Текст книги "Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: М. Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 18
В Скрытом Лесу

Опытный приключенец или следопыт – и то не всякий сможет похвалиться тем, что нашел заветную тропу в Срытый Лес, что таится на северо-востоке Фаэруна, между отрогами Хребта Мира и теплыми и плодородными центральными районами. Место это странное. На карте вроде очерчен – лес как лес, не так, чтобы очень большой или труднопроходимый. Но если туда попадешь – на карту не рассчитывай, а гляди в оба. Он, как волшебная торба – снаружи маленькая, а внутри такая, что сам туда поместишься. И чего только ни повидаешь в этой загадочной стране. Век потом внукам рассказывать, если живым выйдешь. Что маловероятно. А если выберешься – очень может быть, что таким, каким был, уже не вернешься. Оттого и немного желающих испытать судьбу. Если какой герой случайно, по незнанию, сунется – не сожрут драконы, так растерзают твари, вылезающие по ночам из подземья. Или в болотах пропадет, достанет на обед болотному троллю или на потеху зеленоволосым болотным девкам. Словом, какие бы загадки для пытливого ума и сокровища для ненасытных карманов там ни скрывались – заплатить за них придется дорого.

Есть в Скрытом Лесу место, куда и зверью не всякому есть ход. Главная загадка, которую таит Лес в своем сердце – край вечной зимы, спрятавшийся в самой его чаще. Трудно попасть в это царство черного камня, ледяных ветров и нетающего снега. Да и нечего там делать случайному путнику. Эта земля со всех сторон окружена глухой стеной заснеженных гор, голубые ели на которых с высоты выглядят сизым пушком. Где-то меж ними петляют секретные и полные опасностей тропы, а в глубине земли скрывается целая сеть пещер и подземных галерей. Ни одному чужаку еще не удавалось найти это удивительное место. Но что не под силу двуногому существу – то может сделать птица. А такой быстрой и сильной птице, как сокол, нипочем и холод, и непогода. Длинные острые крылья с серебряным оперением со свистом рассекают воздух, а зоркий глаз разглядит и крохотный камешек на слепящем, искрящемся снегу.

Казалось, ничего нет интересного в этой морозной глуши. Застывшее голубым зеркалом озерцо среди холмов, окаменевшие скелеты чахлых искореженных деревьев, да хищный ветер, закручивающий длинными языками столбы колкой снежной пыли. Но Разбойник знает, что искать, и чуткое ухо улавливает, наконец, звуки жизни. Да еще какой жизни! В огромной котловине у подножия голого, выветренного черного утеса, сквозь плотную дымку густого зимнего тумана виден рассеянный свет сотен огней. Над ними, словно покоясь на туманном облаке, парит каменный мост, охраняемый лишь устрашающими, припорошенными снегом каменными изваяниями. Он ведет в Башню Холода. А внизу – выходы множества длинных и запутанных пещер, целых подземных дворцов, в которых расквартированы основные силы великого теневого воина Арденора Сокрушителя, возрожденного в теле хобгоблина. Много воды утекло с тех пор, как прошли слухи о его последних попытках взять под контроль регион к югу от Хребта Мира. Но, видно, рано ему становиться достоянием легенд.

Грубый гортанный говор, хохот, лязг оружия, свист стрел на стрельбище. Здесь явно готовятся к войне. Нюх – не главное орудие выслеживания у сокола, но и он способен почувствовать тяжелый запах орка и тошнотворный – гоблиноида. Падаль. Окружив себя тенью, Разбойник решил спуститься пониже, в надежде услышать в непрерывном гуле голосов что-нибудь важное. Мимоходом, натренированный взгляд опытной боевой птицы выхватывает из открывшейся взору мозаики отдельные детали. Типы оружия, обмундирования, входы-выходы, ловушки, система оповещения. Все может оказаться важным для Солы и ее новых друзей.

