Текст книги "Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: М. Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Теперь понятно, почему мы так сравнительно легко одержали победу, – заметил Ниваль.

– Да, призывать теневых всадников и защищать Башню было некому, а для обороны без помощи магии она не приспособлена, – согласилась Эйлин. – Но кто он, этот неведомый благодетель?

Присев и взглянув на кровавые отпечатки огромных кованных сапог около тела Грангора, Ниваль присвистнул.

– Ого. Кажется, я знаю, кто это может быть. Я видел его в Башне, и много слышал о нем от старухи. – Он встал. – Я думаю, меча здесь нет. Если кто и может нам что-то о нем сказать, то это Ральф Троллеподобный. Он посвятил свою жизнь охоте за артефактами, и от такой вещи никогда бы не отказался. Он и помог магу отправиться на тот свет. Пойдем-ка, нашу хитрую бабульку насчет тайного лаза попытаем.

На поиски Ральфа Троллеподобного они отправились вместе с Касавиром, Келгаром, Нишкой и Гробнаром. Сола тоже пошла с ними, хотя ее никто не заставлял. Она была, как обычно молчалива и сосредоточена. Даже больше, чем обычно. Иногда она посматривала на Ниваля, но быстро отворачивалась и хмурила брови. Эйлин шагала рядом с Касавиром, и у нее возникало неудержимое желание взять его за руку и никуда-никуда не отпускать. Она словно чувствовала исходящее от него тепло. Тепло и спокойно теперь было и в ее сердце. И пусть не было у них возможности обнять и поцеловать друг друга так, как им бы хотелось, но их взгляды были красноречивее слов.

Вскоре они нагнали его, и не думавшего заметать следы или сильно торопиться. Ральф был один – и это их удивило. Это могло удивить людей, не знакомых с его привычками. Те же, кто хорошо знал его, утверждали, что он, если и покидает свою крепость в поисках приключений и трофеев, снискавших ему славу, то почти всегда в одиночестве или с оруженосцем. А уж в стране Холода он был своим, хотя и наведывался сюда не часто, ему здесь мало что угрожало. Он шел по проторенной тропе не торопясь, тяжелым, грузным шагом, и снежная пыль летела от его латных сапог с носами, окованными шипами. Длинные седые волосы Ральфа опускались из под шлема-черепа густыми волнами, разметавшись на украшающей плечи шкуре снежного волка и развеваясь на ветру. Увидев Ральфа со спины, можно было подумать, что этот статный, сильный мужчина красив, как бог. Но мало кто мог сдержать желание отвести взгляд, когда Ральф Троллеподобный поворачивался к нему лицом. Когти серебристого медведя, чья шкура теперь украшает Зал Славы в его замке, страшно изуродовали его, лишив одного глаза, сломав переносицу и раскроив когда-то прекрасное лицо на неровные лоскуты. За спиной Ральфа в перевязи болтался устрашающего вида двухлезвийный топор и Серебряный Меч.

Ральф почувствовал, что его нагоняют, и обернулся. Окружив его, друзья выставили против него оружие, но руки Ральфа были опущены. Ни один мускул не дрогнул на его лице, вызывавшем смесь ужаса и жалости. Он заговорил, и звучный голос его был подобен звериному рыку.

– Так значит, Башня Холода пала? Ожидаемый исход. Но я не собираюсь драться с вами. Я всегда помогал Грангору и Арденору, но в этой войне принципиально не участвовал. Я не люблю умирать ради чьих-то амбиций.

Ниваль холодно усмехнулся опуская, но не убирая меч.

– Поэтому, ты решил избавиться от Грангора, который задумал откусить кусок больший, чем способен проглотить. Или ты давно планировал освободиться от него?

– Какой ты догадливый, – осклабился Ральф, отчего его и без того уродливые черты исказились в жуткой гримасе. – Он первый напал на меня. Я сказал ему все, что думаю об его планах, и отказался в них участвовать.

– Если бы такой сильный маг напал на тебя первым, ты бы сейчас тут не стоял, – бесстрастно заметил Касавир.

Ральф Троллеподобный приблизился к паладину, сверля его единственным, налитым кровью глазом, таким темным, что радужка сливалась со зрачком, и грозно прохрипел:

– Ты. Уверен?

