Текст книги "Вкус соли на губах (СИ"

Автор книги: МаККайла Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Два в одном, две трансформации. Ты странна, Даф, но за это я тебя и люблю. И все же он как-то трогает тебя. После того, как он вернулся, ты потеряла способность мыслить трезво и так долго сомневалась, хотя обычно всегда бросаешься на помощь, жертвуя собой. Может, не стоит так часто, а? Сделай уж перерыв. Так что он вытворяет с тобой? – Полли не сдастся, пока не получит ответ, но вот только Дафна и сама его не знает.

Девушка поджимает губы и слизывает соль, высоко запрокидывая голову, чтобы поймать рассеянный солнечный свет. Тихий всплеск заставляет обеих девушек широко раскрыть глаза от удивления. Водянистые глаза змея, что высунул голову из моря-океана, смотрят со спокойствием, присущим лишь бессмертным или тем, кто живет уже достаточно долгое время. Волны тихо покачиваются, а он просто ждет-наблюдает, не привлекая к себе внимания.

– Приплыл, блудный, – неловко, чуть фальшиво смеется Полития. – Значит, ты теперь вроде как хороший, да?

– Не бывает хороших и плохих, фея-которая-обратилась-в-рыбу. Есть те, у кого временно сходятся интересы, и те, у кого они различны. Это и определяет отношения между всеми живыми существами.

– То есть с нами у тебя интересы пока сходятся? – Полли задумчиво смотрит на змея, ехидно улыбающегося так, как умеет лишь он.

– Все верно.

– Как ты вообще можешь находиться в нашем мире? Антиматерия, все такое… Разве тебя не должно разорвать на куски? – Полли притворно изумляется.

Впрочем, в этом вся Полли. В ее руки попал экземпляр наистраннейший и непохожий ни на одно живое создание на свете. Трансформация-змей, лучше других своих собратьев выражающая себя, трансформация иного мира, трансформация, из которой при каждом слова раздается ледяное шипение, и яд ненависти слышен в нем. Сиреникс презирает людей, презирает этот мир. Сиреникс презирает своих вечно шепчущих слуг, вялых нимф и неживой-немертвый Гармоникс, безвольно за ним таскающийся. Сиреникс, скрипя зубами, преклоняется пред Энчантиксом. Его мир – глубоководные пещеры, хитрость и лукавство. Сиреникс – истинный змей, сын Океана, и нет в нем Драконьева пламени, потому и пугает он немного Политию. Но сейчас превращение это дало себя обуздать, покорилось или изображает покорность, и Полли не успокоится, пока не выжмет из него все соки. Полли встает с камня и ступает в воду. Сиреникс вздрагивает и приподнимается повыше, так, что видны тяжело поднимающиеся бока с голубыми сполохами-бликами.

– Отчасти вода в вашем море похожа на мой Бескрайний Океан, потому в ней я могу находиться без вреда для себя. Она даже есть соединение того мира с этим.

– Но тебе ведь не так комфортно здесь, да?

– Может быть.

– И зачем ты пришел? К Даф? – не унимается Полли, которая словно хочет чего-то добиться от Сиреникса.

– Да.

– Где же твой язвительный тон и обычная многословность? Странно как-то прикипел ты к моей подруге. Сам являешь ей помощь, хотя двадцать лет назад с большим удовольствием обратил нас в проклятии. Что движет тобой, змей? Не верю в твою бескорыстность. Ты ведь хочешь обладать Дафной? Хочешь иметь к ней постоянный доступ? Когда ты в ее теле, то можешь говорить с ней хоть каждую секунду… Слушай, я не против тебя, но не понимаю, какой вред ты хочешь ей нанести? – из Полли сыплются странные слова, а Дафна не может никак взять в толк: что случилось с подругой?

– Уймись, фея. Мне неинтересны твои мыслишки и речи. Они жалки и примитивны, как твой мозг, которым ты додумалась ровно двадцать лет назад открыть свое тело и впустить меня в себя. Знала, на что шла, но все же верила, что сможешь обойти меня, за что и поплатилась. Вы слабы, люди, верите в свою исключительность. Не вы вершите судьбы. Ваши действия – жалкие капли в море. Подобно Океану и Дракону смеюсь я над тобой и другими отчаянными девицами. Ты умрешь, а я буду жить.

