Текст книги "Ледяное сердце (СИ)"

Автор книги: Людмила Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Ледяное сердце

Пролог. Самайн

«Ночь – время хищников!» – гласил большой плакат у входа в городской парк. Надпись, стилизованную под кровавые брызги и потеки на глянцевом черном фоне, украшало изображение полнолуния с силуэтами летучих мышей и пауков. На большом лазерном проекторе над сценой светились и переливались те же слова. Кое-кто из местных жителей с удовлетворением заметил, что это название куда лучше, чем пресное «Ночь пылающих тыкв», которое организаторы выдумали год назад.

Хотя такие детали, конечно, помнили немногие, к тому же суть осталась прежней: деревянные ларьки и фургончики с едой, горячими напитками и пирожками, лотки с сувенирами – ухмыляющиеся тыквы, пластиковые фигурки зубастых уродцев, кожаные браслеты, дешевые медальоны, стилизованные под магические амулеты, магниты и даже черные носки с теми же оранжевыми тыквами. Но покупатели все же находились: в Новый год, Валентинов день и Хэллоуин, который здесь решили по канонам назвать Самайн, грошовая мелочь странным образом превращалась в осколки ярких эмоций.

Собственно о Самайне напоминали только лазерные изображения, которые показывались прямо на пространстве парка. Временами это выглядело жутко: деревья, только что покрытые желтой листвой, превращались в обугленные стволы на фоне лесного пожара, водоем окрашивался кровью, а по берегам бродили полупрозрачные силуэты, на ветвях возникали фигурки сов со светящимися глазами. В глубине парка над тропинками то и дело слышался какой-то вой, хохот и скрипение. Взрослые посетители сочли эффекты качественными, но чересчур уж вызывающими, а дети порой заглядывались во все глаза, забыв о сладкой вате и горячей кукурузе.

Среди всей этой суматохи одиноко блуждала девушка в шелковом черном платье, с темными волнистыми волосами, к которым была приколота изящная вуаль. Руки, затянутые в перчатки, рассеянно держали картонный стаканчик с кофе, странный на фоне этого нездешнего образа. Она прошла мимо витрины, на которой стояли зеркала в затейливых рамках, – люди толпились вокруг них, тыкали пальцем, восхищались и нервно хихикали, в то время как она видела лишь мутное стекло, от которого испарялась чуть заметная дымка. У другого поворота возвышался лоток с булочками и рогаликами, за которым стояла невысокая сутулая женщина. Свой товар она протягивала с прищуром и какими-то странными пожеланиями и присказками.

Вдруг торговка выразительно посмотрела назад и девушка невольно взглянула в ту же сторону, где толпилось особенно много народу. Через секунду раздался хлопок, взвившийся клубок дыма разорвался на тысячи разноцветных искр, которые ненадолго застыли в осеннем небе и стали рассеиваться.

Видимо, эффект оказался неожиданным и в толпе послышались испуганные женские и детские восклицания. Кто-то стремительно бросился по тропинке – даже отсюда девушка с вуалью слышала, как хрустит гравий на дороге под быстрыми шагами.

Женщина в темном пальто, с растрепавшимися волосами, почти бежала через парк, останавливая каждого прохожего. Очевидно, никто не мог дать ей внятного ответа, потому что она отчаянно всплескивала руками и отправлялась дальше. Наконец она добралась и до девушки, которая невольно отвела взор, заметив белое лицо незнакомки и ее безумные глаза.

– Послушайте! – воскликнула та, едва не схватив ее за локоть, но в последний момент сдержавшись. – Вы тут мальчика не видели? Маленький, пять лет, в ярко-синей куртке... Я на секунду отвернулась, а его рядом нет, не знаю куда он побежал!

– Нет, простите, я такого мальчика здесь не видела, – пробормотала девушка. На секунду ей захотелось добавить что-то еще, но мать, похоже, и не услышала ничего после слова «нет». Всплеснув руками, она побежала дальше, тормоша очередных прохожих.

Тем временем торговка булочками пристально взглянула на девушку и стала упаковывать оставшийся товар, затем сменила форменную шапочку на черный платок, скрывающий волосы и лоб.