Касавир был очень высок и крепко сложен, но даже он был ниже Ральфа почти на голову. Тот нависал над ним, как гора, и массивность его фигуры подчеркивалась тяжелым доспехом, отделанным шкурой снежного волка, украшающей плечи. Оскаленный череп серебристого медведя на седой его голове хищно сверкал кровавыми рубинами в глазницах. Паладин спокойно выдержал его взгляд.

– Как бы то ни было, – произнес он, – ваши трения с Грангором оказались нам на руку. Осталось только вернуть вещь, которую ты у него взял.

Ральф хрипло рассмеялся.

– Так этот меч был вашим? Сочувствую. Я бы с радостью отдал его. Но он мне понравился. Я сроднился с ним. Я неравнодушен к оружию. Вот она, – он сверкнул глазом на Нишку, – знает, как я трепетно отношусь к своей коллекции.

– Тогда мы отберем его силой, – сказал Ниваль.

Ральф покачал головой.

– Я ни у кого не крал его. Это мой честный трофей. Я заслужил его в бою.

– Он мой, а не Грангора, – возразила Эйлин.

– Ты потеряла его, а я нашел. Таков закон. Обобрав труп своего врага, ты не обязана возвращать его вещи тем, у кого он их отнял.

– Ты поступаешь, как мародер, – угрожающе произнес Касавир.

– Да?! – Взревел Ральф и оглядел спутников. – Вы все так думаете? И ты, рогатая, тоже так считаешь? Вы видели тело Грангора. Снял ли я с него хоть одно кольцо? Вытащил ли хоть одну монетку из его кошелька? Изъять оружие поверженного врага – святое право воина! – Он снова метнул взгляд на Касавира. – Даже боги никогда не оспаривали его. Осудить меня – значит осудить миллионы воинов, собирающих железо после битвы. Ваши бойцы сейчас занимаются тем же, и вы не препятствуете им.

Взглянув на паладина, Ниваль заметил, что тот раздумывает над словами Ральфа. Он зло заиграл желваками. Красивые слова. Но начальник Девятки отлично представлял себе, как все было на самом деле. Они с Эйлин переглянулись и поняли друг друга. Даже беглого взгляда на тело мага в башне им было достаточно, чтобы заподозрить нечистое.

– Ты не видел того, что видели мы, – вполголоса бросил он Касавиру и сказал, повысив голос: – Я уверен, что никакого честного боя не было, а было подлое убийство.

– Пустые слова. Или ты собираешься взять меня под арест и проводить расследование? Это в городах вы осуществляете правосудие по своим законам. А здесь закон один – война. И прав тот, кто выжил в бою.

– Это неразумно, Ральф, – не сдавался Касавир, – сила на нашей стороне, а у тебя есть шанс поступить по совести и уйти с миром.

В ответ варвар состроил презрительную гримасу и смерил его взглядом.

– По совести… Легко рассуждать о совести, когда сила на твоей стороне. Тебе ведь к этому не привыкать. Да, я один, а вас пятеро. Как минимум, трое из вас – сильные воины. У вас есть магия. За вами стоит вся эта лошадиная армия. Но я постараюсь продать свою жизнь как можно дороже. Только будет ли это справедливо? – Он пристально посмотрел в глаза Касавиру. – Ты ведь паладин, да? Кому ты молишься, Триаде? Тогда скажи, паладин, я, убивший вашего врага и спасший десятки ваших жизней, заслуживаю ли участи умереть, как собака?

Ральф кивнул на насупившуюся Нишку.

– Я, между прочим, не преследую никого из вас, когда-то обокравших меня. Вы прошли подземелье и этим заслужили мое снисхождение. Все, что вы там взяли – ваше. И можете быть уверены, если вам захочется еще попутешествовать в наших краях, в моей крепости вы найдете приют так же, как нашли его в этот раз. А все, чего хочу я – это права оставить себе вещь, которую взял в нелегком бою. Я собиратель артефактов – такова моя репутация. Своими трофеями я дорожу и предпочитаю с ними не расставаться.

Друзья мрачно переглянулись.

– Ты плохо представляешь себе, что именно попало к тебе в руки, – попыталась убедить его Эйлин. – Это несчастливая для тебя находка, поверь мне.

Ральф Троллеподобный задумался, скрестив руки.

