Текст книги "Манхэттен по Фрейду"

Автор книги: Люк Босси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

9

Чем дольше Рейнолдс Кан допрашивал Джона Менсона, тем яростнее тот отрицал свою причастность к убийству Августа Корда.

– Давай посмотрим, что же ты не отрицаешь, – усмехнулся инспектор. – Так, личные данные… Ты действительно Джон Менсон, сын поварихи Мэри Коннелл и рыбака Патрика Менсона? Которого, кстати, никто никогда не видел…

– Отец уехал на остров Нантакет еще до моего рождения, – вызывающе ответил молодой человек.

– Вот отпечаток твоего правого большого пальца, – сказал Кан, показывая ему карточку.

– Это вы так говорите…

Кан достал вторую карточку:

– А это отпечаток, снятый со статуэтки, которой оглушили Грейс Корда. Я избавлю тебя от сравнения папиллярных арок, завитков и петель, позволяющего утверждать, что это твой большой палец.

– И что это значит?

– Что ее оглушил ты.

– Но это неправда! Клянусь, что нашел господина Корда мертвым, а его дочь без чувств. Я испугался, что меня обвинят…

Кан поднял руку, повернув ее ладонью к Менсону.

– Вы опять собираетесь меня ударить? – спросил тот.

– Если бы я это сделал, на твоей щеке появились бы отпечатки моих пальцев, единственные и неповторимые… – Инспектор вздохнул и наклонился к секретарю Августа Корда со словами: – Что ты сделал со своим оружием? Куда ты его выбросил?

– У меня не было оружия! Клянусь, это правда.

– Думаешь, присяжные тебе поверят? Послушай, мальчишка, тебе везет: я предлагаю сделку. Напишешь имя того, кто заплатил за убийство. Вот здесь. – Кан открыл дело, протянул молодому человеку листок бумаги и карандаш. – И избежишь смертной казни.

Менсон молчал.

– Тебе приходилось читать отчеты о процессах над гангстерами? – продолжил Кан. – Мелкие сошки, сдавшие главаря, всегдаполучают снисхождение.

– Я не гангстер! – вскричал Менсон. И уже спокойнее добавил: – Я и пальцем не тронул господина Корда!

Кан, удивленный почтительным тоном молодого человека, пристально посмотрел на него и спросил:

– А зачем ты солгал ему о том, где живешь?

– Если бы он узнал о моем происхождении, то никогда не принял бы на работу… – Менсон дерзко взглянул на инспектора: – У вас ничего нет против меня. Нет даже свидетельств мисс Корда. Иначе вам не пришлось бы прибегать к трюку с отпечатками.

Заметив огонек в глазах молодого человека, Кан догадался: тот понял, что они не нашли его отпечатков на статуэтке. Слишком умен для простого секретаря.

Кан взял папку и встал.

– Тем хуже для тебя, – сказал он. – Если тебя обвинят, это устроит всех – полицию, мэра, судью. Они считают, что у них достаточно доказательств, чтобы тебя линчевать.

Кан пошел к двери, но вдруг остановился и сказал, обернувшись к Менсону:

– Говорят, Эдисон сконструировал очень эффективный электрический стул. Присяжным не терпится его испытать.

– Стойте!

Взгляд Менсона метался по камере, он отчаянно искал выход из положения.

– Возможно, я знаю, кто убил, – сказал он.

Кан закрыл дверь и снова сел за стол напротив Менсона.

– Кто? – спросил он коротко.

– Я не знаю его имени.

– Что тебе известно?

– Только то, что его знал господин Корда. Все началось две недели назад, когда исчез его друг Эмери.

– Кто это?

– Бернард Эмери, профессор университета. Господин Корда часто диктовал мне письма для него.

– Что он сказал тебе по поводу этого исчезновения?

– Что оно необъяснимо. Никто так и не потребовал выкупа… Господин Корда думал, что, возможно, произошло убийство. Он был очень встревожен.

Теперь понятно, зачем две недели назад Корда обратился в агентство «Пинкертон».

– Дальше.

