Текст книги "Восход Черной луны"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава 18

А на следующий день начались будни. Андрей уже знал, что будни тоже могут стать праздником, если рядом с тобой близкий, любимый человек, одно только присутствие которого окрашивает в теплые, радостные тона каждую мелочь, каждую деталь и делает значительным, наполненным глубоким смыслом любой пустяк. Он был счастлив, но несколько обеспокоен резкой переменой поведения жены.

После свадьбы прошло уже несколько дней, а Ляна ни одним словом не обмолвилась о той клятве, которую взяла с мужа в самый торжественный момент их жизни. Часами она просиживала за своими таинственными книгами, напряженно шепча себе под нос какие-то тарабарские фразы.

Но однажды, вернувшись со службы, Андрей застал ее в еще более необычном состоянии. На щеках Ляны пылал яркий горячечный румянец, глаза зажглись каким-то странным диким блеском, грудь высоко и часто вздымалась, а голос срывался от волнения.

– Пора, Андрюша, – обнимая мужа, зловеще прошептала она в самое его ухо.

– Что пора? – ошеломленно спросил он, ощущая, как холодный противный страх закрадывается в его душу.

– Клятву свою помнишь? Настала пора исполнить ее. Пойдем.

Она взяла его за руку и повела в ту огромную, с резной дореволюционной мебелью комнату, в которую прежде Андрей годами не заходил. Комната была темна, оттого что освещалась лишь одной свечой, горящей посередине круглого дубового стола в высоком старинном серебряном подсвечнике.

– Садись.

Ляна жестом указала на единственный стоящий у стола стул.

– Зачем? – нерешительно спросил Андрей и глупо ухмыльнулся.

– Садись, – повелительно повторила она и так взглянула на него, что он тут же плюхнулся на сиденье, удивляясь той чудной силе, которая исходила от ее взгляда.

Он хотел рассмеяться, шутливо спросить, уж не такая ли она колдунья, как ее своенравная бабка покойница-Мариула, но язык Андрея окаменел и перестал повиноваться. От этого ему, взрослому, видавшему виды мужчине сделалось жутко и почему-то стыдно.

«Что это со мной? – с ужасом подумал Андрей, чувствуя, что погружается в какой-то неестественный, пугающий его сон. – Чертовщина какая-то. Этого не может быть. Я же коммунист, я же атеист», – пытался он подбодрить себя.

Ему казалось: надо во что бы то ни стало надо хоть как-нибудь вернуться к обычному, заурядному, земному. Но какое-то незнакомое второе его «Я» понимало, что это уже невозможно. Он закрыл глаза и покорился этому альтэр эго, и отдался в полную его власть.

– Я привела его, как ты приказала мне во сне. Теперь помоги, – услышат он громкий голос Ляны, раздавшийся у самых его ушей.

И тут ее легкие шаги зазвучали из разных уголков комнаты, затем донеслось бархатное шуршание и какое-то уханье, похожее на крики филина, потом еще какие-то таинственные звуки и в воздухе распространился едкий тошнотворный дух, постепенно переходящий в приятный тонкий аромат, напоминающий знакомый запах свежескошенной травы.

Андрей хотел раскрыть глаза и посмотреть, что происходит в комнате, но неизвестные силы удерживали его от этого.

– Дай ему выпить горький отвар, приготовленный по моему рецепту, – вдруг необъяснимым раскатистым эхом покатился по комнате зловещий голос Мариулы. – И опусти его руки в заговоренную воду.

Последовавшие за этим легкий хрустальный звон колокольчиков, и неприятное сатанинское шипение, и новый запах горящих человеческих волос, сопровождающиеся душераздирающим криком, подозрительно схожим с воплями взбесившихся мартовских котов, заставили Андрея содрогнуться, открыть глаза и еще сильнее содрогнуться.

Комната исчезла. Он сидел посередине бескрайнего свежевспаханного поля. Перед ним с широкой клубящейся чашей в руках стояла обнаженная Ляна.

«Господи! Что же это за безобразие?! Зачем же она разделась? Ведь уже холодно», – мелькнула и тут же погасла в голове Андрея тревожная мысль, после чего он неожиданно обнаружил, что тоже наг.

