Текст книги "Если в сердце живет любовь"

Автор книги: Люси Бродбент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

В шестнадцать лет я победила в конкурсе на лучший рассказ. Дело было в средней школе Беверли-Хиллз. Конкурс считался региональным, и шедевр напечатали в местной газете. Впервые в жизни мне удалось одержать победу и вообще добиться успеха в школе, а потому папа отнесся к событию в высшей степени серьезно. Пригласил меня в ресторан, признался, что очень гордится успехами дочери, и показал газету с рассказом всем друзьям и знакомым. Папа всегда поддерживал наши творческие порывы.

Потом позвонила журналистка. Сказала, что их редакция прочитала рассказ и просит меня дать интервью. Я, разумеется, согласилась. Папа всегда давал интервью после выхода нового альбома. А мне не терпелось поговорить о своей работе.

Журналистка пришла к нам домой, и я повела ее во двор, где приготовила чай со льдом. В жизни она оказалась моложе, чем по телефону, и одета была соответственно: мини-юбка, туфли на шпильках.

– А твой отец дома? – поинтересовалась она, чересчур откровенно заглянув в дом.

– Нет, ушел, – не совсем уверенно ответила я, потому что никогда не знала, где он.

– Каково быть дочерью знаменитых родителей? – спросила журналистка, вытаскивая из большой сумки на длинном ремне диктофон и блокнот.

Неужели опять этот вопрос?

– Нормально, – лаконично ответила я.

– Можешь ли ты сказать, что тебя балуют?

– Не особенно. Папа довольно строг.

– И в чем же проявляется его строгость? – уточнила она, странно растягивая слова. Манера задавать вопросы очень напоминала тихое лошадиное ржание.

– Ну, знаете, требует, чтобы мы вели себя вежливо, убирали в своих комнатах, поддерживали в доме порядок. Гулять можно только до десяти.

– Ты очень переживала, когда родители развелись?

– Порядком.

– Почему? – Ну точно, лошадиное ржание.

– Потому, почему переживают все дети… Но теперь мне кажется, что так лучше и для мамы, и для папы. Во всяком случае, прекратились ссоры.

– Они часто ссорились? – Настырная девица серьезно посмотрела на меня и снова заржала: – И в чем же проявлялись их ссоры?

– Видите ли… по-моему, они соперничали. Оба достигли больших успехов, а потому… – Я остановилась. – Трудно объяснить.

– Может быть, ссорились из-за того, что отец принимал наркотики?

Допрос начинал действовать на нервы.

– Честно говоря, мне казалось, что вы собирались поговорить о моем рассказе, а не о моем папе.

– Конечно, конечно… – Журналистка на мгновение растерялась. – Просто начала издалека. Ну, ты понимаешь, для антуража. Итак, как же тебе пришла в голову сама идея рассказа?

В этот момент я поняла, что ни я, ни мой рассказ ни капли не интересовали бойкую особу. А пришла она исключительно ради папы. Следовало бы сообразить раньше.

Глава 19

На следующий день после похорон я вернулась на работу. В печали есть странная, но объективная закономерность: как бы мы ни тосковали, как бы ни страдали, мир неумолимо движется вперед. А когда рядом пятилетний ребенок, земной шар вращается еще быстрее. Каждый вечер человека надо искупать и уложить спать, попугая необходимо накормить, посудомоечную машину загрузить и разгрузить. Конечно, можно было бы положиться на няню и горничную, но рутина успокаивает, а общение с Тэкери дарит ощущение жизни.

Сегодняшний день до отказа наполнен делами, а значит, остается меньше времени на грусть и сожаления. Вечером Адам поведет меня в ресторан. Он заранее изучил путеводитель и выбрал достойное место, заказал по телефону столик, вызвал на вечер няню. И вот теперь нам предстоит в полной мере насладиться гастрономическими радостями в лучшем из новых голливудских ресторанов – французском заведении под названием «Комм са».