– Мне пора, красавица, – усмехнулась она, смерив ту странным взглядом, – а ты дожидайся здесь, твои дела еще не начались. Он даст тебе знать.

Глава 1. Илья и Накки

Осенние ночи на севере – время бегства, как затянувшееся полнолуние, когда нечистая сила может проснуться в ком угодно и любой городской уголок превратится в рассадник страхов, видений, слухов и легенд. Город не вмешивается, не делит на жертв и охотников, не задает вопросов, – он лишь укрывает тех, кто хочет слиться с сумерками и туманом.

Илья Лахтин снова подумал об этом, выйдя из автобуса у Приморского шоссе. Люди шли мимо, в основном так же, как он, поодиночке, сбиваясь в стайки лишь у светофоров, но Илья успевал выхватить обрывки чужих мыслей, из которых порой впору было складывать пьесы, порой одновременно смешные и страшные.

К счастью, он мог рассказать об этом хотя бы одной женщине, которую было сложно поразить, а вот позабавить – вполне. Чем-нибудь повеселее делился и с двенадцатилетним сыном, но пока выдавал это за невинные байки. Илья понимал, что Ян рано или поздно обо всем догадается, а то и сам еще удивит отца. Но торопиться с этим не хотелось: контакты с потусторонним миром молодой колдун предпочитал ограничить вылазками, ставшими спасительной отдушиной, а ребенка надеялся подольше оградить от этого мира.

Наконец финн пришел к гостиничному комплексу из нескольких бревенчатых домиков в три этажа, с большими террасами. Про себя Илья называл это место «постоялым двором», в духе старых книг. Однако внутри этот «двор» выглядел нарядно и эксцентрично, а в местном ресторане готовились блюда на любой современный вкус. Невидимые светильники заливали его легким сиянием, скользящим по глянцевым бокам фруктов, искрящимся в бокалах, отражающим лица гостей в самоварах и титанах.

Но Илья сейчас направлялся в другое место, куда обычным постояльцам не разрешалось входить. За неприметной дверью находился большой зал, освещенный тем же таинственным источником, – на первый взгляд он походил на обычный танцпол, но танцы были более задорными, вольными, отчаянными, чем в любом ночном клубе Питера. А сами танцоры отличались животной грациозностью и гибкостью, огненным взглядом и еле уловимой странностью черт, смесью терпкой чувственности и иконописной тонкости. Но самой пикантной их чертой были длинные узкие когти, которые, к удивлению Ильи, не мешали ни в трудах по дому, ни в веселье, ни в любовных ласках.

Это была северная нечисть, оставшаяся на берегах Финского залива после изменения границ, власти и религии, выбившая и выторговавшая свое место под скупым солнцем. Они не отчаивались, что люди перестали верить в чудеса, а просто научились жить в таких обстоятельствах, держась друг за друга и за уцелевших проводников. Илья всегда невольно любовался их волей к жизни и физической гармонией, и от ярких одежд зал казался похожим на цветущий сад. Многие танцевали босиком, парни успели расстегнуть рубашки и щеголяли литыми мышцами, по которым стекал пот, а у девушек сквозь платья просматривались набухшие соски.

Илья проходил через толпу хозяев и хранителей этого уголка, многие из которых еще застали крестьянские избы, чистую воду, леса с дикими зверями и совсем иной говор, но судя по настроению, чувствовали себя отлично и в современном мегаполисе. Высокий рыжий парень с трехдневной щетиной, пахнущий сосновой хвоей, шептал что-то на ухо юной водяной деве в полупрозрачном платье с цветком кувшинки. Неспешно и величаво танцевала немолодая супружеская чета – домовые со стажем, пропитанные ароматами выпечки, угля и сушеных трав. У стойки разливала пиво полненькая и розовощекая девушка с каштановыми волосами и влажным хмельным взглядом – дочь банного духа. Мелькали и белокурые головки совсем юных ребят, которые на свой лад резвились и красовались друг перед другом. Одни жили и работали здесь, другие пришли в гости, отметить переход от осени к зиме, и Илья тоже не мог его пропустить. Он не лез нечисти на глаза, но все, кто заметил своего проводника, сдержанно поклонились и улыбнулись.