Кучка орков, видимо, младших офицеров, греется у костра. Один из них, в потертой латной кирасе, яростно набивая длинную трубку, с неудовольствием сообщает, что его отряду велено завтра позаботиться о каких-то сумасшедших надоедливых девках. Он грязно ругается, остальные гогочут и хлопают его по плечу, что злит его еще больше. Он обещает живьем содрать шкуру с каждой из них по очереди и, успокоившись, блаженно закуривает. Кто-то сетует, что не следовало Арденору Сокрушителю слушать этого мозгляка Грангора и тянуть время. Воины устали ждать. Что ни день – то массовая потасовка среди хобов. Эти недоумки пьют, воруют, дерутся, ведут себя, как свора шавок без вожака. Вчера эта пьянь, требовавшая повышения жалованья, гуртом напала на орка – охранника башни. Другой возражает, что ожидание оправдало себя, маги нашли то, что искали, и много воинов было потеряно в этой битве. Но теперь эти человечьи выродки в руках Арденора, и скоро придет конец бездействию.

Теперь Разбойник мог возвращаться к Соле. Он узнал, что нужно, и даже приметил относительно безопасную дорогу. Последнее, что нужно было сделать – это взглянуть на резиденцию самого Арденора Сокрушителя. Его Башня Холода, в которой он прятался сотни лет, вынашивая свои планы и во всем советуясь со своим другом Грангором, торчит бесформенным осколком, словно вросшая в утес. Она так высока, что теряется где-то за плотным облаком окутывающего ее тумана. Сплошной черный, облепленный снегом, камень, ни окна, ни бойницы. Видимо, хозяин башни не нуждается в дневном свете. Наверху – тишина, и, кажется, даже воздух не двигается. Звуки лагеря не доносятся сюда из-под клубящегося туманного облака. Кое-что привлекло внимание сокола на самой вершине башни. Ее венчала шестиугольная башенка с наполовину занесенной снегом дозорной площадкой. Часть крыши и зубчатой стены были разрушены, открывая площадку нещадным ветрам. Проносясь мимо на безопасном расстоянии, Разбойник заметил на площадке костер, а рядом – две прижавшиеся друг к другу человеческие фигурки. И радостно заклекотал. Хозяйка и ее друзья будут довольны его находкой.

Его, конечно, не радовало то, что хозяйка нарвалась на неприятности. Но он был счастлив, что может, наконец, быть ей по-настоящему полезен. Боевая птица-разведчик, выращенная, чтобы служить амазонке, не может долго бездельничать. Сбежав от теневых всадников, его хозяйка не побежала в Южный Лес, как хотел светловолосый бородач, а послала туда сокола с перстнем и запиской, разумно рассудив, что он долетит быстрее. Сама же, забежав в старую хижину за запасом стрел и зелий и побывав у Лео, отправилась в условленное место у границы Скрытого Леса.

Там он и нашел ее, когда вернулся с ответом. Но она была не одна. Еще издалека он почувствовал, что там происходит что-то нехорошее. Так оно и оказалось. На Солу напала спектральная пантера – одна из темных тварей, населяющих Лес, продукт вышедших из под контроля магических экспериментов. Бесшумно передвигающийся черный зверь с мерцающим мехом, дающим иллюзию бестелесности, сумел обойти ловушки и подобраться слишком близко, а бороться с ним с одним кинжалом в руке – гиблое дело. Оставалось надеяться на ловкость. Но и тут Соле не повезло – когда она пыталась отпрыгнуть, пантера зацепила ее ногу, и острые когти прорвали высокий сапог, повредив голень. Но в этот момент властно прогремело чье-то заклинание, и зверь оказался отброшенным невидимым вихрем на камни. Тут же налетели двое – дворф с огромным молотом, и тифлинг с моргенштерном, и быстро добили тварь.

Такого странного отряда им с Солой еще не приходилось видеть. Можно было лишь гадать, что связало между собой святого паладина, шумного вояку-дворфа, болтливого гнома и тифлинга с повадками плута. Однако, действовали они слаженно и, кажется, были настоящей командой. Поначалу Разбойник решил, что главный у них гном, потому что он много и страстно говорил. Но потом понял, что его почти никогда никто не слушает, а слушают большого черноволосого человека с бледным лицом и пронзительными глазами, хоть говорит он немного и всегда спокойно и неторопливо. Сола обычно подозрительно относилась к чужакам, особенно мужчинам, но паладинов-одиночек уважала за их образ жизни и верность выбранному нелегкому пути. Паладин был усталым, немногословным, и похоже было, что что-то очень заботит и печалит его – так показалось Разбойнику. Но он был учтив и предложил Соле залечить ее рану. Та, как обычно, отказалась. Но паладин мягко настаивал, объясняя, что зелья обеззаразят, а травы лишь ускорят процесс заживления, тогда как его лечебная магия поможет радикально. Кто знает, каковы последствия контакта с когтем магического зверя?