– Ну раз ты нас так презираешь, зачем же помог Даф? Или я чего-то не понимаю? – хитро прищуривается Полития.

– Полли, уймись. По-моему, ты перегибаешь палку, – Дафне и самой странно слышить то, что срывается с губ.

Подруга удивленно переводит взгляд то на змея, то на подругу и даже промаргивается.

– Может, мне оставить вас одних? – вдруг осененная какой-то догадкой, интересуется Полли. – Думается мне, у вас разговор вдвоем лучше сложится.

– Неплохо бы, фея-которая-обратилась-в-рыбу, – шипит Сиреникс.

Полли пожимает плечами и, бросая короткий, но выразительный взгляд на Дафну, поднимается по тайной узкой тропке вверх, бросая на прощание:

– Только попробуй что-нибудь с ней сотворить, змей. Я этого так не оставлю!

Через какое-то время принцесса и змей остаются одни. Воздух разрезают лишь послеобеденные крики чаек, вода лениво перебирает камушки и ракушки, где-то высоко качается огненно-красными гроздьями гранатник, а вереск так и просится заплести белокурые волосы. Дафна стоит, завороженная, чувствуя внутри себя слияние двух стихий: воды и огня.

– Они внешне лишь различны. Приглядись поглубже – увидишь суть-структуру. Только дураки считают их противоположностями. Общие начала, общая соль и ярость, вот что объединяет их. И вода, и огонь несут в себе дыхание Его, и будут нести всегда. Блаженен тот, кто сможет соединить их в себе.

– Ты ко мне пришел ведь?

– Да. Зачем? Не знаю.

– Мне все равно, – Дафна дивится собственным словам и действиям, но входит в воду, не раздеваясь. Воздушно-легкое платье намокает и тяжестью обвисает некрасивыми складками, тянет фею вниз, очерчивает контуры стройного и подвижного тела. Под водой оно прекрасно и обтекаемо. Дафна ступает по камням, что режут ее загрубевшие ступни. На песке следы смываются, в воде их нет вообще. Солью очерчиваются они, да тут же исчезают, словно и не было их вовсе. Дафна не плывет, хотя прекрасно умеет это делать, а идет и наслаждается, ощущая приятную свежесть соленой воды, смывающей кровь, и приставший к ногам песок. Камни противятся, пытаются вернуть фею на землю, в безопасность, но та не слушает их и тянет руки вперед, касаясь великолепных и гладких блестящих боков, вздувающихся от тяжелого дыхания, ибо не предназначен воздух нашего мира для легких Сиреникса. Сердце бешено колотится, а легкие чуть-чуть пружинят внутри, лишь тонкая мокрая ткань разделяет два налитых кровью, молоком и солью тела. Крепко-стальными кольцами оплетает змей свою добычу, свой трофей и заглядывает в светло-карие, карамельные глаза.

Где-то на берегу шумит вереск, покачивается лаванда, но сегодня морские водоросли танцуют хоровод вокруг двух волшебных существ, находящихся в странной связи и гармонии, непонятной им самим, а уж тем более непонятной другим. Сиреникс чувствует Дафну, как себя, видя всю ее душу, ее структуру. Податливая глина, женское тело, странная личность, что тянет, словно невод, за собой. И бьется Сиреникс в сетях подобно золотой рыбке. Змей и фея. Змей и нимфа. Она заворожена им, его шепотом морских глубин, вереницей нимф и шлейфом тайн, что открывал он ей на протяжении двадцати лет.

Они уже на такой глубине, что живой человек бы там утонул. Но Сиреникс крепко держит Дафну своими кольцами, удушающими, давящими, сжимающими солено-железными прутьями. Но эта странная клетка для Дафны слаще сахара. Живительный огонь лижет ступни, залечивая раны, а раздвоенный язык лижет лицо, глаза, губы, потрескавшиеся от соли, капая желтым ядом, что неприятно жжется. Для многих рыб он – смерть, но для носительниц Сиреникса – сладкий мед, хмельное пиво, теплое молоко и тающий шоколад. Дафна же тянется к водянистым глазам и наблюдает, как танцуют внутри них начала времен и презрение к людям.

