Текст книги "Ледяное сердце (СИ)"

Автор книги: Людмила Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Глава 18. Взаперти

Вскоре Илье пришлось вспомнить этот разговор, оказавшийся пророческим. Следующий день прошел спокойно и даже весело: Накки долго отсыпалась и Илья с сыном вдоволь набегались по свежему снегу, даже повалялись в сугробе и напились душистого земляничного чая из самовара. Правда, мороз был непривычно сильным для первых дней декабря, но они оба не боялись холода, а зловещий белый туман успел рассеяться. Ближе к вечеру покой нарушили двое домовят-подростков, забравшихся в гостевой корпус, – от скуки они решили невидимыми побегать по коридорам, подвигать мебель в комнатах и поиграть с вещами постояльцев. К счастью, Илья поймал их на этом до того, как кто-то успел всерьез испугаться, и провел с ребятами весьма строгую беседу. Когда он сообщил Антти, старик, к его удивлению, только усмехнулся.

– Дети, что с них взять, Элиас, – промолвил он. – Люди и со своими отпрысками порой не могут договориться, а тут нечисть, которая всегда играла с людьми и будет играть. Но уж поверь мне, что злого умысла у этих ребят нет.

– Да я верю, Антти, но такую силу необходимо держать под контролем, раз уж люди живут с ней рядом. А если у кого-нибудь из гостей сердце прихватит от таких фокусов? Или вы думаете, что ваш врач все может предусмотреть?

– Все не могу предусмотреть даже я, – благодушно улыбнулся старик, – поэтому давно смотрю на несовершенства мира философски. Но пока у нас ничего страшного не случалось, хотя слухи наверняка бродят, и не только про нашу гостиницу. Ты же понимаешь, что сплетни о барабашках не на пустом месте рождаются?

– Теперь понимаю, конечно.

– Вот и не волнуйся, человеческая психика всякое может выдержать. Но вообще, знаешь, Элиас, – тут Антти призадумался, – я был бы рад, если бы ты взялся учить их. Мне-то уже задора на все не хватает, да и про детей ты побольше моего разумеешь.

– Что же, неожиданно, но приятно, – отозвался Илья. – Я люблю возиться с детьми, только не уверен, что уже дорос до такого.

– Вот это ты и думать забудь. Мы не можем давать при них слабину, ведьмы всегда будут знать то, чего им не постичь, и за это нечисть нас уважает и остерегается. Помни свое место перед ними, Элиас, хоть перед малыми, хоть перед старыми.

Антти промолвил эти слова так строго и выразительно, что Илье показалось, будто и старик догадывался о его сомнениях рядом с Накки. Тем не менее он был рад такому предложению и пообещал, что займется обучением демонят.

Согласно планам, им с Яном уже предстояло уезжать, но к сумеркам туман снова заволок небо и повис грязно-серой студенистой массой. Сквозь нее Илья еле различал очертания леса в окне, который простирался совсем недалеко. Впрочем, вскоре поступило известие, из-за которого отцу с сыном пришлось срочно менять планы.

– Электрички сегодня не пойдут, Элиас: токоприемник вышел из строя из-за мороза, – озабоченно произнес Антти. – Город, видимо, не был готов к такому резкому похолоданию, а своим ходом в тумане тем более нельзя ездить.

– Тоже новости: он у нас каждую зиму неожиданно не готов, – усмехнулся Илья, – к этому даже Ян успел привыкнуть.

– Спору нет, есть такая традиция, но в этот раз, похоже, никто действительно не мог подготовиться, – покачал головой старик. – Не бывает здесь в декабре таких температур, Элиас, да и в разгар зимы они случаются нечасто. Последний лютый мороз в Питере на моей памяти был еще до твоего рождения, но нынешний на него совсем не похож...

– А на что он похож, Антти? – тихо спросил Илья.

– Пока об этом рано говорить, мальчик мой, – вздохнул старый колдун, и эти недомолвки, как и неожиданное ласковое обращение, Илье совсем не понравились. Но он не любил преждевременной паники и сказал себе, что все непременно наладится. «Ну поедем завтра с утра пораньше, когда туман рассеется, на автобусе или на такси, – тоже еще проблема! Уж нам-то не привыкать. Только Накки скажу, что сегодня мне надо выспаться».