– Впрочем, если леди не желает – я не настаиваю, – сказал он напоследок так, что, будь Сола ветреной девицей – наверное, влюбилась бы без памяти в этот красивый низкий голос и чуть прищуренный взгляд.

А вот ему, кажется, было все равно, какое впечатление он производит. Возможно, он давно к этому привык и перестал замечать.

А потом, когда они устроились в пещере, облюбованной Солой для лагеря, выяснилось, что цель у них одна. Только отряд паладина собирался идти в Лес через большие пещеры, не зная другой дороги. Конечно, Сола отговорила их от этого гибельного предприятия и рассказала, что знала, о пленниках, умолчав лишь о своей роли в произошедшем. Не хотелось ей признаваться паладину и его товарищам в собственной оплошности. Кентавры были уже в пути, так что оставалось лишь разведать обстановку и обдумать дальнейшие действия.

* * *

Приходя в сознание, Эйлин некоторое время еще верила, что все, что она пережила, было дурным сном. Обрывистые клочки воспоминаний: неестественно зловещие, то визгливые, то хриплые голоса, ощущение, будто какая-то грязная вонючая река несет ее по тускло освещенным холодным коридорам с осклизлыми стенами. Бррр… Морды, дышащие ей в лицо непередаваемыми запахами, опереточный злодей в образе большого хобгоблина, высохшего, как мумия, с бешенными глазами маньяка, говорящий ужасные банальности о том, что она посмела встать у него на пути, и простая смерть будет для нее роскошью. Она уже слышала что-то похожее, и даже не раз. Конечно, это мог быть только сон. Тело еще плохо повинуется ей, но так всегда бывает, когда утром чересчур долго спишь, да еще после таких сновидений. Сейчас оцепенение пройдет, она стряхнет с себя остатки этого кошмара, и окажется, например, в Крепости-на-Перекрестке. Это было бы хорошо. Поцеловать Касавира, спуститься с ним в столовую, выпить по чашке ароматного крепкого чая. Горячего. Не помешало бы, а то больно зябко. Из всех видов экономии она не признавала лишь экономию на хорошем оружии, удобной и хорошо подогнанной одежде, книгах и дровах. Еще она не любила экономить воду. К черту экономию, так и окочуриться недолго. Как Касавир может обливаться едва теплой водой из бадейки? Еще раз бррр! Никаких бадеек. Горячая ванна, ароматный чай – и назад в кроватку, греться и дурачиться, пусть все идет лесом. Крепость… Это почти родной дом, который она построила для себя, для всех. Плевать, что Нашер ее «пожаловал» за заслуги. Заслужила – значит мое. Что хочу, то и ворочу…

Однако, окончательно проснувшись, она поняла, что чай и прочие приятности ей не светят. А вот сойти с ума от боли в голове и во всем теле, в котором, кажется, переломаны все кости и растянуты все мышцы – гораздо вероятнее. Или умереть, лежа на снегу. Если еще не мертва. Но для мертвой она слишком плохо себя чувствовала. А раз жива – надо петь. Преимущество волшебной песни в том, что у сильного барда, к коим Эйлин уже могла себя причислить, она действует, как хорошее заклинание, а энергии не требует совсем. Так что, теоретически, будь ты хоть при смерти, есть шанс помочь себе и ближнему. Главное – хорошо настроиться, не наврать и не сфальшивить.