– Что ж, если ставка действительно так высока, из этого можно сделать маленькое приключение. – Он вскинул голову. – Я предлагаю выход, который сделает честь и вам, и мне. Я предлагаю смертный поединок с сильнейшим из твоих воинов. Все просто. Ты хочешь вернуть меч, и ты получишь его, если твой воин убьет меня, – и убийство невиновного не отяготит твою совесть. Я не хочу его отдавать, и не отдам, если твой воин падет от моей руки, – и отмоюсь от вашего обвинения в мародерстве. Но никакой чертовой магии, никаких бардовских и плутовских хитростей. Честный бой на равноценном оружии.

Ниваль сощурился. Что-то ему в этом предложении не нравилось. Не слишком ли благородно для него? Не таким он знал его по слухам, что по крупицам собирал в Башне Холода.

– Мы не собираемся торговаться с тобой. Мы пришли за мечом…

– Постой, – перебил его Касавир и обратился к варвару: – Нам надо обсудить это. И за пять минут к такому бою не подготовишься.

Троллеподобный был сама сговорчивость.

– Хорошо. Я догадываюсь, кто будет моим соперником, – он усмехнулся паладину в лицо. – И меня это устраивает. Посмотрим, так ли хороши псы Тира в бою, как говорят. Так ли они честны и благородны. Нам обоим надо отдохнуть, так что я никого не тороплю. Около Башни есть подходящее место для арены. Я буду ждать там. Я буду находиться в поле зрения ваших стрелков, так что, можете не волноваться – не сбегу и никаких хитростей устраивать не буду. Но и мне не хотелось бы получить стрелу в глаз.

* * *

Через два часа Ниваль с мрачным видом ходил по шатру около импровизированной арены. Все его попытки убедить Касавира, что он совершает глупость, были напрасны. Эйлин почти не вмешивалась в их разговор, лишь с тоской поглядывая то на одного, то на другого. В душе она поддерживала Ниваля. Драться с каким-то ренегатом за Серебряный Меч казалось ей просто насмешкой над здравым смыслом. Но железная решимость Касавира смущала ее. Возникала неприятная мысль, что она чего-то не понимает в происходящем так, как понимает это он.

– Какого черта! – В очередной раз накинулся Ниваль на Касавира. – Кто он такой, чтобы оказывать ему такую любезность! Грангоровский выкормыш, предавший своего покровителя.

– Кто бы он ни был, он имеет право на справедливое решение своей участи. Кроме того, если ты не понял, он сделал вызов лично мне. Он поставил под сомнение мою честь. И я хочу с ним сразиться. Я не собираюсь пользоваться численным превосходством. Я убью его в честном поединке один на один.

Ниваль фыркнул.

– Паладин услышал слово «честь» и готов сунуть голову в петлю и поставить под сомнение благополучный исход операции, чтобы доказать, что он не фуфло!

Касавир выглянул из шатра и посмотрел на Ральфа, опирающегося обеими руками на длинную рукоять двухлезвийного боевого топора, воткнутого в землю острым железным наконечником топорища. Предмет их спора лежал рядом, на плоском камне. Изуродованное лицо могучего воина не выражало никаких эмоций. Он был огромен и страшен. И он ждал. Паладин перевел взгляд на вставшего рядом Ниваля, чей полный ненависти взгляд был тоже устремлен на Ральфа.

– Ниваль, – произнес паладин, прищурившись, – если ты волнуешься за исход операции, то можешь спокойно скомандовать лучникам расстрелять его.

– Понятно. Но руки мне после этого не подаст и последняя собака, да? – Ниваль бессильно замычал и в сердцах стукнул кулаком по переборке шатра. – Я не верю ему, Касавир! Он заманивает тебя в ловушку. Он убил Грангора и забрал меч. Мы – помеха, которой он не ожидал. Он знает, что ты – единственный реальный соперник в поединке, и играет с тобой в красивые слова! Кто знает, что он задумал?

– В этом есть резон, – подала голос Эйлин.

Касавир думал, переводя тяжелый взгляд с брата на сестру. Где-то на периферии сознания мелькнула и тут же была с презрением отогнана мысль, что они как-то очень слаженно поддерживают друг друга.

– Надеюсь. Вы оба. Не принимаете меня за наивного? – Отчеканил он. – Я понимаю, что рискую. Я понимаю, чем рискую. Я знаю, что есть вероятность нечестной игры. Ты прав, лучшего соперника, чем я, здесь у него нет. Он хочет справедливости? Он получит ее. Даже вы в Невервинтере даете обвиняемому и обвинителю шанс на арене.