Однако ни доводы, ни самоирония не приносили желанного спокойствия, страх волей-неволей скребся изнутри ледяными когтями. Лет пятнадцать назад причуды стихии могли бы показаться ему захватывающим приключением, но теперь он знал истинный, горький вкус опасности, риска и оторванности от родных стен.

Решив хоть немного отвлечься на бытовые вопросы, Илья сказал:

– Ладно, переночуем снова здесь, только у нас дома нужные вещи остались – и мне, и Яну для школы, и завтра придется крюк делать, если поедем прямо отсюда.

Антти ободряюще улыбнулся и ответил:

– Это как раз не проблема: попроси кого-нибудь из ребят, и они тебе доставят все, что можно в мешок сложить и в руках унести. А ночевать здесь, похоже, не только вам придется: непогода многих так врасплох застигла.

Илья поблагодарил старика и позвонил матери, которая заверила, что у нее все в порядке, но ручаться за достоверность он не мог – как большинство ее ровесниц, она никогда не жаловалась и ради покоя близких стерпела бы любые неудобства. «Если Накки завтра придет в себя, попрошу ее разведать обстановку, а нет – обращусь снова к парням» – решил он.

Тем временем народу в гостинице действительно прибыло – люди, застрявшие на ближайшей станции, стремились укрыться от холода и успокоить нервы: ведь по ту сторону железной дороги у всех оставались дома, дела и заботы. Илья даже решил, что они с Яном переберутся в корпус к духам и уступят свою комнату.

– Да, много хлопот предстоит, – украдкой сказал он Антти, пока новые постояльцы обживались. – А вы не думаете, что кто-нибудь растрезвонит про аномальные источники тепла? Боюсь, тогда гостиницей заинтересуются не только замерзшие путники.

– Нет, Элиас, уж поверь старому колдуну, – усмехнулся тот. – Они не поймут ничего сверх того, что им стоит понимать. А болтать пусть болтают, на то человеку язык и дан.

Время традиционного ужина уже прошло, но новоприбывшим людям с мороза хотелось подкрепиться, и домовые на скорую руку нажарили рыбы с картошкой, приготовили овощной салат и кисель из ягод. Все столики были накрыты и заняты, и на первый взгляд трапеза походила на какой-то праздник. Среди постояльцев было много детей, которых родители вывезли погулять на воздухе, пенсионеры, окончательно закрывшие дачный сезон, молодые пары, любовавшиеся зимней природой. У всех на лицах сквозила растерянность и тревога, но тепло и вкусная еда немного заглушили это чувство.

Чуть поодаль от всех сидели Цыплаковы в полном составе и Саша с Верой. Илья подсел к их столу и спросил:

– Ну как вам сегодняшняя погода?

– Конечно, не сказать, чтобы уютно, но в общем зима как зима, – несмело улыбнулась Лариса, которую после спасения сына мало что могло выбить из колеи. – Жаль только, мы вещи потеплее не захватили, придется что-нибудь придумать.

– Это уж точно, хорошо я хоть резину успел сменить, – хмуро отозвался Олег. – Чует моя подкорка, Илья, что работу мы в ближайшее время свернем: электросети в конторе старые, так что не сегодня-завтра полетят от таких температур. А на удаленке столяру много не наработать. Помнишь те «славные» времена?

– Да уж, тогда нас всех как пыльным мешком стукнуло, – ответил Илья. Несколько лет назад, во время эпидемии и карантина, всем пришлось нелегко, но они с Яном вполне справлялись. Сын учился онлайн, Илья продолжал мастерить деревянные сувениры – на них нашелся спрос даже в такое время, они подолгу разговаривали, учили финский язык, смотрели фильмы про дикую природу и ждали, когда мир за стеной снова засверкает всеми красками. А Яну обстановка даже казалась похожей на таинственную сказку, будто они попали в осажденную крепость.