После похорон я почти не видела мужа. Каждый вечер и каждую ночь возникают новые сцены из «Пресс-папье», которые необходимо закончить срочно, к утру. Пытаюсь доказать Адаму, что отсутствие гармонии между работой и семейной жизнью порождает дисбаланс и дурную энергию. В ответ он обзывает меня типичным калифорнийским божьим одуванчиком. Хорошо хоть, что нашел в себе силы извиниться за неприличное поведение после похорон. Произошло это не сразу. Вернувшись в тот печальный день домой, я наткнулась на стену ледяного молчания. Что и говорить, в пассивно-агрессивном поведении Адам силен. Затем последовало бурное выяснение отношений с обвинениями в неверности и заявлениями типа «Настоящий отец – я, а Бретт и понятия не имеет о сыне». Наконец мне все-таки удалось убедить мужа в том, что на похоронах папы я вовсе не убегала от гостей, чтобы в кустах заняться сексом с Бреттом, и в итоге последовало неохотное признание: да, возможно, он действительно немного погорячился. Конечно, я тут же его простила. Ситуация сложна для всех. Хорошо, что сегодня вечером наконец отдохнем: выпьем по паре бокалов яблочного мартини, попробуем разные салаты, встретим знакомых. Ну и, конечно, Адам расскажет последние студийные сплетни. Обожаю слушать голливудские новости.

Можно ли представить работу более сюрреалистичную? Сейчас передо мной открывается неприятное зрелище голой жирной задницы агента по работе с талантами Стивена Шо. Более того, я собственными руками вытаскиваю из пятой точки босса колючки от кактусов. Может быть, это сон? Ущипните меня! Но это действительно так. Стивен играл со своими детьми в футбол и неудачно упал на кактус, и вот мне приходится теперь выполнять роль врача.

– О Господи, Стивен, надеюсь, меня ждет щедрый бонус! – не выдерживаю я.

Страдалец лишь невразумительно ворчит и громко стонет.

– Кстати, – изрекает он через некоторое время. – Надо будет сказать Бретту, чтобы приехал. Во время ленча у нас с Барри Файнманом родилась отличная идея. Хотим предложить ему главную роль в новой экранизации романа Джейн Остен.

– Но это же моя…

– Видишь ли, «Нью-Лук» собирается снимать «Нортенгерское аббатство». Подходящая роль для Бретта. Его типаж: характер сильный, мужественный и в то же время глубокий и чувственный. Ничего подобного он еще не играл.

– Но…

– Думаю, как раз то, что нужно. Непременно договорись о встрече. Не забудь.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не засунуть колючки обратно.

– И позвони доктору, – добавляет Стивен.

– Зачем?

– Чтобы приехал и сделал укол от столбняка. Травма может оказаться смертельной.

Буду только рада. Спасаюсь в своем кабинете и принимаюсь разбирать почту.

Корреспонденции всегда много. Стивен тратит такие огромные суммы, что вполне способен в одиночку удержать на плаву американскую экономику, а потому регулярно приходят кипы счетов. Ну, а когда он решает провести рабочий день не в городском офисе, а дома, курьер неизменно приносит дополнительную связку бумаг. С удовольствием пью кофе и одновременно просматриваю документы. Счет от адвоката, контракт на обслуживание офисного здания, ведомости на зарплату сотрудникам, три приглашения оформить новые кредитные карты, пятнадцать приглашений на светские мероприятия, куча рекламных проспектов, обещающих фантастические усовершенствования домашнего хозяйства. Тщательно сортирую почту, раскладываю в стопки по степени важности, а макулатуру отправляю в корзину.

Неожиданно в поступившей из офиса пачке обнаруживаю медицинские счета. Странно, им здесь быть не полагается. В функции агента не входит оплата лечения клиентов. Просматриваю бумаги и вижу, что услуги оплачены производящей компанией, снимавшей последний фильм с участием Бретта. Компания жаждет получить компенсацию. Начинаю читать внимательно и встречаю имя Бретта Эллиса. Срочная медицинская помощь. Зондирование желудка. Госпитализация. Пребывание в реабилитационном отделении.

