Текст книги "Жемчужина из логова Дракона"
Автор книги: Людмила Минич
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Людмила Минич
ЖЕМЧУЖИНА ИЗ ЛОГОВА ДРАКОНА
роман
СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ
Жемчужина из логова Дракона
Старик хрипел и медленно сползал по выщербленной стене, судорожно цепляясь пальцами за узкий ворот. Кричать он уже не мог и лишь растопырил пятерню в немой мольбе о помощи, как будто надеялся дотянуться до беглеца.
Ветер готов был уже раствориться в затхлом сумраке здешних переулков, но невольно обернулся на звук. Он пребывал в нерешительности. Любой другой вор на его месте только плюнул бы и скрылся, но ему было не по себе. Счет времени шел на мгновенья, а он все никак не мог оторвать взор от человека, в нелепой смерти которого он, может статься, будет себя винить.
Внезапно ноги у старика подкосились, и он упал на шаткий уличный настил, фонтаном исторгнувший грязную жижу. Ветер скрипнул зубами и повернул обратно. Проклятый старик все еще хрипел, хватаясь за горло, и Ветер бросился на колени, подрезая верх кадамча и рубахи своим ножом, тем самым, что еще недавно отхватывал золотые скимбики с этой богатой одежки. Впрочем, не похоже, чтобы старику от этого полегчало – грудь неровно дергалась и опадала, да и хрипы становились все глуше.
Что делать? Бежать за помощью? Какой? До ближайшего лекаря отсюда шагать и шагать, да и не отопрет он незнакомцу, в такой-то поздний час. А если отопрет, то все равно не сунется вечером в Леды, или Темные Кварталы, как их все называют. Как этого богача сюда занесло, одного, безо всякой охраны и даже слуг, и то загадка. Подарок судьбы.
Он вышел прямо навстречу Ветру, будто сам Нимоа привел его сюда, чтобы давняя мечта смогла осуществиться. Теперь, с мешочком полновесных золотых скимбов за пазухой, скромная арбалетная мастерская, день ото дня всплывавшая в снах все реже, наконец становилась явью. Новая жизнь уже улыбалась Ветру, когда он двинулся прочь, грея сердцем заветный мешочек. И дернуло же обернуться! Отсиделся бы в своей норе до завтра, будто ничего и не случилось, а утром, не сказавшись Косому Либийцу и его прихвостням – прочь отсюда, за городские ворота, далеко-далеко, чтобы никто не нашел. И не ведал бы, что стало с его "благодетелем". Старику и так повезло, что нарвался на Ветра и лишился только золота своего. Здесь, в Ледах, жизнь разменять на монету – проще простого.
Нет, за помощью нельзя. Сразу его и повяжут. А не сразу – так завтра у городских ворот загребут, где стражи полно. А затаиться, не удрать отсюда поутру – так прощай мечта. Косой уже к полудню все прознает и золотишко заберет. Да и не пойдет сюда никто в такое опасное время, никакой лекарь, даже Жила, который тут слывет за костоправа. Шутка ли, скоро Линн взойдет: время дваров, когда наглухо закрываются все окна и двери. Улицы уже и так словно вымерли.
Ветер все еще торчал подле старика, гадая, что же делать, как тот вдруг уцепился его рукав, потянул к себе, слабо, но настойчиво. Грабитель беспокойно дернулся, но все-таки подвинулся ближе. "Сказать что-то хочет", – решил он. И верно, задыхаясь и хрипя, старик шептал:
– Домой… домой…
Но когда Ветер отшатнулся, умирающий не только его не выпустил, а вцепился из последних сил.
– Больше получишь… – хрипел он. – Много… больше.
– Да уж, получу сполна, – едко ухмыльнулся Ветер. – Нашел простака! Не такой уж я глупый, как ты думаешь. Или не такой жадный. – И рассеянно прибавил, раздумывая: – Или сразу – и то, и другое…
– Что же все-таки делать? – спросил он с напором то ли у самого себя, то ли у "благодетеля".
Но тот все хватался за Ветра и хрипел что-то невразумительное. Можно было разобрать только отдельные слова: "дойти", "богатство", "много больше". Видать, много сулил. Да что Ветру его посулы? Не так он глуп.
