Текст книги "Если в сердце живет любовь"
Автор книги: Люси Бродбент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Как бы там ни было, а мы с детьми будем семьей, пусть и необычной. Не забывай, я ведь и сама из необычной семьи.
– А ты сказала Бретту, что беременна? – спрашивает Адам, пока мотор греется.
– Нет.
– Почему?
– Ты же знаешь, как он снялся с места перед появлением Тэкери.
– И теперь боишься повторения истории? Забавно. Если не в состоянии расстаться, то сейчас самое время дать человеку еще один шанс, – говорит Адам.
– Я с ним рассталась. Не забывай, я независимая женщина.
– И все же сообщи, Перл, – грустно настаивает Адам. – Если Бретт снова тебя бросит, будешь точно знать ему цену.
– И что же дальше?
– А дальше решать тебе. Не забывай, ты независимая женщина.
Глава 32
Проходит еще несколько месяцев. Свежая весна постепенно уступает натиску душного, бесконечно долгого калифорнийского лета. Асфальт плавится, но моя решимость и стремление к независимости растут и крепнут. Адам приезжает к нам. Мы ездим к нему. В итоге Тэкери видит отца гораздо чаще, чем в то время, когда жил с ним под одной крышей. Мне кажется, Адам даже с кем-то встречается. Я пригласила няню. Она из Гватемалы, и зовут ее Каролина. Главная обязанность Каролины – забирать Тэкери из школы. Благодаря ее помощи у меня освободилось несколько часов, и это время я посвящаю исключительно работе. Пишу новый сценарий.
Я заметно увеличилась в размерах. Новенькому, как зовет малыша Тэкери, уже тридцать семь недель. Это значит, что ростом он примерно семнадцать дюймов, а весит около шести фунтов.
– А ребенок понимает, что мама с ним разговаривает? – спросила я доктора Гринблата, когда пришла на УЗИ.
– Вполне возможно. Кстати, если хотите, можем узнать, кто это – мальчик или девочка.
– Конечно, хочу.
– Ультразвуковое исследование не может гарантировать стопроцентную точность, и все же… – Доктор погрузился в изучение картинки на мониторе. – И все же я бы сказал, что вот это не что иное, как пенис.
Я тоже посмотрела на экран. Голова, пульсирующее сердце и много странных форм, одна из которых действительно выглядит как пенис. Беременность приобретает новое измерение. Два мальчика! Мне предстоит воспитывать двух мужчин. Первой реакцией оказалась паника: сразила немедленно, прямо в кабинете доктора. Самостоятельность и независимость – прекрасные понятия, и все же каждая мать знает, каково это – вырастить ребенка. Пришлось напомнить себе, что пять миллионов долларов на банковском счету способны купить любую помощь. Да, с удовольствием повторю еще раз: пять миллионов долларов. И все эти деньги я заработала самостоятельно, честным трудом. Надо признаться, солидная сумма приносит больше уверенности в собственных силах, чем все сеансы психоаналитиков, вместе взятые. Дело в том, что студии так понравился первый сценарий, что за второй она заплатила вперед. Значит, неплохо получается!
Работа действует благотворно. Каждый день беру большую кружку мятного чая (сейчас никакого кофе – ребенку он ни к чему) и отправляюсь в гостевой дом. Задергиваю желтые шторы на окнах, которые повесила собственными руками, усаживаюсь в удобное кресло с высокой спинкой (сама купила), включаю компьютер и погружаюсь в параллельную жизнь. Процесс увлекает, затягивает, поглощает и отвлекает от вредных мыслей, в частности от мыслей о Бретте.
Тэкери встречается с Бреттом раз в две недели. Пришлось объяснить сыну, что ему крупно повезло: не каждый мальчик может похвастаться сразу двумя папами. Не знаю, как малыш воспринял известие о внезапном появлении второго папы, но прореагировал крайне лаконично.
– Классно, – оценил он и тут же переключился: – А можно посмотреть новую серию «Человека-паука»?
Каролина привозит Тэкери к родному отцу после школы, а через несколько часов забирает. Самой мне совсем не хочется встречаться с Бреттом. Он часто звонит и просит вернуться, но вариант даже не рассматривается. Рядом с крупной и яркой личностью жизнь становится чересчур сложной, запутанной и бурной. О беременности я до сих пор так и не сказала. Наверное, напрасно, ведь ребенка все равно не спрячешь. И все же не могу себя заставить: слишком боюсь, что снова испугается и убежит.
