Текст книги "Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: М. Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Ниваль качнул головой и внимательно посмотрел на нее.

– Кажется, ты говоришь это для меня?

– Вот уж нет. Я тебе не судья и не советчик. Мне кажется, ты сам способен принять решение.

– Ладно, пусть так.

Эйлин вздохнула.

– Нет, у меня в самом деле нет причин лелеять детские обиды. Дэйгун заботился обо мне, как умел, вносил в мою жизнь какой-то разумный порядок. И, кстати, не возражал, когда трактирщик Олаф отдал мне старую лютню. Ее давным-давно оставил один бард, приезжавший подзаработать на ярмарке. Он экономил каждый грош и ни за что не платил, но так очаровал всех своими безумными байками и песнями, что деревенские толпами приходили его послушать, а девицы от него просто таяли. Олаф даже не рассчитывал с него что-то поиметь, но этот чудак заявил, что для него это дело чести и вместо платы оставил свою лютню – «в залог». Она была старой, растрескавшейся, с облупленным лаком, с какими-то кошмарными перламутровыми розочками.

– С кошмарными розочками? – Рассеянно переспросил Ниваль.

– Что?

– Так, ничего, просто… рассказывай дальше, мне, правда… интересно, – задумчиво пробормотал он, пощипывая уже основательно отросшую бороду.

Эйлин подозрительно посмотрела на него.

– Тебя же не интересует музыка и магия.

– Мне интересна ты. Продолжай.

Эйлин пожала плечами. Странный он сегодня какой-то.

– Сначала Дэйгун был не в восторге от моего нового увлечения, но потом, кажется, даже был рад, что я нашла себе занятие по душе. А лютня оказалась волшебной. Прикоснувшись первый раз к ее струнам, я почувствовала в себе какую-то новую силу. Я ничего не знала и не умела, но у меня было такое чувство, будто инструмент разговаривает со мной, учит, направляет. И сама лютня, по мере овладевания ею, меняла облик, возвращая себе былую красу. Потом один бард объяснил мне, что это родовая лютня, с историей, из тех, что редко купишь у торговцев. Они передаются из поколения в поколение, умирают, когда на них не играют и оживают вновь, даря свою силу талантливому последователю. Барды ведь редко создают семьи, и часто продолжателем династии является не прямой потомок а, например, ученик. – Она усмехнулась. – У меня даже возникла фантазия, что тот бард, которому принадлежала лютня, и был моим настоящим отцом. Я пыталась расспрашивать о нем, а Дэйгуну это все очень не нравилось. Глупость, конечно.

– Глупость… – машинально повторил Ниваль.

– С тобой все в порядке? – Спросила Эйлин, взглянув на его отрешенное лицо. – Кажется, я тебе голову заморочила своими байками.

– Нет, нет, рассказывай.

– Хм… Ну ладно. Как бы то ни было, лютня действительно возродилась в моих руках и разбудила дремавшие во мне способности. Мои утренние «побеги» стали осмысленными. То, что я раньше просто напевала себе под нос, стало обретать силу магии. Я не сразу научилась это контролировать и сознательно добиваться нужного эффекта. Это приводило к разным недоразумениям. Например, однажды я нечаянно приворожила соседскую скотину, и все эти свиньи, ослы и коровы толпой ходили за мной, пока иллюзия не прошла. Но случались казусы и посерьезнее. В общем, отец решил, что, коли воспитательные меры бессильны, надо отдать меня на обучение Тармасу, нашему магу. У него я освоила базовые заклинания родственных школ, научилась контролировать и направлять силу в нужное русло, но не более того. Маг мало чему может научить барда: слишком разные принципы. Учиться по книгам нам бесполезно. Заклинания и песни либо проходят через душу и действуют, либо нет, если ты для них еще незрел и неопытен. Найти в Гавани наставника и уйти из дома, чтобы набраться знаний и повидать жизнь, как это делают все порядочные барды, я не могла. Так что, мне оставалась полагаться на редкие контакты с приезжими мастерами и своего первого учителя – лютню с перламутровыми розочками.

