Текст книги "Манхэттен по Фрейду"

Автор книги: Люк Босси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Ференци улыбнулся.

– Мы уезжаем рано утром, – сказал он. – Так что я вынужден откланяться.

– Я последую вашему примеру через несколько минут, как только докурю сигару.

Ференци ушел. А через мгновение перед Фрейдом предстал широкоплечий румяный человек, протягивавший ему руку:

– Доктор Фрейд? Я – инспектор Рейнолдс Кан. Хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Я вас видел утром на похоронах. – Фрейд пожал Кану руку.

Тот кивнул, несколько раздосадованный тем, что не заметил психоаналитика в церкви.

– Прошу вас. – Фрейд указал на стул, где только что сидел Ференци.

Повинуясь привычке, Кан окинул психоаналитика цепким взглядом, мысленно заполняя карточку с приметами. Возраст: около пятидесяти. Рост: один метр семьдесят два сантиметра. Глаза карие, бархатистые. Взгляд испытующий. Сутулость кабинетного ученого. Пожелтевшие от табака пальцы.

– Сегодня днем я допрашивал Грейс Корда, – начал Кан. – Она сказала, что вы будете лечить ее психоанализом.

– Именно так, – подтвердил Фрейд.

– Могу ли я узнать, что это такое?

– Это метод лечения, который я изобрел. Он основан на исследовании подсознательного.

Обычно Кан награждал ярлыком «шарлатан» любого, кто нес подобную чепуху. К психологам он относился с предубеждением, но сейчас был вынужден признать, что человек, с которым он разговаривал, не был похож на шарлатана.

– Грейс, как вы знаете, страдает амнезией, – продолжил он. – Провалы в памяти охватывают несколько кратких периодов ее жизни, в частности ночь убийства.

– Именно поэтому я и взялся за ее лечение.

– Меня тревожит ваше вмешательство в это дело. Вы можете оказать на Грейс опасное влияние, и она исповедуется вам в том, о чем боится сказать мне…

– Исповедуется? – улыбнулся Фрейд. – Вы считаете меня кем-то вроде священника?

– Неважно, кем я вас считаю.

– Нет, нет, ваше заблуждение меня как раз устраивает. – Фрейд спокойно закурил. – Тогда вам легко будет понять, что я, так же как исповедник, не смогу поделиться с вами тем, что расскажет мне мисс Корда. Психоаналитик, как любой врач, обязан хранить тайну.

– Арест убийцы Августа Корда, – объяснил Кан, чувствуя нарастающее раздражение, – предотвратит новые преступления. Если Грейс вспомнит, что произошло, надеюсь, вам хватит ума рассказать мне об этом.

– Исключено.

– Вы, очевидно, не знакомы с нашей системой правосудия, – добавил Кан. – Поэтому ставлю вас в известность: если вы станете влиять на показания Грейс, вас могут обвинить в том, что вы потворствуете лжесвидетельству.

Фрейд вскинул голову:

– Инспектор, вы, видимо, полагаете, что мне платят за то, чтобы я промыл мисс Корда мозги?

Кан молча выдержал взгляд психоаналитика.

– Позвольте мне рассеять это недоразумение. Я мало интересуюсь тем, что видела Грейс два дня назад, но меня очень занимает то, что произошло в ее детстве. Я ищу глубоко спрятанные корни ее невроза, они, несомненно, сексуального происхождения.

– И как же вы это делаете?

– Я даю ей возможность рассказывать мне истории. Эти истории приведут меня к источнику ее болезни. Когда я найду его, то расскажу об этом только ей, и больше никому.

– Вы что, издеваетесь? Истории, неврозы… – воскликнул Кан. – Совершенно очевидно, что в этом деле нет никакой сексуальной подоплеки.

– Корда получил удар ножом в низ живота. Я считаю, что это сексуально мотивированный поступок.

– Его убили шпагой. Не понимаю, что…

– Шпага в еще большей степени, чем кинжал, является олицетворением пениса. Быть может, за этим преступлением прячется фантазия об изнасиловании.

– Чушь! – заявил Кан.

В глазах Фрейда вспыхнули молнии, он внимательно посмотрел на инспектора:

– Как вы собираетесь узнать то, что скрывает Грейс Корда?

