Текст книги "«Теория заговора». Историко-философский очерк"

Автор книги: М. Хлебников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Можно с уверенностью утверждать следующее: люди весьма далёкие от интереса к политике, для которых революция уже не являлась личной жизненной катастрофой, тем не менее имманентно воспринимали и транслировали конспирологические установки. Более того, конспирологической интерпретации подвергаются события прошлого, ранее воспринимавшиеся нейтрально. Показательным примером тому служат мемуарные очерки М. Н. Семёнова – русского литератора и издателя начала XX века. Близко общавшийся со многими деятелями русской культуры «серебряного века», принимавший активное участие в ряде изданий символистов, он в личностном отношении типологически совпадает с фигурой Соколова-Кречетова. Как и будущий создатель «Братства Русской Правды», Семёнов, следуя своей мировоззренческой ориентации и роду деятельности, мало интересовался текущими политическими процессами. Более того, предреволюционные годы он в основном проводит за границей, поэтому трагические социально-политические повороты русской истории не затрагивали его непосредственно. Тем не менее в его мемуарном наследии мы находим отражение указанного выше явления – ретроспективное осмысление в конспирологическом ключе как фактов собственной биографии, так и глобальных исторических событий.

В очерке «Преступление на улице Фраттина» Семёнов описывает подробности произошедшего в 1909 году в Италии преступления: жестокого убийства Э. Тарантовича – члена террористического крыла Польской социалистической партии. В полученном полицией анонимном письме соучастником преступления объявлялся русский писатель. Семёнову удалось выяснить, что автором доноса был мелкий авантюрист российского происхождения – некий Берлянд. Испытывая к Семёнову неприязненные чувства вследствие незначительного конфликта между ними, он решает опорочить его. Публичное разоблачение клеветника, его высылка за пределы Италии не снимает проблемы, а даже усугубляет ситуацию. Семёнов оказывается в центре инспирированного неизвестными ему силами скандала, публично объявляется погромщиком и агентом русской тайной полиции. Только спустя годы, после русской революции, писатель формулирует для себя причину своих несчастий. «В Италии осталось множество идейных друзей Берлянда – евреев и масонов, – и они не проиграли своего дела. На протяжении многих лет за мной следила итальянская иностранная полиция, я пережил несколько домашних обысков, попытку выслать меня из страны и многое другое» ^{516} .

Как мы видим, бытовой, по сути дела, конфликт становится исходным пунктом злоключений мемуариста. Заметим, что Семёнов прибегает к уже подробно рассмотренному нами выше приёму: соединению нескольких внешне не связанных эмпирических фактов посредством конспирологической установки, благодаря чему возникает эффект объективности и достоверности. Сама ссылка на совершенное преступление, в реальности которого невозможно усомниться, факт анонимного доноса, последующее разоблачение и наказание Берлянда – служат документальным, эмпирическим обоснованием «теории заговора». Мемуарист особо подчеркивает такие качества преследующих его сил, как планомерность, независимость от смены политических режимов, то есть их надполитический характер. «Только при фашистском режиме мне стало легче дышать, но даже и в этот период время от времени какая-то таинственная и сильная рука пыталась достать меня и вмешаться в мои предприятия, в мои дела, в мою личную жизнь. Таким образом, уже тридцать лет я искупаю вину за то, что опрометчиво написал заявление против еврея» ^{517} . Итак, даже установление фашистского режима в Италии, проводившего, как известно, весьма жёсткую политику в отношении евреев и масонов, не спасает Семёнова от преследований. Проекция конспирологической установки на личную жизнь автора нивелирует излишнюю теоретичность «теории заговора», придавая ей актуальность авторского «жизненного измерения».

