Текст книги "Манхэттен по Фрейду"

Автор книги: Люк Босси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

31

Взгляд Фрейда скользнул по люстрам Тиффани, вазам Фаберже, гобеленам, картинам Рафаэля и Тернера, украшавшим гостиную Мариона Уолдорфа. Обстановка казалась слишком роскошной, чтобы существовать в реальности. Редкие европейские аристократы могли собрать такие богатства в одном помещении.

Спокойная красота предметов контрастировала с нервозностью великих людей, сидевших в гостиной. Казалось, их испугало то, что он появился рядом с Каном и Юнгом.

Несмотря на то, что они были могущественны.

Или именно потому, что они были могущественны.

Всю жизнь они, чтобы избежать враждебности и зависти бедняков,обезличивали свои желания. Укрывались в тени секретов и заговоров. Их либидо было окутано тайной.

Поэтому необходимость выйти на свет, открыться каким-то людям с ничтожными доходами, о которых неделю назад они и не слышали, заставила лицо каждого из них застыть в характерной для невротиков неподвижности.

Покончив с представлениями, Рузвельт заговорил, поглаживая густые усы:

– Цели нашего общества требуют чрезвычайной конфиденциальности. Мы согласились встретиться с вами только потому, что вы уже многое о нас знаете. Даже слишком многое.

Фрейд заметил глубокое разочарование во взгляде Бернэма, словно то, что об их братстве стало известно посторонним, разрушило его детскую мечту.

– Мы благодарим вас за то, что вы спасли жизнь Уильяму Муру, члену нашего общества, – продолжил Рузвельт. Он обернулся к Кану: – Инспектор, вы пришли ко мне, чтобы поговорить о докладе, который подали вашему начальству. Прошу вас ознакомить моих друзей с его содержанием.

– Начальник полиции поручил мне расследование убийства Августа Корда, – сказал Кан. – Теперь, когда работа близится к завершению, меня отстраняют от дела якобы в целях защиты членов вашего братства.

– А к каким выводам вы пришли? – спросил Рузвельт.

– После первых успехов ваш руководитель Август Корда захотел построить четыре монументальных небоскреба в четырех концах Манхэттена. Многие из вас пытались этому помешать, сочтя проект опасным. – Кан посмотрел на каждого из присутствующих. – Среди тех, кто возражал против возведения первой опоры,были Эмери, Уилкинс и Мур. – Инспектор понизил голос, вынуждая окружающих напрягать слух: это был старый трюк, к которому он часто прибегал на допросах. – Всех троих пытали в небоскребах. Бернарда Эмери – в Зингер-билдинг. Джеймса Уилкинса – в Метрополитен-тауэр. Уильяма Мура, единственного выжившего, – в Вулворт-билдинг. – Он окинул присутствующих выразительным взглядом. – Улики, найденные на месте преступлений, подтолкнули меня к мысли, что к этим убийствам был причастен Август Корда. Эту гипотезу подтвердили два психолога. Их умозаключения позволили нам найти тела погибших и спасти Уильяма Мура… – Кан сделал паузу и подвел итог: – Мы полагаем, что вы пришли к тому же выводу относительно преступной натуры Августа Корда. Вы решили свершить правосудие сами и наняли агента из «Пинкертона», чтобы убить Корда.

Члены клуба замерли. Многие из них начали искать глазами Моргана, явно надеясь на его вмешательство.

В конце концов финансист, скрипнув креслом, поднялся.

– Никто не принимал коллективного решения остановить убийственное безумие Августа Корда, – произнес он громко. – Я занимался этим делом один…

Фрейд почувствовал, что и он сам, и Юнг с Каном жадно прислушиваются к словам Моргана, харизма которого была несомненна. Кроме того, внушительный нос финансиста словно заявлял всему миру, что этот человек сумеет учуятьвокруг и хорошее, и плохое.

– Август Корда – человек, которым я восхищался больше всех на свете, – продолжал Морган. – Но отчеты агента не оставляли никаких сомнений в том, что он виновен в исчезновениях.

– Отчеты Роя Блэйка? – спросил Кан.

– Да. Двадцать четвертого августа, после исчезновения Уилкинса, он сказал мне, что Корда – это и есть преступник, которого мы ищем.