Вот это да! Что же случилось? Да, Бретт действительно заметно изменился: сниматься отказывается, да и ведет себя совсем иначе. Есть ли связь? Пресса молчит – я заметила бы любое сообщение. Да и Стивен ничего не говорит.

Во всяком случае, меня это не касается. Вот только запретить себе думать невозможно, так же как невозможно не мечтать о каком-нибудь платье от Фреда Сегала, которое нельзя ни купить, ни забыть. Стараюсь отвлечься: вспоминаю летнюю коллекцию в «Барниз», шикарные туфли от Кристиана Лобутена, золотых рыбок Тэкери, сценарии Адама – все подряд. И все же после папиных похорон мысли о Бретте не отступают. Опасные мысли. В какой-то момент он дотронулся до моей руки – невинное прикосновение, почему-то застрявшее в памяти. Запах стирального порошка от рубашки. Выражение раскаяния на красивом лице. Было ли все это? Физическая привлекательность – опасная, грозная сила, способная порождать фантазии и иллюзии. Нет, не имею права вновь поддаться колдовским чарам.

И все же Бретт выглядел другим – таким, как раньше, до наступления эпохи головокружительного успеха и прихода славы. В самом начале нашего романа он как-то раз купил билеты в «Голливуд-Боул». Исполнялась увертюра Чайковского «1812 год», и грандиозный финал сопровождался фейерверком.

– Знаешь, а ведь Чайковский написал свое первое произведение для матери, – неожиданно заметил Бретт. – Когда она умерла, ему было четырнадцать лет, и он сочинил ей вальс.

– Но она не услышала?

– Нет. Правда, горько? Мать так и не узнала, что ее сын – гений. А Чайковский был гением.

Я кивнула, хотя и понятия не имела, кто такой Чайковский. До этого даже ни разу не была на концерте классической музыки.

– Многое бы отдал за такой талант, – признался Бретт. Да, в то время он умел восхищаться, да и вообще был скромным. Но скоро изменился: к третьему фильму так возгордился, что уже никто не мог с ним сравниться. Даже Чайковский.

И вот недавняя встреча напомнила о наших первых, по-настоящему счастливых днях. Он искренне радовался знакомству с Тэкери. Когда-то я страстно мечтала о том, что Бретт вернется и восхитится прекрасным ребенком, которого мы вместе создали. Хотелось разделить радость каждого нового достижения малыша. Все было впервые: первая улыбка, первые попытки ползать, первое слово – кстати, оно звучало почти как «па-па». Растить общего ребенка – почти то же самое, что сидеть за роскошным столом в прекрасном собственном ресторане. Ребенок и сам по себе дарит необыкновенную, ни с чем не сравнимую радость, а если можно разделить восхищение с близким человеком, радость становится еще ярче, еще острее.

Но какой смысл думать и вспоминать? У меня другая, новая жизнь. У меня есть Адам, и я его люблю. Если Бретт дошел до медицинских счетов, это его проблемы. Нельзя об этом думать. Кладу счета в конверт, чтобы переслать по назначению, и открываю в компьютере клиентскую базу Стивена, чтобы посмотреть адрес.

«Ожидается новый адрес», – отвечают мне.

Хм, неужели переехал? Что ж, все равно придется звонить, ведь Стивен хочет встретиться.

– Привет! – слышится голос Беллы, и она впархивает в кабинет. Я погрузилась в воспоминания и совсем забыла о том, что сегодня должна прийти подруга, причем не одна, а с тетушкой. На прошлой неделе она позвонила и сообщила, что тетя приехала в Лос-Анджелес и встреча состоялась. Она решила, что так надо. Не хочу ли я тоже познакомиться? У меня сложилось впечатление, что Белле не терпится похвастаться своей калифорнийской жизнью, а я вхожу в выставочную программу вместе со Стивеном Шо. Выйдя замуж за Джейми, его старшего сына, она автоматически приобрела сумасбродного свекра. Непонятно только, зачем им хвастаться.

– Очень занята? – спрашивает Белла.