Также большой интерес в этом плане представляют для нас воспоминания И. В. Чиннова – значительного поэта русской эмиграции. В них он рассказывает, в частности, о своём пребывании в парижской масонской ложе «Астрея», в которую вступил в 1948 году. Показательно, что отношение к собственному масонскому опыту носит у Чиннова достаточно иронический характер. «Я побывал там на многих собраниях. Безо всякого восторга. Потому что это сводилось к говорению слов. Речи говорили обычно люди, не имеющие дара слова» ^{518} . Обратим внимание на фактическую тождественность взглядов Амфитеатрова и Чиннова на личный масонский опыт: разочарование в одномерной сущности масонства, эзотеризм которого, выраженный преимущественно в обрядовой стороне, никаким образом не сопрягается с действительностью. Но, несмотря на личностное разочарование в эффективности масонского братства, тем не менее сохраняется парадоксальная убеждённость в реальном воздействии масонства на социально-исторические процессы. «Масоны имели очень большую власть в Европе и Америке. В Америке до сих пор на денежных знаках вы видите масонские символы – треугольник, всевидящее око – это око Великого Архитектора Вселенной» ^{519} .

Определённые сомнения высказываются Чинновым и по поводу непричастности масонства к свержению русской монархии, что всячески отрицалось представителями либерального лагеря. «Всё это было в достаточной степени безобидно, и я не могу ни отрицать, ни подтвердить уверения о том, что устроили революцию и свергли царя масоны. Они это отрицают. Может быть, отрицают неискренне» ^{520} . Зафиксируем важный, сущностный момент. Личный опыт Чиннова противоречит конспирологической установке, поэт убеждается в безвредности масонства, реальное содержание которого сводится к «говорению слов», политическому прожектёрству. Кроме этого отметим, что хотя Чиннов не занимал активной политической позиции, пытаясь быть поэтом «в чистом виде», но сотрудничал с либеральными изданиями русской эмиграции, что явно не противоречило его мировоззрению. Тем не менее эти факторы не служат препятствием для осторожного, с оговорками, но всё же признания «теории заговора», с воспроизведением наиболее распространённых конспирологических шаблонов и стереотипов (масонское влияние, эзотерическая символика на долларах, организация «вольными каменщиками» революции в России).

С другой стороны, возвращаясь к вопросу о теоретическом развитии конспирологии в среде русской эмиграции, следует заметить следующее. В поисках ответа на вопрос о столь катастрофически быстром крушении Российской империи русская эмиграция столкнулась со сложившейся европейской конспирологической традицией. Как мы отмечали выше, уровни развития «теории заговора» в России и в европейском социокультурном пространстве несопоставимы. В этом плане русская эмиграция открыла для себя множество новых источников, авторских разработок, концептуальных построений. В качестве примера сошлёмся на издательство «Долой зло!» М. К. Горчакова, существовавшее в Париже в 20-30-х годах прошлого века. Целью издательства было раскрыть «опасную для человечества работу тёмных сил, масонства, сектантства, социализма и иудаизма». Наряду с текстами отечественных авторов (Н. Е. Марков, Н. Д. Тальберг) издательство обращалось и к текстам западных конспирологов. Так, была издана известная во Франции работа «Евреи и Талмуд» Б. Флавье – автора антисемитских и антимасонских сочинений начала прошлого века. Переводчик работы – граф Д. М. Граббе, обосновывает необходимость для русского эмигрантского читателя освоения «азов» европейской «теории заговора», анализа не только текущей политической ситуации, но причин, приведших к столь трагическим результатам: «Стихийный рост антисемитизма, охватывающий все страны мира, грозит глубочайшими потрясениями и так уже неустойчивому мировому положению. Все говорят об еврейском вопросе, все трактуют его вкривь и вкось, и мало кто знает, в чём же состоит этот вопрос, и что же такое представляет из себя этот еврей, которого все ненавидят» ^{521} . Для этого, по мнению переводчика, необходимо обратиться к анализу еврейского мировоззрения, заложенного в священных текстах иудеев.