– Глупая традиция! – Огрызнулся Ниваль и снова зашагал взад вперед. – Справедливость! Справедливость, твою мать! Высшая ценность! Давайте тогда верить на слово каждому проходимцу, бьющему себя в грудь и заводящему разговор о чести и справедливости! Давайте разрушим стены городов, распустим стражу, а собственных агентов будем поголовно считать подлецами! – Он остановился и уставился на Касавира. – Справедливый Тир лишился глаз, оспаривая право верховного Ао выносить приговор без суда и следствия. Но это не спасло мир от Времени Бед. Он и сам не верил, что спасет.

– Верил или нет, он не мог поступить иначе, тогда он перестал бы быть Богом Справедливости, – уверенно и спокойно возразил паладин. – Время Бед прошло, и нет теперь бога, более сильного и уважаемого, чем Тир, несмотря на его увечье. Не иметь глаз – еще не значит быть слепым.

Эйлин посмотрела на Касавира, который, стоя вполоборота к ней, поправлял застежки наруча. Тщательно и неторопливо, как всегда перед серьезным боем. Сердце заныло. Неужели ничего нельзя сделать, неужели его не остановить?

– Касавир, – тихо сказала она, – мы в дикой земле. Если мы обойдемся с ним, как с простым убийцей и мародером, нас никто…

Она осеклась, когда паладин повернул голову и посмотрел на нее каким-то снисходительным, немного отеческим взглядом. В нем не было осуждения или презрения, но Эйлин почувствовала, сколь недостойно было бы думать, что он мог не принять вызов или позволить кому-то помешать себе. Она поняла. Какое значение имеет людской суд для него, черпающего силы в благословении самого беспристрастного из богов? Что, кроме собственных принципов и совести, может быть важно для него, живущего и сражающегося так, словно он стоит одной ногой в вечности? Она поняла, что удерживать его и, тем более, что-то решать за его спиной – значит, потерять его уважение. Он паладин Тира не по принадлежности к ордену, а по убеждению. Он готов по собственной воле вложить руку в пасть свирепого пса, взывающего к Справедливости. [3]3
  Параллель с мифом о скандинавском боге Тире, вложившем руку в пасть пса Фенрира в знак добрых намерений богов, желавших сковать Фенрира волшебной цепью. Боги обманули Фенрира, и рука была откушена.


[Закрыть]

«Ты непостижим для меня. Но я всегда буду любить тебя. Таким». Касавир увидел, как слезы блеснули в ее глазах, когда она ответила на его взгляд. И, чуть нахмурив брови, покачал головой. «Не плачь. Пойми».

– Ниваль, – тихо сказала Эйлин, – я думаю… мы приняли решение.

Их поцелуй – первый поцелуй за много недель разлуки – был быстрым и каким-то неловким. Касавир был весь уже там, на арене, где соперник ждал его все в той же позе, спокойно сплевывая под ноги.

– Обещай вернуться.

– Я не подведу.

– Если вам не трудно… мне нужно сосредоточиться.

Когда они вышли и встали в стороне от шатра, на возвышении, Эйлин отчаянно посмотрела на помрачневшего Ниваля.

– Ниваль…

– Я пытался сделать все, что мог, – процедил он, посмотрев на нее с холодной яростью. – Объясни мне… объясни, я что – полный идиот? Эта любовь твоей жизни готова все кинуть псу под хвост ради своих амбиций!

– Ты не понимаешь. Не меряй его своей меркой, – она попыталась взять Ниваля за руку, но тот отдернул ее.

– Ниваль, перестань! Я… верю тебе. Я доверяю твоему чутью. Я хочу сделать все возможное для благоприятного исхода, но Касавир решил, что это его бой, и жульничать и подставлять его я не хочу! Это… неправильно.

Он хмыкнул.

– Понятно. Сола со своими девицами и эльфы уже прочесывают окрестности на предмет головорезов Ральфа. А что касается поединка, – Ниваль посмотрел на нее и вздохнул, вытирая нечаянно выкатившуюся на ее щеку слезу, – я не стану вмешиваться. Его выбор мне не нравится, но мне не остается ничего иного, как смириться с ним. Но если я заподозрю неладное, я от этого одноглазого тролля мокрого места не оставлю. И никакая сука меня не осудит! Я пришел сюда не для того, чтобы демонстрировать благородство. Это война, а не рыцарский турнир. Так своему герою и передай.