– Где живешь-то? – потряс он старика за плечо и наклонился, вслушиваясь.
"Торговый"… "три улицы". Все, что удалось разобрать. Потом еще "золотой".
– Торговый Круг, Золотой квартал? – тот, вроде, хрипел утвердительно. – Третья? Ну и занесло тебя!
В сердцах он длинно и замысловато выругался и мысленно извинился перед Олтромом: "Видишь, приходится иногда… Когда сказать больше нечего".
Далековато до Золотого квартала. Даже если он бегом побежит, даже если ему отопрут, послушают и поверят, даже если сами сюда побегут… и еще обратно… Он прикинул время. И решительно принялся пристраивать старика на спину. Тот все продолжал лепетать про свое богатство, но у Ветра была совсем другая надобность.
– Дом? Дом-то как отыскать? – процедил он, уже стоя на ногах и пытаясь поудобнее примостить на себе сползавшую ношу.
Кажется, высокий, в четыре этажа, это он тоже разобрал, дальше – непонятно. Старик то и дело впадал в какой-то бред. Не в состоянии держаться, он все время сползал со спины, как Ветер ни старался. Пришлось переметнуть его через шею, голову – на одно плечо, ноги – на другое.
– Ничего себе денек. То есть вечерок. – Он уже тронулся, балансируя на утлом настиле, из-под которого хлюпала вонючая холодная жижа, окатывая носильщика иногда до самого до пояса. – Вот ты мне уже и на шею уселся.
Ответа не было. Похоже, старик продолжал хрипеть в беспамятстве: клокотавшие внутри звуки сделались тихими и однообразными. Может, все это зряшная затея, подумалось Ветру, и он не успеет. Что ж… Если старик умрет, он попросту бросит его по дороге. Если же "благодетель" погодит с кончиной, то можно оставить его у дверей – и прощайте. Так и вовсе светиться не придется. А бежать за помощью, шум подымать, мельтешить перед случайными людьми да место указывать – только хуже будет. Плечом он чувствовал сердце старика. Оно еще билось, хоть и неровно. А его собственное сердце согревал заветный мешочек за пазухой. Старик ведь здорово помог ему – поможет и Ветер, и они в расчете.
Он старался шагать побыстрее, однако не очень-то получалось с такою ношей. Ветер не тешил себя надеждами: вполне возможно, что до восхода Линна он не поспеет. Что ж, это добропорядочные горожане, с детства до судорог страшившиеся дваров, умерли бы от ужаса, окажись они ночью вне стен и запоров. А ему оно не впервой. Надо просто знать, как от этих тварей бегать, как прятаться. И первым делом – как уничтожать. Уличное братство, к которому волею Нимоа принадлежал сейчас Ветер, порой гораздо опаснее дваров. Уж как-нибудь он найдет себе ночное укрытие, Вольный Город Ласпад пестрит тайными норами, а утром – ищи его, как в небе острокрыла.
Когда он дотащился до Торгового Круга, то уже изрядно выбился из сил, хотя перекладывал старика то так, то эдак. Снова пришлось ненадолго остановиться. Но отдыхал он мало, время утекало прямо из-под ног, и вскоре Ветер снова взвалил свою ношу на плечи. Теперь грудь старика вздымалась ровнее, и хрипеть он почти перестал. Похоже, умирать "благодетель" вовсе не собирался. Но бросить его сейчас на улице – на верную смерть.
Ветер тронулся в путь. Он хорошо знал эту часть города, что совсем не удивительно для "кормильца", как кличут в уличном братстве ему подобных. Но сам он в здешние дома не совался, занимался уличным промыслом, и в одиночку, без компании. Хоть иногда Кривой и заставлял подсобить. Да как против него-то попрешь? Покажет, горько подумал Ветер, как нюхлом не по ветру крутить, и еще раз мысленно извинился перед Олтромом. Что поделать, постепенно и к нему всякое цепляется… налипает, как уличная грязь, все толще и толще. Что тут скажешь…
Он уже отсчитал третью улицу в Золотом квартале и ковылял по ней, вглядываясь в дома, освещенные здесь, в самой богатой части Торгового Круга, уличными светильнями. Какая польза? Для собственного успокоения масло льют. Все равно все за надежными дверями да ставнями сидят. А такого слабого да редкого огня двары не очень-то боятся.