– Виделись ли вы с Корда перед тем, как его убить? – быстро спросил Кан.

– Перестаньте обвинять меня в том, чего я не делал! – возмутился Морган. – Да, я действительно с ним разговаривал. Август поклялся, что невиновен, и сказал, что сам идет по следу убийцы. Он попросил у меня двадцать четыре часа для того, чтобы собрать доказательства. В тот день я заставил Блэйка следить за ним. Утром Корда поехал на машине к Муру, чтобы проводить его в порт Нью-Йорка. Когда я узнал, что Мур так и не сел на корабль, я сделал вывод, что Корда использовал это время для завершения своего кровавого дела.

– Почему вы не поставили в известность полицию? – сухо спросил Кан.

– Август переубедил бы любого из вас. Его могущество и дар убеждения ставили его вне вашей досягаемости. У меня на руках оказались все карты, настала пора действовать… И в ту же ночь я организовал его похищение. Но когда Блэйк поднялся в спальню Корда по потайной лестнице, он обнаружил Августа уже мертвым.

Фрейд и Юнг изумленно переглянулись.

– Кто же тогда его убил? – спросил Кан.

– Его дочь Грейс.

У Фрейда защемило сердце, ответить он не смог.

– Блэйк это видел? – спросил Кан.

– Она стояла, склонившись над телом отца, когда он вошел.

– А почему она его убила? – спросил Юнг.

– Вы проанализируете ее психологию лучше, чем я, – не без иронии заметил Морган. – Я считаю, что она была его сообщницей, а потом поссорилась с ним…

Кан поискал глазами глаза Рузвельта, но тот отводил взгляд.

– Вам придется признать, что члены Клуба непричастны к этому делу, – сказал Морган после паузы. – Если кто и должен ответить за свои поступки, то это я, только я.

Фрейд и Кан мгновенно понял то, что осталось недосказанным. Это значит, что вы ничего не сможете сделать, поскольку я неприкасаемый и никто не осмелится обвинить великого Джи. Пи. Моргана.

– Блэйк купил для Корда ядовитых птиц, которых тот затем использовал для того, чтобы мучить Джеймса Уилкинса, – заметил Кан.

– Он не знал, зачем они нужны Корда, – сказал Морган.

– Почему Корда оставлял алхимические гравюры рядом с трупами?

– Это слишком сложно для вас. Скажу только, что Август страдал мегаломанией, это и подвигло его использовать алхимию для осуществления своих безумных планов.

Фрейд почувствовал горечь во рту; он встал, вызывающе обвел присутствующих взглядом:

– Я категорически протестую против вашей версии событий, господин Морган. – Фрейд старательно произносил слова, чтобы акцент не помешал ему быть правильно понятым. – Грейс Корда бессознательно ненавидела отца. Эта ненависть, конечно, свидетельствует в пользу вашей теории. Но я глубоко убежден, что она не способна на такое насилие. Результаты моего анализа приводят к этому выводу. – Фрейд решительно сжал кулаки. – Напротив, только Грейс может помочь нам прояснить то, что осталось темным в этом деле. Я должен найти ее, чтобы закончить лечение и вернуть ей память. Только так мы узнаем всю правду.

Морган бросил на психоаналитика ироничный взгляд:

– Мы совершенно не желаем зла вашейГрейс. Ее отец манипулировал ею. Но совершенно недопустимо, чтобы она заявила о присутствии Блэйка на месте преступления и втянула нас в это дело. – Финансист подошел к Фрейду, чтобы тот почувствовал свое ничтожество. – Если Грейс Корда заговорит, наша цель будет скомпрометирована. Мы служим делу, гораздо более важному, чем наши жизни. Этиммы не можем рисковать. – Он отчетливо произносил каждое слово, как судья, читающий приговор. – Мы уже дорого заплатили за безумие Августа Корда. Правосудие свершилось: какой-то неизвестный трибунал приговорил его к смерти. Больше мы платить не намерены.

– Тот, кто смеется над правдой, платит всегда, – сказал Фрейд.

– У нас разные правды, вот и все, – возразил Морган и посмотрел на Кана: – А вам, инспектор, я запрещаю искать Грейс Корда. Мы сами найдем ее и вылечим. Она забудет об ужасах, в которые ее впутал отец.