Но временами и у них сдавали нервы – от тревоги за мать и бабушку, монотонности, непрерывного потока дурных новостей, невозможности сходить в кино или на стадион. А для многих семей, как теперь понимал Илья, такой режим стал роковым испытанием. Люди вдруг поняли, что им некуда себя деть в родных стенах и с близкими душами, они знали множество заумных психологических терминов из интернета, но внутренний мир тех, кто жил с ними рядом, оставался темным пятном. Искать виноватых в такой момент уже поздно, но большинство с удовольствием занималось именно этим, отравляя вконец жизнь и себе, и другим.

Илья подумал, что Олег не расстался с женой еще в то время только из-за лени и боязни что-то менять, а душевную близость они растеряли уже давно. Но сейчас, глядя на Никиту и Милу, уплетающих банановую шарлотку, он был уверен, что здесь все подлежит исцелению, причем без колдовских приемов и уловок.

Вслух же он добавил:

– Не надо заранее краски сгущать, Олег: мороз как ударил, так и отойдет, и опять до самых праздников будет оттепель. Ты же знаешь, я в погодных заморочках редко ошибаюсь.

– Ты повелитель погоды, дядя Илья? – восхищенно спросил Никита.

– Ну нет, Никит, это слишком сильно сказано, – улыбнулся Илья и потрепал мальчика по голове. – Но могу попробовать с ней договориться.

– Дядя Илья, а договорись так, чтобы у нас всегда было лето! – мечтательно сказала Мила. – Когда липы цветут и медом пахнут, шмели жужжат, грибной дождик идет, а после него лягушата вылезают. Так по всему этому зимой скучаю, что хоть на стенку лезь.

– Что же, зимой остается только сидеть, уткнувшись в телефон? – усмехнулась Лариса. – А на каток сходить или в парк, на санках покататься? Я в детстве обожала на Елагином острове гулять, там в это время как в сказку попадаешь! Да и театр или кино никто не отменял, только лениться не надо. Смотри, и спину, и зрение испортишь, будешь как старушка!

– А дядя Илья меня снова вылечит! – заявила девочка, горделиво задрав нос.

– Ты уж меня не переоценивай, Мила! Что поделаешь, где-то и такая погода должна быть. По-моему, вечное лето – это даже скучно, – заметил Илья. – С мороза и чай вкуснее, и кровь лучше перебегает, и глаз отдыхает, когда вокруг все белое и чистое. Тут твоя мама верно говорит! Лишь бы в меру: иногда и единственный лишний градус способен убить.

– Ну, мы же не в лесу ночевать собрались! Крыша над головой есть, так что подождем, как все устаканится, – вздохнул Олег.

Илья заметил, что Вера, чистившая себе и Саше мандарины, прислушивалась к их разговору и улыбнулась, когда дети его хвалили. Когда он собрался уходить, девушка вдруг протянула мандарин и ему:

– Можно тебя угостить, Илья? Когда ты заходишь, тут как-то сразу становится теплее.

– Вы сговорились, что ли, меня захваливать? – добродушно проворчал Илья и с благодарностью взял угощение. На пару мгновений вечер показался таким умиротворенным, что странно было думать про аномальные морозы и перепад электричества, отрезавший людей от родного дома. Конечно, духи смогут их успокоить, но надолго ли? Если солнце завтра не выглянет...

Илья вдруг сообразил, что за это время ни разу не вспомнил о Латифе, а ведь тот мог бродить где-то рядом. Что если этот проклятый холод имеет к нему прямое отношение? Но даже если не так, демон теперь несомненно выиграет время, предупредит ведьму и сбежит туда, где северные духи уже не смогут его найти. Может, ему и впрямь недолго осталось жить, но он по-всякому предпочтет умирать свободным, сытым и счастливым, а не пойманным и осрамленным. А Илья не собирался великодушно давать ему выбор.

С этими гнетущими мыслями он выглянул в окно и в свете фонаря увидел, как Ян гуляет по двору вместе с Хейкки. Они разговорились еще днем: мальчик сказал домовому, что мечтает лечить животных, а у того в запасе было множество историй про скотину из деревенского детства. И теперь они то и дело останавливались, глядели в небо, хватали руками снег, увлеченно о чем-то спорили, и Ян смотрел на юношу совсем как на старшего брата. Почему-то Илье это понравилось: он чувствовал, что его сыну нужны взрослые друзья, а домовые, с их фантазией, прямолинейным, но добрым юмором и умением говорить о важном без лицемерия, прекрасно для этого подходили. К тому же, благополучие людей в гостинице оказалось целиком в руках духов и не доверять им было попросту страшно.

