Текст книги "Как заключенные в раю (СИ)"
Автор книги: Людмила Немиро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– О… как здорово! – встрепенулась я, радостно подскочив. – Конечно помню, Мик. Я так рада за вас.
– Ну погоди. Мы же еще не выиграли, – усмехнулся Микаэли, и его зеленые глаза засветились предвкушением. – Но, возможно, у нас получится. Йоаким неплохо подготовился. Голос подтянул…
– Я… верю… в вас, – проговорила я с паузами и немного запинаясь, потому что при мысли о Ларссоне снова напала тоска.
Мик тут же ткнулся своим плечом в мое, сказав:
– Да ладно тебе, Миа. Он тоже один. Неплохо бы встретиться. Вы хотя бы поговорили.
– Я не могу.
– Почему? – удивился Микаэли. – Какой смысл строить из себя обиженных?
– Какой смысл? – возмутилась я, покраснев. – Он накинулся на меня, хотя я попросила его остановиться. Так потом еще и «любовалась» его недовольством. Это не я должна извиняться.
Мик молчал, наблюдая за моим лицом, а я, притихнув, отвернулась и уставилась прямо перед собой, но тут услышала:
– Понимаешь, Миа, парню это как удар ниже пояса. Ты задела его самолюбие, отшив. Йоаким не привык к такому. Девчонки всегда вились вокруг него. Просто вам нужно научиться… – Мик задумался на мгновение, но не стал заканчивать фразу и вдруг предложил: – Хочешь, я поговорю с ним?
Я очень хотела, но разве можно в таком признаться вслух. Вместо положительного ответа я грустно покачала головой.
– Нет, не стоит этого делать.
Микаэли ничего не сказал, и вскоре мы распрощались.
Глава 7
Maybe we'll meet again
Может, мы встретимся снова.
Europe
По стеклу тихо стучал дождь. Я грустно наблюдала за темными облаками, плывущими по небу, сидя у окна. Выходные. Скучные, однообразные выходные. Летнее веселье осталось далеко позади, и я могла лишь вспоминать, окунаясь в то волнительное состояние, когда обнимала Йоакима…
Я очень по нему тосковала. Мне приходилось что-то делать, чтобы не позволять сердцу тяжело стучать в горле, утопая в горестном одиночестве. Почему я решила, что действительно влюблена в него? Почему мне было так плохо? Ведь мы даже не встречались.
Да потому, что Йоаким плавно переместился на важнейшее место в моей жизни. Он был рядом постоянно, в моей голове, само собой, в моих фантазиях. Боже, я не могла нормально спать и есть, превращаясь в вытянутую тростинку, которая вот-вот сломается на ветру. Я ждала Ларссона. Всем сердцем верила, что он придет. Когда-нибудь. Ох уж эта гордость…
Я встрепенулась, потому что ко мне в комнату сунулась мама, до этого тихо постучав.
– Миа, спустись вниз, пожалуйста, – сказала она, глядя на меня с выражением некоторой затаенности, будто что-то недоговаривала. – Поторопись.
Я судорожно сглотнула, чувствуя нечто особенное, встала, отбросив в сторону теплый свитер, машинально взглянула на себя в зеркало, пригладила волосы и пошла вслед за мамой.
– Привет. – Я застыла на нижних ступеньках лестницы, уставившись в лицо Ларссона.
Он стоял у двери, весь промокший, а в руках держал два шлема, теребя ремешок одного из них. Несмотря на то, что Йоаким глядел на меня смело и прямо, я вновь ощутила ту же волну напряжения, и это едва не подогнуло мои колени. Я, ощутив жуткую слабость в конечностях, кивнула и спросила:
– Что случилось?
Парень моргнул, отводя глаза и как будто с интересом рассматривая обои, проговорил:
– Просто подумал, не захочешь ли ты со мной прокатиться до города… Но, забудь, я так… по пути заскочил и… – Ларссон принялся пятиться к двери, а я тут же быстро двинулась к нему, но дорогу мне преградил папа, покосившись на Йоакима.