К счастью, от природы поставленный и закаленный в боях голос не подвел Эйлин. И кости оказались целы. Она могла двигаться, боль и разбитость уходили, но вместе с этим пришло осознание реальности, которая была значительно хуже, чем думалось вначале. Медленно сев и осмотревшись, она обнаружила себя на небольшой каменной площадке, с полуразрушенной стеной. Нанесенный с открытой стороны снег покрылся сверкающей на солнце коркой. Нещадно задувал пронзительно-холодный ветер. Она встала на четвереньки и, стараясь не потерять равновесия, подползла к краю площадки. И тут же отшатнулась, вжавшись, что было силы, в сугроб. Земля, если она была, скрывалась за густым розоватым облаком, висящим футах в пятидесяти внизу. Очертания его терялись где-то в молочной взвеси, окутавшей горизонт. Снизу не доносилось ни звука. Она была совершенно одна посреди тихой, безбрежной, освещенной солнцем клубящейся белесо-розовой равнины. Мрак! Эйлин себя ущипнула, впрочем, больше для очистки совести. В том, что это не сон и не видение, она уже убедилась, прочувствовав саднящую боль в замерзших и оцарапанных руках и другие прелести пребывания на ледяном ветру, и поспешила убраться под прикрытие стен. Но она, все-таки, была не одна. Из наметенного у стены сугроба показалась светлая макушка. Эйлин помогла Нивалю встать. Он был изрядно помят и слегка рассеян.

– Это ты пела?

– А то кто же?

– Не знал, что у тебя голос может быть таким… громким. Внутри все дрожит.

Эйлин улыбнулась, помогая ему отряхнуться от снега и, обхватив его дрожащие руки своими, подула, пытаясь согреть и себя, и его.

– Это нормально. У каждой песни свой физический эффект. Но мне приятен отзыв истинного ценителя. Как ты себя чувствуешь?

– Если бы ты не издевалась, было бы лучше, – ворчливо отозвался Ниваль.

– Странное место. Ты что-нибудь понимаешь? – Спросила Эйлин, обводя глазами башню.

– Хм… а ты что0нибудь помнишь?

– Не знаю. Такое ощущение, что я очень долго спала.

Ниваль кивнул.

– Еще бы, после такого удара.

Эйлин невольно схватилась за голову и, охнув, нащупала проходящий от темени к уху кривой рубец, окруженный ежиком неровно выстриженных волос.

– Господи боже!

– Тихо, тихо, спокойно. – Ниваль отнял ее руку от головы.

Он указал на кострище в середине площадки.

– Давай согреемся.

– А есть чем?

– Угу, – он указал в угол, где лежала маленькая вязанка дров, их мечи и мешок. – Нам, кажется, решили «облегчить» существование.

В мешке оказалась буханка чуть тронутого плесенью хлеба, две бутылки не-пойми-чего и нечто, похожее на окаменевшую солонину. И на том спасибо. Голода Эйлин еще не ощущала, поэтому лишь хлебнула для поднятия тонуса не-пойми-чего, что оказалось довольно паршивым сливовым вином. Они некоторое время молчали, греясь у костра и поглядывая друг на друга. Во взгляде Ниваля Эйлин заметила что-то, чего не видела раньше. Похожее на теплоту или даже нежность. Что-то важное произошло? На ней вместо доспеха было какое-то воняющее псиной меховое рванье. Костяшки его пальцев были содраны до крови, а лицо представляло собой один сплошной синяк.

Она попыталась увернуться от удара спереди, но тут сбоку на нее налетели, она упала и увидела рядом ухмыляющуюся морду хобгоблина, обрызгавшую ее слюной. Эта гадкая ухмылка так и осталась маской на его лице после того, как Ниваль, выдернув у кого-то нож, по самую рукоять всадил его в шею твари.

Он бросился еще на кого-то… безнадежно, потому что их было много. Но еще одному – тому, кто первый рванул на ней одежду – он успел засадить ножом так, что тот согнулся пополам, держась за причинное место. И они точно убили бы его, если бы главный хобгоблин (тот самый Костлявый Хоб?) не приказал им оставить его в покое.

Мрачная комната без окон. Серый холодный камень, тусклые свечи в канделябрах из костей и черепов, лавки темного дерева по периметру, каменные чаши. Украшения – те же черепа, кости. Весело. Только почему-то очень больно и темнеет в глазах.

А Ниваль, которому почему-то вдруг изменила выдержка, кричит хобгоблину:

– Ублюдок! Ты обещал, что ее не тронут!