Дафна чувствует, как внутри леденеет кровь, как плавится тело и прижимается к змею сильнее, теснее, крепче, как сердце и мозг танцуют в унисон единую симфонию, как магия ее поет восхваляющие песни. Сиреникс ничего ей не обещает, но Дафна знает его в данный момент, как свои пять пальцев. Хитер змей-обманщик, умеющий соблазнить-заманить, но выхода уже нет, и раздвоенный язык отравляет ее тело изнутри, ядом сжигая кожу и трансформируя молекулы. Почему-то сейчас Дафна втягивает носом запах вишни и не может понять, откуда он тут взялся. Пахнет соснами, морской капустой, лимонами, гранатом…

Нимфа Домино чувствует, как задыхается Сиреникс.

– Пойдем на твою территорию.

Сиреникс не против и сжимает фею так сильно, что трещат ее ребра, мнется кишечник-трубка, легкие сдавливаются, щемит сердце, и с треском рвется легкая ткань, повисая на прекрасно холодном теле рваными лоскутами. Сиреникс растворяет себя и Дафну в воде, меняет структуру свою и ее, расщепляет молекулы, добавляет немного тягучести, плавности, шепота и музыкальных тональностей, пока не становится прозрачным, и лишь гранулы соли на секунду очерчивают контуры двух существ, но они рассыпаются в нестройном хаотичном беспорядке. Сиреникс знает свой способ путешествия между мирами, и ему не нужны какие-то порталы, что охраняют неумехи-шелки…

***

…А где-то далеко воют ведьмы, воют, хватаясь за головы, ибо шепот морских глубин сдавливает и мучит их головы. Сторми пускает бесполезные молнии, Айси катается по земле, а в шикарных ледяных волосах запутались комья грязи. Дарси молит Дракона о том, чтобы это прекратилось. Вязкая соль стекает с их губ, протяжные звоны раздаются вокруг, а тела, словно наркоманы на последней стадии, бьются в отчаянной ломке и тоске по морю-океану. Бушует ветер, гремит гром и больно хлещет ливень с градом, и ведьмы не могут понять, где находятся. Внутри хохочет Сиреникс и щедро раздает хлесткие пощечины обжигающе ледяными брызгами океана, что волнами вздымается на маленьком островке. Тела ведьм выгибаются, пружинят, легкие вот-вот готовы разорваться, а вой тонет в воздухе, заглушаемый ветром. Внезапно щупальца-крылья их выпрямляются и тянутся, с кровью и кусками мяса вырываются из тела и летят в океан. Дождем смываются искуственно-грязные костюмы. Ведьмы лежат обнаженные на острых камнях, дрожащие от холода, растрепанные и разломленные душевно, с окровавленными спинами и трескающимися губами. Вязкая соль стекает по их подбородкам, больше не вырабатываясь. Шепот морских глубин стихает внутри, и лишь ледяное шипение отрезвляет сестер:

– Я считал вас умнее. И достойнее. Вы могли быть такими. Но вы не стали. Иной раз мне кажется, что паразит и в вас пустил свои корни. Наслаждайтесь теперь, те-что-крадут-силу.

И Сиреникс покидает тела трех с последней волной, а девушки тяжело дышат, не в силах встать и пошевелиться, настолько выпотрошены их тела. Если его разозлить, то он может выйти и сам. Добровольно. Без всякой помощи. Только вот очень болезненно.

Они не вспомнят. Забудут сегодняшние события, как страшный сон. И никто не спросит их, куда делись щупальца за спиной. Но он не забудет. Как унизил и заставил содрогаться трех горделивых ведьм, когда-то подававших надежды, но вступивших на тот путь-дорогу, что и их злейшие враги – феи из клуба Винкс.

========== Философия Сиреникса ==========

С Днем Рождения, Настя.

Это для тебя. Спасибо тебе за все. И за то, что ты просто есть, существуешь и пишешь. Ты много значишь для меня, поверь.

И меня с Днем Рождения.

4 декабря – наш с тобой день.

Бастет и МаККайла Лейн.

– Жидкий огонь, – Cиреникс лижет-смакует эти два слова, рубцует раны Дафны соленым языком, с которого капает яд, разъедая нежную кожу, белые гранулы же шлифуют, охлаждают и немножко жгут. Дафна вздрагивает, ибо по венам течет огонь – расплавленный, жидкий, ленточный и бархатно-нежный. Лизнет такой огонь руку – сразу запузырятся гнойно-белые волдыри, поджарится сырое розоватое мясо, покроется черной корочкой, запечется, словно сочный деликатес. Опасен огонь, несет в себе разрушение и созидание. Два в одном.

