Текст книги "Если в сердце живет любовь"
Автор книги: Люси Бродбент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 30
Когда Бретт привозит меня к дому Эшли, оказывается, что дядя с племянником до сих пор не вернулись из Диснейленда.
– Спасибо, – говорю я и равнодушно отворачиваюсь.
– Можно зайти? – спрашивает он.
– Нет.
– А можно будет снова тебя увидеть?
– Не знаю, – отвечаю я и убегаю в подъезд, на ходу нащупывая в сумке ключи от квартиры. Честно говоря, понятия не имею, что думать о Бретте. Ясно лишь одно: необходимо самой обеспечивать нас с Тэкери и будущего ребенка. Ни за что на свете нельзя надеяться на мужчину. Папа всегда говорил, что мы должны быть независимыми и самостоятельными. Впервые в жизни понимаю, насколько это важно. Да, у меня родится мой собственный ребенок. Счастливое событие произойдет красиво и на моих собственных условиях. Теперь уже точно знаю, как поступать и что делать.
Прежде всего, нахожу в коробках несколько документов и внимательно читаю. Потом снимаю с полки книгу по авторскому праву и открываю главу о деятельности агентов по работе с талантами и незаконной практике. Здесь все расписано четко, ясно и понятно. Даже проще, чем казалось раньше. Убираю документы в сумку и невольно улыбаюсь. Еще и удовлетворение удастся получить.
Помню, что в спальне Эшли, на комоде, видела старый ноутбук фирмы «Эппл». Переношу его на обеденный стол, смахиваю пыль и включаю. Компьютер приветливо подмигивает зеленым глазом. Открываю новый документ, глубоко вздыхаю и начинаю печатать.
Даже со скоростью шестьдесят три слова в минуту не всегда удается успеть за собственными мыслями. Слова льются рекой. Слова, о существовании которых я прежде и не подозревала. Выскакивают неизвестно откуда и ложатся на экран компьютера удивительно ловко, складно и осмысленно. Почему же я не догадывалась сделать это раньше? Возвращаются Тэкери и Эшли. Оба в восторге, требуют внимания, рассказывают, как катались в чайных чашках и жали лапу Микки-Маусу. Приходится сказать ребятам, что очень занята. Не могу оторваться, должна печатать.
– Потерпишь нас в своей квартире месяц? – спрашиваю Эшли, когда он укладывает Тэкери спать и возвращается в комнату.
– Какие вопросы? Живите сколько угодно.
– Не больше месяца, обещаю.
– Прекрасно. Но что будет потом?
– Не могу сказать.
– Почему?
– Потому что у меня появился план.
– Да?
– Да. Но пока это секрет. Боюсь сглазить.
– Хорошо, настаивать не буду. – Славный добрый Эшли, он всегда умеет понять. – Есть хочешь?
– Нет. Надо печатать.
Печатаю весь вечер, до тех пор, пока глаза не начинают закрываться. На следующий день, в воскресенье, встаю в пять утра и снова сажусь к компьютеру. Эшли предлагает отвезти Тэкери на пляж. Благодарю и с готовностью принимаю помощь.
– А тебе не трудно? – спрашиваю из вежливости.
– Ничуть. Даже интересно. Но может быть, все-таки скажешь, чем занимаешься?
– Ты же обещал не спрашивать.
– Ну не вредничай, скажи, – настаивает Эшли.
– Сочиняю свой собственный счастливый конец, – авторитетно заявляю я.
– Что-то вроде тех историй, которые писала в школе? – Брат с любопытством заглядывает через плечо.
– Что-то похожее, – подтверждаю я и быстро опускаю крышку компьютера. Не хочу, чтобы он читал раньше времени.
– Мне они всегда нравились.
– Правда?
– Да. А еще я всегда удивлялся, почему ты не решаешься на серьезную работу.
Я же знала, что план отличный!
На следующий день отвожу Тэкери в школу и возвращаюсь к обеденному столу. Печатаю, печатаю, печатаю и еще немножко печатаю.
Звонит Стивен.
– У меня корь, – уверенно вру я. – Доктор сказал, что болезнь ужасно заразная. Необходим месяц полной изоляции.
– Но…
– Прости, но тебе придется взять кого-то на замену. – Вешаю трубку.