– Не делай из меня идиота! – Гремит в ответ хобгоблин. – Ты мне тоже кое-что обещал! Ты говоришь, она нужна мне живой. Живой – да! Но не обязательно целой!

Однако, он свирепо шипит что-то своим людям, видимо приказывает им убраться. Они нехотя, но выполняют приказ. Видно, что боятся его до смерти.

Эйлин недобрым взглядом посмотрела на Ниваля. Не ожидала от него. От кого угодно, но не от него.

– О чем ты договаривался с ним? Как ты мог! С этой падалью?! Ты же глава Девятки Невервинтера!

– А… вспомнила что-то. Брось, – отмахнулся Ниваль. – Я хотел выиграть время – вот и все.

Но Эйлин никак не могла успокоиться. В Невевинтере все уши ей прожужжали о чести, рыцарском кодексе, верности долгу и прочей чепухе, в которую она даже поверила, а сами!

– Я понимаю – ты гений дипломатии. Но всему же есть предел, Ниваль! Это же предательство!

– Заткнись! – Проревел Ниваль, встряхивая ее так, что в голове зазвенело и подступила тошнота. – Ни хрена ты в этом не понимаешь, дура!

Их глаза встретились. Его – обжигающие и прозрачные от злости, и ее – удивленно-испуганные. Губы Эйлин задрожали.

– Господи, что это, черт возьми, происходит? И когда это, мать твою, кончится! Кто ты вообще такой, чтобы меня тут трясти! – Сорвалась она на истеричный крик, пытаясь оттолкнуть его.

Спохватившись, Ниваль, не отпуская ее, крепко прижал к себе. Она вяло пыталась вырваться, но, прикоснувшись щекой к мягкой бороде и почувствовав, как он несмело гладит ее по затылку, она обхватила руками его шею и дала волю слезам.

– Когда… же… это… все… кончится…

– Прости меня… я не хотел. Пойми, я… я не мог. Просто не мог смотреть на это. Это совсем другое. Это не то, что видеть чью-то неизбежную боль и смерть во имя чего-то… Когда человека, который тебе… дорог, отдают на растерзание пьяной солдатне… кем надо быть, чтобы не попытаться что-то сделать! Я хотел выиграть время… Некогда было думать. Плел, что в голову приходило, лишь бы до него дошло, что ему выгоднее будет, если с тобой ничего не случится.

– Тупые уроды! Вы же видите, что с ней происходит! Дайте нам время!

– Хорошо, забирай ее и сам приводи в порядок.

Эйлин продолжала всхлипывать у него на плече, ей захотелось поглубже зарыться, закрыться, спрятаться от всего. А Ниваль продолжал говорить:

– Не думай, я не спасал свою шкуру. Просто я, – он перешел на шепот, – боялся, что нас разлучат, и я никак не смогу помочь тебе. И некому будет тебя защитить.

– Ага, – она всхлипнула и отстранилась, вытирая слезы, – хороший ты был бы защитник против этой орды.

Ниваль пожал плечами.

– Глупо, я знаю. Но нашей сильной стороной было то, что мы не только разгневали, но и произвели впечатление на Арденора, уничтожив столько народу на острове.

Эйлин показала на свою голову.

– А это чья работа?

– Моя. В смысле, я шил.

– Шил?! Обалдеть.

– А что мне было делать! Я не лекарь, магией не владею, а эти сволочи отказались тебя лечить. Хорошо, у них там бабка-знахарка была, та еще грымза, – Ниваль поморщился, изображая отвращение, – Но она над твоей головой пошептала и дала гоблинских зелий от инфекции, только сказала, что от него человек может память потерять или умом тронуться. Ты как?

Эйлин подумала немного и ответила:

– Еще не решила. А дальше что?

– Да ничего интересного.

– Не скромничай.

– Ну, дала она мне все, что нужно и сказала, что руки себе отрубит, а к тебе не прикоснется. Самое трудное было спирт выпросить.

Вспомнив этот момент, Эйлин усмехнулась и посмотрела на Ниваля с восхищением. Этот человек, кажется, не перестанет ее сегодня удивлять. Начальник Девятки, орущий, колотящий ногами в тяжелую дубовую дверь крохотной грязной комнатушки и требующий спирта. Скажи кому – на смех подымут.

