Текст книги "Ледяное сердце (СИ)"

Автор книги: Людмила Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Глава 13. Ужин с Малефикой

Первые дни декабря принесли слабый снег, и на этом фоне ранний новогодний антураж в городе смотрелся еще более уныло и негармонично. Латиф с тревогой думал, что скоро нагрянут холода и придется искать новое пристанище, так как Гелена все больше капризничала. Из-за ее теплолюбивости печь постоянно жрала топливо и никакой генератор уже не мог выдержать нагрузок на обогреватели. Латиф, конечно, задействовал и собственную энергию, но просто не мог постоянно сидеть с ней рядом и понимал, что им неизбежно понадобится городская квартира. А там рукой подать и до всех соблазнов, от которых он пока более-менее ограждал супругу.

Окружающая мишура тоже угнетала своей фальшью, бессмысленным стремлением приукрасить процесс умирания природы. Убогие круглосуточные магазины были увешены снежинками из бумаги и дешевыми гирляндами, от которых несло какой-то химией, а в фешенебельных местах, вроде ресторана, в котором он сейчас сидел, возвышались елки, усыпанные синтетическим инеем. Латиф все не мог понять, почему люди так упорно отторгают естественный распорядок жизни, но в последние годы сам стал чувствовать нечто подобное. Нет, он не проникся людскими традициями, за которыми всегда так или иначе маячили торговые интересы, но вместо легкой насмешки они стали вызывать у него какую-то саднящую тоску.

Для виду он заказал бокал красного вина и уставился в окно, за которым уныло чернели силуэты деревьев на бульваре. На подоконнике мерцали искусственные свечи в бронзовых канделябрах, в ведерках со льдом остывало шампанское, из динамиков неслись эстрадные рождественские мотивы прошлого века.

Мимо то и дело шли посетительницы – попудрить носик над раковинами, стилизованными под малахит. Для таких романтический вечер был почти порталом в сказочный мир, они не искали приключений, как девицы в ночных барах, но исходящий горьковатый дух разочарования подсказывал, что увлечь их будет нетрудно. Только сам Латиф думал об этом без того азарта, который прежде был смыслом его охоты и жизни.

Наконец в дверях появилась та, которую он поджидал, – высокая статная женщина в темно-фиолетовом пальто и парчовом платке, прикрывающем волосы на восточный манер. Она сразу привлекла мужское внимание грациозностью, блеском подведенных черных глаз и кроваво-красной помадой, и только сухая кожа рук и шеи выдавала ее годы. Впрочем, ей всего пятьдесят, вспомнил Латиф, и она не прирожденная ведьма, – те-то запросто могут прожить и до ста. Ведьмаки, конечно, кряхтят меньше – законы человеческой природы распространяются и на них, и все же до старости остаются бодрыми и пронырливыми. Но многие ли из них сохраняют такой внешний лоск и крепкое здоровье, как у этой колдуньи, обучившейся очень своеобразным секретам красоты?

Снисходительно скинув пальто на руки гардеробщику, дама направилась к столику Латифа. Ее строгое платье из серебристо-черного шелка переливалось в свете ламп, подчеркивая изгибы прекрасно сохранившейся фигуры. Он отдал должное этикету, поднялся и пожал ее протянутую руку, затем дама села напротив него и сдержанно улыбнулась.

– Ну здравствуй, Абдуллатиф, – промолвила она.

– Здравствуй, Малефика[1], – ответил ифрит. На самом деле ее звали Хафиза, но как и большинство духов, Латиф предпочитал обращаться к сильным ведьмам по статусу, особенно к тем, которые к нему благоволили. И эту почтительную манеру властная марокканка до сих пор старалась толковать на свой вкус.

Со стороны они, конечно, производили недвусмысленное впечатление – стареющая дива обхаживает скучающего тридцатилетнего красавца, который готов снизойти до ее телес ради ужина в дорогом ресторане. Но Латиф не только был на порядок старше ее, но и никогда не делил с ней постель. Они были знакомы уже почти тридцать лет – Хафиза, уроженка Эль-Джадиды, училась, а затем долгое время работала в Питере, Латиф еще раньше обжился в этом городе, соблазнившись его странной, застывшей меж времен атмосферой. Но их связывала только дружба, давние тайны и то совершенно особое уважение демона, которое ведьма самодовольно расценивала как страх.

