Текст книги "Как заключенные в раю (СИ)"
Автор книги: Людмила Немиро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Так надо, – прошептала я в тишине и этим хотела убедить себя в том, что все к лучшему. – Да, это правильно. Вот и хорошо… вот и хорошо.
Но ничего хорошего не было. Я вновь не спала всю ночь, тихо рыдая в подушку, прикусывая уголок, а когда становилось совсем невмоготу, пряталась под одеяло и ревела в голос.
Так было и на вторую ночь, а к выпускному я совсем вымоталась, потому в праздничную субботу после официальной части торжества я решила уйти домой. Мне было совершенно неинтересно на танцах среди толпы школьников и под зорким взглядом директора, который следил за порядком в зале. Я попрощалась с одноклассницами и сбежала.
Зато дома ожидал сюрприз в виде мамы, сидящей за столом, потягивающей вино и…
– Ты куришь?! – изумленно выдохнула я, застыв на пороге кухни.
Мама тут же вскочила, подлетела к раковине и, открутив вентиль крана, погасила тлеющую сигарету. Я с невероятным ужасом осознала, что она плачет. Мама так и стояла спиной ко мне, опустив голову и беззвучно рыдая. Я будто окоченела от плохого предчувствия, принявшись перебирать в уме возможные причины такого состояния матери.
– Что… мам, что такое? – Я осторожно подошла к ней и развернула за плечи к себе.
– Прости, милая, я так старалась не испортить тебе праздник. Только не звони сегодня Катаржине. Ладно, Миа? Не говори ей сегодня. Праздник ведь… у нее тоже выпускной.
– Ма-ам, – заикаясь со страху, качнула я головой, – что стряслось?
И она выплюнула вместе с рыданиями:
– Элишка умерла…
Меня прошиб холодный пот, а по спине побежали мурашки. От услышанного я даже попятилась и упала на стул, во все глаза таращась на мать, а она, не переставая всхлипывать, объяснила:
– Просто сердечный приступ… Сразу… Она и в себя не пришла…
Все вокруг как-то разом потемнело, и я лишь смогла дрожащей рукой ухватить бокал. Залпом выпила вино и крепко зажмурилась, потому что из горла рвалось что-то бессвязное, непохожее на все, что со мной происходило в трудные моменты жизни. Теперь наружу выливалось то, что называется горем и скорбью. Я словно потеряла родную бабушку, ту, которая все мое детство была рядом, оберегала, заботилась, волновалась и радовала подарками. Только вот это были воспоминания Катаржины, а я все видела со стороны и мне даже не представлялось, в каком состоянии будет моя подруга, когда услышит эту новость.
***
Иногда нужно пройти через немыслимые испытания, чтобы разобраться в человеческих ценностях и понять, какой жизненный аспект более важен. По задумке Вселенной человеку дается шанс начать сначала именно через душевные муки. Каменея и становясь все холоднее, он встает на определенный путь, который впоследствии формирует личность. Так вот если меня встряхнули события с первой не слишком-то счастливой любовью, то Кати досталось от жизни все самое ужасающее.
Я обливалась слезами и безудержно рыдала, глядя на нее на похоронах Элишки. Однако это лишь внутри. Внешне я не позволяла себе быть слабой. Пусть лучше моя подруга выплеснет боль, но не я. Мне хватило нескольких суток без сна и отдыха, чтобы вывалить все, что собралось в душе, а после этого я собиралась стать поддержкой для Катаржины. Кажется, у меня получалось. Во всяком случае, Кати не отпускала моей руки ни во время процесса погребения, ни после, когда все уехали, и мы остались с ней у ворот кладбища. Я пообещала матери привезти Кати сразу же, как она будет готова. Конечно, подруга остановилась у нас. Ночевать в квартире Элишки не представлялось возможным. Во-первых, приехали родственники из Праги, а во-вторых сами родители Катаржины попросили меня не оставлять их дочь одну, ведь все были заняты похоронными делами. Потому было решено: Кати ночует у нас. И бесцельно поболтавшись по улицам, я буквально силой притащила подругу к себе. Она бы до утра бродила по скверам…
Мы не говорили. Молчали с ней, лежа в обнимку на кровати, думали о своем. Наверняка Катаржина вспоминала прошлое. Лишь после полуночи, когда глаза от усталости закрылись, я услышала хрипловатое:
– Как же отвратительно устроена жизнь, Миа. Мы все теряем. Мы решительно все теряем…
И в этом Катаржина была совершенно права. Ничего здесь и не возразишь. Так много дорогого есть у человека, и таким нелепым это выглядит, когда исчезает самое главное.