А Ляна уже прижимала свои твердые упругие соски к его губам и нежно шептала:

– Выпей, выпей…

Он мгновенно припал к этим острым розовым соскам и ощутил на губах горячую горьковатую жидкость, от которой голова его закружилась, а руки сами опустились в широкую клубящуюся чашу, протянутую Ляной.

– Пей, пей, любимый, пей, – доносился до его ушей ее таинственный дрожащий шепот. – Пей, любовь моя, пей…

И он пил, пил, пил…

Вдруг девушка резко отстранилась от него и быстро-быстро зашептала какие-то непонятные заклинания.

– Что? Что с ним? – запрокинув голову, громко крикнула она в небо. – Мариула, скажи! Скажи, Мариула!

Ее слова растаяли во мраке ночи, и наступила тяжелая гнетущая тишина. Но уже через несколько секунд небосвод феерически озарился короткой вспышкой, и словно скрежетание старого железа раздалось с него.

– Он пуст, – вновь покатился гулким эхом голос покойной Мариулы. – Жизненные силы почти покинули его.

– Нет! Нет! Я не позволю уйти им! Я отдам ему свои силы! Моя любовь наполнит его! – в отчаянии закричала Ляна.

Она злобно отшвырнула клубящуюся чашу в сторону и пылко прижала голову Андрея к своему животу. Сознание его мгновенно помутилось, и он ощутил какой-то особенный прилив сил. Из груди Ляны на ее тело и на лицо Андрея продолжала капать все та же горячая горьковатая жидкость, от которой Андрей уже не мог оторваться. Он жадно слизывал ее и ощущал невыразимое блаженство.

Вдруг жгучее, исступленное желание охватило все его существо. Он прижался к Ляне еще сильнее и почувствовал, как сладострастный трепет прошел по всему ее телу. Они слились в едином неистовом порыве любви и едва не задохнулись от нахлынувших до боли острых ощущений.

Тело возлюбленной постепенно начало светиться нежным голубоватым светом, рассеянным туманом, медленно переходившим к Андрею, и от этого желание его усиливалось, и он с еще большей страстью обладал Ляной.

Руки его ласково блуждали по атласной коже девушки, по ее ногам, бедрам, животу и наконец коснулись полной упругой груди. И тут пальчики Ляны вложили в его ладонь какой-то металлический предмет, в котором Андрей узнал медальон, висящий на ее шее.

Когда медальон уютно устроился у него в руке, Андрею на мгновение показалось, что в этом бездушном предмете пульсирует какая-то своя, неведомая ему жизнь, зародившаяся так давно, что его сознание не могло охватить, постигнуть эту бездну времен.

Теперь Андрей знал, что это очень старинная, древняя вещь. Это знание волшебным непонятным путем пришло к нему через прикосновения нежных Ляниных пальчиков и тяжелого незнакомого металла.

Едва эти странные чувства родились в Андрее, как теплая, вязкая волна пробежала по всему его телу и, достигнув головы, на мгновение перевернула его сознание, дав ощущение непостижимой и страшной схватки дивных, фантастических сил, вступивших в беспощадный и жестокий бой. Потом волна отхлынула и в душе Андрея появилась удивительная легкость, а разум его внезапно обрел уверенность в том, что все будет хорошо.

Андрей и раньше верил в то, что с ним не может случиться ничего плохого, но то была земная рассудочная вера, а это новое чувство шло не от сознания, оно проникло в него из каких-то темных первобытных глубин и сразу стало неотъемлемой частью его существа.

Ляна догадалась о его ощущениях, еще сильнее прижалась к нему и зашептала:

– Все хорошо? Ведь правда? Ты уже знаешь об этом? Все хорошо?

– Да! – радостно закричал Андрей. – Хорошо! Я словно богатырь! Словно Геркулес! Во мне столько силы, что я сейчас взлечу!

Ляна осторожно вынула из его крепко сжатой ладони свой медальон и села с ним рядом, не сводя с Андрея влюбленных восторженных глаз. Он распластался на рыхлой, мягкой земле и с удовольствием смотрел на жену, на плавный изгиб ее стройных бедер, на гибкую талию, на острые с розовыми сосками груди, между которыми на длинной серебряной цепочке притаился таинственный старинный медальон.

