Текст книги "Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: М. Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава 21
В лагере кентавров

Быстро стемнело. Молодая луна висела в небе больше для красоты, чем для света. Вальпургий повесил на крючковатый суставной выступ драконьего крыла свой «счастливый» фонарь – все, что у него осталось от старой лодки. Он освещал палубу теплым дрожащим оранжевым светом. В этом было что-то сказочное – маленькое пятнышко жизни и мерцающего света посреди тихой, гнетущей пустоты. Маленький, будто игрушечный кораблик, ныряющий в темных облаках – как искорка надежды. На открытой палубе стало холоднее, но Эйлин не хотелось идти в каюту. Спрятав пальцы в рукава и закутавшись в тулуп, обхватив себя руками, она вглядывалась в темноту. «Где-то там Касавир. Он ждет меня». От этой мысли ей становилось теплее. Вдруг она увидела крохотные огоньки вдали, примерно на половине пути между кораблем и чуть тронутыми синеватым светом луны заснеженными горами. Она побежала к Вальпургию на рулевой мостик.

– Там! – Она показала туда, где видела огни.

Вальпургий спокойно кивнул, пыхнув трубкой.

– Значит, скоро будем на месте. Шла бы ты в каюту.

Эйлин отмахнулась от этого предложения.

– А они не боятся так открыто стоять лагерем?

Вальпургий пожал плечами.

– А чего им бояться? Их много. Патрули до них не доберутся – своя разведка работает. С воздуха не засекут: мы всех птиц перебили.

– Понятно. Скорее бы долететь.

– Дойти. Корабли ходят.

Эйлин бросила случайный взгляд на руку Вальпургия, лежащую на одном из рулевых колес и увидела, что на ней не хватает двух пальцев.

– Ой! Это тебя горгулья так?

– Что? А, это. Это я сам отрубил, – Вальпургий показал ей культи, затянутые прозрачной кожистой пленкой. – Она мне их отморозила.

– Ужас какой! Больно, наверное, было. Как же ты теперь?

– Ну, больно, а потом нормально. Ерунда, отрастет недели через две.

– Как? – Изумилась Эйлин.

– Как, наверное, на моем папе отрастало, – усмехнулся ящер.

– Ух ты! А если, например, руку?

– Тоже отрастет, но не так быстро.

– А хвост?

– Конечно. И хвост, и нога, и… все, что хочешь, отрастет.

Эйлин улыбнулась и решила подшутить над хвастунишкой.

– А голова?

Он почесал голову, задумчиво помахивая хвостом.

– Не знаю. Не пробовал. Голова-то, может, и отрастет. А где я вторые такие мозги возьму? Так что, лучше не рисковать.

– Это точно, – согласилась Эйлин.

* * *

Лагерь кентавров, разбитый на берегу замерзшего озера, в широкой ложбине межу холмами, поразил Эйлин своими размерами и основательностью. Он был полностью приспособлен для длительной стоянки. Здесь были теплые шатры, вся необходимая утварь, тренировочная площадка, бронник и кузнец, полевая кухня и даже несколько дойных коз в загоне. Они явно готовились к долгому походу, а не к простой спасательной операции. «Везет же им, – с завистью подумала Эйлин, – столько всего могут на себе утащить, и никаких лошадей не надо».

Не успела она порадоваться за них, как испытала ужасное разочарование и чуть не впала в истерику. Оказалось, что Касавира нет. В лагере были одни кентавры. Амадей объяснил, что отряд паладина и эльфы еще вчера отправились вперед, на разведку, и сигнала от них еще не поступало. Как только они пришлют сокола, можно будет выступать. Против небольших групп орков действовать мобильным отрядом гораздо эффективнее, чем целой армией, привлекая к себе внимание. Тем более, у Касавира большой опыт в таких делах. Все это было, конечно, правильно, но у Эйлин не было никакого желания с этим мириться. Она вознамерилась тут же идти следом. Ниваль стал взывать к ее здравомыслию.

– И как ты пойдешь? Одна? Потащишь кентавров, которым велено ждать сигнала. Или на Вальпургие полетишь, не дав ему поспать? И все ради свидания с паладином. Ты посмотри на себя. У тебя даже перчаток нормальных нет. В серьезном бою тебе делать нечего. А если что-то случится?