Несмотря на холод, с него лил пот. Хотелось избавиться, наконец, от груза. Первый дом в четыре этажа встретил его холодно. Сколько Ветер ни стучался в дверь, никто даже не откликнулся.
"Не тот, – справедливо заключил он. – Если бы тот, ждали бы старика, тревожились". И потащился дальше. Благо, даже в Золотом домов в четыре этажа немного.
Вот и второй такой – и то же самое молчание. Третий оказался на самой середине улицы. Он тоже слепо таращился на Ветра плотно закрытыми веками ставней, но его не проведешь – удалось разглядеть сочащиеся изнутри ниточки света. Там бодрствовали, и на его требовательный стук ответили сразу.
– Кто там? – пробасили из-за тяжелого створа. – Хозяин?
– Да, хозяин! – заорал Ветер. – Худо ему! Умирает!
– Кто это там? – раздалось в ответ после краткого молчания.
– Хозяина вашего притащил! Отворяйте!
– Пускай сам скажет!
За дверью послышались еще голоса.
– Да без памяти он! Умирает, говорю! – Ветер старался кричать в щель между створками, чтобы внутри его хорошо расслышали. – Оставляю тут его! На пороге! Ухожу! Решайте сами!
И он присел, стаскивая с плеч "благодетеля". За дверями завозились, заскрежетали запоры. Ветер заторопился, но, видно, что-то из одежды старика зацепилось за его многочисленные ремни, да так изрядно, что он никак не мог отцепиться. Он лихорадочно шарил по спине, нащупывая предательскую связку.
Заскрипела внешняя дверь, и Ветер наощупь резанул найденный узел, рванул со всей мочи. Что-то затрещало, кусок стариковского кадамча вырвало, но они так и остались связаны. Невидимые путы продолжали держать их, и Ветер в отчаянии опять хватил ножом, не жалея и уже не разбирая где что, но не успел.
Двери распахнулись. Пришлось спешно изобразить на обличье полнейшее благонравие, потому что эти трое, сплошным монолитом возвышавшиеся на пороге, настроены были очень недружелюбно. Передний бородач выставил вперед светильню, в другой руке он сжимал короткий, но весьма добротный, уж Ветер в том разбирался, клинок. Двое по бокам от него, помоложе, целили в гостя из арбалетов. Может, ему и удалось бы скрыться, используя свою сноровку, но не со стариком же на шее!
Но тут здоровяк с бородой уронил и оружие, и светильню и горестно возопил, очевидно, узрев ценный груз, ведь голова старика как раз свешивалась с плеча Ветра:
– Хозяин! Что с ним?
Те двое тоже все побросали. Вместе они окружили Ветра, точнее, старика на его плечах.
– Откуда я знаю? Он на улице упал, прямо передо мной! Ну, в нескольких шагах! – Ветер решил не поминать о Темных Кварталах. – Верно, худо сделалось. И рядом никого. – Он незаметно, но упорно сопротивлялся силе, втягивавшей его внутрь. – Да стойте ж вы! Глаз нет, что ли?! Он же ко мне прицепился!
– А ты ногами двигай! Хватит языком-то тереть…
Бородач отступил, и его подручные буквально втащили Ветра внутрь. А слуга уже вопил на весь дом:
– Госпожа! Госпожа! Господина привели!
"Привели", – горестно фыркнул про себя Ветер.
Дверь за ним захлопнулась. Пока двое слуг возились с завязками на кадамче старика, Ветер уныло прислушивался к скрежету засовов и плачу ключей, повернувшихся в двух замках. На всякий случай он посчитал замки и на внутренней двери, но это было уже так, для очистки совести. По замкам он не мастак. А в богатых домах все замки не простые – от таких, как Ветер. Ему не по зубам. И ставни – то же самое.
"Ну, все, – сказал он себе, – отбегался".
Сидеть ему завтра, в лучшем случае, в Башенном подземелье. В худшем – болтаться на веревке. Одна надежда, что старик не оживет. По крайней мере, до завтра.
Наконец, его отцепили. Старика потащили наверх. Ветер совершил последнюю попытку.