– Все хорошо, – улыбаясь, шептала она, – Андрюшенька, все хорошо.

Он улыбнулся и хотел ответить ей, что не просто хорошо! не просто хорошо! а хорошо так, как никогда еще в его жизни не было! но в это время темное небо вновь осветила яркая феерическая вспышка.

– Молния, наверное, – спокойно подумал он, но, взглянув на Ляну, ужаснулся.

Девушка страшно переменилась в лице. В ее широко распахнутых глазах застыл ужас. Она принялась поспешно, судорожно, заикаясь и запинаясь, творить какие-то заклинания, но, видимо, у нее ничего не получалось, потому что она вдруг упала на колени и, протянув руки к небу, словно безумная закричала:

– Нет! Не уходи! Мариула! Не уходи! Что с ним?! Что?! Скажи! Скажи, Мариула! Скажи, он будет жить?! Скажи! Скажи, Мариула! Я прошу тебя! Я умоляю! Я требую!!! Скажи мне! Скажи! Он будет жить?!

Происшедшее дальше Андрей воспринял смутно. То ли оглушительный гром раздался с небес, то ли дряхлый трескучий голос Мариулы слишком громозвучно ответил: «Нет!», только Ляна дико взвыла, застонала и покатилась по полю, буйно молотя ногами и неистово царапая землю своими розовыми ноготками.

– Не верю! Не верю! – кричала она обливаясь слезами. – Ты лжешь, Мариула, лжешь! Я ненавижу тебя! Слышишь?! Проклятая! Не-на-ви-жуууу!

Душевыворачивающий стон раздался с черного неба, и Андрей словно очнулся. На постели в его руках билась и рыдала Ляна.

– Что с тобой? Любимая, что с тобой? – в смятении воскликнул Андрей.

Ляна мгновенно затихла и, вытирая слезы, поспешно ответила:

– Сон. Страшный сон приснился…

– Мне тоже, – облегченно вздыхая, откликнулся Андрей.

И в этот момент внутри него что-то испуганно и тоскливо заныло. То, что открылось его удивленному взору, поразило, потрясло его. К смуглой атласной коже восхитительного круглого плеча Ляны прилипли темные влажные комочки земли. Он перевел взгляд на ее тоненькие хрупкие пальчики и еще больше ужаснулся: под удлиненными розовыми ноготками он увидел предательски чернеющие полоски все той же земли.

Глава 19

После той ночи Ляна, словно одержимая, погрузилась в изучение старинных фолиантов из потертого чемоданчика Пьетро. Теперь, возвращаясь со службы, Андрей заставал ее за одним и тем же занятием: склонившись над очередной книгой, она жадно «глотала» страницы, что-то бормоча себе под нос.

С мужем она была приветлива, но молчалива. Когда Андрей чуть ли не силой отрывал ее от стола и сажал к себе на колени, она обвивала руками его шею и, уткнувшись носом в его плечо, задумчиво безмолвствовала.

– О чем ты думаешь? – спрашивал он.

– О том, что сегодня прочитала, – рассеянно отвечала она.

Андрей жутко возненавидел все эти книги, похитившие у него его веселую Ляну. Но он ничего не мог поделать. Ему хотелось однажды бросить их в огонь и с наслаждением смотреть, как они будут гореть в ярком беззаботном пламени. Но страх перед женой, появившийся после той невероятной, колдовской ночи, останавливал его.

Столкнувшись с невообразимым упрямством Ляны, Андрей уже не раз вспомнил Пьетро, жаловавшегося на своенравие внешне покорной дочери. Теперь Андрею было ясно, что старый цыган имел ввиду. Ему уже стала надоедать такая супружеская жизнь, он начинал сердиться и даже выговаривать Ляне:

– Ничего не пойму. Это что же, так у цыган что ли принято, чтобы жена встречала мужа взглядом, упертым в книгу?

– Нет, нет, Андрюша, это недолго продлится, – оправдывалась жена. – Потерпи немного, ну совсем чуточку. Я уже почти поняла…

Что она «уже почти поняла», объяснять Ляна не торопилась, а чинить допрос после той жуткой незабываемой ночи Андрей предусмотрительно остерегался.