– Но как он мог уйти?! Меня не дождаться.

Чтобы не разораться, Ниваль вдохнул и шумно выдохнул, раздув ноздри.

– Ты меня извини, но рассуждаешь ты сейчас не как капитан крепости и опытный воин, а как истеричная баба! Касавир командует отрядом. У отряда есть определенная задача, и выполнить ее нужно в определенный срок. А он, по-твоему, должен на все плевать, сидеть здесь сутками и ждать, когда ты придешь и обольешь его своими слезами! А если бы, пока он ждал, сюда вместо тебя явился Арденор со своими людьми? Здравствуй, милая моя, я тебя дождался!

Эйлин посмотрела на Ниваля долгим, отсутствующим взглядом и устало опустилась на чурбак у костра, закрыв руками лицо.

– Нивальчик, не ругай меня, пожалуйста, – тихо сказала она. – Неужели ты меня не понимаешь?

Он присел на колено и заглянул ей в глаза.

– Я – понимаю. Даже очень понимаю. Но будь ты на моем месте, ты себе устроила бы выволочку похлеще, я тебя знаю. Поэтому, кончай эти разговоры, соберись. Будь такой, какой ты умеешь быть. Какой ты была в Мерделейне. Какой я тебя знаю. Пойдем, Амадей проведет нас в шатер.

– Да, здесь можно жить, – довольно сказал Ниваль, обойдя шатер. – И размер подходящий, при желании можно обставить его не хуже моих апартаментов в замке Невер.

Эйлин, рассеянно оглядев огромный и почти пустой шатер, молча села к очагу и уставилась на пламя. Из мебели тут были лишь наваленные по углам шкуры, на которых, видимо, полагалось спать, рундуки с вином и вяленым мясом и маленький бочонок с рассолом, в котором кентавры держали свой особый сыр. На перевернутом ящичке специально для них был накрыт легкий ужин с бутылкой шнапса от Амадея.

– Букетов я, конечно, не ждала, но хоть бы записку оставил, – произнесла Эйлин в продолжение своих невеселых мыслей.

– Ну, знаешь, – Ниваль пожал плечами, усаживаясь рядом, – ты многого от него хочешь. Я бы, например, не знал, что написать. Я и при встрече, наверное, молчал бы минут двадцать, если бы я был он.

– К сожалению, ты – это всего лишь ты, – на всякий случай огрызнулась она, не совсем понимая, то ли он ее успокаивает, то ли издевается над Касавиром.

Теперь они могли с чистой совестью перекусить и лечь спать, но выпитое зелье Лео напрочь лишило их сна.

– Отличная вещь, – заметил Ниваль. – Если он предложит хорошую цену, буду закупать оптом. Девятке такая штука пригодится, да и капитан Брелейна не откажется.

Эйлин молчала, и все попытки Ниваля разговорить ее не приводили ни к чему существенному.

– Ну, эдак мы совсем скиснем.

Эйлин вздохнула и не без удовольствия сняла рваный, лоснящийся, провонявший псиной и ее собственным потом тулуп. И тут же начала мечтать о горячей ванне. Это было актуально еще и потому, что в плену она подхватила мерзких насекомых – вечных спутников не затрудняющих себя гигиеной орков и гоблинов и скученных военных поселений. Присутствие паразитов на ее теле становилось со временем все более и более раздражающим и мучительным. Судя по тому, как яростно чесался Ниваль, когда думал, что на него никто не смотрит, его эта участь тоже не миновала. О ванне, конечно, не приходилось и мечтать, зато истерзанная Эйлин очень кстати вспомнила одну волшебную песенку, которую очень любил Гробнар, и которая как-то запала в память. Называлась она витиевато: «Песнь изгнания едреных порождений зла и мрака, пожирающих кровь, плоть и разум великого барда Шнобцарта, кои были насланы злобным конкурентом Фальшьери (урод, каких поискать, отсохни его кочерыжка), дабы лишить того сна, покоя и вдохновения». Текст песни, написанной на каланте, был столь же заковырист, местами непечатен и, если вкратце, содержал призыв к означенным порождениям зла отправляться туда, откуда они пришли, то есть, на всевозможные части тела коварного Фальшьери, лишенные какой бы то ни было эстетической или функциональной ценности. Этот Шнобцарт оказался большим затейником. По словам гнома, подействовать песня могла, только если желающие избавиться от напасти сядут голышом у тлеющего костра, держа свою нательную одежду над углями. Ниваль предположил, что Гробнар просто так прикололся, но Эйлин, мягко говоря, немного раздраженная и отсутствием Касавира, и дискомфортом, велела ему отвернуться, раздеться, закрыть свои нахальные глаза и сесть к костру, если он хочет вылечиться. А нет – пусть не мешает.