– Эй, погоди! – кинулся он к бородачу, только что наложившему засов на внутреннюю дверь. – Что же ты делаешь? Мне идти пора!
– Куда ж ты пойдешь, – махнул рукой бородач. – Вон, – и указал на счетный маятник над огромным камином. – Уж время. Линн, поди, подымается. – И снова заорал, тут же позабыв о Ветре: – Госпожа! Госпожа!!
И уже обычным голосом:
– Хозяина наверх понесли, госпожа.
Ветер обернулся. На лестнице стояла сухонькая невысокая старушка. Она прижимала руки к груди и переводила растерянный взгляд с Ветра на бородача и обратно.
– Я сбегаю, господина Пубеста разбужу, – вновь засуетился слуга.
Ветер проводил его взглядом. Бородач поднялся одним пролетом выше и исчез в боковом коридоре. Старушка тоже ожила: бросив на гостя невидящий взгляд, просеменила по ступенькам и тоже исчезла где-то наверху.
Ветер остался один, но ненадолго. Наверху царила явная суматоха. Что-то падало, слышались голоса. Снова промелькнул бородач, потрусил по лестнице с каким-то ящичком в руках, за ним спешил человечек в длинном ночном халате. Не иначе как этого самого господина Пубеста из постели вытащили. Потом много раз спускались и поднимались слуги: те двое и бородач. Они тащили наверх то какие-то склянки, то полотенца, то еще что-то, даже угли в совке.
Ветер тем временем обследовал запоры на прочность. Заслышав шаги, он чинно усаживался на одну из резных скамей и напускал на себя вид терпеливого и скучающего гостя, который пришел по делу и подзадержался не по своей вине.
Осмотр оказался неутешительным. Он крепко попался, и потому проклинал себя, как только мог, не извиняясь уже перед Олтромом. До того ли. Но, выпустив наружу самое черное отчаяние, Ветер снова обрел привычное присутствие духа, что не раз его выручало, и начал понемногу раскидывать умом.
По виду в нем уличного "кормильца" не заподозришь. Ветер никак не сойдет за какого-нибудь бродягу или темника из уличного братства. Оружие для мужчины – дело обычное, да и вряд ли слуги впопыхах разглядели, что именно у него там под плащом. Мелким украшательством костюма, которым хворают почти все представители его ремесла, как Кривой, например, и многие его приспешники, Ветер никогда не увлекался. И грубо, и уродливо к тому же. А плащ он и вовсе приличный выменял. А вот золото, что со старика снял… от него надо избавиться. Но как? Тут где ни спрячь… найти могут по случаю. И тогда все станет яснее ясного.
"Рискнуть надо", – решился он. Если старик до завтра не очухается, то утром Ветер преспокойно выскользнет из этой западни. А деньги при нем найдут, только если обшаривать станут, а с чего бы им? Вот если старик заговорит… Уж тогда – и так, и сяк выходит ему Башенное подземелье. А пока… Наружу проситься – дело зряшное. Ночью ни один приличный человек за дверь не сунется, а тот кто сунется – на уме что-то темное держит. Так что одно остается – спокойно утра дожидаться. Тогда и двери отопрут. Отчего не отпереть? Пока что на госте никаких подозрений. Вряд ли кто до восхода Канна разглядит в благородном спасителе темника из уличного братства. Может, еще и отблагодарят.
До конца увериться в собственной безопасности так и не удалось. Ветер чувствовал себя так, словно под ним не мягкие подушки, а портновские, куда втыкают иглы. Но время как-то коротать все равно приходилось. И он пристроился прямо на скамье, не снимая, впрочем, плаща, хоть камин еще теплился. Для осенней экипировки жарковато, однако от чужого глаза подальше – целее будешь.
В который раз он уныло озирал приветственный покой. В таком богатом доме Ветру еще бывать не доводилось, и в других обстоятельствах он бы с интересом тут поосмотрелся, и не только с целью что-нибудь стащить. Все-таки вор-то он только во вторую очередь, уж никак не в первую.
Все так и пестрило дорогими инкрустациями и позолотой. Богато, но без особого вкуса. Зато мебель удобная и подушки мягкие. Узорчатый каменный пол отполирован до зеркального блеска. Обычный сторожевой Дракон над входом. По трем остальным сторонам – еще три Дракона-хранителя. Все как полагается. Или нет? Ветер присмотрелся, даже привстал. Необычные у этих Драконов обличья. Что это у них, по одному глазу, что ли? Да, один большой глаз вместо двух. Старичок с причудами, однако.