Так и живу. Понедельник перетекает во вторник, Вторник сменяется средой, а мои пальцы барабанят и барабанят по клавиатуре.
Звонит Лиззи.
– Не могу с тобой разговаривать, – отрезаю я.
– Почему? – щебечет она.
– Отлично знаешь почему.
– Но я хотела помочь…
– Огромное спасибо. Очень помогла, ничего не скажешь.
– Ой, не говори так, Перл. Можно мне приехать и все объяснить?
– Нет.
– Пожалуйста.
– Я занята.
– Чем?
– Какого черта я должна делиться с тобой еще чем-то?
Отключаю телефон. Прежняя Перл скорее всего выслушала бы лепет Лиззи. Но у теперешней Перл нет времени на глупости. Жизнь изменилась, а вместе с ней изменилась и я. Впервые за долгие годы вижу перед собой ясный, прямой путь. Пусть Лиззи немножко погрустит – ей полезно.
Звонит Белла. Звонит Бретт. Снова звонит Стивен. Даже Адам звонит.
– Не могу разговаривать, – отвечаю всем. – Очень занята.
Я действительно очень занята. Работа поглощает целиком. Утром отвожу Тэкери в школу, ближе к вечеру забираю. Несколько часов мы с сыном вместе играем. Но как только он ложится спать, сразу возвращаюсь на свое место. Случается, сижу до рассвета. В сутках слишком мало часов, чтобы успеть напечатать все, что рождается в голове.
Иногда, поздним вечером, делаю небольшую паузу. Всего лишь пять минут, чтобы потянуться, подумать и принести очередную порцию кофе – стол уже заставлен пустыми чашками. С нежностью смотрю на сладко спящего Тэкери.
– Все будет замечательно, – обещаю самому любимому на свете мужчине. – Непременно, обязательно. Нас трое – ты, я и малыш. Жизнь прекрасна.
В конце месяца внимательно, придирчиво читаю плод упорного и вдохновенного труда. Исправляю ошибки и опечатки, кое-где добавляю диалоги, слегка приукрашиваю эпитетами описания и на принтере Эшли распечатываю все сто пятьдесят страниц рукописи. Последним появляется титульный лист с заглавием. Теперь предстоят заботы иного порядка: ярко-красная помада и какое-нибудь интересное платье вместо джинсов и футболки, в которых прожила целый месяц.
Обходиться без привычной одежды непросто. Хорошо хоть, что, уходя от Адама, не забыла бросить в сумку любимый красный костюм от Донны Каран.
На минуту заезжаю на работу, чтобы забрать кое-какие стратегически важные бумаги, и лечу дальше, в Беверли-Хиллз, где расположена Шо-тауэр, штаб-квартира Стивена Шо.
Сегодня утро среды, а по средам Стивен всегда работает здесь. Оставляю машину на стоянке, вхожу в просторный холл и на лифте поднимаюсь на девятый этаж. Фрэнк, ассистент Стивена в офисе, встречает слегка озадаченно. Бедняга ютится в закутке возле лифта, а всю остальную площадь занимает не в меру огромный, перегруженный украшениями кабинет босса.
– Перл, какой сюрприз! А я слышал, что у тебя корь, – говорит Фрэнк, недоуменно глядя, как я решительно, уверенно и в то же время изящно шагаю по мягкому ковру. – Стивен сейчас занят: у него совещание. Может быть?..
– Не беспокойся, – отвечаю я.
Открываю стеклянную дверь кабинета и захожу.
– Эй, не видишь, что у меня совещание? – рычит Стивен.
– Не вижу, – заявляю я. – Простите, джентльмены, – обращаюсь к двум мужчинам в темных костюмах, сидящим в креслах перед огромным столом всемогущего начальника. – Боюсь, вынуждена попросить вас удалиться. Совещание окончено.
Оба слегка пугаются, но покорно встают. Стивен вне себя от ярости.
– Ничего подобного. Сидите. – Теперь уже он рычит не на меня, а на подчиненных.
Те покорно садятся.
– Что ты себе позволяешь, Перл? – грохочет мистер Шо.
– Джентльмены, думаю, вам все-таки лучше удалиться, потому что в ином случае вы можете стать свидетелями совсем не детской сцены. – Оба снова встают и опасливо смотрят на Стивена. – Сюда, пожалуйста. – Веду их к двери, возле которой застыл ошарашенный Фрэнк.