Они сидели друг напротив друга с закрытыми глазами, протянув над огнем руки со скомканными ненавистными одежками. Эйлин мысленно пожалела беднягу Фальшьери, который ни за что ни про что уже лет двести с лишним беспрерывно икает на том свете, и принялась петь. Но это было не так-то просто. В отличие от нее, урожденный уотердипец Ниваль хорошо знал разговорный калант, и было трудно заставить его не ржать на первом же куплете. Кроме того, он решил, что поднимет настроение Эйлин, если будет зловеще нащупывать ее руки. В конце концов, она заявила, что, если он не прекратит издеваться, она изменит текст песни так, что проклятие Фальшьери падет на него. Ниваль не был уверен, что она может это сделать, но решил на всякий случай не напрашиваться. Он лишь заметил:

– А откуда я знаю, что ты не будешь втихаря пялиться на меня?

Эйлин поняла, что, коли Ниваль решил втянуть ее в игру, отделаться вертящимся на языке простым и коротким ответом ей не удастся. Она вздохнула, бросила оценивающий взгляд на него, прикрывшегося охапкой одежды, и монотонно выдала:

– С момента нашей первой встречи я живу надеждой когда-нибудь разглядеть, что ты там прячешь.

Ниваль рассмеялся.

– Ответ правильный. Ладно, я не жадный, смотри, только без обмороков.

Довольный тем, что заставил таки ее смешливо фыркнуть, Ниваль закрыл глаза, торжественно протянул руки с одеждой и стал слушать песню, стараясь не думать о том, как они по-дурацки выглядят, сидя нагишом у костра, зажмурившись, почесываясь и распевая похабщину. Ему пришло в голову, как было бы шикарно, если бы сейчас сюда завалился Касавир. Долго, наверное, стоял бы над хладным трупом начальника Девятки и гадал, чем это они тут занимались.

Касавир не появился, зато вши пропали – будто сквозь землю провалились. Встав спиной к Эйлин и, нехотя натягивая штаны, он пробормотал:

– С вами, людьми и гномами искусства, не соскучишься. Придумали бы какую-нибудь песню, чтобы от одежды грязь отваливалась и дырки зарастали. Я ради этого готов хоть по лесу побегать в чем мать родила.

Эйлин рассмеялась.

– Песня не получится. Песни действуют только на живых существ. Там идет сложный процесс преобразования звуковых колебаний в магические импульсы, чистая физика, как Лео говорит. А частоты, воздействующие на неживую материю, недоступны человеческому горлу. Но можно поэкспериментировать с особыми инструментами. Интересная идея.

– Дарю бесплатно.

Повернувшись к Нивалю, скептически разглядывавшему свою явно уставшую от этой жизни рубаху, Эйлин ахнула.

– Как ты похудел! Только что ребра не торчат. Живот прилип совсем. Штаны, как с чужого плеча.

– Да? – Он с некоторым удивлением осмотрел себя, проведя ладонью по груди и животу и попытавшись посмотреть на себя сзади. – В самом деле. Ничего, я быстро наберу. Неделя хорошего питания и ежедневных тренировок – и я в порядке. Ты на себя посмотри. Касавир тебя в постели не найдет.

– Молчи, похабник, – угрожающе произнесла Эйлин, показав ему кулак.

Нивал хохотнул и поднял с пола свой меч.

– Давно мы не тренировались. А? Устроим спарринг. Я без щита, тебе с двумя клинками – фора.

– Без нормальных доспехов? Ну, ты и псих! Согласна!

– Да я же пошутил! Пойдем-ка к Амадею, он что-нибудь придумает. А то я чувствую, если не занять тебя делом, ты всю ночь на мне срываться будешь. А так хоть польза, – он подмигнул ей, – глядишь, и побьешь меня на мечах.

