Текст книги "Грозный отряд"
Автор книги: Люк Скалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
ТРУДНЫЕ РЕШЕНИЯ
Коула вырвало в очередной раз, спазмы желудка терзали его до тех пор, пока внутри не осталось больше ничего, и он подумал, что теперь через рот выплеснутся его внутренности. В условиях постоянной качки и омерзительного зловония не проходило и часа, чтобы он не испытывал отчаянной потребности опорожнить пищеварительный тракт. Пол под ним покрывали лужи мочи и темные холмики экскрементов в сочетании с блевотиной, кровью и прочей разнородной мерзостью. Истинное проявление благодати – царивший здесь полумрак, который не позволял увидеть это отвратительное месиво во всей красе. Трещины в дощатом настиле наверху пропускали несколько узких лучей света, которые выхватывали из мрака лица других заключенных, но этого не хватало, чтобы осветить все темные углы грузового трюма.
«Эй, кто-нибудь, убейте меня», – скорбно подумал Коул. «Искупление» отправилось в плавание предыдущим вечером, и, хотя маленькая каракка прошла значительное расстояние за короткое время, им еще предстояло плыть до места назначения большую часть дня и ночь.
Из сорока людей на борту почти половину поместили в грузовой трюм. Их лодыжки были закованы в кандалы, чтобы исключить попытки к бегству. Остальные располагались наверху: Крамер, впавший в немилость бывший адмирал флота Сонливии, ныне – капитан «Искупления», и его первый помощник, лысый и лютый садист по имени Варгус, их команда: десять самых смелых – или самых глупых – людей, которых они смогли убедить отправиться в плавание на этом корабле, дюжина алых стражников, чтобы поддерживать порядок и помогать в обращении с небольшим арсеналом тяжелой артиллерии в случае атаки, и, наконец, Фалькус, шепелявый Манипулятор, под контролем которого проходила экспедиция. Он уже убил одного пленника за отказ вернуться в трюм, после того как их вывели утром на палубу для приема пищи. Раскудахтавшись с досады, Манипулятор выхватил арбалет и, выстрелив в упор, всадил стрелу человеку в голову. Тело, вышвырнув за борт, отправили на дно Бурного моря.
Кандалы растерли Коулу лодыжки до крови, ребра все еще ныли, и он мочился кровью – с тех пор как госпожа Сирина ударила его в пах и всадила в него здоровенную иглу.
Она ожидала на пристани, чтобы посмотреть, как они отплывают. Коулу страстно хотелось плюнуть ей в лицо или вырваться от своих тюремщиков и утопить ее в гавани. Однако, когда ее удивительно знакомые глаза встретили его взгляд, ноги Даваруса стали ватными, и он тут же облевал алого стражника, который шел рядом. За это Коул незамедлительно получил увесистую оплеуху.
«Я хочу умереть». Он никогда еще так не страдал. Заперт в тесном и грязном трюме, на теле живого места не осталось, любая из его ран вывела бы из строя не столь крутого парня. Даже у героя есть предел возможностей.
Не впервые Даварус Коул проклинал свое невезение. Он плывет к Опухоли, месту, о котором моряки говорили лишь боязливым шепотом. Шансы на его возвращение в Сонливию и обещанное славное будущее тают с каждым часом.
– Перестань хныкать, парень, – сплюнул Трехпалый, неприятный с виду тип, шершавую физиономию которого покрывала грязно-серая щетина, а из-под вечно насупленных бровей зыркали свинячьи глазки. На его левой руке не хватало указательного и среднего пальцев. Еще мальчишкой он попался, воруя на Базаре.
От остальных пленников Коул узнал, что у Трехпалого недостает также полчлена, поскольку его недавно осудили по обвинению в многочисленных изнасилованиях. Трехпалый угрюмо супился на любого, бросившего на него взгляд, когда ему приспичивало отлить, что случалось частенько.
– У меня нос сломан, – мрачно ответил Коул. – Я не хныкал. Ты не знаешь, через что я прошел.
Трехпалый рассмеялся.
– Да ты у нас никак особенная снежинка? Оглянись вокруг, парень. У каждого в этом дерьмовнике есть печальная история. Думаешь, я хочу находиться здесь? Выбор был: попасть сюда или болтаться на Крюке, пока вороны не доклюют остаток моего члена. Я подумал, что Опухоль – это быстрее и не так болезненно.