– Ты просто обязана сказать, – убеждают девочки. Мы сидим в кафе в бутике Фреда Сегала: встретились, чтобы порадовать себя вечерним шопингом. Стоит ли отказываться от невинных удовольствий? В последнее время не до развлечений, да к тому же я дала себе честное слово, что куплю только одну просторную рубашку. Не стоит забывать, что умеренность – это новая роскошь. К счастью, и с Беллой, и с Лиззи восстановились нормальные отношения. Лиззи все-таки сумела сломать стену обиды. Появилась на моем крыльце в Западном Голливуде с подарочным сертификатом спа-центра в руках и выражением искреннего раскаяния на лице.
– Нельзя было говорить Адаму то, что я сказала, – начала она оправдываться, едва поздоровавшись. – Ужасная ошибка… честное слово, мне очень, очень жаль. – Речь, конечно, была отрепетирована в машине, по дороге. Лицо Лиззи утратило обычную жизнерадостность, и даже кудрявые рыжие волосы поблекли. – Ты имеешь полное право меня ненавидеть. Ненавидишь, да?
– Нет, – коротко ответила я и пригласила в дом.
– Сможешь когда-нибудь простить?
– Наверное. – Я постаралась улыбнуться. – Все зависит от стоимости услуг в сертификате.
Лиззи с жаром бросилась обниматься.
– Прости. Мне очень-очень стыдно.
– Знаю.
– Но это была не настоящая я, – вдруг заявила она.
– Как это – не настоящая ты? – Раздражение вернулось. – Кто же еще, если не ты?
– Я, и все же не совсем я. Постарайся понять.
– Объясни.
– Все дело в квантовых спиритуалистах.
– Так, значит, это они заставили тебя лезть не в свое дело?
– Да. Нет. Ну, что-то в этом роде. Они меня подавили. Зомбировали.
– Но это же ужасно. – Никогда не подозревала, что влияние Кэмерона Валентина может оказаться настолько вредным. – И что же, ты до сих пор с ними общаешься?
– Нет.
Как же все-таки хорошо, что Лиззи снова рядом! Одно дело – расстаться с мужем, но потерять подругу детства… это грозит настоящим одиночеством. А ведь могла потерять и Беллу.
И вот сейчас та самая Белла, которая столько лет внушала мне, что Бретт Эллис не стоит даже вздоха, сидит за столиком кафе в окружении пакетов с покупками и доказывает, что необходимо поведать первому мужу о второй беременности.
– Если он отец, то разве не имеет права знать? – настаивает она.
– Но ты ведь сама твердила, что негодяй не имеет никаких прав, – пытаюсь защищаться я.
– Твердила. Но теперь вижу, что человек изменился.
– Ага, значит, только негодяи не имеют прав?
– Перл, разве не прекрасно, если вы с Бреттом снова будете вместе? – присоединяется к атаке Лиззи. – Ты всегда его любила и продолжаешь любить. И он тебя любит. Помнишь самолет?
– Какой самолет?
– Не притворяйся. Самолет в День святого Валентина.
– Что еще за самолет в День святого Валентина?
– Помнишь, я тебе показывала? Сначала буква «Б», потом сердечко, а потом буква «П»? Это означает «Бретт любит Перл». Разве не романтично?
Задумываюсь и начинаю что-то смутно припоминать, как будто сцену из прошлой жизни.
– Да-да, – настаивает Лиззи. – Точно знаю, я следила: сначала появилась буква «Б», потом сердце, а потом буква «П».
– А я помню только «Б» и больше ничего. В любом случае имена могут быть любыми. Бен любит Пенни.
Брэд любит Пэтси. Бегемот любит Принцессу.
– Нет, это точно означало, что Бретт любит Перл. – Лиззи победно улыбается.
– Какая разница? Мне не нужен мужчина. Не хочу мужчину.
– Не ври. Мужчина нужен. – Лиззи сверлит взглядом одинокого парня возле стойки бара. – Придумала. Знаю, что подарить тебе на Рождество.
– И что же?