Она поджидала его неподалеку от стойки, в свободном льняном платье и расписной шали. Бледно-желтые волосы рассыпались по плечам, на шее амулет из высушенной лягушачьей головы и ниток бус в форме капелек воды. Ни грамма косметики, все как сотворил безумный языческий северный бог, – серые глаза с золотистыми ресницами, тонкая бледная кожа, пухлые губы цвета спелой малины. Увидев ее, Илья волей-неволей широко улыбнулся, что по-прежнему казалось девушке забавным.

Они легонько поцеловали друг друга в щеку, и она спросила:

– Ну что, хочешь поесть с дороги? Нам могут принести ужин прямо в комнату.

– С удовольствием, но лучше посидим с народом, а в комнате сразу займемся другими делами, – подмигнул Илья. Она не стала возражать, и они, держась под руку, проследовали в ресторан, где сразу заказали тарелку сыра, мясо с брусничным соусом, сливочный ликер девушке и коньяк для Ильи.

– Что у вас нового, русалочка?

– Ой, не могу! – рассмеялась белокурая. – Сразу видно, что с настоящими русалками ты отродясь не сталкивался. Недаром мы их гоняем, чтобы не кусались и людей не топили.

– И каковы же они из себя?

– Да не краше всякой другой нежити: серые, в язвах и нарывах, слепые, потому что глаза рыба съела, зато нюх отменный и зубы острые. Ну как, хотел бы на них полюбоваться?

– Может быть, позже, сначала дай к вам привыкнуть, – улыбнулся Илья. Красоваться перед ней ему не пришло бы в голову: слишком много она успела о нем узнать и тем не менее все еще была рядом, ела с ним за одним столом, касалась ногой его колена...

А началось это еще в феврале, после уничтожения общины на заливе – зарождавшейся матриархальной секты, в которую угодила мать Яна. Вытащить ее Илья не успел, и оставалось утешаться тем, что не будет новых жертв. Когда боль от ее гибели притупилась, он вернулся к привычной жизни, но порой думал, что навсегда себя потерял. Нет, Илья не раскаивался в расправе над основательницами общины, не видел их попорченные лица во снах и не думал, что содеянное как-то приравняло его к ним: ему даже показалось, что у прирожденных ведьм подобные рефлексии вообще атрофированы. Но то, что он не смог уберечь родную женщину, пусть они давно и не были супругами, плохо расстались и не виделись почти десять лет, выбило из колеи во всех смыслах. Человеческая жизнь утратила уют и тепло, а проверку на потусторонние силы он счел проваленной.

Днем мужчина справлялся, с головой уходя в работу, а дома отогреваясь рядом с сыном, который будто чуял надлом в душе отца и еще больше к нему льнул. Но по ночам, когда Ян спал умиротворенно как все дети, Илья без толку метался на постели или отсиживался на кухне – глядел в темные окна напротив, курил в форточку, глушил себя крепким кофе. И безумно злился на свою слабость, которая переполняла изнутри будто жидкий металл, не давая дышать и перегонять кровь.

И в одну из таких ночей Илья вдруг увидел на своей кухне ее – водяную деву Накки, с которой он встретился в той самой общине, провел одну безумную ночь и грамотно этим распорядился в развале секты. Но никак не думал, что она снова объявится, да еще осмелится прийти сюда. Его рассудок сразу выцепил одно: сейчас он не занимается ведовством, а значит, у Накки свои интересы, и не факт что они для него безобидны. Страх липко пополз по его телу, но еще сильнее была инстинктивная ярость, полыхнувшая при одной мысли, что в соседней комнате спит Ян.

Он шагнул к ней и произнес по-фински тихо, но жестко:

– Не знаю, что тебе нужно на сей раз. Но если ты только попробуешь тронуть моего ребенка, клянусь, я сам тебя задушу!

