Текст книги "Восход Черной луны"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Глава 4

Когда нежданный гость покинул табор, обеспокоенная непонятным поведением внучки старуха вошла в шатер. Она подождала, пока глаза, привыкнув к полутьме легкого кочевого домика, стали различать видневшееся белым пятном лицо Ляны, и лишь после этого спросила:

– Что так напугало тебя, деточка?

Ляна хранила безмолвие. Старуха нахмурилась и, не дождавшись ответа, встревожилась непонятным молчанием внучки.

– Что увидела ты на его ладони? Что увидела в его судьбе? Может быть, он злодей, жестокий убийца? Так ведь военные часто убивают и содеянное не на их совести.

Ляна по-прежнему продолжая а безмолвствовать.

– Может быть, нить его судьбы коротка, и смерть стоит у него за спиной? – вкрадчиво спросила старая цыганка. – Так ведь то, что есть сегодня, не вечно про, длится ЗАВТРА. Может, передумает его судьбу. Сама ведь знаешь: одному и тому же человеку в разное время гадание предсказывает разное. Иногда вместо вчерашней смерти выпадает второе рождение, – попыталась она успокоить внучку.

Старуха задумалась, всматриваясь в глаза Ляны, непроницаемая чернота которых отражала дневной свет, просачивающийся в шатер. Присела рядом с девушкой, обняв своей высохшей рукой ее худенькие плечи, и поглаживая внучку, сама не веря в свои слова, вновь заговорила:

– Ах, Ляночка, ну разве можно всерьез верить в наши гадания? Вероятно, когда-то наши предки и могли предсказывать судьбу, только это было так давно, что секрет предвидения уже никто не помнит. Вот и ты смотришь на страницы древних книг, как слепец, а разгадать их не можешь.

Она помолчала, вслушиваясь в едва уловимое дыхание Ляны. Старая женщина впервые видела свою внучку в таком смятении и не на шутку встревожилась.

– Стоит ли, деточка, верить нашим дурным предчувствиям, а уж тем более так расстраиваться из-за них. Они у нас хоть и часто сбываются, но и подводят тоже нередко.

Девушка благодарно уткнулась в сухое плечо старухи:

– Ты такая добрая, бабушка, такая умная, только не стоит меня обманывать лишь для того, чтобы успокоить. Сама же не веришь в свои слова. Да и учила ты меня совсем другому. Это правда, что я вслепую блуждаю по страницам древних книг, но во мне живет надежда… даже уверенность, что недалек тот день, когда, прозрев, я пойму каждый знак, каждое слово их непонятного языка. Страшно и радостно думать об этом, но я знаю – так будет, и когда это придет, судьбы многих людей откроются мне, а может быть, я сумею и изменять их.

– Вот видишь, – обрадовалась старуха, – ты и сама признаешь, что судьбу человека можно изменить. Кроме того, она и сама может меняться по воле случая. Разве не так сказано в наших книгах?

– Все так, бабушка, – оживилась Ляна. – Там говорится, что даже простое предсказание судьбы человека может направить его жизнь по другому руслу, потому что, зная будущее, он, возможно, поступит не так, как предопределено, и уже только это изменит предначертанное. И еще я узнала: судьба – это дорога, у которой есть перекрестки.Умелый маг, меняя будущее человека, направляет его по избранному им пути в миг, когда жизнь проходит это перепутье.Вот только…

– Что только, внученька, что?

Старуха ласково коснулась своим высохшим пальцем атласной щечки Ляны.

– Знаешь, бабушка, иногда мне кажется… Нет, я это точно знаю, что даже для такого простого гадания, как предсказание по линиям рук, нужно почувствовать человека, ощутить… Нет, я не могу это объяснить. Только…

– Ну вот, опять твое только, – укоризненно покачала головой старая цыганка. – Говори уж, коль начала.

– Что ж говорить, – погрустнев, тихо сказала девушка, – у этого человека, летчика, вообще нет никакой судьбы.

Старуха испуганно отпрянула от нее.

– Бог с тобой, дитя, что ты говоришь-то. Не бывает такого.

Качая головой, Ляна уточнила:

– Почти нет. Жизнь его не дотягивается даже до ближайшего перекрестка, и изменить ее ничто и никто уже не сможет.

Но вдруг Ляна с надеждой глянула на старую свою бабку и возбужденно зашептала:

– А может быть, я ошибаюсь? Мало ли что могло мне почудиться… Это ведь только мои ощущения. Ничто другое не указывает на его скорую…

Так и не сумев произнести слово «смерть», девушка отвернулась, прикрыв кулачками огромные свои глаза.