Однако через некоторое время Ляна повеселела, ее книги исчезли со стола, и если она ими и продолжала увлекаться, то, видимо, в отсутствие мужа. Теперь она выбегала на крыльцо, едва заслышав звук хлопнувшей калитки, и с радостным криком повисала на шее Андрея.

Но однажды, вернувшись со службы значительно раньше обычного, он впервые услышал великолепный любимый голос своей ненаглядной жены, с надрывом поющий страстную протяжную цыганскую песню.

Заслушавшись, он приостановился, опасаясь обнаружить свой приход и нарушить это необыкновенно красивое пение. А песня, стремительно вырываясь из открытого окна, то упоительно-томно, то яростно-проникновенно, то жалобно-протяжно неслась, уносилась в далекие бескрайние просторы, изрезанные лентами цыганских дорог.

Вдруг еле слышно раздался тяжелый прочувствованный женский вздох:

– Ох! До чего же хорошо!

Андрей вздрогнул, оглянулся и заметил на высоком резном крыльце соседнего дома приятельницу его покойной матушки Ольгу Николаевну. Он засмущался, растерянно поприветствовал ее и хотел уже было скрыться за дверью своего жилища, но она улыбнулась и с нежностью в голосе произнесла:

– Что за чудо ваша Ляна! Как она поет! Я просто бросаю все дела, ноги в чувяки и бежу на крыльцо, и не могу оторваться.

Андрей удивленно взглянул на соседку и, поколебавшись, спросил:

– И что же, она часто поет?

Та, блаженно прижмурив глаза, со сладкой улыбкой на устах кивнула головой и, еще раз вздохнув, нараспев ответила:

– Каженный день, как радиво. А ровно в шешнадцать ноль-ноль замолкает и ни гу-гу. Точно, как радиво.

У Андрея защемило в груди.

«Тоскует моя Ляна по своему табору, а виду не подает, – с грустью подумал он. – Свою печаль от меня скрыть старается».

Он смущенно топтался во дворе, теперь уже не решаясь войти в дом. Вдруг пение прекратилось, и наступила тишина, в которой было слышно лишь шуршание опавших осенних листьев под ногами Андрея.

– А! Что я говорила? Ровно в шешнадцать ноль-ноль замолчала. Точно радиво, – удовлетворенно произнесла соседка и скрылась за дверьми своего дома.

* * *

Ляна встретила Андрея весело, радостно, словно и не было только что у нее безысходной, отчаянной тоски, словно не звучала минуту назад жалобно и печально ее цыганская песня. Весь остаток дня он был нежен с ней как никогда, а как только легли они в кровать и Ляна пристроила свою кудрявую головку на плече мужа, Андрей не выдержал и спросил:

– Скучаешь по табору? Мечтаешь вернуться к прежней жизни?

Она тут же приподняла голову и пронизывающим взглядом посмотрела на мужа. В мягком свете ночника ее смуглое юное лицо казалось янтарно-прозрачным.

– Не-а! – вдруг шутливо воскликнула она и уронила голову на грудь мужа.

Он погладил ее по светло-русым пушистым волосам, среди которых попадались совсем белокурые пряди, и вдруг обнаружил, что из-под корней они растут гораздо темней.

– Надо же, – удивился Андрей. – Ляночка, твои волосы темнеют. Вот, почти совсем черные растут. Теперь я вижу, что ты настоящая цыганка, – рассмеялся он.

– Глупый, – ласково ответила она.

– Где же ты видел цыганку со светлыми волосами? Они всегда у меня темные растут. Это уже потом они выгорают на солнце. Цыгане же редко прячут свои головы от неба. И кочуют они в общем-то за летом, как перелетные птицы.

Ее слова опять больно кольнули Андрея. Словно почувствовав это, она усмехнулась и спокойно сказала:

– Я не хотела тебе говорить… Недавно табор мой проходил мимо. Заходила жена Пьетро, разыскала меня… На юг они путь держат. Новый Баро собирается там осесть. В ваших краях уже много цыган осело. Все трудней и трудней становится кочевая жизнь. Много неприятностей с властями. Все меньше и меньше цыган живут кочующим табором. Так что недолго и наш будет кочевать, – успокоила она мужа.