– Есть несколько вариантов, – объяснил Кан. – Например, я сведу Грейс с нашим основным подозреваемым, Джоном Менсоном. Встреча с возможным убийцей ее отца может оказаться той самой встряской, которая нужна, чтобы вернуть ей память.

– Это совершенно бесполезно, – покачал головой Фрейд. – Вы подвергнете ее шоку, но память ей не вернете.

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что, как я уже говорил, препятствием на пути к ее воспоминаниям является что-то, случившееся очень давно. Искусственный шок окажет на нее такое же действие, как, например, удар дубиной по голове.

– Неужели? – с досадой сказал Кан.

– Ваши методы не сработают, – сказал Фрейд. – Попрощавшись сегодня с Грейс, я прошел мимо комнаты ее отца. Несколько полицейских проводили там обыск. Они искали документы. Один вынимал зеркало из деревянной рамы, другой листал книги, третий втыкал иголки в диванные подушки. Но, несмотря на их усердие, они ничего не нашли.

– Может быть, потому, что там ничего и не было, – заметил Кан.

– Или потому, что такой способ обыска довольно примитивен.

– А как бы вы взялись за дело?

– Мой опыт подсказывает, – ответил Фрейд, – что самые надежные тайники находятся в нашем мозгу. А подсознательное – это просто неприступный сейф. О том, что там таится, можно лишь догадываться при помощи таких неконтролируемых сознанием проявлений, как сны, оговорки, ошибки, оплошности.

– Вы хотите сказать, что Август Корда прятал свои документы в глубинах подсознания? – ехидно спросил Кан.

– Нет, но о его тайнике можно догадаться по проявлениям его сознания. Вспомните, например, макет Манхэттена, который он построил. Этот макет – материализация его мысли.

– Такой тайник слишком заметен, – возразил Кан.

– Один из ваших соотечественников доказал, что письмо бывает очень трудно найти именно тогда, когда оно выставлено на всеобщее обозрение.

– Эдгар Аллан По пил слишком много абсента, – возразил Кан.

– Он писал, только будучи трезвым, – отрезал Фрейд. – А когда шестьдесят лет назад его убили в Балтиморе, ваши коллеги выполнили свою работу очень халтурно.

– Эдгара По убила его печень. Я знаю это дело: слухи об убийстве оказались беспочвенными.

Собеседники испепеляли друг друга взглядами. Наконец Кан встал:

– Спасибо за советы. Теперь и мне хочется дать вам один. Если я узнаю, что вы работаете на кого-то или сбиваете с толку свидетеля, вам придется сдать обратные билеты. До скорого свидания, доктор.

Фрейд ограничился кивком и проследил, как Кан теряется в толпе, которая заметно поредела, хотя остающиеся на крыше гости из-за выпитого алкоголя были достаточно возбуждены.

Докурив сигару, Фрейд направился к лифту. Он размышлял. Его позиция, по сравнению с позицией служителя закона, слаба. И его впервые испугала мысль о том, что может с ним произойти, если он скроет от американского правосудия признания Грейс Корда. Если ему придется предстать перед судом, его репутация от этого непоправимо пострадает…

Выйдя из лифта на пятом этаже, Фрейд увидел пару, которая, смеясь, шла по коридору. Фрейд сразу узнал высокую фигуру Юнга, который подходил к своему номеру, обнимая за талию Анну Лендис.

Фрейд резко остановился и прижался к стене. Он увидел, что Юнг перепутал двери, и ключ не вошел в замочную скважину. Юнг и Анна вернулись к предыдущей двери.

Типичная ошибка. Пытаясь открыть, даже взломать дверь, номер на которой был гораздо больше, чем на его собственной, Юнг признавался одновременно и в том, что прекрасно отдает себе отчет, что совершает нечто предосудительное, и в том, что хочет далекопойти в Америке, используя свой талант обольстителя.

Когда пара исчезла, Фрейд направился к своей комнате, пытаясь изгнать из воображения образы раздевающихся Юнга и Анны. В его мозгу возникло воспоминание о второй личности Грейс и ее попытках его соблазнить. Он воскресил в памяти искаженные тревогой черты молодой женщины.