– Может быть, и ошиблась, – с глубоким сомнением в голосе поддержала ее старуха, – хорошо, кабы так… А только надо было тебе все же погадать парню… Вдруг что-нибудь и изменилось бы в его судьбе.

– Ты думаешь? Правда? – встрепенулась Ляна.

– Может, мне побежать за ним? Может, он еще не ушел?

– Нет, не стоит, детка, уже не догонишь. Да если и суждено было бы тебе спасти его, то не прекратила бы ты своего гадания. Ведь не зря же звезда этого парня привела его в наш табор. Каждым шагом своим творим мы будущее.

Она еще раз нежно провела по липу внучки пальцами и, выйдя из шатра, долгим задумчивым взглядом смотрела туда, где уже исчезла вдали статная фигура Андрея.

* * *

После ухода Арсеньева табор стал похож на растревоженный улей: к шатру старой цыганки собрались молодые женщины и дети, подошли даже некоторые мужчины. Все наперебой расспрашивали, зачем приходил молодой офицер. С тем же строгим и непроницаемым лицом сидела старуха посреди этого шумного любопытствующего собрания.

Выждав время, необходимое для того, чтобы попытка утихомирить людей оказалась удачной, она подняла свою коричневую высохшую, словно пергаментную руку. В наступившей за жестом этим тишине, свидетельствующей о глубоком уважении к ней сородичей, старая женщина повелительно произнесла:

– Ну чего расшумелись, ромалы?

Она обвела собравшихся строгим взглядом, и по неподвижной маске ее лица промелькнула, казалось, тень улыбки.

– Гость ко мне приходил, ромалы, гость. Посидели, поговорили, кофейку выпили. Ляночка ему погадала.

Люди недоверчиво смотрели на старуху. Молодая женщина с красными от стирки руками разочарованно протянула:

– Погадал-а-а… А мы-то думали, что интересное…

И люди, перебрасываясь шутками, разошлись по своим делам.

Только вечером, когда явился из города сын, цыганка рассказала ему, зачем приходил молодой офицер, но тут же успокоила:

– Он хороший человек, добрый. Ничего не требовал, не приказывал. Посидел, угощения отведал. Так, только, поинтересовался, долго ли простоим, да, видно, еще спросить хотел, не может ли табор перекочевать подальше от их самолетов. Только я, старая, упредила – объяснила ему, что здесь родник. Сам понимать должен – без воды, что за жизнь.

Помолчал сын, задумался. И сказал наконец, грустно покачав головой:

– Человек этот, может быть, и правда хороший, добрый. Можно даже поверить, что он все понимает, вот только молод он, говоришь, а значит, еще не может все сам решать. Ну, а какое решение примут те, кто его послал? Что они знают о нашей жизни? Захотят ли понять?

Пожилой цыган тряхнул львиной своей гривой и, успокаивая мать, сказал:

– Ну ничего, мы ведь и так долго стоять здесь не собирались, денька три-четыре, и – в путь. Думаю, за это время ничего не случится.

Он посидел немного еще, задумавшись и кивая своим мыслям головой. Затем поднялся и, ласково коснувшись руки матери, растворился в ночной темноте.

Глава 5

Вся следующая неделя стала для капитана Арсеньева настоящим кошмаром. Уже открывая дверь своего дома, в котором после смерти отца жил вместе со старушкой матерью, он насторожился. Впервые за годы его сознательной жизни она не вышла встречать сына на крыльцо, едва заслышав звук открывающейся калитки.

«Может быть, ушла куда-то?» – успокаивая себя, подумал Андрей, отлично зная, что мать давно уже не выходила из дома даже за хлебом, жалуясь на боль в ногах.

– Мама! – позвал он и, не снимая обуви, прошел в комнату.

Услышав тихий жалобный стон из спальни матери, Андрей заглянул туда и, увидев ее лежащей в постели, остановился как вкопанный на пороге.

Зрелище было столь непривычным, что он замер в недоумении.

Андрей привык видеть свою мать всегда на ногах. Она охала, жаловалась на нестерпимые боли в суставах, но сколь бы рано он ни вставал, мать всегда поднималась раньше его, стараясь повкусней покормить сына перед тем, как он уйдет на работу. Он даже забывал, что мать уже далеко не молодая женщина. Да какой там не молодая! Просто старуха! Восемьдесят лет, что ни говори, возраст!