– Одну вещь. Работает на батарейках. Первая буква – «В», – громко заявляет она. – Да, кстати, хотите услышать новости о «Собака знает все»?
– Нет, не хотим, – дразним мы с Беллой, отлично сознавая, что выбора у нас нет. Съемки фильма только что начались. Весной Лиззи прошла пробы и получила роль.
В общем, у нее все прекрасно. Но хочется услышать и рассказ Беллы. После того как я разбудила ее рано утром и сообщила о том, что разыскала настоящую тетушку, полиция арестовала мошенницу. Белла позвонила в Англию, а месяц назад съездила в гости.
– Ну и как Англия? – спрашиваю я.
– Все время шел дождь, – отвечает Белла без энтузиазма. Странно, но какой-то особой эйфории не заметно. Более того, мне даже кажется, что подруга несколько разочарована.
– И?..
– Понимаешь, если честно, то я чувствовала себя неловко. Тетя пригласила меня к себе домой на весь вечер. Встретила замечательно: пожала руку, напоила чаем. Но все равно постоянно ощущалась какая-то скованность, напряженность. Сама не знаю, чего ждала, но разговаривали мы как чужие.
– Чтобы сблизиться, нужно время, – тихо замечаю я.
– Да, наверное.
– Ливония хотела познакомиться с тобой поближе?
– Да. Долго рассказывала, как сожалеет о том, что не смогла меня приютить. Объяснила причину. Она не виновата: муж был категорически настроен против племянницы. Как бы там ни было, а я предложила забыть старое.
– Она наверняка обрадовалась.
– Да. И все же… – Белла задумывается. – Сама не понимаю. Все же как-то странно. Почему-то казалось, что теплых чувств должно быть больше. Больше родственной простоты, что ли. По-моему, с мошенницей, которая только притворялась тетей, найти общий язык было легче.
– Но ведь это потому, что она играла роль. Воплощала голливудскую фантазию. Картинка оказалась фальшивой. Реальная жизнь сложнее целлулоидной пленки.
Белла кивает.
– А фотографии родителей привезла? – интересуется Лиззи.
– Да. – Белла заметно воодушевляется. Открывает сумку и достает целую коллекцию снимков. Я внимательно разглядываю каждый: молодые счастливые лица кажутся знакомыми.
– Все будет хорошо, поверь. Просто нужно время. – Беру Беллу за руку, и она улыбается.
– А главное, не забывай, что сэкономила двадцать тысяч фунтов, – с серьезным видом замечает Лиззи. – Радоваться стоит хотя бы этому. Теперь сможешь оплатить мою дизайнерскую вагину.
Мы весело смеемся и радуемся встрече. Да, можно обойтись без мужчины, но без Беллы и Лиззи – ни за что.
Новый дом уже успел стать родным. Оставляю машину в гараже и иду по садовой дорожке. Дерево перед крыльцом приветливо склоняется, а широкая веранда приглашает отдохнуть в кресле-качалке. Внутри горит свет, блестит чистый пол, легкие кремовые шторы идеально гармонируют с простой и удобной мебелью. Пожалуй, в прежнем огромном доме мне так и не удалось добиться безусловного уюта, душевного тепла и безмятежности.
Отпускаю Каролину и кладу ей в ладонь шестьдесят долларов за дополнительную вечернюю смену. Надеваю любимую пижаму и с удовольствием залезаю под одеяло.
Не тут-то было: подает голос сотовый телефон.
– Перл, это Хизер.
– Э-э-э… привет, – с сомнением здороваюсь я. После того как мачеха поспешила распродать все папины вещи, вплоть до трусов и последнего свитера, мы разговаривали только один раз: я звонила, чтобы сказать о значительном пополнении папиного счета. Теперь ей незачем продавать дом. Но с какой стати Хизер вдруг вспомнила обо мне, да еще в одиннадцатом часу?
– Перл, ты мне нужна. – Голос звучит так же требовательно, как в ту страшную ночь, когда папа попал в госпиталь.
– Что случилось?
– Рожаю, – Слышно, как она тяжело дышит.
– Что, прямо сейчас?
– Да, сейчас. Пожалуйста, Перл, помоги. Больше некому.
– А куда же подевался этот… Рассел Андерс?