– Горькая и чистая соль, – Дафна слышит, как звенят-качают морскую воду эластичные легкие, что расправляются, словно шелк. Соль жжет, течет по венам-артериям, оседает на стенках горькой полынью, сухим воздухом, свежестью морской воды внутри проносится, микроскопическими кристаллами оседает в пружинящих легких, что силятся вытолкнуть из себя воду, литрами проходящую через внезапно податливое тело. Дафна ощущает, как перекатывается внутри белый осадок, просеивает-фильтрует кислород, отрыгивая планктон, песчинки и тонкий такой роговой слой, что остается от безрассудных смельчаков.

– У чокнутого русала на дне легких оседает нефть, грязевые отходы, черный налет. Сажа выжигает его изнутри, трупный яд отравляет немеющее тело.

– Трупный яд? – Дафна вздыхает-дрожит в сильных объятиях переливающихся голубыми сполохами боков.

– Нефть, отходы. Жижа, мутагенные процессы… – каждое слово Сиреникс выплевывает, словно скверну. – Застой, болота, отравления, трупы. Его хвост набухает, покрываясь лилово-багровыми полосами, раздувается, пухнет, трескается. Придет время, завибрируют волны, и лопнет зеленый, разлетаясь и разваливаясь прогнившим, протухшим мясом, слизисто-белесым гноем, только хрупкая болезненно-сиреневая кость будет жалко торчать и вяло дрыгаться в последних…

– Твоя фантазия не знает границ, – смеется нимфа Домино.

– Думаешь, я лгу, фея-которая-смогла-спастись? – порой змей использует привычные имена-прозвища, которые дает окружающим существам и предметам в соответствии со своими соображениями. На языке волн, потоков, течений эти имена шелестят-звенят, переливаются бирюзово-лазурным, с вкраплениями жидкого платинового, ленточно-оранжевого и золотисто-молочного. Истинный язык сиреникса – язык цветов, колебаний, волн. Дафна желает обучаться, познать тональности седогривого Океана.

– Ты так живо описываешь это, что картина так и стоит перед моими глазами.

– Я вижу это. Вы, люди, называете сей дар предвидением. Я не делаю различий между прошлым, настоящим и будущим. Измерение Водных Звезд вне времени и пространства.

– Спасибо, что пересказываешь мне обязательную программу обучения принцессы, – Дафна закатывает влажные янтарные глаза. Ей хорошо здесь, хорошо на дне морских глубин. Дафна слушает тихий рокот, чувствует вибрации донных пещер, сотрясаемых Древними, спутниками Дракона, существовавшими еще на заре времен.

– Я лишь объясняю тебе. Я не вижу промежутки – я лицезрю потоки времени. Время подобно воде, плавно, текуче, спокойно и всегда существует. Проблема вашего рода в том, что вы не способны воспринимать реальность целиком. Мозг ваш слишком мал и невесом. Время течет единым течением, и я за ним наблюдаю. Не разорвать, не продлить, не изменить курс – оно всегда мчится Его хвостом, Его силой, Его огнем.

– Но время – вода… И нет между этими стихиями различий, – улыбается Дафна, потому что философия Сиреникса неизменна и едина. – Но что тогда ты? Что есть ты, трансформация, созданная, казалось бы, из чистейшей энергии, щедро приправленная дыханием Океана?

– А как думаешь ты? – у Сиреникса порой и ответ не ответ. – Вернее, чего ты хочешь?

Дафна улыбается, солнечные блики играют на белоснежных зубах, жемчужинами сияющих. Тяжелые кольца сдавливают весом своим и охлаждают персиковую, а ныне бледную кожу. Приятная дрожь бежит по ней, заставляя трепетать внутренний огонь. Мандариновые оттенки дрожат, вспыхивают, кажется, гаснут, но тут же вновь разгораются.

Их взаимодействие основывается на параллелизме и едва заметном, общем начале.

Он – змей-искуситель, несущий в себе морскую пену, философию антимира и полное презрение ко всему живому. Его немигающие глаза меняют цвет – смотрит долго в них человек, рвется тонкая сетчатка, изливаются сосуды ее в полость глаза, мнется-лопается склера, плачет глаз, плачет-уродуется. И человек плачет слезами мутными, грязными, что текут по краю изувеченной глазницы. То прозрачные, что сама вода, то черно-ухмыляющиеся, словно истинное и первобытное зло – зло, которому чужды милосердие, сострадание и слабость, то проскальзывает в нечеловеческих глазах слабая оранжевая искорка – Драконье начало, Драконова суть.