– Как сурово, – невозмутимо отозвалась Накки. – Если бы я не знала, то решила бы, что в прошлый раз тебе не понравилось. Что на тебя нашло, Велхо[1]?

По правде говоря, Илья чувствовал, что перегнул палку: духи крайне редко проявляли агрессию к детям, а уж тем более к ведьминским. Но в Накки он видел прежде всего женщину, которая давно к нему неровно дышала, и посему никак не мог ручаться за ее отношение к ребенку от соперницы, пусть и неживой.

– Все? Ты успокоился? – спросила девушка, не дожидаясь его ответа. – Никто не тронет ни тебя, ни твоего мальчика, я просто пришла помочь.

– Мне помочь? – опешил Илья. – Ты ошиблась, мне больше ничего не надо.

– А вот я так не думаю. Ты видел, какого цвета у тебя лицо? Будто внутри вообще ни кровинки не осталось, только соль да перец.

– Это уж точно, крови из меня немало вытекло, – устало вздохнул Илья и присел у стола. Теперь, в свете лампы, он как следует рассмотрел гостью, снова босую, в длинном бледно-голубом платье, подвязанном серебряным шнурком. Волосы аккуратно заплетены в косу. Просто мечта истинного патриархального мужчины, не знающего о ней то, что знал Илья. И этот аромат он помнил: ледяная речная вода с яблочной кислинкой, сырой мох, налившиеся соком ягоды.

Даже сейчас он заметил, каким цепким взглядом она прошлась по его крепкому молодому телу, но от воспоминаний невольно потеплело внутри. Илья еще не мог понять, чем водяница намерена ему помочь, но во всяком случае счел, что ему, потомку ингерманландских ведьм, держащих в страхе целые деревни, совсем не к лицу перед ней робеть.

– Так-то лучше, – кивнула Накки с улыбкой и достала из полотняного мешочка какие-то склянки и бутылочки. Когда она открыла одну из них, по кухне разлился запах водорослей и прелой листвы. Внутри оказалась какая-то полужидкая масса жемчужно-серого цвета.

– Сними рубашку, тебя надо растереть, – промолвила она. – Ну что ты мнешься, будто я тебя не видела?

Илья не стал спорить, и Накки, щедро зачерпнув мазь, принялась ее втирать в его спину. Поначалу был только холодок, но вскоре тело стало расслабляться и будто оттаивать изнутри. Аромат, витающий в воздухе, постепенно менялся: в нем появлялись терпкие плодовые нотки, как от чуть забродившей сливы.

Закончив, Накки откупорила флакончик, от которого исходил такой же запах, и протянула Илье.

– А вот это нужно выпить, – пояснила водяница.

Он подозрительно на нее покосился, но все-таки сделал глоток. На вкус питье напоминало обычный компот, разве что чуть покрепче. Однако Илье это понравилось и он понемногу осушил флакончик. Вскоре подступило приятное сонное томление, веки стали наливаться тяжестью, Накки бережно коснулась прохладной рукой его лба и плеч, и в следующий момент накатило забвение.

В эту ночь Илья впервые за долгое время нормально выспался и утром чувствовал себя куда бодрее, чем обычно. Даже Ян за завтраком обратил внимание на настроение отца. Однако сам Илья пока не знал, с чем это связано – с силой снадобий или любопытством и желанием снова увидеть эту странную упорную девицу.

Накки лечила его долго, приходя каждую ночь, – почти до конца весны. Он уже полностью доверял ей, к тому же она не лезла в душу, не расспрашивала, не заигрывала, и эта отстраненность понемногу начала интриговать Илью. Как-то финн подумал, что пора бы ее отблагодарить, и вспомнив прабабкины записи о ритуалах жертвоприношения, стал оставлять на столе угощения, которыми прежде задабривали духов, – молоко, мед, яблоки, даже экзотические плоды. Однако девушка ни разу к ним не притрагивалась, и наконец Илья потерял терпение и спросил:

– Ты что, не хочешь есть?

– А почему ты спрашиваешь? – невозмутимо отозвалась Накки.

– Да потому что не хочу быть неблагодарной скотиной. Ты мне – значит, и я тебе, а как с вами по-другому, я не знаю.