Амадей тоже не спал, занимаясь на освещенной факелами тренировочной площадке. Раздевшись и убрав длинные волосы в хвост, он качал большой камень, как гирю. Жилы на шее и руках вздулись, а от тела и изо рта шел пар. Эйлин невольно залюбовалась его гордой осанкой и могучей фигурой – человеческой ее частью, ибо в лошадях не очень разбиралась. Он был похож телосложением на Касавира – такой же крепкий, ширококостный, мускулистый. Посмотрев на молчащего Ниваля, Эйлин чуть не хихикнула – уж очень красноречив был его взгляд, направленный на кентавра. Она легонько подтолкнула его и томно сказала вполголоса:

– Красавчик, да?

– Красиво, но… несколько вульгарно, ты не находишь? – В тон ей капризно ответил Ниваль.

Она поперхнулась и зареклась подкалывать его на эту тему.

Амадей с радостью согласился им помочь и отвел к броннику. В его хозяйстве нашлась пара подобранных где-то (или, может быть, с кого-то снятых – не спрашивать же) эльфийских кольчуг с подкольчужниками, отличного качества и в хорошем состоянии, которые он планировал перековать. Нивалю одна из них пришлась впору, а для Эйлин он обещал ее подогнать к утру. Для тренировочного боя ей были предложены кольчужная полукираса, какие носят лучницы кентавров, и наручи. Жена бронника, увидев, в каком состоянии одежда спасенных пленников, всплеснула руками и тут же пообещала для них «что-нибудь придумать».

Полуторачасовая тренировка пошла на пользу. Эйлин выпустила пар и успокоилась, дурные мысли окончательно покинули ее. Она уже жила завтрашним днем, дававшим надежду на встречу с любимым. Они оба устали и, наконец, почувствовали, что хотят спать. Заботливая Ника, жена Амадея, нагрела им пару ведер воды, чтобы можно было хотя бы ополоснуться. Потом, лежа в шатре на мягких шкурах и прокручивая в голове ход поединка, Эйлин мысленно похвалила себя. Нивалю, конечно, всегда удавалось нанести ей смертельный удар. Зато по количеству менее серьезных ранений она была лидером. Так что, дерись они по-настоящему, он, вполне возможно, истекал бы кровью, бился хуже, и не успел ее убить.

* * *

Ясным морозным утром, облаченные в блестящие кольчуги, под которыми грели душу и тело новенькие, чистенькие, перешитые из чего-то теплые штаны и рубахи, они стояли на занесенном снегом льду замерзшего озера перед войском кентавров. Эйлин смотрела на ровные шеренги сильных, красивых созданий, которые ради нее оставили свою тихую, затерянную в лесах деревушку и пришли сюда, в эту дикую землю. Как знакомо. Это уже было, когда десятки людей смотрели на нее, как на последнюю надежду, и готовы были слушать ее приказов только потому, что она – это она. Но тогда речь шла о спасении страны. А теперь… Сомнения одолевали ее. Еще ночью, когда она засыпала, у нее возникла и никак не хотела отвязываться эта мысль. И теперь она решила высказать ее. Она бросила взгляд на стоящих рядом Ниваля и Амадея и набрала в легкие воздух. Ее голос зазвенел, как хрусталь на морозе.

– Спасибо вам за то, что откликнулись на наш зов. За то, что приняли и обогрели нас и тогда, и сейчас. Мы никогда не забудем этого. А теперь… вы можете возвращаться домой.

В рядах кентавров послышался ропот. «Домой? Как домой? Что она говорит?» Забряцало оружие, глухо застучали копья. Несколько стоящих в переднем ряду кентавров, не сдерживая эмоций, встали на дыбы, вскидывая копытами охапки рыхлого снега, и зафыркали. Амадей поднял руку, успокаивая сородичей. Когда шум стих, он повернулся к Эйлин, раздувая ноздри.

– Объяснись. Мы не нужны тебе? Ты считаешь нас недостойными воинами? Мы не заслужили твоего доверия?