– Ни за что не угадаешь, чем пришлось заниматься утром, – жалуюсь я. С тех пор как Белла нянчила в этом доме детей, мы не перестаем обмениваться причудливыми историями. Чтобы узнать Стивена во всей красе, надо на него поработать.

– Ну, рассказывай. – Подруга целует меня в обе щеки и усаживается в кресло напротив стола. Выглядит она счастливой.

– Вытаскивала кактусовые колючки из толстой задницы босса.

Белла смеется:

– Неужели обошлось без визита к врачу? Не верю, что наш ипохондрик согласился упустить возможность полечиться.

– Правильно делаешь, что не веришь. Врач приедет во второй половине дня. Слушай, ты же собиралась привезти тетушку.

– А она здесь. Пошла посмотреть сад.

Дружно вытягиваем шеи к окну и видим женщину сорока с лишним лет. Стоит недалеко от дома и любуется живописным прудом. Не подозревая, что находится под пристальным наблюдением, опускает ладонь в фонтан, который наконец-то снова заработал, и с удовольствием следит, как вода струится между пальцами. На ней яркое платье и практичные туфли на сплошной подошве. Новая родственница выглядит вполне симпатичной: веселые морщинки вокруг глаз, пухлые губы. Но ведь она бросила племянницу, когда та осталась сиротой, а потому твердо знаю, что не могу и не хочу проникнуться симпатией.

– Ну и как? – осторожно осведомляюсь я.

– Отлично. – Белла широко улыбается. Поправляет длинные светлые волосы и внимательно смотрит прозрачными голубыми глазами. До чего же красива! Стоит ли удивляться, что телевидение не прошло мимо?

– Она ничего? – Такого развития событий я почему-то не ожидала.

– Очень хорошая. Я боялась, что возникнет неловкость… ну, сама понимаешь, после стольких лет. Но тетя оказалась милой, Перл. Да, очень-очень милой. – Белла задумчиво смотрит в окно. – Не могу передать, как приятно наконец-то найти близкого человека. – Она стучит в стекло. Гостья из Англии поднимает глаза, и обе радостно машут. Никогда еще не видела подругу в таком счастливом возбуждении. – Наверное, это глупо, но ее приезд наполнил мое существование смыслом. Странно, да?

– Ничуть, – услужливо отрицаю я.

– Тетя пригласила меня к себе на Рождество. Только представь, Перл. После долгих лет одиночества встречу Рождество в кругу семьи! – Белла ликует, как будто узнала, что получила «Оскар».

Очень хочется спросить, из каких соображений тетя бросила ее и обрекла на эти самые долгие годы одиночества, однако молчу, чтобы не омрачать радость.

– Класс! – поддерживаю я.

– У нее много фотографий мамы и папы, – продолжает Белла.

– Ты смотрела фотографии родителей?

– Нет, они же в Англии. Но я хотя бы знаю, что осталась память. Даже не помню, как родители выглядели.

Белла совсем не похожа на себя – еще никогда не доводилось видеть ее в таком блаженном состоянии.

– Где вы встретились? Рассказывай, не терпится услышать все подробности.

– Она пришла ко мне домой. Мне не хотелось встречаться в людном месте, чтобы не попасться на глаза папарацци. Как только я открыла дверь, она бросилась меня обнимать.

– А тебе не кажется, что это как-то уж слишком? После всего, что было?

– Не кажется. Звучит, может быть, немного сомнительно, но на деле оказалось вполне естественно. Я сразу почувствовала себя так, словно вернулась домой: спокойно и уютно. Понимаешь?

Не понимаю, но все равно киваю.

– Ты ее простила?

– Не имеет смысла перетирать прошлое, Перл. Ты ведь сама не раз говорила, что иногда лучше простить и идти дальше. Поэтому я и согласилась дать ей деньги.

– Какие деньги?

– Ну, тете срочно нужна некоторая сумма, – беззаботно отмахнулась Белла.

– Сколько?

– Видишь ли, она овдовела. И у нее трое детей. Мои двоюродные братья, подумать только! Настоящая семья. – В глазах Беллы снова застыло опасное блаженное выражение.