– Оно и видно! – рассмеялась девушка. – Велхо, ты молодец, что об этом подумал, но представления у тебя уж очень старые. Мы ведь давно приспособились к переменам и большому городу. Других путей нет – либо погибай, либо уходи в другие земли, либо меняйся и прикидывайся. Мы выбрали последнее...

– Большой город? – удивился Илья. – То есть, вы теперь живете и среди нас?

– Да мы и прежде жили среди вас, только спокойнее. Впрочем, и теперь раскусить нас могут только такие, как ты, а для остальных хватит и небольшого морока, чтоб не замечали клыки и когти. А так мы вполне сливаемся с фоном, живем как странный осколок коренного населения – содержим маленькие гостиницы, бани, закусочные, лодочные станции. Лишний раз мы ни во что не вмешиваемся, но глядим в оба, Велхо, будь уверен!

– Верю, – улыбнулся Илья. – Что же, вы молодцы. Но если у вас все так схвачено, как же мне тебя поблагодарить? В ресторан сводить, что ли?

– А это тебе решать, ты же мужчина, – лукаво ответила Накки и в ее глазах блеснул дерзкий огонек. – Хоть мы и питаемся по-своему, но как лакомство ваша еда нам вполне сгодится. Да и традиции надо беречь, что ни говори!

Илья поначалу не очень-то ей поверил, но решил поддержать игру и следующим вечером заказал суши, купил конфет и даже маленькую бутылку вина. К его удивлению, Накки охотно поела, пригубила напиток и вообще держалась куда более игриво, чем весь месяц.

– И как же эта еда у вас переваривается, позволь спросить?

– Просто растворяется, но вкус мы можем оценить, – пояснила Накки с улыбкой. – А ты с какой целью интересуешься?

– Да вот бы и нам так: ешь себе все сладкое, жирное и вредное, пьешь горячительные напитки, получаешь удовольствие, а фигуре и всему прочему хоть бы что, – шутливо вздохнул Илья.

– Ну да, вы любите, чтобы все давалось легко и приятно, – заметила водяница, окуная розовые ломтики тунца в соевый соус. – А для нас самое вкусное – это ваша энергия, которая лучше всего вырабатывается от еды, от страсти и от страха. Поэтому домашние духи любят хлопотать на кухне и подглядывать за хозяйскими играми. Ты замечал, что людей после сытного обеда, сауны и горячего соития клонит в сон? Так вот это они, домовые и банники, напитались.

– А что же любят дикие?

– А все лесные и водяные духи охотятся. Мы находим какого-нибудь беспечного путника – не ребенка, не старика и с достаточно крепким здоровьем, – водим его замысловатыми дорожками, отводим глаза и пугаем, а потом направляем на верный путь. За это время от страха выделяется дикая масса энергии – этакой первобытной, животной, очищенной, что для нас вкуснее всего. А человек день-другой помается головной болью и бессонницей, и потом все пройдет.

– Вы не можете без этого обходиться?

– Нет, Велхо, это наша природа! Есть еще один способ подпитываться, но пока не буду тебя смущать, – усмехнулась Накки.

С этого вечера они гораздо больше разговаривали и Накки посвящала Илью в разные пикантные детали о жизни духов. К его досаде, он знал об этом мире несравненно меньше, чем она знала о мире людей, – впрочем, сама Накки сочла это естественным:

– А ничего, что я и гораздо старше тебя, Велхо? Не унывай, все у тебя еще впереди, благо сил на нескольких хватит.

Как поведала Накки, духи не обладают ни бессмертием, ни вечной молодостью, но живут все же значительно дольше людей и старятся позднее. Оплакивать ушедших не принято: это считается естественным завершением цикла, предписанным природой, и духам, в отличие от людей, не приходит в голову на него роптать.

– После того, как изнашивается человеческая оболочка, мы возвращаемся в свою стихию, бестелесными и незримыми, и уже не помним о том, что было нами пережито в этом образе и подобии, – пояснила Накки.

– Ну а семья, быт? Или у вас такое не заведено?

