Текст книги "Как заключенные в раю (СИ)"
Автор книги: Людмила Немиро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава 3
On the loose, so young, so tough, so wild.
На свободе, так молод, так непокорен, так необуздан.
«Europe»
Парням удалось поразить Элишку. Собственно, меня тоже. Они рассказывали совершенно потрясающие истории, наполненные мальчишеским озорством и немного хулиганскими выходками. Наблюдая за Ларссоном, я отметила одну важную деталь: он верил в то, что говорил. Даже если откровенно преувеличивал, приукрашивал свое повествование, все равно верил себе и в себя. Это подкупало. В его натуре присутствовала и гордыня, и самовлюбленность, но тут же была и учтивость, стеснительность, скрытность. Йоаким говорил о многом, но никогда ни слова о своих переживаниях. Хотя, возможно, мне это лишь казалось, ведь знала я его слишком мало времени. Да и вообще, с чего ему раскрываться перед незнакомыми людьми?
А вот Левен удивил некоторой открытостью, когда мы, уже собираясь покинуть дом Элишки, вдруг умоляюще проговорил:
– Пожалуйста, верните Кати. Она мне так нравится. Элишка, она мне очень нравится.
Меня, кстати, безумно изумило и то, что бабуля Катаржины сразу же позволила парням называть ее по имени. Не знаю, что она там себе надумала, но ребята ей явно пришлись по душе.
Женщина на слова Джона молча кивнула, проводила нас до двери, а там, пока мы обувались, проговорила спокойным голосом, и от той милой озорной Элишки не осталось ни следа:
– Так, мои хорошие, Катаржина приедет. Я позволю ей это. Но не потому, что ты, Миа, постаралась, и не из-за моей благосклонности к вам, ребятки. Девочка выросла, ей пора узнать, что такое взрослая жизнь. Эта негодница собирается после окончания школы отправиться в Америку… – Я ошеломленно выпрямилась, вскинув на Элишку широко распахнутые глаза. Парни застыли вместе со мной. – Да-да, Миа, Кати уезжает через год. Деточка, не представляю, как вы справитесь. Она слышать не хочет о том, чтобы учиться в Европе. У вас всего год, Миа. Наслаждайтесь молодостью, беззаботностью… танцами, в конце концов. Я не могу запретить Катаржине проводить здесь лето. Мне тоскливо без этой сумасшедшей девчонки.
Поняв, что Элишка вот-вот расплачется, я принялась тыкать Йоакима, который таращился на нее, локтем в бок. Тот встрепенулся, посмотрел на меня слегка удивленно, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Джон угрюмо буравил взглядом пол. Видимо, его проняла речь бабули Кати. Женщина, окинув нас задумчивым взором и шмыгнув носом, вдруг подобралась, приосанилась и сказала:
– Ну что это вы? Что за кислые мины? Погуляйте по городу, в кино сходите, повеселитесь как следует.
Я выдохнула, подхватывая рядом стоящего Ларссона под руку, при этом потянула за рукав и Левена. Парни принялись наперебой говорить Элишке о том, какая она милая, добрая и гостеприимная, будто заранее заучили текст. Но когда мы оказались на лестничной площадке, я сказала им: «Подождите меня внизу», а сама вернулась в квартиру, дверь которой Элишка еще не успела запереть. Обняла женщину, бормоча ей на ухо слова благодарности, и я действительно произносила это от всей души, потому что Катаржина не призналась бы мне заранее, что собирается улететь в Штаты. Моя подруга только на первый взгляд казалась поверхностной и пустой, но за ее болтовней ни о чем, скрывалась добросердечная девчонка, которая заботится обо всех и всегда. Я знала, Кати и дальше будет отмалчиваться, но мне было достаточно того, что она вернется в Стокгольм. Я светилась от счастья, хотя на сердце повис камень, что предупреждало меня о плохой ночи. Ведь наверняка буду реветь от таких новостей, когда останусь одна…
Парней нигде не было, и я, стоя у проезжей части, озиралась по сторонам.