– А если Касавир… – слова застряли у нее в горле.

– Никаких ЕСЛИ не будет!

Глава 23
Битва за Серебряный Меч

– Твой красавчик шлемом укладку боится испортить? – Процедил Ниваль, следя глазами за Касавиром.

Паладин неторопливо шел к середине арены, сжимая сверкающий щит и молот. Матово светился на солнце благородный металл доспеха Морадина, ставшего предметом зависти многих, понимающих в этом толк, – и Ниваль не был исключением. Немного отросшие блестящие от воды черные волосы были зачесаны назад и тщательно приглажены. Старомодно, но ему идет. Он был спокоен, собран и настроен на нелегкий бой.

– Я тоже за него волнуюсь. Если бы ты знал, как, – ответила Эйлин, сжимая руки и не отрывая взгляда от арены.

– Я волнуюсь не за него, – отчеканил Ниваль.

– Тогда вообще лучше молчи.

Ниваль взглянул на нее, приподняв бровь. Вот что значит, женщина. Она, кажется, забыла, какова, собственно, ставка в этом поединке. Могла бы тогда сразу отпустить Ральфа с мечом на все четыре стороны и тащить своего рыцаря в ближайший шатер.

Все взгляды устремись на арену. Эйлин и Ниваль стояли ближе всех, на одной из скал, возвышавшихся над большой утоптанной впадиной в четверти мили от Башни. Друзья присоединились к группе кентавров, стоявших полукругом чуть выше. Остальные были заняты ранеными и охраной лагеря, расположенного поблизости, между Башней и ареной. Даже после разгрома Армии Холода не следовало расслабляться. Среди убитых не было найдено ни одного наемника, а по информации разведки, они тут были. На огромной территории могли еще оставаться необнаруженные орочьи патрули. Они вполне могли объединиться и напасть.

Приближаясь к поднявшему оружие и ощерившемуся Ральфу, Касавир почувствовал присутствие какого-то темного поля. Это была магия, но вмешательство было таким слабым, что нельзя было с уверенностью сказать, что это действительно активная магия, а не излучение зачарованного доспеха или амулета. Противники не стали долго выжидать и гипнотизировать друг друга. Они сошлись быстро, но сразу стало ясно, что бой этот не будет коротким. Снег летел из-под ног, и ветер, просачиваясь меж заснеженных скал и срывая с них пушистый покров, проносился над ареной, подхватывал серебристую пыль, кружил вокруг них и уносил неведомо куда. В окружавшей их благоговейной морозной тишине раздавались лишь натужные крики, ругань Ральфа, серебряный звон щита и лязг стали о сталь. В этой схватке сошлись равные по силе воины – черноволосый и ясноглазый паладин Тира против седого северянина с тролльей маской вместо лица. Благословленный Молот Правосудия против секиры варвара.

Вскоре Ральф начал злиться и выходить из себя. Он почувствовал, что победа будет не такой легкой, как он предполагал. Паладин не желал сдаваться, яростно парируя его удары, половина которых должна была стать смертельной. Ну что стоит один раз попасть по голове, незащищенной даже легким подшлемником. Но нет, паладин был чертовски ловок, просчитывал все его ходы, постоянно перехватывая инициативу и не давая ему вздохнуть, и наносил удар за ударом – только успевай ставить блоки и уклоняться, держа его на безопасном расстоянии. Он отлично владел щитом, который в его руке был орудием не только защиты, но и нападения. Один раз ему удалось оглушить Ральфа, вызвав в нем еще большее раздражение. Паладин впал в то состояние, которое у варваров называется «берсерк», а у паладинов «боевой яростью». В таком состоянии воином управляют чувства и инстинкты, реакция становится поистине звериной, и даже боль ранений не способна заставить хоть на секунду ослабить напор. Ральф понял, что, если он хочет выйти с арены живым, ему следует поторопиться.