Не сумев подвергнуть Грейс психоанализу, Фрейд решил лечь спать без ужина и немедленно заснуть. Момент засыпания был одним из его самых любимых. Попадая в царство снов, Фрейд словно бы опять начинал работать.

13

Слова странного доктора Фрейда вертелись в его голове точно навязчивый припев. Спрятать что-то на самом виду – не так уж глупо.

Очутившись на двадцатом этаже Утюга, Кан сразу понял, что достичь цели будет совсем не просто. Все в кабинете Августа Корда казалось необычным и словно созданным для того, чтобы привлекать внимание. Золотые часы «Гилберт» в корпусе из зеленого мрамора были апофеозом богатства, совершенства, мастерства исполнения. Равно как и гравюра Клода Лоррена, изображающая пышный дворец персидского царя. И канделябры в стиле рококо, переделанные в настольные лампы. И большая коллекция безделушек и пергаментов, хранящаяся в книжном шкафу.

Эти предметы свидетельствовали о безупречном вкусе и неограниченных возможностях, в остальном они были безлики и ничего не сообщали об Августе Корда, его стремлениях и тайнах.

А вот макет Манхэттена в соседней комнате произвел на инспектора совсем другое впечатление. Он был не только необычным предметом, но и рабочим инструментом. Корда наверняка проводил перед ним много времени.

Кан нашел на Седьмой авеню дом, в котором он жил, потом, всего в нескольких улицах, – дом, где находилась префектура полиции. Это здание казалось совсем маленьким по сравнению с окружающими его колоссами.

Кана потрясла разница в положении Корда и его самого. Он месил ногами грязь при свете фонарей, борясь с гангстерами самого низкого пошиба. Был простым исполнителем, вся жизнь которого протекала в тени небоскребов. А Корда воспринимал город как игрушку, разглядывал ее свысока и изменял по своему усмотрению. Он, словно конкистадор, создавал первую карту далекой страны, ощущая себя ее завоевателем.

Кан с любопытством уселся в стоявшее на возвышении кресло.

Теперь его взгляд упал на уменьшенную копию величественного здания Пенсильванского вокзала, и его поразила одна деталь. На крыше вокзала рельефными буквами выделялись имена архитекторов: МакКин, Мэд и Уайт.

После осмотра Кан выяснил, что на крыше всех крупных зданий выбиты фамилии их создателей. На Парк-Роу-билдинг – P. X. Робертсон.На Зингер-билдинг – Эрнст Флагг.На Метрополитен-тауэр – Наполеон Лебрен и сын.На Мэдисон-сквер-гарден – Стэнли Уайт.На Утюге – Дэниел Бернэм.На Вулворт-билдинг – Кесс Гилберт.Потом Кан нашел имена МакКина, Мэда и Уайтаеще на одном здании с колоннами – это была городская почта.

Здесь, правда, в написание второй фамилии вкралась ошибка: вместо Meadбыло написано Mad,что по-английски значит «сумасшедший». Заинтригованный инспектор коснулся надписи пальцем и понял, что буква «е» в «Mead» стерлась.

Еще одна фраза Фрейда всплыла в его памяти: психоаналитик утверждал, что подсознательное проявляется в ошибках, оговорках, оплошностях.

Кан надавил на слово «Мэд». Раздался щелчок. Под воздействием крошечных пружин крыша здания приподнялась, и внутри инспектор увидел свернутые трубкой бумаги.

Кан едва удержался от восклицания. Почта!Где же еще хранить корреспонденцию?!

Он достал из кармана перчатку, чтобы взять вещественное доказательство, не стерев находящиеся на нем отпечатки пальцев.

Вернувшись в свой кабинет, Кан развернул бумаги. Первый документ представлял собой список фамилий.

КЛУБ АРХИТЕКТОРОВ

Рузвельт

Корда

Морган

Вильсон

Бернэм

Эмери

Уилкинс

Мур

Уолдорф

Окс

Тесла

Макклиллен

Итак, Корда, Уилкинс и Эмери, по-видимому, принадлежали к одному клубу, состоявшему из двенадцати членов.

Сразу возникло множество вопросов: кто эти люди? какую цель они преследовали? кто им угрожал? В надежде найти ответы Кан развернул остальные документы. Перед ним оказались три листка веленевой бумаги размером с карту Таро.