– Хрена ты мне принесла! Я голову собираюсь зашивать, а не сапоги!

В ответ – скрипучий женский голос, произносящий нецензурную брань и советующий Нивалю зашить себе одно место, чтобы психов не плодить.

Ниваль – псих? С каких это пор?

– Большую часть волос вокруг пришлось состричь, там была сплошная корка, даже спирт ее не брал. Тем более, он для другого был нужен.

Эйлин сделала вид, что поправляет прическу.

– Хорошо, что у меня на ближайшее время не намечено никаких свиданий.

Ниваль развел руками.

– Ну, извини, парикмахер из меня так себе.

– Да ладно…

Снова темная комнатка. Закопченные стены и потолок. Запах клопов и крыс. Стол, стул, кровать с колючим матрацом. Железная печка. Ниваль дает ей выпить обжигающей жидкости, от которой перехватывает дыхание, слезятся глаза, а внутри становится горячо и, чуть погодя – легко и приятно. Потом выпивает сам. Стены комнатки начинают плясать, то сужаясь, то расширяясь. Забавно.

Картинка сменяется на еще более забавную. Какой-то плывущий, размытый Ниваль, нервно чертыхаясь, сгибает над свечой иглу и заметно дрожащими руками вдевает в нее нитку. В голове щиплется и возникает непреодолимо-болезненное желание почесать ее.

– Не боись, сес-стренка, зашт-топаю так, что никто не заметит.

Стоп! Сестренка. Значит, она уже получила повышение. От «глупой девчонки» и «рыжей заразы» до сестренки. Отлично. Братец!

Взяв его руку в свою, Эйлин улыбнулась.

– Слушай, трубочист из тебя неплохой, но может тебе, все-таки, пойти в костоправы? Это поденежней, попрестижней.

– Издеваешься, – грустно констатировал Ниваль.

Эйлин покачала головой и посмотрела ему в глаза.

– Нет. Ты, наверное, столько вытерпел. Меня спас. А я чурка чуркой, ничего не помню.

– Оно и к лучшему, – ответил, прижимая ее к себе одной рукой, – нечего там вспоминать. Садись ближе, а то замерзнешь.

Пижавшись к нему, Эйлин тихо сказала:

– Как мне повезло, что рядом есть ты.

– Однако, кажется, на этот раз все действительно плохо. Думаю, Арденор догадался, что я блефовал. У него советчик хороший. И отсюда мы вряд ли выйдем живыми. Дров надолго не хватит. Еды тоже.

– А зачем они оставили нам оружие?

– А ты как думаешь? Может, ожидают, что мы с голодухи потеряем человеческое достоинство и передеремся. То-то им цирк будет.

Эйлин вздрогнула и теснее прижалась к нему. По спине побежал жуткий холодок.

– Да нет уж. Лучше с башни вниз головой.

– Не слишком ли пессимистично?

– Ты сам говоришь, что надо начинать рассматривать любую проблему с худшего варианта. Так что… А Сола? Она погибла?

– Нет, – коротко ответил Ниваль, посмотрев в сторону.

Эйлин посмотрела на него.

– А что?

– Я отдал ей кольцо Амадея, помнишь?

– Ты думаешь…

Ниваль раздраженно махнул рукой.

– Ничего я не думаю. Просто я решил, что глупо брать с собой в могилу еще кого-то, когда можно отправиться туда одному.

Эйлин, посмотрев на него долгим взглядом, задумчиво произнесла:

– Знаешь, я столько нового о тебе узнала сегодня.

– Ты еще не все обо мне знаешь, – буркнул он.

– А что еще? А, позволь мне догадаться, – Эйлин хитро улыбнулась. – Тебе кое-кто нравится, так?

Ниваль посмотрел на нее и, четко разделяя слова, произнес:

– Нет, не так.

– А я верю, что Сола приведет помощь.

Он пожал плечами и попытался прикинуть в уме, сколько у нее заняла бы дорога и на сколько дней им с Эйлин хватит еды, если растягивать по максимуму.