Этого он решительно не мог понять – что может быть престижнее, чем искренняя и добровольная преданность существа, которое при желании одним махом может отделить твою голову от тела? Но нет, людям, будь они хоть сто раз одарены, почему-то приятнее верить, что их боятся и ненавидят. Вот это понятно, это истинный знак качества, а уважение и верность в их мире, надо полагать, «для слабаков».

Хафиза пролистала меню, заказала шампанского и тигровые креветки в остром соусе, и Латиф взял то же самое. Они чуть соприкоснулись бокалами и ведьма решила сразу перейти к делу.

– Ну рассказывай, зачем ты меня вытащил в эти неприветливые места. Вряд ли это касается твоей богемной лавочки, так ведь?

– Да, Малефика, я даже не знаю, с чего начать. Но по крайней мере очень прошу освободить меня от Нурии: с ней уже невозможно работать. Вконец баба умом тронулась на почве несостоявшегося материнства.

– А лет двадцать назад ты был о ней иного мнения. Что же, время беспощадно к женщинам, как и ты, – усмехнулась Хафиза.

– Зато ты к ним очень жалостлива! Нет, я понимаю, что Нурия служила тебе много лет, но ты же можешь просто забрать ее в Марокко и устроить ей старость в уютном тихом месте. Не годится она уже для серьезных дел – и так-то последнее едва не сорвала. А на днях я поехал за ней, чтобы в город забрать, сказал ждать в условленном месте, – и что? Только я ее из виду упустил, как она уже к какому-то мальчишке пристала. Я ближе подошел, а мальчишка-то не из простых оказался! Понимаешь теперь, что Нурии лечиться пора, а не работать? Она уже ничего не различает: только учует, что детьми пахнет, и бежит, как голодная псина. По дороге у нее дикий припадок случился, и мне пришлось бросить все дела и до утра ее в сознание приводить.

Хафиза откинулась на спинку кресла и всмотрелась в демона с прищуром.

– Ладно, с Нурией-то я разберусь, только чувствую, что ты недоговариваешь, Абдуллатиф, – медленно произнесла она. – Думаешь, я тоже, как она, с годами стала слабеть умом? Не надо со мной играть! Ты складную историю соткал, но я тебе не за красноречие плачу, а за надежность, так что говори прямо, чего ты хочешь.

– Ну прямо так прямо. Последнее дело вообще не задалось: отец ребенка оттолкнул Гелену и, похоже, обратился за помощью к местным колдунам, с которыми я не желаю связываться. Я не думаю, что они всерьез до чего-то докопаются, но мне давно хочется отойти от этих дел и пожить с женой в свое удовольствие. Прокормить ее я смогу: мелкие заказы на совращение каких-нибудь дур никогда не закончатся, а уж на это сил у меня хватит. Не смогу больше соблазнять – буду насиловать, благо женщину при любом раскладе назовут шлюхой, изменницей и развратницей, и заплатят мне столько же. А наказание не грозит за неимением человеческого ДНК.

– Вот так новости! – подивилась арабка. – Да ты ли это, инкуб? И что же ты намерен делать на покое – кальян курить, стихи сочинять, цветы разводить? Или, может, еще приемыша с женой наживешь?

– Может, и наживу, – усмехнулся Латиф, почуяв беспокойные нотки в ее голосе. – Если мне не изменяет память, на этот счет у нас с тобой не было никаких уговоров.

– И как вы объясните ему, чем занимается его папа? Да и вообще, как ты это себе представляешь? Днем глумишься над другими женщинами за деньги, а вечером приходишь домой и спокойно целуешь жену и ребенка?

– Малефика, тебе вправду интересны ответы на эти вопросы? Ты всегда выше всего ставила собственный доход, какими бы путями и с чьей бы помощью он ни достигался. Ты знаешь, что я никогда не предам тебя и не причиню вреда, но в вечной службе я не клялся. И как я буду жить, когда наши пути разойдутся, тебя не касается.