– Вы меня не запугаете. Ни ценой выздоровления, ни даже ценой жизни моей пациентки!

– Сядьте, доктор! – приказал финансист.

– Ваша авторитарность свидетельствует о вашем бессилии. – Фрейд был непреклонен. – Я не боюсь вас.

Морган некоторое время молчал, пораженный тем, что кто-то осмеливается противостоять ему.

– Мне не хотелось бы, чтобы до этого дошло, – наконец сказал он, – но если вы будете упорствовать, то подвергнете близких большому риску. Вашу супругу Марту и шестерых детей – Матильду, Жана-Мартина, Оливье, Эрнста, Софи и Анну.

Фрейд побледнел как полотно.

Морган резко повернулся к Кану:

– У вас еще нет детей, инспектор, и уже нет матери. Но у вас есть отец…

Кан рывком вскочил на ноги, взгляд его был полон бешенства.

– Вас надо вывалять в смоле и перьях и выкинуть прочь из города, – проговорил он, подходя к финансисту вплотную.

Морган побагровел, схватил инспектора за горло и прижал к стене. Кан, защищаясь, повалил его на пол и принялся осыпать ударами кулаков.

– Прекратите! – вскричал Рузвельт.

Вильсон и Уолдорф бросились на Кана, чтобы остановить его. Вильсон заломил инспектору руку за спину, но тому удалось высвободиться и нанести удар в челюсть Моргану. В конце концов Вильсону удалось обхватить Кана сзади руками и прижать к великолепному гобелену на стене.

Юнг попытался вмешаться, но его крепко схватил Уолдорф и держал до тех пор, пока психоаналитик не успокоился.

Джи. Пи. Морган с трудом поднялся. На его левой скуле виднелся синяк, разбитые губы сочились кровью.

Парализованный вспышкой такой агрессии, Фрейд не шевелился.

«Первый человек, который бросил в лицо противнику оскорбление, а не камень, – основатель цивилизации», – написал он однажды. Видимо, цивилизацию до сих пор отделяло от варварства всего лишь расстояние, которое пролетает брошенный камень.

Выходя из особняка Уолдорфа, Фрейд предложил Кану, который чувствовал себя довольно плохо, опираться на его руку.

– Когда все закончится, вам надо пройти курс психоанализа, – сказал он инспектору.

– А я решил пройти курс бокса, – с возмущением произнес Юнг. – Мне жаль, что я не смог помочь вам поколотить его.

Фрейд посмотрел на Юнга осуждающе.

– Сохранять хладнокровие в любых обстоятельствах, – заметил он, – побеждать внутренние страсти, стремясь к более высокой цели, – это великий психологический подвиг, на который способно человеческое существо.

Пытаясь успокоиться, они молча направились к «форду».

– Эти набобы напоминают мне дикобразов Шопенгауэра, – надеясь смягчить свой упрек, добавил Фрейд. – Они прижимаются друг к другу, забывая про свои колючки, но, почувствовав боль от уколов, тут же разбегаются в разные стороны.

– Тем не менее они остаются самыми могущественными дикобразами страны, – заметил Кан с горечью. – Теперь моя карьера погибла навсегда.

– Нам остается только одно, – сказал Фрейд.

– Что? – спросил Юнг.

– Найти Грейс Корда раньше них.

32

Манхэттен с обычным шумом и страстью готовился к ночи и, не скупясь, увеличивал почасовое потребление ваттов, амперов, вольтов и калорий. Фрейд, замкнувшись в молчании, предавался унынию в комнате Юнга.

– Придется признать очевидное, – сказал Юнг. – У нас нет и намека на след Грейс. Она могла убежать куда угодно…

Зазвонил телефон, Фрейд снял трубку. Из Вустера звонил Ференци. Голос его звучал восторженно, что совершенно не вязалось с настроением его учителя.

– Вы знаете, что Уильям Джемс уже приехал?

– Джемс будет там? – переспросил Фрейд.

– Ему не терпится вас послушать. Ваше выступление готово?

– Да, за исключением некоторых деталей…

– Вы не могли бы прислать мне текст?

– Нет… оно у меня в голове.

На другом конце провода наступила тишина.