Один из пленников жутко раскашлялся, его отрывистый и сухой кашель говорил о болезни, засевшей в легких.
– У меня даже не было выбора, – сказал он, отерев кровь с губ. – Стража ворвалась в мой дом. Они заявили, что я виновен в измене. – Он снова раскашлялся. – Для финансирования войны с Призрачным Портом налоги подняли так, что мое предприятие рухнуло, и жене пришлось отправиться на улицу, чтобы поддержать семью. Я по-всякому обзывал Салазара, не заметив следящего ястреба, пока не стало поздно. А потом Черная лотерея выбрала меня.
– А что у тебя за ремесло? – спросил Трехпалый. С одной стороны его лицо покрывала сыпь, и он то и дело почесывал его поврежденной рукой.
– Я – инженер, – ответил больной. – Свое дело. «Решения Соумана» на улице Мастерства.
– Знаю, – сказал Трехпалый. – Ты, стало быть, Соуман?
Инженер кивнул и снова раскашлялся.
– Те, кто отвечает за эту операцию, вероятно, решили, что я буду им полезен, – добавил он, успокоившись. – Иначе я был бы уже мертв. Добычей руководит Армин. Возможно, он затребовал на корабль дополнительного инженера.
– Опухоль! – воскликнул красноносый человек преклонного возраста, прикованный рядом. – Я плавал по Бурному морю тридцать лет – к Затопленному побережью, и развалинам старого Андарра, и еще дальше на запад, в великий Бескрайний океан. Однако никогда я не осмеливался приближаться к этому проклятому месту. Говорят, Опухоль обозначает место, куда Малантис рухнул с небес. Его труп все еще разлагается там.
Голос старого морского волка неожиданно понизился до шепота. Коул изо всех сил старался расслышать его за треском деревянной обшивки и плеском волн.
– Корабль может плыть себе благополучно – и вдруг очутиться в двадцати футах под водой. И это не самое худшее. Я слышал о судне, которое взлетело на гребень волны, а поверхность моря в один миг оказалась в сотне футов под ним. Может, Хозяин Глубин и мертв, но он не почивает спокойно в своей водной могиле. Говорят, ярость его неутолима, и он потопит любой корабль, который осмелится нарушить его покой.
Слова старого моряка заставили Коула и других пленников, кто его слышал, дрожать от страха. Одно дело – возможная опасность, сознательное преодоление риска. То, о чем рассказал моряк-ветеран, смахивало на игру в рулетку с самим морем.
– Это же самоубийство! – выдохнул он.
Трехпалый усмехнулся, обнажив кривые желтые зубы.
– Надеюсь, те мерзавцы понимают, во что вляпались.
Люк над ними внезапно с лязгом распахнулся, и трюм залило солнечным светом. Из глаз Коула так и хлынули слезы, и он отчаянно заморгал. Как только зрение прояснилось, он увидел обветренное лицо первого помощника Варгуса, который уставился на них. По его лысой голове и покрытым шрамами щекам градом катился пот.
– Капитан Крамер хочет видеть вас всех на палубе! – рявкнул он. – Мы спускаемся, чтобы отомкнуть ваши кандалы. Любой из вас, кто даст повод усомниться в благонадежности, отправится на корм рыбам.
Он исчез. Опустилась веревочная лестница, и четыре стражника сошли в трюм. Все они были в кольчугах и со стальными мечами в руках.
Коул подумал: а не одолеть ли солдата, который расстегивает его кандалы, но, бросив взгляд в открытый люк, увидел там Фалькуса и полдюжины стражников с арбалетами на изготовку. Когда Манипулятор заметил, что Коул смотрит на них, оценивающий взгляд юного Осколка тут же сменился болезненной ухмылкой. Сглотнув, Коул быстро отвел глаза.
Десять минут спустя пленники столпились на главной палубе. Их окружала Алая стража с мечами в руках. Капитан Крамер стоял на баке, Фалькус – справа от него, поглаживая арбалет и словно подыскивая повод кого-нибудь пристрелить. Варгус нахохлился слева от капитана.