Засыпать было нельзя, да поначалу и не хотелось. Но ночь выдалась трудная, вымотался он здорово, а суета наверху понемногу сменилась тишиной, и Ветер начал незаметно проваливаться в забытье. Лишь привычка дремать вполглаза помогла ему сразу очнуться, когда он почувствовал рядом чужое присутствие.
Хозяйка спустилась к Ветру. Витой подсвечник у нее в руке показался гостю совершенно лишним, потому что зала и так была освещена чрезмерно для уличного темника, он предпочел бы полумрак, чтобы скрыться от лишних взглядов. Стало не по себе, когда подле него оказалось еще тремя огнями больше. Как будто все его дурные намерения могут разом вылезти на свет.
На самом деле здешняя госпожа оказалась несколько моложе, чем почудилось Ветру вначале. Лицо ее успели избороздить неглубокие, но частые морщины, и кожа давно уже увяла, зато держалась она до сих пор прямо, и стариковские глаза, уже немного водянистые, смотрели на мир еще весьма уверенно. Ветра она разглядывала вполне благожелательно. Сразу видно: женщина добрая. У него глаз на людей наметанный.
– Приветствую с добром в моем доме. Не могу тебе выразить, как я благодарна, – голос у хозяйки давно утратил прежнюю привлекательность, но в нем еще не бренчали неприятные скрипучие ноты. – Ты ведь спас его… от смерти спас. Как будто сам Нимоа послал тебя! Это просто чудо… А как… – запнулась она, – мне тебя называть?
– Ветер, госпожа.
Обстоятельства требовали поклона, и Ветер склонился. Слегка. Не надо терять достоинства. Ведь это они ему обязаны.
– Ветер? – она заметно удивилась и повторила, точно не могла поверить сразу: – Ветер… А дальше?
– Просто Ветер. Мои родители рано умерли, я не знал их, поэтому больше ничего не сохранилось, – намеренно жестко бросил он.
Хозяйка почувствовала неловкость – видно, как она замялась. Ветер решил воспользоваться заминкой, чтобы оборвать ненужные расспросы:
– Что это за дом, госпожа? Клянусь Нимоа, у меня не было намерения здесь оставаться. Это все случай.
А вот теперь она здорово удивилась.
– Это дом господина Брана. Силивеста Брана. Неужели кто-то в этом городе не слышал о нем?
Как не слыхать! О богатстве Силивеста Брана ходили легенды, однако Ветру никогда бы и в голову не пришло, что этот сухощавый старик – тот самый известный богатей, с руки которого кормится половина Городского Совета. Знал бы – ни за что бы сюда не сунулся.
– Я недавно в Ласпаде, – уклончиво ответил он.
– А я – Ивария Бран, супруга господина Брана, – важно сообщила хозяйка.
Ветер снова отвесил поклон, теперь уже поглубже.
– Я вижу, мои слуги совсем о тебе позабыли. Но все они нужны были там, наверху. Я уже позаботилась исправить упущение: комната для нашего гостя готова.
– Не стоит так обо мне заботиться, госпожа! – вскричал Ветер. Холод ринулся вверх по спине. – Как только Канн взойдет, я покину этот дом.
– Я пошлю слугу с вестью для твоей семьи, как только Канн взойдет! Только скажи куда.
Ловушка почти захлопнулась.
– У меня нет семьи, госпожа Бран.
– Так куда же? К родичам?
– Но, госпожа Бран… зачем это? Я и сам…
– Разве ты не понял, кого спас? Кого избавил от гибели? – перебила старуха. – Ведь мой супруг, без сомнения, захочет достойно вознаградить тебя за труды и за благородство! – С каждым мигом она набиралась все большей важности. – И будет очень недоволен, когда узнает, что ты ушел с пустыми руками. Что я отпустила тебя просто так! Однако… лекарь Пубест говорит, что муж мой проспит очень долго. И беспокоить его никак нельзя, необходим покой.