– Но до отъезда всего четыре дня! – растерянно произнес Ференци.

– Я был занят, – сказал Фрейд.

Занят до такой степени, что понятия не имел, о чем будет говорить в своем выступлении.

– Опять это дело об убийстве? – Ференци был раздосадован. – Учитель, я не понимаю. Мы приехали, чтобы завоевать Америку. На карту поставлено будущее психоанализа, и нам вы гораздо нужнее, чем полиции Нью-Йорка.

– Это еще неизвестно, – возразил Фрейд.

– А Юнг? – спросил Ференци раздраженно. – Он все еще влюблен в эту свою танцовщицу или уже наконец образумился?

– Она не танцовщица. И мы о ней уже давно не говорили.

Юнг немедленно отреагировал на то, что услышал:

– В Анне открылся настоящий талант к па-де-де. Она помирилась со своим мужем.

Его огорченный вид разозлил Фрейда, и без того раздраженного упреками Ференци.

– И это вас заботит?! Грейс Корда находится в смертельной опасности, а ваши нейроны продолжают порхать, словно мотыльки, вокруг весьма тусклой лампочки.

– Вы тоже околдованы женщиной, – возмутился Юнг. – Признайте правду хоть раз в жизни, черт подери!

– Какую правду?

– Вы влюблены в Грейс!

– Просто бессознательная реакция врача-психоаналитика на личность пациента, которая исчезнет, как только лечение будет закончено.

– Посмотрим!

– Я сам займусь этим, говорю вам.

В трубке раздался треск, и Фрейд положил ее рядом с аппаратом.

– Это не бессознательная реакция, – возразил Юнг, – а болезненное, непреодолимое влечение. Эта женщина находится под влиянием своих отчасти преступных наклонностей. Удивляюсь, что вы, человек, так хорошо знающий Библию, не вспомнили дополнительного значения имени Юдифь. Это молодая и красивая вдова, которая обольщает царя Олоферна с единственной целью – обезглавить его во время сна.

– Довольно! – отрезал выведенный из себя Фрейд. – Я выйду подышать.

Видя, что Юнг берет пиджак, Фрейд жестом остановил коллегу:

– Один. Я иду один.

– Зигмунд, да будет вам, – примирительно сказал Юнг. – Не уходите так!

Фрейд вышел, хлопнув дверью.

– Ваша самонадеянность не поможет нам распутать это дело! – крикнул Юнг уже в пустоту.

– Да что там у вас происходит?! – послышался из телефонной трубки гневный голос Ференци.

Юнг взял трубку:

– Я надеюсь, что это не то, что я думаю.

Когда Юдифь звонила, Фрейд слышал в трубке гул толпы, похожий на шум праздника. Он решил подняться вверх по Бродвею, прекрасно понимая, что шансы найти молодую женщину среди многочисленных прохожих ничтожны. Но это все равно было лучше, чем сидеть без дела в гостинице.

Он начал пристально разглядывать всех молодых женщин, которые, издалека или вблизи, напоминали Грейс, и так увлекся своим занятием, что одна из них бросила на него возмущенный взгляд. Фрейд упорно продолжал свои поиски – накладывал одно лицо на другое, но безрезультатно.

Погруженный в размышления, он не заметил, как через час вошел в полосу музыки и огней на площади Таймс-сквер. Повсюду пестрели разноцветные объявления, надписи из электрических букв – танцующих, кувыркающихся, бегущих зигзагом. Такси и экипажи, нетрезвые музыканты и женщины в соблазнительных нарядах наполняли улицы, несмотря на поздний час. Множество рабочих ремонтировали тротуары, некоторые из них распевали за работой модные песенки.

Фрейд шел мимо кинотеатров, названия которых складывались из горящих электрических лампочек. Пройдя барочные колонны театра «Лицей», предлагавшего публике пьесу в трех актах «Арсен Люпен», он увидел напечатанную большими буквами афишу:

БЕГУЩИЕ КАРТИНКИ. ПОТРЯСАЮЩАЯ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХОЛОСТЯЦКАЯ ЖИЗНЬ!»

МАКСА ЛИНДЕРА.

БЕН ТЮРПИН В «МИСТЕРЕ ФЛИПЕ»!