– На этой неделе я ездил с ним в Бостон. Когда мы вернулись, господин Корда попросил меня отправиться вместе с ним к одному из его знакомых.

– К кому?

– К господину Оксу.

– К Адольфу Оксу?

– Совершенно верно. У господина Корда была с собой какая-то папка, и по дороге он все время просматривал документы. Он был в ужасе.

– Что за бумаги? Что такого важного было в них?

– Понятия не имею… Читая, он повторял что-то вроде «Так это он?!».

Кан подумал – не об этих ли документах хотел поговорить с ним Корда, когда накануне своей смерти попросил прийти к нему домой.

– Почему ты мне раньше этого не сказал?

– Я обещал господину Корда никому об этом не рассказывать.

Верность слову, данному человеку, которого уже нет в живых, показалась Кану странной. Наверняка здесь крылась еще какая-то тайна.

Инспектор встал.

– Вы поможете мне? – спросил Менсон.

– Я проверю то, что ты рассказал.

Кан посмотрел в окно. Стемнело, но несколько репортеров в дешевых костюмах продолжали торчать перед комиссариатом. Теперь, когда секретарь Августа Корда назвал новые имена, можно сразу стучать в дверь к начальству. Поскольку Адольф Окс был не кто иной, как владелец «Нью-Йорк таймс».

Совещание в редакции подходило к концу.

Двадцать сотрудников газеты сидели за столом, расположившись полукругом, перед каждым стояла чашка кофе и лежала пачка сигарет.

Сидевший напротив человек воинственного вида и с густыми бровями распределял сюжеты между журналистами – степенно и властно, как офицер, раздающий ружья солдатам.

Пятидесятилетний Адольф Окс был человеком номер один в американской прессе, а это что-то да значило. Пятнадцать лет назад он, мелкий предприниматель, сумел убедить акционеров «Таймс», темпы развития которой в то время существенно снизились, что он – именно тот человек, который сможет воскресить газету.

Получив место, он избрал стратегию, полностью противоположную тому, что делали основные конкуренты – «желтые» газеты, публиковавшие сенсации, оплаченные Херстом, – и стал придерживаться строгой и серьезной линии. Постепенно пришел успех, тираж вырос едва ли не в сотни раз, и новая «Нью-Йорк таймс» стала самым могущественным изданием на континенте.

Сотрудники газеты слушались шефа беспрекословно и не предпринимали ни единого шага без его одобрения.

– У меня есть информация о тарифах наемных убийц в Файв-Пойнтс, – сообщил один репортер. – Убийство – пятьсот долларов, ранение – сто долларов, отравить человека – пятьдесят, отравить лошадь – тридцать пять. Это расценки профессионалов.

– А правда, что один из них убил Корда? – спросил Окс.

– Может, это сделала его сумасшедшая дочка? – предположил кто-то.

Скандальная тема, словно разряд электричества, привела в движение всех присутствующих.

– Я уверен, что здесь замешан Уильям Рэндольф Херст, – сказал молодой репортер в очках. – Корда отказался финансировать его предвыборную кампанию.

– У вас есть доказательства?

Репортер молчал, и Окс испепелил его взглядом:

– Сколько раз нужно повторять: я требую от сотрудников принципиальности! Мы ничего не выдумываем! Мы не заполняем страницы большими фотографиями и комиксами! И не защищаем простой народ от большого капитала! Мы, в «Таймс», пишем правду!

– Под каким же соусом тогда подавать дело Корда? – спросил редактор.

– Вы ничего не знаете о его смерти? Расскажите о его жизни! Что он скрывал? Каким человеком был? Чего искал? Когда был построен небоскреб, в котором мы находимся? Его верхние этажи теряются в облаках, это здание выше всех, которые он строил раньше! Узнайте, зачем ему понадобилось бросать вызов самому себе?

– Это был великий американец, – подал голос репортер в очках, пытаясь исправить положение.

– Мы все тут великие американцы! Что такого особенного было в Корда? Расскажите, кем он был, – и вы поймете, кто его убил!

