Текст книги "Манхэттен по Фрейду"

Автор книги: Люк Босси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Довольно! – произнес Фрейд резким тоном. – Поиграли, и хватит!

Жестокое выражение исчезло с лица Юдифь. Ее руки повисли вдоль тела.

Кукла хочет, чтобы ее ласкали.

– Вот уже много лет вы боретесь за Грейс, – сказал Фрейд. – Вы больше не можете справляться в одиночку.

Он медленно подошел к молодой женщине. Та не шевелилась.

– Время передать эстафету.

Фрейд уверенно протянул к ней руки. Вместо ответа она повалилась вперед, как тряпичная кукла. Фрейд подхватил ее и почувствовал, как безвольно тело молодой женщины в его объятиях. Запах ее духов вновь опьянил его. Собрав все свои силы, Фрейд поднял ее и осторожно положил на кушетку и сел рядом, потрясенный ее покорностью не меньше, чем нападением.

Через минуту девушка открыла глаза. Это были растерянные глаза Грейс. Ее взгляд скользнул по лицу Фрейда, потом по собственному телу.

– Мое платье измято… Ребра болят… – Она подняла взгляд на Фрейда: – Сколько меня не было?

– Всего несколько минут, – ответил Фрейд.

– Что она сделала? – быстро спросила Грейс. – Что она со мнойсделала?

– Она была в панике.

Верный своему желанию говорить правду, Фрейд подробно рассказал Грейс о том, что произошло. Она в ужасе смотрела на него.

– Во мне есть эта жестокость? – еле слышно спросила она.

– Во всех нас есть жестокость, – проговорил Фрейд. – Жизнь – это попытка обуздать ее.

Грейс судорожно сжала его руку:

– Но эта… Юдифь не сдерживается. Она пыталась вас задушить. Доктор, что, если… Моего отца..

Ее голос задрожал, и Фрейду показалось, что он увидел, как вспыхнули золотые прожилки в ее глазах.

А что, если это она его убила?

15

– Странгуляция! – воскликнул Карл Юнг. – И вы говорите, ей известно о сексуальном значении этого действия?

Фрейд кивнул.

Они сидели в охотничьем зале «Астории». Фрейд заметил, что на всех картинах были изображены охотники, преследующие животных. Удивительно подходящий антураж для рассказа о жестокости, который он только что закончил.

– Это было сильнейшее проявление классического комплекса кастрации, – сказал он. – Грейс упрекает отца за то, что он произвел ее на свет, лишив при этом пениса. Она идентифицирует меня с ним и душит, чтобы тоже кастрировать.

– Я встречался с подобным у одной пациентки, – заметил Юнг. – Во время первой брачной ночи она, потеряв девственность, исступленно стиснула руками шею мужа… – Юнг провел пальцем по болезненному следу на шее учителя и прибавил: – Я почти завидую…

– Уверяю вас, сеанс был далеко не веселым, – сказал Фрейд. – Грейс старается усвоить все, что я рассказал ей за два дня. Поставьте себя на ее место. Во-первых, у нее есть двойник. Во-вторых, этот двойник то и дело полностью завладевает ею. В-третьих, он крайне жесток…

– А самое главное, – сказал Юнг, не дав Фрейду закончить, – ее случай оказался гораздо более сложным и интересным, чем можно было ожидать от американской пациентки!

Фрейда шокировала бесчувственность Юнга, но он тут же вспомнил, что и сам мечтал о том же – заняться лечением необычного заболевания, чтобы доказать успешность своего метода.

– Она потеряла мать, – продолжал Юнг. – И раздвоилась, словно гидра, замещая «отрезанную» голову, символизирующую ее родительницу…

Фрейду не хотелось пускаться вслед за Юнгом в теоретические изыскания. Столкновение с мягкой, растерянной Грейс и безудержно агрессивной Юдифью потрясли его больше, чем он ожидал, и признавать этого он не хотел.

– Главное, – сказал он, – чтобы Грейс согласилась продолжать лечение. Но она все больше боится Юдифи. Она даже подозревает, что Юдифь убила ее отца…

– Не так уж глупо, – заметил Юнг.