Я чувствовала, что Кати меняется. Она была смелой, сильной и мудрой, но вдруг стала твердой, словно кремень. Обнимая ее хрупкие плечи, я не понимала, когда мы сделались такими угрюмыми и одинокими? В какой момент мы ощутили себя слишком крошечными в огромном мире? Кажется, когда увидели окружающее нас в черном цвете. В страшном цвете траура.
Быть может, все случилось гораздо раньше, только никто из нас ничего не почувствовал из-за собственных забот – юных, глупых и казавшихся нам тогда невероятно огромными. Теперь же в глазах моей подруги была лишь опустошенность, будто из нее высосали всю радость. И я не могла помочь. Я ничего не могла сделать. Это причиняло боль нам обеим, потому что Катаржина ждала помощи, цепляясь за мои руки, таращась на меня в зеркало, а я молчала, глядя в ответ. Это была наша тишина. Объединяющая, холодная тишина.
Глава 9
When time seems so lonely
And your day seems too long.
You wonder if you will ever
get through and still be strong.
Когда время заставляет почувствовать одиночество
И таким долгим кажется твой день.
Ты размышляешь, сможешь ли ты когда-нибудь
Справиться с этим и всё ещё быть сильным.
Europe «Coast to Coast»
Я подпрыгнула на месте, когда в комнату ворвалась Алисия, которая тут же воскликнула:
– Ох, да ладно тебе, Миа, ты как монашка, честное слово! – и, ткнув в мою сторону пальцем, добавила: – Ты серьезно пойдешь в этом?
Я непонимающе окинула себя взглядом и снова посмотрела на соседку по комнате. Похоже, у меня дар находить подруг с невероятно взбалмошным характером.
Мы жили с Алисией Мартин в одной комнате студенческого общежития, и я частенько страдала от такого соседства, потому что девушка имела склонность приходить поздно ночью, а по утрам к нам заглядывала комендант и начинала отчитывать ее. Иногда у меня возникали мысли пригласить сюда Кати и посмотреть, как эти двое будут вести себя, находясь под одной крышей, потому что заочно Кати и Алисия ненавидели друг друга. К тому же Катаржина, кажется, ревновала, отчего я постоянно подтрунивала над ней, и Чапкова все чаще звонила мне из Штатов, порой не заботясь о разнице во времени.
Учитывая то, что год назад, после похорон Элишки, Кати так и не приехала ко мне, мы стали рассматривать такую возможность на это лето. Однако все было лишь на уровне разговоров и мечтаний.
– Что такое, Алисия? – спросила я, качая головой и оправляя свой вязаный свитер.
– На дворе 1984-й, а ты будто в двадцатых годах застряла! Это что, – девушка брезгливо оттянула мой рукав, – свитер твоей прабабки? Ну кошмар же просто! Сними! Иначе я с тобой никуда не пойду.
Я хохотнула.
– Мне кажется или кое-кто уговорил меня пойти на эту вашу, как ты выразилась, тусовку? Вероятно, я имею полное право отказаться.
– Вот именно – на тусовку. Хочешь собрать вокруг себя всех стариков? Тогда эта одежда сойдет, несомненно.
Мне стало очень смешно от ироничного юмора Мартин, но, если задуматься, то, кроме нескольких черт характера, ничего общего у нее с Катаржиной и не наблюдалось. Алисия казалась более агрессивной и язвительной. Тут и сравнивать оказалось нечего, а тянулась я к таким людям по одной простой причине: во мне не было огня, запала и смелости. Мама всегда говорила, что замуж я выйду за совершенно ненормального парня, потому что мои скудные эмоции должны прийтись по вкусу только сумасшедшему и нервному человеку, которого я смогу усмирить пассивным характером. Не видела причин не соглашаться с ней. В этом что-то было.