Подумав об этом, Илья на миг устыдился, что из-за навалившихся проблем до сих пор не заглянул к Накки, да и теперь вряд ли сможет ее порадовать, – и поспешно постучался к ней в комнату. Сегодня она выглядела бодрой и осмысленной, хоть и продолжала сидеть на постели в одной сорочке.

– Ну что, Велхо, судя по твоему лицу, новости кругом плохие? – улыбнулась она. – Ладно, не унывай, выберемся.

– Хочешь сказать, что этот мороз надолго? – осторожно спросил Илья.

– Понятия не имею! Тут важнее сила, а не время, – возразила Накки. – А ты ожидал, что я тебе точный прогноз скажу?

– Нет, я о другом хотел спросить: помнишь, как ты говорила про черный морок? Выходит, он все-таки нас накрыл?

Накки помолчала, глядя куда-то мимо, затем задумчиво промолвила:

– По крайней мере это не случайный каприз природы, тут постарались злые силы. Я не уверена, что они напрямую исходят от Латифа, но какую-то роль он несомненно сыграл. Он же дух смерти, так что должен себя чувствовать в гибнущем мире как рыба в воде. Даже если ему самому сейчас худо, это хоть немного подсластит пилюлю.

– То есть, легче будет умирать, потащив за собой целый город? – натянуто усмехнулся Илья.

– Примерно так, но есть еще кое-что: с городом погибнет и Гелена, а для него, поверь, это не последний вопрос. Я же за ними следила.

– Хочешь сказать, что он ее любит?

– Неважно, как мы это называем, Велхо: так или иначе, она его удерживает здесь, как камень на шее в море сладкого вина – если уж тонуть, то хоть с удовольствием. И нам грех этим не воспользоваться.

– А как избавиться от морока, если наложивший проклятие не пожелает его снять?

– Только с помощью богов Туонелы, но ее еще заслужить надо. Давай это оставим на крайний случай, – промолвила водяница. – И надеюсь, ты понимаешь, что о мороке, проклятии и погибели можешь говорить только с нами и стариком. При простых людях даже не заикайся ни о чем подобном. Пусть пока думают, что это побочный эффект «глобального потепления».

– А ты, я смотрю, в теме, – невольно улыбнулся Илья.

– Так я же говорила, что еще молода, с чего бы мне отставать? Да и забавно наблюдать, какие сказки люди сами себе сочиняют из века в век, а потом готовы глотки друг другу перегрызть, чтоб доказать, что своя сказка правдивее чужой...

Накки вздохнула и решительно поднялась с постели.

– Ну что ты сразу нос повесил? Оглянись: все живы, крыша над головой есть, пища и горячий чай тоже найдется. А пока мы живы, что-нибудь придумаем.

– Спасибо, – растерянно промолвил Илья. Он старался держаться, но холодные, взвешенные слова Накки, превратившие его подозрения в факты, больно полоснули по рассудку. Город замерзает и солнце завтра не выглянет, машины не потянутся от окраин к офисам и школам, выплевывая угрюмых взрослых и детей из теплых салонов в промозглый воздух зимнего понедельника. Люди не будут толкаться в обеденный перерыв в кафе и столовых, пить на ходу обжигающий кофе из пластиковых стаканов. Туман останется висеть над ними как склизкий студень, залепляя глаза, метель разнесет по дальним концам города близких и друзей, а сугробы тромбами заткнут кровеносную сеть дорог. Горожане начнут замерзать поочередно, согласно статусу, как в каютах на тонущем корабле, – бродяги, нелегальные работники, малоимущие обитатели халуп, а там и все остальные. Знаменитые на весь мир дворцы и соборы под куполом вечной зимы превратятся в домики из сверкающей бумаги в шарике из толстого стекла. Со стороны забавно наблюдать за плаванием снежинок-блесток и отражением цветных огоньков, но захочет ли кто-то оказаться внутри такого шара?