– Бог позавидовал ему, как Прометею, и призвал к себе, – пошутил кто-то из хроникеров.

Окс даже не улыбнулся:

– Докажите существование этого Бога и я хочу знать, заведено ли на него уголовное дело!

С этими словами Окс встал, давая понять, что совещание закончено. К нему тут же подошла секретарша и сообщила, что его ждет инспектор полиции.

Очутившись в кабинете Окса, Кан бросил взгляд в угловое окно, находившееся над неоновой буквой «С» из закрепленного на фасаде слова «Таймс». В утреннем свете трамваи, ползавшие тридцатью этажами ниже, казались какими-то яркими насекомыми.

– Я запомнил вас за эти годы, – сказал Окс, закуривая. – Вы – один из лучших призывников Тедди Рузвельта.

– Спасибо, – сказал Кан.

– Я часто сравниваю наш город с сочным плодом, который привлекает к себе самых вредных насекомых. Только честные сыщики вроде вас не дают ему окончательно испортиться.

– Может быть, поэтому Август Корда позвонил мне накануне смерти.

– Правда? – с любопытством произнес Окс. – И что он вам сказал?

– К несчастью, наша встреча не состоялась. Я приехал слишком поздно.

Выражение глаз Окса стало более жестким.

– Корда был пророчески умен. Я никогда не поверил бы, что он вот так глупо позволит убить себя во сне.

– Не хочу зря тратить ваше время, поэтому перейду прямо к делу, – сказал инспектор. – Я узнал, что Корда обращался к вам незадолго до смерти. Это было связано с исчезновением Бернарда Эмери, профессора Колумбийского университета и специалиста по античности.

Окс посмотрел в окно, избегая пронзительного взгляда инспектора.

– Зачем он приходил к вам? – настойчиво произнес Кан.

– Эмери был нашим общим другом. Корда хотел обсудить различные гипотезы, которые могли бы объяснить все эти исчезновения.

–  Исчезновения?

– Через неделю после Эмери пропал еще один человек, – признался Окс. – Джеймс Уилкинс, президент страховой компании. Его мы тоже хорошо знали.

– Мог ли Корда что-то объяснить?

– У него были лишь предположения.

– Какие?

– Он думал, что, убирая всех этих людей, враг подбирается к нему самому.

– Корда вел с исчезнувшими какие-то дела?

– Уилкинс страховал большую часть манхэттенских небоскребов, строительство которых финансировал Корда, – ответил Окс. – Эмери, как историк цивилизаций, давал Корда советы об урбанистической трансформации Нью-Йорка.

– А кто, по-вашему, были врагами Корда?

– Список получится длинный. Подрядчики-конкуренты. Политики, боявшиеся, что он достигнет еще больших высот. А когда Корда профинансировал строительство здания, где мы сейчас находимся, к ним присоединились еще и мои враги из мира прессы.

Окс помолчал.

– У Корда были свои скелеты шкафу, – прибавил он, понизив голос. – Больше тридцати лет назад в Орегоне бандиты убили его отца. Воспоминания никогда не оставляли Корда, и в тот последний вечер он снова говорил об этом. Спрашивал себя, не те ли самые люди преследуют теперь его…

– Вы в «Таймс» никогда не писали об этом…

– Я слышал только версию Корда, – сказал Окс, – а я всегда перепроверяю информацию. И потом, я побаиваюсь слишком сенсационных историй.

– Ваши принципы делают вам честь, – заметил Кан, пристально глядя на Окса. – Надеюсь, что вы следуете им не только в бизнесе.

– Что вы имеете в виду?

– Вы рассказали мне обо всем,что сказал вам Корда?

– Да, – холодно ответил Окс.

– Ваших друзей Уилкинса и Эмери необходимо срочно найти, – твердо сказал Кан. – Они в большой опасности.

Окс потер пальцем плотную кожу, покрывавшую его рабочий стол, и сказал:

– Я понимаю. Тем более что я тоже был с Корда на короткой ноге. Быть может, его убийца уже стоит у моей двери.