Переодеваясь, я думала о предстоящем завтра зачете по социальной психологии, и, честно признаться, мне совсем не хотелось идти на вечеринку, ведь знаю же, что не высплюсь и буду чувствовать себя неуверенно. Радовало лишь то, что осталось всего-ничего до конца первого учебного курса, а после я смогу «сбежать» в Стокгольм. «Сбежать» значило – покинуть чокнутую Алисию и отдохнуть от шумных третьекурсников, которых около месяца назад переселили на наш этаж. А учитывая то, что общежитие было смешанного типа, случалось разное, даже стычки между парнями и девушками, не поделившими что-то между собой, или же из-за ревности. Последнее особенно забавляло меня, поскольку я терпеть не могла это странное чувство, с которым столкнулась еще в школьные годы… с Йоакимом. Моя натура отказывалась воспринимать собственнические замашки мужского пола в любом их проявлении. Но… Кто знает, может ревность – это лишь страх потерять то, что, по твоему мнению, принадлежит только тебе и никому более?
Алисия Мартин добилась своего, и на студенческие танцы я пошла в платье, но все равно оно было скромным, закрытым и не могло кого-либо спровоцировать. Да, я все еще не обращала внимания на других парней, но и о Ларссоне тоже ничего не знала, намеренно избегая любых упоминаний о новых музыкальных коллективах. Хотя кое-какие песни все же прорывались сквозь воздвигнутую мной стену, однако я не могла быть уверенной, что это поет Йоаким. К тому же кто-то однажды в перерывах между парами рассказывал о набирающей популярность группе из Стокгольма. Меня тогда зацепили и поинтересовались, не знакома ли я с этими ребятами, но название коллектива мне ни о чем не сказало и от меня отстали.
Место, куда привела меня Мартин, было самым обыкновенным актовым залом в одном из корпусов Школы бизнеса. Довольно вместительное помещение оказалось наполненным людьми, танцующими в огнях цветомузыки.
– Давай, идем со мной! – сквозь шум выкрикнула Алисия мне на ухо и поволокла в сторону более темного угла, где стоял ряд стульев.
– Если ты хочешь выпить, это без меня, ладно? – тут же резко ответила я, выдернув свою руку из пальцев девушки.
– Да перестань ты…
Я все же не бросила Мартин, но рядом с ней не стояла, поскольку меня злила ее тяга к алкогольным напиткам. Пока девушка копошилась в своей сумочке, я скользила взглядом по толпе танцующих и притоптывала в такт песни.
Вообще тут собрались и первокурсники, и ребята постарше. Одна из компаний привлекла мое внимание своим неформальным видом: на парнях были черные узкие штаны и кожаные «косухи» с множеством шипов и наклепок. И если все вокруг отличались разными яркими атрибутами, которые начали входить в моду, то эти четверо не вписывались в поп-тусовку совершенно. Но еще больше удивил вид высокого темноволосого парня, который стоял ко мне в профиль и, эмоционально размахивая руками, что-то пояснял своим приятелям. Он показался мне слишком дерганным, а это среди других студентов выглядело как-то нелепо. Когда «панки» просто таращились на него, этот парень тыкал себя пальцем в грудь, будто хотел достучаться до непробиваемых ребят, доказывая им свою правоту. Да и его одежда… Ну не видела я ни разу, чтобы кто-то носил обтягивающие темные штаны в сочетании со странной черной майкой-сеточкой. Нет, может, артисты так и ходят, им ведь позволительно пропагандировать, скажем, образ соблазнителя или женщины-кошки, но простой студент…
Да, верно, я все никак не могла привыкнуть к откровенным европейским выходкам, потому что выросла в совершенно тихом и спокойном месте. Так что подобный вид у парней был чужд мне.
– Эти «неформалы» – придурки, – услышала я позади себя голос Алисии и тут же повернулась к ней. Она посмотрела на меня, улыбнувшись, а ее глаза блестели от выпитого алкоголя. – Ну ты же на них пялилась? Вот я и говорю, это «неформалы», так их называют, а это – русский.