Хафиза тоже улыбнулась, но Латиф прекрасно видел притаившуюся за этим тревогу.

– Не клялся, спору нет, но тебе не стыдно лишать меня такого партнера? Сколько воды утечет и сколько я потеряю, пока другого найду! Тебе не понять, у тебя-то полно времени в запасе на семейное счастье.

– Наверное, да, мне не понять, я же нечисть. Но я уверен, что ты не пропадешь, – промолвил Латиф и почти вызывающе взглянул на ведьму. – И в конце концов что ты мне сделаешь? Меня зовут не Гассан Абдуррахман, и в глиняный сосуд меня не посадить.

– Но ты же не хочешь, чтобы твоя благоверная узнала, чем ты занимался до знакомства с ней? – спросила Хафиза с напускной небрежностью.

Этого Латиф, разумеется, не хотел. Не так чтобы боялся до дрожи в коленях, как хотелось бы думать Хафизе, но все же в данный момент это было крайне нежелательно – и посему достаточно, чтобы он напрягся. И это не ускользнуло от ее глаз, загоревшихся злым огоньком.

– Она и так знает обо мне немало, – возразил Латиф после паузы. – И думаю, догадывается, что до нее я, как все инкубы, знакомился с женщинами не для романтики.

– И о таком она тоже догадывается? Ты уверен? А рассказать ей сегодня же слабо? Нет, Абдуллатиф, твоя Гели не из той породы женщин, что могут закрыть глаза на подобное. И смею заверить, ты рискуешь остаться и без семейного счастья, и без моей поддержки.

– О прости Аллах, – тут Латиф не удержался от смеха, – если, конечно, я вправе произносить его имя! Ты до сих пор так хорошо думаешь о людях, Малефика? Да они на все закроют глаза, когда им это удобно! Я знал женщин, которые убивали мужей, пока дети спали в соседней комнате, знал и таких, которые позволяли мужьям растлевать дочерей и падчериц. И таких, кто душил нежеланных младенцев и травил стариков ради грошей! Что, они все исключение из правил? И за те услуги мне в основном платили женщины – жены, пожелавшие извести любовницу, мамаши, обиженные на своевольных дочерей, и завистливые подруги. Как у вас говорят, спрос рождает предложение! И пока женщины остаются глупыми и самовлюбленными суками, готовыми до смерти драться за свой прогнивший мирок, – подобные методы будут востребованы.

Хафиза задумчиво постучала по столешнице длинными ногтями с бордовым лаком и промолвила:

– Хорошо сказано, Абдуллатиф, чувственно, но видишь ли... Пока ты не признался во всем жене и не получил ее одобрения, это только слова, не имеющие отношения к нашему делу. Я повторяю свое предложение: расскажи ей правду, и вот тогда они будут что-то значить помимо сотрясания воздуха.

Латиф и сам почувствовал, что проигрывает словесный поединок, и отпил вина, чтобы успокоиться. Его верхняя губа невольно вздернулась, обнажив короткие, но острые клыки. Ведьма торжествующе добавила:

– Я одного до сих пор не пойму: если ты так ненавидишь людей, то как мог полюбить ее? Тебе сейчас до зарезу нужно, чтобы она оказалась таким же убожеством, как другие женщины, но ты все-таки надеешься, что это не так!

– Ладно, Малефика, каковы твои пожелания? – устало спросил Латиф.

– Вот так-то лучше, друг мой, а то ты меня немного утомил своей лирикой! Сам подумай, что ты готов сделать, чтобы эта маленькая тайна не дошла до твоей жены? По-моему, гораздо разумнее поработать вместе до тех пор, когда я раскручу свой проект на международном уровне. Тогда ты получишь столько, что сможешь вообще обойтись без заказов! А ты же не сомневаешься, что у меня все получится?

– Я не сомневаюсь, что ты любишь играть с огнем, – констатировал мужчина. – Учти, с нечистью сложно подружиться, а вот поссориться очень легко.