Сама работа французского конспиролога в информационном аспекте мало что давала подготовленному русскому читателю. В ней традиционно ставился акцент на роли Талмуда в формировании религиозного и социального облика еврея. Доктрина избранности еврейского народа, обоснование враждебности к иным этносам и религиям, делает евреев поневоле народом-заговорщиком: «Нужно усилие воли, чтобы заставить себя понять, что этот народ, проникший в нашу среду, внешне слившийся с нами, имеет нравственный и религиозный закон, не только чуждый законам христианских народов, но являющийся их прямым отрицанием и постоянным противоречием; закон говорящий: “убей” там, где христиане говорят: “не убий”, “воруй” там, где сказано “не укради”, “лги” там, где говорится “не лжесвидетельствуй”» ^{522} . Для русского читателя был важен тезис о чуждости евреев «законам христианских народов», свидетельствующий об опасности для всего христианского мира. Парадокс в том, что русские эмигранты могли почувствовать себя частью этого пространства, очутившись в положении изгнанников из страны, захваченной «общим врагом» христианской ойкумены. «Теория заговора», таким образом, послужила средством преодоления цивилизационного противоречия между Россией и Европой. Поэтому накопленный европейской конспирологией опыт активно осваивался, становясь важным элементом в построениях уже отечественных авторов. К этому следует добавить факт нового прочтения и осознания русской эмиграцией отечественных конспирологических авторов, труды которых преодолевают рамки маргинальности, приобретая статус если и не исторически достоверных источников, то отражающих, по крайней мере, объективистское понимание причин крушения российской государственности.

Происходит своего рода снятие в общественном сознании внутренних противоречий, политических двусмысленностей, свойственных отечественным конспирологам как в дореволюционную эпоху, так и после 1917 г. Так, один из видных российских авторов «теории заговора» Г. В. Бостунич (Шварц-Бостунич) проделывает значительную политическую и мировоззренческую эволюцию. В период Первой мировой войны он позиционирует себя в качестве крайнего монархиста и германофоба, выступающего за «выключение немцев за скобки цивилизованного мира, отречение и полное отречение, от мира тевтонских висельников» ^{523} . Но после февраля 1917 г. он уже обличает семейство «Гольштейн-Готторпов, по старому лжеименованию Романовых», обвиняя последнего российского императора и его окружение в попытке заключения сепаратного мира с Германией.

Ситуация изменилась после Октябрьской революции, приведшей к очередной мировоззренческой эволюции Бостунича, работы и взгляды которого приобретают ярко выраженный конспирологический характер. Теперь уже образ Николая II приобретает сакральные черты, его гибель становится символом торжества сатанинских сил. «Когда большевики заключили пресловутый “похабный” Брест-Литовский мир, то одним из тайных пунктов его было: выдача императора Николая II и контрассигнирование им тайной части договора. И император гордо отказался от спасения своей жизни и жизни своей семьи такой позорной ценой. Тот, кто в 1914 году торжественно сказал: “Не заключу мира, доколе последний неприятельский воин не уйдёт с земли русской”, тот в 1918 году предпочел умереть, но не войти в историю с клеймом изменника своему слову» ^{524} . Как мы видим, сам Бостунич не столь трепетно относился к изменениям собственных слов. И Россия, и Германия предстают как жертвы всемирного заговора против христианского мира, наивысшим достижением которого и является сокрушение двух империй. Следствием этого торжества выступает повсеместное распространение сатанинских и антихристианских символов. Дабы не быть голословным в своих выводах, автор отмечает, что даже распространённый головной убор в Красной Армии – будёновка, помимо своих утилитарных функций, служит ещё одним напоминанием об инфернальной природе Советского режима, так как её форма повторяет очертания рогатой головы дьявола ^{525} .

Но помимо непосредственного отклика на трагические события в России и адаптации западноевропейской конспирологической мысли, русские авторы «теории заговора» пытаются качественно расширить эмпирические рамки своих построений. Актуальной представляется задача по соотнесению конспирологической природы русской революции с универсальной конспирологической моделью. Иными словами, накопленный обширный эмпирический материал требовал своего теоретического оформления.

Одну из таких попыток мы можем найти в работе А. И. Черепа-Спиридовича «Скрытая рука», вышедшей на английском языке в 1926 году. Задачу своего труда бывший генерал-майор русской армии и достаточно известный отечественный предприниматель формулирует в следующих словах: «Моя цель – объяснить, что в действительности происходило и будет происходить в истории, если нас сможет запугать банда преступников, чьё место в тюрьме, кого нужно судить и обезвредить для избавления мира от этого негласного стыдливого страха, который парализует нашу способность защищаться и ведёт нас к краху. Я разоблачу все “мистификации”, укажу как стать государственным мужем, открою планы наших врагов и путь к спасению нашей замечательной страны, христианства и Белой расы» ^{526} . Автором особо подчёркивается, что адресатом книги является в первую очередь европейский и американский читатель, преодолевающий объяснимые трудности в восприятии «разоблачения мистификаций»: «Так как каждая секунда для спасения христианства на счету, я не старался улучшить свой английский язык. Мои читатели поймут серьёзность сегодняшней ситуации и великодушно простят мне это» ^{527} . «Серьёзность ситуации» вытекает из близости момента окончательного триумфа «иудо-монгольского Незримого Мирового Правительства», именуемого также «Скрытая рука».