– Русский? – почему-то удивилась я, припоминая, что этот парень живет на нашем этаже, и чаще всего именно из-за него возникает очередной скандал. – Это же Итан? – нахмурила я лоб, рассматривая брюнета и опять повернулась к подруге. – Итан Харрисон?
– Верно, – согласно кивнула Алисия.
– Тогда почему русский?
– Ну говорят, у него дед оттуда, из Москвы… Будь осторожна, Харрисон – психованный идиот и патологический правдолюб. Не понравишься, узнаешь об этом сразу же и прилюдно, – и добавила, буравя парня тяжелым взглядом: – Терпеть его не могу.
Я догадалась, что Мартин, скорее всего, сама сталкивалась с этим «правдолюбом», потому и злилась на него. Покачав головой, я отвернулась от той компании и пошла за Алисией к ее знакомым.
Я жутко жалела, что притащилась на танцы, потому как заметно клевала носом и катастрофически сильно хотела просто вернуться в общежитие, лечь и уснуть. Однако Мартин цепко удерживала меня под руку, и я стала подозревать, что, скорее, служу ей опорой, чем собеседницей. В большей степени Алисия трепалась с девчонками, забыв обо мне, а я тоскливо поглядывала по сторонам, все чаще ловя себя на том, что кошусь на Итана. Но это выходило невольно, и смотрела я на него вовсе не потому, что у него была необычная для меня – шведки – внешность, а из-за шумного поведения парня. Хотела я или нет, а глаза сами натыкались на него, и снова приходилось отворачиваться, чтобы не оказаться замеченной.
Мне было тошно от парней. От любого, кто не напоминал Йоакима, но если улавливалось хоть какое-то сходство, я злилась еще больше, отшивая ничего не подозревающего ухажера. Хотя было их за все время только два. Да и те сами не понимали, нравлюсь я им или нет. Забавно даже.
В общем, мне было за радость сливаться с толпой и не отличаться от других девушек. Тем более после того, что случилось между мной и Ларссоном, я взяла себе на заметку: не доверяйся никому и тебе не сделают больно. Вот так.
После полуночи я решила покинуть это место и, когда заметила Алисию в компании не менее развязных парней, чем она, пошла к выходу. Конечно, это выглядело не очень красиво с моей стороны – бросать подвыпившую соседку по комнате среди ребят – но угнаться за Мартин и ее увлечениями было просто невозможно. Я ушла, да, а на улице, шагая по темному переулку, оказалась свидетелем потасовки. Хорошо хотя бы до общежития было совсем недалеко, и я выдохнула с облегчением, когда, пожелав коменданту – миссис Харви – доброй ночи, поднялась в комнату. Ко мне она, к счастью, цеплялась редко, потому что я не пила и не водила к себе парней.
Вероятно, я могла бы неплохо отдохнуть, если бы примерно в четыре часа утра в коридоре не поднялся шум, а вслед за ним в комнату не ввалилось два, я бы сказала, тела, потому как иначе не назовешь пьяную Алисию и удерживающего ее на себе Итана. Парень широко улыбался, сонно моргая, а я сидела на кровати, включив ночник, и во все глаза таращилась на этих двоих.
– Куда… ее… – только и выдавил Харрисон, а после сам же толкнул мою соседку на кровать. На мою кровать. Прямо мне на ноги.
– Да что такое? – воскликнула я хриплым после сна голосом и выбиралась из-под одеяла. – Вообще рехнулись?
– Тихо. Чего разошлась? – промямлил Итан и поспешил покинуть комнату, что-то еще пробормотав напоследок.
Я жутко разозлилась на Мартин. Улеглась на ее кровать и долго ворочалась без сна, нервно сопя, а после встала и стащила с подруги одежду. Затем, как смогла, подтянула ее повыше, чтоб уложить на подушку, и вернулась в постель.