В дверь постучали.

– Войдите! – нервно произнес Окс.

На пороге стоял репортер с вопросом, можно ли напечатать две колонки о первых впечатлениях от Америки знаменитого доктора Фрейда, который позавчера приехал в Нью-Йорк.

– Кто этот Фрейд? Он что-то изобрел?

– Фрейд ищет причины душевных заболеваний. Он утверждает, что для сохранения ясного рассудка нам всем нужно перебороть эдипов комплекс.

– Какой комплекс?

– Эдипов комплекс. Это значит, что все мы в детстве хотим убить своего отца и переспать со своей матерью.

Окс закатил глаза:

– Нет, нет и еще раз нет! Сколько раз повторять, черт подери? В «Нью-Йорк таймс» сплетни не публикуют! Я издаю образцовую газету! Зарубите себе это на носу!

Журналист исчез.

Окс обернулся к Кану:

– Я должен ехать на траурную церемонию в церковь Святой Троицы. Если я что-нибудь узнаю, вы прочтете это на страницах моей газеты.

Кан пожал протянутую ему руку.

Окс явно что-то недоговаривал. Глава «Нью-Йорк таймс» не подтвердил существования документов, о которых говорил Менсон. Не прибавил ни одного серьезного факта к расследованию убийства, кроме рассказа о темной истории, произошедшей тридцать лет назад.

Но исчезновение второго близкого к Корда человека придавало делу дополнительный масштаб и требовало немедленных действий. Необходимо было найти бумаги, о которых говорил Менсон. И заставить единственного свидетеля убийства помочь в расследовании. Амнезия, не амнезия, а он заставит мисс Корда разговориться.

10

В торжественной тишине и тесноте церкви Святой Троицы на Уолл-стрит Фрейд смотрел на Августа Корда, покоящегося в черном костюме на бархатных фиолетовых подушках. Бальзамировщики постарались, и лицо его было спокойно и безмятежно, словно он – как и пять отцов Конституции, которые согласно бедекеровскому путеводителю были похоронены под церковной папертью, – верил, что после смерти его ожидает вечное блаженство.

Накануне Фрейд получил от Стэнли Холла приглашение присутствовать на похоронах. Когда они прибыли, в церкви уже было не протолкнуться. Осмотревшись, Фрейд узнал некоторых из присутствующих – он видел их фотографии в венских газетах. В первом ряду стоял Теодор Рузвельт, несколько месяцев назад покинувший Белый дом.

Бывший президент первым подошел к гробу.

– Говорят, у Рузвельта, непомерное эго, – прошептал Холл на ухо Фрейду. – Он мечтает быть невестой на каждой свадьбе и мертвецом на каждых похоронах…

Холл и Фрейд встали в длинную очередь, чтобы проститься с покойным. Через несколько минут Фрейд увидел молодую женщину, которая порывисто склонилась над гробом. Он догадался, что это его будущая пациентка. Вдруг мисс Корда протянула руку и коснулась обручального кольца на пальце отца.

– Кажется, будто он спит, – пробормотала она.

Эти слова взволновали старую даму, стоявшую позади нее.

– Он не спит, он умер, – произнесла она хриплым голосом. – «Я слугам кровью вызолочу лица, чтоб их вина сверкала…» – Она обернулась, обвела горящими глазами толпу, воздела руки, словно собиралась произнести проповедь, и продолжила: – «Цвет рук моих – как твой, но сердце, к счастью, не столь же бледно».

Ее слова вызвали смятение, раздался гул голосов.

– Это мисс Дэймон, бывшая гувернантка Грейс, – шепотом сообщил Фрейду Холл.

Мисс Корда взяла старую даму под руку и увела в сторону.

– Шекспир, – пробормотал Фрейд. – «Леди Макбет». [4]4
  Обе цитаты из пьесы У. Шекспира «Макбет», перевод М. Лозинского.


[Закрыть]

– Мисс Дэймон шотландка, – сказал Холл. – И с головой у нее не в порядке.