– Нет-нет, Амадей… не в этом дело, – Эйлин снова обернулась к кентаврам. – Я понимаю, вы долго шли сюда, вы перенесли много трудностей. Но вы ведь делали это ради того, чтобы спасти нас. Что ж, мы спасены, мы в безопасности… сейчас в безопасности. Но вы находитесь на чужой земле, вас здесь не ждут, и сделают все, чтобы уничтожить. Это война, понимаете? – Она обвела взглядом кентавров, насуплено смотрящих на нее в прорези шлемов. – И… это моя война, не ваша. Я возвращаюсь, потому что должна. Но вы не обязаны рисковать жизнями ради того, чтобы вернуть принадлежащую мне вещь.

Выслушав ее, Амадей вскинул тяжелое копье на плечо и неспешно сделал несколько шагов вперед. Уперев одну руку в бок, а другой небрежно придерживая копье, он в полном молчании прошел вдоль шеренги воинов в одну сторону, потом в другую. Его крепкий торс, как и у всех тяжеловооруженных кентавров, был одет в сверкающую золотом короткую наборную кирасу, похожую на эльфийскую, в комплекте с такими же наручами, прикрывающими мускулистые предплечья. Эйлин подумала, что должно быть, одним ударом эти руки могут насадить пару хобгоблинов на копье, как на булавку.

Остановившись, Амадей гулко изрек:

– Я обязан спросить, не хочет ли кто из вас воспользоваться великодушным предложением хозяйки Серебряного Меча и вернуться домой?

Кентавры снова подняли было шум, но Амадей их остановил. Он повернулся к Эйлин. В наступившей тишине было слышно, как снег похрустывает под его копытами. Он слегка поклонился и прикоснулся рукой к груди, словно извиняясь.

– Видишь – никто не хочет уходить. Ты благородный человек. Но ты говоришь странные вещи. Как это не наша война? Твои друзья рассказали нам о тебе и о Серебряном Мече. Разве то, что ты сделала, нас не касается? Если бы Тень накрыла Фаэрун, разве Север остался бы нетронутым? Мы, кентавры – мирные хранители лесов. Наши южные предки веками охраняли свои земли от скверны и нашествий. Те из них, кто выжил в неравной борьбе с цивилизацией, нашли здесь свой новый дом. И теперь мы свято храним его, поддерживая природный баланс. Мы, как никто, знаем, как земля чутко реагирует на перемены. Если одно дерево заражено гнилью – может погибнуть вес лес. Если нежизнь распространится в одном месте, она отравит землю и уничтожит все, что на ней растет и живет, а земля у нас общая. Голод и вымирание – вот что нам было бы уготовано, если бы не ты и твои друзья. Выходит, ты дважды помогла нам. Мы не любим напрасного насилия, но видим, что угроза совсем близко. Серебряный Меч должен быть возвращен тебе, чтобы не попасть в злые руки, а угроза задушена в зародыше. Сейчас для этого самый подходящий момент. Это так просто и очевидно для каждого из нас.

– Мудрые слова, Амадей, – произнес до сих пор молчавший Ниваль. – Я знал, что ты их скажешь.

Амадей улыбнулся и, подойдя к нему, протянул руку для пожатия. Затем снял с пальца переданный Солой перстень и подал ему.

– Возвращаю тебе. Это твое по праву.

Эйлин вздохнула. Ей стало неловко за то, о чем только что думала и говорила. Какое право она имеет отвергать помощь существ, которые прямо заинтересованы в ее успехе. Да и сам этот успех без них представляется сомнительным, если уж смотреть не дело без эмоций.

– Ну, что ж. Значит, так тому и быть. Извините, если обидела.

Глава 22
Разгром Армии Холода

Тактика уничтожения орочьих патрулей была отработана Касавиром еще во времена Старого Филина. Здесь было все то же самое, с поправкой на условия местности. Главное – стремительность, напор и жестокость. Конек орков – ближний бой, тяжелые топоры и двуручные мечи. В силу плохо развитых тонкой моторики и дальнего зрения, они не очень хорошие стрелки, и пытаются компенсировать это убойной силой своих тяжелых арбалетов. Для хороших лучников они не составляют проблемы. Главное – не обнаружить себя раньше времени и быстро устранить шаманов, действительно опасных в дальнем бою. Один меткий выстрел в шамана разрывной стрелой, взрывная сфера Гробнара, массированный обстрел огненными стрелами, а затем в дело вступают Касавир с товарищами, налетая и вырезая все, что не взорвалось, не сгорело и не погибло от стрел. Пленных не брать, не дать никому сбежать, потом тщательно проверить боле боя на предмет раненых и добить без жалости. Здоровьем и выносливостью орочья раса в разы превышает человеческую, поэтому тот, кто имеет привычку благородно оставлять за спиной даже тяжело раненых орков, долго не живет.