– Миа, – окликнули меня, – ты чего так долго?
Джон и Йоаким вышли из-за дома, и я сразу догадалась – курили. Вот же дети.
– Мне нужно было перекинуться с Элишкой парой слов. Э-э… ребята, спасибо вам за помощь. Катаржина вернется, а это значит…
– …что пришла пора заплатить за эту самую помощь, – закончил Ларссон, и я снова начала краснеть.
– Э… ну… ну что ты придумал? – запинаясь, произнесла я и тут же добавила: – А давайте, в самом деле, в кино. Я куплю тебе билет, Йоаким, устроит?
Парни почему-то переглянулись, причем Ларссон смотрел на Левена крайне выразительно. Так, что даже я заподозрила неладное, а Джон все моргал и таращился на друга непонимающе. Но в следующий миг вдруг выдал, будто что-то вспомнив:
– Вот же… Совсем из головы вылетело! – для пущей убедительности он шлепнул себя по лбу ладонью. – Мне нужно помочь… матери… э… увидимся на репетиции, ладно? – это было адресовано уже конкретно Ларссону.
Боже, то, что эти двое договорились о чем-то, мог бы понять и ребенок, но мне стало так приятно от всего происходящего, что даже мысли о секрете Катаржины отошли на задний план. Я усилием воли сдержала улыбку, кивая Джону, мол, да, конечно, поезжай домой.
Йоаким пожал другу руку, похлопал того по плечу, что-то шепнув ему на ухо, и Левен пошел к автобусной остановке.
– Эй! – хохоча, окликнул его Ларссон. – Джон, тебе в другую сторону.
Тут уже прыснула и я. Левен тоже рассмеялся, еще раз махнул нам рукой и пересек проезжую часть.
Повернувшись к Йоакиму, я невольно притихла и потупилась, потому что он как раз смотрел на меня – придирчиво, изучающе, заинтересованно. Он, конечно, догадался, что я его раскусила, и мне даже показалось, что он этого и добивался. То есть поступок Ларссона с таким явным желанием отослать приятеля был словно наигранным.
Мысленно поражаясь хитрости парня, я не поняла, в какой момент он начал что-то рассказывать. Потому растерянно заморгала, когда Йоаким, кивнув куда-то позади меня, предложил:
– Ну так что, сходим в кино?
Мгновение я обдумывала это предложение, но перспектива оказаться с ним в темном помещении, рука об руку глядя что-нибудь из голливудских боевиков, совсем не радовала. Именно поэтому я отрицательно качнула головой, огляделась по сторонам и сказала:
– А давай-ка просто прогуляемся по Старому городу. Раз я твоя должница, то могу угостить тебя чем-то… вкусным.
– Миа, девочка у нас ты, а мне угощение не нужно. Пойдем, пошатаемся…
И мы действительно «шатались» по готическим улочкам Старого города, расположенного между двух мостов. Но когда день перевалил за полдень, мне отчаянно захотелось просто упасть на одну из лавочек, потому что я дико устала от мощенных камнем дорожек и узких улиц. Правда разговор с Йоакимом очень расслаблял. Манера его речи – ленивая, ровная, с приятными нотками – вогнала меня в сонное состояние. Я даже забыла о смущении, когда мы, наконец, вошли в одно из маленьких кафе, чтобы перекусить.
Усевшись напротив меня, Ларссон дождался официанта, что-то нам заказал, пока я разглядывала красивые фото-картины на стенах, а после спросил в лоб:
– Что ты можешь для меня сделать, Миа?
Я так растерялась, что, уставившись ему в глаза, стала ждать продолжения.
– Ну смотри, Джону на руку возвращение твоей подруги. Тебе тоже. А мне-то что? Я не заинтересован.
«Значит вот как. Ну хорошо», – подумала я, насупившись.
– Зачем тогда вызвался помогать? – так же резко и неожиданно сказала я. – Не было бы интереса, не поехал с нами.
Ларссон, сверкая глазами, откинулся назад, пальцами теребя салфетку, что лежала перед ним на столе.
– А может я беспокоился за друга?