– Миа, на улице дождь, – сказал отец, а я непонимающе уставилась ему в глаза, пока Ларссон ждал, и умоляюще прошептала:
– Пап… пожалуйста…
Отец несколько секунд внимательно всматривался в мое лицо, после оглянулся на Йоакима и, досадливо цокнув, ответил:
– Ладно. Оденься потеплее. И давайте без глупостей там… всяких.
Я навела в своей комнате невероятный беспорядок, пока искала подходящую одежду, но, наконец, собравшись, сбежала обратно вниз. Даже не взглянув на родителей, я выскочила на крыльцо, где меня дожидался Йоаким, остановилась на мгновение, а после, не думая о том, что папа может посмотреть в окно, обвила руками шею Ларссона и мягко прижалась губами к его губам, от чего парень притих.
Он был безумно удивлен, без сомнений. Но эйфория, охватившая меня, затуманила разум, и я, продолжая обнимать Йоакима, который осторожно держал меня за талию, целовала его, как умела. Возможно, робко и целомудренно, однако ему нравилось. Я это чувствовала.
С ума сойти, всего каких-то двадцать минут назад я была бесконечно несчастной, а теперь вот…
Мы ехали на мотоцикле Мика, и вновь я ощущала это запах, вновь обнимала Йоакима, не веря в то, что он пришел. Это был шквал счастья, обрушившегося на меня так внезапно, что становилось немного жутко. И неважно, что куртка промокла под дождем, неважно, что мы не поехали в город, а вместо этого, исколесив округу, вдруг оказались у дверей гаража. Я весело смеялась, когда мы вдвоем затолкали мотоцикл Микаэли под козырек, а после замерзшие до стука зубов вбежали в теплое помещение, и Йоаким закрыл дверь, погрузив нас в темноту.
– Где ты? – дрожа спросила я, протянув руки, и парень тут же перехватил мои запястья, дернул на себя, а после обнял за плечи, раскачивая из стороны в сторону.
– Не бойся, – усмехнулся он, и над головой вспыхнула тусклая лампочка.
– И не думала бояться, – рассмеялась я в ответ, на что Йоаким тут же сказал, чуть отклоняясь назад, чтобы видеть мое лицо:
– А в тот раз я тебя сильно напугал… Мик… Мы поговорили с ним немного.
Вспомнив нашу с Йоакимом последнюю встречу, я смутилась, освободилась от его рук и присела на диванчик.
– Э… ладно… – качнул головой Ларссон, как будто пытаясь сгладить момент, но я перебила его:
– Не ладно. Ты действительно был слишком резок со мной. Я не привыкла к такому, – и намного тише, – ни с кем ведь не встречалась раньше.
Я, осторожно взглянув на него, дожидалась ответа, а парень потер пальцами губы, косясь на меня, а после как ни в чем не бывало предложил:
– Сними куртку, а то простудишься, – и сам же стащил свою «косуху».
Я повиновалась, после встала и повесила куртку на спинку деревянного стула, а Йоаким за спиной вдруг произнес:
– Я не хотел тебя пугать. Просто ты действительно выглядела очень… – он подбирал слова, – очень привлекательно.
Не сдержав улыбки, я обернулась к Ларссону, наивно спросив:
– Правда?
Ларссон хохотнул.
– Правда.
Больше мне нечего было сказать, я утопала в теплом, чуть смеющемся взгляде парня. Он рассматривал меня так, как если бы пытался запомнить, а потом слова Йоакима, произнесенные тихим голосом, сбросили меня одним рывком с небес на землю:
– Мы скоро уезжаем, Миа. Запишем альбом, и начинается тур по Европе. Мы одержали победу в состязании. Теперь нашим временем распоряжается менеджер.
Йоаким стал покусывать губу, глядя на меня в ожидании, а я…
Что я? Разве я могла впасть в истерику от того, что неизвестно когда увижу Ларссона? Мика, Джона… всех. Нет, я не должна была подавать виду, хотя бы потому, что они выиграли, они оказались лучшими.
– Боже, Йоаким, это прекрасная новость! – сказала я как можно радостнее. – Я ничуть не сомневалась, что вы займете первое место! С ума сойти, как это здорово!