– Это не мое дело, – сурово произнес Фрейд. – Моя задача – вытащить наружу эдипов комплекс Грейс. У нее налицо какая-то сексуальная травма. После смерти матери она, несомненно, захотела символически занять ее место рядом с отцом, но процесс замещения встретил серьезное психологическое препятствие.

Юнг фыркнул и пожал плечами.

– У вас, кажется, другое мнение? – спросил Фрейд с легким раздражением.

– А что, если Юдифь просто вами манипулировала? – сказал Юнг. – Вдруг ее неуместные появления – ловушка, чтобы отвлечь внимание? Быть может, она боится только того, что вы обнаружите – Августа Корда убила она.

– Прекратите, – с досадой сказал Фрейд. – К чему все это?

– Вы должны одержать верх над этой обольстительницей. Нужно, чтобы она вас боялась, а для этого необходимо получить информацию, единственной обладательницей которой она считает себя.

– Пока у меня только один серьезный след – сон, который она мне рассказала, – вздохнул Фрейд.

– О небоскребе Зингера?

– Да.

– Почему бы нам его не посетить? – предложил Юнг. – Идя по следу Грейс и ее отца, мы, возможно, найдем какую-нибудь информацию, которая поможет интерпретировать сон. Вы ведь уже с успехом проводили подобные расследования.

– Не можем же мы просто так туда заявиться, – сказал Фрейд, разводя руками.

– Я попрошу Анну Лендис найти нам гида.

– Вы снова виделись? – Фрейд был неприятно удивлен.

Он совершенно забыл о молодой женщине. Хоть и заметил, что Юнг сделался более покладистым, и должен был догадаться, что психологически тот находится в фазе приручения.

– По моему совету, – сообщил Юнг, – ее муж уехал лечиться в мормонскую общину, где будет совершенно лишен алкоголя. Анна скучает и развлекается, показывая мне город, который знает как свои пять пальцев.

– Вас она теперь тоже неплохо знает…

– Наша встреча сделала ее счастливой. Да и меня тоже, – признался Юнг, не замечая иронии Фрейда. – С первой ночи мы почувствовали себя глиняными фигурками, слепленными друг для друга каким-то неутомимым богом-ремесленником.

– Несомненно, Дионисом, – усмехнулся Фрейд.

– Не смейтесь. Иногда мне кажется, что я совершенно забываю о Карле Юнге, родившемся 26 июля 1875 года в местечке Кессвиль в Швейцарии, и становлюсь другим человеком, который ищет священный источник..

– Вы расскажете мне об этом?

– Разумеется. Вы и сами видите, как люди лихорадочно и беззаботно стремятся к сильным ощущениям, словно играют в саду в прятки с ребенком. Наши иссушенные души потрескались от солнечного жара, как земля, слишком долго лишенная влаги. Иногда она…

– Умоляю, остановитесь, – прервал его Фрейд. – Я хотел бы избежать рассказа in extenso [9]9
  Полностью, без сокращений ( лат.).


[Закрыть]о ваших любовных забавах!

– Знаете, – сказал обиженный Юнг, – именно из-за того, что мы избегаем обсуждения главного, собрания нашего Общества психоанализа стали такими скучными.

Фрейд испепелил его взглядом.

– И мне не так повезло, как вам, – добавил Юнг. – Я не провожу все послеобеденное время с самой красивой сиротой на Манхэттене.

Удар попал в цель.

– Зовите вашу Анну, – вздохнул Фрейд. – Когда она найдет нам гида, пройдемся по Бродвею. По дороге у вас будет время, чтобы объяснить мне, вследствие какого бессознательного импульса вы увлеклись женщиной, которую зовут так же, как одну из моих дочерей…

– Сто восемьдесят семь метров в высоту. Выше, чем пирамида Хеопса. Выше, чем Мемориал Вашингтона. Выше, чем шпили Кёльнского собора!

– Выше, чем Эйфелева башня?

– Нет, доктор Фрейд, но Эйфелева басня бесполезна. Она красива, но не движет вперед прогресс.

Близнецы Джон и Брайен Флагг, племянники архитектора Эрнста Флагга, по проекту которого был построен небоскреб Зингера, и друзья Анны Лендис, оказались приятными молодыми людьми. Они беспрестанно улыбались «великим венским докторам мозга», как назвал накануне Фрейда и Юнга иллюстрированный журнал «Харперс базар».

