Кто-то в этом чудесном городе предал его. Превратил из преданного разведчика в преступника, отправил на край земли. Хотя нет, убил. Его ведь хотели расстрелять как предателя. Слава богам, хоть один нормальный человек нашёлся, спас его от неминуемой гибели. Нужно будет поблагодарить генерала Демьяненко, когда всё закончится. И ещё кое-что надо сделать.

Степан остановился и повернулся к Джонатану.

– Ну вот ты и выполнил свою работу парень. Вот Держи. – Степан протянул молодому и ещё очень неопытному сталкеру его плату.

Джонатан посмотрел на напарника очень удивлённым взглядом. Он словно не ожидал его момента, словно считал, что их совместные похождения только начинаются.

– Твоя работа завершена. Возвращаться тебе к несчастью не куда, поэтому я немного увеличил плату за твои услуги. Этого хватит тебе на первое время. Обоснуешься где-нибудь.

– Но… я…

– Я больше не нуждаюсь в твоих услугах Джонатан. Извини, но дальше мне будет проще одному. – Степан вручил парню мешочек с деньгами и пошёл прочь.

***

Степану нужны были ответы, и он знал где их можно найти. Был у него один знакомый.

Проспав в подъезде, под лестницей и позавтракав вяленым мясом, Степан отправился на окраины города.

Улочки превратились в людские потоки. Город проснулся. Открылись лавки и магазинчики. Чужак, предатель, смешивался здесь с толпой. Становился не отделимым от них. Народ в Сталинграде был настолько разный, что кто угодно переставал выделяться из бурного потока людей. Поэтому Степан шёл спокойно, не скрываясь.

До нужного дома он добрался за час. То был двухэтажный барак, покрашенный в красный. Из его труб валил дым.

Шарик гавкнул, смотря на хозяина.

– Сидеть Шарик. – Сказал псу Степан и вошёл в подъезд.

Там пахло едой. Бабы готовили пищу на обед. Бегали друг к другу, просили то совета, то соли, или иной специи. Детишки носились по коридорам, визжа и смеясь. Сегодня выходной, в школу не надо. К тому же ещё и классный руководитель на фронт пошёл.

Степан быстро поднялся на второй этаж, надеясь, что не опоздал. И он не опоздал. Так необходимый человечек, допивал чай на общей кухне. Женя Сидоренко, бывший сослуживец и товарищ. Они с ним ещё с учебки сдружились. Станет ли он говорить с предателем?

Может и станет. Он человек хороший, с доброй душой, спрятанной в хорошую обложку. Все его считали красавцем. Нос прямой, черты лица резкие, угловатые, глаза карие, волосы чёрные. И как говорят бабы форма ему очень к лицу. Он как раз был в неё сейчас одет. Фуражка ушанка с утеплением, лежала на столе.

– Женя. – Позвал Степан друга, тихо, чтобы другие на него внимания не обратили.

Женя вздрогнул. Не сразу повернулся. По одному голосу признал. А когда всё же повернул голову, взглянул в бледное лицо друга, на его собственном лице стала читаться радость и печаль одновременно. Он был рад увидеть, уже похороненного друга, но при этом понимал, что по закону, по долгу своему должен его арестовать.

Степан не помнил, чтобы Женя приходил попрощаться с ним, когда, он уезжал на восток, но он ведь и не мог, да, наверное, тогда и не хотел. Сколько раз у Степана такое было? Не счесть подобных случаев. Множество раз его сослуживцы, друзья, братья по работе в КГБ оказывались предателями, изменниками родины. Степан тоже не ходил на их расстрелы. Ему было мерзко смотреть на них.

Женька встал, подошёл к другу и повёл от кухни подальше. Там было слишком много лишних, бабских ушей. Он завёл Степана в свою комнатёнку и там обнял, как братьев обнимают. Потом отпустил, посадил на кровать и стал расспрашивать.

– Как ты добрался сюда? Я думал ты давно мёртв. Твою крепость разрушили ещё до холодов.

– От орков бежал и добрался сюда потихоньку. – Ответил Степан, а потом сам спросил. – Как сам то?

– Хорошо. Повышение обещают. Я тут раскрыл пару дел. Но почему ты вернулся? Тебя же поймают дурака? – Недоумевал Женя.

– Если ты не расскажешь не поймают. По крайней мере раньше времени.

– Я-то не расскажу. Признаю, раньше бы сдал сразу, но сейчас… я уже не в чём не уверен.