– Но мне не нужна его награда! – старался Ветер из последних сил, отчаянно рискуя вызвать у нее подозрение своим странным, глупым бескорыстием.
– Но он велел, – и "он" прозвучало очень твердо, – чтобы ты обязательно дождался его пробуждения. И я ему обещала.
Рукой, покоившейся под плащом, Ветер сжал рукоять ножа, чтобы не выказать своего отчаяния.
– Так он очнулся? – с неподдельным изумлением спросил он у старухи. И сбивчиво добавил, уже понимая, что его хотят задержать до прихода стражников: – Что ж, очень рад… храни его Нимоа. Я-то ведь боялся, что не успею вовремя. И вот, успел…
Хозяйка так заулыбалась, что все сомнения улетучились. Старик явно очухался. Тем хуже для Ветра.
– Он так тебе благодарен! – прямо расцвела она, будто еще одной свечой стало больше.
Это совсем не походило на притворство, и Ветер окончательно запутался.
– Так благодарен! – продолжала она, захлебываясь от восторга. – Послушай меня, мальчик… Ветер, – она почти упрашивала, силясь во что бы то ни стало выполнить волю своего мужа, – мы не можем тебя одарить против воли… Нет, подобное бескорыстие делает тебе честь, и все же… верь мне, многое во власти Силивеста Брана! Я ведь вижу: ты не богат, не знатен. Если же он захочет, то даст тебе столько, что и во сне не привидится! Мы уже доживаем свой век, но старики часто дорожат жизнью даже больше молодых. Он очень хворает, и каждый прожитый день для него – как подарок. И для меня тоже. Мало кто сделал бы то, на что решился ты… в этот час перед восходом Линна… да еще без всякой корысти. Это же чудо, что именно ты оказался рядом, когда случилась беда! – она уже плакала. – Тебя не иначе как сам Нимоа прислал!
– Нимоа, – только и повторил Ветер.
Ничего не понять. Госпожа Бран не могла притворяться так умело. Не из таких она. Ветер бы ее игру учуял с первого же слова.
– Да, Нимоа, – она присела на скамью, Ветер оглушено опустился следом, и теперь ее старушечье лицо придвинулось еще ближе. – Он все время повторяет, что тебя прислал Нимоа. Что его ограбили, устрашили, бросили умирать, – захлебываясь слезами, начала тонко подвывать она, – и никто не пришел на помощь, только ты! Разве это не воля Нимоа? Спасибо тебе, спасибо, мальчик!
Ее заклинило. Она рыдала, как безутешный ребенок, и повторяла "спасибо тебе, мальчик" будто заговор какой-то. Слез было так много, что женщина не успевала вытирать их насквозь мокрым платком, и они прокладывали себе путь меж морщин, стекали на платье. Седая прядь, выбившаяся из-под высокого чепца, прилипла к коже. Дряблые щеки покраснели и тряслись мелкой дрожью.
Ветер не знал что делать. Как будто из-под ног у него выдернули землю, и потому его находчивость молчала, не в состоянии найти опоры. Он никогда не видел подобного так близко. Попробовал ободрить, похлопывая по плечу, но стало еще хуже. Ну, и как там поступают с рыдающими старушками, чтобы привести их в чувство? Хотелось выбить дверь и выскочить наружу, потому что сейчас ему не хватало воздуха. Но оставалось только беспомощно сидеть и ждать, пока бесконечный поток рыданий иссякнет.
Наконец, госпоже Бран полегчало, теперь она только изредка всхлипывала, спешно приводя себя в порядок, и Ветер снова обрел способность думать. Яснее ясного – старик так и не рассказал хозяйке, что на него напал никто иной, как сам благородный спаситель. Вот только сам-то помнит? Или у него в голове все окончательно перепуталось? Может быть… да, возможно…
И вот что отрадно: хотел бы старик его к стражникам спровадить, скрутили бы уже. Эти трое. К тому же, это Ветер видел троих, но в доме наверняка побольше слуг. Посидел бы ночь в подвале, потом и в Башенное подземелье пора. А старик либо совсем от удара из ума выжил, либо своего обидчика почему-то до поры закладывать не хочет. Дело ясное. Ветра немного отпустило.
Может, правда денег еще отвалит. Только раньше времени успокаиваться не след. Вдруг подвох.