– Накки, – невольно выдохнул он, – ты же понимаешь, что если температура скатится еще ниже, начнется полный коллапс, это я тебе как рабочий говорю. На Крайнем Севере, где к такому привыкли, здания возводятся совсем по другим стандартам, а наши постройки просто не смогут защитить от такого перепада.

– И что ты предлагаешь? Твое дело сейчас успокоиться и с холодной головой снять проклятие, а не тратить силы на панику.

– Да пока я буду думать о проклятии и отлавливать этих ублюдков, начнут умирать старики, больные, дети! А с мамой что будет? А мои друзья, их семьи? Надо хотя бы их предупредить об опасности, чтобы они успели убраться из города!

– Прямо сейчас собрался предупреждать, на ночь глядя? Пугать полусонных людей? А я тебе скажу, что тогда будет: скоро начнется буран, заметет все дороги и они просто увязнут в снегу или разобьются! Вот это ты им поможешь! Я уж не говорю о том, что никакой поезд или самолет не пойдет в рейс в этом тумане. Просто поверь мне: сейчас для людей безопаснее оставаться здесь и быть в неведении, хотя бы наполовину. Так они всяко дольше проживут, чем если попытаются бежать. А если будут верить, что их дом надежен, что новый день придет, – тогда спасутся.

– Тебе легко говорить, – заметил Илья, недоверчиво покосившись на нее. – А если не спасутся, как я буду с этим жить? Хотя я, возможно, и сам проживу недолго: мы же все-таки люди...

Он представил, как толпа пытается втиснуться в автобус или поезд, толкаясь и давя друг друга, надрывая уставшие легкие и сердца в последнем усилии, – и понял, что в словах Накки несомненно был смысл, вся эта агония могла оказаться напрасной. Но другая его половина отчаянно отторгала все доводы рассудка, стремилась отвести близких от удара, вытолкнуть из опасной зоны, – и это противоречие ворочалось в горле, словно комок лезвий, отдавалось болью в сердце и подступало к еще сухим глазам. И даже в Накки он сейчас не чуял опоры: не оставляла мысль, что люди ей чужие, что духам не грозит гибель от стужи и потому она может рассуждать так обстоятельно и даже поэтично.

Он не знал, как эти мысли отразились на его лице, но девушка вдруг решительно сжала его руку и посмотрела в глаза.

– Илкка, – промолвила она совсем тихо и строго, – я с тобой. Не смей даже думать, что я тебя брошу. И о людях мы позаботимся, поверь! Будем их отогревать сколько сможем, благо нас никакие стены не удержат. Ты меня слышишь?

Она придвинулась ближе и повторила:

– Я с тобой.

Ее серые глаза, как показалось Илье, вдруг блеснули зеленоватым огоньком, словно травинка вмерзла в ледовый покров озера до будущей весны. Почувствовав тепло руки водяницы, он невольно расслабился, оттаял и зарылся лицом в складки ее сорочки.

– Прости, пожалуйста, – наконец произнес Илья. – Конечно, я ничего такого не думал, просто по-дурацки себя чувствую! Чуть не разревелся, стыд какой...

– Нашел чего стыдиться! Не говори глупостей и не взваливай на себя то, в чем ты не виноват. И так каждый день живешь под напряжением.

Финн взглянул на нее и даже нашел силы улыбнуться. Не то чтобы она вселила в него уверенность и бодрость, скорее он просто дико устал и накатившее безразличие стало спасением. Накки погладила его по голове и настойчиво повлекла на постель.

– Давай-ка спи, а я буду тебя охранять, – шутливо сказала она, поцеловав его в лоб.

– Подожди, а Ян?

– Не беспокойся, Хейкки его уложит. А тебе, прости за прямоту, сейчас надо отрубиться: в конце концов именно Яну нужен здоровый отец.

Илья безвольно дал стянуть с себя верхнюю одежду, укрылся пледом и уже проваливаясь в тяжелый сон, ощутил, как Накки осторожно легла рядом. «Я с тобой» – еще раз донесся до него шепот, но колдун уже не знал, явь это или грезы. Вскоре весь дом затих и лишь подсвечивался легким серебристым сиянием в окошках, среди черных деревьев, а за его стенами все ближе подступал, смыкался ледяным кольцом мороз.