Она – добыча, попавшаяся в сети. Бьющаяся, живая, подвижная, с гулко стучащим, переполненным кровью насосом-сердцем. Непостоянна, груба и лишена изящества древности. В ее теле бьется огонь. Нет, нимфа – не Дракон, не Его Аватара, но все же в жилах ее несется вместе с красноватыми тельцами спокойное и теплое пламя. Ленточное. Притворно хрупкое. Сиреникс видит ее на духовном уровне: нежно-персиковое течет по чакре, золотистые потоки магии выплескиваются между пальцами. Искры, язычки, но в Дафне – пламя свечи.

Ее сестра – совершенно другая. Огненно-красный, ярко-оранжевый, фонтанирующий, опасный, подвижный, необузданный, рвущийся на волю. Огонь ее не таков. Жар. Войны. Миры. Апокалипсис. Трупы. Огонь разрушения, уничтожающий старое и создающий новое. Сиреникс не приемлет этот огонь-костер, хотя с радостью сплясал бы дикий танец вместе с младшей принцессой Домино, но скоро ли до этого дойдет. Сначала нужно поработать, пробудить Дракона, установить потерянную связь, а уж потом и идти за добычей. Сейчас в его сетях бултыхается другая.

Дафна и Сиреникс. Огонь и вода. Параллелизм тел, философий, мыслей, молекул и атомов. И все же, если приглядеться, можно увидеть сходство. Ту самую грань, которая объядиняет Воду и Пламя. Мир и антимир, материя и антиматерия, вещество и антивещество.

Дафна затаивает дыхание – он всего лишь ждет согласия и одобрения. Змей. Ждет. Согласия. Голова кружится от притока соленой воды: тот, кто все презирает, ни во что не верит и ничего не желает, склонил перед ней свою голову и ждет ответа. Нюансы. Сиреникс знает, что она даст положительный ответ. Сиреникс не разделяет время на прошлое, настоящее и будущее, он видит жизнь в едином ее потоке. Сиреникс не чует разницы между пламенем и водой.

Сиреникс ждет.

– Ты спал с человеческими женщинами? – улыбается Дафна.

– Не только с человеческими. Купалки, водяницы, сирены, элементали, феи и ведьмы, – все они с огромной радостью мчались в мои объятия. Со мной забывались, со мной принимали усладу и теряли счет времени – полезная штука, чему люди до сих пор не могут научиться. Я имел много человеческих дев – волосы их шелком развевались в воде, а нежно-детские тела мялись и деформировались. Податливая глина.

– Ты утаскивал их на дно океана? – еле заметное покачивание гребнем. – Это из-за тебя появились легенды и предания о морских чудовищах, что похищают прекраснейших девственниц и забирают с собой на дно морское? – змеиный и веселый смех. – А что происходит с ними потом? – тишина. – Никто ведь так и не вернулся? – вновь покачивание.

– С тобой такого не сделаю. Ты – не они. Ты… – Сиреникс не может пользоваться сухим и невыразительным человеческим языком, он начинает звенеть, создавать колебания и менять оттенки волн на разный лад: броный, берилловый, пепельно-голубой, бусый, голубиный, аквамариновый, перванш и милори. А еще сотни и сотни других оттенков. Причудлив язык Океана, сложен, но прекрасен. Звучит на таких частотах, что люди теряют рассудок, погружаются в грезы и не видят реальности. На нем поют девы-сирены, из-за него моряки гибнут в бури-шторма, когда деревянные корабли налетают на рифы и разбиваются в щепки, тогда мягко опускаются окоченевшие тела на дно морское, где становятся обедом-ужином ленивой камбалы, минтая или палтуса. Нежные сырые куски долго будут еще перемалываться ленивыми челюстями, а обросшие полипами и солью облепленные скелеты вскоре присыплются грязноватым песком.