– Да было бы из-за чего, Абдуллатиф! Я понимаю, если бы вдруг на тебя раскаяние напало: тут бы я сама поспешила с тобой расстаться, неуравновешенные партнеры мне ни к чему. Но мы твердо стоим на земле и прекрасно понимаем друг друга, не так ли?

– Я хотел по-честному, – вздохнул Латиф. – Ты ведь чуть ли не единственная женщина из ныне здравствующих, от которой у меня никогда не было секретов.

– И я это очень ценю, – отозвалась Хафиза без прежней усмешки. – Но с женами, увы, так не работает: чем меньше они знают, тем теплее постель и вкуснее еда. Ничего, ты сможешь совмещать работу с семейной жизнью – по крайней мере я искренне тебе этого желаю. И вот еще что...

Латиф выжидающе взглянул на нее.

– Я верно расслышала, как ты что-то насчет местных колдунов сказал? Если тебе это безразлично, то я не позволю им ставить мне палки в колеса. Ты у нас вольная нечисть, а я хочу открыть в этом городе большой филиал и не намерена терять плоды многолетнего труда.

– Это уже твое дело, – развел руками ифрит. – Ладно, Малефика, мне пора, так что скажи, чтобы принесли счет.

– Не беспокойся об этом, я распоряжусь, чтобы все записали за мной.

– Вот этого, пожалуйста, не надо! Я все же какой-никакой, но араб, и будь добра уважать наши традиции.

– Будь по-твоему, – улыбнулась Хафиза.

Расплатившись, Латиф снова пожал ей руку, накинул куртку и вышел. Ведьма посмотрела ему вслед снисходительно и немного грустно – все, что он наговорил, было так затерто и примитивно... Женщины глупые существа, которых волнует только их мирок? А чем лучше мужчины, которых волнует только женское тело? И ради этого они насилуют, совращают, бросают любящих, верных, но постаревших жен, убивают соперников. Она много лет отдала бизнесу, который стоял на сохранении женской моложавости как единственного гаранта этого самого «прогнившего мирка», и если кто-то заикнется при ней, что мужчины более сложные существа, она просто расхохочется тому в лицо. А вот ее любимыми клиентками, «для души», всегда были именно женщины, и отказываться от этого дела она не намерена. И пока Латифу не найдется замены, им рано прощаться, хочет он того или нет.

Латиф очень хотел добраться домой побыстрее, но события этого вечера было необходимо переварить и принять взвешенное решение. Если бы речь шла не о Малефике, а о любой рядовой ведьме, вопрос бы не стоил гроша. И ведь она тоже не обладает иммунитетом прирожденных и не может закрыть от него душу, а разговаривает с опасным духом будто с мальчиком, воспитывающимся в мире, где «девочек бить нельзя». Ну откуда у красивых женщин такая самоуверенность, граничащая с наивностью?

На вопрос, что он способен сделать, чтобы Хафиза хранила молчание, существовало много вариантов ответа, один страшнее другого. И тем не менее он не мог предать ее окончательно. Идя на эту встречу, Латиф надеялся решить вопрос не только по-честному, но и по-хорошему, – ради дружбы, ради многолетнего труда, о котором она так печется, ради знаний, которые она могла передать другим ведьмам. Но теперь приходилось поступать либо честно, либо хорошо – то есть, не причиняя Хафизе вреда и не лишая ее физической способности раскрыть рот.

Латиф выбрал второе, благо всегда мог передумать. Но именно сейчас все же стоило поторопиться, и дойдя до перекрестка, ифрит быстро свернул в первую подворотню и пропал.

Дома Гелена сидела у радиатора и читала бумажную книгу из тех, что давно тут завалялись от каких-то прошлых поселенцев. Она выглядела поникшей и бледной, но уже несколько дней не прикасалась к алкоголю, и Латиф стал надеяться, что в другой обстановке жена быстро выправится.

«Именно так, в другой обстановке» – сказал он себе и перевел дыхание.

– Привет, Латиф! Опять что-то стряслось? – удивленно спросила Гелена.