Эйлин вздохнула.

– Значит, ты сейчас учила новую песню или что-то вроде этого? – Поинтересовался Ниваль.

Эйлин улыбнулась. Ей редко выпадала возможность поговорить с кем-то о своей профессии, и ее забавляли попытки Ниваля сделать вид, что его это интересует.

– Что-то вроде этого, – ответила она. – Мне кажется, я научилась придумывать собственные волшебные песни.

– Это возможно?

– А почему нет? Мы учимся основам, потом постигаем то, что придумано до нас, взрослеем, приобретаем опыт, а потом… должны идти дальше, если чего-то стоим. Наверное, так.

– И что же ты сочинила на этот раз?

– По-моему, что-то сильное. Эта песня должна совершенствовать зрение и многократно улучшать скорость и реакцию. Я еще не дала ей название.

– Может, «Танец Стрекозы»? – С ходу предложил Ниваль.

– Отличная идея! Поэтично и в точку. Так и назовем.

Они оба улыбнулись и, не сговариваясь, вздохнули и посмотрели вниз, на темный лес, укрытый утренним туманом, как одеялом. За кромкой леса еще пряталось ленивое зимнее солнце, но небо там уже окрасилось в бледно-розовый цвет, словно подавая знак: «Здесь оно, никуда не делось. Еще немного – и начнется новый день. Это все, что я могу гарантировать. А уж как вы его проживете – дело ваше».

– Я не помешаю тебе, если поиграю немного? – Тихо спросила Эйлин.

– Да на здоровье, – отозвался Ниваль, – это твое время.

Постепенно невнятные звуки и переливчатые аккорды лютни стали сплетаться в мелодию, такую нежную и грустную, что даже Ниваль, чуждый музыке, почувствовал что-то странное, давно забытое. Наверное, это называется «защемило сердце».

Вдруг они услышали шорох наверху. Вытряхнув из головы неуместные мысли и взглянув вверх, Ниваль тихо чертыхнулся и стал шарить по земле в поисках камня поувесистее. Над ними висели два огромных существа, похожих на скатов, с темно-серыми глянцевыми крыльями, и острыми хвостами. Эйлин остановила его, схватив за руку.

– Это не враги. Это страшилы. Они не нападают на людей и, говорят, очень любят музыку. Некоторые даже сопровождают бардов в их странствиях.

– Вот этого бы не хотелось, – пробурчал Ниваль.

– И все равно, я сыграю для них.

Эйлин возобновила игру, поглядывая на страшил. Она улыбнулась и прошептала.

– Смотри, они танцуют. Это пара влюбленных. Ну разве не прелесть!

Танец страшил в сумеречном утреннем небе под нежные звуки лютни был очень трогателен и красив. Два столь непривлекательных внешне существа грациозно кружились в такт мелодии, паря в воздухе, сплетаясь хвостами и деликатно соприкасаясь кончиками крыльев. Потом самец осмелел и стал обнимать самку, укутывая ее то одним, то другим крылом, как блестящим покрывалом. Они зашептались на своем неведомом языке. Музыка оборвалась. Эйлин опустила голову, сжимая инструмент. Страшилы, по-прежнему обнявшись, опустились чуть ниже и, переглянувшись, посмотрели на нее.

– Что с тобой? – Спросил Ниваль, коснувшись ее плеча.

– Знаешь, иногда мне кажется, что мы так никогда и не увидимся, – тихо произнесла Эйлин.

Поняв, о ком она, Ниваль вздохнул и отвел взгляд.

– Послушай…

– Нет, Ниваль, – перебила она его, – я не буду больше плакать, обещаю. Может, мне стоит уже перестать жить иллюзиями и начать привыкать к мысли об одиночестве.

Возникла пауза. Страшилы тревожно переглядывались, а Ниваль понял, что не простит себе, если сейчас не скажет…

– Это ты-то иллюзиями?

Он покачал головой и неожиданно обнял ее одной рукой и прижал к себе.