Положив руки на поручни, Крамер обводил взглядом людей, выстроенных внизу. Напряжение последних событий оставило на нем след: он исхудал и казался почти хрупким. Его седые волосы были коротко острижены, и обветренное лицо выглядело усталым. Несмотря на это, его голос прозвучал сильно и чисто.
– Сейчас все вы уже знаете, куда мы направляемся, – громко произнес он. – К Опухоли – месту, которое, как говорят, часто посещает неугомонный дух Владыки Глубин. Как бы там ни было, все мы находимся здесь не просто так. Многие из вас – осужденные преступники, которые предпочли участие в этом путешествии встрече с петлей или топором палача. Некоторые из вас – свободные люди, обладающие мужеством, чтобы рискнуть жизнью в погоне за лучшей долей. Я отдаю дань уважения вашей смелости. Сам я здесь потому, что подвел Сонливию и нашего лорда. В своей мудрости и милосердии Салазар нашел нужным предоставить мне второй шанс. Я больше не подведу его.
Слова Крамера грохотали над палубой, а Коул озирался вокруг. Непрестанно свистел ветер, сотрясая грот-мачту, которая довлела над ними, и раздувая паруса высоко над головами. Флаг «Искупления» имел белый фон, но в эмблеме Алой стражи Обелиск был с иронией заменен на виселицу. Значение этой символики было ясно и Крамеру, и всем остальным на борту судна.
Вдали «Красный приз» отчаянно пытался не отставать от более быстроходного «Искупления». Огромный когг был нагружен горным оборудованием, им управляла небольшая команда из моряков и шахтеров, рискнувших своими жизнями в экспедиции к Опухоли. Темные воды Бурного моря нетерпеливо плескались о борта.
Закрыв на мгновение глаза, Коул представил, как тонет в этом море, ввергнутый в бездну всесокрушающей соленой воды, которая выдавливает из его легких саму жизнь. От этой мысли его снова затошнило.
– Внимание на капитана, собака! – приказал стражник, стоящий рядом. Солдат опустил руку на эфес меча. Взгляд Коула покорно вернулся к Крамеру.
– Завтра утром мы доберемся до границы Опухоли, – сказал капитан. – Если все пойдет, как запланировано, мы приступим к добыче через день-два. Мы могли бы оставаться на Опухоли всего лишь пару недель. Я – суровый человек, но я и справедлив. Делайте, как я велю, и вы сможете прожить достаточно долго, чтобы вернуться в Сонливию.
Все как один на палубе вскинули головы, услышав слова капитана. Коулу хотелось встряхнуть людей, кричать, что Крамер – всего лишь одна из марионеток Салазара, что он им лапшу на уши вешает, чтобы они концы отдали, работая. От них избавятся, как только они станут бесполезны. Ведь он – Осколок, он знает, как действует лорд-маг.
– Чушь, – пробормотал он громче, чем намеревался.
– Что? – воскликнул тот же стражник, который предупреждал его раньше. Солдат с угрозой прищурился. – Ты только что назвал капитана лжецом?
Все обернулись на Коула. Он сглотнул.
– Вовсе нет, – ответил он. – Все знают, что адмир… э-э… капитан Крамер – честный человек. Честный, как камень, – я слышал, так люди говорили.
– И такой же тупой, – громко добавил Трехпалый.
Коул ушам своим не поверил. Раздались возгласы изумления и смешки. Лицо стражника стало бурачно-красным, и он вытащил меч. Другие солдаты последовали его примеру.
– Стой! – скомандовал Крамер с бака. – Что это значит? – Фалькус, расположившийся рядом с капитаном, поднял арбалет и водил им над стоявшими внизу заключенными.
– Эти два клоуна назвали вас лжецом и тупицей, капитан, – ответил стражник. – Одно ваше слово, и я отправлю их за борт.
Капитан Крамер, похоже, огорчился.
– Я не хочу терять людей в самом начале нашей миссии. Тем не менее неповиновение нетерпимо, особенно со стороны насильника и малолетки-мошенника.