Ларссон несколько секунд смотрел на меня с восторгом и благодарностью, а после…
Он в два шага оказался рядом, обхватил мое лицо ладонями и впился в губы с поцелуем. Йоаким целовал меня совсем не так, как я его. Это была страсть, которая рвалась из него наружу. Даже мне, совершенно не знакомой с подобными ощущениями, стало душно, а жар тела Йоакима окутал все мое существо. Я внезапно, будто вспыхнув изнутри, тихо простонала, тут же покраснела со стыда, а Ларссон, уловив этот звук, на мгновение оторвался от моих губ, внимательно посмотрел в глаза и снова прижал к себе.
Голова кружилась просто немыслимо, а одна-единственная мысль о том, что это наша последняя встреча – я была в этом убеждена – подталкивала к действиям, на которые я не пошла бы раньше.
Мои руки сами потянулись к талии Йоакима, и он лишь плотнее прижался ко мне, позволяя себя трогать, а я изучала, гладила его живот, спину, перемещая руки на плечи, мягко проводя по лопаткам. Ларссон сипло дышал мне в шею, оторвавшись от губ; скользил кончиком языка по моей разгоряченной коже, от чего я буквально повисла на его руках. Потому спустя несколько минут осознала, что лежу на диванчике, а Ларссон, лихорадочно сорвав с себя майку, уже опускался сверху.
Я пылала изнутри, мне чего-то не хватало, было до слез мало губ Йоакима, мало его прикосновений. Тело реагировало на тяжесть веса парня, когда он, осторожно отведя в сторону мое левое бедро, устроился так, что у меня тут же перехватило дыхание. Его пах упирался в меня, и я окончательно провалилась от накатившего сильного желания. Я не знала, что это будет настолько ярко, сильно и откровенно. Смущение не отходило, но мне стало чуточку лучше, будто пришло облегчение. Теплые пальцы Йоакима пробежались по моим ключицам, спускаясь к груди, а после он задрал мою кофточку и зацепился за кромку бюстгальтера. Я дернулась, жутко краснея, на что парень тут же отреагировал, прохрипев:
– У тебя еще никого не было?
Я готова была провалиться сквозь землю со стыда, но по сути ведь ничего ужасного он и не сказал.
Я качнула головой, говоря этим, что с парнями никогда не спала.
Ларссон широко улыбнулся, и, наклонившись ко мне, пробормотал:
– Тогда можно я…
Господи. Господи. Боже…
Мое сердце заколотилось с такой скоростью, что даже целующий верхнюю часть моей груди Йоаким почувствовал это, и, вскинув на меня глаза, еще раз улыбнулся.
Он снова привстал, сунул руки мне под спину и дрожащими пальцами расстегнул застежку бюстгальтера. Вот тут я совершенно и окончательно впала в состояние паники, потому что оказаться перед ним почти без одежды, было равносильно самому яркому откровению. Для меня конечно.
Отчаянно отводя руки Йоакима, я уже хотела вновь накричать на него, но он вовремя поцеловал меня, при этом сжав мои запястья. Я была беспомощна. Йоаким старательно себя сдерживал, словно даже оттягивал момент, дразня языком и проводя им по моим пересохшим губам. И я нервно ерзала спиной по дивану.
Но вскоре Ларссон отпустил меня, позволив вцепиться в его предплечья, а сам поспешно стащил с моих бедер штаны вместе с трусиками. Я не хотела, чтобы он смотрел на меня вот так – пожирающим взглядом, жадно скользя глазами по моему телу, но Йоаким все же смотрел, не давая мне прикрыться.
– Ну перестань, Миа, – тихо пробормотал он, когда я в очередной раз отвернулась.
А потом мне стало холодно, потому что Ларссон встал, и я поняла – он раздевается.
От ужаса сердце провалилось в желудок. Я не могла поверить, что сейчас лишусь девственности, причем первым моим мужчиной станет именно Йоаким. Это переворачивало в моей душе все, что только могло перевернуть. Сильная дрожь охватывала все тело, к горлу подкатывала тошнота, и я, шумно сглатывая слюну, теребила мягкую подушку, отвернувшись от Ларссона, а он, отшвырнув джинсы, коснулся рукой моего бедра и мягко уложил на спину. Я так боялась… так боялась, что явно выглядела просто ужасно, потому Йоаким, глядя мне в глаза и устраиваясь между моих бедер, мягко улыбался.