* * *

Арсеньев был поздним ребенком. Его покойный отец, тоже офицер сначала русской, а потом советской Красной Армии, уже и мечтать, не мог о потомстве, когда судьба неожиданно преподнесла ему такой желанный подарок.

Всю жизнь мать моталась за отцом по гарнизонам. Пережила все тяготы кочевой офицерской жизни, отягощенной послевоенной разрухой. Гражданская война унесла ее детей, и уж думала Анна Сергеевна, что так и умрет бездетной. Муж постоянно был на службе и очень редко появлялся дома. Она тосковала одна, никак не могла смириться с безвременной смертью своих совсем уже взрослых дочек.

Их было три. Все называли девушек Хариты ^[3]. Высокие, стройные, грациозные. Одна краше другой. И хоть перед рождением каждой Андрей Андреевич Арсеньев пылко надеялся на наследника (чтобы не угас род славных Андреев Арсеньевых), все ж любил он своих дочек трепетно и нежно. Гордился и умом их, и красотой. Но смерть безжалостно унесла их юные жизни. Андрей Андреевич был безутешен. Анна Сергеевна же просто убита горем.

– Что ж, Андрюша, у нас за судьба такая? – каждый раз со слезами вопрошала она вернувшегося со службы мужа. – Какая семья была! Столько бед вместе пережили! Революции, голод. И все же вырастили наших малышек. И для чего? Чтобы в несколько дней тиф унес моих девочек одну за другой на самой заре светлой новой жизни?! А ведь были уже невесты! Представляешь? Сейчас бы внуков нам подарили! Какая семья была бы большая! А что теперь? Кому мы нужны? Не за горами старость, а мы одни. Заболеем, кружки воды подать будет некому.

– Аннушка! Дорогая! Ну что за глупости ты говоришь? – успокаивал всякий раз ее муж. – Скажешь мне тоже. Старость! Какая старость? Да посмотри на себя в зеркало! Ты же у меня совсем еще юная…

– Ах, Андре, вы явно перебарщиваете, – сверкала глазами полными слез Аннушка. – Это звучит уже как насмешка!

– Все! Понял, понял, юной быть ты уже не хочешь, – старался обратить разговор в шутку Арсеньев. – Но против того, чтобы быть молодой, надеюсь, ты ничего не имеешь? Во всяком случае с тем, что ты красавица, хочешь не хочешь, а согласиться придется! Вон на тебя ловеласы-лейтенанты как засматриваются, у меня аж кулаки чешутся.

Аннушка испуганно всплескивала руками, вытирала слезы, но все же на лице ее едва заметно мелькала улыбка.

– Бог с тобой, Андрюша. Что ты такое болтаешь. Какие уж тут лейтенанты, когда не сегодня-завтра полсотни лет стукнет. Да и ты уже не мальчик. Каждый день со страхом ждешь приказа на увольнение из армии.

Возраст Андрея Андреевича, а ему было уже далеко за пятьдесят, действительно не давал надежд на долгую службу. И приказ на увольнение пришел очень быстро.

– Ну вот, Аннушка, теперь мы вольные птицы, – невесело пошутил он, сообщив эту новость жене.

– Куда теперь подадимся?

– Как куда, дорогой? Конечно, к моей тетке. Она, бедняжка, живет одна. Ждет не дождется, когда мы приедем скрасим ее одиночество. У нее домик под Ростовом, там и осядем.

– Ну что ж, к тетке, так к тетке.

Приехав на родину Анны Сергеевны, Андрей Андреевич, чтобы не тосковать «на непривычной гражданке», занялся строительством. За год он отстроил каменные хоромы соседям на зависть, тетке на радость.

Теперь супруги особенно сильно ощущали свое одиночество. Как никогда не хватало им детских голосов и беззаботного смеха в доме, но последние надежды уже давно покинули их.

И вдруг… Случилось чудо.

Анна Сергеевна узнала о том, что ждет ребенка уже тогда, когда тот настойчиво топал ножками у нее под сердцем. Супруги обезумели от счастья. Но когда родился столь долгожданный сын, радости их и вовсе не было предела. Анна Сергеевна даже стала бояться и мучаться суеверными мыслями.

– Ах, Андрюша, ты не представляешь, как страшно мне иной раз бывает! Кажется, сон это, – не раз говаривала она мужу у колыбели сына. – Думаю, проснусь и нет Андрейки, приснился лишь мне мой мальчик.