– Как ты смеешь?! – кричит Стивен. Бедняга побагровел от возмущения. – Разве ты не заразна?
– Заразна, и даже очень. – Жестоко улыбаюсь и плотно закрываю дверь. – Садись! – В моем голосе звучат почти нацистские нотки. Откуда они взялись?
От удивления Стивен открывает рот и падает в кресло. Отлично.
– Нам с тобой пора кое-что обсудить. – Обхожу вокруг стола, поворачиваю кресло к себе, наклоняюсь и заглядываю в круглое лицо. Смотрю прямо в глаза. Сейчас я волк, жаждущий крови, и с огромным трудом подавляю желание оскалиться и угрожающе заурчать. – Постарайся мысленно вернуться на тридцать с лишним лет назад. Фирма «Арденн инкорпорейтед» принадлежала тебе, не так ли?
– О чем ты? – раздраженно отмахивается Стивен. Замечаю на его рубашке грязное пятно – очевидно, что-то разлил. Изо рта дурно пахнет. До чего же толстяк отвратителен!
– Точно знаю, что это одна из твоих управляющих компаний. Даже и не пытайся отрицать.
– Хорошо, не буду пытаться отрицать. – Стивен начинает откровенно обороняться, и мне это нравится. Приятно видеть босса не в своей тарелке. – Но какое отношение «Арденн инкорпорейтед» имеет вообще к чему-нибудь?
– «Арденн инкорпорейтед» – та самая управляющая компания, которая заключила для моего отца контракт со студией «Деф рекордз». Тридцать лет назад Роберт Стоун был твоим партнером, не так ли?
– Э-э-э…
– Не так ли? – яростно повторяю я и снова смотрю ему в глаза.
– Да, – спокойно отвечает Стивен. – Но Роберт уже умер. Давно умер.
– Не имеет значения. Он был твоим деловым партнером. А «Деф рекордз» – один из твоих активов. Дочерняя компания «Нью-Лук пикчерс». Верно?
– Это что, допрос? Двадцать вопросов сразу?
– Не двадцать вопросов, а всего лишь один вопрос, но очень важный. – Для обострения драматического эффекта умолкаю, выпрямляюсь и изящно опираюсь на стол. – Если «Арденн инкорпорейтед» являлась управляющей компанией моего отца и заключила для него контракт со своей же собственной звукозаписывающей фирмой, значит, имел место вопиющий случай двойного источника дохода. Разве не так? Вы получали комиссионные в качестве менеджеров – тридцать три процента. Грабеж средь бела дня. Безжалостно обдирали талантливого парня, который жаждал славы. А потом еще снимали пену с продажи записей.
Стивен молчит, но тревожно ерзает в кресле. Отлично понимает, что прижат к ногтю.
– Два процента! Два вонючих процента – это все, что вы ему дали! – Изо всех сил держусь, чтобы не заплакать от боли. Стивен в смятении проводит ладонью по лысине. – Если бы назначили четырнадцать процентов, как положено у приличных, порядочных агентов, Гевин Сэш, помимо аванса, заработал бы семьдесят, восемьдесят, а то и все сто миллионов. Но он не получил ничего. Понимаешь, ни-че-го! Моего бедного отца ободрал тот самый человек, на которого я работаю. – Стивен выглядит откровенно испуганным. – Но ведь в то время ты молчал о собственной причастности к студии «Деф рекордз», не так ли? – Я уже взяла себя в руки и превратилась в Ганнибала Лектера, учуявшего запах плоти. – Разве тебе не известно, что все это незаконно? Не говоря о том, что вдобавок неэтично, аморально и патологически алчно. – Пристально смотрю на босса. Он не выдерживает и закрывает глаза. – Разумеется, известно. Но интересно другое: знаешь ли ты, что твой контракт с моим отцом не имеет силы?
Стивен продолжает молчать и лишь смущенно покашливает.
– По самым скромным подсчетам, сумма накопленных процентов и авторских отчислений, которые должен был получить отец, составляет от сорока до пятидесяти миллионов долларов. Столько ты должен Гевину Сэшу. Вот, здесь все видно. – Кладу на стол плотно исписанный цифрами лист.
Даже не взглянув, Стивен комкает мои вычисления и запускает в корзину возле двери. Не попадает. Однако приходит в себя и обретает утраченную уверенность.