– Все хорошо, да? Миа, все хорошо? – спросил он, а я вытаращилась на него с нескрываемым страхом, потому что ощутила, как… Он упирался в меня! Я так колотилась, что Ларссону пришлось ждать, успокаивающе поглаживая меня по щеке, и я совсем не расслабилась. Просто не могла, потому что чувствовала – это не мое время. Не то время, не то место. Только человек тот, а остальное… Все стало для меня холодным, чужим, нереальным. Словно я смотрела на себя со стороны, не понимая, что происходит. А мне казалось, это должно быть нечто невероятное, такое, от чего захватит дух, и я полностью отдамся человеку, которого люблю. Но ведь это не любовь, а если она, то почему мне так страшно?
– Миа… – снова позвал парень, и я, вздрогнув, посмотрела ему в глаза. – Ничего плохого не случится. Понимаешь?
Я закивала, но не слишком-то поверила словам Йоакима.
– Тише… – выдохнул он, когда я дернулась от его пальцев, коснувшихся моего самого чувствительного места, и, приоткрыв губы, я задышала чаще, потому что эти прикосновения были потрясающими. Он помогал мне успокоиться, он готовил меня к главному. Я стала наливаться тяжестью, прикрывая от удовольствия глаза, грудью прижимаясь к телу Йоакима, а он продолжал. – Хорошо… – услышала я шепот Ларссона, а потом он добавил, напрягшись, – прости, кажется, тебе будет немного больно. Прости меня…
Я затаилась, но, не дав мне опомниться, Йоаким осторожно подался бедрами вперед, совсем немного погружаясь в меня, и толкнулся второй раз еще глубже, и я, широко распахнув глаза, приподнялась на локтях, принявшись отодвигаться. Это было слишком. Для меня это был сущий кошмар. Я так сильно испугалась от накатившей боли после толчков Йоакима, что просто зарыдала в голос – без слез и истерики. Я просто проревела, качая головой:
– Не могу! Не надо, пожалуйста!
– Миа… рано или поздно это случится… – с досадой прохрипел парень, все еще наваливаясь на меня. – Пожалуйста, позволь мне.
– Нет! – я закричала, отворачиваясь от парня. – Не хочу!
– Миа…
– Нет, Йоаким, нет, я не могу! Мне больно!
– Я знаю! Знаю. Прости… я не виноват. Позволь…
– Нет. Нет. Нет…
Ларссон тяжело выдохнул, уткнувшись носом в мою ключицу, после резко встал, и я почувствовала, что отгородила его от себя раз и навсегда. Будто кусок оторвала. Ведь его слова – «пожалуйста, позволь мне» – прозвучали как просьба, мольба. Он хотел быть моим первым, я это поняла, но неконтролируемый страх окутал все мое тело, охладил душу, будто меня окунули в ледяную воду.
Совсем не плача, я медленно одевалась, глядя в спину Йоакима, натягивающего свои джинсы, и понимала, что сейчас он готов меня убить, но молчала.
Ларссон вышел из гаража первым. Чуть позже и я, приведя себя в порядок, тоже тихо приоткрыла дверь. Я увидела его, сидящим на мотоцикле. Он курил и даже не повернул головы, не отреагировал на меня, усевшуюся позади него, только шлем протянул. В ледяном оцепенении Йоаким довез меня до дома, лавируя между машинами, мчась вперед так, словно хотел немедленно от меня избавиться.
И когда я спрыгнула с мотоцикла, то собралась сказать ему, что мне искренне жаль, ведь так и было, но Йоаким опередил. Не глядя на меня, он бросил с обидой и горечью:
– Надеюсь, ты найдешь кого-то более достойного, – и потом уже тише: – Только не ошибись, Миа…
Это разорвало мою душу в клочья, разбило сердце о твердый мокрый от дождя асфальт.
– Йоаким, я… – мне пришлось кашлянуть, потому что парень как раз перевел на меня свой взгляд, от которого я вросла в землю. Это было слишком откровенно и больно. Ему тоже, Ларссону тоже было больно. – Я не такая. Мне незнакомо все это. Я не могу так…
– Не надо, Миа, не напрягайся. Я ведь понял, что ты не из любопытства таскаешься с Микаэли. Это ведь именно он тебе нужен, правда?