Изловчившись, он отбросил паладина назад и, воспользовавшись моментом, быстро и незаметно начертил в воздухе руну. Яркая вспышка полоснула по глазам Касавира и обожгла их болью. Дыхание на мгновение сбилось, и рвущийся вскрик отозвался в собственных ушах каким-то булькающим хрипом. Мир вокруг стал багровым, а потом резко потух в сгустившейся тьме. В какой-то момент и все звуки, лишившись образов, слились в один нечленораздельный гул. Но инстинкт воина быстро заставил его сконцентрироваться и предельно обострить чувства. Движение воздуха, свист секиры справа – прямой удар сверху, метит в голову – уклонился, наугад отразил щитом, попал вскользь. Послышался звон стали о подвернувшийся камень – Ральф не ожидал такого маневра и по инерции пропахал оружием землю. Выдал себя злобным ревом, но потом спохватился, затаился, зашел сзади.

– Ниваль, смотри, с ним что-то не то, – прошептала Эйлин, когда звуки битвы стихли.

Она разглядела среди вздымающихся снежных вихрей, как Ральф, сжав обеими руками топорище секиры, ходит вокруг Касавира, а тот, выставив щит и держа наготове оружие, следит за ним, поворачивая голову в его сторону и осторожно переступая ногами, словно идет по каменистому дну мутной речки.

– Что-то случилось.

– Ранен?

– Не похоже. Оглушен, кажется. Не могу разглядеть.

Вдруг ветер донес до них со стороны лагеря какой-то недобрый шум. Послышались отдаленные крики:

– Варвары!

– Орки!

– Защищайте раненых!

Эйлин и Ниваль вскочили. Кентавры и друзья Эйлин уже сорвались с места и неслись на помощь оставшимся в лагере.

– Это может быть неслучайно. Нам нельзя оставлять Касавира! – Бросила Эйлин.

Ниваль быстро кивнул, вынимая из перевязи меч.

– Чуяло мое сердце подставу!

Эйлин хотела бежать с ним, но он взревел:

– Охренела! Он тебя пятерней прихлопнет! Лучше песней помоги!

– Но…

– Молчать!

Паладин прислушивался, сжимая молот и следя за противником, различая его тяжелое, свистящее из-за переломанного носа дыхание. Кровь из рубленой раны на плече стекала теплой струйкой под пластинами доспеха и капала на снег. Теперь он понял, что за поле вмешивалось в его ауру. Как он, когда-то воевавший на Севере, мог не догадаться! Рунная магия. Очень древняя и брутальная, развивавшаяся параллельно школам более интеллектуального и изысканного юга. Жестокая, ломающая все каноны управления стихиями, часто скрытая даже от опытных волшебников. Значит, слепота – надолго, если не насовсем. Навыками слепого боя он владеет хорошо, но долго ли продержится? Насколько хватит его, вынужденного вслушиваться, ловить каждое движение воздуха, тепло чужого присутствия, и обороняться, уклоняться, парировать вслепую? Нет, он не может всех подвести. Никто не видел, что случилось. Значит, придется справляться самому. Разве только… слепой Тир, что способен сквозь кровавую повязку видеть больше, чем любой смертный, небожитель или исчадие ада.

«Благородный Тир… Во имя Правосудия… Даруй прозрение». И столько горячей уверенности было вложено в эту короткую, отрывистую мысленную молитву, столько ярости в невидящих глазах паладина узрел Покалеченный Бог, что не смог оставить своего верного воина. Он знал, сколь опасно то, о чем просил паладин. Огонь божественного ясновидения, полыхающий в глазах слепого бога, просто выжжет ему глаза, если он окажется не готов к тому, чтобы видеть, если есть хоть капля сомнения в его сердце, или если бой его незаконен и несправедлив. Потому и даруется эта способность лишь его самым преданным, честным, мудрым и убеленным сединами последователям. Видеть невидимое – тяжелая ноша для смертного. Но бог поверил паладину. Седой Тир снял с глаз повязку, и белое всепроникающее пламя озарило его покои.

– Смотри.