Дафна улыбается, ибо Сиреникс восхваляет ее женскую суть, ее начало и огонь, ее тягу к соленым просторам, водным потокам и глубоководным пещерам. Видит в ней женщину. Прекрасную женщину, которой пошел почти уже четвертый десяток лет. Женщину зрелую, умную и невыразимо прекрасную, чьи светло-пшеничные волосы легким тюлем плещутся-вьются. Сиреникс знает ее всю вдоль и поперек, лучше, чем отец с матерью, лучше даже, чем верная Полли и вся дворцовая прислуга. Сиреникс стал принцессе братом, другом и любовником, опорой и поддержкой. Он презирает ее и ненавидит лишь за то, что та посмела его предать. Но никогда не отпустит. Сирениксу плевать, что будет потом. Он – здесь, сейчас и в данный миг.

Сиреникс ждет.

Дафна кивает.

Сиреникс острыми изогнутыми когтями цвета латуни с легкостью разрывает мятную ткань, обрезки которой тотчас растворяются, поглощаемые антиатомами. Все вокруг вибрирует, поет-звенит, Бескрайний Океан волнуется и возмущается, но наблюдает, не вмешивается. Дафна предстает перед змеем невесомо легкая, обнаженная, не дрожащая от холода, а податливое мясо, ждущее, что с ним сотворят. Лопатки сведены напряженно, прямится спина, спина чистая и лоснящаяся

Сиреникс смеется кашляющим смехом и легко вырывает нежнейшие куски розовато-белого мяса, бросая их вниз, на корм тупым рыбам, что уже стаями собираются внизу и ждут угощения-подачки. Под прикосновениями его течет золотисто-алыми струями кровь. Сиреникс мнет и ломает позвоночник, внезапно дряблый, словно рыбьи кости, протыкает поджелудочную и кишечник, вспарывает нежно легкие, из которых вырывается серебристая пыль и тянется к сердцу – живому, трепещущему и вечному. Знай, добыча, каков охотник-Сиреникс, знай, кого следует бояться! И в последний раз бьется сердце нимфы Домино в острых ядовитых клыках василиска. Растерзано тело, разошлись упругие лопатки, безвольно свисают блеклые волосы.

Дафну всю сотрясает изнутри. Живительный огонь лижет тело, зашивает легкие, правит кишечник, накачивает кровью сердце, несет к нему кислород – не соленую воду, а то, что дает человеку жизнь, с громким треском вправляет кости, льется персиковым свечением и окружает принцессу сильным щитом, что не пробьет ни один змей.

Дафна вздрагивает. Сиреникс умеет создавать сильные образы. Вот только теперь ее тело сотрясается, ибо бурлит в жилах разгоряченное пламя, рвется наружу, светятся поры золотистым сиянием. Пламя прожигает все внутри, соприкасается с солью и шипит, черняя, а Дафна судорожно глотает ртом воздух. Сиреникс высовывает длинный раздвоенный язык с бусинками на конце и резко, так, что Дафна даже не успевает среагировать, тянется им в горло, глотку, лаская упругие стенки, а нимфа кашляет-задыхается, впрыскивая медовый яд, что мгновенно впитается в организм феи. Дафну трясет, ибо борются в ней жидкий огонь и чистая соль. Горькая.

Язык вырывается столь же стремительно и ласкает груди, шею и живот, зелено-прозрачными каплями увлажняя ее и питая. Черные глаза неотрывно смотрят на фею, а та не опускает взгляда, ибо знает, что бессильны против нее чары Сиреникса. Изумрудно-лазурный гребень хвоста щитками складывается, с тихим щелчком, словно зонтик защелкивается. Хвост вибрирует, сотрясает воду и уменьшается, а затем плавно выгибается вперед, нащупывая розовые складки, морено-вялые, солено-мокрые, и резко проникает внутрь, разрывая тонкую бледную пленку и доходя до самого конца. Огонь вырывается из Дафны, тело трясет. Дафна чувствует, как внутри все рвется, как изливаются потоки крови, как вырывается наружу все то омертвелое, что скопилось за двадцать лет, как все распрямляется, расправляется и танцует безумный канкан, ибо Сиреникс управляет своим хвостом, словно умелый капитан крепкой рукой правит судно.

Дафне больно, ибо это ее первый раз.

Сиреникс входит слишком резко. Обычный человек не выдержал бы. Но не она. Бьющаяся в сети морковная рыба. Внутри все горит, рваные органы трутся и обвисают квелыми лоскутами, но пламя лижет их, и срастается матка, влагалище вновь, растут слой за слоем новые стенки, очередная яйцеклетка продолжает когда-то прерванный цикл. Сиреникс деформирует фею, рвет изнутри, качает и издевается.