– Надеешься, что испугаюсь и выпишу чек? – Он ядовито смеется. – Ошибаешься, детка. И не подумаю. А вот в суд непременно обращусь. – Встает из кресла. – Не собираюсь ничего платить.
– Как некрасиво! Что ж, придется поведать миру о твоем участии в делах киностудии «Нью-Лук пикчерс» и показать всем клиентам, что их ты тоже немилосердно обдираешь.
Стивен садится на место.
– Не посмеешь, – ошеломленно произносит он и вновь начинает заметно нервничать.
– Давай прикинем. Я насчитала больше пятидесяти контрактов – все твои клиенты, всех ты устроил на «Нью-Лук», и никто из них не подозревает о твоем непосредственном финансовом интересе в этой компании. Получается колоссальный двойной источник дохода. Колоссальное количество судебных исков. Колоссальная сумма денег. – Я говорю медленно, внятно и вижу, что Стивен уже не находит себе места. – Придется платить миллиарды. И кто после этого тебе поверит? Бизнес прогорит, рухнет, взорвется. Разве не так?
– У тебя нет доказательств.
– Давай снова прикинем. В моем распоряжении все контракты. Думаю, этих доказательств будет вполне достаточно, – деловито сообщаю я. Разговор откровенно радует.
– Ты забрала контракты?
– Но ведь они хранились в моем кабинете. Какие проблемы?
Стивен сокрушенно вздыхает. Хорошо хоть, что хватает совести признать поражение.
– И сколько же ты хочешь? – с несчастным видом осведомляется он.
– Знала, что удастся тебя убедить, – высокомерно изрекаю я. – Пожалуй, соглашусь на пятьдесят миллионов.
– Что?
– О, это очень скромная сумма. Ты получаешь солидную скидку. Но еще я хочу…
– Это злостный шантаж, – перебивает Стивен. Он потрясен до глубины души. Забавно. До сих пор еще ни разу не приходилось видеть босса испуганным. Отвратительным – да, испуганным – нет. – Больше платить не буду, – предупреждает он и пытается встать.
– Ты. – Пальцем я с силой ткнула в его жирное плечо и заставила опуститься в кресло. – Ты сделаешь все, что я скажу. – Оказывается, во мне дремал нацистский офицер. Кто бы мог подумать? – Прежде всего, напишешь письмо на мое имя, с копией для своего банка, и распорядишься, чтобы Гевину Сэшу выплатили пятьдесят миллионов долларов.
– Прямо сейчас? – лопочет Стивен.
– Лучшего времени не придумаешь, – отвечаю я. Выдвигаю ящик стола, в котором, насколько мне известно, хранится бумага. – Сейчас сообщу Фрэнку банковские реквизиты, и до конца недели ты перечислишь деньги на папин счет.
– До конца недели? – Стивен в ужасе.
– В ином случае предам гласности маленькие секреты мистера Шо.
– Но твой отец мертв, – возражает Стивен. – Почему бы тебе не получить деньги самой?
– Потому что в этом случае окажусь ничуть не лучше тебя, – огрызаюсь я. – Лидия и Эшли заслуживают своей доли. И даже Хизер. Папины адвокаты разберутся, – объясняю уже спокойнее и подаю ручку.
Стивен пишет письмо и нервно отдает мне.
– Еще тебе предстоит устроить на «Нью-Лук пикчерс» один сценарий.
– Какой еще сценарий?
– Вот этот. – Направляюсь к сумке, которую оставила на стуле возле двери, достаю свой сценарий и с шумом шлепаю толстую стопку листов на стол.
Стивен смотрит с опаской, словно под нос ему только что подложили готовую взорваться гранату. Читает вслух:
– «Двадцать два часа». Автор – Перл Сэш. – Качает головой и начинает хрипло хохотать. – Это написала ты? – Он едва не рыдает от смеха.
– Да, я.
– Ты написала сценарий? Ты?! – Он хохочет так самозабвенно, что из свинячьих глаз уже и правда текут слезы. – Но ведь ты всего лишь секретарша.
– О да, всего лишь секретарша. – Мне удается довольно точно скопировать его голос. – Не желаешь посмотреть?