– Малолетка-мошенник? – У Коула отвисла челюсть. Рациональная часть разума советовала ему помалкивать, но несправедливость была настолько вопиющей, что он этого не вынес. – Простите меня, капитан, но вы ошибаетесь, – начал он. – Я…
– Молчать! – завопил капитан. Его трясло от гнева. – Ты внушаешь мне отвращение. Преступления каждого из вас известны мне во всех подробностях. Некоторым повезло меньше, чем другим, оказаться здесь, это так, но ты и ты, – он указал на Трехпалого, а затем – на Коула, – заслуживаете всего, что может приключиться с вами на этом корабле. Вы – низшая форма мрази.
Коул прикусил язык так сильно, что ощутил вкус крови. Это какая-то пародия!
– Довольно об этом, – раздраженно сказал Крамер. – Вы, заключенные, вернетесь в трюм, где останетесь до вечернего приема пищи. А если услышу хотя бы жалобу на еду от любого из вас, – добавил он, глядя на Трехпалого и Коула, – оба отправитесь за борт. – Сказав это, он повернулся спиной к толпе и зашагал на нос корабля. Фалькус направил свое оружие на Коула, улыбнулся, а затем пошел вслед за капитаном.
– Вы – идиоты ненормальные, – заявил Соуман, когда они вернулись в трюм. – Вас чуть не убили. – Кашлянув, он сплюнул кровь на грязную обшивку под ногами.
Трехпалый пожал плечами.
– Подохнуть, утонув, – не так уж и плохо. Есть способы куда противнее. – От его зловещего взгляда Коулу стало не по себе.
– Нет ничего хуже Опухоли, – вставил старый моряк, Джек. Он начертил левой рукой в воздухе защитный знак. – Я хочу смотреть смерти в лицо. Не желаю, чтобы меня поглотило море, когда я вовсе этого не жду.
Подняв обезображенную руку, Трехпалый почесал шершавую щеку.
– Большинство из нас не имеет никакого опыта плавания в море. Знаете, о чем мне это говорит? Они собираются использовать нас для всякого опасного дерьма – такого, что ни один разумный человек делать не станет. Мы отсюда не выберемся – никто из нас.
Коул громко кашлянул, чтобы привлечь их внимание. У него появилась идея. Она – безумная, и опасная, и, как даже могут сказать некоторые, глупая, но в отчаянной ситуации нужны чрезвычайные меры.
«Когда нужно принимать трудные решения, вперед выходят крутые парни», – прочел он в книге когда-то, и это вызвало глубокий отклик в его душе.
– Что будет, когда мы доберемся до того места, где нужно начинать добычу? – спокойно спросил он.
Ответил Соуман:
– «Красный приз» встанет на якорь. Мы поднимемся на борт и начнем разгружать оборудование. Это будет тяжелая работа.
Коул понизил голос до шепота, чтобы его могли слышать только Соуман, Трехпалый и Джек:
– Что, если мы устроим диверсию на «Призе»? Соуман мог бы повредить какое-то оборудование и привлечь внимание стражи. Если мы сумеем удалить солдат с «Искупления», то мы могли бы прокрасться назад и увести его, прежде чем они поймут, что происходит.
Трехпалый усмехнулся, сверкнув желтыми зубами.
– А как насчет его команды? Думаешь, мы вчетвером справимся с дюжиной мужчин? Ты заблуждаешься.
– Не только мы вчетвером, – ответил Коул. – Я могу убедить кое-кого из остальных присоединиться к нам. Моряки на борту этого корабля плохо вооружены. Они – не воины. С другой стороны, – сказал он, махнув рукой на призрачные фигуры, разбросанные по трюму, – большинство из нас здесь знают, как сражаться. Я прав, Трехпалый?
– Да. Я с ножом управляюсь, как хирург, – ответил тот. – И среди нас полным-полно убийц. Но мы не вооружены. Нас в щепки искромсают.
Коул удержался, чтобы не постучать с умным видом по голове. Он привел разговор именно туда, куда хотел.
– В комплект оборудования наверняка входят предметы, которые можно использовать как оружие. Например, кирки и молотки. Когда стража будет отвлечена, мы вооружим остальных пленников, заберемся на борт этого корабля и заставим «Искупление» отправиться в плавание, прежде чем те, кто остался на борту «Красного приза», узнают, что мы исчезли.