– Мы расстались. Вернее, он… а-а-а… – Снова тяжелое дыхание и стоны. – Он меня бросил. А-а-а… пожалуйста… а-а-а…
– Где ты?
– В такси. Джоули осталась с Кейси, а я еду в… а-а-а… в «Кедры».
– Выезжаю. Встретимся в госпитале. Отключаюсь и тут же звоню Каролине. Она, должно быть, еще и до дома не добралась.
– Каролина, моя мачеха рожает. У нее ребенок, понимаешь? Мне нужно срочно ехать в госпиталь. Можешь вернуться к нам?
– Да, мисус. Прямо сейчас?
– Да-да, немедленно. Я могу пробыть там долго. Сможешь провести с Тэкери всю ночь? Заплачу вдвойне.
– Без проблем, мисус.
Каролина приезжает через десять минут, а еще через десять минут я уже в госпитале. Так надо. Конечно, Хизер – не самая лучшая на свете мачеха, но она жена моего папы. Мне говорят, что миссис Сэш уже в родильном отделении, в палате ожидания. Захожу. Комната разделена на отдельные боксы зелеными шторами, но Хизер нахожу сразу и безошибочно. Этот вой ни с чем не спутаешь.
– А-а-а-а-а! – кричит она. – Неужели нельзя дать обезболивающее?
Открываю штору. В руку Хизер уже введена капельница, а живот опоясан черным ремнем, провода от которого теряются в недрах компьютера. Над головой на черно-белом мониторе бежит зубчатая дорожка: показывает сердцебиение ребенка и силу схваток. Новая жизнь рвется в мир.
– О, Перл, спасибо! – кричит Хизер. – Спасибо за то, что приехала! – По щекам текут слезы и оставляют черные следы от туши.
– Не благодари. Все в порядке. Все будет хорошо. – Сжимаю ее руку, а она смотрит с преувеличенной благодарностью.
– Сейчас так не хватает твоего отца. – Поток слез усиливается. Еще крепче стискиваю ладонь, и некоторое время мы обе слушаем стоны из соседних боксов.
– А-а-а! – Внезапно Хизер снова начинает кричать. – Чертовски больно! Почему здесь нет твоего отца? Кто разрешал ему умирать? Как он посмел? Я жутко на него зла!
– Понимаю, – успокаиваю я. – Но от него все равно было бы мало толку.
Штора открывается, и появляется медсестра-латиноамериканка.
– Что за шум? Слишком громко кричим, – приговаривает она. Смотрит на монитор и на бумажную ленту, которую выплевывает компьютер. – Хорошо, милочка, давайте проверим, как наши дела.
Деловито откидывает простыню и осматривает Хизер. Я стою рядом, и мы обе смотрим на монитор. Там бьется сердечко.
– О, придется еще подождать: расширение всего пять сантиметров, – сообщает сестра.
– Еще ждать? – недоверчиво переспрашивает Хизер. – С такой болью?
– Расширение должно достигнуть десяти сантиметров, – терпеливо объясняет сестра.
Спустя семь часов шейка матки раскрывается наконец до положенных десяти сантиметров. Хизер вместе с кроватью спешно выкатывают через автоматически раздвигающиеся двери и везут по стерильным белым коридорам в отдельную родовую палату, где уже ждет доктор Гринблат с маской на лице. Впервые замечаю, какие у него красивые глаза.
– Тебя наблюдает доктор Гринблат? – спрашиваю у Хизер. Понятия не имела.
– Как себя чувствуете, Перл? – интересуется доктор Гринблат, не обращая внимания на ее крики и проклятия. Тем временем целая команда медсестер подключает Хизер к компьютеру и поднимает ее ноги в стремена. Подобные сцены здесь, должно быть, не редкость.
– Черт, черт, черт… – стонет Хизер.
– Все в порядке, – отвечаю я и вытираю ей лоб влажной салфеткой.
– Все хорошо, – сообщает Хизер доктор Гринблат. – Ребенок в правильном положении. Головка в тонусе. Сейчас все пойдет быстро. Но только с каждой схваткой надо будет добросовестно тужиться. Как можно сильнее. Ощущаете желание тужиться?
– Черт, черт, черт…
– Понятно, но ощущаете ли вы желание тужиться?
– Да! – орет Хизер.