– Что? – мои брови взметнулись вверх, и я искренне рассмеялась. – Ты шутишь, что ли? Наверное, стоило обо мне побеспокоиться? Что я могла сделать Джону?
Йоаким вдруг смутился, на его скулах едва заметно проступил румянец, отчего я совсем растерялась, а после он как-то заерзал, озираясь и говоря:
– Ну где наша еда? Я что-то проголодался. Надоело ждать.
Я не сводила глаз с лица Ларссона. Он меня вогнал в раздумья. Что это с ним? Шутки такие?
– Как Анита? – выпалила я. – Слышала, она вам очень помогла.
Йоаким посмотрел на меня с улыбкой, и я поняла, что ему нравится мое любопытство. Но на самом деле я не слишком хотела знать об этой девушке и ее отношениях с Ларссоном.
– Да, – ответил парень, опустив локти на стол и продолжая ковырять несчастную салфетку. – Анита сделала неожиданную вещь. Посмотрим, что из этого выйдет. Есть у нас несколько песен, которые очень нравятся публике. Может, это сыграет нам на руку… Ты слышала «Seven Doors Hotel»?
Я, прикусив губу, виновато качнула головой. Парень отмахнулся, сказав, что это не проблема, и что рано или поздно о их группе узнают все, а мне оставалось лишь согласно кивнуть. Что еще тут скажешь? Может так и будет…
Домой мы возвращались около десяти часов вечера, и я изумленно пыталась понять, когда успело пролететь время. За болтовней, прогулкой по набережной, поеданием мороженого, от которого мне в итоге стало дурно, я не заметила, как приблизился вечер.
Йоаким рассказал, как он познакомился с Джоном Норумом, который в итоге и предложил перейти к нему в группу. До этого они слышали друг о друге: Джон знал, что есть парень, который неплохо владеет игрой на клавишных, барабанах и гитаре, к тому же хорошо поет; Йоаким услышал, что норвежец Норум – виртуоз в плане игры на электрогитаре. Вот они и встретились ночью на перекрестке, поговорили, решили поработать вместе. Так и создали коллектив. А Ларссон, как оказалось, до этого играл еще в двух или трех группах. Но там как-то не сложилось. Мне было безумно интересно вникать в суть этой их рок-музыкальной жизни. Ведь ничего подобного в нашем районе не было. Эти ребята хотели войти в историю, мне Йоаким так и сказал, и я ему верила. Он умел убеждать.
В автобусе, под мерное укачивание, я задремала и даже успела увидеть сон. Мне совсем не понравилось, что главным героем в этом сне был Ларссон. Он, кажется, стал въедаться в мои мысли, а я остерегалась всего этого, потому что мне нужно было думать об учебе. Никаких увлечений. Никаких парней…
– Миа… Просни-и-ись… – мягкий ровный голос прозвучал над самым ухом, и в ноздри ударил легкий сливочный запах. Я облизнулась, поерзала и распахнула глаза, а, поняв, что привалилась к груди Йоакима, вскочила будто ошпаренная.
Я смотрела на него сама не своя. В полумраке автобуса он казался мне каким-то нереальным, будто только что пришел ко мне из того сна. От таких мыслей бросило в жар…
Я все таращилась на него, а он на меня. Не знаю, сколько это длилось, но парень вдруг подался ко мне, и вот этот легкий сливочный вкус я ощутила уже на своих губах. От ужаса, незнакомых ощущений и даже некоторой брезгливости меня подбросило на месте. Я оттолкнула руки Ларссона, которыми он обхватил мое лицо, отодвинулась, шумно сглотнула и пропищала:
– Что ты делаешь?
Боже, как мне было стыдно, как неловко от того, какими глазами на меня смотрел Йоаким. Он будто получил пощечину по лицу. Оскорбленный, ошеломленный, растерянный, но крайне надменный Ларссон буравил меня пристальным взглядом, а потом и вовсе отвернулся, скрестив руки на груди, и уставился в темноту за окном.
Я почему-то почувствовала, что должна извиниться.