Молот и щит с лязгом выпали из рук вздрогнувшего паладина, но он не стал их поднимать, замерев вполоборота к Ральфу и опустив голову. Ральф приготовился нанести удар, но не спешил. Теперь, когда паладин был слеп, ему не хотелось, чтобы все закончилось слишком быстро и легко. Он возненавидел его – за честность и благородство, что светились в его глазах. За то, что такие, как он, никогда не изменяют себе. Можно просто раскроить псу Тира череп, забрать меч, снять с мертвого доспех и уйти. Но лучше – заставить щенка страдать, сделать его последние минуты наполненными ужасом. Пусть он испытает ту же боль, что испытал Ральф, когда Грангор возвратил его к жизни, вытащив полумертвого из под трупа зверя. Он отбросил секиру и поднял руку в тяжелой железной перчатке с длинными шипами, способными вспороть доспех. «Сначала ты лишишься своих бесполезных глаз, потом лицо твое превратится в кашу. Переломаю ребра, раскрошу пальцы, перебью позвоночник. Ты ведь не запросишь пощады, я знаю, ты не изменишь себе». Предвкушая садистское наслаждение, Ральф замахнулся, чтобы полоснуть перчаткой по лицу Касавира. Но тот неожиданно, не поворачивая головы, подставил предплечье под руку, когда та была в паре дюймов от цели. Взревев, паладин с разворота ударил налокотником в грудь и подбородок. Охнув и чуть не согнувшись, Ральф сплюнул выбитый зуб.

– Ах, ты уб… – увидев перед собой лицо паладина, Ральф осекся и сдавленно выдохнул: – лю-док.

Уже выбежавший на арену Ниваль, увидев, что происходит, ошарашено застыл на месте. Раскалено-белые глаза паладина горели, как расплавленная сталь. Так, что горячая зыбь дрожала у его лица. Ральф отпрянул и провел рукой перед лицом паладина. Тот, не мигая, смотрел сквозь него, и, казалось, кровь закипает от этого взгляда. Ральф совершил роковую ошибку, ослепив его. Паладин лишился смертного зрения, но получил божественное. Теперь он мог не только видеть и предугадывать движения противника. Он мог читать в его сердце. И, увидев на месте сердца сжавшуюся в комок черную пустоту, будучи смертным, готов был отвернуться с презрением и отвращением. Но, глядя глазами бога – понял, почему его покровитель так сурово, молчаливо и печально взирает на мир смертных.

* * *

Север Фаэруна – край, где превыше всего ценятся военное мастерство, сила, доблесть и честь, а изворотливость, лживость и бессмысленное стяжательство всеми презираемы. Это земля, обреченная рождать сильных воинов, рунных заклинателей и отважных скальдов. Ибо изнеженному телу и тонкой, мятущейся в сомнениях душе, здесь не выжить. Много лет назад в далеком Утгарде жил великий воин Ральф Стурлусон из клана Вепрей. Был он почитаем смертными и любим богами. Лицом он был бел и прекрасен, имел длинные черные вьющиеся волосы и веселые карие глаза, румяные щеки и такую улыбку, что каменный истукан – и тот не остался бы равнодушен. Немало он воспламенил девичьих сердец. Немало выпил пенных кубков. Но еще больше он выдержал сражений. Он был достойнейшим из сынов Вепря, ибо в двадцать лет его уже охватывала ярость берсерка, и тогда говорили, что сам Вепрь-прародитель вселяется в него. А когда он возвращался из своих походов, веселье не умолкало несколько дней, вино и пиво лилось рекой. Он был так щедр, что мог осыпать добытыми в тяжелых боях драгоценностями первую попавшуюся девушку, подарившую ему танец, или скупить и раздать детям все сладости на ярмарке. Он любил песни скальдов, в которых ему чудились порывы ветра в холодных скалах, вой снежных волков, шепот двухсотлетних сосен, потрескивание смоляных поленьев в костре, монотонный скрип снега под ногами одинокого путника и хрусткое дыхание долгой северной зимы. Но более всего он любил ту музыку, что напоминала ему звон мечей. Таким был Ральф Стурлусон.

Судьба вела его, счастливого, отчаянного, любящего жизнь и презирающего мысли о старости и смерти, к назначенному часу. Этот час пришел, когда на тридцатом году жизни Ральф, отдавший свое сердце златокудрой Рогнед, поклялся, что бросит к ее ногам шкуру чудовища, что завелось к югу от Хребта Мира, в Скрытом Лесу. Так он встретился с Серебристым Медведем. Здесь нить его судьбы оборвалась. Ральф Стурлусон должен был умереть под трупом зверя. Однако, нашелся желающий вмешаться в ход провидения. Маг Грангор забрал бьющееся в агонии искалеченное тело Ральфа и вернул его к жизни. Ральф забыл о своем презрении к смерти. Он захотел жить, захотел выполнить обещание, данное Рогнед, поэтому, принял этот коварный дар из рук мага. А когда уходил от него, неся шкуру на могучем плече, тот сказал ему: «Ты вернешься, ибо душа твоя стала моей, потому что ты выбрал жизнь».