А хозяйка тем временем пришла в себя, смущенно извинилась и посеменила возвращать себе благопристойный вид, оставив Ветра одного. Вскоре один из давешних знакомцев с арбалетами принес полный поднос еды. Прекрасное витамское вино, фрукты, мясо, белый сыр, свежий хлеб. Столько и за два дня не съешь. Что ж, сдается, сегодня он все-таки в выигрыше. Да и увесистый мешочек с золотом все еще у него за пазухой. И Ветер принялся уплетать за обе щеки, пока можно.
В середине трапезы вновь появилась хозяйка. Она уже обрела прежнюю уверенность и горела желанием услышать подробности. Но Ветер всегда придерживался правила: чем меньше врешь, тем меньше придется выворачиваться. Поэтому в двух словах дал понять, что толком ничего не знает, и вообще – сам испугался. Домой возвращался, торопился – еще бы, до восхода Линна всего ничего осталось – и тут услыхал стоны, хрипы. Кинулся – человек, помочь просит. Не оставлять же! Ведь на верную же смерть! Стража-то наверняка вся попряталась, неизвестно, пройдет ли там еще кто. А несчастный уже едва мог говорить, но выдавил, где живет да как туда выйти. Здешних лекарей Ветер не знает, не сподобился за малой давностью пребывания в Ласпаде. Потому и решился сюда тащить, думал, как-нибудь доковыляет, а там уж и до дома добежать успеет. Да не получилось – уж больно ноша оказалась тяжела.
Ивария Бран время от времени кивала, вставляла слово, другое. Ветер ловко вытянул из нее историю, что она сама успела узнать от мужа. Очень немного. Большая часть была ему и так известна. Напали, ограбили, бросили умирать. Вот тут-то и появился спаситель. Должно быть, старик на самом деле все перепутал.
Оставалось еще одно странное обстоятельство: зачем такой человек как Силивест Бран бродил в Ледах перед самым восходом Линна, один, без самого захудалого слуги за спиной, да еще с таким увесистым мешочком, полным золота. Но госпожа Бран не выронила ни слова, чтобы прояснить столь темное дело, а спросить прямо Ветер поостерегся, хоть его разбирало любопытство.
Вот и все, говорить больше не о чем. "Спаситель" с трудом подавил зевоту. Он очень устал, и если можно где-нибудь отдохнуть… Женщина спохватилась и, взяв свой подсвечник, самолично повела его наверх, на третий, видимо, гостиный этаж.
Ему впервые доводилось коротать ночь в таком богатом месте, но усталость уже брала свое, и Ветер решил, что хорошенько рассмотрит все завтра утром, при свете восходящего Канна. Он скинул только сапоги, плащ и ременные перевязи. Орудия своего ремесла и золото тут же старательно распихал под многочисленные подушки изголовья, не желая выставлять напоказ свое добро. А в остальном, как был, рухнул на постель.
Утро принесло с собой новое беспокойство. Он положил себе проспать всего лишь до восхода Канна – не так уж и много. Но то ли сильная усталость, то ли небывалое напряжение последней ночи надолго усыпили Ветра, давно наученного спать вполглаза. Когда он, наконец, открыл глаза, то понял, что безобразно просчитался. В комнате царила все та же темнота, но в узенькие щелки плотно пригнанных тяжелых ставен сочились золотистые струйки света Канна.
Выбраться из окна он, конечно же, не мог, это Ветер еще вчера проверил: сковырнуть засовы, ставни открыть – плевое дело, а вот решетки – уже не шутка. Возиться с ними – дело долгое, и если за ним приглядывают, то несколько раз повязать успеют.
Судя по звукам, дом уже давно проснулся. Делать нечего, Ветер ощупью оделся и решительно толкнул тяжелую дверь. Выйти можно только там, где зашел, поэтому вперед, шаг за шагом. Уж лучше заветный мешочек за пазухой, чем обещание какой-то призрачной награды, которую ему вполне могут выдать и в Башенном подземелье.