– Но ведь ты ничего не знаешь об этой женщине! – восклицаю я жарче, чем следовало бы. В голове звучит сигнал тревоги.

– Она папина сестра, Перл, и я ощущаю ответственность.

– Но, Белла, она ведь и пальцем не шевельнула, когда ты осталась одна!

– И что же, следовать дурному примеру? Забыла, что сама не раз повторяла: «Надо поступать так, как велит сердце»?

– Но она хотя бы извинилась? Объяснила, почему не помогла тебе, не приютила?

– А зачем? Жизнь продолжается. – Говорить на скользкую тему Белле определенно не хочется.

Подруга всегда стоически переносила одиночество. Отделывалась язвительными, а порой и циничными шутками. Например, утверждала, что без родителей даже лучше, потому что не надо тащить за собой старые чемоданы. Конечно, никто и никогда не принимал подобные заявления за чистую монету. Но сейчас страстное желание обрести родственников перешло все мыслимые границы. Трудно поверить, что наивный лепет слышится из уст ироничной, рассудительной Беллы. Странная несоразмерность: подарив то, о чем она втайне так долго мечтала, судьба тут же отняла способность мыслить здраво.

– И сколько же тетя просит? – уточняю я. Чтобы сгладить остроту вопроса, делаю вид, что увлеченно пью кофе.

– Двадцать кусков.

– Двадцать тысяч! – Я едва не захлебываюсь.

– Фунтов.

– Так, значит, ты ей понадобилась только из-за денег? – Неприятно такое говорить, но приходится.

– Знаю, что понять нелегко, но все равно хочу помочь. Честное слово. У нее могут отобрать дом за долги.

– И ты даже не собираешься проверять, насколько правдива история?

– А зачем? – Белла смотрит непроницаемым взглядом, и я жалею, что спросила. – У меня же появилась семья, Перл. Семья! Исполнилась мечта всей жизни!

Невольно задумываюсь о том, что многое отдала бы, чтобы вернуть папу или, если бы не имела семьи, найти близких людей.

– А ты можешь позволить себе такую серьезную трату?

– У меня есть сбережения.

До чего же несправедливо! Белла приехала в Лос-Анджелес с пустыми руками. Она никогда не рассказывает о своих доходах и вообще не любит говорить о деньгах, но я твердо знаю, что каждый цент заработан честным трудом. Они с Джейми живут в фантастически прекрасном доме в Малибу, на берегу океана, и этот дом Белли купила на свои средства. Она ведет программу о кино на Эм-ти-ви, работает в модельном бизнесе и регулярно участвует в разговорных шоу в качестве гостьи. Неудивительно, что при такой нагрузке кое-какие денежки удается отложить. А ведь и Джейми тоже работает не бесплатно. И все же… вот так просто, ни с того ни с сего, отдать неизвестно кому целую кучу денег?

– Слушай, а почему бы тебе не повременить с ответом и немного не подумать? – осторожно предлагаю я. – Для начала съезди в гости в Англию, познакомься поближе, а потом уже решишь насчет денег.

– Тетя говорит, что сборщики долгов ждать не будут. Последние несколько сотен она потратила на дорогу сюда, потому что решила, что после стольких лет разлуки было бы грубо просить о помощи в письме. Уверяет, что я – последняя надежда. Перл, на моем месте ты бы и сама так же поступила.

Неужели? Неужели мне так же отчаянно хотелось бы найти семью? Неужели и Тэкери будет разыскивать родного отца с такой же безумной страстью?

– Хочешь познакомиться? – Белла встает.

– Конечно.

Мы идем в сад и находим тетушку возле гостевого дома: она заглядывает в окно.

– Тетя Ливония, это Перл, – объявляет Белла, едва мы оказываемся рядом.

Родственница резко, с легким испугом поворачивается, и мы пожимаем друг другу руки. Напоминаю себе о необходимости вести себя дружелюбно. Эта женщина очень дорога Белле.

– Вам нравится в Штатах? – вежливо интересуюсь я.

– Очень нравится, – отвечает она и настороженно меня разглядывает. – Все вокруг такое большое. Намного больше, чем дома.