На первом был рисунок китайскими чернилами. Солнце посылало четыре волнистых луча в центр листка, на треугольник, обращенный вершиной вниз. Внутри него находилось изображение странной, жутковатой твари, напоминавшей дракона. По каждой стороне треугольника ползла змея с плавниками и головой, увенчанной крошечной короной. Над каждой змеей было написано одно и то же слово: Ignorantia. [6]6
  Незнание, невежество ( лат.).


[Закрыть]

– Да что же это?! – воскликнул Кан и взял следующий листок.

Второй рисунок походил на первый, но некоторые детали все же отличались. Теперь вершина треугольника была обращена вверх, и его пересекала линия. У змей были крылья, а рядом надпись Fanatitia. [7]7
  Фанатизм ( лат.).


[Закрыть]

На третьем рисунке перечеркнутый треугольник снова был повернут вершиной вниз. Вместо змей появились пятнистые ящерицы, над которыми было написано Ambitio. [8]8
  Честолюбие ( лат.).


[Закрыть]В самом низу виднелись две строчки, написанные крошечными буквами. Кан с трудом разобрал:

Ваши Предательства навлекли мою Кару.

Моя Свадьба станет Апофеозом.

Инспектор почувствовал себя полным невеждой.

– Что это такое? – раздался голос у него за спиной.

Кан подскочил на месте и лишь секунду спустя понял, что это Ренцо.

– Понятия не имею, – ответил инспектор и рассказал, что убийству Корда предшествовало исчезновение двоих людей. Ренцо потрясенно читал список имен самых могущественных людей Америки.

Теодор Рузвельт, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, бывший президент Соединенных Штатов.

Марион Уолдорф, строительный магнат, семья которого владела двадцатой частью Манхэттена.

Джорж Макклиллен, мэр Нью-Йорка.

Джон Пьерпонт Морган, финансист, способный одним щелчком пальцев вызвать колебания на бирже.

Дэниел Бернэм, архитектор Утюга.

Никола Тесла, физик и инженер, автор множества революционных изобретений.

Вудро Вильсон, ректор Принстонского университета, известный юрист-конституционалист.

Уильям Мур, глава предприятия, производящего оружие и заключившего сорок семь официальных контрактов с американским правительством.

Адольф Окс, глава «Таймс».

Эмери, Уилкинс и Август Корда.

– Надо допросить этих людей! – сказал Ренцо, выйдя из оцепенения.

– Все не так просто… – Кан помолчал. – Это тайная организация. Окс даже тогда, когда я спрашивал его об исчезновении Эмери и Уилкинса, ни словом не обмолвился насчет клуба. Этот список не доказывает его существования. Более того, эти люди достаточно сильны, чтобы отстранить нас, если мы начнем им досаждать.

– Что же нам делать?

– Искать доказательства. Докажем, что клуб существует и связан с нашим делом.

– В досье Корда не упоминается об его принадлежности к какому-либо клубу, – Ренцо листал документы. – В начале девяностых он был масоном, потом вышел из ложи. Потом – ничего.

– Вот это-то и кажется мне странным. Такой человек, как Корда, должен былбыть членом одного, а то и нескольких влиятельных клубов.

Действительно, в начале века возникла мода на клубы для тех, кто хотел подняться вверх по социальной лестнице. В Америке насчитывалось семьдесят тысяч ложтрехсот различных орденов,в которые входили как минимум пять миллионов человек.

– Исчезнувшие были членами других клубов, – продолжил Ренцо, пробегая глазами досье. – Уилкинс – член-основатель некоего Ротари-клуба, созданного несколько недель назад в Нью-Йорке.

– Его цель?

– Защищать интересы своих членов, развивать гражданский дух, трудиться на благо нации. Ну, как обычно… А Эмери – член кучи организаций, среди которых и Большая масонская ложа Нью-Йорка, и объединение литераторов «Ассоциация столетия», и даже «Рыцари Пифии».

Кан кивнул. Самыми влиятельными организациями были могущественные духовные ордена с красочными названиями: «Осторожные патриции Помпеи», «Странные ребята», «Маккавеи», «Свидетели Иеговы».Все они процветали, играя роль страховых агентов для своих членов. Некоторые иногда опускались до криминальных дел.