– Что? Что ты говоришь? – мои губы едва могли шевелиться, а язык мешал и совсем не способствовал нормальному произношению. Я шагнула к Ларссону, но он выставил руку, останавливая меня.
– Я говорю то, что вижу, Миа. Мне жаль… что ты не та, за кого я тебя принял…
Загудел двигатель. Я, моргая и будто внезапно впав в какой-то кретинизм, таращилась на Йоакима, и понимала, что должна объясниться, но как и есть ли смысл? Он выглядел уверенным в своей правоте.
– И мне жаль, – только и смогла сказать я.
Ларссон не услышал меня за шумом, но, бросив в мою сторону еще один взгляд, выворачивающий мне все внутренности, парень выкрикнул:
– Удачи тебе, Миа! – и повторил: – Не допусти ошибки!
Я стояла напротив крыльца, продолжая мокнуть под мерзким дождем, и чувствовала себя втоптанной в грязь, измученной и полностью уничтоженной таким недоверием. Наверняка стояла долго. Окоченели руки, и я перестала чувствовать свои пальцы. Но все равно стояла…
Слова Йоакима продолжали тукать в висках, и я прокручивала их уже, вероятно, сотню раз. Это было невыносимо…
Потому, не боясь больше ничего и никого, я влетела в дом, буквально захлебываясь своей болью. Огибая испуганных родителей, что выскочили мне навстречу и говорили какие-то нелепые слова, я прокричала что есть силы:
– Оставьте меня в покое! Просто оставьте в покое!
И грохот захлопнувшейся за моей спиной двери разорвал ошеломленную тишину дома.
Громкие рыдания выплеснулись из моей груди так резко, что я зажала рот ладонями, а после были только стоны.
Это умирало наивное детство. На смену ему медленно приходило осознание, что необходимо принять очевидное: я упустила, потеряла его – одного-единственного человека, задевшего меня так глубоко.
Глава 8
It's the final countdown
We're leaving together…
Это последний обратный отсчет
Мы улетаем вместе…
Europe «The Final Countdown»
Как бы не плыло время, оно все равно слишком быстротечно. Широко шагает вперед, оставляя позади воспоминания: обрывки фраз, будоражащие взгляды, мечты.
Когда-то я была спокойна, собрана и всегда получала новые знания, что, без сомнений, помогало мне проживать день за днем, не задумываясь о слишком далеком будущем. Но теперь и я не понимала, что ждет меня за поворотом. Мое время утекало, а я просто училась, вынуждая себя думать лишь об университете. Просто ходила на уроки, выполняла домашнее задание, созванивалась пару раз в месяц с Катаржиной, но ничего ей не рассказывала о случившемся. Не по причине недоверия. Скорее, я боялась, что подруга отыщет оправдание Ларссону, и я стану винить себя, а пока на плаву меня держала именно обида на него.
Но в один тихий зимний вечер, когда я снова беседовала с Катаржиной, она вдруг сказала:
– Звонил Джон…
– О… Кати, пожалуйста, ни слова о них, – мгновенно перебила я.
– Нет, погоди…
– Кати! Я повешу трубку!
Подруга тяжело вздохнула.
– Ладно, успокойся. Просто они большие молодцы. Это все, что я хотела сказать, – заверила Катаржина, но нет, это было не все.
Она явно недоговаривала чего-то. Конечно, меня мучило любопытство, но страх получить новую порцию боли был сильнее, потому я упорно молчала, а после, когда в трубке раздался тихий голос Кати, невольно вздрогнула, осознав, что задумалась о Йоакиме.
– Миа, поверь, после того дня, когда у вас там что-то случилось… А я не имею понятия, что именно… Ты разве не хочешь знать, как он он живет, что с ним, все ли в порядке? Я не понимаю, почему ты так боишься этого, – сказала Кати, и я в ее голосе услышала искреннее беспокойство.