Младший, Брайен Флагг, шепелявил.

Маленькая группа шла пешком от самой гостиницы и теперь оказалась в нескольких сотнях метров от небоскреба. Отсюда Фрейд и Юнг уже могли восхититься его сорока семью величественными этажами.

– Ну вот и башня Певца, – сказал Юнг, взглянув на Фрейда.

Джон и Брайен переглянулись. Джон набрался смелости и решил поправить доктора.

– «Зингер» – это название компании, – сказал он.

– Свейные масынки, знаете? – добавил Брайен.

– Разумеется, но мой коллега имел в виду другое, – ответил Фрейд.

Братья Флагг непонимающе пожали плечами, но переспрашивать не стали. Подойдя к подножию небоскреба, все одновременно подняли глаза. Башня стремительно взмывала над соседними зданиями, накрытыми ее тенью, и исчезала в головокружительной выси: купол и шпиль были скрыты облаками.

– Фасад выполнен во французском стиле, – восторженно объяснял Джон. – Наш дядя учился в парижской Школе искусств!

Фрейд поморщился. Он пока не составил своего мнения об этом здании. Небоскреб Зингера сильно отличался от окружающих зданий. Он казался одиноким, безразличным к чужому мнению. Красивый – да, но неприятный.

– А вы сто думаете, доктор? – спросил Брайен.

– Я нахожу его… немного изолированным, – ответил Фрейд.

– Небоскребы и не долзны стоять слиском близко друг к другу, – назидательно произнес Брайен.

– Иначе люди на улицах не увидят солнца, – добавил Джон. – Муниципальный совет собирается выдвинуть закон об этом на голосование.

Они вошли в роскошный, просторный вестибюль. Лабиринт квадратных колонн с бронзовыми украшениями, над ними – множество стеклянных куполов, сквозь которые лился ослепительный свет, стены и пол из разноцветного мрамора. Юнг присвистнул и с восхищением произнес:

– Настоящий гимн швейному искусству…

В центре холла за мраморным столом сидел охранник, огромный как Будда, и Фрейду показалось, что он дал обет никогда не подниматься со стула.

– Это мы вам звонили, – сказал охраннику Джон. – Мы поднимемся на смотровой балкон.

Коридор, по которому спокойно прошел бы полк солдат, привел их к трем большим лифтам. Двери центрального лифта раздвинулись, и появился лакей в красной ливрее.

– На какой этаж? – спросил он.

– Сороковой, пожалуйста, – ответил Джон.

Лифт начал подниматься так быстро, что Фрейд почувствовал возрастающее давление на барабанные перепонки. К счастью, кабина вскоре плавно замедлила ход и остановилась. Лакей подмигнул:

– Только без глупостей там, наверху…

Группа вышла из лифта. Фрейд с любопытством спросил Джона:

– Что он имел в виду?

– Он намекал на то, что за последние месяцы несколько человек прыгнули со смотровой площадки вниз. Небоскреб уже прозвали «Пиком самоубийц».

– Этого боялись и в день открытия, – подхватил Брайен. – Но дядя сказал, сто нельзя из-за глупости нескольких теловек лисать сястья всех остальных.

Джон толкнул тяжелую металлическую дверь в конце коридора. Все прищурились от яркого света. Перед ними расстилалась панорама Манхэттена. Город напоминал огромную стройку. На Уолл-стрит недостроенные здания росли как грибы после дождя. Десятки парусных, паровых, колесных кораблей рассекали зеленую, ровную как зеркало, гладь реки Гудзон.

– Великолепный вид для самоубийцы, – заметил Юнг.

– Согласен, – проговорил Фрейд задумчиво.

– Не думайте об этом, – недовольно сказал Джон. – Есть тысячи других способов покончить жизнь самоубийством. Небоскребы созданы не для этого.

– Представьте лутте новейсые технологии, позволивсые создать такой вид, – сказал Брайен.

– Чтобы построить Зингер-билдинг, – сообщил Джон, – наш дядя выкопал самый глубокий в мире котлован под фундамент.

– А почва Манхэттена это позволяет? – спросил Юнг.