– Конечно, посмотрю. Наверняка будет очень весело. – Стивен с трудом сдерживает смех, открывает первую страницу и читает синопсис. – Неплохо, – бормочет вполголоса. Листает дальше и проглатывает первую сцену. Увлекается и, кажется, забывает обо всех неприятностях. Переворачивает страницу за страницей. Я стою возле окна и смотрю вдаль, на Беверли-Хиллз. Отсюда отлично виден особняк Стивена. Богатство этого человека просто неприлично.
– Хватит, дочитаешь на досуге, – прерываю, когда становится ясно, что интерес гарантирован.
– Здорово написано! – восклицает он и переворачивает еще одну страницу. – Мне действительно нравится.
– Не сомневалась, – нахально заявляю я. Сама не понимаю, откуда взялась уверенность, но я действительно знала, что ему понравится. – Предложи сценарий Барри Файнману. Пусть заплатит столько, сколько сочтет нужным. Если не возьмет, значит, так тому и быть. Но пусть непременно посмотрит.
Стивен поражен.
– Уж не хочешь ли сказать, что увольняешься? – спрашивает он. Неужели я нужна ему даже после откровенного шантажа? Стивен Шо поистине непредсказуем. – Знаешь, когда злишься, ты производишь сильное впечатление.
– Да, хочу сказать, что увольняюсь, – подтверждаю я. – А тебе советую немедленно записаться на прием к врачу: вдруг уже заразился корью?
Глава 31
Когда мы с Тэкери собрались переезжать из пентхауса на крыше небоскреба, Эшли едва не заплакал. А я, честно говоря, на такой высоте чувствовала себя не слишком уютно: что ни говори, а Лос-Анджелес расположен на геологическом разломе Сан-Андреас. Повышенной сейсмологической активности и в наши дни никто не отменял.
– Вовсе незачем спешить, – уговаривал брат. – Без парнишки здесь будет ужасно пусто и скучно.
– Но я же обещала, что поживем только месяц. Ты и так слишком добр. – Я поцеловала его в щеку. – Если будем маячить в квартире и дальше, ты никогда не заведешь девушку.
В итоге мы все-таки задержались еще на некоторое время, потому что, получив свой миллион долларов… Позвольте мне сказать еще разок – это так приятно! Так вот, получив свой миллион долларов, я занялась поисками подходящего жилья. Оказалось, что Барри Файнману сценарий очень понравился. Точнее, он пришел в восторг и купил право обладания шедевром за два миллиона: миллион долларов авансом, а еще миллион после выхода фильма. Ну, а благодаря небольшому, но приятному депозиту Стивена теперь можно было рассчитывать и на долю папиного наследства.
На одной из уютных зеленых улочек Западного Голливуда мне посчастливилось найти чудесный небольшой дом. Три спальни, сад, чтобы было, где играть детям (скоро их будет двое), красивая круговая веранда и маленький гостевой дом. В нем я сейчас обустраиваю кабинет, чтобы спокойно и сосредоточенно работать над следующим сценарием. Конечно, новое жилище не столь грандиозно, как наш с Адамом особняк, да и почтовый индекс не такой престижный – 90069, – но подстраиваться под нравы Голливуда я не собираюсь. Напоминаю себе, что умеренность – новая роскошь. На этот счет Бретт прав. Пока владею домом на правах аренды, но со временем собираюсь его купить – такой вариант возможен. Мне нравится квартал. Многие из соседей – геи, причем нередко с детьми. У некоторых ребятишек по два папы, у некоторых – по две мамы, а у кого-то только мама или только папа. Семья двадцать первого века не вписывается в традиционные рамки. Мы здесь на своем месте – лишних вопросов никто не задает.
Новое, свободное от мужчин существование прекрасно своей простотой. Никаких драм и много места в постели. В конце концов, разве Джинджер Роджерс не вытворяла на сцене то же самое, что и Фред Астер? Только на заднем плане и на каблуках. Теперь-то я отлично осознаю, что раньше излишне зависела от мужчин. Часто вспоминаю любимую поговорку Лиззи: «Основное правило в жизни женщины: свяжешься с техникой или с мужчиной – жди проблем». В последнее время существование окончательно запуталось и утонуло в страданиях, переживаниях и чувстве вины, так что теперь я мечтаю только о пространстве – и в этом пространстве нет места Бретту. Надо заняться детьми, собой и всерьез подумать о новой карьере. Пора научиться независимости.