Дафна повисает в его объятиях безвольно. Ибо нет больше сил. Сиреникс будто проходит всю ее насквозь. Гребень внутри трется невыносимо, шершаво-гладкий, с царапинами и трещинами. Рубить, колоть и лепить. Рвать и связывать вновь. Огонь и соль. Нимфа и Сиреникс. Природа точно не предполагала такого.

А затем он покидает ее тело. Голова Дафны, словно в тумане, качается, ходит кругом и никак не может понять, где она.

– На поверхность… – шепчет Дафна бледными, бескровными губами, а внутри бушует-томится еще живительный огонь. Тело усталое и вялое, покорно мнется и готово к использованию. Сиреникс очищает, изменяет, штукатурит. Ибо слишком долгим был застой. Змей смеется своим привычным смехом.

– Хватайся! – голос Сиреникса звучит одновременно в ней и вне ее. Это завораживает.

Дафна непослушными руками крепко держится за витьевато изогнутые молочно-сливочные рога, и Сиреникс стрелой взмывает вверх, несется смерчем-ураганом, образуя за собой огромную воронку, работает сильным и упругим хвостом. Поднимается с морских глубин на солнечный свет измерения Водных Звезд.

…Посреди Бескрайнего Океана высоко в воздух взорвался водяной столб. И змей вместе с нимфой завис аккурат между небом и землей.

========== Очищающая соль ==========

– Дай пророчество.

Сиреникс ленив. Вылез он на прибрежные камни, шумно вдыхает воздух, насыщенный антикислородом и другими веществами, что не способны вдыхать существа из нашего мира. От тяжело поднимающихся боков с шипением таким легким валит густой обволакивающий пар. С боков змея испаряется морская вода. Хвост изредка, конвульсивно бьется, лежащий в пенистых волнах, утомленно накатывающихся на своеобразный пляж. Голова змея покоится на чуть теплых коленях Аркадии, что сидит, опустив голые ступни в прохладную воду, и мягко поглаживает Cиреникс. Щитки век прикрыты, гребень сложен, рога словно пригнулись, змей выражает покорность, вернее, удачно ее имитирует. Невозможно обуздать Cиреникс, оседлать, подчинить своей воле, если не захочет того он сам. Одной деве покорен он – белокурой, стройной, фантастически сложной. Жидкому огню, млеющему от соленой воды, трескающихся губ и ласкового рокота волн. Аркадии же Cиреникс позволяет гладить себя по голове; лежать у нее на коленях и терпеливо ждать, пока “наиграется” самая первая фея, – жест той доброй и властной воли, что змей, словно царь, дарит своему приближенному и хорошему другу. Аркадию Cиреникс уважает, хотя и презирал в самом начале, ибо человеком была Аркадия.

Девой, переполненной молоком, горячей кровью и сладкими соками, пришла она в Бескрайний Океан, хоть и одаренная мудростью да опаленная пламенем Драконовым, но был в ее глазах еще первобытный страх, благоговейный трепет и все то, что присуще смертным. Фыркнул Cиреникс и унесся в Океан белой пеной, но насторожился, ибо волею Дракона попало это создание в измерение Водных Звезд. Змей, большой любитель женских тел, заинтересовался ей слегка да попробовал приударить, но отказом ответила Аркадия, чьи крылья сгибались под тяжестью пыльцы, а с век сыпалось золотое. То воспринял Сиреникс, как великое проявление силы воли, ибо многие девы боялись змея, дрожали в его объятиях, но текли-желали его. А Аркадия менялась. Постепенно, с годами. Антимир любого переделает. Выпала роскошная грива, побелели и выцвели густые брови, посинели ресницы, мутировала кожа, побежала волнами под ультрафиолетовыми лучами невыносимого солнца (или не солнца даже), скукоживалась, приобретала цвет парной воды, клубов пара, светло-сизый, теплый такой, насыщенный. Не-дух. Не-человек. Самая первая фея.

Нет, даже уже и не фея. Древняя. Родившаяся всего лишь чуть позже остальных. В тот миг, как признал Аркадию Сиреникс равной себе, признали ее и остальные, стала она членом совета старейшин и полноправным жителем измерения Водных Звезд.