После этого разговора проницательная Ляна старательно изображала перед Андреем приподнятое настроение, которое далеко не всегда соответствовало ее истинному состоянию души. Но однажды она встретила мужа настоящим ликованием.

– Что случилось? – с удивлением поинтересовался Арсеньев, Наблюдая за торжествующе пританцовывающей женой.

Она радостно бросилась к нему на шею и взволнованно прошептала:

– Я нашла! Нашла, Андрюша! Мы будем счастливы! Ты даже представить себе не можешь, как мы будем счастливы!

– Почему будем? – обиженно спросил Андрей. – Разве мы не счастливы уже?

– Ах, я не о том! Совсем не о том! Ты ничего не понимаешь! Да это и не нужно тебе. Я нашла! Нашла! Нашла!

Андрей внимательно слушал жену, охотно подставляя под ее порывистые поцелуи свое лицо, но интересоваться, что именно она нашла, остерегался.

«Опять какие-нибудь суеверные штучки, – думал он про себя. – Эх, задурила Мариула своей внучке голову».

А Ляна вдруг трепетно прижалась к нему и взволнованно зашептала:

– Андрюшенька, милый, я нашла, нашла, я знаю теперь, что нужно, только поклянись, что не откажешь мне…

– Что?! Опять колдовство?! – живо отреагировал он на ее просьбу. – Нет уж, голубушка, на этот раз откажу. Вольно тебе из меня дурака делать. Лучше уж и не проси.

Глава 20

Мариула уже несколько раз приходила к Ляне во сне и предупреждала внучку о грозящей ей беде, и просила, умоляла вернуться обратно в родной табор.

–  Не спасешь, ее спасешь ты своего офицерика, – упрямо скрежетала Мариула. – Его давно уже нет на этом свете, одна лишь оболочка осталась от него.

– Врешь! – отчаянно противоречила покойнице Ляна. – Я беременна! У нас с Андреем будет ребенок!

– Мы, дети Лиллит, можем менять судьбы других людей, направляя их по тому или иному пути. Но только судьбы и только тогда, когда этот путь есть, – зловеще утверждала Мариула. – Ты же вступила в борьбу с самой смертью! Поберегись! Горе ожидает тебя!

– Уйди! Не каркай! – изо всех сил защищалась Ляна. – Я же сказала: ты не права. У нас будет ребенок, я беременна. Мы будем счастливы.

–  У вас будет ребенок! Это правда. Но вы не будете счастливы. Вы никогда уже не будете счастливы. У вас всего лишь будет ребенок. Это все, чего ты добилась в этой неравной схватке со смертью. Опомнись! Ты вступила в битву с самой смертью, – безжалостно перечила Мариула. – Коснувшийся ее холодящего оружия своим мечом тут же становится ее союзником, а значит, страшным убийцей. Опомнись! Пока не поздно, опомнись! Беги отсюда! Беги! Беги!

– Нет! Нет! Я уже знаю, что мне делать! Я уже научилась! Теперь я знаю больше тебя! Больше тебя! Поэтому ты так и злишься! Поэтому ты так ненавидишь нас!

– Глупая, – устало простонала Мариула, – разве может живой человек знать больше странника вселенной, называемого на земле покойником. Дети Лиллит рождены для счастья, но чаще приносят горе. Ты совершила уже страшную ошибку. Остановись! Пока еще не совсем поздно, заклинаю тебя, остановись! Все равно не успеть тебе спасти своего офицерика! Остановись! Откажись от опасных знаний! Сожги мои книги! Заклинаю тебя! Заклинаю, тебя! Заклинаю тебя!

* * *

Ляна проснулась в холодном поту и тут же подумала:

– Сегодня же уговорю Андрюшу. Надо спешить. Надо успеть.

Она повернула голову в сторону кровати мужа, но обнаружила лишь аккуратно сложенное одеяло и лежащую на нем записку.

«Родная, не хотел тебя будить. Только что пришел посыльный. Боевая тревога. Когда вернусь, не знаю. Может, через несколько часов, может завтра, а может через несколько дней. Не волнуйся. Не скучай. Люблю. Целую. Твой Андрей».