Присутствующие расходились. Никто из них не счел только что прозвучавшие слова признанием в совершенном преступлении. Никто, кроме плотного мужчины с круглым лицом, который подошел к мисс Дэймон и в упор разглядывал ее. Он, по-видимому, так же как и Фрейд, заинтересовался выходкой гувернантки.

Возможно, произнося эти странные слова, признаваясь в том, чего не совершала, гувернантка хотела избавиться от чувства вины перед умершим. В таком случае на нее также следовало обратить внимание в ходе психологического расследования.

Фрейд еще раз взглянул на мисс Дэймон: теперь она указывала пальцем в пол, словно снова свидетельствовала в этом священном месте, что именно она совершила убийство.

Августа Корда похоронили на кладбище Гринвуд в Бруклине, в поистине идиллическом месте.

Несколько часов спустя Фрейд и Холл поднялись на двадцатый этаж Утюга, целиком занятый офисами предприятия братьев Корда – «Корда бразерс инкорпорейшн».

Угловой кабинет Германа Корда был залит ослепительным светом, проникавшим сквозь огромные окна. Отсюда открывался потрясающий вид на площадь Медисон-сквер.

– Вы присутствовали на церемонии. Благодарю вас, – печально сказал Герман.

– Я сожалею, что не был знаком с этим необыкновенным человеком, – ответил Фрейд.

Герман, казалось, не слышал его слов, погрузившись в грустные раздумья.

Фрейд внимательно смотрел на него. Первое впечатление, возникшее после рассказа Холла о старшем Корда, совпадало с тем, которое возникло у него теперь, при личном знакомстве, – неутомимый труженик, постоянно в тени своего брата, постоянно готовый ему помочь. Холл говорил, что Герман даже семьи не завел, чтобы полностью посвятить себя проектам Августа.

– Смерть забрала брата в расцвете жизненных сил, как раз тогда, когда он приступил к осуществлению давней мечты… – произнес наконец Герман.

Он повернулся к Фрейду и прищурился – солнечный свет бил ему прямо в глаза.

– Вы сможете вылечить Грейс? – спросил он. – Я беспокоюсь за нее. Очень неуравновешенная девочка…

– Я рассказал доктору Фрейду о том, что она пережила, – подал голос Холл.

– Потеря матери стала для нее потрясением, – заметил Герман. – А у ее отца, как у всех великих людей, был непростой характер…

– В чем же это выражалось? – спросил Фрейд.

– Он любил Грейс с излишней пылкостью. Впрочем, как и вообще все, что он любил… Несомненно, из-за этого она и отказалась от свадьбы.

– Разобравшись в этих сложных отношениях, – сказал Фрейд, – я, возможно, сумею избавить Грейс от невроза.

Бесцветное лицо Германа просияло.

– Но я ничего не обещаю, – быстро прибавил Фрейд. – Времени слишком мало, а работа очень трудная.

– Если бы племянница сказала, кто совершил это ужасное убийство… мы были бы вам очень признательны.

Фрейд кашлянул.

– Как я уже говорил профессору Холлу, цель анализа не в том, чтобы найти убийцу, а в том, чтобы вылечить Грейс.

– Но для нее очень важно найти преступника! Ведь Грейс с отцом связывали очень тесные отношения. – Герман прошелся по кабинету. – Если бы вы знали Августа, то не успокоились бы, пока не нашли его убийцу. Вы должны понимать, этот человек был… – Он умолк, подыскивая нужное слово. И после короткой паузы добавил: – Он был большечем просто человек…

Герман направился к двери и открыл ее:

– Идите сюда, я вам кое-что покажу.

Обогнав Холла, Фрейд последовал за Германом в соседнюю комнату.

То, что он увидел, его потрясло.

Помещение почти полностью занимал самый большой и подробный макет из всех, что Фрейд когда-либо видел. Точная копия Манхэттена воспроизводила остров в мельчайших подробностях – от крошечных тупиков до широких проспектов. Мощная подсветка позволяла рассмотреть каждую деревянную или металлическую деталь сотен зданий, выполненных с потрясающей точностью. Шесть больших мостов соединяли остров с Бруклином, Квинсом и штатом Нью-Джерси.