– Я верю, что ты вернешь друзей. И будешь счастлива. Но… не знаю, обрадует ли это тебя, но обещаю, что чем бы все ни закончилось, одна ты не останешься. Потому, что, – он сглотнул, – у тебя буду я.

Сказав эти неожиданные для себя самого слова, Ниваль почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Словно боясь, что Эйлин оттолкнет его, он прижал ее еще крепче и неловко поцеловал в висок. Но ее это не разозлило и не удивило. Она подняла голову и, улыбнувшись, благодарно пожала его руку. Затем взглянула вверх и помахала влюбленной парочке. Те помахали ей в ответ и медленно поплыли над лесом, продолжая кружиться на лету.

Идиллию нарушила Сола.

– А, вот вы где, – сказала она, спрыгнув откуда-то.

На ней было чуть больше одежды, чем накануне вечером. К ультракороткому кожаному лоскутному платью-тунике на одной лямке прибавились короткий подбитый мехом плащик с застежкой на плече, такого же стиля наручи и высокие мягкие сапоги. На поясе висел кинжал, а за спиной – лук. Гляда на ее наполовину обнаженные бедра и плечи, Эйлин поежилась. Уперев руки в боки, Сола с сарказмом произнесла:

– А вы романтики, оказывается. Я уж подумала, сбежали, побросав вещички. Берите оружие и идите за мной.

– А завтракать? – Поинтересовался Ниваль, вставая.

Девушка усмехнулась, смерив его взглядом.

– У меня тут не гостиница, завтрак заработать надо.

Она тихо свистнула каким-то особым свистом и вытянула руку. Через несколько секунд на руку ей сел сокол, отличавшийся от обычных птиц тем, что имел серебристое оперение крыльев, сверкающий, словно посыпанный алмазной пылью, клюв и блестящий ошейник украшенный рубином, таким же, как на обруче Солы.

– Давно не виделись, Разбойник, – с улыбкой сказала она, погладив птицу по голове. – Сегодня ты мне нужен. Накормим этих бездельников, а потом подумаем, как вывести их из леса.

Глава 13
Путь на Север. Нишка отстает от спутников

Крепость Ральфа Троллеподобного – последний оплот цивилизации к северу от Скрытого Леса. Хозяин этого места – утгардец по происхождению и духу – слывет великим воином и человеком необычайной физической силы. Его лицо и тело изуродованы шрамами от страшных когтей Серебристого Медведя, за что он и получил свое меткое прозвище. Много лет назад, когда Крепости Ральфа еще не было в помине, а сам он был молодым и сильным искателем приключений, зверь, порожденный магией Грангора, одного из хозяев Башни Холода в самом сердце Скрытого Леса, охранял его границы от чужаков и врагов, коих у Грангора и его друга, воскрешенного из тени Арденора Сокрушителя, было великое множество. Теперь его огромная серебристая шкура украшает Зал Славы Ральфа Троллеподобного, а оправленный в серебро череп со вставленными в глазницы кроваво-красными рубинами покрывает голову его убийцы. Еще про Ральфа говорят, что он груб, свиреп и злопамятен, любит жестокие развлечения и презирает волшебство. Впрочем, ходят слухи, – и небезосновательные, – что его ненависть к магам показная, на самом же деле он водил тайную дружбу с Грангором и Арденором, и не раз его наемники воевали на стороне их Армии Холода, собранной из гоблинов и орков. Ибо не кто иной, как Грангор, оценив силу и мужество варвара, вызвавшего на бой чудовище, не дал ему истечь кровью под трупом зверя. Что из этого правда, а что нет – кто знает. О самом Грангоре давно ничего не слышно. Когда Касавир был еще молод и служил на Варварском Севере, до него доходили слухи, что Армия Холода, потерпев несколько поражений от клана Кровавого Топора и его союзников, превратилась в банду мародеров, а Арденор Сокрушитель окопался с ними в своей башне, навсегда или на время отказавшись от планов вернуть себе былую славу.