«Но за что? – кричал мой разум. – Разве это я нарушила границы? Нет. Я не просила меня целовать. Фу… что за мерзость? Кошмар какой. Меня поцеловали… О Господи! Папа меня убьет… Ох, откуда он узнает? Ну, конечно, узнает. Поймет по моему виду… Ларссон, ты… ты…».
Я боялась на него посмотреть. Мы так и молчали, а вскоре поднялись, потому что приехали в наш пригород, и вышли из автобуса.
На улице Йоаким, не глядя на меня, попрощался, вежливо пожелал спокойной ночи, носком ботинка пиная камешки, и собрался было уйти. Но я, наполненная решительностью, странной уверенностью, что поступаю правильно, в долю секунды все обдумав, поймала его за рукав пиджака, потянулась к нему, привстав на цыпочки, и прижалась к губам. Он на мгновение замер, но тут же его руки обвили мою талию, и он стал делать что-то… не совсем понятное.
Я ведь никогда ни с кем не целовалась, а тут взрослый парень, рок-музыкант да к тому же такой красивый…
Йоаким все пытался раздвинуть мои сжатые челюсти, а когда я сдалась, то тут же оцепенела от прикосновений его языка, скользнувшего по моему нёбу.
«Что он делает? Это так происходит… у взрослых?»
Нет, я знала теоретически, но чтобы вживую.
О боже…
Теплые ладони Ларссона скользили по моей спине и норовили спуститься к ягодицам, от чего я несколько раз дернулась, но парень не отпускал. Голова закружилась, смущение прошло, и я уже сама цеплялась за лацканы пиджака Йоакима, прильнув к нему. Я впервые ощущала мужское тело так близко – не считая того раза на мотоцикле – что от совершенно незнакомых переживаний пересохло в горле, ноги налились тяжестью, а в животе взорвалось тепло.
Ларссон отодвинулся первым. Он тяжело дышал и смотрел на меня сверху вниз, и его глаза поблескивали в свете фонарей. Парень все еще держал меня за плечи, но больше не целовал, а после вдруг широко улыбнулся, и я обратила внимание на то, как припухли его губы.
Отойдя от него, я коснулась и своих губ, понимая, что теперь уж точно родители все поймут. От страха, волнения и каких-то невыносимо противоречивых чувств я будто отрезвела.
– Мне… э… я… – Господи, и двух слов связать не могу. – Йоаким, мне пора… – И зачем-то добавила: – Извини…
– Спасибо, Миа, – продолжая улыбаться, кивнул Ларссон.
Я непонимающе качнула головой, глядя на него вопросительно.
– За плату. То, что нужно.
Кто бы только знал, что я ощутила в этот миг. Меня буквально пронзило насквозь. Жуткая обида, которая изумила меня саму, затопила все вокруг. Я хлопала ресницами и таращилась в миловидное лицо Йоакима, а он просто улыбался, до невозможного довольный собой.
Вот оно, то, о чем говорил папа: первое разочарование в мужчинах. Они лжецы. Вернее…
А почему это Ларссон – лжец? Он же ничего мне не обещал. У него есть Анита и…
О боже… У него ведь есть девушка. Как же это некрасиво. А я тоже хороша, сама набросилась на него.
– Да не за что, Йоаким, – гордо вскинув подбородок, отрезала я. – Больше, надеюсь, нас ничего не будет связывать. Я имею в виду, что впредь я к тебе за помощью не стану обращаться.
– Ну ты чего? Обращайся, конечно. Без проблем, – насмешливо бросил парень, чем еще сильнее меня расстроил.
– Нет уж, плата слишком высокая, – а потом добавила громче: – Доброй ночи, Йоаким. Беги на репетицию. Твои друзья и… и девушка, вероятно, жутко волнуются.
Я не стала ждать ответа, просто развернулась и поспешила в сторону дома, но Ларссон все равно должен был оставить последнее слово за собой. А как же иначе?