Однако феминизм хорош лишь до тех пор, пока ребенок не начинает скучать по папе. Тэкери очень не хватает Адама, и этим обстоятельством приходится заниматься вплотную. К тому же пришла пора обсудить ряд серьезных вопросов. Поэтому сегодня после школы мы с сыном впервые поедем в наш старый дом. Ничего не поделаешь – надо, хотя очень не хочется. По телефону Адам разговаривал на удивление дружелюбно. Не виделись мы уже семь недель.
– Папочка! – Едва машина останавливается, Тэкери срывается с места и несется к Адаму. – Папочка, я так по тебе соскучился!
– И я соскучился. – Адам крепко обнимает малыша.
– А мы пойдем играть? – с места в карьер атакует Тэкери. Мне нравится детская манера сразу переходить к сути, без водянистого вступления и лишних рассуждений. Собственно, парень ради этого ехал.
Адам смотрит на меня, словно спрашивая разрешения, и я киваю.
Пока они увлеченно бегают по саду, захожу в дом. Со времени нашего ухода ничего не изменилось. Все вещи обитают на строго определенных, раз и навсегда установленных местах. Подушки аккуратно взбиты, кухня блестит чистотой, комнатные растения политы и бодро зеленеют. Разумеется, нигде не найти ни единой грязной кофейной чашки. И все же дом изменился, стал нежилым и чужим. Понимаю, что я тоже изменилась. Нелегко объяснить, но, кажется, стала более уверенной, нашла себя.
Выхожу на патио, сажусь в кресло и просматриваю почту: все, что пришло на мое имя, аккуратно сложено возле двери. Несколько каталогов и устаревших светских приглашений. Ничего важного. Откладываю бумаги и смотрю на мальчиков. Тэкери носится, как дикий кот. Когда сын успел так вырасти? Даже не заметила. Адам уже с трудом за ним успевает.
Наконец оба устают.
– Пойду в свою комнату, проверю, как живут игрушки, – заявляет Тэкери, залпом выпив полкувшина воды. Адам в изнеможении падает на стул рядом со мной.
Некоторое время мы с Адамом молчим, просто смотрим в сад. За время моего отсутствия зацвели апельсиновые деревья. Я приготовила миллион разных речей, но не могу вспомнить ни слова.
– Живые изгороди пора стричь, – замечаю, чтобы с чего-то начать.
– Да. Обязательно напомню садовнику, – соглашается Адам.
Снова наступает неловкое молчание. Потом начинаем говорить одновременно и оба смущаемся.
– Ты первый, – предлагаю я.
– Нет, ты.
– Просто хотела еще раз сказать, что сожалею.
– Знаю. Мне тоже очень жаль.
– Но тебе не о чем жалеть и не за что просить прощения.
– Есть за что. Я вел себя эгоистично и грубо. – Адам тяжело вздыхает.
– Неправда. Не наговаривай на себя понапрасну. Во всем виновата только я: я поступила плохо. А ты был чудесным отцом, добрым и ласковым мужем. Да, всегда оставался прекрасным мужем.
– Но только не для тебя. Наш брак никогда не работал в полную силу. Разве не так?
Он, конечно, прав. Что-то в совместной жизни не очень клеилось. В глубине души я это понимаю, но вот сказать вслух вряд ли осмелюсь. Вовсе не надеюсь, что Адам примет меня обратно, такого просто не может быть. Но и признать семью несостоятельной не готова: слишком страшно.
– Того страстного союза, о котором я мечтал, не получилось, – продолжает Адам печально.
– Неужели я так разочаровала?
– Вовсе нет. Но совместная жизнь оказалась не такой, какой я ее представлял. Так долго любил тебя издали…
– И что же, вблизи я оказалась намного хуже?
– Дело не в том, лучше или хуже. – Адам качает головой. – Сейчас речь совсем о других проблемах.
Я смотрю вниз, на плитки, которыми вымощен пол патио. Между квадратиками пробивается трава.