Мрачное и неуютное это место. Глухие черные стены, над которыми трепещет свет факелов, острые скалы, пронизывающий ледяной ветер, плюющий в лица путников мелким колючим снегом. Отсюда их путь должен был лежать сначала на север, а потом на запад, через перевал, ведущий прямо к мирабарским шахтам, где можно было отыскать следы Эйлин. Касавир верил в это, и эта вера заставляла его идти вперед, навстречу тяготам и опасностям пути. Можно было и срезать, пойдя через Студеную Пустошь и горы, но это был неоправданный риск, и сутки экономии его не стоили. Да и к переходу по менее зловещим местам следовало хорошо подготовиться – запастись провизией на четыре-пять дней, зачаровать у мага доспехи на защиту от холода и отдохнуть перед тяжелой дорогой. При всей противоречивости репутации Троллеподобного, вольные наемники и искатели приключений всегда могли рассчитывать на приют в его крепости, если, конечно понравятся стражникам. С Касавиром, Келгаром и Гробнаром проблем не было: увесистый молот, мрачный и не слишком лощеный после многодневного перехода вид, подвешенный язык и, самое главное, пара монет быстро избавили их от необходимости объяснять, какого дьявола они приперлись на ночь глядя. Насчет Нишки были сомнения, но, к удивлению друзей, ей даже не пришлось прятаться. Погоготав над безотказной сальной шуткой Гробнара, скучающие стражники по очереди взглянули на нее через крошечное окошко, понимающе переглянулись и, выразившись в том смысле, что знают, на какой огонек к ним пожаловала эта пташка, ухмыльнулись и открыли ворота.

Такое необыкновенное радушие объяснилось на следующий день. Мест на постоялом дворе не оказалось, и им предложили свободную комнату в казармах для наемников. В небольшом проходном помещении с толстыми каменными стенами и полом были узкие, в два кирпича, щели вместо окон, пахло потом, кислой капустой и нужником, устроенным в полу за дверью, перед входом в смежную комнату. К удобствам относились также десять кроватей, пропитавшийся кисловато-сладким запахом эля, заляпанный жиром и воском стол с лавками и закопченный камин. В общем, вполне подходящее место для путников, привыкших, в случае чего, ночевать на земле, кутаясь в спальник.

Одна из кроватей была занята каким-то эльфом. Взглянув на спящего, Нишка озадаченно почесала голову, хмыкнула и, деловито пошарив в вещмешке, аккуратно и бесшумно занялась установкой ловушки на сундук, в который друзья сложили свои пожитки. Увидев такое дело, Келгар, обращаясь неизвестно к кому, пробормотал:

– Ага… рыбак рыбака… медом им тут намазано. А с порядочных мзду берут.

Поворочавшись, он натянул одеяло на нос и через минуту ворчливо и как-то обиженно захрапел. Молот Айронфиста он пристроил на полу у кровати, нисколько не волнуясь за его сохранность: пусть сначала попробуют сдвинуть с места это чудо дворфийского мастерства.

Наутро, наспех перекусив, Гробнар и Нишка побежали по своим делам. Первый – собирать местные сплетни и делиться своими, а вторая исчезла следом за их ночным соседом, худощавым черноволосым эльфом в сером облегающем доспехе. Едва проснувшись и пробурчав слова приветствия, тот выскользнул из комнаты. У Касавира возникло подозрение, что они знакомы. Так оно и оказалось. Через пару часов, когда они проверяли оружие и распределяли по мешкам закупленные припасы, плутовка впорхнула в комнату разрумянившаяся, с горящими глазами, и заявила, что намерена задержаться здесь до завтрашнего утра.

– Даже не думай, – ответил Касавир, занимаясь своим делом и не смотря на нее, – что бы это ни было, терять времени на это мы не можем. Кроме того, – он поднял голову, – по глазам твоим вижу, что это что-то незаконное. На этот счет у нас был четкий договор.

– А вот и нет, – радостно ответила Нишка, – все законно! Мне по секрету сказали, – она присела перед друзьями на корточки и понизила голос, – в подземелье под крепостью Троллеподобный прячет знаменитые артефакты Джорала, величайшего вора всех времен. У него был немереный талант, а еще – волшебный плащ, правая перчатка и сапоги, подаренные самим Лордом Тени. Представьте себе, все это хранится здесь, у нас под ногами.