Глава 19. Седьмой день

Минула всего неделя с тех пор, как прекратилось движение поездов, однако эти дни показались людям в гостинице мучительно длинными. Термометры уже показывали ниже тридцати пяти градусов, а таких температур город не видывал с позапрошлого века.

– А мы такую погоду застали, – поведал Илье Хейкки. – Я, правда, еще в люльке лежал, так что ничего не помню, но отец с матерью рассказывали, как им приходилось всю хозяйскую избу своим дыханием отогревать. Ночью только сомкнешь глаза ненадолго, – глядь, а стены опять уже все сизые от инея! Вода в ведрах за ночь перемерзала так, что хоть ломом ее дроби, а уж сколько дров печки жрали! И знаешь, Велхо, казалось бы, когда шкуру надо спасать, будешь трудиться, а не жалеть себя, верно? Вроде как любовь к жизни должна подгонять под зад!

– Мы чаще называем это инстинктом самосохранения, но в общем да, так и должно быть, – кивнул Илья. – А что вышло на деле?

– А на деле люди гораздо охотнее сидели сиднем, плакались и болтали о чудовищах-людоедах, которые бродят в тумане. Слухи пошли от того, что в лесу находили тела замерзших путников, обгрызенные голодным зверьем. Конечно, тут не захочешь вылезать из своего угла, не потому, что в нем тепло, а потому, что он свой и в нем хоть не так страшно помереть. Уж сколько я с людьми живу, а так этого и не постиг...

– Видимо, организм дает установку на экономию сил, – предположил Илья. – Он не мыслит будущим, для него есть только «здесь и сейчас», поэтому и предпочтет свернуться и впасть в дрему, а не тащиться за дровами. Тем более если подспудно чувствуешь, что погибель все равно близка. Вы просто по-другому устроены.

– Ну, если бы у нас век был таким же коротким, мы бы относились к времени бережнее, чем вы, – уверенно заявил домовой, однако Илья лишь улыбнулся.

Правда, ежедневные городские новости не добавляли энтузиазма. Работа на фабрике действительно была приостановлена из-за постоянных перепадов электричества – начальство условно определило сроки «после Нового года», но Илья и Олег думали об этом с осторожностью. Дети, разумеется, при таком морозе тоже не ходили в школу. С туманом в городе кое-как справлялись благодаря системе звуковых указателей, на дорогах загорались новые, особо мощные фонари и сигнальные огни.

Мороз успел принести жертвы в городе: бродяги, не успевшие укрыться в теплых подвалах, замерзли в первые ночи. Пострадали и люди с хроническими недугами – больницы были переполнены, и из-за снежных заносов на дорогах многие просто не дождались помощи. Аварии из-за тумана случались постоянно, пока водители не приноровились к новому распорядку и осторожной медленной езде. Но если грузоперевозки между городами еще худо-бедно работали, чтобы не оставлять людей без еды и лекарств, то пассажирские рейсы прервались на неизвестный срок.

Еще одной бедой стали частые бураны, усиливающиеся к вечеру. Деревянные стены гостиницы гудели и поскрипывали, снежные комья залепляли оконные стекла, двор заносило так, что местным парням еще на рассвете приходилось разгребать снег и сбивать лед с петель, – иначе бы никто не смог выйти за дверь. Впрочем, рассвет порой не наступал до вечера: тянулись сплошные сумерки, в которых людям приходилось самим находить хоть какое-то разнообразие. Темнело так же рано, как всегда бывает в питерском декабре, но теперь ночной мрак тоже был мутным, словно город окутал дым от лесных пожаров.

С наступлением холодов все молодые демоницы вернулись к работе – как пояснил Антти, тяга к размножению отступила перед чувством опасности. И забот хватало: некоторые горожане уехали из гостиницы домой, но другие предпочли остаться, боясь холодных стен и одиночества. Те, кто мог работать удаленно, запаслись гаджетами, благо обычные электросети здесь также имелись, но благодаря энергии духов нагрузка на них не была чересчур сильной.