Когда отряд паладина находился на расстоянии четырех-пяти часов перехода от Башни Холода, его нагнали Лео с Вальпургием и сообщили радостную весть о спасении пленников. Счастью друзей не было предела, а сдержанный Касавир крепко пожал спасителям руки.

Кентавры, которых вели Эйлин и Ниваль, были уже близко и должны были по сигналу атаковать лагерь Арденора. У Касавира же была другая задача. С помощью Разбойника были найдены семь амазонок, перед которыми провинился Арденор, и которые жаждали мести. За несколько недель они тоже доставили его патрулям немало проблем, хотя и потеряли при этом двоих товарок. Информация, которую они собрали о лагере, оказалась весьма ценной и спасла многие жизни, а может быть, и решила исход битвы. Они обнаружили шесть запасных выходов из пещер, в которых жили воины Арденора. Все они брали начало в котловине под Башней и выходили на поверхность в миле от нее. Это излюбленная тактика хобгоблинов – уйти сквозными проходами и атаковать врага с тыла. Но на сей раз, им это не удалось. Сокол, умевший отслеживать под землей даже мышиные норы, помог составить довольно точный план подземелий. Оказалось, что пять из них – прямые эвакуационные коридоры. Их было решено просто взорвать, с чем опытный подрывник Гробнар справился, как всегда, на ура. Еще один, основной ход был связан со всеми помещениями подземной галереи. Касавиру пришла в голову идея пойти в пещеры и отвлечь на себя часть сил, пока кентавры будут атаковать лагерь снаружи.

Пещеры встретили их узкими кишками запутанных проходов, каменными лестницами, глубокими колодцами с шаткими мостиками, широкими залами, где были вперемешку навалены гнилые матрацы и тюки с барахлом, духотой, жутким смрадом, гамом и толпами хобгоблинов, не ожидавших такого дерзкого нападения. Пятеро эльфов, семеро амазонок с Солой и Касавир с Келгаром продвигались под землей в сторону Башни, тесня и сминая ошалевших врагов, выметая их, как метлой, из самых дальних уголков, ослепляя заклинаниями, обстреливая, круша черепа и заливая стены и пол их кровью.

В это время на поверхности у кентавров дела тоже шли неплохо. Вопреки ожиданиям, на подходах к Башне они не столкнулись с какой-либо магической защитой, кроме маскирующего тумана и оживших при их появлении каменных горгулий на мосту. Это было странно, учитывая, какой могущественный маг живет в Башне. Но времени раздумывать о причинах не было, надо было пользоваться благоприятной ситуацией. И тут уж вволю повеселились все – и команда летучих истребителей горгулий с Нишкой и Гробнаром у орудий, и армия кентавров с Эйлин и Нивалем. Сначала они вслепую засыпали котловину дождем стрел, а когда выжившие ринулись по висячим лестницам наверх, вступили в дело тяжеловооруженные воины. Любо-дорого было посмотреть, как кентавр врезается в толпу врагов, разбрасывая их мощными ударами копыт, утяжеленных железными шиповками, и начинает орудовать двуручным копьем, пробивающим доспехи, или двумя мечами. Когда число нападавших и обороняющихся сровнялось, Эйлин увидела высокого хобгоблина в серебряном литом доспехе, по которому маленькими змейками ползали синие молнии. Глаза хобгоблина горели парализующим волю дьявольским огнем. Она тотчас же вспомнила его – это был тот самый Арденор Сокрушитель. Он дрался не Серебряным Мечом, как она ожидала, а секирой. Она спела песню воли, чтобы уберечь себя и товарищей от магии его парализующего взгляда, и ринулась на помощь Амадею, который первым принял удар. Ниваль, добив двоих тощих хобгоблинов, тоже бросился к ним. Бой с Арденором был нелегким, но друзьям повезло. При таком численном превосходстве, без поддержки своих воинов, без магии Грангора, Арденору нечего было и думать справиться с ними, как бы ни был крепок его волшебный доспех и как бы свирепо и отчаянно он ни дрался. Эйлин чуть не попала под удар секиры, но верный Амадей вовремя подставил двумя руками древко копья под кромку лезвия и, напрягая все силы, отвел удар, едва не опрокинув хобгоблина.