– Тьфу, – в сердцах пробурчал Келгар, – горбатого могила исправит. Провалиться мне на этом месте, если я хоть на минуту задержусь.

– Да вы дослушайте сначала! Здесь каждый год устраивают Состязание Плутов. Тот, кто сумеет пройти лабиринт со всеми его хитрыми ловушками, и найдет все три вещи – получит их в подарок. Никто еще этого не смог! Говорят, подземелье битком набито душами непогребенных приключенцев. Их можно освободить, если выполнить условие состязания. Мой старый приятель Лэйриэль считает, что ему это под силу, но я-то знаю, на что он годится. Короче, мы с ним поспорили и уже записались. Кроме нас, еще двое. Мне они вообще не конкуренты, хоть и воображают себя выдающимися мастерами.

Но Касавир покачал головой.

– Мы не можем позволить себе задерживаться. Кроме того, – он посмотрел на Нишку, – не нравится мне это.

Нишка махнула рукой.

– Да вы и не задержитесь. Идите себе, а я вас быстро догоню, – она подмигнула Касавиру, – когда сделаю дело и получу Сапоги Джорала.

Сказав это, она исчезла так же быстро, как и появилась, прежде чем кто-либо успел что-то возразить.

– Не нравится мне это, – мрачно повторил Касавир, взглянув на молчащих Келгара и Гробнара.

– Угу, – кивнул дворф, яростно запихивая в свой мешок кусок колбасы, который упорно не желал влезать.

Отчаявшись уложить колбасу целиком, Келгар стал откусывать кусок за куском. Наконец, прожевав, он сказал:

– Малышка совсем голову потеряла. Не нажить бы ей неприятностей.

– Может, останемся? – Предложил Гробнар. – Про Ральфа Троллеподобного чего только не говорят. Кто знает, какие ловушки он им приготовил.

Подумав, Касавир помотал головой:

– Помочь мы все равно ничем не сможем. Здесь чужая земля, чужие правила. Нишка взрослая, пусть сама за себя отвечает. В конце концов, она не спрашивала моего согласия на присоединение к отряду. Да и глаза тут мозолить ни к чему. Будем двигаться, не торопясь.

Но несмотря на то, что принятое решение было, вроде бы, разумным, когда они покидали крепость, на душе у Касавира было неспокойно.

* * *

Остаток дня, что они провели в пути, прошел, за редкими исключениями, в напряженном молчании. Шли медленно, да даже если бы и хотели ускорить шаг, это было бы нелегко. Идти пришлось в гору. Ветер бил в лицо, а камни осыпались из-под ног, затрудняя и без того нелегкий подъем. К вечеру они вышли на небольшое плато, где дорога раздваивалась, уходя на северо-запад, куда они направлялись, и на север. Им повезло, они нашли место для привала у подножия скалы, которая, как полукруглая стена, защищала их от ветра. Там можно было развести костер и сносно устроиться на ночь.

Ночью погода переменилась, и утро встретило их тишиной и по-зимнему скупым, но все-таки теплом. Пока Касавир с Келгаром поджаривали на огне кусочки хлеба и сыровяленого мяса, Гробнар, согреваясь, прыгал, похлопывая себя по бокам, и высматривал на дороге Нишку. Так и не узрев ее, он пошел к развилке, разведать обстановку. Через пару минут он прибежал назад, сообщив, что по северной дороге идут двое, и выглядят они не очень приветливо. Один из двоих был полуорком – тот еще красавец. По его нетвердой походке и хриплому гоготу можно было догадаться, чем он занимался всю ночь, а возможно, и утро. Да и другой был ненамного симпатичнее – здоровенный коренастый мужик лет пятидесяти с грубым татуированным лицом, желтыми зубами и изжелта-седой бородой, заплетенной в не слишком опрятные косички. Такие же сальные косы торчали из-под тяжелого рогатого шлема. На обоих были тяжелые доспехи, а в руках большие обоюдоострые топоры. Варвары. Тихо велев Гробнару держаться подальше, Касавир подал знак Келгару и сжал рукоять молота.