Не лилось рекой пенное пиво и вино. Не танцевали девушки, не смеялись дети. Потому что не Ральф Стурлусон вернулся домой, а Ральф Троллеподобный. Тоска и печаль наполнили его дни. В улыбках ему чудилась насмешка, в просьбах поведать о своем подвиге – досужее любопытство, а в воздаваемых ему почестях – еще больших, чем раньше – издевательство. Люди стали раздражать его, и он начал их избегать. Лишь две вещи по-прежнему радовали Ральфа – верная Рогнед и исступление жаркой битвы. Рогнед первой покинула его. Это случилось, когда ему показалось, что она слишком часто улыбается молодому голубоглазому красавцу Скену Бьярнару. Он ушел в ту же ночь, прихватив на память о любимой подаренную ей шкуру и свой боевой топор со следами ее крови. Его путь лежал в Башню Холода.

Но и яростью берсерка он после этого наслаждался недолго. Однажды решившись предпочесть вечную жизнь славной смерти и заложив за это свою душу Вепря, он уже не мог отрешиться в пылу битвы от всего земного. И сама битва перестала вызывать восторг и будоражить нервы. Его жизнь воина превратилась в охоту за трофеями, и – о, да! – он в этом преуспел, как никто, и покрыл себя вечной славой. Впрочем, не всякая добыча была заработана им в честном бою. Тот, кто воюет только ради трофея, готов идти на все, чтобы его заполучить. Так и жил он в выстроенной для него крепости за пределами Скрытого Леса – обретая счастье и покой лишь в своем Зале Славы, где на почетном месте висел его главный кровавый трофей – шкура Серебристого Медведя, убившего великого воина Ральфа Стурлусона из клана Вепрей.

* * *

Озверевший Ральф снова и снова пытался достать паладина или нарисовать руну, но тот с легкостью предупреждал каждое его движение, а сияющие белые глаза не давали ему покоя, словно жгли изнутри. Наконец, опрокинув Ральфа на снег и надавив сверху коленом, паладин, прожигая его взглядом, занес кулак и произнес:

– Выбирай.

И в спокойном и уверенном голосе его почудился Ральфу глас богов. Но внять ему он уже не мог, потому что жажда жизни, за которую было отдано так много, оказалась сильнее. Он в исступлении пытался вырваться, но паладин пригвоздил его коленом и обрушил на него страшный удар кулака, разрывающий внутренности и останавливающий сердце.

Тяжело дыша, Касавир оставил бездыханное тело Ральфа и сел рядом на снег. Огонь в его глазах затухал, вновь сгущая тьму, в которой уже можно было различить неясные тени. Он был обессилен испытанием Тира. В голове шумело, сознание ускользало, навалилась слабость. Ничего не слыша вокруг, он едва гнущимися пальцами машинально откинул клапан поясной сумки и нащупал пузырек с восстанавливающим зельем.

Эйлин уже бежала к нему, едва держа равновесие на утоптанном снегу. Запнулась о камень, упала, ударилась коленом. Ниваль, почуяв, что Касавиру может понадобиться поддержка, сделал несколько шагов к нему, и тут его внимание привлекло кое-что, скрывавшееся за одним из валунов на краю арены. Это была крестовина арбалета с натягивающейся тетивой. «Откуда тут взялся арбалетчик? Сола не могла упустить. Значит, пробрался незамеченным из атакованного лагеря. Орки мстительны, за своих готовы до пятого колена вырезать». До выстрела оставалась пара секунд, и Ниваль осознал, что никто, кроме него, ничего не сможет сделать. Касавир не в себе, шатается и пьет зелье, Эйлин далеко и не видит. Собственно, Ральф убит, меч отвоеван, так что… какое ему дело? И не возникло никаких мыслей типа «Боги! Он не должен умереть! Она не переживет!». Просто молнией сверкнуло в голове досадливое «Ёпппп!», и, словно им управлял кто-то чужой, Ниваль обнаружил себя что-то кричащим и летящим к паладину, чтобы хоть попытаться оттолкнуть его.