Фрейд никогда не видел кинофильмов. А главное, два дня назад Юдифь предлагала ему пойти вместе в кино.

Пока он раздумывал, к нему подошла девочка-подросток; на ней была сиреневая шляпка с фиалками, прибавлявшая ей лет.

– Сударь, вы не могли бы пригласить меня на этот сеанс?

Ее горящие глаза тоже напомнили Фрейду Юдифь.

– Пожалуйста, – умоляющим тоном произнесла девочка. – Одну меня не пропустят!

Он кивнул и в сопровождении девочки отправился к окошку кассы.

Зал был полон, в воздухе сгущались клубы дыма. Они нашли два места в первом ряду, прямо перед экраном – большой белой простыней, прикрепленной к стене. Как только они уселись, свет погас.

Программа сеанса началась с нескольких драматических короткометражек. Фильм «Почему госпожа Джонс развелась» показывал бизнесмена в различных компрометирующих ситуациях. Фильм Гриффита «Точка зрения краснокожего» повествовал о судьбе индейцев киова, сражающихся за свои земли, – режиссер основывался на явно позаимствованной у Руссо идее о добром дикаре.

Но публика оживилась по-настоящему лишь при виде первых кадров картины «Мистер Флип» со звездой Беном Тюрпином в главной роли. Его персонаж страдал хроническим конвергентным косоглазием. В фильме Тюрпин изображал закоренелого ловеласа.

Юная соседка Фрейда так хохотала, что, сама того не заметив, положила руку ему на колено.

Фрейд нахмурился и убрал ее руку. Его поразила одна вещь. Комик не подавлял ни одно из своих желаний, не подчинялся ни одному из правил поведения, принятых в обществе. Он ломал мебель, дрался ногами, восстанавливая против себя всех. Он воплощал подсознательное в чистом виде.

В отличие от психоанализа, кинематограф, казалось, возник для того, чтобы побуждать людей не укрощать свои побуждения, а культивировать их.

Сеанс продолжился кинохроникой. На этот раз Фрейда ожидал неприятный сюрприз – кадры о строительстве небоскреба Вулворт-билдинг. Фрейд увидел на экране место, где Менсон пытался его убить, и ему захотелось уйти. Он хотел было встать, чтобы выйти, но соседка удержала его за руку:

– Не пропустите, это мое самое любимое!

Она говорила о фильме, посвященном спектаклю «Борьба с огнем», главному аттракциону парка «Дримленд» в Кони-Айленд. В фильме показывали гостиницу, охваченную бушующим огнем. Десятки пожарных разворачивали раздвижную лестницу, заливали водой огонь, ловили самых удачливых клиентов гостиницы в спасательные сети. Остальные, попавшие в огненную ловушку, устремлялись на крышу.

Фрейд почувствовал озарение, похожее на то, которое помогало ему разгадывать смысл снов. Он вскочил и бросился к выходу.

– Одевайтесь, мы должны идти!

Юнг, только что вставший с постели, смотрел на Фрейда мутными глазами:

– Куда?

– В Кони-Айленд. Она там.

– Кто, Грейс?

– Юдифь. В прошлом году она исчезала после обеда и отсутствовала всю ночь. Я думаю, что она, скорее всего, возвращалась в одно и то же место, туда, где не привлекала к себе внимания. Сначала я решил, что место это должно быть пустынным. Но сейчас, на Бродвее, я сообразил, что в Нью-Йорке лучше всего прятаться в толпе. И чтобы стать неузнаваемой, Юдифь смешивалась с нехарактерным для нее окружением.

– Кони-Айленд?

– Именно так. Я пошел в кино и увидел кинохронику…

Фрейд рассказал Юнгу о кадрах пожара, о женщинах, которые прыгали с крыши, спасаясь от огня.

– Я тут же связал это со сном, о котором говорила Грейс. Сны часто воссоздают сильные зрительные впечатления.

– Она видела ту же кинохронику, что и вы?

– Скорее всего, она была на месте событий, в «Дримленде»! Гул, который я слышал, когда Юдифь мне звонила, напоминал именно обстановку на ярмарке. Еще одно доказательство: после приступа амнезии Грейс очутилась дома, и единственным напоминанием о ее бегстве оказался билет на новую линию метро. Потом я увидел на плане, что эта линия пересекает Бруклин и последняя станция на ней – «Кони-Айленд»!