Настал черед высказаться старому Джеку:
– Я смогу командовать этим судном. «Красному призу» ни за что нас не догнать. Но куда мы отправимся?
Коул пожал плечами:
– Куда угодно – лишь бы подальше от Сонливии.
Соуман медленно покачал головой.
– Это безумие. Лучше бы нам работать на Опухоли и надеяться на помилование от магистратов. У меня семья, о которой я должен думать.
Трус,хотелось прошипеть Коулу, но, сделав над собой усилие, он обратился к нему с выражением сочувствия на лице.
– Я понимаю твои опасения, Соуман, – сказал он мягко. – Но неужели ты думаешь, что твоя семья хотела бы, чтоб ты умер здесь в одиночестве от нелепого несчастного случая? Или чтобы тебя поглотила Опухоль? Нет. Они хотели бы, чтобы ты погиб, сражаясь.
Его внезапно осенило вдохновение.
– Кроме того, ты болен. Ты подцепил какую-то гадость, Соуман. Ты не можешь рисковать, подвергая опасности заражения свою семью. Для них будет лучше узнать, что их любимый муж и отец провел свои последние дни свободным человеком, плывя по морю рядом с хорошими товарищами, подобно легендарным героям прежних времен.
Инженер уступил.
– Ты прав. Я сделаю так, чтобы моя семья гордилась мною. Может… может, мы сумеем послать немного денег домой, моей жене. Чтобы только ей не надо было больше работать на улицах. – В его голосе зазвучала надежда.
Коул улыбнулся.
– Разумеется, – согласился он. «Если у нас что-нибудь останется. Создание мятежной армии – дело недешевое». – Мне нужно поделиться моим планом с остальными, – продолжил он. – Я обожду до вечера, когда станет темно и я смогу свободно перемещаться по палубе.
– Я с тобой, парень, – сказал Джек. – Мне годами хотелось заиметь свой корабль. Ха, меня поймали, когда я пытался увести из гавани чудную маленькую шхуну. Оказалось, она принадлежит могущественному магистрату. Меня бы повесили, но я понадобился на «Искуплении».
– Я тоже с вами, – заявил Трехпалый. – Я умру с оружием в руках, если вообще умру. – Осужденный снова поскреб обезображенное лицо. – Но ты еще не представился, парень. И не объяснил, почему думаешь, что сумеешь убедить кодлу преступников действовать вместе и организовать побег века.
Расправив плечи, Коул посмотрел на каждого из троих мужчин многозначительным взглядом, внезапный прилив гордости заставил его забыть обо всех болячках и недомоганиях. Наконец-то его уважают, как он того заслуживает! Он уже представлял изумление на лице Гарретта, когда в будущем перед ним предстанет в истинном свете все великолепие деяний и мыслей Коула.
– Меня зовут Даварус Коул, – сказал он. – Что касается конкретных деталей моих планов, то вам не стоит об этом беспокоиться. У меня огромный опыт по этой части. Видите ли… – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Этим-то я и занимаюсь.
ПОСЛЕДНИЙ УРОК
Илландрис считала, что знает, каково это – сносить нещадный холод. Последние два дня разубедили ее в этом.
Прищурившись, она старалась разглядеть город, который лежал в каких-то нескольких сотнях ярдов впереди. Буран, который свирепствовал уже несколько часов, не утихал, замедляя продвижение отряда и увеличивая невзгоды, которые с самого начала сопровождали их трудный поход.
– Будь они прокляты, чертовы д у хи. – Кразка сплюнул и тыльной стороной руки стер иней с бороды. Его мертвый глаз обледенел и злобно светился на жестоком лице.
Рядом с кровожадным вождем Озерного предела стоял Оргрим Вражий Молот. Воздев свою печально известную огромную булаву, седеющий ветеран обводил мрачным взором вооруженный отряд горцев, расположившийся позади них.
Отряд насчитывал около пяти сотен мужчин. Большую часть войска предоставили два Предела, а дополнительную сотню лучших воинов Сердечного Камня направил король Магнар. Где-то впереди, за снежными вихрями, залегла в ожидании стая Собратьев. Они вырвутся из снежной мглы, как только начнется сражение с Морозной Твердыней, и понесутся вперед смертоносным вихрем когтей и клыков, раздирая в клочья все и вся.