– Послушай, Гели, нам нужно уехать завтра, так что собери необходимые вещи, – твердо произнес Латиф. – Я через знакомых смогу быстро достать билеты, и мы отправимся в теплый край, где ты очень скоро станешь снова счастливой.

– К тебе в Марокко?

– Нет-нет, в Марокко пока нельзя, но со временем, когда все наладится, я непременно и туда тебя отвезу. Надеюсь, твои документы в порядке? Ты нигде их не посеяла в своих крестовых походах на ночной город?

Латиф попытался улыбнуться, но выдал лишь какое-то вялое и болезненное подобие.

– Да что с тобой сегодня творится, Латиф? – встревоженно спросила Гелена, поднялась и взяла его за плечи.

Он и сам не понимал, что с ним творилось. Кажется, люди называли это «панической атакой», но ему такое определение казалось глупым и бессмысленным. Атака может быть только расчетливой, обдуманной и холодной, а паника – это хаос и смута, которые, впрочем, еще опаснее, ибо их невозможно просчитать. Но именно так Латиф и чувствовал себя теперь, и как назло, снаружи опять полил ненавистный дождь.

Демон сцепил кисти со всей силы, так что его когти кое-где вспороли кожу, но не обратил никакого внимания на упавшие на пол капли крови.

– Гели, мне нужно кое-что тебе рассказать, – выпалил он. – Только, пожалуйста, не перебивай!

– Хорошо, не буду, только успокойся, – пролепетала девушка и коснулась его лица. Один миг ему хотелось отыграть назад, обратить все в дурацкую шутку и жить как раньше – пусть в обмане, но с ее улыбкой, запахом ее тела, неистощимой страстью и трогательной неумелой заботой. Но в памяти всплыло насмешливое лицо Хафизы, как печать обреченности, и вскипевший протест милосердно отключил сомнение.

– Ты знаешь, что я давно беру определенные заказы, – произнес Латиф, и Гелена кивнула. – Да, мне платят за связи с женщинами, и я это делаю не для того, чтобы доставить им удовольствие. Мне платят за то, чтобы эта связь испортила им брак, отношения, репутацию, карьеру, а в некоторых случаях и жизнь. Я этим не горжусь, однако это обычные дела инкуба. Но прежде у меня была и другая работа, Гели...

Девушка нервно сглотнула, но сохранила безмолвие, и он продолжал:

– Я не только соблазнял женщин, Гели, я их калечил. Очень жестоким образом...

[1] Средневековое понятие, обозначающее зловредную, враждебную к людям колдунью, заключившую союз с дьяволом

Глава 14. На пороге тьмы

Через несколько дней, когда Никита оправился, Олег и Лариса с детьми по совету Ильи отправились в гостиницу к Антти. Колдуны сочли, что сюда не посмеет сунуться ни сам Латиф, ни кто-либо из его круга. Со своей стороны Антти обещал обеспечить семье уют и воздух на побережье, который даже в промозглую пору ранней зимы не терял целебных качеств. Им отвели номер с двумя комнатками и угостили обедом, который всем очень понравился, и даже Мила забыла о своих вечных диетах.

После знакомства с новыми гостями старик позвал Илью к себе и сказал, погладив Луми, которая безмятежно умывалась лапкой:

– Мальчика еще покажем врачу, и тогда он быстро окрепнет. Да, Элиас, не удивляйся, у нас есть и свой дипломированный врач. Если у гостей имеются проблемы со здоровьем, я не позволяю ребятам их трогать.

– И он в курсе, кто эти ваши ребята такие? – удивился Илья.

– Зачем же ему это знать? Во многих гостиницах есть медицинская служба, которая помогает при отравлениях и несчастных случаях, выявляет переносчиков инфекции. Так и у нас, просто я... веду несколько особый учет всей информации, которую от него получаю. А ребята могут почуять какой-то незримый недуг у постояльца, сообщают мне, и я тогда уже советуюсь с врачом.

– Да, не устаю удивляться вашей организованности! Но по крайней мере теперь я буду спокоен за мальчика.