– А это по-разному, как исстари повелось: домовые и банники обычно женятся навсегда и держатся одной семьей, пока дети не расходятся по новым домам. Но поскольку мы долго живем, нам нет смысла усердно плодиться и редкая семья рожает больше двоих. А вот у лесовиков и водяных нравы посвободнее. Кто-то женится, а кто-то бескорыстно раздаривает свое семя. Впрочем, девушки у нас тоже не промах, и никто их за одинокое материнство не презирает. Часто воспитывают детей сообща, и о себе не забывают – и красоту наводят, и купаются по ночам. Поклонники у нас всегда водятся!

Также девушка сообщила, что шашни с ведьмами у духов не порицаются, так как потомства от таких связей не бывает, – просто считаются одним из удовольствий. И опять он не знал, как к этому отнестись, а точнее, чувствовал, что разговоры уже задевают в нем не только исследовательскую жилку.

Однажды Накки не стала доставать свои снадобья, а попросила Илью завернуть рукав и сказала:

– Пожалуйста, потерпи немного, так нужно.

Он удивился, но его интуиция не считывала никакой угрозы и он выполнил ее просьбу. Девушка провела кончиком когтя по его коже, сделала аккуратный надрез, из которого вытекла темная капля, и протерла его тканью, смоченной в каком-то растворе. Вдруг боль в плече отозвалась горячей волной где-то в самом нутре, дыхание перехватило и внутренний жар прорвался наружу. Илья почувствовал, что глаза увлажнились и заболели. Вытекла одна-единственная слеза, и он понял, что именно это Накки и просила потерпеть. Ненадолго очертания кухни поблекли и размылись, в сознании пронеслась сумасшедшая вереница чувств – стыд за свою слабость, тоска о прошлом, жалость к матери Яна, тревога за сына и понемногу разгорающаяся надежда на завтрашний день.

– Вот и все, – шепнула Накки. Конечно, Илья не мог сказать, что теперь его совсем отпустило, но он стал выздоравливать быстрее, а главное, вспомнил обо всех красках и вкусах жизни, как привычной, так и потусторонней.

– Но ты еще придешь? – вдруг спросил он в тот вечер, когда она стала варить кофе.

– Посмотрим, – философски ответила Накки. – Я ведь обычно являюсь без предупреждения, ты забыл?

– Забудешь тут, – усмехнулся Илья. – Но все-таки приходи послезавтра, ладно? Я буду ждать.

Накки пристально на него взглянула и финн впервые заметил, что она слегка озадачена. До этого он не показывал, что ее визиты значат для него нечто большее, чем контакт с потусторонним миром, и сам не до конца разобрался в себе. Она несомненно будила в нем нежность и благодарность, да и волновала плоть: от этого Илья не мог отмахнуться. Но также он подозревал, что Накки рано или поздно потребует платить по счету, и не хотел дожидаться столь двусмысленного момента.

Он выбрал день, когда Ян уезжал с классом на экскурсию с ночевкой: заниматься этим в присутствии сына казалось явным перебором. Помылся, постелил чистое белье и даже подумал, не выпить ли немного «для храбрости», но тут же одернул себя: все-таки опытный молодой мужчина, а не впервые влюбившийся подросток. Ждал ее по-прежнему на кухне, включив только маленький светильник. Почему-то было зябко – Илья надел только майку и свободные домашние брюки, но ему казалось, что холод исходил от его внутреннего напряжения. Даже к соскам было больно притрагиваться, а уж под животом все одеревенело до неприличия, хотя о приличиях вряд ли стоило заикаться. В конце концов никто кроме нее не увидит, а она все поймет...

Она действительно поняла сразу. Даже ничего не спросила, ни единым мускулом себя не выдала, и только ее прозрачные глаза блеснули тревогой. Непроницаемое лицо, будто высеченное из финской скалы, водопад светлых волос, вызывающе припухлые губы, которые гораздо больше скажут на ином языке, бессловесном... Просто нечисть или богиня вод Ингрии, болезненно прекрасная в своей суровости?

– Ты не обязан, – наконец промолвила Накки, осторожно касаясь его пораненного плеча.