– След виден, – заключил Кан. – Корда могли убить те, кто выкрал Эмери и Уилкинса, и по одной и той же причине: принадлежность к клубу. Это означает, что мы теперь расследуем не убийство одного человека, а нападение на сообщество.И из этого следует еще один вывод.

– Какой?

– Что члены этого сообщества следят за каждым нашим движением.

В коридоре послышались торопливые шаги. Кто-то стремительно приближался к кабинету главного инспектора.

– Тихо! – сказал он. И успел спрятать рисунки в папку за секунду до того, когда дверь отворилась.

– Отличная работа, Кан.

Комиссар Салливен в ярко-желтом костюме вошел в комнату и бросил на стол экземпляр «Нью-Йорк таймс».

Кан взял газету и прочел заголовок на первой странице: «Дело Корда: подозреваемый за решеткой». Он пробежал глазами статью: автор хвалил его и критиковал агентство «Пинкертон», не сумевшее защитить Корда.

– Мне звонил мэр Макклиллен, – прибавил Салливен. – Окс, владелец «Таймс», лестно отзывался о вас.

– Мы говорили, – сказал Кан, хватаясь за соломинку, – об исчезновении Бернарда Эмери и Джеймса Уилкинса, двух близких Корда людей. Мы ведь об этом даже не знали.

– Расследование велось агентством «Пинкертон», – напомнил Салливен.

– Мне кажется, нужно взяться за него самим, – сказал Кан.

Салливен посмотрел на него с улыбкой, которая показалась инспектору еще более двусмысленной, чем прежнее недоверие.

– Если есть что искать, ищите. – Улыбка исчезла, сменившись обычным угрожающим оскалом. – Имейте в виду: вам доверяют. Постарайтесь нас не разочаровать.

– В каком смысле?

– Прекратите общение с прессой. Я больше не хочу, чтобы вас цитировали в газетах. Если вы установите связь между исчезновениями и убийством, вы должны доложить об этом мне, и только мне. Ясно? Если же что-нибудь просочится… – Салливен умолк и после короткой паузы отчеканил: – Ваша карьера закончится в верховьях реки.Надеюсь, вы меня поняли?

Кан хмыкнул, услышав жаргон уголовников. Верховья реки– прозрачный намек на тюрьму Синг-Синг, стоявшую на берегу реки Гудзон милях в тридцати к северу от Нью-Йорка.

Интересно, какую роль отводили ему такие влиятельные люди, как Салливен, Окс и Макклиллен в паутине, которую они плели. И окажется ли он достаточно хитрой мухой, чтобы не попасться им в лапы.

14

Второй сеанс начался в полумраке. Грейс Корда лежала на кушетке, шторы были задернуты. Грейс пожаловалась на головную боль и солнечный свет, который режет глаза.

– Со вчерашнего дня, – она приподняла голову, – эта личностьво мне неотступно меня преследует. Кажется, будто мои глаза и руки принадлежат ей. Более того, у меня такое ощущение, что я непрерывно борюсь с ней, чтобы она не заняла мое место.

– Работа с подсознательным всегда очень изнурительна, – сказал Фрейд, собираясь перевести разговор на другую тему. Он пока не хотел говорить о другой личности Грейс. – Как будто напрягаешь мышцу, которая давно не работала…

– Она мешала мне спать, – продолжала Грейс, словно не слышала Фрейда. – А когда я наконец задремала, то видела кошмары, которые измотали меня еще больше.

– Вы помните, что вам снилось?

Подумав, Грейс кивнула:

– Странно, я ведь вам говорила, что я не помню снов…

– Может быть, теперь вы станете их понимать, – предположил Фрейд. – Во всяком случае, мы знаем, с чего начинать.

Грейс опустила голову на кушетку:

– Сначала я видела себя стоящей на балконе горящего дома. Слышу пение птицы. В одной руке у меня клетка, в другой – кукла. Внизу на улице пожарные разматывают шланги, но меня они не видят.

– Как вы пытаетесь спастись?

– Я ищу глазами отца. Я чувствую, что помочь мне может только он. Наконец он появляется, взбираясь вверх по пожарной лестнице. Он хочет взять меня на руки. В тот момент, когда ему это удалось, я поскользнулась и упала с балкона. В этот момент я проснулась… – Грейс смущенно улыбается. – Бессмыслица, верно?