Аркадия теперь – старый и верный друг Сиреникса, та, чьего общества он не тяготится, где с удовольствием отдыхает и расслабляется даже. Аркадия – пример того, что и среди представителей человеческого рода встречаются достойные, правда, редко довольно, но встречаются. Сиреникс это понимает, признает и учитывает.

– Что-то тих и смирен ты в последнее время, змей. Что тревожит сердце твое? – Аркадия не спешит, выжидает. Ленивая перебранка, возможная лишь между этими двумя.

– Ты думаешь, оно у меня есть? – Сиреникс вполне серьезен, ибо он есть сила изначальная, абсолютная, существо, не созданное для плотских удовольствий. Кто же знал, что даже у змея может проснуться желание – дикое, острое, необузданное и изворотливое? У трансформации внутри нет семени, которым он мог бы оплодотворить человеческих и не очень женщин, половые органы отсутствуют у гада Океана, только хвостом, упругим и легко деформирующимся, входит он в свою жертву. Неудобно? Сиреникс так не считает. Томительные и множественные оргазмы его жертв говорят об обратном.

– Но что чувствуешь ты к той девушке, змей? Очередная жертва, что похоронишь на дне морском? – смеется Аркадия. Она, как и все настоящие феи, ласковая, мудрая, порой нежная, порой твердая, стальному стержню подобная, а еще бесконечно и невероятно добрая. Свет и Аркадия – синонимы. Более чем. Но никакой наивности, ханжества или тупых псевдоидеалов, процветающих в современном мире. Сиреникс уважает и добро, и зло, ибо они есть понятия изначальные, как и он сам.

– Нет, – высовывая от нетерпения язык, отвечает змей, – пожалуй, нет. Пока я хочу наслаждаться еще.

– Сколько?

– Что “сколько”? – Сиреникс шипит и с шумом вдыхает антикислород. Тяжело ему, змею, ибо, хоть и есть у него ноздри, но не так они развиты, как жабры, в воде лишь появляющиеся, потому тяжело вздуваются, расширяются и отчаянно тянутся за нужными для жизни веществами. Хоть и более привычен антикислород для змея, чем воздух нашего мира, все равно морская вода лучше и чище, богата свежестью и гранулами соли.

– Тяжело дышать, змей? – Аркадия понимающе смотрит на него. – Войди в море, окуни-окати свою голову прохладной водой, что тут же на проклятом солнце испарится, и возвращайся ко мне.

Солнце здесь и вправду проклято. Знойное, томительное, невыносимо белое, так, что глазные яблоки лопаются, лишь взглянешь на него, безысходность, безгласность и безбрежность в своих лучах выражающее. Всякий, кто пробудет долго под солнцем тем, изменится, мутирует, поменяет суть-структуру. Но безвредна эта мутация, не отравляет она организм, как нефтяные отходы. Всего лишь деформирует его, как и весь антимир. Так поступил он и с Аркадией, слепив из первой феи существо, пригодное для жизни в измерении Водных Звезд, сделав ее Древней и поместив вне времени и пространства. Сиреникс же странен сам по себе, потому и нечего ему бояться мутаций. Но солнце высоко в сизом небе его все же смущает, нервирует. Ирреальную тревогу рождает оно.

Сиреникс понимает, к чему клонит Аркадия. Бескрайний Океан фея любить так и не научилась. Может, конечно, войти, но все же опасается часто, помочит ступни и снова прячется на островках земли или в Золотом королевстве. Сиреникс неодобрительно шипит. Океан изгоняет ее, ибо чувствует чужую. Аркадия – дитя Энчантикса, вскормленная его молоком, опоенная его кровью, обласканная его светом, внявшая его сути. Энчантикс и Аркадия настолько срослись, настолько стали одним целым, что порой Сиреникс думает даже, что самая первая фея и есть он сам. Сиреникс не может смотреть на Энчантикс, ибо слишком светел он, слишком могуч и мудр. Пресмыкается гад, как положено его сути, шипит, сопротивляется, но терпеливо ждет оглашения приговора и уступает Энчантиксу. Ибо Сиреникс не глуп и свое место знает. Нет, не может быть Аркадия самой благословенной из трансформаций, ибо слишком хорошо им вместе и уютно. От Энчантикса же хочется побыстрее уползти, спрятаться-скрыться.