***
Утро было отвратительным. Помимо того, что Алисия умоляла меня принести ей из аптеки средство от похмелья, так она еще и проснулась в семь утра, принявшись тошнить прямо у кровати. Я впервые в жизни ненавидела человека. Но мне было немного жаль Алисии, потому что я знала, что ее воспитывала двоюродная тетка – единственная родственница – а родителей у Мартин не было с четырех лет. Они погибли в авиакатастрофе. Ужасный случай. Она рассказывала мне об этом каждый раз, когда перебирала с горячительными напитками.
В итоге я сходила в аптеку, а после долго стояла под прохладными струями душа, чтобы взбодриться перед зачетом. Спать хотелось до слезливости глаз и бесконечной зевоты. Но, выпив огромную кружку крепкого кофе и даже не став завтракать, я, кажется, пришла в норму. Есть немного хотелось, но все равно в таком состоянии от еды воротило, как и от устойчивого запаха алкоголя, которым несло от полуживой Мартин.
В коридоре стояла шумиха, когда я вышла из общей душевой, потому что пришлось вернуться туда за своим забытым полотенцем, и, шагая мимо вопящей миссис Харви, я покосилась на Итана. Именно он был причиной очередного инцидента, только какого, я не знала.
– А вот она может доказать, что я спал в своей комнате! – вдруг воскликнул парень, поймав мой мимолетный взгляд.
«Что? Серьезно?».
Я остановилась, неловко улыбнувшись лжецу, и посмотрела на коменданта.
– Мисс Нильссон, будьте добры, скажите, был ли мистер Харрисон у себя прошлой ночью? Я пропустила момент его появления в общежитии, но мне сообщили, что ваша соседка по комнате находится в плохом состоянии, потому что этот человек привел ее только под утро. Я должна разобраться…
– Откуда мне знать, чем он занимался этой ночью? – пожала я плечами, предательски краснея под внимательным взглядом парня. – Мне ничего неизвестно. И… прошу простить, миссис Харви, у меня зачет через час.
– Да-да, конечно. Но…
– Я же не солгал, – перебил Итан коменданта, которая поджала губы. – Ну правда, я спал у себя.
«Вот негодник и не лжет ведь. Конечно, он спал в своей комнате после того, как приволок Алисию».
Я не ушла. Почему-то стало крайне любопытно, как Харрисон выкрутится. А он потешался над женщиной, и его глаза вспыхнули азартом. Итан вскинул брови так, что его вид сделался невинным, а проступившие на щеках ямочки, без сомнений, работали только на пользу. Миссис Харви цокнула, недовольная собой и влиянием вот таких студентов на ее, цитирую: «Несчастное больное сердце», а после, пригрозив Итану выселением, побрела в сторону лифта.
Я тоже поторопилась ретироваться, но Харрисон поймал меня у самой двери, схватив за локоть. Я неловко освободила свою руку и уставилась на него немного насторожено.
– Могла бы и вступиться за меня, – посмеиваясь, проговорил «русский».
– С чего вдруг? – искренне изумилась я, вжимаясь спиной в косяк. Я нервничала, когда незнакомые люди вставали ко мне настолько близко.
– Да просто так. По-соседски.
– Ну надо же, а я думала, ты ненавидишь ложь и всегда говоришь только правду. Предлагаешь лгать вместо тебя? – Фух! Откуда только взялась моя смелость?
Но она была недолгой, я тут же покраснела, потупила взгляд и, нащупав ручку двери, едва ли не ввалилась в комнату, захлопнув дверь перед носом улыбчивого парня.
***
Итана Харрисона стало слишком много. Он был заметен в коридоре учебного корпуса, в столовой тоже я слышала только его громкий голос, а на парах по общей психологии, куда он приходил в свои «окна» – зачем вообще третьекурснику торчать на парах первого курса – кучерявая неряшливая голова Итана мелькала перед моими глазами, что в конечном итоге стало невыносимо раздражать.