Череп-Спиридович предлагает создать «Комитет по спасению арийской нации», призванный расследовать подрывную деятельность «тайных обществ». Символичен предполагаемый состав комитета, в который «могли бы войти в Америке Генри Форд, в Англии Неста Вебстер, герцог Нортумберлен, Бимиш, в России генерал Нечволодов» ^{528} . Как мы видим, он состоит не из представителей политического класса или властных органов, но из наиболее известных конспирологических авторов и пропагандистов «теории заговора». Предложение Черепа-Спиридовича достаточно логично, если исходить из понимания того, кого он трактует как угрозу «арийской нации». Перед нами возникает очертания своего рода конспирологического «Интернационала», силы, обладающей возможностями, прежде всего – информационными и аналитическими, которые недоступны изолированным национальным объединениям. Отметим, что идея «правильного Интернационала» была весьма популярна среди русских конспирологов того времени. Так, Н. Д. Жевахов – бывший в 1916-17 гг. товарищем обер-прокурора святейшего синода, анализируя возможные пути борьбы с еврейским большевизмом, приходит к следующему заключению: «Я могу добавить лишь указание на необходимость противопоставить интернационалу жидовскому Интернационал Христианский, который, не уничтожая национальных перегородок между христианскими народами, объединил бы их в общей борьбе с врагами Христа на почве служения Единому Вселенскому Богу» ^{529} . И Жевахов, и автор «Скрытой руки» предлагают конспирологические приемы борьбы с «еврейской угрозой» как наиболее адекватный, а самое главное – апробированный способ.

Активное использование понятий и определений, почерпнутых из западноевропейской конспирологическои традиции: апелляция к биологическим элементам «теории заговора» (характерный тезис о проживании восьми миллионов «иудо-монголов» в США), оперирование фактами преимущественно европейской истории – также служит средством контекстуальной адаптации к европейской конспирологическои модели. Естественно, что автор не может полностью игнорировать отечественный конспирологический материал, тем более учитывая, как мы уже отмечали, высокую степень соотносимости событий революционной эпохи с базовыми положениями «теории заговора». Но, говоря о драматических событиях русской истории, Череп-Спиридович всячески подчёркивает их включённость в глобальную картину мирового заговора. В качестве агента заговора автор предлагает читателю такую знаковую фигуру, как семейство Ротшильдов, на примере которого демонстрируется инфернальное влияние «скрытой руки» на ход мировой истории. Финансовая империя Ротшильдов материализует, «овеществляет» сатанинскую сущность агрессии против арийского мира. Апокалипсическая установка подкрепляется обширным перечнем вполне земных деяний клана Ротшильдов, назначенного ответственным за наиболее драматические повороты мировой истории. Показательны в этой связи уже названия отдельных глав книги, посвященных деятельности банковского клана в западном мире: «Свободным масонством заправляют Ротшильды», «Ротшильд разрушает католическую церковь», «Ротшильды сатанизируют Германию», «Джеймс Ротшильд III планирует революцию 1848 г».. Не менее символичны названия глав, освещающих борьбу Ротшильдов против России: «Попытка Ротшильдов насадить иудаизм в России», «Натан Ротшильд против Александра I», «Николай I отравлен. Ротшильды ликуют».

Стремление отечественных конспирологов к сотрудничеству с западными коллегами объясняется во многом проблемами с выходом в информационное пространство. Эмигрантские издания не могли удовлетворить потребности в актуализации накопленного опыта, учитывая их малые тиражи и замкнутость на русскоязычной читательской аудитории. Кроме того, эмигрантская публика была достаточно однородной в смысле представленности в реальной властной вертикали, что лишало русских конспирологов хотя бы гипотетической возможности влияния на политические процессы. Естественный и единственный выход из «информационного гетто» был возможен при наличии у русских конспирологов информации и корпуса знаний, недоступных западным сторонникам «теории заговора».