Во время перехода к северу отряд потерял семь человек. Первого из них убил горный медведь, выскочив из незаметной ложбины. Тряся его, как лист, зверь оторвал воину руку в плече, а затем принялся потрошить кричащую жертву, пока в него не вонзились полдюжины копий.
Еще два горца разбились насмерть, когда порыв ветра сорвал их с горного гребня. Трое других умерли от переохлаждения.
Последний человек просто исчез накануне вечером. Никто из его товарищей не смог вспомнить, как он ушел. Этот случай вызывал наибольшее беспокойство, так как Вулгрет, поклявшийся в верности королю Магнару, был родом из Северного предела. Если он дезертировал, чтобы предупредить Морозную Твердыню об их приближении, то вторгнуться в город станет еще труднее.
И без того ничто не предвещало, что это окажется просто. Столица Северного предела была родным домом для почти трех тысяч горцев, четверть из которых – мужчины, способные сражаться. Однако это не главное, что беспокоило Илландрис. Круг Морозной Твердыни – и большой, и сильный. Даже рядом со своими сестрами и вместе с кругами двух Пределов молодую чародейку не покидало чувство тревоги.
Пятнадцать чародеек против восьми. Высокие Клыки не увидят такого противостояния многие годы.
– Внимание, сестры! – крикнула Шранри.
Ее пухлые красные щеки еще больше раскраснелись на трескучем морозе, так что она смахивала на здоровенное яблоко, закутанное в меха. Илландрис, фыркнув, с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Старая Агата, с кончика нелепого носа которой свисала бусина замерзшей сопли, метнула в нее испепеляющий взгляд.
Илландрис терпеть не могла обеих колдуний, но они – самые старшие в ее круге, и она обязана им повиноваться. «Уже недолго, – подумала она. – Королева не уступает никому». Затем она вспомнила Шамана и то, как Магнар перед ним раболепствовал, и ее мимолетное удовлетворение сошло на нет.
– Мы будем сопровождать воинов во главе отряда, – объявила Шранри, ее голос был приглушен капюшоном. – Наши союзники из Озерного и Восточного пределов сосредоточат свои силы на том, чтобы ликвидировать угрозу со стороны вражеского круга. Мы, – добавила она, окинув взглядом каждую из шести женщин по очереди, – зальем город огнем. Наша задача – выгнать мужчин, женщин и детей из их лачуг, чтобы наши воины их сразили.
Илландрис заволновалась.
– Не понимаю, к чему убивать детей. Какое отношение они имеют к мятежу?
Старая Агата неодобрительно хмыкнула.
– Ты, девушка, ничего не знаешь о нашей истории? Дурное семя нужно отбраковывать, иначе оно испортит все стадо.
Шранри кивнула, ее обрюзгшие челюсти тряслись.
– Дети предателей неминуемо становятся взрослыми, а сердца их отравлены тем же ядом. Они должны умереть.
– Ты была слишком молода и неопытна, чтобы принять участие в уничтожении Берегунда, – добавила Старая Агата. – Теперь у тебя есть возможность проявить себя. Неудача может дорого обойтись всему кругу.
Илландрис пристально посмотрела на старую каргу.
– Я вас не подведу.
Шранри одарила ее покровительственной улыбкой.
– Думаю, да. А сейчас мужчины готовятся наступать. Мы присоединимся к ним.
Илландрис смахнула с лица снежинки, потуже затянула плащ из волчьей шкуры и вместе с сестрами направилась к воинам.
Темнело. Снегопад продолжался.
Как и Сердечный Камень, Морозная Твердыня возвышалась на берегу большого озера. Однако здесь, на далеком севере, весной еще и не пахло, в отличие от столицы и окружающих Пределов, которые составляли Центральный регион. В Северном пределе стояли жуткие холода, и так – почти круглый год, за исключением пары летних месяцев.
Дыхание Илландрис окутывало ее клубами пара в морозном ночном воздухе, когда она и другие чародейки подходили к высоким деревянным воротам. Она не увидела там никаких часовых, но слева у стойки ворот заметила бесформенные узлы, вокруг которых намело снегу. Кажется, Собратья уже начали свою бесшумную работу.