Сына, конечно же, по давнему обычаю тоже назвали Андреем, как звали его отца, деда, прадеда, прапрадеда… Арсеньев мягко журил жену, но сам в глубине души испытывал те же чувства. И все же супруги были счастливы и упивались своим заслуженным счастьем, и жить бы им так и радоваться, но…

Грянула война…

Арсеньева не призвали. Вышел его возраст. Лишения, голод, холод переживали вместе. Когда немцы вошли в город, Андрей Андреевич ушел в партизаны, оставив на руках у Анны Сергеевны больную тетку да маленького сына.

– Аннушка, родная, сохрани Андрейку, умоляю, сбереги мальца.

– Не волнуйся, любимый. Ты же знаешь, я жизнь за него готова свою отдать. Мы дождемся тебя, дождемся.

Жена офицера Красной Армии, пусть и бывшего, Анна Сергеевна понимала, какой подвергается опасности. Всю жизнь она была благодарна соседям, которые не выдали их немцам, а полгода прятали ее с ребенком по своим домам. А вот тетку спасти не удалось. Расстреляли, как родственницу партизана. Случайно погибла, под шальную руку попала.

Но как ни тяжело было, пережили они все беды, все невзгоды и сына сохранили. После войны зажила семья Арсеньевых счастливой жизнью. Бог отмерил супругам длинный век и старость, которой мог бы позавидовать любой.

– Это благодаря сыну я такой долгожитель, – любил шутить Андрей Андреевич. – Если бы не он, я бы уже давно сдался. Тут бы болезни меня и одолели. А так, как я могу болеть, когда у меня сын младше, чем у некоторых внуки? Хорошие родители должны своих детей до пенсии довести, а внуков до женитьбы.

Но внуков все не предвиделось и не предвиделось. К досаде стариков Арсеньев-младший не спешил жениться. Может, и сами они были виноваты в этом. Мальчик рос добрым, внимательным и потому, не опасаясь испортить, опекали они его чрезмерно.

Когда сын закончил военное училище, Андрей Андреевич пошел даже против своих принципов и обратился к бывшему подчиненному, который сидел теперь в Москве большим начальником. В общем, пожалели стариков, не стали лишать их единственной радости в жизни и направили Андрея Арсеньева-младшего служить на родину. Так он снова оказался под теплым и нежным крылышком своих старых родителей.

Когда же умер Арсеньев-старший, мать и вовсе всю силу своей любви сконцентрировала на обожаемом сыночке-Андрюше. Андрей даже не осознавал, что его холостяцкая жизнь затянулась из-за того, что он был постоянно согрет ее сердобольным вниманием, обласкан ее безграничной любовью.

Позднее к этому добавилось чувство ответственности за больную мать, нуждающуюся уже и в его заботах. Долг перед матерью и ревнивое нежелание передоверять это чисто сыновье дело какой-нибудь женщине заставляли Андрея накануне принятия важного решения пасовать и находить у своей избранницы массу недостатков, препятствующих вступлению в брак.

Да и сама мать, хоть и постоянно ворчала по поводу отсутствия внуков, но всякий раз не могла скрыть испуга, когда в доме появлялась новая подруга сына.

– Это что ж, Андрюша, такое теперь носят что ли? Так теперь что ли модно? И манеры! Что у нынешних девушек пошли за манеры? Нет! Ты видел, как она держала вилку? А нож? Впечатление, что она впервые его видит, – ехидно придиралась она к претенденткам на руку и сердце ее ненаглядного сына.

– Ма-аа! – с укоризной восклицал Андрей, но раскритикованную девушку в дом больше не приводил.

Анна Сергеевна была, несмотря на возраст и больные ноги, весела, разговорчива и на удивление ловка и неутомима. Это вводило Арсеньева в опасное заблуждение, что такая безмятежная жизнь будет продолжаться вечно. И вдруг…

Глава 6

Сегодня мать, впервые не встретила Андрея у порога их дома, и он, еще не осознавая случившегося с удивлением смотрел на старушку, опиравшуюся на высоко взбитые подушки.

На вопрос в полных испуга глазах сына в затянувшейся тишине виновато послышался слабый голос матери:

– Заболела вот что-то, сынок…

Нарочито спокойный тон, прозвучавший в ее словах, не мог обмануть Андрея. Он слишком хорошо знал мать. Анна Сергеевна не отличалась завидным здоровьем, болела часто и подолгу, но никогда не жаловалась и до последней возможности находила в себе силы хлопотать по дому, стирать, готовить и выполнять еще массу всяческих дел, на первый взгляд мелких и незаметных, но отбирающих у хозяйки немало времени, Раз мать слегла, значит, совсем плохо дело.