Наверное, самым известным плодом преодоления обозначенной изоляции становится сотрудничество отечественных конспирологов с издательским проектом Г. Форда – «Dearborn Independent». Всемирно известный изобретатель и промышленник становится сторонником «теории заговора» в годы Первой мировой войны, когда он пытается примирить воюющие между собой европейские народы посредством организованного им «круиза мира». Само путешествие, по словам Форда, открывает ему истинную причину войны и всех социальных катаклизмов: «На корабле было двое выдающихся евреев. Мы не прошли и двухсот миль, когда эти евреи стали говорить мне о власти, находящейся в руках еврейской расы, и о том, каким образом они правят миром благодаря своему контролю над финансами; только евреи могли остановить войну. Я отказался поверить им и сказал об этом. Тогда они стали во всех подробностях описывать мне, как евреи контролируют прессу и откуда у них деньги» ^{530} .

Конспирологические настроения Форда получают развитие после революции в России, события и ход которой подтверждали в известной мере тезис о мировом господстве евреев. Став сторонником «теории заговора», промышленник решает создать пространство для актуализации информации, считая это действенным средством противодействия еврейской экспансии: «Программа уже находится на пути успешного завершения. Во многих своих чертах она уже претворилась в действительность. Но это не должно внушать ни беспокойства, ни страха, ибо живым орудием против неё, как в частях уже завершённых, так и в незавершённых, является широкая гласность. Народы должны знать» ^{531} . С этой целью – «просвещения народа» – он в конце 1918 года и приобретает «Dearborn Independent». На страницах своей газеты, тираж которой доходил до 300 тысяч экземпляров, Форд публикует обширный ряд конспирологических исследований, включая отрывки из «Протоколов сионских мудрецов». Постепенно вокруг издания начинает складываться своего рода круг экспертов, ведущее положение среди которых занимают русские эмигранты. Одни из них, как, например, Б. Л. Бразоль, становятся главными специалистами, которые одновременно работали над газетными статьями и параллельно готовили американское издание «Протоколов», увидевшее свет в 1921 году. Другие выходцы из России прилагали усилия в поисках практического доказательства истинности «Протоколов», которые принимали порой весьма экстравагантные формы: «Один из них, Сергей Родионов, отправился в путешествие в Монголию, чтобы найти там еврейский оригинал “Протоколов”» ^{532} .

Работа по адаптации и пропаганде «Протоколов» привлекала, как мы видим, самых различных представителей русской эмиграции. Для некоторых из них это стало «трамплином», позволившим оказаться на вершине мировой конспирологии. Ярким примером тому служит фигура Лесли Фрай. Родившаяся в Париже в 1882 году, она принадлежала к элитарному слою американского общества. Её мать происходила из богатого семейства в Кентукки, отец – Джон Альфред Чандор, состоял на дипломатической службе, работая вторым секретарём американского посольства во Франции. Уже в Санкт-Петербурге в 1906 году Луиза Чандор выходит замуж за русского офицера Ф. И. Шишмарева. Вместе с ним она эмигрирует после революции 1917 года, выбирая местом проживания поочередно Францию, Великобританию, США ^{533} . Безусловно, удачным с позиций выстраивания конспирологической карьеры представляется сознательный отказ от публичности, сведение к минимуму информации о личности автора, выступавшей под именем Лесли Фрай. Даже такой информированный конспиролог, как О. Платонов, уже в наше время в своей работе о «Протоколах» воспроизводит конспирологическую версию биографии Фрай: «Жизнь Лесли Фрай окутана ореолом таинственности. Никто не ведает её настоящего происхождения. По тому, что она хорошо знала русский язык, можно предположить, что она жила в России. Есть сведения, что она принимала деятельное участие в литературной кампании против большевиков в Европе и Америке, после революции скрыла своё настоящее имя под псевдонимом» ^{534} .