– Остров состоит из гранита, твердого и прочного. Это гарантирует устойчивость постройки. Но рыть надо глубоко. Дядя применил кессоны при закладке фундамента. Это революционное изобретение не позволяет воде проникать в подвалы.

– Под башней проходит горизонт грунтовых вод? – осведомился Фрейд.

– Да, на небольшой глубине, – кивнул Джон.

– Туда можно спуститься?

– Нет, насколько нам известно.

– А в канализацию?

Братья Флагг изумленно переглянулись, и Джон ответил:

– Канализация проложена внутри стен. Но можно попасть в насосный зал.

– В насосный зал?

– Мощности муниципальных насосов не хватает, чтобы поднимать воду на верхние этажи. Поэтому у небоскреба есть собственная насосная система, забирающая воду из канализации.

– Скажите, а в день открытия посетителей пускали в насосный зал? – спросил Фрейд.

– Да, он был открыт для всех желающих.

– Я бы хотел взглянуть.

Джон и Брайен решили больше ничему не удивляться. Они спустились вниз, в подвалы. Братья Флагг провели гостей сквозь несколько залов с огромными трубами. Бетонные стены сочились влагой, кое-где виднелся зеленоватый мох, Юнг указал на тараканов, прятавшихся в трещине. Фрейду казалось, что в любую минуту его может раздавить громада из камня и стали. Здесь было сыро как в парижских катакомбах, куда он спускался в молодости. Там хранилось более пяти миллионов выбеленных временем скелетов.

Миновав не меньше десяти дверей, они попали в помещение, напоминавшее большой круглый колодец. Три огромных резервуара, обвешанные электрическими аппаратами и термометрами, с воротцами и лесенками, занимали большую часть пространства. Яркое освещение безжалостно подчеркивало крайнее уродство этого зала, особенно по сравнению с убранством остальных помещений небоскреба.

– Вот насосы, – показал Джон.

Его слова сопровождались металлическим эхом. Фрейд осмотрел помещение и не увидел ничего, что могло бы поразить воображение Грейс. Юнг обследовал углы, но пока обнаружил лишь представителей других видов насекомых.

– Вы слышите?! – вдруг громко спросил он, обращаясь к Фрейду.

– Что?

– Стук! Вон там…

Юнг указывал на один из резервуаров. Фрейд прислушался, но услышал только гудение машин.

– А вы, – спросил Юнг у братьев Флагг, словно Фрейд был глухим, – вы слышите?

– Нет, – ответил Джон.

– Стук, стук, – сказал Юнг. – Как заслонка.

– Наверное, мысь, – предположил Брайен.

– Или же, – вдохновенно предположил Юнг, – следствие нервного напряжения, которое охватывает нас, потому что мы не можем справиться со сложной психоаналитической задачей.

Джон и Брайен непонимающе смотрели на него.

– Феномен каталитической экстериоризации, – объяснил Юнг.

Фрейд закатил глаза.

С самой первой встречи, четыре года назад, Юнг раздражал его своим увлечением всякой парапсихологией. Молодой швейцарец хвастался, что с детства предпочитал спиритизм и телепатию играм в прятки. Фрейд сказал, что считает все это чушью, а Юнг ответил, что его тошнит от материализма. Начался спор, их голоса становились все громче, и вдруг, в разгар дискуссии, они услышали глухой стук, доносившийся как будто с одной из полок книжного шкафа. Юнг тут же заявил, что это сверхъестественное явление – результат того, что их дискуссия стала чересчур эмоциональной. Ерунда, ответил Фрейд. Тогда обиженный Юнг заявил, что если их расхождение во мнениях усилится, то раздастся еще один звук. Через секунду они услышали звон разбитой посуды.

Фрейд счел этот забавный случай манипуляцией, которая лишний раз убедила его в том, что у Юнга явно не все дома.

– Сосредоточьтесь, и вы тоже услышите стук, – настойчиво произнес Юнг, возвращая Фрейда к реальности.

– Никакого стука нет, – упрямо произнес Фрейд.

– Или… – Глаза Юнга загорелись. – Или это не экстериоризация, а телепатическая связь. Живой организм посылает мне знак из резервуара.

– Знаете что? – Фрейд начал терять терпение. – Мы сейчас это проверим.

– Не нервничайте, коллега, – сказал Юнг.

– Можно ли заглянуть внутрь? – обратился Фрейд к братьям Флагг.