– Это хорошо. Потому что мне помощь твоя нужна. Я хочу знать, что за тварь на меня наклеветала, что за погань подписала мне смертный приговор. Ты ведь видел бумаги? Чьё там имя? – Совершенно не сдержанно говорил Степан. Ему сейчас до сдержанности не было дела.

– Нету там имени. Аноним, какой-то прислал письмо в милицию. Никто не интересовался кем был тот человек. Все тут же начали заниматься твоей поимкой. Только потом, я начал копаться в этом деле. Секретно, без лишних посвящённых. Ну и смог раскопать кое-что. Письмо сдал Рустам Алиев, майор, который потом быстро пошёл по карьерной лестнице и сейчас уже ждёт полковничьи звёздочки. Я за ним следил и даже встречался разок, и готов поклясться на «Капитале», что с его мозгами он никак не мог так быстро взлететь.

– То есть ты хочешь сказать, что ему сказали с верху написать на меня кляузу? – Степан удивился. За что его так? Кто?!

– Ну а сам пораскинь мозгами. Кому ты тогда мог дорогу перейти? У кого бы власти хватило офицера КГБ к стенке поставить?

– Не знаю я… Да кому угодно я мог дороги перейти. Я тогда нарасхват был. Задание за заданием выполнял. Дома почти не бывал. То одного поймаю, то другого прибью.

– Да, но схватили тебя сразу после убийства Демьяненко. Почему, как думаешь? Чем это дело отличалось от других?

Степан быстро перебрал все факты, связанные с тем делом. И вроде понял, чего добивался от него Женя. Друг хотел, чтобы Степан сам пришёл к этой мысли, осознал её, осмыслил.

– Генерал-лейтенант Демьяненко? Думаешь он… – Степан не смог договорить этого. Сил не хватило.

– Ну а кто ещё? Ни у кого не было причин тебя убрать. Я весь офицерский состав перебрал, все крючочки проверил и только один за тебя цеплял. Его крючок Стёпа. Демьяненко от тебя избавиться решил. Не знаю, может повязан был как-то с братом, или просто за его смерть мстил, наплевав, что он предатель и скотина. – Женя облокотился на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Но такого не может быть. Он ведь защитил меня во время оглашения приговора. Добился, чтоб меня не расстреляли, а на восток отправили.

– Может Стёпа. Всё может быть. Он может и не хотел тебя убивать, а хотел, чтобы ты помучался.

– Ты уверен в этом. Уверен в своих словах? – Степан как дурак ещё продолжал надеяться в невиновности Демьяненко.

– Уверен. Я долго этим делом занимался, так что знаю, что говорю.

Степан медленно встал.

– Спасибо. Ну, я пойду, чтобы на тебя беду не накликать.

Женя встал и пожал другу руку.

– Удачи тебе. И не делай глупостей. Уезжай из столицы в какую-нибудь глушь.

– Я ещё хотел спросить… Как она?

– Из вашей квартиры её выселили. Живёт в одном из позорных домов.

– Спасибо… ещё раз.

***

Она шла по улице укутавшись в драный пуховик и прикрыв голову грубой шерстяной шапкой. Её ноги скрывала длинная юбка и толстые колготки. Потрясающие ступни ютились в тяжёлых, поношенных, рабочих ботинках с самодельными шнурками.

Раньше бы она не позволила себе в таком ходить. Ходила бы в дешёвом, в сделанном своими руками, но в хорошем, подобранном или сделанном тщательно. Ну и конечно ярком, подходящим её глазам, волосам, чтобы подружки завидовали, и бабка соседка обязательно сказала, что в её время в таком не ходили, ибо срам, когда у девки юбка выше колен.

Но не теперь. Теперь она ходила в чём придётся. Чтобы не выделяться, чтобы не столь часто её замечали. Ведь она жена предателя, жена ублюдка. И каждый теперь мог наорать на неё беспричинно, пнуть, плюнуть ей в лицо, и никто плохого человеку не скажет, а даже наоборот хавальником своим что-нибудь одобрительное залепетает.

Ручки у Ольги огрубели покрылись мозолями и чёрной грязью, которую невозможно смыть до конца. Лицо побледнело, осунулось. Девушка, что работала раньше в бухгалтерии, корпела над кипами бумаг, теперь работала с утра до позднего вечера на заводе, где ей плотили по пониженной ставке.

Ольга прошла мимо усатого мужика. Так тот так искривил лицо, словно ему говна в рот наложили, и он это говно тут же выплюнул. Харкнул Ольге прямо на ботинок. Та притворилась, что не заметила этого.