Я решительно не понимала, почему девушки липнут к этому развеселому парню, но, кажется, ответ крылся как раз в слове «развеселый». Нельзя было не заметить, что Итан является душой компании: много и по теме шутит, совсем не пошло, однако порой грубовато. Еще он действительно был прямолинеен до невозможного. Тактичность – не его конек. Но как бы там ни было, к нему все равно тянулись люди. И я невольно стала отмечать различия между ним и Йоакимом, приходя к выводу, что эти двое – небо и земля. Если Ларссон, в жизни сдержанный и уверенный в себе, был достаточно скрытным, то Итан являл собой пример прямодушия, даже некоторой наивности. За этим тянулась романтичность и незнакомая мне порывистость. Мол, я сейчас сниму с себя все вещи и отдам тому бомжу, что сидит в сквере у мусорных урн. Я не понимала этой широты души парня, меня немного пугала такая эмоциональность, но привлекало то, что все это было без пафоса и наигранности.
Я краем уха слушала, как Харрисон, в очередной раз посетив наше занятие, рассказывал о забавном случае, произошедшем с ним на концерте какой-то группы, которая приезжала в Лондон больше полугода назад. Об этом коллективе под названием «Europe» я не слышала. Вернее, ребята раньше что-то спрашивали о них, но я не знала музыку этой группы. Возможно, слышала, но не имела представления, кто они такие.
– …на следующей неделе будут выступать у нас в местном рок-клубе, – донеслось до меня, и я подняла глаза на Итана, который тут же, заметив меня, сказал: – Миа, пойдешь со мной на концерт?
Я растерянно моргнула, окидывая всех смущенным взглядом, и качнула головой. Вероятно, неопределенно вышло, потому что Харрисон переспросил:
– Так что? Идешь?
Алисия, сидевшая рядом, замерла, а после склонилась ко мне и прошептала:
– Учти, он добьется своего, если пойдешь с ним. Думаешь, бесцельно таскается на наши занятия?
Именно это нетактичное со стороны сокурсницы заявление пробудило мою гордость, хотя я не была уверена в правильности своего решения. Зато могла с точностью отвечать за собственные будущие поступки, и я знала, что Итан ничего не получит, кроме моего присутствия на концерте.
Я кивнула, посмотрев на парня, а тот улыбнулся в ответ, снова вынуждая меня нервничать из-за его обезоруживающей открытости.
«Странный какой-то, честное слово».
Веря, что ничего ужасного не случится, я спокойно погрузилась в учебу, всеми силами стараясь не обращать внимания на этого представителя противоположного пола, который явно пытался подобраться ближе. Не буквально конечно. Однако это очень бросалось в глаза и не только мне. Девушки в нашей группе уже давно начали шептаться о несуществующих отношениях между мной и «русским». Но я мысленно смеялась над ними, храня в голове образ Ларссона.
Решающим этапом моей жизни стал звонок Катаржины в пять часов вечера, когда я только влетела в комнату и, ринувшись к тумбочке, схватила трубку надрывавшегося телефона.
– Пляши, – одно слово от Кати, без приветствия и привычного визга.
– Эм… и что это значит? – я растерянно присела на кровать, сбрасывая с плеча сумку, тяжелую от конспектов и учебников.
Подруга рассмеялась, поняв, как напугала меня, и тут же весело воскликнула:
– Я в Лондоне! Встретишь меня?
– Боже… О, боже! Кати! – закричала я, вскакивая и не зная, куда мне броситься, и уже едва не повесив трубку, додумалась спросить, где именно она находится.
Чапкова рассказала мне в подробностях, куда подъехать, и я замерла, не поняв, о чем идет речь.
– Почему ты в отеле? Думаю, миссис Харви позволит приютить тебя…
– Я должна встретиться с Джоном, Миа.
– С Джоном? – продолжала глупить я.
Кати протяжно заскулила, посмеиваясь над моей несообразительностью.
– Джон Левен. Помнишь такого? Они в гастрольном туре по Европе. – Я снова присела, ощутив, как сильно сдавило горло, потому и не смогла ничего сказать, а Катаржина добавила: – Хочешь увидеть… Джоуи… то есть… ну ты поняла.
– Джоуи? Кто это? – спросила я, плохо соображая.
– Неважно… Ну Йоакима… Хочешь или нет?
Резко встрепенувшись и сбросив с себя задумчивость, я проговорила с напором:
– Как-нибудь в другой раз…
«А лучше никогда».