– Я знаю, – шепнул он, хоть сам не до конца себе верил, но остановиться уже не мог. Его подгоняла и жажда женского тепла, и желание рассчитаться за тот раз, когда она его взяла напором, не дав распробовать вкус власти. Илья сам поцеловал ее в приоткрытые влажные губы, почувствовал яблочный аромат ее дыхания. Водяница доверчиво обняла его, покусывая своими клычками за уши и подбородок, затем прильнула всем телом и ее демоническая страстность сменилась нежной покорностью.

Ему отчаянно хотелось разрядки, но он усмирял себя как мог, чтобы дать насладиться и ей, ускользал от чересчур настойчивых ласк и сам целовал, гладил, пленил ее так, что сбивалось дыхание и она вскрикивала от боли, смешанной с восторгом. Приподнимаясь на руках, он видел ее разметавшиеся на постели волосы, которые походили на золотую парчу, устлавшую ложе для ритуального соития. Оба даже не заметили, что ранка на его плече открылась и новая капля крови слилась с ручейками пота. И когда Илья наконец оторвался от женщины, ему показалось, что они успели срастись и эта кровь на теле Накки их общая.

В этот раз он не впал в забвение и безмолвно лежал, пока отголоски спазма еще вцеплялись в тело. Накки, уткнувшись лицом ему в плечо, поглаживала и перебирала его пепельные волосы. Сейчас она казалась ему просто девушкой, нуждающейся в ласке, нежащейся в его тепле и под его защитой. Илья много успел пережить, но не думал, что больнее всего окажется вспомнить, что он не только отец, но и живой, молодой, сильный мужчина.

– Кожа у тебя совсем как у юноши, – вдруг промолвила Накки, приподнявшись и погладив его по щеке. – Северная красота долговечна, словно цветок в глыбе льда...

– Спасибо тебе, – неуверенно ответил Илья, однако девушка все поняла.

– Велхо, не сомневайся, что ты бы вытащил себя сам, – заверила она. – Только времени бы больше потратил, а вам отмерен такой смехотворный срок, что нельзя его попусту терять. Да, вы живете чуточку дольше обычных людей – если только на костер не угодите, – но по-нашему это капля в море. Вот я и решила облегчить тебе путь.

Накки поднялась, даже не думая прикрывать наготу, и взяла мешочек, который принесла с собой. Там оказались отборные душистые персики с розоватой бархатной кожицей.

– Это для твоего сынишки, – сказала она с улыбкой.

На следующий день Ян вернулся домой, и пока Илья готовил им обед, вдруг задумчиво посмотрел на отца.

– Пап, а что это у тебя щеки красные? И глаза блестят, – улыбнулся мальчик.

– Не знаю, от лука, наверное, – шутливо отозвался Илья, потрепав сына по затылку. Заодно он заметил на шее Яна маленькую царапину и слегка нахмурился.

– Ты опять с моей бритвой баловался?

– Ну не сердись, папа, я просто хочу научиться! Я потом все аккуратно убрал, думал, ты не заметишь.

– О, это все меняет, конечно, – рассмеялся Илья. – Я не сержусь, но мы же договорились, что ты будешь меня слушаться? Дело не в том, замечу я или нет, а в том, что от чужих вещей можно занести какую-нибудь гадость и заболеть. Поэтому их нельзя трогать. А научиться я тебе помогу, как только время придет.

Вдруг он притих и посмотрел на сына так встревоженно и ласково, что мальчик растерялся и отвел глаза.

– А ведь еще чуть-чуть, и ты будешь становиться юношей, – заметил Илья. – Даже страшно как-то...

– Да ладно, пап, – заулыбался Ян, поняв, что ругать его больше не будут. – Ты тоже еще совсем не старый!

– Похоже что да, – многозначительно кивнул Илья и пожал сыну руку.