– Отлично. Вижу, что идет схватка. – Доктор смотрит на монитор. – Надо тужиться.
– Давай, Хизер, давай, – подбадриваю я. – Ты сможешь.
Хизер тужится, кричит и с такой силой жмет мою руку, что, боюсь, чувствительность теперь вернется не раньше чем через год.
– Вижу головку, – оповещает доктор. – Уже близко, Хизер. Хватит тужиться. Подождем следующей схватки. Молодец.
Через несколько секунд приходит следующая схватка. Тужимся. Кричим. Ругаемся. И вдруг, словно по волшебству (хотя если по волшебству, то откуда же столько боли?), на свет появляется чудесный крошечный темноволосый мальчик. Он прекрасен, и теперь уже слезы текут по моим щекам.
Новый братик. Новый папин ребенок. Он очень похож на папу. О Господи, если бы папа был здесь! Как бы он был счастлив!
Пока медсестры суетятся вокруг младенца, доктор Гринблат в последний раз осматривает мамочку и делает вывод, что она вполне здорова. Наконец и он, и медсестры уходят. Мы остаемся втроем.
– Хочешь подержать? – спрашивает Хизер. Она уже успокоилась и выглядит удивительно красивой. Подает мне сверток: белый, чистый, свежий.
– Как ты его назовешь? – спрашиваю я.
– Конечно, Гевином, в честь твоего отца. Гевин Сэш.
Да, папе бы это понравилось.
– Перл, хочу перед тобой извиниться, – тихо говорит Хизер. – После смерти Гевина я вела себя очень плохо.
– Все в порядке, не переживай.
– Нет, не в порядке. Знаю, что поступала грубо.
– Просто тебе было тяжело.
– Это не оправдание. Прости, мне очень неловко. Некоторое время мы обе молчим. Хизер закрывает глаза, а я сижу в кресле-качалке возле ее постели и любуюсь на крошечное существо, которое держу на руках. До чего же новый мальчик красив! Бережно кладу его в колыбельку и нежно глажу лобик. За окном уже светает. С улицы доносится шум машин – начинается новый день.
– Вы хорошо себя чувствуете, мисс? – спрашивает медсестра. Она вошла неслышно, незаметно, и сейчас вынимает из руки Хизер капельницу. – Что-то вдруг побледнели.
– Немного кружится голова. Сейчас все пройдет, только немного посижу и отдохну.
Сестра заботливо укрывает меня одеялом, и я закрываю глаза. Так приятно закрыть глаза…
Просыпаюсь оттого, что Хизер спрашивает, не хочу ли я позавтракать.
– Который час?
– Не знаю. Но проголодалась так, что согласна поесть даже в «Макдоналдсе». Пойду узнаю, чем здесь кормят.
– С ума сошла? Ты же только что родила. Давай лучше я схожу.
– Нет-нет. Я прекрасно себя чувствую. Даже хочется встать и размяться.
– Не придумывай! – Впервые вижу женщину, которая после родов подскакивает и куда-то бежит. Смотрю, как Хизер осторожно сползает с высокой кровати. – Ты уверена, что действительно готова встать? Почему не хочешь, чтобы я сходила?
– Ты слишком уютно выглядишь под этим одеялом. Моя очередь о тебе позаботиться.
Хизер вытаскивает из сумки халат, надевает и нетвердой походкой направляется к двери.
Да, с этой решительной особой не поспоришь. Снова откидываюсь на спинку кресла-качалки и сквозь прозрачную стенку колыбели смотрю на малыша. Гевин сладко спит, сжав в кулачки крошечные пальчики. С такими родителями вырастет настоящим бойцом. Интересно, каким будет мой ребенок? Серьезным, вдумчивым и спокойным, как Адам? Или ярким, эмоциональным и красивым, как Бретт? Поглаживаю живот и молча молюсь, чтобы Господь послал легкие роды. Стук в дверь прерывает сладкие мечты.
– Войдите, – говорю я, ожидая увидеть медсестру. Но когда дверь открывается, решаю, что, должно быть, все еще витаю в облаках. Входит Бретт. – Что ты здесь делаешь?
– Приехал, как только узнал. – Выглядит он встревоженным. Лицо потное, дышит тяжело, как будто бежал. – Как ты себя чувствуешь?
– Немного устала, но, в общем, хорошо.