– Конечно, детей они в обиду не дадут. А этот парнишка вообще молодец, воля у него покрепче, чем у иного взрослого мужика. И сердце любящее, как у твоего сына, хоть и маленькое.

– Так кто же мог сотворить с любящим нежным ребенком такое зверство? – вздохнул Илья. – Нет, Антти, я, конечно, взрослый человек и знаю, сколько на свете творится зла и мерзости, но такого не могу переварить. Оставшись с Яном один, я уяснил, что дети не должны быть сильными, не должны терпеть и преодолевать, они должны расти спокойно и в любви. Иначе это какое-то издевательство над природой.

– Все верно, Элиас, но тебе придется набраться терпения и повстречаться с ними на холодную голову, кем бы они в конечном счете ни оказались. Ярость для тебя сейчас самый плохой помощник. Тем более о нашем знакомом Латифе Кахинни выяснилось еще кое-что интересное, благодаря усилиям дорогой Накки. Похоже, у ифрита в самом деле помутился рассудок, раз он больше не в состоянии держать язык за зубами.

– Рассудок? Но от чего?

– От усталости, Элиас! Тебе этого пока не понять, но поверь: в старости все приходят к подобному состоянию. Другое дело, что наступает она у всех в разное время, и я ее пока не чувствую, – лукаво улыбнулся Антти. – Что же касается духов, то они могут оставаться бодрыми и чувственными в течение четырех, а то и пяти веков, а потом начинают стремительно увядать. Этот ифрит еще только в начале своего конца, но уже прекрасно его чует.

– Странно, я не раз встречал духов преклонного возраста, и он совсем на них не похож. Ему на вид и сорока не дашь, – заметил Илья.

– Демоны могут поддерживать такую иллюзию с помощью особой энергетики, как и мы прибегаем ко всяким молодильным средствам. Но это непременно дает сбой, тем более при такой веселой жизни, как у него. Так вот: Накки узнала из его очередного объяснения с супругой, что он долгое время промышлял паразитированием особого сорта.

– А именно?

– Репродуктивного.

Илья невольно остолбенел от изумления и металлического тона, с которым Антти вымолвил это неожиданное слово.

– Вы хотите сказать, что... – неловко произнес он наконец. – Но как это возможно? Я же всегда был уверен, что духи не могут иметь общего потомства ни с обычными людьми, ни с ведьмами.

– В целом это именно так, Элиас, но есть одна подробность, упирающаяся в разницу способа пропитания. Для демоницы человеческое семя – тот же носитель энергии, поэтому она переварит его быстрее, чем оно гипотетически могло бы достичь цели. По сути для человека ее нутро – сплошной спермицид. А вот у наших женщин есть шанс зачать от демона, хотя лучше бы его не было. Другое дело, что одного сексуального контакта недостаточно, до и после него необходимо провести специальные обряды. Но их несложно выдать за любовную игру, а уж инкубу достаточно просто ввести жертву в транс. А не знал ты об этом потому, что обычно духи этим и не занимаются, если они не отъявленные мерзавцы. Здесь, как ты понимаешь, таких нет.

– Вот это новости, – вздохнул Илья. – И много потомков от таких связей гуляет по нашим улицам?

– Поверь, ни одного. Я ведь не случайно сказал именно «зачать», а не выносить и родить, – заметил старик. – Это уже просто технически невозможно.

– Так для чего же, грубо говоря, подсаживать заведомо нежизнеспособных паразитов?

– А для того, чтобы они вытянули из носительницы все силы, и физические, и ментальные. Это действует куда мощнее, чем внешний морок, накладываемый взрослым демоном! С ним даже простой человек имеет какой-то шанс справиться, если у него сильная воля, а как справиться с тем, что засело в твоем нутре и питается твоими соками?

– Но ведь примерно такое происходит и при обычной беременности, – заметил Илья.