– Это след, – согласился Юнг.

– В фильме показывали посетителей парка аттракционов – рабочих, служащих, простолюдинов. Это место не для Грейс. А Юдифь может найти там сильные эмоции, которые так нравятся ей. Там она растворяется в толпе, и никто не пытается узнать, кто она такая!

– Да, но ехать в Кони-Айленд ночью бесполезно, – заметил Юнг. – Лучше предупредить Кана.

– Ну так идемте!

Как только Фрейд шагнул к двери, Юнг сказал:

– Ваш недавний неожиданный уход…

– Я понимаю ваше беспокойство, – спокойно произнес Фрейд, останавливаясь. – Меня привлекает в Грейс… ее психика, вот и все.

– Вы страдаете от того, что часть этой психики всегда будет ускользать от вас? – спросил Юнг.

– Женщина – этовеликая тайна, – произнес Фрейд, уклоняясь от ответа. – Все мои попытки понять женщин заканчивались неудачей…

Последняя летняя гроза разразилась незадолго до полуночи. Попавшему под ливень Фрейду показалось, что хаос Манхэттена растворяется в серых неясных красках, под стать его мыслям.

Такси отвезло психоаналитиков на Мелберри-стрит. Они прошли прямо в кабинет Кана, где и нашли инспектора; выглядел он мрачно. Ренцо, несмотря на закованную в гипс ногу, пытался развеселить шефа. Выслушав Фрейда, Кан вскочил со стула:

– В «Дримленде» есть телефонный узел под открытым небом. Это может объяснить шум на другом конце провода…

– Кто подтвердит, что она по-прежнему там? – спросил Ренцо.

– Возвращаться домой ей больше незачем, – уверенно сказал Фрейд. – В «Дримленде» можно жить, инспектор?

– На Сёрф-авеню есть гостиницы. Притоны в основном.

– Этим ее не испугаешь. Юдифь – девица распутная.

– Одинокая женщина в Кони-Айленд – это иголка в стоге сена, – вздохнул Кан. – Чтобы прочесать остров, нужно пятьдесят человек. У меня их нет. Герман Корда поручил агентству «Пинкертон» организовать облаву. И я вообще-то обязан сообщить вашу информацию детективам агентства.

– Им платит Клуб архитекторов, – вмешался в разговор Юнг.

– Что вы от меня хотите? Приказ Салливена запрещает мне обращаться к охранной службе парка. Мы можем связаться с гостиницами, но как узнать, под каким именем Грейс зарегистрировалась?

– Не под своим, – заметил Фрейд. – Она для этого слишком хитра.

– Отлично, мы не знаем даже ее имени… – иронически произнес Кан. И вдруг громко прибавил: – Черт, у меня есть идея! – Он посмотрел на Фрейда с воодушевлением. – Салливен не хочет, чтобы я искал Грейс Корда. Но мы ведь собираемся ловить социально опасную, неуравновешенную особу по имени Юдифь, а это совершенно другое дело.

– Вы действительно думаете, что мы сможем одурачить Салливена? – Ренцо покачал головой. – Представьте себе положение, в котором мы окажемся, когда он сообразит, что…

– Хуже, чем сейчас, не будет, – сказал Кан. – И потом, я только выполняю свой долг.

– Как вы собираетесь действовать? – осведомился Фрейд.

– У меня здесь осталось несколько верных людей. Я отправлю их на причал для паромов и на станцию метро «Кони-Айленд» с описанием Юдифи. – Кан повернулся к Ренцо: – Позвони в «Брайтон-Бич» и другие гостиницы острова. Завтра пятница, мы сядем на шестичасовой паром – тот, который отходит раньше, чем открывается метро.

– Мы едем с вами, – заявил Фрейд, не советуясь с Юнгом. – Если мы найдем ее, нужно будет подобрать правильные слова.

– Ну, это, как всегда, на ваш страх и риск, – заметил Кан.

Он посмотрел на Фрейда долгим взглядом, словно тоже начинал догадываться об истинной причине таинственной привязанности Фрейда к дочери Августа Корда.