Сердечко Ляны бешено застучало.

– Боевая тревога! Что это такое? Почему так внезапно, ночью? – испуганно размышляла она. – Господи, ведь войны нет, так почему же эта тревога боевая?

Она быстро оделась, схватила записку и помчалась к соседке. Ольга Николаевна не спеша надела очки, тщательно расправила сложенный вдвое лист бумаги и принялась медленно читать мелкий неразборчивый почерк Андрея.

– Ну? И шо же тебя так разволновало?. – наклонив вниз голову и глядя поверх очков, спросила Ольга Николаевна.

– Ну как же? Тревога… Да еще боевая… – смущаясь и краснея под строгим взглядом соседки, промямлила молодая женщина.

– Э-э, милая, – рассмеялась Ольга Николаевна, – коли так боишься тревог, так нечего было и замуж выходить за военного, да еще и летчика.

Тут уж Ляна совсем стушевалась. Заметив это, добрая пожилая женщина пожалела этого взрослого наивного ребенка и, ласково поглаживая девушку по руке, успокоила ее:

– Ничего страшного нет в этой боевой тревоге. Прибежал посыльный, вызвал твоего мужа, вот и все дела. Построят их там, проверят, как быстро они умеют собираться в случае опасности или нападения какого, а потом и отпустят с миром по домам.

– Раз я не слышала, значит, вызвали Андрюшу глубокой ночью. Что же он не возвращается? За это время уж сколько раз можно было успеть, как вы говорите, построиться, – озабоченно возразила девушка.

– Ну, значит, учение у них. Болевой вылет или как там они называют. Да успокойся ты, милая. На моей памяти этих тревог было видимо-невидимо. Анна Сергеевна уж насколько женщина волнительная была и то так не переживала. Вот увидишь, он скоро вернется. Привыкай, а как ты думала, милая? Ты теперь жена военного.

Такое заключение мало успокоило Ляну, но она все же поблагодарила Ольгу Николаевну за сочувствие и пошла домой.

После того жуткого сна со зловещими предсказаниями Мариулы сердце Ляны не было и не могло быть на месте. И, конечно же, тягостные предчувствия атаковали ее весь день. И сколько она себя ни успокаивала и ни убеждала, что переживания вредны их будущему малышу, сердце ее не отпускали гнетущие оковы страха.

Чтобы отвлечь себя, Ляна решила заняться садом. До этого ей никогда не приходилось ухаживать за деревьями, но она видела в окно, как подолгу возилась в своем небольшом хозяйстве Ольга Николаевна: то собирала урожай, то боролась с вредителями, а на днях сгребала пожелтевшие опавшие листья.

– Пойду и я поковыряюсь немного с землей на свежем воздухе, – подумала женщина и, потеплей одевшись, вышла во двор.

Она грустно бродила среди голых невзрачных деревьев и не знала, с чего начать.

– Что, Ляночка, на работу потянуло? – шутливо окликнула ее Ольга Николаевна. – Да, хороший когда-то был сад, – добавила она, поглядывая на старую засохшую жерделу. – Но после смерти Андрея Андреевича некому к нему руки приложить.

– Да вот, хочу приложить, да не знаю с чего начать, – оживилась Ляна.

– Э-э, милая, да вашему саду больше мужские руки нужны. Лишние ветки пообрезать надо, но это лучше делать зимой. Не опрыскивали его много лет. Вредителей разводите, а они потом на мои деревья нападают, – с шутливой обидой заметила соседка. – И старых деревьев слишком много. Поспиливать их к чертовой матери давно пора. От них только погань одна распложается. Что ты можешь сделать в этом саду?

Ольга Николаевна критически взглянула на тоненькую фигурку девушки.

– Листья могу собрать, – возразила Ляна. – От них тоже погань?

– Только что листья, – усмехнулась соседка. – От них тоже погань. Деревья, вот, можешь новые посадить, чтобы времени не терять. Весной Андрея заставь спилить старые, а сейчас посади молоденькие саженцы. Кстати, осенью они и лучше примутся.

– Ой, так я прямо сейчас этим и займусь! – обрадовалась Ляна. – Сделаю Андрюше к его приходу сюрприз.