Мне стало так стыдно из-за того, что я не рассказала ей, ведь это несправедливо. Катаржина как раз тот человек, который не осудил бы меня. Потому, помолчав немного, я прочистила горло и честно призналась:
– Мы едва не… – мне все же стало неловко, – мы едва не переспали. Это так… прости, это звучит так отвратительно и пошло. Ведь я верила, что между нами происходит что-то важное, а ему нужно было просто…
– Боже, Миа, – перебила меня подруга, – ты такая наивная. Тебя погубит этот мир, если ты не станешь более прозорливой, – и она добавила тверже: – Что было потом? Почему ты его снова отшила?
Я задохнулась от изумления.
– Ты винишь меня?
– Да, потому что только ты могла понять все не так, как есть на самом деле, – отрезала Катаржина. – Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, но случай с Ларссоном… Просто, Миа, это ревность. Она может принимать нелепые формы. Я знаю. Джон как-то заикнулся о том, что между Миком и Йоакимом что-то произошло. Они долгое время почти не разговаривали, постоянно ссорились. Думаешь, я не догадалась, что дело касается тебя? Ты отвергла парня, а он воспринял это так, будто виноват Микаэли. Вероятно, Йоаким решил, что ты заинтересована его другом больше, чем им самим, понимаешь? Я уверена, Ларссон тоже гад еще тот, но и ты не слишком-то права. Однако… – Кати перевела дух и добавила с улыбкой, я услышала радость в ее голосе: – Мне приятно, что ты не такая податливая. Поздравляю, моя хорошая, ты все еще девственница.
– И что это дает? – грустно отозвалась я. – Тоску по тому, кого потеряла? – и тут же горячо выпалила: – Я понимаю, Кати, понимаю, что так лучше. Я и не должна была, зная парня всего-то несколько месяцев, раздеваться перед ним. Он даже не спрашивал о моих увлечениях, только и запомнил, что я намерена стать пиар-менеджером. Это неправильно. Я не хочу, не хотела подобных отношений. К тому же он артист… ну, пока не совсем, но точно им станет. А что я? Уеду в Англию и стану его ждать? Нет, это не так. Я, Кати, – мне сдавило горло от эмоций, – не смогу ждать его, видеть по телевидению, как он обнимается с девушками, поет для них. Это ужасно…
Катаржина молчала, видимо, дожидаясь конца моей реплики, а когда я притихла, она вздохнула и сказала:
– Надеюсь, тебе полегчало от высказанного. Нельзя такое носить в себе, моя хорошая. Запомни, друзья на то и нужны – не давать упасть. А если ты упадешь, я всегда подниму тебя, моя наивная дурочка. Ты дорога мне, запомни. И… раз уж ты рассказала мне о своей боли, то я не имею права дальше скрывать от тебя…
– Я знаю, что ты улетаешь в Америку. Не переживай. Мне пришлось смириться с этой новостью. Я давно знаю.
Подруга грустно рассмеялась, бормоча, что никому нельзя доверять, а потом мы просто договорились вместе съездить в Лондон, когда отгремит выпускной. Причем это было серьезным решением, и я пообещала поработать перед этой поездкой у папы, если он, конечно, примет меня. Мне все еще хотелось стать самостоятельной, я старалась вплоть до того, что полностью приняла на себя ответственность за ежедневное приготовление ужина. Мама радовалась, считая меня и без того взрослой не по годам, но это было не так, и вот папа как раз понимал все, что скрыто за моей сдержанной улыбкой. Ведь после того случая, когда я впервые в жизни позволила себе сорваться на родителях, и отец, и мама не стали разбираться в причинах, явно догадавшись, что дело заключалось в Йоакиме. Единственное, о чем спросил отец, так это не причинил ли мне Ларссон вреда. Я ответила, что ничего плохого со мной не стряслось, и тема была закрыта.
После Рождества и Новогодних праздников совершенно неожиданно для меня настала весна. Неожиданно, потому что я полностью утопла в бытовых заботах, в полной мере получив от папы возможность стать серьезнее, надежнее, даже практичнее. Я с декабря трудилась в его магазине в Стокгольме, попеременно стоя на кассе, работая на складе в компании приятной женщины-товароведа по имени Марта, и в редких случаях составляя отчеты по остаткам товара. Все это немало закалило меня, поскольку случалось разное: и претензии начальства в лице моего отца, который исключал нашу родственную связь на время трудового дня; и плохое настроение ворвавшихся в магазин с утра пораньше женщин; и склоки между сотрудниками.