Для женщины, способной отвергнуть осиротевшую племянницу, особа выглядит вполне добродушной. Я, в свою очередь, внимательно вглядываюсь в ее лицо в поисках ответов на многочисленные вопросы. Должны же остаться какие-то следы: может быть, сказалось тяжелое прошлое или отозвались болезненные переживания. Без причины ничего не бывает. Возможно, сейчас она глубоко раскаивается. Замечаю по-английски бледную кожу, морщины на лбу, начинающие седеть волосы неопределенного цвета, но так и не нахожу во внешности ничего, что могло бы напомнить о печали или сожалении. Для погрязшего в огромных долгах человека тетя кажется собранной и на удивление уверенной в себе.

– А где ваш дом? – любезно уточняю я.

– О, в крохотном городке недалеко от Лондона. Уверена, что вы о нем ни разу не слышали, – уклончиво отвечает она. Говорит, как Джуди Денч – очень отчетливо, старательно округляя гласные.

– А давайте попробуем. Я ведь училась в Англии.

– Никто не знает нашего местечка, – снова уходит от ответа Ливония. – Смотри, Белла, какие чудесные розы! – Она наклоняется над кустом и нюхает полураскрытый бутон.

– Да, розы прекрасные, – соглашается Белла и, как собачка, идет по пятам за тетушкой.

В конце концов, все втроем оказываемся в кухне. Мария накрыла стол возле выходящего в сад окна: нас ожидают не меньше дюжины салатов. Появляется Стивен, не переставая ахать и охать по поводу израненной задницы. Белла представляет гостью, но он не особенно интересуется и не задерживается. Ливония снова восхищается масштабами жизни в Америке. На британцев размеры всегда производят большое впечатление. И еще неизменно потрясает калифорнийская погода.

– Белла рассказала, что у вас есть дети, – мимоходом замечаю я, пока мы пьем холодный чай.

– Да, трое, – отвечает она, чуть наигранно напирая на звук «р».

– И сколько же им?

Гостья смотрит в потолок, словно пытается сосчитать. – Ой, так быстро растут, что даже сложно уследить! А у вас есть дети?

– Да, пятилетний сын. Он сейчас в школе. – Садовник включает газонокосилку, и Белла прикрывает окно и дверь, чтобы треск не мешал разговаривать. – А кто за ними присматривает в ваше отсутствие?

– Отвезла всех к подруге в Дорсет.

– Наверное, рады пропустить школу?

– Да… – Она явно сомневается и на мгновение теряется.

– Тэкери обрадовался бы любой возможности прогулять.

– К счастью, у них сейчас каникулы. – Уверенность возвращается.

Мы непринужденно болтаем, обсуждая все интересное и заманчивое, что предлагает туристам Лос-Анджелес: голливудскую Аллею славы, музей Гетти, знаменитую надпись «Голливуд» на горе и, самое главное, магазин Фреда Сегала и торговый центр в Беверли-Хиллз. Белла обещает показать тетушке достопримечательности и приглашает переехать из дешевого туристического отеля к ней домой. Однако Ливония отвергает предложение. Не перестаю наблюдать за Беллой: подруга на лету ловит каждое слово новоиспеченной родственницы и выглядит абсолютно счастливой. Но что-то в самой Ливонии меня тревожит, лучше бы она не просила денег. Это так вульгарно.

После ленча прощаемся: мне пора возвращаться к работе. Едва подхожу к столу, звонит телефон. Это Адам. Объясняет, что вынужден отменить сегодняшний поход в ресторан.

– На студии вечеринка, – устало объясняет он, – Не хочу идти, но придется.

– Это обязательно?

– Да. Правда не хочется. – Повторяется. – Но необходимо засветиться. Будут все: генеральный директор, Ник Харгрейвз, Бен Шмули… – Из трубки долетают еще несколько начальственных имен. – Очень не хочу идти. Ты же знаешь, как я нервничаю на таких сборищах.

Но наверное, необходимо. Как считаешь?