Брайен удивился, но, желая угодить гостям, несколько раз повернул колесо на боковой стенке резервуара. Наверху со скрипом начала отодвигаться крышка. Брайен поворачивал колесо, скрежет усиливался, и наружу вырвалось облачко пара.

Фрейд начал взбираться по лестнице, укрепленной на стенке резервуара.

– Проверим, есть ли там кому стучать, – произнес он саркастически, – а то, может быть, вы слышите голоса, как Жанна д'Арк, которая пыталась в подростковом возрасте определиться с сексуальной ориентацией.

Поднявшись на предпоследнюю перекладину, Фрейд заглянул внутрь резервуара.

Он сразу заметил блок, вокруг которого была намотана веревка. К концу веревки крепилось нечто вроде ремня, уходящего в мутную воду.

Фрейд наклонился ниже. Над ремнем на красноватой поверхности воды плавал какой-то шар. Он был соединен с погруженной в воду желтоватой и рыхлой массой. Наконец Фрейд различил с одной стороны шара черное отверстие, из которого торчали небольшие предметы, на вид твердые и с четкими очертаниями.

Зубы.

Едкий пар заполнил легкие, вызвав тошноту. Фрейд подавил крик и на дрожащих ногах быстро спустился вниз. Юнг бросился к нему, чтобы поддержать. Опираясь на руку коллеги, Фрейд с трудом переводил дыхание.

Он понял, что это была за желтоватая масса. Он не раз видел нечто подобное в университете – на рисунках, которые комментировал их преподаватель судебной медицины.

– Что это с вами? Что там такое? – спросил Юнг.

– Утопленник, – ответил Фрейд.

Охваченный ужасом, которого он никогда не испытывал прежде, Фрейд обернулся к братьям Флагг:

– В резервуаре труп. Он там уже несколько недель…

– Надо вызвать полицию, – нервно сказал старший Флагг.

Фрейд мрачно кивнул. Гнев постепенно вытеснял растерянность. Какая-то злая сила бросала ему вызов, пыталась вывести из равновесия, заставить почувствовать полную беспомощность.

Он должен научиться ей противостоять.

16

Судьба – особа ироничная. Часто люди, чье появление сначала кажется несвоевременным, дают вам тот самый толчок, который необходим, чтобы двигаться вперед.

Для Рейнолдса Кана таким человеком стал Зигмунд Фрейд. Найдя тело человека, которого агенты «Пинкертона» искали две недели, Кан оправдал доверие, оказанное комиссаром Салливеном.

– Давай зови этих красавцев, – сказал он Ренцо.

Фрейд и Юнг не заставили себя ждать. Они буквально ворвались в кабинет, глаза у обоих были налиты кровью. Сначала Кан решил, что они находятся под воздействием шока: почтенные европейские ученые, очевидно, не привыкли иметь дело с трупами. Но Фрейд объяснил, что они просто в бешенстве.

– Ваши коллеги заставили нас ждать больше двух часов, – возмущался он.

– Мы официальные гости одного из самых уважаемых университетов вашей страны, – добавил Юнг, поправляя очки, – и не могли даже предположить, что с нами будут обращаться как с преступниками!

– Мне очень жаль, – сказал Кан, пожимая руки докторам, – но у меня не было ни одной свободной минуты. А я должен выслушать вас.

Он широко раздвинул шторы, чтобы яркий свет разогнал тучи, сгущавшиеся в кабинете. Фрейд и Юнг, по-прежнему возбужденные, но уже не так враждебно настроенные, стали оглядываться по сторонам.

Фрейд внимательно осмотрел коллекцию огнестрельного оружия за стеклом, шкаф, забитый книгами по криминологии, фотографии с места преступления: изрешеченный пулями труп в темном переулке; обезглавленное тело в персидском кресле; светловолосая женщина со вспоротым животом на бильярдном столе.

– Тут как в музее, – сказал Фрейд.

– В музее зла, – добавил Кан.

– Ужасное зрелище, – заметил Юнг.

– Знаете, почему вид отрезанных конечностей или разрубленных на куски тел так глубоко нас потрясает? – спросил Фрейд.

– Опять комплекс кастрации? – предположил Юнг.

– Именно.