Конечно, я старалась не участвовать во всем этом, но чего только стоило поведение Густафа. Он был жуткой «липучкой» для любой новенькой. Хотя коллектив менялся не слишком часто. Скорее, люди просто не справлялись с потоком покупателей, поэтому некоторые продавцы увольнялись. Отец не переживал, к нему всегда шли новые работники, потому как он благодарил за труд достойной оплатой.
Я так привыкла к установленному режиму, что совершенно выпала из жизни внешнего мира. Уроки, звонки Кати, домашнее задание, работа по субботам и по пару часов вечерами, а на каникулах я трудилась все дни, кроме воскресенья. Но пришла пора полностью отдать внимание учебе – приближались экзамены. Я страшно переживала, но чувствовала, что готова.
К сожалению, с Катаржиной мы так и не увиделись на рождественских каникулах и созваниваться стали значительно реже.
***
Солнце било прямо в лицо, отчего приходилось щуриться и озираться по сторонам, пытаясь отыскать более подходящее место для дальнейшей поездки. Дело в том, что мне предстояло приобрести кое-какие детали к моему праздничному платью, предназначенному для выпускного. Торжество состоится чуть больше чем через неделю, а завтра, в пятницу, я должна сдать последний экзамен, чтобы со спокойной душой получить билет в студенческую жизнь. Я уже была зачислена в Лондонский Университет на факультет бизнеса, где вполне ожидаемо собиралась изучать менеджмент. Правильно отделение называлось «Школа бизнеса», и, я знала, что могу рассчитывать на проживание в общежитии, закрепленном за этим отделением. Оставалось только собраться с силами, мыслями и покинуть родную страну, вне которой я не представляла своего существования. Оторваться от родителей – это для меня наивысшая мера наказания. Но я все же радовалась, ведь отъезд давал мне огромный шанс для будущего – престижную работу и, возможно, постоянное проживание в столице Англии…
Я выскочила из автобуса, спрыгнув с верхней ступеньки, и тут же толкнула прохожего.
– Простите! – сказала я мужчине, но тот досадливо закатил глаза, окинув меня равнодушным взглядом, и пошел прочь.
Неловко улыбнувшись, я двинулась в сторону ближайшего торгового центра, размышляя о том, что следует купить. И снова, стоило только войти в большое помещение со снующими в нем людьми, как я налетела на какую-то пожилую женщину.
– Ох… Боже… – выдохнула я, оправляя свою куртку и удерживая за локоть пострадавшую от моей невнимательности женщину.
– Миа? – раздался знакомый голос, и я вскинула глаза, воскликнув:
– Элишка! Это вы!
Бабуля Катаржины крепко меня обняла, а после отодвинулась на расстояние вытянутых рук и внимательно осмотрела с головы до ног.
– Куда же ты пропала, девочка? Я не видела тебя… – женщина задумалась на мгновение. – Да бог знает, сколько мы не виделись. Как ребята ваши укатили, так и вы с моей Каткой сразу исчезли.
Я смутилась, отведя глаза, но тут же переменила тему, радостно призывая:
– Идемте! Давайте выпьем чаю! Мне так хочется с вами поговорить.
Элишка согласно закивала, и мы направились к небольшому кафе, расположенному на втором этаже торгового центра.
– Как ты, милая, поживаешь? – спросила бабуля моей подруги, когда мы уже сидели за столиком и пили ароматный чай.
В этом месте, несмотря на то, что посетителей было слишком много, оказалось довольно тихо и приятно. Люди говорили приглушенно, будто поддерживая общую атмосферу спокойствия, а музыка, звучавшая из динамиков, совершенно не мешала. Именно в этот момент мне стало жутко тоскливо, и я даже поморщилась, но сделала вид, что обожгла губы горячим напитком. Элишка ждала ответа, а я не знала, что сказать, потому как все происходящее со мной было слишком скучным для жизни юной девушки.
– Деточка, что такое? – женщина коснулась моей руки, чтобы я посмотрела на нее. – Ты все еще грустишь по тому парню, да?
Мне совсем не хотелось вспоминать об этом, и я ответила, нерешительно улыбнувшись:
– Скорее, по лету. Я очень скучаю по каникулам и Кати. Мы сейчас слишком заняты поступлением, чтобы урвать несколько минут для звонка.