– Наоборот, – сказал Фрейд. – Я и не надеялся столь быстро получить такой богатый материал.

– И что же это все означает?

– Это мне скажете вы.

– Мне кажется, что этот кошмар не имеет никакого смысла! – заявила Грейс.

– Я расскажу вам немного об основных понятиях психоанализа, – ответил Фрейд. – Это позволит нам быстрее двигаться вперед.

– Вы научите меня толковать сны?

– Я укажу вам дорогу. Основное положение моей теории гласит, что любой сон выражает сильное желание спящего.

– Как же я могу желать оказаться в таком ужасном положении?

Это было самое распространенное возражение. Фрейд много месяцев работал для того, чтобы понять, почему в подсознании пышным цветом расцветают болезненные и навязчивые идеи.

– Желание, выраженное во сне, вытеснено сознанием в подсознательное. Другими словами, сознание больше не хочет иметь дело с этим желанием, поэтому оно изначальнопоявляется в не поддающейся объяснению форме. В снах, чтобы ввести нас в заблуждение, сознание использует замещения. Наслаждение становится отвращением. Смех превращается в рыдания.

– Я не уверена, что понимаю.

– Возьмем пример. Женщина видит кошмарный сон: у порога ее спальни плачет младенец, он толкает дверь, хочет ее отворить, а женщина запирает дверь на ключ. Во время беседы я выясняю, что женщина недавно сделала аборт. А потом подавила свое желание иметь ребенка, которое возникло из подсознания в виде младенца, пытающего попасть в ее спальню.

– Значит, каждая деталь сна означает свою противоположность?

– Все не так просто, – ответил Фрейд. – Есть более сложные замещения, подмена ценностей. Сильное чувство переходит на ничтожный и слабый объект. Насущная потребность прячется во внешне незначительном эпизоде.

– В моем кошмаре нет ничего тайного: вспыхивает пожар, я падаю в пламя.

– Итак, огонь. Часто это символ влюбленности. Во сне вы не хотели умереть в огне, наоборот, вы хотели спастись от него. Кстати, вы и спасаетесь,но от другого.

– От чего же?

– От помощи, которую предлагает вам. Вы словно отталкиваете его.

– Но это нелепо, – сказала Грейс.

– А вот это мы и выясним. Вы боитесь воды?

Грейс замешкалась с ответом.

– Из сна понятно, что вы избегаете также и струй воды из шлангов пожарных, – сказал Фрейд. – И я заметил, что у вас сегодня очень сухие губы.

– Странно… Со вчерашнего дня мне кажется, что в воде вредные бактерии и я могу отравиться.

Фрейд показал на стакан воды, поставленный для него на столе:

– Вы смогли бы выпить сейчас воды?

Грейс посмотрела на стакан и покачала головой:

– Нет.

– Продолжайте ассоциировать.Мысль, что вода может быть отравленной, уже приходила вам в голову?

– Да, – сказала Грейс после некоторого раздумья. – Примерно шесть месяцев назад, в тот день, когда отец повел меня осматривать новый небоскреб, Зингер-билдинг. Он объяснял мне, как работает канализация и производится перекачка воды. Рассказал, как глубоко копали рабочие, чтобы достичь грунтовых вод. Когда я поняла, откуда появляется вода, меня затошнило. В течение нескольких дней я не могла мыться.

Фрейд заметил, что название небоскреба – Singer– означает «певец». Пение птицы во сне Грейс…

– Продолжайте.

– Не знаю, что еще вам сказать. Ничего в голову не приходит.

Фрейд понял, что сознание Грейс сопротивляется, а это означало, что они приблизились к чему-то очень важному для определения природы ее невроза.

– Не могло ли что-нибудь из событий вчерашнего дня напомнить вам о каком-то событии с участием вашего отца? Сон часто продолжает работу подсознания, начатую днем.

Лицо Грейс омрачилось.

– Вчера утром, в церкви… Я коснулась руки отца и вспомнила тот день в «Зингере». Мы вышли на балкон на последнем этаже. Отец взял меня за руку, чтобы у меня не закружилась голова и я смогла спокойно полюбоваться видом.