Не поехали к себе и Цыплаковы – как подозревал Илья, в родном доме и наедине друг с другом они до сих пор не чувствовали себя в безопасности. Родители Саши Силаева хотели его забрать и даже приехали лично, но парень решительно отказался, так как разговор шел в прежнем ультимативном духе. Давать добро на брак с Верой они не собирались, обвиняя девушку во всех неприятностях сына, включая мороз. Сама Вера уговаривала свою бабушку перебраться в гостиницу, однако та побоялась дальней дороги, как и многие старики. Тем в основном приходилось сидеть в четырех стенах: продукты и лекарства, к счастью, привозили волонтеры.

Мать Ильи тоже осталась дома, в Зеленогорске, но Накки каждый день ее проведывала – пока лишь украдкой, чтобы отогреть дом и принести укрепляющие травы. Водяница шутливо говорила, что знакомиться им еще рано. А с сыном и внуком Майя каждый вечер общалась по видеосвязи и убеждала их, что солнце непременно скоро вернется.

Илья попросил молодых духов приглядеть и за своими друзьями – к счастью, пока у них все было в порядке и они выражали надежду, что скоро «новый карантин» закончится и к Новому году компания соберется вновь.

Но забота не ограничивалась близкими и одной гостиницей. Духи обходили не только леса, но и городские парки в поисках замерзших, тайно предупреждали про особенно коварные снежные завалы и гололед. Люди, конечно, их не видели, но порой с удивлением чувствовали то легкое поглаживание по плечу, то булавочный укол, то просто запах хлеба или ягод посреди бело-серой пустоты и одуряющего безмолвия.

– Видишь, Элиас, все-таки я сумел их воспитать, – сказал однажды старый Антти, и Илья мог поклясться, что голос всегда бодрого и циничного колдуна болезненно дрогнул.

Впрочем, теперь воспитанием занимался и сам Илья: с утра, позавтракав с сыном и усадив того за онлайн-учебу, он шел общаться с демонятами. Те оказались очень шустрыми и сообразительными, но и самоуверенности им было не занимать. Илья заметил, что у духов принято баловать детей и прививать им гордость за свою стихию, – все они были в красивой одежде, вышитой бисером, и уже носили знаковые амулеты.

Он знал, что именно от проводников во многом зависит, смогут ли духи понимать человеческую боль, видеть в людях живых существ, соседей, а не просто источник еды. Как и всем детям, маленьким духам нравились забавные истории и сладости, и Илья быстро завоевал их расположение, пересказывая на свой лад то, чему его когда-то учили отец и мать. Потом домовинки приносили им горячий шоколад и печенье, и на время он забывал, что находится в терпящем бедствие городе, а не в беззаботном детском лагере.

Когда он поделился этой мыслью с Антти, тот невозмутимо ответил:

– Ты еще не раз удивишься, Элиас, но поверь, четкое следование распорядку – порой единственное, что помогает не сойти с ума. Духам в этом плане легче: они с рождения живут по заданной программе, а мы можем выбирать, да только делаем это порой так коряво, что лучше бы и не мочь. Так вот в подобной ситуации стоит весь день забить какими-то делами и не допускать зазоров, пустоты. Хорошо бы и для постояльцев что-то придумать, а то привыкнут сидеть в комнатах под одеялом и вылезать только к обеду и ужину...

Антти не стал пояснять, к чему это приведет, но Илья и так все прекрасно понял: праздность и замкнутое пространство в северных условиях могли стать спусковыми крючками для разного рода душевных сбоев. В рыхлых домоседах-флегматиках запросто могла пробудиться ярость, а те, кто прежде выглядел сгустком энергии, скатывались в черную депрессию. Поэтому старик считал себя обязанным если не предотвратить, то отдалить такие изменения.

Самому Илье скучать не приходилось: после уроков он возвращался к сыну, чтобы пообедать вместе, а потом шел с Кави и молодыми духами в лес или к заливу. Обычно парни чуть обгоняли его и он видел, как их силуэты на ходу расплываются студеным белым паром или облаком древесной пыли. Оставшись вдвоем с собакой, он разводил огонь и начинал проговаривать руны, которые постепенно уносили сознание вдаль. Где-то там, за тучей воцарившихся полярных сумерек, его должны были услышать невидимые боги, хозяева неба, воды и земли. Каждому полагались жертвы: на побережье Илья смазывал камни рыбьим жиром и кровью убитой курицы для Ахти[1] и Вэден-Эмя, в лесу же, где царствовал Тапио[2] с бородой из мха, колдун смешивал с кровью молоко и мед.