– Правда заключается в том, что ты вышла за меня с горя. Я это отлично понимаю, да в глубине души и ты тоже. Прыгнула в новые отношения, чтобы забыть боль и обиду. Я вовремя оказался под рукой. Тэкери рос, срочно требовался отец. Но все произошло слишком рано. Я обрадовался твоему вниманию. Если в чем-то тогда и провинился, то только в том, что идеализировал тебя. Но ты меня никогда не любила. Мы всегда просто дружили. Поэтому секс у нас был без страсти. Наверное, поэтому и ребенка у нас не получилось. Не было химии. – Он снова печально вздыхает. – Химии не было никогда. Наверное, я всегда это понимал, но не хотел признавать и обманывал самого себя.
– О, Адам! – Хватаю его за обе руки и внезапно оказываюсь на коленях. Вот уж не ожидала ничего подобного. Стерпеть крики и оскорбления было бы легче. А сейчас… хочется крепко обнять и утешить. Невыносимо сознавать, что по твоей вине человек так страдает. – Наверное, чувствуешь себя обманутым? – бормочу я. – Никогда даже в мыслях не было ничего подобного, никогда не хотела тебя использовать.
– Знаю. – Адам грустно улыбается и вытирает слезы. Оказывается, он плачет! Всегда был таким нежным!
– А знаешь, что я и сейчас тебя люблю? – уточняю тихо.
– Знаю. Но не так, как жена должна любить мужа, а иначе: по-дружески. Не зря ведь у древних греков существовало пять слов для обозначения любви. Они чувствовали, что одним словом невозможно передать разные понятия.
Мы держимся за руки, а пальцы наши крепко переплетены, как и прежде, на протяжении нескольких лет. И все же он прав.
– Появился бы Бретт или нет, наш брак все равно бы рано или поздно развалился, – продолжает Адам. – Мне казалось, что общий ребенок сблизит, но сам посыл оказался ошибочным. Зря старался.
– О, Адам! – снова восклицаю я. Других слов не находится.
– Дело в том, что надо найти ту, которая действительно полюбит, а не будет убеждать себя, что любит.
– Это так очевидно?
– Знаю, что ты меня любила. Но не той огромной любовью, о которой ты постоянно читала в своих сентиментальных романах. Такого чувства не было. И вот пришла пора посмотреть правде в глаза. Ни за что не поверишь, но во многом я даже признателен Бретту.
– Невыносимо сознавать, какую боль я тебе причинила.
– Да, больно, обидно и тяжело, но мы взрослые люди. Мне хотелось, чтобы ты любила меня так же, как любила Бретта. Вряд ли повторение возможно. Ты постоянно рвешься к нему. Вижу это в глазах и даже в сердце. Как могла новая любовь расцвести в тени прежней, незабытой? Хочешь, чтобы Тэкери узнал, кто его настоящий отец? Рассказывай, я не в силах противостоять. Жизнь складывается так, как складывается.
– Но Бретт больше ничего для меня не значит. – Адам, кажется, не верит. – Честное слово, так и есть.
– Только ты одна способна разобраться в собственных чувствах, – вздыхает он.
– Хочу забыть о том ужасном дне, хочу навсегда стереть из памяти. Жестокая и несправедливая ошибка. И не только потому, что я тебе изменила, но и по сотне других причин. И все же я решила, что хочу ребенка. Тебе не придется меня поддерживать. Справлюсь сама, без посторонней помощи. Уже арендовала небольшой дом. Продала сценарий и твердо намерена вести независимый образ жизни.
– Подожди-ка, что ты сказала? – Адам откровенно изумлен, словно услышал, что я слетала на Луну.
– Намерена вести независимый образ жизни.
– Нет, до этого?
– Сказала, что продала сценарий. За два миллиона.
– За ш-ш-шесть недель успела написать и продать сценарий?
– Вообще-то даже за месяц.
– Н-н-но это же невероятно.
– Почему невероятно? Ты же это делаешь.
– Да, но…
– Но не думал, что я способна повторить твой подвиг?
– Нет… я… я…
– Продолжай, не стесняйся. Не думал, что я достаточно умна?
– Нет же. Я… я п-п-просто поражен. Продала за два миллиона?
– За два миллиона.
– Д-д-два миллиона. – Заикание вернулось. Судя по всему, Адам действительно под впечатлением.
– Да. Видишь ли, не так давно состоялась весьма интересная и полезная встреча со Стивеном.
– Со Стивеном?
– Да, со Стивеном. Будешь повторять каждое слово?
– Нет.