Вдруг Эйлин вскочила и показала пальцем на горизонт, над которым уже низко висело солнце. Там что-то вспыхнуло и тут же исчезло.

– Это был он, сокол Солы! Я видела, как сверкнули его крылья. И до этого слышала шорох, как будто что-то пронеслось мимо.

– Галлюцинация?

– Да нет же, Ниваль, ты тоже видел!

Он покачал головой.

– Все может быть, конечно. Но я не стал бы на это особо рассчитывать. Давай-ка, поешь немного, да будем на ночлег устраиваться. Я плохо спал последние дни, эти гады шумят и орут сутками. По комнатам крысы шныряют. А здесь хоть тишина.

– Как в гробу, – мрачно отозвалась Эйлин.

– Ничего, поживем еще, – ответил Ниваль, ущипнув ее за озябший нос.

* * *

Три дня отряд Касавира провел в ожидании кентавров у границы владений Арденора, в чьем-то опустевшем, относительно безопасном и теплом полуподземном поселении на островке твердой земли посреди мертвого заболоченного леса. Семьдесят мужчин и женщин из племени кентавров во главе с Амадеем и их друзья – небольшая компания лесных эльфов, задержались в самом начале пути в Скрытый Лес. Каменистая дорога, проходившая по дну ущелья высохшей реки, сносная для двуногих, оказалась труднопроходимой для обладателей конских копыт.

Ожидание было утомительным, но не слишком скучным. Случалось, нападали темнотвари, один раз пришлось отбить атаку одичавших граундлинов, желавших захватить бесхозное жилье. Но установленные Солой ловушки быстро отвадили нежданных гостей, а аура Касавира позволяла предупреждать внезапное появление темных исчадий подземья. Дальше их путь лежал на северо-запад, по узкой тропе через перевал. Было тепло и почти безостановочно шел ленивый, мягкий и пушистый снег, и у друзей возникли сомнения в целесообразности выбора этой дороги. Едва заметную тропу, разведанную соколом с высоты, могло так занести, что легко было сбиться. А если снегопад усилится и застанет их в пути – хорошего не жди.

Касавира раздражала эта задержка, хотя он и не распространялся на этот счет. Келгар же выражал свое недовольство весьма бурно, сетуя, что его молот соскучился по настоящей работе, и вообще, как они могут тут сидеть, когда девочка в опасности. Касавир с неохотой признавался себе, что в душе понимает его. А когда на второй день ожидания вернулся Разбойник, отправленный на разведку в лагерь Арденора, ситуация и вовсе грозила выйти из-под контроля. Весть о том, что Эйлин и Ниваль живы и находятся на Башне, и обрадовала, и встревожила друзей. Решено было отправить сокола снова, чтобы попытаться наладить связь и выяснить, чем можно помочь пленникам. Но их словно преследовал злой рок. Разбойник не вернулся. Что могло случиться – оставалось гадать. Он был единственной ниточкой, связывавшей их с Эйлин в этой глуши, и эта неожиданная потеря усилила напряженность. Подлили масла в огонь и обычная неразговорчивость Солы. Когда исчез ее товарищ, она совсем замкнулась. Касавир, сохранявший пока разумный нейтралитет, почувствовал, что, по крайней мере, двое из товарищей – Келгар и Нишка – на грани того, чтобы устроить бунт. Конечно, это было бы глупо. Как бы он сам ни рвался в ледяную страну Арденора, идти дальше маленьким отрядом, без четкого плана было безумием. По данным разведки, в его резиденции постоянно присутствовали около двухсот воинов – хобгоблинов и орков. Там же находился уже знакомый им Ральф Троллеподобный с тридцатью наемниками разных мастей. Это была серьезная сила, с которой только идиот не стал бы считаться.