Кан нахмурился. На фотографиях в его кабинете, слава богу, не было сцен кастрации, да и следов прочих комплексов там тоже не было.

– А это что такое? – спросил Фрейд, указывая на серию фотографий, прикрепленных кнопками к деревянной доске. Это были портреты крупным планом, каждый сопровождался пометкой: «Фальсификатор», «Убийца», «Насильник»…

–  Mug shots [10]10
  Фотографии в профиль и анфас, с табличкой с именем ( англ.).


[Закрыть]– новая мания моих инспекторов, – ответил Кан. – Они фотографируют преступников, чтобы выявить особенности каждого типа.Серия вот этих снимков должна подтвердить предположение, что у всех фальшивомонетчиков есть что-то общее во внешности…

– Так вот что называют научной полицией? – насмешливо заметил Фрейд. – Напоминает френологию. Лет двадцать назад эта теория о том, что людей можно классифицировать по форме их черепа, произвела фурор в Европе.

– К сожалению, по лицу, что в профиль, что анфас, характер так просто не прочтешь, – примирительно сказал Кан, думая при этом, что шишковатый череп доктора Фрейда идеально соответствует типу «эксцентричный ученый». – Но способ опознать любого человека все-таки существует – по отпечаткам пальцев, открытым китайцами тысячу лет назад. Я хочу добиться, чтобы этот метод использовали в полиции как единственно верный.

– Неужели это правда, что не бывает людей с одинаковыми отпечатками? – спросил Юнг.

– Они отличаются даже у близнецов. Мы уже собрали тысячи дактилокарт. Альфонс Бертильон, гениальный изобретатель судебной антропометрии, облегчил нам задачу, придумав, как снимать отпечатки пальцев с гладких поверхностей.

– Как часто в наши дни звучит слово «гений», – сказал Фрейд с горечью. – Пока мы вас ждали, я слышал, как один из ваших людей говорил о гениальной скаковой лошади.

Кан невозмутимо постучал указательным пальцем по доске с фотографиями преступников:

– Я скажу вам, почему позволил моим упрямцам возиться со всей этой классификацией. Они собирают сотни фотографий и анкет с антропометрическими данными, чтобы доказать правильность своей теории. И я могу использовать их досье, чтобы вывести на чистую воду того, кто прячется под чужим именем, или чтобы опознать труп. Тот, что вы нашли, например. – Инспектор серьезно посмотрел на докторов и убедился, что произвел на них впечатление. – Собранная нами информация позволила мне установить личность погибшего, хотя это было не просто. Тело находилось в воде несколько недель. Одежда распалась, на руках не осталось плоти. Черты лица изуродованы, зубы повреждены. Но шея оставалась над водой, и на ней сохранилась цветная татуировка в виде орла, такого же, как на гербе Нью-Йорка. Мой сотрудник просмотрел наши досье и нашел такую же татуировку в деле одного бывшего военного.

Фрейд посмотрел на Ренцо, который скромно кивнул. Инспектор между тем продолжал:

– Он служил в одиннадцатом кавалерийском полку, который в 1881 году принял капитуляцию Ситтинга Булла, вождя индейцев сиу. Момент был символический: конец войны с индейцами и объединение американских территорий. Все солдаты полка сделали себе такие татуировки в память об этом событии. Я получил их военные досье и сравнил антропометрические данные. Так я нашел имя нашей жертвы…

– Наверняка солдат, подходивших под описание утопленника, было немало, – сказал Фрейд.

– Но только один из них недавно пропал! – Кан положил дело с фотографией перед докторами. – Бернард Эмери, пятидесяти лет. Лейтенант кавалерии, преподававший историю в Йельском университете.

Фрейд всмотрелся в фотографию.

– Так странно видеть его лицо, – произнес он, помолчав.

– А теперь вы мне должны кое-что объяснить, – попросил Кан. – Как два иностранца, впервые попавшие в Нью-Йорк, всего за несколько часов нашли человека, которого две недели искала целая бригада сыщиков?

– Мы искали совсем другое, – ответил Фрейд.

– Что же?

– Улики, которые могли бы помочь нам истолковать сон.

– Какой еще сон? – с недовольством произнес Кан.