Фрейд расплетал нити, из которого был соткан сон Грейс. Появление отца на балконе выдавало ее желание вернуть пережитый ими момент близости в башне «Зингер». Несомненно налицо эдипов комплекс: Грейс желала союза с отцом. Клетка – полый, открытый, несмотря на прутья, предмет – символ женской сексуальности. Грейс держала ее в руках, как щит. Птица символизировала мужское начало. Смешение обоих знаков говорит о противоречии, которое необходимо выяснить.

– В этом сне ваша мать уже умерла?

– Да. Только отец может прийти, чтобы спасти меня. То, что он не смог спасти меня, поразило меня гораздо больше, чем падение в огонь.

Гипотезы множились. Вода, являясь источником жизни, символизирует мать. История о рытье земли до грунтовых вод могла напомнить Грейс о смерти матери. Мысль об отравленной воде выдавала отрицательное отношение к материнскому присутствию в эдиповом конфликте. Ясно, что это присутствие мешало Грейс «объединиться» с отцом так, как она хотела.

Во сне отец приходил ей на помощь, но она прыгала в пустоту. Прыжок сам по себе является фантазмом о родах. Возможно, послание подсознания говорило о том, что она подавляла в себе запретноевлечение к отцу, чтобы ребенок не стал плодом инцеста. Однако все это были только наброски, гипотезы, их нужно было подкрепить доказательствами, перекроить, найти новые знаки.

– Вам было страшно, когда вы падали? – задал Фрейд очередной вопрос.

– Не очень. Я крепко сжимала в руках Юдифь, и страх проходил.

– Юдифь – это?..

– Моя кукла. Я до сих пор с ней не расстаюсь. А вот клетки с птицей у меня никогда не было. Однажды я попросила купить мне птичку, но отец запретил держать животных в неволе. Он сказал, что когда я вырасту, то смогу делать со своими деньгами все, что захочу, но пока должна слушаться его. Я тогда обиделась. Но ведь это воспоминание не имеет никакого отношения к моему сну?

– Напротив. Деньги – это сексуальный символ. Предложение делать с вашими деньгами все, что вы захотите, отсылает вас к периоду взрослой сексуальности. Очень важно то, что такая возможность вас напугала.

– Еще один символ, – произнесла Грейс с тревогой. – Почему их столько во снах?

– Для эффективности. У сознания очень мало времени, чтобы воспроизвести во сне сложные представления. Символ – очень мощный заменитель, передающий в виде образов целый ряд идей. Сон – это сплав разрозненных элементов, насыщенное смыслами произведение, похожее на детскую сказку… – Фрейд понял, что заговорил профессорским тоном, и улыбнулся: – Кажется, я только что прорепетировал свою лекцию.

– Вы гордитесь вашими открытиями, – заметила Грейс.

– Это правда. В тот день, когда в Вене, в кафе «Бельвю», я написал первую интерпретацию сна, то подумал, что когда-нибудь там будет висеть табличка с надписью: «В этом доме 24 июля 1895 года доктор Фрейд открыл тайну снов».

– Теперь это уже не тайна…

– И замечательно. Очень трудно подвергать анализу сон без помощи того, кто его видел. Анализ – это то, что делают вдвоем. Кстати, расскажите мне ваш второй сон.

– Какой сон?

– Тот, который стал вас беспокоить совсем недавно.

– Я не помню никакого другого сна…

– Вы сказали, что вас терзали кошмары. Потом упомянули о сне, который мучил вас сначала.Может быть, теперь, понимая, как далеко может увести нас техника психоанализа, вы согласитесь рассказать и о втором сне? Почему он так вас пугает?

Пальцы левой руки Грейс теребили бахрому кушетки.

Тот, чьи губы сомкнуты…

– Сны, увиденные в одну и ту же ночь, вызваны одной и той же мыслью, – объяснил Фрейд. – Интерпретация второго сна поможет нам понять первый.

– У меня болит голова, – сказала Грейс.

Ее сопротивление искало подкрепления, рыло траншеи, возводило баррикады. Молодая женщина посмотрела на Фрейда и, не найдя спасительного выхода в его бесстрастных глазах, вновь опустила голову на кушетку и сомкнула веки, словно пытаясь сосредоточиться.

– Мадемуазель Корда?