Так они с Накки снова сблизились – иногда она появлялась без предупреждения, среди ночи, и сразу обвивала его руками и ногами, а к утру исчезала, оставив на кухне корзину с сочными серебристыми рыбками или лесными ягодами. Но порой они гуляли по ночным улицам и местам, которые давно облюбовала городская нечисть, и даже купались в одном из водоемов неподалеку от ее сородичей. Там Илья разглядел и детей, и пожилых, ничуть не смущавшихся своей пергаментной кожи и обвисших мышц, которые тем не менее еще сохраняли силу. Сколько им могло быть лет, он и не решался представить. А молодежь вовсю предавалась в воде самым бесстыдным играм и ласкам.

Поначалу Илья боялся оставлять Яна одного ночью, но водяница убедила его, что мальчик спокойно проспит до утра и ничего не заметит. И еще почему-то напрягало то, что она так и продолжала называть его Велхо, несмотря на все уговоры. Иногда, очень редко – Илкка, в знак особого поощрения, а вот русское имя Накки решительно игнорировала, и понемногу он все же привык.

Так пронеслось несколько месяцев и приближалась поздняя осень. Сегодня они, пользуясь тем, что Ян поехал навестить бабушку, встретились, чтобы поздравить других духов, а потом побыть наедине в гостинице. Народу в ресторане было немного, и большая часть персонала могла вдоволь погулять на празднике.

– Помнишь, ты ведь хотел увидеть свадьбу? Так теперь можешь даже принять участие, – подмигнула Накки. – Не бойся, не как жених! Просто у нас свадьбы справляют не только весной, но и во время Перехода, когда все уже нагулялись-нарезвились и природа готовится ко сну.

– А от меня что требуется?

– Как что? Кто-то же должен венчать! Это не просто гулянка, тут надо получить одобрение от высших сил, а для этого нужно жертвоприношение. Ты отлично с этим справишься. Конечно, кто-то может косо посмотреть, все-таки для жреца ты слишком уж молод, но не теряйся.

– Заманчиво звучит, – согласился Илья. Они принялись смаковать кофе с сыром и он с удовольствием подумал о предстоящей ночи, но вдруг смутная тревога кольнула его. Илья обернулся и обратил внимание на женщину, сидевшую за столиком в углу, с бокалом красного вина. На ней была белая кофточка и длинная черная юбка, а лицо частично скрывали густые темно-каштановые локоны. Но даже при столь беглом взгляде молодой колдун уловил в ней что-то странное. Ее спутник, крупный мужчина с коротко стриженным затылком, сидел напротив и увлеченно что-то рассказывал.

Накки тоже посмотрела в их сторону и не то спросила, не то констатировала:

– Ведьма?

– Похоже, но не прирожденная, – не без горделивости ответил Илья. – Скорее всего любовница сильного демона. Конечно, каждую женщину они не облагодетельствуют, в ней должно быть заложено что-то такое... Но когда покровитель наиграется, она останется, так сказать, в чем пришла, а то и по кускам себя собирать придется. Нам в этом смысле все-таки спокойнее.

– Вот как, значит! – рассмеялась Накки. Но тут мужчина за столиком повернул голову и у Ильи пропала охота веселиться. Заметив его взгляд, тот поспешно сказал что-то собеседнице, и та невозмутимо поднялась. Мужчина положил на стол купюру и вслед за ней так стремительно покинул зал, что Илья не успел ничего предпринять.

– Что-то я не понял, Накки, – произнес он. – Я с этим мужиком, его Олег зовут, давно вместе работаю, всю семью знаю – дочка у них постарше моего Яна, а сын маленький, всего пять лет. А эту девку впервые вижу. Что он тут с ней забыл?

– Думаю, то же, что и мы с тобой, – усмехнулась водяница.

– Но я-то не женат! И потом, там такая история, – Илья почему-то заговорил шепотом, – у них недавно сын пропал, жена его повела в парк, посмотреть на местечковый Хэллоуин, и там потеряла. На секунду выпустила руку, и когда она обернулась, его уже и след простыл. Всех спрашивала, в полицию обращалась, – без толку. Даже я потом съездил в этот парк, пробежался и по аллеям, и по закоулкам. Есть там какие-то подозрительные флюиды, но ни одной толковой зацепки. Если с ребенком случилось что-то страшное, то уже не там...