– А ребенок?
– Просто чудо. Посмотри. – Показываю на колыбельку. – Но все-таки, зачем ты примчался?
Бретт смотрит на малыша, и на глазах появляются слезы. И как узнал, что я здесь?
– Какая красота! – Бретт не может отвести глаз и не замечает, как по щеке катится слеза. Плачущий мужчина на редкость сексуален. – Мальчик или девочка?
– Мальчик.
– Мальчик! – Голос срывается от избытка чувств. Никогда не думала, что младенец способен вызвать у Бретта такую нежность.
– А имя у него уже есть?
– Гевин.
– Да, конечно. В честь твоего отца. Но ты действительно хорошо себя чувствуешь? Все в порядке?
– Да, в полном порядке. – С какой стати он так беспокоится?
– Перл, почему ты скрыла от меня, что ждешь ребенка?
– А как ты узнал?
– Няня сказала, когда привезла Тэкери.
О Боже! Совсем забыла, что на сегодня запланирована встреча с отцом.
– Сказала, что у тебя будет ребенок и что ты в «Кедрах». Перл, почему ты от меня утаила?
– Не знаю. – Теперь понимаю, что глупо было молчать. – Наверное, испугалась, что снова сбежишь, когда Тэкери только к тебе привязался. Испугалась, что снова в тебя влюблюсь. Испугалась, что снова мир рухнет, как и после рождения Тэкери. – Бретт сжимает край колыбели и опускает голову. – Только недавно пришла в себя и боюсь рисковать.
– Если бы ты только знала, как хочется повернуть время вспять. Больше всего на свете. – Говорит он настолько искренне, что недолго и поверить. – Помнишь тот день? Тэкери уснул, и мы остались вдвоем…
– Так это был ты?
– Не надо шутить. Для меня это важно. – Глаза действительно серьезны. – С тех пор никак не могу тебя забыть. Думаю день и ночь, ночь и день. Не знаю, как убедить тебя вернуться. Готов сделать все, что угодно. Готов умолять и ждать. Но неопределенность угнетает. Даже не знаю, видела ли ты мою валентинку.
– Какую валентинку?
– В небе. Не хотелось писать слишком откровенно, но почему-то я не сомневался, что уж кто-кто, а такая нежная девушка, как ты, точно поймет, что это для нее.
– Значит, это все-таки твоя работа?
– Конечно, моя. Хотел показать, что мечтаю о тебе, но, в то же время, боялся раскачивать вашу с Адамом лодку. Это было бы неправильно. Вот и решил, что лучший способ – признаться в любви и ждать. А еще сказал себе, что даже если придется ждать вечно, буду ждать вечно.
Я молчу. До чего способен довести человека безнадежный романтизм? Но таков Бретт Эллис. Готова ли я ему поверить?
– Ах да. Совсем забыл сказать, что купил Тэкери железную дорогу.
– Какую?
– Ту самую железную дорогу твоего отца. Ты же призналась, что очень не хочешь с ней расставаться. Продавалась на интернет-аукционе еще весной, а пришла по почте совсем недавно.
Не могу удержаться от смеха.
– И что же здесь смешного?
– Ничего. Просто я и сама сделала несколько ставок. Бретт тоже смеется, но потом снова становится серьезным.
– Поверить не могу, что Адам выгнал тебя беременной. Как он смог?
– Видишь ли, – я неловко улыбаюсь, – для этого у него были достаточно веские основания. Но теперь уже все в порядке – мы друзья.
– И что же ты собираешься делать?
– Буду воспитывать ребенка вместе с Тэкери. А ты что подумал? Что откажусь?
– Перл, позволь мне позаботиться о вас. – Бретт наклоняется и умоляюще смотрит в глаза. – Очень хочу тебе помочь. Хочу искупить вину. – Он неожиданно опускается на колени и хватает меня за руки.
– Встань, а то медсестра подумает, что ты делаешь мне предложение, – шутливо предупреждаю я.
– А может быть, так оно и есть. Что бы ты сказала, если бы я попросил выйти за меня замуж?
– Сказала бы, что просьба несколько экстравагантна. – Мы снова смеемся.