– Ну, так вот… – Встаю с колен и снова сажусь на стул – ноги уже затекли. Рассказываю о бурной беседе с мистером Шо. Адам слушает внимательно, старается не пропустить ни единой подробности. А мне вдруг становится ясно, что мы с ним действительно все время были просто хорошими друзьями и, что самое забавное и приятное, друзьями и останемся. Не важно, он ли отец будущего ребенка или нет, он всегда будет рядом. Да, Адам Зисскинд не захочет уйти из жизни Перл Сэш.
– Так о чем же сценарий? – Адам добирается до самого актуального и интригующего момента в развитии сюжета.
– О рок-звезде и о любви. По пути в Австралию знаменитый певец встречает в самолете красивую модель. На Гавайях обоим приходится задержаться на двадцать два часа. Зарождается чувство. Он женат, а потому они пытаются забыть друг друга, но не могут и целый год пишут друг другу письма.
– А потом?
– А потом, разумеется, женятся. Счастливый конец, хеппи-энд. Ты же знаешь, я не могу без благополучной развязки. Сценарий называется «Двадцать два часа».
– Потрясающе, Перл! Просто потрясающе. И что же, «Нью-Лук» дала зеленый свет?
– Не только дала зеленый свет, но и заказала следующий сценарий. – Даже рассказ об успехе вызывает бодрящий прилив адреналина.
– Поверить не могу! – Адам сражен наповал. – Просто невероятно! Разумеется, ты всегда отличалась богатым воображением.
– Честно говоря, я почти ничего не выдумала. Такова история мамы и папы. Ты ведь слышал об их отношениях, правда?
Адам на секунду теряется, а потом его осеняет.
– Конечно, так и есть. Как я сразу не догадался? – Он задумывается. – А ты уверена, что хочешь поведать миру тайну?
– Никто не узнает, что это рассказ о моих родителях. Возможно, несколько человек догадаются. Знаешь, пока писала, испытывала странное, близкое к восторгу чувство. Очень хотелось показать, что папа был романтиком с любящей душой и всегда стремился поступать так, как считал правильным. Лидия пытается представить его расчетливым бабником, но я никогда не сомневалась, что он другой.
– Ты права. – Адам замолкает и в задумчивости потирает подбородок. – Хотя… – Продолжать он не осмеливается.
– Что?
– Нет, нехорошо так говорить.
– Говори.
– Дело в том, что… брак твоих родителей трудно назвать счастливым концом.
– В традиционном смысле, наверное, так и есть. Но ведь семья все-таки существовала. Странная, необычная. Необычная – не обязательно плохая. В любом случае фильм заканчивается свадьбой.
Мысль о папином уходе снова доставляет боль. Если бы он был рядом! Наверняка сейчас гордился бы мной. Адам, видимо, сочувствует и кладет руку на плечо.
– Нам пора, – говорю я и только сейчас замечаю, что уже действительно поздно. Солнце село, а небо на западе окрасилось в причудливые золотисто-розовые тона. Прощаться почему-то неловко.
– Но нам необходимо еще многое обсудить, – серьезно замечает Адам. – Например, предстоит решить практические вопросы.
– Мне ничего не нужно. Я же сказала, что абсолютно самостоятельна и независима. – Встаю и вешаю на плечо сумку. – Тебе вовсе незачем меня поддерживать. – Ах, до чего же приятно говорить такие слова!
– А вещи из дома? Здесь много твоего.
– Делить все пополам? Ужасно. К тому же не настроена осложнять быт лишним имуществом. – Поворачиваюсь, чтобы уйти. – Хотя, может быть, возьму что-нибудь из одежды. Чувствую, что уже немного пообносилась. Да и Тэкери скорее всего захочет перевезти любимые игрушки.
– Но ведь мы с ним будем видеться? – Адам внезапно пугается.
– Неужели думаешь, что я способна отобрать у тебя сына? – Я улыбаюсь, и Адам с облегчением вздыхает. – С ума сошел? А как насчет маленького? – показываю на свой живот. – Он ведь может быть твоим.
– Вряд ли. Мы целых четыре года пытались сделать ребенка. Так с какой стати ему вдруг объявиться в самый неподходящий момент? Нет уж, заслуга наверняка принадлежит Бретту. – И в лице, и в голосе Адама столько боли, что хочется зажмуриться.