Снам он не придавал ни малейшего значения. Они состояли из бессмысленных образов и существовали лишь в воспоминаниях того, кто их видел. Реальность в них искажалась, и ничто не поддавалось проверке.

– Сон моей пациентки, Грейс Корда, – ответил Фрейд.

– И как же ее сон привел вас к трупу?

– Грейс страдает гидрофобией.

– Чем?

– Боязнью текущей воды. Проводя сеанс психоанализа, я понял, что этот страх появился полгода назад, когда она вместе с отцом осматривала небоскреб Зингера. Вчера она видела кошмарный сон, в котором повторялись элементы этого события. Чтобы понять больше, мы тоже решили посетить небоскреб.

– То есть вы натолкнулись на Эмери случайно, – заключил Кан.

– Случайностей не существует, – заметил Юнг. – Это была цепь событий, связанных неизвестным нам пока образом.

Фрейд покачал головой и что-то пробурчал себе в бороду. Он явно не разделял мнения коллеги.

– Это вы мне потом объясните, – Кан резко оборвал Юнга. – А сейчас скажите – что побудило вас открыть резервуар?

– Мы услышали доносившийся оттуда стук, – ответил Юнг. – Словно мертвец хотел привлечь наше внимание.

Фрейд громко вздохнул.

– Доктор, у вас просто острый слух, – пояснил Кан. – В отверстии для поступления воды застрял металлический предмет, и об него стучала пряжка ремня Эмери.

– Какой предмет? – спросил Фрейд, тайно радуясь тому, что Юнга вернули на землю.

Кан показал свою находку.

Это была маленькая медная пластина с выгравированным на ней рисунком: треугольник, внутри которого был изображен дракон, а над каждой из сторон – змея и надпись «Ignorantia».

– Это, – сказал Кан, – оставил в резервуаре убийца. Зачем – пока не ясно.

– Рисунок имеет нечто общее со способом убийства, – произнес Юнг, разглядывая пластину.

– Что же? – осведомился Кан.

– Дракон в треугольнике, обращенном вершиной вниз. Во многих эзотерических практиках, в частности в алхимии, это изображение символизирует воду.

– Но ведь алхимия – это какая-то древняя ерунда?

– Алхимики – это братство, которое целую тысячу лет утверждало, что может любой металл превратить в золото. За этой ерундойстояла целая философия.

Фрейд наклонился, чтобы рассмотреть изображение.

– Эта гравюра сделана при помощи неочищенной азотной кислоты, – заключил он. – Острым предметом и азотной кислотой.

–  Aqua fortis,изобретенная алхимиками, – подтвердил Юнг. – А солнце, змеи, дракон – их излюбленные символы.

Кан протянул ученым листки, найденные в макете Августа Корда:

– Это та же символика?

Юнг, рассмотрев их один за другим, кивнул:

– Да. Первый рисунок, кстати, совершенно идентичен гравюре.

– Это эскиз, – заметил Фрейд. – Один из этапов работы гравера.

– Утонувший дракон на гравюре может обозначать жертву, – предположил Юнг. – Если это так, тогда на двух других рисунках запечатлены другие убийства…

– Я нашел рисунки в кабинете Августа Корда, – сообщил Кан. – Возможно, его убили за то, что он о них узнал.

– Убийца оставил гравюру именно для того, чтобы ее нашли, – возразил Фрейд. – Поведение, типичное для глубокого невротика.

Кан решил, что развивать эту тему бессмысленно. Пришло время подводить итоги.

– Эмери, – сказал он, – был другом Корда. И есть вероятность, что оба убийства связаны между собой. Судя по всему, убийца готовит еще один удар. Я должен понять смысл этих рисунков. И еще я должен знать, что вам рассказала Грейс Корда.

– Мне снова придется отказать вам. Я не полицейский, – твердо произнес Фрейд. – Я и так рассказал вам слишком много о своей пациентке.

– Если вы не станете сотрудничать со следствием, – сухо заявил Кан, – я помещу Грейс под арест за отказ давать показания. И вы не сможете продолжить работу.

– Это неслыханный шантаж. – Фрейд был по-прежнему спокоен.

Кан, чувствовавший, что в нем закипает гнев, пристально посмотрел на психоаналитика:

– А если бы Эмери был жив? Неужели вы не предупредили бы его о грядущей участи?