– Именно что примерно: беда в том, что основная пища у таких зародышей, как и у их отцов, – человеческая энергия, а даже сформированные демонята плохо умеют усмирять свои инстинкты. Поэтому я до поры до времени и не разрешаю им играть с детьми гостей. Так вот ресурс человеческой женщины просто не рассчитан на потребности такого плода, и ей придется куда хуже, чем обычной беременной. Любая простуда может дать смертельно опасные осложнения, как при ВИЧ-инфекции. Но это не все: наступает депрессия, когда тяжело заставить себя даже подняться с постели, одних мучает бессонница, а других – всякие отвратительные кошмары и видения. Внутренние органы, питающие зародыша, воспаляются и кровоточат, поэтому женщина и не подозревает, что беременна. В конце концов он погибает, но ее здоровье уже разрушено, а на месте матки просто выжженное поле. А если речь именно про демона-ифрита, то она долго не протянет: их плоды не только высасывают силу, но и распространяют ядовитую ауру.

– Вы хотите сказать, что он специально оплодотворял женщин, чтобы искалечить и убить? – тихо спросил Илья.

– Верно, Элиас. Это же универсальное оружие, не оставляющее улик. Человек, еще вчера молодой и здоровый, стал инвалидом, а почему – никакой врач не поймет, останки плода быстро смешаются с кровью. А чему ты, собственно, удивляешься? Если людям дать возможность вредить незаметно и безнаказанно, неужто они ею не воспользуются?

– И те, кто платил ему, знали все эти подробности?

– Он говорит, что знали, но проверить мы пока не можем, – развел руками Антти. – И вот еще что... Об этом Латиф уже, конечно, не упоминал, но есть у меня подозрение, что подобная участь ждала и нынешнюю госпожу Кахинни, и лишь из-за его прихоти она уцелела, отделалась только неврозом и ранним алкоголизмом.

– То есть, их встреча не была случайной?

– Думаю, что нет, у нее могли быть недоброжелатели, особенно среди прекрасного пола. О его мотивах, конечно, можно только догадываться, но после женитьбы на ней он с этим делом покончил. А вот похищением детей по-прежнему занимался, только в разных городах, – в Питере до вашего Никиты ровно год назад пропал мальчик при таких же обстоятельствах, но его так и не нашли.

Илья подумал о маленьких призраках, оставшихся в загородном доме, каждый со своим прошлым и тайнами. Но тут же взял себя в руки и произнес:

– Ладно, с его клиентами все более-менее ясно, но у него-то какие интересы? Ну допустим, сейчас надо эту девку содержать, а раньше на что он тратил свои гонорары? Сам-то и без денег прокормится!

– Ты еще узнаешь эту братию, Элиас, – усмехнулся Антти. – Они с удовольствием берут из нашей жизни все красивое, яркое и вкусное – одежду, ароматы, автомобили, картины, праздники. Это идет еще из старины, когда им жертвовали драгоценности и лучшие куски со своего стола, потому что они – наше зеркало. Они носят человеческую оболочку, но свободны от наших условностей, они – то, чем мы хотим, но боимся быть.

Илья задумался, ожесточенно потирая лоб. Старик потрепал его по плечу и добродушно промолвил:

– Все-таки побереги себя, ты слишком близко все принимаешь. Есть и хороший момент: я могу рассказать тебе, как лишить злого духа сил даже на расстоянии.

Антти вытащил из ящика стола амулет из металлических фигурок животных, укрепленных на черном шнурке, – медведя, лебедя и змея, свернувшегося кольцами. Они были инкрустированы крошечными колокольчиками, которые при колебании издавали странный глуховатый треск, как от удара по сухому дереву.

– Надевай этот оберег перед тем, как отправишься в темные места, – посоветовал колдун. – Он мне давным-давно достался от матери, и я даже не знаю, чья рука его собирала. Но пока не давал сбоев.

– Я вам очень благодарен за доверие, – произнес Илья, взял амулет и осторожно провел по потемневшему от времени металлу. – Выходит, мать все же не оставила вас один на один с этим даром?

– Конечно, ведьмы всегда хотят продолжить свое дело, даже если говорят обратное, – усмехнулся Антти. – Они вообще очень хитрые создания. Мать еще кое-что успела поведать мне, когда я был мал и все принимал за сказки.