–  Август был не человеком, он был делом, – обходя макет, сказал Герман. Глаза его горели. – Я простой архитектор, проектирую здания. А брат был провидцем – он создавал город… – Герман указал на возвышение, где стояло вращающееся кожаное кресло, напомнившее Фрейду его любимое кресло в венском рабочем кабинете. – Каждый день Август сидел здесь, созерцая этот макет. Он строил его целых пять лет, добавляя новые сооружения по мере того, как они появлялись там, в городе.

Герман продолжал ходить вокруг макета. Фрейд заметил, что теперь архитектор выглядел энергичным, оживленным, бодрым.

– Посмотрите, здесь есть все, – продолжал Герман. – Каждая тропинка Центрального парка! Вот Пенсильванский вокзал, шедевр неороманской архитектуры. А вот Главный почтамт, построенный в том же классическом стиле Возрождения. Красные нити – это подземные маршруты линий метро. Здесь все улицы, все проспекты… Правильность сетки соблюдена.

– Сетки?

– Манхэттен спланирован согласно математическим законам. Двенадцать проспектов тянутся с севера на юг. Сто пятьдесят пять улиц – с востока на запад. Таким образом, получается сетка на две тысячи двадцать восемь ячеек, рассчитанная голландцами в 1807 году, когда остров был еще не застроен. Сегодня каждая ячейка – предмет бешеной борьбы между подрядчиками, политиками и инвесторами… – Оставаясь на почтительном расстоянии от макета, Герман простер к нему длинные тощие руки. – Август использовал свой гений на то, чтобы по-новому взглянуть на сетку Манхэттена. Он хотел, чтобы остров мог выдержать то, что фараоны подарили Египту, – вечные постройки…

Безмерные амбиции Августа Корда напомнили Фрейду о том, как он не мог оторваться от «Воспоминаний нервнобольного» Пауля Шребера. Этот немецкий судья был убежден, что Бог превратил его в женщину для того, чтобы рожденный из его чрева ребенок спас человечество.

– Он убедил наших сограждан, что Манхэттен должен расти вверх, – сказал Герман. – И строительство небоскребов было только началом.

Герман нажал кнопку, спрятанную под основанием макета. Раздалось шипение – и некоторые здания выросли вверх на десятки этажей.

– Откуда такое навязчивое стремление к высоте? – спросил Фрейд.

– Манхэттен должен преподать миру урок. Август считал, что высшее могущество человека заключается в увеличении земной поверхности.При помощи архитектуры он может добавить к созданной Богом тверди столько этажей, сколько пожелает. Следовательно, вертикальный город – вершина цивилизации.

Фрейд коснулся копии одного из небоскребов. Герман повернул выключатель, и здание осветилось изнутри.

– Это Зингер-билдинг, мой брат был его главным акционером. – Герман принялся включать свет в других небоскребах. – Вот здесь, совсем рядом, – Метрополитен-тауэр, в нем Август решил открыть самое крупное страховое агентство в стране. Его участие стало решающим и при постройке Утюга, в котором мы сейчас находимся, и при возведении Парк-Роу-билдинг и знаменитого здания «Таймс», вот здесь.

– Если не секрет, скажите, откуда у него было столько денег? – спросил Фрейд.

– Наш отец вложил все свое состояние в покупку земель на Манхэттене. Тридцать лет назад Август начал строить на этих землях. С тех пор стоимость недвижимости на острове взлетела вверх. Но деньги не были главным для Августа – он не хотел владеть Манхэттеном, он хотел его изменить. Он взял себе за правило помогать любому подрядчику, который бы захотел строить небоскребы – самые высокие здания в мире.

– Его интересовала только высота? – спросил Фрейд.

– Высота – лишь способ поразить воображение, – ответил Герман. – Его небоскребы должны были умножать не только поверхность, но и содержание.Каждый дом должен был функционировать как самостоятельная единица, островок, город в миниатюре.