Дыхание молодой женщины стало более глубоким и отрывистым, и Фрейд понял: теньвернулась.

Грейс не шевелилась, Фрейд решил проверить свою догадку. Он взял со стола стакан воды, протянул его молодой женщине:

– Грейс, вам, наверное, теперь хочется пить…

– Я не Грейс, зарубите себе это на носу! – произнес низкий голос, который Фрейд и ожидал услышать.

Молодая женщина широко открыла глаза и села, испытующе глядя на Фрейда.

– Я не знаю, как вас называть, – сказал Фрейд.

– Зовите меня Юдифь.

Она вложила в эти слова такую силу, словно это было заклинание.

– Юдифь? Так зовут куклу Грейс.

– Скоро вы поймете, что я вовсе не похожа на куклу.

Она взяла стакан и выпила воду быстрыми глотками. Фрейд заметил, что она была левшой, а Грейс брала предметы правой рукой.

– Вы снова прервали сеанс, – заметил Фрейд.

– Грейс не расскажет вам об этом сне, – заявила молодая женщина, ставя стакан на стол.

Она встала, смотря на Фрейда одновременно угрожающе и высокомерно.

– Она должна рассказать его не мне, а себе самой, – сказал Фрейд, следуя плану битвы, который он наметил. – Грейс необходимо понять, что произошло в тот год, который последовал за смертью ее матери. Только так она сможет побороть панику, подтачивающую ее изнутри. Если она будет терять сознаниепри каждой встрече с источником тревоги, ее страдания только возрастут.

Юдифь, застыв как статуя, внимательно слушала его.

– Ваш отец открыл ей что-то прямо перед смертью, – продолжал Фрейд. – Это пробудило в ней старую психическую травму, о которой вы уже знали. Скрывая от нее правду, вы лишь усилили боль, которую она испытала, придя в сознание.

Взгляд Юдифь как будто смягчился. Может быть, ее удастся убедить? – подумал Фрейд.

– Я понимаю, вы взяли на себя главенствующую роль, чтобы защитить ее, – снова заговорил он. – Но ваше поведение, наоборот, подвергло ее опасности. Теперь Грейс находится в самой гуще криминального расследования. Если вы оставите ее в неведении, она рискует…

Фрейд умолк, увидев, что молодая женщина, пристально глядя на него, сделала шаг вперед. Неужели она собирается повторить вчерашнюю попытку обольщения? Встревоженный психоаналитик не успел встать, а молодая женщина, приблизившись вплотную, схватила его за шею и принялась душить.

Фрейд начал вырываться, попытался оттолкнуть ее. Юдифь потеряла равновесие и, падая, увлекла его за собой. Фрейд лежал на спине, молодая женщина всем своим весом навалилась ему на грудь и продолжала душить.

– Прекратите! – удалось произнести ему. – Вы задушите меня!

– Только так и можно почувствовать самое большое удовольствие, – проговорила она, задыхаясь.

Бессознательное в действии.Желание и ненависть соединяются в нем с примитивной дикостью. Фрейд схватил Юдифь за руки, чтобы ослабить хватку, но у него ничего не вышло. Чувствуя, что начинает задыхаться, Фрейд с усилием перевернулся и сумел сбросить молодую женщину на пол. Юдифь ударилась головой о ножку комода.

Но и оглушенная, она продолжала сжимать шею Фрейда. С огромным трудом он оторвал ее от себя и поднялся на ноги; лицо его покраснело, все тело болело.

Он отошел от молодой женщины, не спуская с нее глаз. Юдифь свернулась клубком, потом тоже поднялась на ноги. Они смотрели друг на друга, как боксеры в перерыве между раундами. Фрейд однажды участвовал в драке. Двадцать лет назад, на берлинском вокзале, ему достало мужества свести счеты с пассажиром, который осыпал его антисемитскими оскорблениями. Но он был не готов к отчаянной схватке с пациенткой.

Он вглядывался в лицо Юдифь, ища выход из положения. Но глаза ее были блестящими и непроницаемыми. Стеклянные глаза куклы. Юдифь – кукла,подумал он. Яростно охраняющая тайну. Но характер ее сформировалсяв детстве Грейс. Она так и не повзрослела. Она подчиняется авторитету старших…