– А если серьезно? – Бретт откашливается и принимает театральную позу: теперь он стоит на одном колене. – Перл, понимаю, что вел себя как последний идиот. И все же позволь обратиться с просьбой. Мне безразлично, что ребенок не мой. Главное, чтобы ты была рядом. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Он говорит чуть осипшим от волнения голосом, а смотрит тем самым взглядом, от которого сердце сразу начинает прыгать. Вот и сейчас скачет так, словно пытается поставить олимпийский рекорд. Приказываю себе не спешить с выводами.
– Но ведь я замужем, – привожу веский аргумент. – Дважды нельзя.
– Какая мелочь! – отмахивается Бретт, продолжая упорно смотреть в глаза. Чувствую тепло его рук: нежное прикосновение убеждает красноречивее слов. – Обещаешь подумать?
– Пожалуй, подумаю. – Пытаюсь ответить безразличным тоном, но не очень-то получается. Когда-то рядом с Бреттом я чувствовала себя любимой и защищенной, и сейчас снова очень хочется прильнуть, прижаться, согреться в уютном объятии. Закрываю глаза и наклоняюсь – поцелуй неизбежен.
Бретт тоже устремляется вперед.
– Понимаешь, дело в том… – шепчет он. Губы совсем близко, я даже чувствую дыхание. – Дело в том, что я люблю маму маленького Гевина.
– Что?! – кричу я и открываю глаза. – Кого ты любишь? – Я отталкиваю Бретта с такой силой, что бедняга теряет равновесие и падает.
Сердито вскакиваю. Как он смеет?! Как смеет делать мне предложение, а уже в следующую минуту признаваться в любви к Хизер?! Что же это такое, черт возьми? Решительно шагаю к двери, чтобы выпроводить нахала. Видеть не желаю! Но на полпути внезапно понимаю, в чем дело, останавливаюсь и начинаю хохотать. До чего же способно довести уязвленное самолюбие!
Бретт выглядит растерянным и смущенным – в немалой степени оттого, что сейчас, без одеяла, моя беременность оказывается очень заметной.
– Так ты решил, что это мой малыш? – сквозь смех спрашиваю я. – Каролина сказала, что я поехала на роды в «Кедры», и ты решил, что ребенок мой?
– А что, разве не твой? – недоуменно спрашивает Бретт, сидя на полу.
– Нет. Этого очаровательного мальчика родила Хизер.
– Какая Хизер?
– Папина жена. Ночью поняла, что время пришло, позвонила и попросила помочь. А сейчас уже встала и пошла за завтраком. Вот, – я кладу руки на живот, – вот мой ребенок, и ждать его рождения еще почти месяц.
Бретт в полном замешательстве.
– Это не твой ребенок? – Он медленно встает и показывает на колыбель.
Я решительно качаю головой.
– Но у тебя тоже будет ребенок?
Киваю.
– Через месяц?
Снова киваю.
Бретт садится в освободившееся кресло и крепко задумывается. Наклоняется, переплетает пальцы – зримое воплощение напряженной умственной работы. Интересно, сумеет ли сосчитать? Далеко не все мужчины способны сделать правильный вывод. Но Бретт оказывается смышленым парнем.
– Значит, через месяц? – переспрашивает он, и выражение недоумения на лице сменяется светом надежды. Я загадочно улыбаюсь. – Но ведь пройдет ровно девять месяцев с той удивительной, волшебной, незабываемой встречи. Верно?
– Да.
– Значит, ребенок мой?
– Не обязательно. Возможно, не твой, а Адама. Вижу, как бледнеет улыбка. Ужасно признавать, что даже не знаешь, от кого беременна.
– Но существует вероятность, что мой?
– Да, существует вероятность, что твой.
Бретт подбегает, хватает за руки и начинает кружить по комнате.
– Так ты просто обязана выйти за меня замуж! – ликует он. – Обязана!
– А если отец – Адам?
– Не важно. Какая разница? Выйдешь за меня?
– Я же сказала, что подумаю. – Пытаюсь вырваться на свободу. События развиваются слишком быстро, слишком неожиданно. Голова все еще кружится, но от Бретта не так-то легко отделаться. Он обнимает и целует – медленно, нежно, призывно. Поцелуй продолжается так долго, что ребенку в животе становится скучно, и он начинает сердито брыкаться. Ну, а я понимаю, что будущее окончательно решено.