– Как можно сравнивать здание с целым городом?

– В небоскребе будущего каждый этаж станет полем для различных видов деятельности: этажи деловые, развлекательные, этажи для ресторанов, занятий спортом, салонов красоты. Лифты превратятся в улицы, соединяющие эти кварталы между собой. Человек сможет провести всю жизнь внутри, не испытывая потребности выйти наружу. И его продуктивность, таким образом, увеличится.

– Мне кажется, что я слушаю научно-фантастический рассказ…

– Кстати, эти идеи в зачаточном состоянии уже воплощены во многих зданиях Нью-Йорка. Посмотрите, вот тут, в Мэдисон-сквер-гарден, есть множество кинозалов, офисов и торговый центр. А на Вулворт-билдинг Август возлагал особые надежды. – Герман указал на макет элегантного белого здания, которое возвышалось рядом с Бруклинским мостом. – Этот небоскреб должен стать настоящим храмом торговли и промышленности. Его строительство будет завершено через три года. Но и это еще не самое интересное… – Он обратил внимание Фрейда на Уолл-стрит, где было оставлено пустое место: – Здесь будет построено самое удивительное здание из всех созданных человеком. Оно станет первой из четырех колонн, которые вырастут с четырех сторон Манхэттена и поднимут наш остров к небесам.

– С какой целью? – поинтересовался Фрейд.

– Чтобы сделать его жителей высшими существами, движимыми высшими инстинктами. Август был посвященным,он хотел доказать, что человеческий разум может победить природу. – Герман указал на лампы, освещавшие макет: – Эти источники света – устройства, которые заменят солнце.

– Каким же это образом? – изумился Холл.

– Мы работали с одним блестящим инженером – он разработал проект, позволяющий выбрасывать электричество под высоким напряжением в стратосферу. Возникнет «световой зонт», который будет освещать Манхэттен днем и ночью.

– Ваш брат был настоящим пророком, – негромко сказал Фрейд.

Корда созидал в области материи, а он – в области духа, но, несмотря на эти различия, утопия Корда завораживала Фрейда. Он чувствовал какую-то метафорическую связь между их вселенными, фантастический город миллиардера напоминал психоаналитику мозг, контролирующий сеть железных артерий, медных вен, электрических нервов, энергетических потоков…

Герман замолчал, и Фрейд понял, что он ждет его реакции.

– Это… впечатляет, – сказал он.

– Особенно если принять во внимание, как мало времени у меня было… Я хотел сказать, как мало времени было у Августа, чтобы задумать и осуществить все это… с моей скромной помощью. – Герман смутился из-за своей оговорки и, не глядя на Фрейда, спросил: – Вы понимаете теперь, как важно знать, кто убил Августа?.. – Он достал золотые часы из жилетного кармана. – Кстати, моя племянница уже ждет вас.

Фрейду показалось, что архитектор сожалеет, что наговорил так много.

– Не волнуйте ее сверх меры, – попросил Герман Корда. – В два часа ее снова должен был допрашивать инспектор, который занимается расследованием. Я надеюсь, что он не был с ней груб.

Последняя фраза прозвучала как предупреждение.

В этот момент взгляд Фрейда упал на портрет на стене. Ему показалось, что он узнал Грейс Корда.

– Это портрет моей матери Люсии… – сказал Герман.

Фрейд подошел поближе, чтобы рассмотреть картину.

– Удивительное сходство с Грейс, – заметил он.

– Ей часто об этом говорили, – подтвердил Герман.

Грейс – копия своей бабушки, мысленно отметил Фрейд, раздумывая, не могло ли это повлиять на отношения Августа с дочерью.

– Доктор, – сказал Герман на прощание, – спасибо, что вы пришли нам на помощь.

Фрейд пожал ему руку, снова ставшую вялой. Возбуждение, еще недавно охватывавшее Германа, испарилось. Он опять выглядел так, словно жалел, что живет на этом свете.

Фрейд повернулся к Холлу и сделал ему знак, что пора уходить. Первая американская пациентка ждала его.