Однако, варвары, кажется, не собирались нападать. Завидев друзей, полуорк толкнул в бок своего товарища.

– Гляди-ка, Эйнар, какие птенцы. Эй, вы на охоту нашего Ральфа, мать его так, Троллеподобного? Эйнар, глянь, и малой с ними, – он указал на Гробнара. – Вы на нем тренируетесь?

Полуорк захохотал, посчитав свою шутку удачной. Келгар набычился, но Касавир предостерегающе переглянулся с ним. Узнать бы, о чем они толкуют, а проучить грубиянов всегда успеется.

– Ну, а если и так? – Произнес он и вопросительно посмотрел на ухмыляющегося полуорка.

Тот снова загоготал.

– Говорят, в этом году будет нечто особенное. Ральф собирается загнать везунчика на Пустошь. Чертово колдовство или хрен его знает… Короче, будет весело.

Вдруг полновесный удар под дых прервал его разглагольствования. Седобородый варвар подошел поближе и, посмотрев на Касавира, бросил ему.

– Ты что, не видишь, что это чужаки? Я бы на твоем месте заткнулся и не раскрывал своего вонючего рта.

– А ты мне не указывай, – сдавленным голосом ответил согнувшийся полуорк. – Откуда мне было знать?

Варвар снова внимательно посмотрел в лицо Касавиру и, не глядя в сторону товарища, произнес:

– Грауб, мало того, что ты трус, ты еще и придурок. Твоей мамаше следовало утопить тебя в бочке с элем, как только ты явил миру свою уродскую, тупую башку.

Грауб, уже оправившийся от удара, пьяно хохотнул:

– А она это и пыталась сделать. Да не на того напала… хех. С тех пор я без эля дня прожить не могу.

– Заткнись, идиот! – Взревел Эйнар и вдруг обратился к Касавиру, сверля его пристальным взглядом глубоко сидящих под нависшими бровями голубых глаз. – Видал я ребят вроде тебя. Мало кто из них остался в живых. А твою рожу я на всю жизнь запомнил. Ты, сосунок, тогда прикрывал спины святошам, которые сунулись к нам с проповедями. – Он усмехнулся. – Ну и как, наградил тебя твой бог за верную службу?

Касавир молчал. Он пытался вспомнить, где мог видеть этого человека, но не мог.

– Не пытайся, – хрипло сказал варвар. – Ты лежал, воняя, как дохлый кобольд, и себя не помнил. Но теперь, я вижу, ты стал достойным противником, и мне не стыдно будет тебя убить. А? Один на один.

– Эээ… а я… а мы… – попытался встрять Грауб.

Эйнар резко развернулся и, схватив его за нагрудный ремень и приставив острие топора к горлу, бросил ему в лицо:

– А ты, охотник за падалью, проваливай к мамочке, пока я тебе башку не оторвал. Из-за таких, как ты, я позабыл, что такое честь!

Оттолкнув его и забыв об его существовании, Эйнар повернулся к Касавиру.

– Ну, так как, паладин?

– Я бы предпочел разойтись с тобой разными дорогами, – ответил Касавир, нахмурившись.

Варвар ухмыльнулся, глядя ему в глаза.

– Не думаю, что ты боишься. – Он покачал головой. – Нет, паладин, назад пути нет. Для меня, во всяком случае. Ты не можешь лишить меня этого шанса. Впрочем, чтобы тебя не мучила совесть, я ударю первым. Вели своим дружкам держаться подальше.

С первых секунд Эйнар понял, что не ошибся в выборе противника. Это был не мальчик, которого он когда-то посчитал недостойным добивать, обходя поле боя, усеянное трупами молодых новичков – свежеиспеченных паладинов Ордена. Он имел дело с сильным, опытным воином, таким, каким был он сам четырнадцать лет назад.