Инспектор открыл дело и показал Фрейду отчет о вскрытии, подписанный судебно-медицинским экспертом Лоуренсом Прайсом.

– Эмери был еще жив, когда он каким-то тяжелым предметом сломал ему по одному ребру с каждой стороны. Потом привязал жертву ремнем внутри резервуара. Над водой оставались только голова и шея Эмери. Он мог дышать и пить воду, пока не потерял последние силы. Так он провел много дней. Его кожа гнила, мышцы раздувались, постепенное разложение тела сводило его с ума. Он кричал целыми часами, но тщетно. Потом он обессилел и опустил голову в воду.

– Словно крещение, – проговорил Юнг. – Крещение смертью.

Кану это замечание показалось неуместным, но он продолжил:

– Эмери расцарапал себе кожу ногтями, чтобы окрасить воду своей кровью. Должно быть, он надеялся, что кто-нибудь догадается проверить содержимое резервуара. – Инспектор закрыл дело. – Исчез еще один человек, который был близко знаком с Корда. Быть может, он умирает сейчас в страшных мучениях. И вы отказываетесь поделиться со мной информацией, жизненно важной для него и, возможно, для других?

Фрейд неторопливо вынул из кармана коробку с сигарами и начал раскуривать одну, в то время как Кан пристально смотрел на него.

– После каждого сеанса я буду размышлять над тем, что я могу рассказать вам, не подвергая опасности мою пациентку, – наконец произнес он.

– Ну, хоть что-то, – вздохнул Кан.

– Я уже сейчас могу вам вкратце описать ее заболевания, – продолжил Фрейд. – Грейс страдает раздвоением личности. В периоды амнезии ее психику контролирует «двойник», молодая женщина по имени Юдифь.

– Доктор, если вы шутите…

– Я серьезен, как никогда.

– И что вы намерены делать с этим «двойником»?

– Искать в прошлом момент его возникновения. Работа психоаналитика состоит в том, чтобы выявить детскую травму, из-за которой личность Грейс разделилась.

– И все? – расстроился Кан.

– Да, – ответил Фрейд. – Простите, что разочаровал вас. Я согласен играть, но только теми картами, что мне сдают.

– Не могли бы вы побольше рассказать нам об этом деле? – спросил Юнг.

– Корда и Эмери были членами некоего Клуба архитекторов, – объяснил инспектор. – Полагаю, что убийца преследовал их именно из-за принадлежности к Клубу. Подобные организации используют различные символы, древние гербы. Наверное, между гравюрой и Клубом есть какая-то связь.

– Это опять возвращает нас к алхимикам, – заметил Юнг. – Они считали себя архитекторами Вселенной. Ваш клуб мог служить прикрытием для Клуба алхимиков.

– Вот почему мне так интересно ваше мнение, – произнес Кан.

– Меня интригуют эти строки, полные поистине вагнеровского пафоса. – Юнг, указал на третий листок. – Ваши Предательства навлекли мою Кару. Моя Свадьба станет Апофеозом…

– Как вы думаете, что это значит?

– Пока не знаю, но уверен, что мы сможем пролить на это свет. А вообще, чем непонятнее, тем лучше.

– Почему это?

– Чем более странным кажется поведение преступника, тем больше у нас зацепок, чтобы воссоздать его видение мира. Как говорил один мой коллега, больше всего невротик хочет, чтобы его болезнь стала всеобщим достоянием, тогда он сможет от нее избавиться.

– Таков и наш преступник? – спросил Кан.

– Несомненно. Одна пациентка рассказала мне, что убила лучшую подругу, чтобы выйти замуж за ее супруга. Ее жизнь превратилась в кошмар. Ей казалось, что все, кого она встречала на улице, догадываются о совершенном ею преступлении, даже собаки и лошади. Она хотела лишь одного – чтобы ее разоблачили и дали шанс заслужить прощение.

– Ну тут я с вами не соглашусь. – Кан был категоричен. – Я могу назвать десяток убийц, которые безо всяких угрызений совести умерли в своей постели, в окружении семьи и с улыбкой на устах.

– Это только видимость, – возразил Юнг. – Убийца удовлетворяет желание, пожирающее его личность изнутри и возрастающее с каждым новым преступлением.