– Да поздновато уже, – взглянув на часы, сказала Ольга Николаевна. – Надо бы с утра пораньше. Сегодня пятница, в этот день обычно выбор богатый. Хотя, если поспешишь, может, еще и успеешь. Может, базар еще не разошелся. Попробуй, милая.

– Конечно поспешу! – сорвалась с места Ляна.

– Еще как поспешу. Я побежала переодеваться, а вы, пожалуйста, напишите, какие саженцы мне лучше покупать.

– Вот девка! Огонь! – с одобрением подумала Ольга Николаевна. – Мне бы такую невестку. Не то, что моя Танька. Ни рыба, ни мясо. Одни кости.

Ляна очень спешила, но успела, как говорится, к шапочному разбору. Почти все продавцы уже разошлись. Остались лишь пожилые женщины, торгующие лекарственными травами.

– Чего дивчина хотела? – спросила ее одна из них. – Вот смотри, богатый ассортимент, травка от разной хвори: от женских болезней, от нервов, от желудка…

– Да нет, спасибо, это я и сама неплохо лечить умею, – отмахнулась Ляна.

– Дохтур ты, что ли? – недоверчиво приглядываясь к юной особе, спросила старушка. – Так дюже молода еще.

– Доктор не доктор, а многие болезни за несколько секунд снимаю.

– Ну! – оживилась старушка. – Может, и мою осилишь?

– А что у вас болит?

– Ой! Да в ухе чавой-то!

Старушка тут же сотворила плаксивую гримасу и прижала руку к уху.

– И что с вашим ухом? Болит?

– Да кто ж его знает? Как стрельнет, как стрельнет ни с того ни с сего. А так вроде бы ничаво и не болит вовсе. А как-то вдруг иной раз найдет и стреляет, и стреляет. И сейчас. Вот прямо в этот момент. О! О! Шибает!

– Понятно, – сказала Ляна, уже жалея, что ввязалась в разговор с торговкой травами. – Отойдемте в сторону, не на глазах же у всех мне вас лечить.

Старушка, поручив приятельнице присматривать за своим «богатым ассортиментом», поспешила за Ляной.

Через несколько минут они вернулись к торговому ряду. Травница смотрела на Ляну уже с большим уважением и восторженно рассказывала любопытным приятельницам:

– Надо же! Что-то пошептала, руками потрогала и боли как не бывало!

Она уже забыла про виновницу своих восторгов и собиралась со всеми подробностями поведать о чудесном своем исцелении, но Ляна решительно воспрепятствовала этому.

– Бабушка, Вы же что-то обещали, – нетерпеливо напомнила она. – Вы уж извините, но я очень спешу.

– Ах, да! – всплеснула руками старушка. – Конечно, конечно.

Она полезла под прилавок и достала завернутое в старые тряпки маленькое деревце.

– Вот, деточка, себе покупала. Чудесная садовая культура. Долго выбирала, старалась, да так и быть, уступлю тебе. Из благодарности. Что ж поделаешь, коль тебе не досталось. Я-то себе завсегда куплю. Я-то тут целыми днями. Бери, чудесная садовая культура. Технологию-то посадки знаешь?

– Знаю, – бойко соврала Ляна.

Она быстро отсчитала деньги, вручила старушке, взяла покупку и поспешила домой, подальше от своей разговорчивой пациентки. Второпях она забыла спросить, что за «чудесную садовую культуру приобрела».

Вернувшись домой, она зашла к соседке похвастаться приобретением и спросить, какова «технология посадки». Ольга Николаевна сообщила, что это груша, скорей всего трехлетка, и объяснила, как лучше ее посадить.

Ляна, старательно выполнив все рекомендации, посадила грушу и уже обильно поливала ее, представляя, как похвастается мужу своим первым в жизни посаженным деревом, как вдруг услышала звук хлопнувшей калитки.

– Андрюша! – радостно закричала она и побежала по дорожке и тут же остановилась как вкопанная.

Навстречу медленно шли друзья Андрея. Ляна взглянула на их скорбные напряженные лица и сразу же все поняла.

– Не успела! – вскрикнула она и потеряла сознание.