Применять жесткие меры Касавир раньше времени не хотел. Поэтому старался, как мог, сглаживая острые углы, и в этом ему, словно по молчаливой договоренности, помогал весельчак Гробнар, умевший, как никто, разрядить обстановку какой-нибудь дурацкой выходкой, отвлекавшей на себя внимание Келгара. Никогда раньше Касавир не думал, что будет в душе одобрять привычные, неизбежные и столь же бесплодные перебранки и шумные потасовки между дворфом и Нишкой. Но это было лучше, чем глухая враждебность, чуть не захлестнувшая отряд. Он в сто первый раз подумал, как Эйлин была права, управляя этой командой, словно сшитой из разных по цвету и фактуре лоскутов, именно так – ненавязчиво и с деланной беспечностью. А лоскутки, в результате, оказались сшиты намертво.

Немного оживило обстановку интересно открытие. Оказалось, что река, когда-то разлившаяся и застоявшаяся болотом, была золотоносной. Интересовались ли золотом бывшие обитатели этих мест – трудно сказать. Поселение на вид было древним, и никаких намеков на то, что здесь когда-то добывалось золото, не было. Главным строительным материалом были кости исполинских животных, которые до сих пор, подобно изваяниям, в большом количестве торчали из замерзшего болота, перемежаясь обгоревшими и словно окаменевшими остовами вековых елей и пихт. Кроме изделий из кости и редко – дерева – в землянках ничего обнаружено не было. А месторождение оказалось богатейшим. По краю выгоревшего участка наблюдательный Гробнар нашел несколько самородков прямо среди вмерзшей в лед каменной россыпи. На Нишку и Келгара это произвело сильное впечатление, и, чтобы не маяться от безделья, они стали ходить на болото, как на работу. Словом, само по себе это место было странным и интересным для изучения как любителями древности, так и любителями наживы. Вот только момент был неудачный, и интересные находки не могли заслонить собой главную цель.

Тревожило Касавира и то, что рана Солы все еще требовала внимания, хотя сама она отказывалась это признавать. Это было еще одним камнем преткновения между друзьями. Нишка откровенно фыркала, когда он спрашивал Солу об ее самочувствии и советовал отказаться от походов по болотам. А Келгар вообще вбил себе в голову, что Касавир держит их здесь из-за нее, и однажды высказал это в обычной для себя категоричной манере, после чего имел неприятный разговор с паладином, который, в первый раз за эти дни выйдя из себя, вытолкал его на улицу.

– Что вы себе позволяете? Вы совсем разум потеряли, если хотите бросить человека, который привел нас сюда и отправиться в горы, не дождавшись подкрепления.

– Она…

Но Касавир перебил его.

– Черт возьми, Келгар, ты думаешь, мне легко сидеть и ждать?! Да мне труднее, чем вам всем, вместе взятым. Если вы будете доставать меня своим нытьем, добром это не кончится! И меня крайне удручает, что говорить это приходится тебе, самому старому и опытному из нас!

– Сам ты старый, – только и пробурчал Келгар захлопнувшейся за паладином двери землянки.

Таковы были последние слова в этом споре, после которых в отряде воцарилось относительное спокойствие.

Между тем, Касавир был прав, опасаясь за Солу. Когти спектральной пантеры оказались с «начинкой» из паразитов. По счастью, многолетний опыт врачевания подсказал ему, что не следует заживлять рану сразу, и утром, в очередной раз осматривая вяло сопротивлявшуюся Солу, он заметил только начавшую распространяться заразу.

– Так я и знал, – со вздохом произнес он, плеснув на рваную, почерневшую по краям рану святой воды и наблюдая, как еле заметные желтоватые личинки съеживаются под ее действием, – у напавшей на тебя пантеры оказался исключительно замечательный способ консервации добычи.

Сола нахмурилась.

– Не вижу ничего замечательного. Почему бы просто не заживить ее твоей магией, если снадобья не помогают?

Он покачал головой.

– Ты подцепила целлариусов. Святая вода действует на них, но не на их яйца.

– И что дальше?

– А дальше…

Касавир поднял голову и, взглянув в упрямые глаза Солы, устало, без малейшего нажима, произнес:

– Дальше леди не ожидает ничего хорошего, если она будет продолжать игнорировать мои советы.

Сола прикусила губу. Ей не по душе был такой тон. Однако, под спокойным, не осуждающим взглядом голубых глаз она почувствовала, что, если ввяжется в препирания с этим странным паладином, то будет выглядеть глупо и по-детски. Она промолчала. Касавир поставил перед ней склянку.