Степан так и хотел порвать того мудака на мелкие кусочки, но не подходил, продолжал следить.

Ольга зашла в жалкую, покосившуюся халупу. Возле входа висела табличка с надписью: «Дом позора № 4.». И вот из-за этой таблички никто не подходил к этому дому близко. Даже другие постройки стояли от него чуть в отдалении.

Дверь за Ольгой закрылась. Степан смотрел на неё ещё долгую минуту, держа радостного Шарика и прикрывая ему пасть, чтобы не залаял. Он, Степан вернёт её себе. Отомстит подонку, а потом сбежит с ней как можно дальше от всего этого, подальше от войны.

Степан вытер слёзы и пошёл мстить.

***

Матвей глядел через замерзающее стекло окна кареты и дивился, как же спокойно в столице коммунизма. Народ ходит потихоньку, или спешит по своим делам, ну или делает их. Война словно и не стояла на пороге и от того было очень жутко. После того, что наговорили на собрании на сердце у генерал-лейтенанта Демьяненко было тяжело.

– Чего скуксился Матвей? – Спросил его друг, полковник Юшкевич. Не высокий, растолстевший тип.

– Неужели всё что нам наговорили правда? То есть неужели всё так страшно? Я думал, проведём классическую мобилизацию и всё, а оказалось…

– Не бери в голову. Справимся. – Полковник закурил папиросу. – Наши предки с нацистами справились, так что мы с кучкой варваров точно сладим.

– Кучкой? Кучкой?!

– Не кипятись говорю, а то ещё давление поднимется. – Полковник заулыбался и выпустил из рта дым. – Знаю я сколько их там. Я ведь тоже на том собрании был, на отчёты разведки смотрел. Преувеличивают они. Уверен. Такого не бывает. Не в наше время. Если уж люди за всю новейшую историю столько народа не собрали, то ебучие орки точно не смогли.

– Если преувеличивают, то зачем эти законы принимать, срамные законы? – Не унимался Демьяненко. – А я тебе сам отвечу. В совете пересрались от таких новостей. Сам главнокомандующий обделался.

Карета остановилась.

– Ну бывай Матвей. Скажи жёнке, чтоб прелести свои дала пощупать, а то не успокоишься ведь. – Сказал Юшкевич и заулыбался ещё шире.

– Да пошёл ты. – Сказал зло Демьяненко и вышел из кареты.

Расстояние до подъезда он пробежал. Влетел в дверь и тут же на него залаяла какая-то шавка. Потрёпанная, словно дворняга. И куда только старший по подъезду смотрит.

– А ну брысь! – Крикнул на псину Матвей и поспешил уйти от тварюги.

Поднялся на нужный этаж, наконец отряхнулся от снега и вошёл в квартиру. Там смёл с валенок снег метёлкой, снял с себя шинель и пошёл к кухне.

– Маруся! Я дома! Что сегодня на ужин?! – Сказал Демьяненко громко, наконец улыбнулся. Вошёл на кухню и сразу замер.

Ужин стоя на столе. Макароны с мясом и подливой, и ещё компотик. Маруся сидела рядышком, заплаканная, но пальцем не тронутая. А рядом с ней сидел незнакомец. Демьяненко его сначала не узнал. Да и как тут узнаешь, обросшего, потрёпанного, исхудалого человека, о котором он уже и думать давно перестал. Но потом Матвей пригляделся и понял, кто перед ним сидел, с револьвером в руках, и кипучей злобой в глазах.

– Яковлев! – с Испугом крикнул Демьяненко.

– Молчи. – Сказал ему Степан. – И сядь.

Демьяненко закрыл рот и сел.

– Я поговорил с твоей женой. – Начал говорить Степан. – Она о многом мне рассказала. А я ведь думал, что вы товарищ Демьяненко хороший человек. Что вы спасли мне жизнь. Но оказывается, вам хотелось моих страданий, за смерть братца предателя. У вас это получилось. Вы разрушили мне жизнь. Я предатель, которому некуда податься, а моя Ольга живёт словно нищенка в доме позора. Когда я шёл сюда, то надеялся, что это всё ошибка, что не вы это сделали, но… теперь я уверен в себе.

– Прошу, не…

– Заткнись. – С трудом сдерживая крик, сказал Степан.

Но Демьяненко не замолчал:

– Прошу, отпустите мою жену, и мы всё решим. Вы ведь не убийца. Вы честный солдат.

– Я им был. Теперь я преступник.