– Ну вы же договорились съездить в Лондон, верно? – проговорила Элишка, приглаживая свои седоватые пряди, выбившиеся из прически. – Вот и поболтаете обо всем. А после ты к Катаржине слетаешь, когда она устроится в Штатах. Так что не переживай, девочка моя, а лучше расскажи, как сдала экзамены. Удиви старушку.
Мы принялись обсуждать результаты моей учебы и приближающийся выпускной, а после Элишка стала расспрашивать о моих родителях, сетуя на то, что давно с ними не виделась. Я заверила женщину, что мы всегда рады ее визитам, затем поинтересовалась, по каким делам бабуля Кати приехала в центр города. Элишка призналась, что хочет купить Катаржине подарок по случаю окончания школы. Так что из кафе мы вышли вместе и медленно побрели вдоль витрин, вслух размышляя, что могло бы понравиться нашей взрывной Кати.
– Ох, как хорошо, что я тебя встретила, – сказала Элишка после того, как мы, уставшие, но крайне довольные, покинули торговый центр и подошли к автобусной остановке. – Думаю, Катка оценит подарки.
– Вот уж точно оценит, – рассмеялась я, даже ничуть не сомневаясь в этом, потому что приобретенная для нее яркая бижутерия и потрясающий набор декоративной косметики были действительно шикарными. Элишка неслабо потратилась на любимую внучку, но, без сомнений, та заслуживала все этого. Кати отлично окончила среднюю школу с потрясающими знаниям двух языков – помимо родного чешского – которые ей пришлось изучать углубленно: шведский и английский. Так что она без зазрения совести могла рассчитывать на помощь своей бабули во время будущего проживания в Америке.
Катаржина поступила в высшую медицинскую школу в Вашингтоне, поскольку подобного рода образование получить в США было не так-то просто. После четырех лет обучения в высшей школе Кати должна будет сдать экзамены и только затем сможет попытаться поступить в университет. Конкуренция слишком высока из-за того, что в Северной Америке мало высших учебных заведений, специализирующихся непосредственно на обучении медицине. Однако мне очень хотелось верить в положительный исход задуманного Катаржиной.
Я минут десять визжала от радости, когда она рассказала мне, где будет жить, и что я вполне смогу навестить ее, когда более или менее освобожусь от студенческих забот. Но мы с подругой забегали наперед, позволяя себе помечтать о прекрасном будущем, в котором мы, конечно, станем самыми счастливыми.
Это был последний разговор, после уже никто из нас не имел возможности выйти на связь. Да и как-то не было желания.
Так странно. Я скучала по Кати, но в то же время, не хотела слышать ее голос, потому что, когда моя подруга смеялась, перед глазами всплывали моменты нашего светлого лета…
Распрощавшись с Элишкой, я вернулась домой, показала покупки маме и упомянула о бабуле Катаржины, собственно, о том, что она ждет звонка. Мама тут же радостно закивала и сказала, что обязательно свяжется с Элишкой.
Но неожиданно она замялась, как-то нервно заправляя волосы за ухо, и я, почуяв неладное, спросила:
– Что такое? – вдохнула и: – Кто-то звонил?
Мама кивнула, и я буквально оцепенела, почувствовав ее напряженный взгляд, а сама уставилась в окно, не мигая и не шевелясь.
– Что он сказал? – выдавила я спустя некоторое время, отчаянно считая в уме оглушительные удары своего сердца.
Мама слишком долго тянула с ответом, потому я перевела на нее взгляд, спросив еще раз:
– Что он сказал?
– Ничего… то есть… Ему было жаль, что он не застал тебя. Мне пришлось пояснить твое отсутствие.
– И все?
– И все.
Кивнув и стиснув челюсти, я осторожно, так, чтобы не кружилась голова, потому что мне действительно стало дурно, вышла из кухни и поднялась к себе. Я сидела на кровати, думая о нем. Вновь я пропадала, меня затягивало в то, чего не было так долго. Внутри обрывалось лишь от одной только мысли о том, что я могла услышать его голос, поговорить с ним, как со старым другом, а меня не оказалось дома.