Пристально посмотрев на ворота своим здоровым глазом, Кразка повернулся к Шранри, которая ковыляла между ним и Оргримом Вражьим Молотом во главе отряда.
– Снеси эти чертовы ворота! – рявкнул он. – Пусть знают, что мы здесь.
– Думаю, они уже знают, – ответил Оргрим.
За воротами показался проблеск света, а затем раздался скрип сапог по снегу.
Все привели в готовность свое оружие. Погрузившись глубоко в себя, Илландрис пробудила силу, которая запульсировала в венах и переместились в кончики пальцев. Она видела, что ее сестры сделали то же самое.
Раздался звук поднимаемого засова. Ворота очень медленно, со скрипом открылись…
За ними стояли четыре человека в истрепанной одежде: мужчина, женщина и две девочки. Илландрис прищурилась. Кажется, она видела прежде этого мужчину.
Мехмон.
И в самом деле, это – вождь Северного предела, но теперь он выглядел вовсе не таким внушительным, каким она запомнила его на аудиенциях у короля в былые времена. Тогда это был широкоплечий воин, исполненный чувства собственного достоинства, с безупречной осанкой, хотя в его длинной бороде и проглядывала седина.
Теперь перед ней стоял сломленный старик с белой бородой. Его тело будто съежилось, и он уже ничем не походил на того воина, внушавшего страх даже на закате своих лет. Прихрамывая, он двинулся к ним.
Когда прошло мгновенное замешательство, Кразка поднял руку в рукавице.
– Мехмон? Это ты? Ты выглядишь как дерьмо моих гончих.
Вождь Северного предела, остановившись, посмотрел на Кразку. На его лице читалась полная безнадежность.
– Кразка… Не ожидал увидеть тебя здесь.
Берегундский Мясник осклабился ухмылкой хищника, начисто лишенной шутливости.
– Вот мы с тобой и воссоединились. Мне бы хотелось сказать, что ты хорошо выглядишь, но это было бы наглой ложью, не так ли? А это – твоя жена и девчонки? – Он кивнул на женщин, дрожащих позади Мехмона. Каждая из них держала в руке факел, так что видно было, насколько они истощены.
Кразка драматично прищелкнул языком.
– Бедным овечкам не следовало быть здесь. Девочка в такую ночь может повстречать свою смерть.
Оргрим нахмурился.
– У меня нет с тобой раздоров, Мехмон. Я сражался рядом с тобой во многих битвах и очень уважаю тебя за то, каким воином ты был когда-то. Но ты знаешь, почему мы здесь.
Повернувшись к вождю Восточного предела, Мехмон поднял руки в умоляющем жесте.
– Вражий Молот, я делаю это не по своему выбору. Ты должен мне верить. У нас нет ни крошки еды. Наши кладовые пусты в течение последних шести месяцев. Мои люди голодают.
Дородному вождю было явно не по себе.
– Это непростые времена для всех нас, Мехмон. На нас сыплются с хребта демоны и прочая нечисть. Их все больше и больше. Мой Предел принял на себя основную тяжесть этих ударов. Это не освобождает нас от обязательств перед Сердечным Камнем. И так было всегда.
Мехмон покачал головой.
– Послушай меня, Вражий Молот! Я облагал налогом свои деревни, пока у них не осталось ничего, кроме собственной крови. И даже она обратилась в прах. Морозная Твердыня – чуть ли не единственное поселение на сотни миль вокруг. И мы – на грани. Нам крышка!
Оргрим уставился в землю, а затем прищурился в небо. Казалось, он сейчас заговорит, но тут всеобщее внимание привлек раздавшийся скрежет стали.
– Ты блеешь, как баран, старик. И ты называешь себя вождем? Слаб ты стал с возрастом, вот в чем дело. Так же, как Меч Севера, который был чересчур горд, чтобы уйти с поста, когда огонь погас.
Кразка держал в руке меч, широкий однолезвийный клинок, который, как говорили, посносил голов больше, чем топор палача. Мертвый, заледеневший глаз воина злобно сверкал в трепещущем свете факела.
– Знаешь что, Мехмон? Я трахал его жену, а сейчас я тебя оттрахаю. Но на сей раз я сделаю это сталью.