– И что же это?

– Взгляни вот сюда, – ответил старик и показал Илье два одинаковых граненых фужера из матового черного стекла. – Как известно, кубок – это символ добрых пожеланий: на здравие, на долголетие, на крепкую семью, хотя его содержимое обычно всему этому не благоприятствует. И тем не менее традиции очень сильная штука, Элиас, и обычную посуду посредством пожеланий и заклятий можно превратить и в благостную чашу Грааля, и в резервуар медленных ядов.

Илья слушал и наблюдал за действиями Антти, затаив дыхание. Старик налил в фужеры воды из графина, затем насыпал в нее угольной пыли и каких-то сухих трав с резким ароматом. По воде сразу пошли легкие пузырьки и запахло паленым. Поставив фужеры на широкий подоконник, Антти стал шепотом произносить руны, звучащие как потрескивание костра, и Илье на миг показалось, что за черными стеклами вспыхнули крошечные искры. Глаза старого шамана стали закатываться, челюсти сжимались и лязгали, словно заклинания не хотели вырываться наружу. Но он продолжал читать, пока едкий запах не развеялся и смесь не осела черной гущей на дне фужеров.

Вскоре взгляд старика прояснился, он будничным движением надел очки и невозмутимо пояснил:

– Запах огня и этих трав напоминает демонам смерти о мире, из которого они пришли. Когда им кажется, будто этот мир требует их обратно к себе, их энергетические запасы быстро иссякают. А поскольку у ифрита и его возлюбленной запас общий, они оба почувствуют на себе это заклятье. Благодаря тому, что ты раздобыл их тайны и зрительные образы, мы теперь так же можем иссушать их на расстоянии, как они делали со своими жертвами.

– А в принципе человек может убить демона?

– Да, рано или поздно ты должен был спросить. Это возможно, но трудно, – чуть помедлив, промолвил старик. – Нужно разрушить его антропоморфную оболочку так, чтобы она больше не могла функционировать. Иными словами, от ранения обычным ножом в грудь или живот он не пострадает, все быстро регенерирует, а вот если отрубить голову – тогда все. Куда более заковыристый вопрос, как загнать его в такие обстоятельства...

– Да, что уж сказать, – вздохнул Илья.

– Есть и еще один способ: нож, которым до этого убили мощного колдуна, связанного с демоном какими-то тесными узами. Не обязательно любовно-сексуальными, можно и так, как у меня и Халти. От такого оружия и простая рана станет опасной и даже смертельной. Но давай пока прервем столь мрачный разговор и заглянем в одно потайное место – думаю, то, что ты там увидишь, облегчит душу.

С любопытством молодой колдун отправился за Антти в корпус для духов, и вскоре они пришли в небольшую комнатку, где стоял широкий стол, а на нем – две большие плетеные корзины. Внутри них, в сборах мягких узорных одеялец, спали удивительно крепкие и красивые младенцы.

– Значит, у нас прибавление? – шепотом спросил Илья, любуясь ими.

– Да, две девушки родили на прошлой неделе. Когда здесь такое случается, я радуюсь будто это мой собственный внук, – признался Антти. – Вот они еще немного подрастут – и устроим праздник.

Илья осторожно коснулся теплой ручки одного из новорожденных, погладил тонкие пальцы, на которых росли узкие крохотные коготки. В остальном в них было невозможно угадать будущих духов-хранителей, скрытных, ловких и чувственных трикстеров, которые легко играют с законами человеческого общества, но порой сами не могут совладать со вполне человечными порывами.

– Кстати, а как демонята здесь питаются? В ресторан или баню для гостей вы их вроде не пускаете.

– Для младенцев родители сохраняют энергию от собственной трапезы, как некоторые животные кормят детенышей из-за щеки. А подростков уже приучают добывать пищу самостоятельно, как положено по природе. Но увы, не всем хватает послушания, как, впрочем, и у нас, – улыбнулся старик. – Детство у них совсем короткое: до полового созревания демонята растут так же быстро, как мы, а вот потом старение замедляется и они служат своей стихии наравне со взрослыми.