Большая часть армии, которую Арденор и его друг Грангор собирали несколько лет, была уничтожена за полчаса. Для трех друзей, бившихся с Арденором, ценой победы были серьезное ранение Амадея, пробитая на плече и окрашенная кровью кольчуга Ниваля, сломанный меч Эйлин, попавший по шлему, зачарованному на разрушение оружия, и выбитые от удара костяшки пальцев. К счастью, среди кентавров оказался лекарь, который помог снять боль и остановить кровь и быстро зафиксировал вправленные пальцы. Оставив Амадея на попечение кентавров, Эйлин и Ниваль побежали к мосту. Если где следовало искать Серебряный Меч, то только в Башне.

Магический туман под мостом быстро таял, и его розовые хлопья подхватывал и уносил налетавший ветерок. Бросив взгляд вниз, Эйлин пронзительно вскрикнула и вцепилась в каменные поручни. Она увидела, как из пещеры внизу вылетает Келгар, а с противоположной стороны выбегают несколько хобгоблинов, вернувшихся из заваленного взрывом коридора. Еще десяток выползает из соседнего выхода. Не останавливаясь, дворф ворвался в кучу врагов и устроил форменную мясорубку. Но где же Касавир? Еще через мгновение из пещеры появилась Сола, двое эльфов, и тоже принялись драться. А хобгоблины из взорванного подземелья все прибывали. Наконец появился тот, о ком она так упорно старалась не думать все это время, чтобы не опустить руки, не уйти в себя или не сорваться в истерике. В блестящем иссиня-сером доспехе с бордовыми узорами, устрашающе грозный и стремительный. Ее любимый проревел заклинание и бросился к товарищам. На бледном лбу с прилипшими черными волосами Эйлин разглядела свежую струйку крови. Как всегда, без шлема! Сердце ее зашлось сумасшедшей дробью, и она едва удержалась от того, чтобы окликнуть его. Она хотела побежать назад, но Ниваль схватил ее за руку.

– Нельзя терять времени! Они справятся! Лучники уже бегут на помощь!

Кидая отчаянные взгляды на сражающегося внизу Касавира, Эйлин на заплетающихся ногах побрела за тянувшим ее Нивалем.

«Ты прав, братишка. Ты, как всегда, офигенно прав. Твоим здравым смыслом можно пруды прудить!»

* * *

В Башне было пусто. Пусто, холодно и мрачно. В отделке залов и лестниц не было дерева. Здесь царствовали камень и кость. Они пробежали шесть или семь этажей по лестнице, заглядывая во все помещения, когда, отдышавшись и посмотрев наверх, увидели, что этажей больше нет. Башня постепенно сужалась и превращалась в темный каменный колодец с винтовой лестницей, занимавшей все его пространство. Вдруг они услышали невнятное ворчание и шаркающий звук чьих-то шагов. Эйлин вытащила короткий вакидзаси, но Ниваль, кому-то очаровательно улыбнувшись, опустил ее меч. Навстречу им из темноты вышла старуха не очень опрятного вида, в изысканной, хотя и побитой молью, бордовой шали поверх каких-то невообразимых лохмотьев. Она была очень худа, и казалось, уже сама не помнит, сколько живет на свете. Сутулясь и чуть подволакивая ногу, старуха подошла к ним и весьма неприветливо на них уставилась. Лицо ее – сероватое, длинное, морщинистое, с глубоко запавшими в глазницы выцветшими глазами, тонкими бесцветными губами, бородавчатым носом и лошадиным прикусом, являло собой странную смесь человеческого и гоблинского. Можно было подумать, что в ней каким-то непостижимым образом сошлись две эти расы. Но, скорее всего, она была обычной человеческой женщиной, по каким-то причинам отвергнутой своим племенем и прожившей среди гоблинов так долго, что стала на них похожей.