Жена и дочери Мехмона дрожали, и на снегу плясали их тени. Илландрис задышала быстрее, и ее всю затрясло. Она прикусила губу, беззвучно проклиная свою слабость. Такого не случалось уже много лет, с тех пор как она, ребенком, учуяв от пришедшего домой отца запах медовухи, понимала, что мать утром будет искать выбитые зубы.
«Ты больше не та девочка. Ты – Илландрис, чародейка круга Сердечного Камня. Скоро ты будешь королевой Высоких Клыков».
Эти мысли успокоили ее, дыхание замедлилось, и тело расслабилось.
Мехмон в отчаянии бросил взгляд на Оргрима. Вражий Молот стиснул зубы, но ничего не сказал.
Кразка сплюнул на снег.
– Обнажи свой меч, Мехмон. Прояви стойкость, по крайней мере перед своей женой и девчонками. Ты же не захочешь, чтобы они умерли, зная, что их старик был трусом.
В ответ изможденный вождь Северного предела, зарычав, вытащил палаш из ножен на боку.
Илландрис, остолбенев, наблюдала за происходящим. Мехмон был в свое время знаменитым воином, но те дни давно миновали. Кразка, с другой стороны, вероятно, самый отъявленный убийца в Высоких Клыках, воин с ледяными нервами, который взобрался на трон вождя самого могущественного Предела страны по горе черепов. В отличие от Оргрима Вражьего Молота, мускулы которого с годами заплыли жиром, в атлетическом теле Берегундского Мясника не было ни фунта лишнего веса. Исход был предсказуем.
Мехмон сделал выпад вперед, но поскользнулся и оступился. Легко уклонившись, Кразка развернулся и, поддав сапогом ему под зад, отправил лицом в снег.
– Поднимайся, Мехмон, – сказал Кразка. – Я еще с тобой не закончил.
Мятежный вождь Северного предела попытался подняться, но руки подогнулись, и он снова рухнул.
Илландрис бросила взгляд на Оргрима Вражьего Молота, который смотрел куда-то вдаль. Ее переполнило презрение. «Трус», – подумала она.
Взявшись рукой за подбородок, Кразка сделал вид, что задумался, пока Мехмон пытался подняться.
– Думаю, что тебя нужно несколько приободрить, – сказал он.
Подойдя к жене Мехмона, он схватил ее за волосы и, оттянув ее голову назад, провел мечом по шее, прежде чем она успела сделать вдох. На ее горле расцвела кровавая улыбка, женщина осела на землю с тихим бульканьем. Две девочки закричали.
Мехмон сдавленно зарычал. Теперь, полный безумной ярости, он кое-как поднялся на ноги. От его первого свирепого удара Кразка уклонился, второй принял на свой клинок и отвернул его в сторону. Меч Кразки, похожий на секач мясника, с устрашающей скоростью обрушился вниз, рассекая со свистом воздух, и отрубил руку противнику.
Кразка отступил назад, на его лице играла удовлетворенная улыбка.
– Ну, теперь, похоже, с тобой почти покончено, – начал он, но затем остановился и внезапно покачнулся вперед. Раздался тихий треск рвущейся материи.
Одна из дочерей Мехмона сжимала в трясущейся руке маленький деревянный нож. Илландрис увидела в роскошной белой мантии Кразки дыру – там, где нож разодрал шкуру. Не считая урона, нанесенного великолепной мантии, Берегундский Мясник, похоже, остался цел и невредим. Тем не менее он пришел в неописуемую ярость.
– Ах ты стерва! – проревел он. – Эта мантия у меня уже столько лет. Из-за нее я убил горного кота – всего лишь охотничьим ножом. Тот зверь отнял у меня глаз. А теперь ты сделала в ней дыру!
– Бегите, – прохрипел Мехмон.
Стоя на коленях, он тупо уставился на кровавый обрубок своей руки. Услышав его, дочери бросились бежать. Посмотрев, как они удаляются, Кразка повернулся к поверженному вождю.
– Меня можно было убедить даровать тебе быструю смерть, – сказал он. – Теперь этого не будет. Ты возвращаешься в Сердечный Камень. Там тебя ждет костер.