В 1921 году во Франции состоялся литературный дебют Фрай в известном конспирологическом журнале «La Vielle France». Обширная статья «Автор Протоколов Ахад Гаам и сионизм» была посвящена попытке определения авторства «Протоколов». Критически рассматривалась версия о базельском происхождении документа, отсылающая к проведённому в 1897 году в Швейцарии Всемирному сионистскому конгрессу. Согласно сложившейся конспирологической модели, именно на этом конгрессе и были оглашены «Протоколы», ставшие неофициальным руководством для сионистского движения. Согласно подходу Фрай, авторство или, по крайней мере, активное участие в работе над текстом приписывалось Теодору Герцлю– инициатору проведения конгресса, работа которого «Еврейское государство» во многом определила вектор развития сионизма. Фрай предлагает «конспирологизировать» вопрос о генезисе документа, полагая, что с позиции «теории заговора» Герцль выступает в качестве не самого лучшего претендента на авторство столь значительного документа. Не устраивает Фрай фигура Герцля, который в силу неизбежного европейского воздействия и даже частичной ассимиляции не мог выступать с позиций столь непримиримого, агрессивного отторжения нееврейского мира. «Ненависть против “гоимов”, т. е. против всех неевреев, в той форме, как она проявляется в “Протоколах”, указывает на то, что автор их был последователем национальной школы, которая в идее иудаизма ещё со времён Моисея проповедовала ненависть и презрение к неевреям и развивала теорию об избранничестве еврейского народа и его предопределённом владычестве над всем миром» ^{535} . По накалу еврейского национализма автор «Протоколов» соперничает с такими проповедниками концепции избранности евреев, как Маймонид, Мендельсон, Гесс. Фрай приходит к выводу, что подлинный создатель текста, человек, стоящий за спиной Герцля, и есть тайный руководитель мирового сионизма.

На роль создателя документа предлагается А. Гинцберг, известный также под именем Ахада Гаама. Внимание Фрай привлекает тот факт, что Гинцберг принадлежал к хасидам – оппозиционному движению внутри иудаизма, с первой половины XVIII столетия приобретавшему сторонников преимущественно в Восточной Европе. По сравнению с традиционным иудаизмом, хасидизм придаёт большее значение непосредственному, субъективному мистическому переживанию. Фрай разделяет мировое сионистское движение на два течения: политический сионизм, главой которого объявляется Герцль, и духовный сионизм, руководимый Гинцбергом-Гаамом. Деятельность политического сионизма подчинена задаче, сформулированной Герцлем в работе «Еврейское государство» – построение национального еврейского государства. Подобное устремление неоднократно открыто декларировалось Герцлем и его сторонниками. Природа, функционирование и цели духовного сионизма сформулированы как раз в «Протоколах», которые выступают в качестве его рабочей программы. Неудивительно, что в итоге конспирологическая составляющая духовного сионизма позволяет ему одержать вверх над своими оппонентами: «Смерть Герцля, произошедшая ещё в 1904 году, открыла Гинцбергу широкое поприще воздействия на умы своих соплеменников. Была ли эта смерть случайной или главный противник Гинцберга был пожертвован во имя торжества идей “тайного сионизма”? На этот вопрос определённого ответа дать нельзя: пока смерть Герцля остаётся загадкой» ^{536} . Окончательную же победу Ахад Гаам и его сторонники одерживают в 1913 году, предваряя тем самым начало мировой войны и последующее крушение российского самодержавия.

Конспективно изложенные идеи Фрай находят своё более полное выражение в вышедшей в 1931 году объёмной работе «Воды текут на восток», в которой излагается авторская версия происхождения «Протоколов», целей их написания и соотношения содержания документа с реальными социально-политическими процессами. В том же году вышел французский перевод книги, за которым последовало множество переизданий и переводов. Практически сразу работа Фрай приобрела статус классического конспирологического труда, обеспечив постоянный интерес к себе со стороны поклонников «теории заговора». Под названием «Воды текут на восток. Война против царства Христова» работа издаётся в 1953 и 1965 годах в Англии, вслед за этим следует целая серия изданий в 1988, 1997, 1999 и 2000 годах в США ^{537} . Для западного конспирологического мейнстрима концепция Фрай представлялась окончательным решением вопроса об авторстве «Протоколов». На возникающий вопрос о причинах популярности работы Фрай, по сравнению с книгами того же Черепа-Спиридовича и ряда других русских конспирологов, можно дать несколько ответов. Первый – исходя из специфики биографии Фрай. С одной стороны, следует указать на изначальное совпадение индивидуального сознания Фрай с западным социокультурным опытом. Русские конспирологические авторы, стремясь донести конспирологическую информацию до западного читателя, имели весьма слабое представление о степени её актуальности или даже уровне её восприятия. Зачастую русские конспирологи оперировали фактами, именами, событиями, которые, будучи значимыми для отечественной аудитории, оставались чуждыми западному менталитету. Фрай же оказалась в состоянии найти «точки соприкосновения», соединив накопленный русской конспирологией информационный потенциал со сложившейся в западной «теории заговора» традицией. К этому следует добавить «эксклюзивность» транслируемой автором информации, подкрепляемой не просто рассудочными, логическими построениями, но живым индивидуальным опытом. В данном аспекте «загадочность» биографии Фрай, её возможный «русский след», отсутствие публичности – создают атмосферу уникальности и достоверности. В какой-то степени Фрай изобретает рецепт, позволивший впоследствии отечественным специалистам в «теории заговора» найти выход к западной аудитории.