– Анита не слишком ревнивая. Не переживай так, Миа…
За гулом выкативших из-за поворота мотоциклов и мопедов я не расслышала, что там еще прокричал Йоаким. Потому просто посмотрела на него, на ребят, притормозивших рядом с ним, кивнула Мику, который – невероятно! – поздоровался со мной, и пошла домой.
Изумление за изумлением и все это в один вечер. Дело в том, что в холл дома я вошла в полной уверенности, что папа сейчас просто убьет меня на месте. Однако, заглянув в гостиную, чтобы сдаться самой, я была невероятно удивлена совершенно спокойным взглядом отца и милым приветствием мамы.
– Как погуляла? – спросил папа, отвлекаясь от спортивной передачи, что шла по телевизору. – Не замерзла, надеюсь? Сегодня похолодало немного. Где-то, видимо, прошел дождь.
Да? Похолодало? Я что-то не заметила. Может потому, что почти весь вечер прижималась к Ларссону?
Стало неловко, когда я поймала взгляд папы, словно он все читал на моем лице. Вероятно, так и было, но он ничего не сказал об этом, ровным счетом ничего, только вот это:
– Милая, поешь немного, ты бледная.
– Не хочу, пап. Пойду к себе… О… мама, может тебе нужна помощь? – заметила я шитье в руках матери. Она иногда вечерами занималась рукоделием: вручную делала круглые половики; ставила забавные латки на мои джинсовки, что смотрелось очень модно; или же просто вышивала крестиком.
– Нет, родная, все хорошо, я сама. Иди и отдохни. Элишка сказала нам, что ты отправилась гулять с теми ребятами по городу. – Я напряглась, думая, что за этим последуют нотации, но мама больше ничего не сказала.
Я еще немного потопталась в дверях, развернулась уйти и услышала спокойный голос отца:
– Мы в любом случае будем считать тебя ребенком, Миа. Так что оставайся к нам справедлива – сообщай, где находишься. Большего мы не требуем.
Я сглотнула, не оборачиваясь, кивнула и поспешила наверх. А там жутко взволнованная, растрепанная, с мучительным чувством тяжести в груди, захлопнула дверь своей комнаты и привалилась к ней спиной, при этом спрятав лицо в ладонях.
Я не понимала природу своих чувств. Я не узнавала себя, такую воспитанную дочь своих родителей, которая никогда не любила необдуманных поступков, но за одни лишь сутки я дважды нарушила правила: сбежала из дому, чтобы встретиться с парнями, а после еще и поцеловала одного из них. Сама. Из чувства вины перед ним. Боже, что со мной? Я же веду себя, как дурочка. Йоаким сейчас явно рассказывает друзьям обо мне. Какой стыд! Теперь они будут думать, что я распущенная и легкодоступная…
Но… Но мне так понравился Ларссон. С ним было спокойно и надежно, словно он – опора, стена, которую нельзя разрушить.
Мне стало очень плохо от эмоций, захлестнувшись при воспоминании о губах Йоакима, о его руках, гибком теле. Ничего подобного я раньше и представить не могла. Конечно, мы проходили все это в школе на анатомии. Мне была известна физиология тела, но чтобы вот так близко ощущать парня. Это невероятно приятно и страшно одновременно.
Мои губы все еще пылали, когда я отправилась в ванную; долго стояла под струями душа; смотрела на себя так, словно увидела впервые; стыдливо оглядывала груди, прикидывая в уме, могли бы они понравиться Йоакиму или нет. Краснея от собственных мыслей, я поспешила покончить с водными процедурами, после хорошенько утерлась полотенцем, надела пижаму, и, когда уже расчесывала влажные волосы, услышала голос мамы:
– Миа, тебя к телефону! Поторопись, это Катаржина! – проговорила мать, громко постучав в дверь, и я, тут же швырнув расческу в раковину, выскочила из ванной.
Едва не сбив ее с ног, я пулей пронеслась по комнате, упала на кровать, положив руку на телефон, и, обернувшись, умоляюще посмотрела на маму.
– Повесь внизу трубку, ладно? – попросила я.
– Конечно, повешу, Миа, – тон мамы был немного раздраженным из-за моего недоверия.