Старуха внимательно посмотрела на Эйлин и вдруг ткнула ее заскорузлым пальцем в грудь, проскрипев:

– Ах ты, дрянь ты такая! Тулупчик-то зажилила, зажилила! Продала-пропила! Бедную старушку-то надула!

Эйлин растерянно посмотрела на Ниваля.

– Эй, эй, эй, бабуля! – Вступился он. – Не ерепенься. Тулуп твой дрянь, а я тебе вот что принес.

Он достал из поясной сумки на кольчуге фляжку шнапса, предусмотрительно наполненную перед боем.

– Попробуй, бабуль, ты такого в жизни не пила.

Старуха взяла у него фляжку, подозрительно принюхалась, отпила глоток, пошамкала губами и с удовлетворением изрекла:

– Болотный тролль тебе бабуля, змей ты этакий. Говори, чего надо, пока я добрая.

– Нам надо вещь найти. Может, видела меч такой хитрый, из осколков, серебряный. Красивый, с узорами.

Старуха недобро поглядела на Ниваля.

– Да ты, паскудник, никак, за дуру меня держишь. Где-то у Грангора, язви его душу, твой Серебряный Меч! А сам он дохлый валяется. Подох, скотина такая, сколько веревочке не виться… Дохлый лежит, как его собственный…

– Бабуля! – Одернул Ниваль увлекшуюся старушку.

– Ну, так идите на самый верх, там он!

– Спасибо, бабуль, бывай, – радостно ответил Ниваль и собирался было побежать по лестнице, но Эйлин задержала его.

– Знаете что, – смущенно проговорила она, – вы сейчас постарайтесь никуда не выходить. Отсидитесь. А потом как-нибудь по темноте… А то вас, не дай бог, за… в общем, примут не за ту…

– Нет, вы точно меня за дуру принимаете, – возмущенно перебила ее старуха. – Лаз у меня есть тайный! Вот сейчас барахло соберу да пойду подобру-поздорову, пока эти ваши оборотни сюда не явились по мою душу.

– Какие оборотни? – Удивилась Эйлин.

– Да эти же, с лошадиными задницами! Тьфу, срамота!

Эйлин хотела уходить, но старуха вцепилась ей в локоть, присмотрелась и улыбнулась, демонстрируя редкий забор желтых, выдающихся вперед зубов и обдавая ее смесью запахов лука, чеснока и перегара.

– А бабенка-то у тебя ничего. Отлежалась, щечки зарумянились. Не зря ты мне из-за нее всю душу вытряс, безобразник. – Она подмигнула ей. – Эх, будь я помоложе, только бы ты своего блондинчика и видела. Как мы с ним на кухне чаи гоняли! Теперь помру – будет, что вспомнить.

– Спасибо… вам, – пролепетал Эйлин, увлекаемая Нивалем на лестницу.

– Так значит, пока я лежала без памяти, ты с бабкой на кухне «чаи» гонял, да? – В шутку упрекнула она Ниваля, когда они поднимались по бесконечно длинной винтовой лестнице, от которой уже начинала кружиться голова.

– Зато ты теперь у меня жива и здорова. Ее наговоры тебя на ноги подняли.

– А откуда она здесь взялась?

– Арденор при жизни был человеком. Она – его мать. Естественно, Грангора она слегка недолюбливает за то, что возродил ее сына в теле хобгоблина.

– Сколь же ей тогда лет?!

– Да не меньше двухсот. Она говорила, что жива, пока жив ее сын.

– Значит, теперь она умрет?

Ниваль фыркнул.

– Она нас с тобой переживет. Я ее перепить не смог, представляешь!

– Дааа, крепкая старушенция.

Единственным помещением на самом верху башни были покои Грангора. Хозяин Башни Холода, могущественный маг Грангор лежал на животе, в луже собственной крови, посреди круглой, освещенной синими магическими свечами, комнаты без окон. Удивительно, но в помещении почти не было разрушений, каких следовало бы ожидать, если бы маг сопротивлялся своему убийце. Лишь опрокинутый книжный шкаф да пара разбитых витрин с растекшимися под ними лужами – видимо, от морозных зарядов. У самого Грангора была глубокая черная вдавленная рана в области затылка, явно нанесенная чем-то тяжелым вроде дубины или обуха топора.