Тяжелый топор с лязгом отскочил от сверкающего благословленного щита. «Чертова магия», – успел подумать он, прежде чем молот паладина скользнул по его плечу, вышибая заклепки наплечника. Этого было достаточно, чтобы потерять равновесие. А боль – ерунда. Варвар рождается, живет и умирает с болью. Боль – это как часть его самого. Не желая сдаваться, Эйнар устоял на ногах и, пока паладин замахивался, нанес удар снизу, метя под наколенник. При любом раскладе этот страшный по своим последствиям удар должен быть обездвижить противника. Но боги хранили Касавира, приведя его в деревню Голдуил, где долгие годы ждал достойного хозяина волшебный доспех, бесценный дар Морадина. Получив тупой удар по колену, Касавир скрипнул зубами, перед глазами поплыли желтые круги, но сотворенное полминуты назад заклинание спасло его от шока. Все это заняло секунду и ошарашенный Эйнар, вопреки ожиданиям, не услышал хруста раздробленных костей и не увидел, как противник падает, корчась и ревя от боли. Последним, что он увидел было искаженное яростью лицо паладина, наносящего ему последний, смертельный удар. «Хвала Темпусу… достойная смерть…»

Склонившись над поверженным противником, Касавир уловил слабое дыхание. Эйнар застонал. В горле у него что-то всхлипнуло, и из уголка рта медленно, смешиваясь с серой грязью, поползла темно-красная струйка. Голубые глаза были широко открыты и смотрели на Касавира. И тут паладин вспомнил, что видел эти глаза и татуированное лицо сквозь мутную пелену забытья, когда вот так же лежал и умирал. Потом оказался у ворот своего лагеря, понятия не имея, кто его туда дотащил. Его выходили, а потом… посадили в карцер, куда по три раза на дню приходили допрашивать. В конце концов, его оставили в покое, но с тех пор в его молодом сердце поселилось сомнение в справедливости того, что он делал в этой далекой северной земле.

Касавир поднес руку к груди варвара, собираясь прочесть заклинание. Но, уловив его жест, тот еле заметно покачал головой и тихо прохрипел:

– Хвала Темпусу… спасибо тебе за достойную смерть… ты стал настоящим воином… об одном прошу…

Не договорив, Эйнар издал горлом клокочущий звук и затих. Сглотнув, Касавир закрыл ему глаза. Подняв голову, он увидел переминающихся с ноги на ногу товарищей.

– Нишка… – нерешительно произнес Келгар, – кажется, она по уши в… неприятностях.

Касавир вздохнул. Он знал, что решение очевидно, но принять его было нелегко.

– Об этом поговорим потом, – наконец, ответил он, – я должен исполнить то, о чем он хотел меня попросить. – Он снова посмотрел на распростертое перед ним мощное тело варвара. – Я не знаю, как случилось, что этот человек связался с наемными крысами. Но когда-то он был честным, достойным воином. Он заслуживает права быть похороненным по обычаям своих предков.

Касавир испытующе посмотрел на друзей.

– Это не займет много времени, если вы согласитесь помочь мне.

Пока они рыли, точнее, долбили могилу и носили камни для кургана, у Касавира было время обдумать сложившуюся ситуацию. И какие бы аргументы и отговорки он ни находил, все его рассуждения сводились к одному: бросить Нишку он не может. Не смог бы, даже если бы товарищи его не поддержали. Тех, кто выжил с тобой в аду и не предал, нельзя бросать, как бы ты к ним ни относился и каковы бы ни были твои принципы. Даже если на другой чаше весов твоя жизнь и… любовь.

Уложив в могилу тело Эйнара и его вещи, они соорудили курган и установили вокруг него три больших камня, на которых написали на всех известных им языках имя погребенного и описали обстоятельства, при которых он принял славную смерть. Помолчав немного, Касавир обратился к товарищам.

– Надеюсь, вы понимаете, что любая попытка помочь Нишке, скорее всего, поставит нас вне закона.

Ответом ему было молчание и упрямые взгляды друзей. Взяв свои вещи и оружие, он коротко сказал:

– Возвращаемся.