Едва он успел сделать несколько шагов по узкому и сумрачному коридору, как откуда-то сбоку, из неглубокой ниши, выскочила девушка в темном, простеньком платье. Из слуг. Маленькая, пухленькая и аккуратненькая, ну просто загляденье. Пышечка. Она легко склонила кудрявую головку и прожурчала обычное приветствие:
– Приветствую с добром… господин, – она невольно запнулась, так не похож был гость на важную персону, которой следует выказывать почтение.
Тут же не удержавшись, сверкнула глазками, бросилась в сторону лестницы и звонко крикнула:
– Тэсил, он уже проснулся! Скажи госпоже!
Ветер сразу потерял интерес к соблазнительной девчонке. Оказывается, его караулят. Девушка тут же вернулась обратно и теперь стояла рядом, улыбаясь гостю, как и положено прислужнице, но отнюдь не с почтением. Скорее с любопытством. Ветер вскользь к ней присмотрелся, как он умел, вроде бы совсем не глядя. Но ничто не сказало ему об опасности или скрытой угрозе.
– Госпожа Ивария ждет, господин… – она вновь запнулась.
– Ветер.
Заметив ее удивление, хмуро подумал: "И почему это ночью суетились мужчины? А она где была? Или эти Браны ночью в доме прислуги не держат? И только троих оставляют, для охраны? Странные, однако, старики".
– Господин Ветер, госпожа Ивария давно ждет тебя! – повторила девушка уже настойчивее и сама направилась к лестнице, указывая путь.
Ну и что оставалось? Оттолкнуть ее и бежать, пока не опомнилась, не закричала? А что если внизу его тоже караулят? Он последовал за девушкой. Может, все еще обойдется.
Он едва узнал вчерашнюю старуху. Ее обычный, и, наверняка, весьма "скромный" по здешним меркам наряд совершенно преобразил госпожу Бран, от вчерашнего беспорядка в ее облике не осталось и следа, седые волосы были тщательно уложены и полускрыты легкой муаровой шапочкой, лицо слегка подрумянено. Никакая не старуха, а важная дама преклонных лет. Что не изменилось со вчерашнего – так это ее доброжелательное участие, и Ветер опять успокоился. Она сама решила проводить гостя, как только Тэсил узнает у лекаря, как там дела, и сможет ли господин Бран сейчас принять Ветра.
Тэсилом оказался вчерашний бородач. Он возвестил, что господин Бран с нетерпением ожидает гостя. Ему гораздо лучше. Ветру в нем почудилось то ли довольство, то ли облегчение, странное для обычного слуги, если только он не служит хозяину много лет и не привязался к нему всем сердцем.
– Можешь идти. Я сама провожу нашего гостя.
Тэсил молча исчез. Ветру же вновь предстояло пройтись здешними коридорами, вместо того чтобы выйти на свободу. Хозяйка – назвать ее старухой Ветер уже не мог, даже про себя – шествовала впереди, неторопливо, с достоинством. Эта неспешность позволяла ей немного скрывать свой возраст.
Идти пришлось недалеко. Госпожа Бран осторожно постучала, прислушиваясь. Скоро дверь приотворилась, оттуда выскользнул вчерашний человек в халате. Он явно провел здесь всю ночь. Об этом ясно свидетельствовал его помятый вид, воспаленные глаза уныло смотрели на Ветра.
– Господин Бран желает видеть гостя, – тихо сказал он. – Ему гораздо лучше, но не стоит излишне его утомлять.
И обратился к хозяйке дома:
– Просто чудо! Чудо, насколько ему лучше! – Лекарь покачал головой, приподняв брови, что, должно быть, означало у него высшую степень удивления. – Я там уже не нужен. То есть мое постоянное присутствие ни к чему. Пойду к себе, отдохну немного. Если что-нибудь случится… если господину Брану станет хуже – непременно пошлите за мной.
Госпожа Бран между тем доброжелательно кивнула гостю, словно подталкивая его взглядом. Ветер шагнул через порог. Дверь за ним тихонько затворилась.
Не по-осеннему яркие лучи Канна мягко струились сквозь негустую светлую занавесь, закрывавшую всю стену с окнами, поэтому свет в большой опочивальне оставался приятно приглушенным. Ветер сразу же покосился на огромную кровать, где, полусидя на подушках, покоился давешний старик. То есть должен был покоиться тот самый старик. Ведь в вечернем сумраке Ветер плохо разглядел свою жертву.