– Нет, вы и продолжаете им быть. Вы колеблитесь. Я это вижу… Вы до сих пор не залили эту квартиру кровью, а это, значит, что вам трудно решиться… Поэтому, я прошу вас ещё раз… отпустите мою жену, товарищ Яковлев… Как коммунист коммуниста прошу, отпустите. Не нужно класть на свои плечи груз, который вы не сможете выдержать. Пускай моя жена уйдёт, и тогда вы сможете сделать со мной всё что захотите.

Степан смотрел Демьяненко в глаза. Пристально. Жадно. Хотел найти в них ложь, лукавство. Не нашёл. Из-за смерти брата предателя, он разрушил жизнь целой семье. За жену, он был готов умереть.

– Мария, прошу вас, уйти. – Сказал Степан спокойно.

Перепуганная женщина посмотрела на гостя, а потом на мужа и снова на гостя.

– Иди Маруся. Иди.

– Я не уйду. – Сказала она сквозь слёзы.

– Иди я сказал! – Крикнул на неё Демьяненко. – Уходи к сестре!

Женщина встала, постояла немного, смотря на мужа и на револьвер, и ушла.

– Уверен, к нам скоро придут гости. – Сказал Степан. – Прошу, не умоляй меня пощадить тебя, чтобы это не затянулось.

Степан взвёл курок, направил ствол на лоб врага.

– Простите Степан, но я буду умолять. Я уже не молод и меня мучает спина и сердце, однако, я слишком люблю жизнь. Да и вам это выгодно.

– Что ты блять несёшь? – Разозлился Степан. – Мне выгодно? Ты небось собрался утверждать, что сможешь вернуть мне нормальную жизнь?!

– Да! Именно это я и собрался сделать! – Расхрабрился Демьяненко. Когда его жена была далеко, он расправил плечи.

– И всё это будет брехнёй! Я не дебил! Я знаю, что за то, что я сижу здесь с револьвером, менты, которых сейчас позовёт твоя жёнушка пристрелят меня на месте.

– Но этого можно избежать! Ты слишком долго бродил по лесам и не знаешь последних новостей! – Демьяненко полез в нагрудный карман и достал оттуда сложенный лист бумаги. – Это копия отчёта разведки и ещё приказа под номером триста. Всё куда хуже, чем мы думали Яковлев. На нас идёт орда! Действительно орда! Весь генералитет недоумевает от того, как эти дикари смогли собрать такое войско. Миллион голов. Да даже сейчас, в пик могущества СКГ, мы не сможем собрать даже сотню тысяч. Такой огромной армии человечество не помнит со времён Великой Бойни! Поэтому был выпущен приказ номер триста. Мы мобилизуем узников тюрем и исправительных лагерей. И не в виде отдельных рот, а грёбаных полков! Да мы мобилизуем всех подряд! Даже баб! Даже генералов, арестованных по пятьдесят восьмой статье. Ты понимаешь, что это для тебя значит? Я могу вернуть тебе жизнь.

– Брехня!

– Сам блять почитай если не веришь! – Демьяненко бросил бумагу на стол. – Это твой шанс начать всё заново!

И тут в квартиру вбежали двое милиционеров, ворвались на кухню, но Демьяненко остановил их рукой, молча. Милиционеры встали в проходе как вкопанные.

– Тебя восстановят в звании! – Вновь начал говорить генерал. – Ты сразишься с ордой во имя СКГ и будешь на всегда оправдан! На всегда! Продолжишь свою карьеру, жизнь, брак!

Степан не хотел в это верить. Он хотел выстрелить этой мрази в лицо, он не мог, не хотел верить его словам. Но он взял листок и начал читать!

Всё было правдой. Это было официально. С подписями членов совета и всеми нужными печатями.

Но он ведь должен его убить! Отомстить! Должен ли? Когда всё так обернулось? Он пойдёт на фронт, и его жена перестанет жить в той лачуге и плевать умрёт он, или выживет, зато она будет счастлива.

– Я понимаю, как ты зол. Я тоже был зол, когда ты убил моего брата. Может он был предателем и не самым лучшим человеком, но он был моим братом. У тебя есть полное право пристрелить меня. Но сейчас наша страна, всё человечество стоит на пороге гибели и рабства. И спасти страну, и всех людей сейчас важнее чем месть, даже если она полностью оправдана.

Степан закрыл глаза. Его рука дрогнула и револьвер упал на фарфор.

Милиционеры подбежали к нему. Скрутили и надели наручники. Увели из генеральской квартиры.