Надо отметить, что конспирологическая активность русских эмигрантов принесла весьма ощутимые плоды. Разрабатываемые ими темы и проблемы, так или иначе, нашли отклик и продолжение, но уже в рамках западной конспирологической модели. Так, идея о необходимости бороться с «коммунистическим заговором» при помощи конспирологической же методологии воплощается в нескольких проектах. Уже в 1917 году в Англии создаётся «Орден Алой розы», который возглавляет У. Сандерсон – влиятельный интеллектуал и политический писатель. Интересно, что сама структура «Ордена» была практически копией масонской ложи: «Сандерсон был ранее причастен к деятельности масонов, отразив неким образом при создании своей организации их семантику тайного ордена» ^{538} . Подобное «методологическое заимствование» и «принцип элитарности» предполагали развитие «Ордена» в мощное антисемитское антибольшевистское движение, непосредственно влияющее на политику Британской империи. Но деятельность «Ордена» в итоге свелась к дискуссиям внутри самой организации и безобидным интеллектуальным упражнениям.

Недовольство столь скромными результатами приводит к расколу организации. В 1919 году возникает новая структура – «Британцы», участники которой ориентируются на достижение практических результатов, в немалой степени обусловленных контактами с русской эмиграцией [24]24
  Характерно, что контакты некоторых членов общества с Россией были достаточно прочными и относились ещё к дореволюционному периоду. Так, Д. Ф. Диллон – католический миссионер и автор известного антимасонского сочинения «Вой на Антихриста с Церковью и христианской цивилизацией» – ещё в 1870 году выпускает работу «Россия: её вклад в религию и цивилизацию», содержание которой недвусмысленно комплементарное.


[Закрыть]. Высшей точкой сотрудничества выступают публикация в 1922 году «Протоколов сионских мудрецов» и последовавшая рекламная кампания издания в английской прессе. Со стороны русской эмиграции помощь в публикации «Протоколов» оказывает знакомый нам Ф. В. Винберг, издававший в Германии журнал «Луч света». В 1920 году в третьем номере журнала было републиковано сочинение С. А. Нилуса «Великое в малом», частью которого и являются «Протоколы». Таким образом, идея международного сотрудничества антимасонских и антисемитских сил нашла своё практическое применение. Но западные конспирологи при этом проявляли большую пассивность, предпочитая «теоретическую работу» «практическим результатам». Будучи интеллектуалами, они выбирали близкую и понятную себе сферу деятельности, в которой чувствовали себя комфортно и привычно. Тот же У. Сандерсон после ликвидации «Ордена Алой розы» в 1930 году создаёт новое «тайное общество» с не менее романтическим названием «Английская тайна». Деятельность нового объединения сводилась к рекламе и продвижению сочинения самого Сандерсона «Искусство управления государством», рассказывающего о «тайне власти» и «тайне расы». К типично конспирологическим конструктам, как бы оформляя «триаду» и внося ноту «английской специфичности», была добавлена и «тайна частной собственности» ^{539} . По сути, подобные «тайные общества» представляли собой вариант традиционных английских клубов, с их ориентацией на досуг и общность интересов участников. Поэтому «реальная конспирология», конечно, не являлась для них приоритетной.