Смыкая веки, чувствуя дыхание пламени и перебирая колокольчики амулета, Илья видел перед собой прозрачное небо, радугу после дождя, мерцающие звезды, багровый закат, – все как живое, родное с детства, обозначающее законы мироздания, в которые никто не имеет права вмешиваться. Затем небо сменялось паутиной черных ветвей, зыбкой массой из земли, песка и муравьев, липкой трясиной, – все это дрожало, вибрировало, вцеплялось и затягивало в бездну. Но даже на самом краю он просил за тех, кто сейчас страдал от холода, одиночества и хворей, нагоняемых на город не волей природы, а грязной колдовской прихотью, и порой не стеснялся в своем отчаянном гневе. От него зависело, поверят ли божества, что этим людям еще рано покидать мир, что лютый мороз, туман и снежные бури вызваны чьей-то гордыней, желанием бросить вызов природе, и их необходимо изгнать прочь с родной земли. И пока Илья читал заклинания, ему начинало казаться, что холод проникает сквозь кожу и перекрывает легкие, стискивает в кулаке сердце, выворачивает кишки. Словно боль каждого человека, пострадавшего от колдовской зимы, проходилась по его телу и душе стальным прессом. В эти моменты Кави осторожно касалась горячим языком его рук, и становилось чуть легче.

Наконец силы заканчивались и его будто выкидывало из транса воздушным потоком. Илья плохо приходил в себя: голова была как каменная, перед глазами долго плясали огненные круги, во рту ощущался кровяной и желчный вкус. Он неподвижно сидел, временами промакивая лоб и губы снегом, и на том оставались зловещие розовые пятна. Но вскоре появлялась Накки и без лишних слов вытирала ему кровь, давала какой-то едкий раствор для полоскания, отпаивала горячим ягодным чаем. Он не возражал, не хорохорился, прекрасно сознавая свою слабость в такие моменты и не боясь ей открыться.

Понемногу боль отступала и Илья совсем приходил в себя, но каждый раз с горечью убеждался, что небо по-прежнему затянуто пеленой, а мороз к вечеру становится все злее.

– Ну а чего ты хотел? – приговаривала Накки. – Заклинание никогда не срабатывает с первого раза, иначе боги выполняли бы все ваши капризы. Так что надо держаться, Велхо. Вот, я поесть тебе принесла, а то сил не хватит добраться домой.

Она доставала из большой корзины разрезанный каравай хлеба, в котором был горячий суп на жирных сливках и курином бульоне, аппетитно пахнущий специями. На морозе и в сером тумане это было так вкусно, что Илья вновь ненадолго забывал о бедах и съедал все до крошки. Кави тоже не оставалась без обеда: Накки непременно приносила ей плошку с творогом или кашу с куриным мясом.

– Представляешь, я только недавно стал читать с Яном северные рассказы Джека Лондона, – однажды поделился с ней Илья, когда они так сидели на грубо сколоченной скамейке. – Мне-то они, конечно, наизусть знакомы, но с детьми все заново проходишь. И тут такое обрушилось в жизни! Раньше я не удивлялся, что там, в иной вселенной, начинаешь сходить с ума от снега и тишины, не веришь, что где-то есть жизнь, веселье, цветут сады, строятся новые города. Там это все понятно, мир огромен и опасен, и порой такое осознание приходит слишком поздно. Но теперь-то? Мы не в диких необжитых краях, а в огромном мегаполисе, с интернетом и удобствами, с обилием еды, горячей водой и лекарствами. Никому, кроме бродяг, не грозит цинга и гангрена, нам не надо колоть дрова и рубить лед, чтобы согреться и попить, а к родному климату давно стоило бы привыкнуть. А вот поди же, давит этот проклятый мороз и эта полярная ночь, как обрушившиеся стены! И кажется, что пытаешься под ними проползти, толкаешься вперед, пытаешься кое-как дышать, терпишь боль, – а все напрасно, вот-вот задавят окончательно... Я уже думаю, Накки, не схожу ли я с ума так же, как герои тех историй, избалованные янки, не вписавшиеся в иную вселенную?