Но ведь я собиралась рассказать подруге о том, что произошло сегодня, а этого больше никто не должен слышать.
– Привет! – стоило только снять трубку, как тут же раздался голос Катаржины, и я сглотнула подкативший комок, а слезы радости сами собой застелили глаза и мне пришлось хорошенько поморгать.
– Кати, как же я скучала без тебя! – тут же горячо отозвалась я, а после, услышав как что-то щелкнуло – мама выполнила мою просьбу – меня буквально прорвало. Я принялась говорить, понизив голос и прикрыв трубку рукой, жутко боясь оказаться подслушанной: – Кати… Боже… я… Элишка звонила тебе? Мы сегодня были у нее в гостях. Он обещала, что позволит тебе вернуться. Представляешь? А еще, Кати… – я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила, но вышло шепотом, – меня поцеловал Йоаким… и я его… тоже…
На том конце провода на несколько секунд повисла пауза, а после невероятный визг Катаржины вынудил меня отодвинуть трубку от уха. Я жутко испугалась ее крика.
– Знаешь, что это значит? – прокричала она, хохоча. – Знаешь, что значит мой вопль? Это победный клич, моя дорогая! Я счастлива! О, святые угодники, она целовалась… – Кати умолкла, но тут же спросила уже нормальным тоном: – Я не ослышалась, ты его?.. О. Мой. Бог. Миа, что я пропустила? Все пропустила, да?
– Можно подумать, я бы сделала это при тебе… – проворчала я, заразившись весельем подруги. – Просто случайность.
– Ага, как же, рассказывай мне про случайности. Я еще тогда заметила, как он на тебя смотрел.
– Кто-о-о? Что ты несешь, Кати? – неправдоподобно засопротивлялась я.
– Ну ладно-ладно, это ерунда. А вот то, что ты рассказываешь, это совсем не ерунда. Миа, – тон подруги сменился с беззаботного на серьезный, – ты должна описать мне все в подробностях. Понимаешь, о чем я? А вообще, тебе понравилось? Он нравится тебе? И… все же, почему ты сказала, что сначала он тебя поцеловал, потом ты его? Что это значит?
И я принялась тихо рассказывать о случившемся, торопясь, но при этом не забывая упомянуть и Джона, который так мило признался в своей симпатии к Катаржине. От этого подруга буквально растаяла. А после, посмаковав все детали моего «приключения», Кати еще немного поспрашивала о Левене и в самом конце разговора, как бы невзначай, бросила:
– До завтра, Миа. Доброй ночи. Пусть тебе приснится… – она хихикнула, – Йоки-и-и…
– Что ты сказала?! – завопила я на всю комнату, заметив уловку подруги. – До завтра? Кати, ты шутишь? Прошу, скажи, что нет, потому что если шутишь…
– Да не шучу я, – перебила меня подруга. – Завтра приеду. Родители рады от меня избавиться.
Я тихо вздохнула.
– Что ты опять натворила?
Катаржина рассмеялась, и я прикрыла глаза, получая удовольствие от этого переливчатого звука.
– Всего лишь надела короткую юбку и отправилась на дискотеку.
– Нет, что-то еще. Признавайся.
Послышался тяжелый вздох, а за ним:
– Ну «химию» сделала и что такого? Я слежу за модой и тебе советую. Кстати, привезу пару крутых шмоток, и мы с тобой пойдем на эти ваши скучные танцы. Разбавим серость яркими красками, ну ты понимаешь.
О нет, я этого понимать не хотела. Да к тому же слишком устала за день, чтобы предаваться мыслям о нарядах. В общем, мы распрощались, и я с улыбкой на губах, осчастливленная новостью о приезде Кати, улеглась в постель.
Это был совершенно потрясающий день, по крайней мере мне так казалось до тех пор, пока я не сомкнула веки…
А там вдруг всплыл образ светловолосого парня с лучистыми глазами, которые на солнце были ярко-зелеными с голубоватым оттенком, и я не переставая смотрела в них, боясь утонуть, но… тонула.