Адам всегда спрашивает мое мнение. Подозреваю, что для очистки совести.

– Думаю, лучше пойти.

– Я бы, конечно, хотел побыть с тобой. Ты ведь понимаешь?

– Да, конечно.

– Прости, дорогая. Не будешь скучать?

Скорее всего, не буду. Няня все равно придет, так что можно прогуляться по магазинам. Успех, разумеется, дело хорошее, но дается недешево: в этом месяце Адам уже в третий раз ломает общие планы.

К концу дня разбираюсь с почтой, выплачиваю зарплату всем служащим, на шесть недель вперед заказываю Стивену деликатесы из «Гурме дайет», а заодно и таблетки для улучшения пищеварения. Успеваю также выслушать новости с фронта свиданий: Лиззи уже трижды встречалась с Кэмероном Валентином и даже ходила в его церковь, причем стены от ее присутствия не рухнули. Заказываю для Адама каталог экологически чистых машин и отмечаю страницу, на которой видела «приус» с откидным верхом – первый в своем роде. Порядок в делах приносит удовлетворение, и самочувствие заметно улучшается. Люблю составлять списки, а потом с удовольствием ставлю жирную галочку напротив каждого исполненного пункта. Приятное чувство. Осталось выяснить лишь один вопрос, и рабочий день можно будет считать законченным. В конверте лежат медицинские счета, и требуется узнать адрес получателя. Собираюсь с духом.

– Привет, Перл, – сразу отвечает Бретт.

– Здравствуй. – Стараюсь говорить уверенно и деловито. – Во-первых, Стивен хочет с тобой встретиться, а во-вторых, мне нужен твой новый адрес, чтобы переслать счета из госпиталя.

– Да-да, конечно. А я уже жду, когда, наконец, они придут. Может быть, пришлешь сюда?

– Куда угодно, – бесстрастно отвечаю я.

Бретт диктует адрес:

– 9725, бульвар Уилшир, квартира 38. Беверли-Хиллз, индекс 90212.

– Ты живешь в квартире?

– Да.

– А что случилось с домом?

– Долго рассказывать, – вздыхает Бретт.

– С тобой все в порядке? – Слова слетают с языка прежде, чем удается их поймать.

– Да. Сейчас уже все хорошо. – Он снова вздыхает. – Приятно было тебя услышать, – добавляет немного жизнерадостнее.

– И мне тоже. – Бог мой, что я говорю?

– Как Тэкери? Чудесный мальчик.

– Бретт, что случилось? – спрашиваю я помимо своей воли. Чувствую себя как прыгающий в пропасть лемминг. Знаю же, что не должна проявлять ни капли интереса.

Бретт долго молчит, а потом все-таки отвечает:

– У меня был нервный срыв.

– Нервный срыв? – Трудно представить Бретта Эллиса с расшатанной нервной системой. Его основными качествами неизменно оставались уверенность в себе и невозмутимость.

– Да. – Он снова молчит. – Слушай, тебе незачем знать кровавые подробности. Просто отправь счета, и дело с концом. Все сделаю сам. – Он явно смущен.

– Прости, – тихо извиняюсь я.

– Ничего. Все хорошо. Мне крупно повезло. Повезло увидеть тебя… и познакомиться с сыном. Просто здорово.

Странно, что это обстоятельство внезапно стало для Бретта таким важным.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Эти слова снова произносят губы, без моего участия.

– Да, можешь. – Пауза. – Вернись ко мне. Сердце перестает биться. Он шутит? Понятия не имею, что и как отвечать. Не нахожу слов. И все же приходится собраться с мыслями.

– Бретт, я замужем. У меня есть муж, и я его люблю. А ты опоздал.

– Правда? Опоздал? – переспрашивает он тихо и задумчиво, словно надеялся, что еще не все потеряно.

Да, опоздал, решительно напоминаю я губам и волевым усилием заставляю их подчиниться.

– Категорически опоздал, – отметаю я все сомнения и кладу трубку, забыв договориться о встрече со Стивеном по поводу новой экранизации Джейн Остен.

Проклятие!