– Как заболела? – машинально задал вопрос Андрей, думая, что на этот раз лечением мелкой хвори по-домашнему не отделаться. – А врач? Врача ты вызвала?

– Какой там врач, Андрюша, – так же тихо ответила мать. – Кому я, старая, нужна, чтобы ездить ко мне, время терять. У них сейчас молодых столько болеет…

– Брось ты, мать, себя в старухи записывать, другие в твои годы… – он безнадежно махнул рукой. – Тебе же еще и девяноста нет.

Андрей прятал нахлынувшее беспокойство за показным полушутливым раздражением.

– Ох, сынок! И то верно, девяноста еще нет, – горько усмехнулась мать. – А только и в моем «юном» возрасте врачи уже не помогут.

– Глупости! Ты еще крепкая женщина. Немедленно вызову врача.

Андрей решительно двинулся к стоящему на столе телефону.

– Нет, нет, сынок, ни к чему это! – запротестовала Анна Сергеевна. – А ну, как в больницу меня заберут! На кого же я ребенка брошу?

– Ма-аа! – умоляюще протянул «ребенок». – Ты хоть при враче такого не скажи! Я же со стыда сгорю. У меня вон на висках уже седина пробивается.

После разговора с поликлиникой Андрей раздраженно бросил трубку на аппарат.

– Бюрократы, – зло пробормотал он, выяснив, что участковый врач придет только после окончания приема.

Матери он, однако, своего раздражения не показал и, успокаивая, объяснил ей:

– После трех часов будет врач, а до тех пор лежи спокойно. Отдыхай.

По бледному, измученному болью лицу женщины скользнула улыбка.

– Я бы и рада о чем-то побеспокоиться, да вот не получается что-то, – извиняющимся тоном тихо, почти шепотом, сказала она. – Наверное, на погоду…

Глядя на ее бледное лицо и посиневшие губы, Андрей наконец сообразил, что так и не расспросил мать о ее болезни. Исправляя оплошность, он поинтересовался:

– Что же у тебя болит, мама?

– В груди что-то, сынок. И под лопатку отдает вроде. И слабость какая-то… – тем же виноватым тоном ответила она.

И тогда Андрей забеспокоился по-настоящему. Мать никогда не жаловалась на сердце, хотя иногда он замечал, как она украдкой от него принимала валидол, неизвестно как появляющийся в их доме.

Взволнованность его нарастала, превращаясь в острое чувство тревоги. Андрей заставил себя успокоиться и поразмыслить. Через несколько минут он принял решение: ждать вечернего визита врача, да еще не специалиста, а обычного терапевта из поликлиники – бессмысленно. Нужно вызывать «скорую помощь». Не желая расстраивать мать, он отправился на кухню, прихватив телефон с собой. Появившийся вскоре врач «скорой», долго манипулировал фонендоскопом, тщательно измерял давление, пульс и лишь после этого, зайдя к пригорюнившемуся Андрею, продолжавшему сидеть на кухне, сказал:

– Мне не хотелось бы огорчать вас, но, кажется, положение серьезное. Сейчас медсестра введет лекарство, а я вызову машину со специалистом-кардиологом. У них есть аппаратура, специальные препараты…

– Скажите, доктор, это сердечный приступ? Это опасно?

Врач поколебался, но все-таки ответил:

– Видите ли, я могу поставить только предварительный диагноз, а окончательный сообщат вам специалисты. Однако мой опыт позволяет определить, что у вашей матери вероятнее всего инфаркт. Во всяком случае – предынфарктное состояние.

– Но ведь это же смертельная болезнь, – с ужасом выдавил из себя Андрей, мало что смысливший в медицине, но часто слышавщий пугающее слово «инфаркт» в сочетании с известием о чьей-то смерти.

– Ну-ну, – улыбнулся, успокаивая его доктор. – Чаще всего от этой болезни удается вылечить, и больные потом долго живут, даже не вспоминая о ней.

– Но ведь бывает и иначе? – тревожно допытывался Андрей.

Врач философски пожал плечами:

– Бывает. Но об этом не нужно думать. Нужно принимать все меры к тому, чтобы вылечить больного.

И он уехал, строго-настрого приказав Андрею уповать на кардиолога. Специалист по сердечным болезням не заставил себя ждать. Уже через час в комнате матери зажужжал кардиограф, выдав в руки врача исчерканную самописцами ленту. Больной вновь ввели лекарство, и мертвенно-бледные щеки ее слегка порозовели.

Андрей взволнованно расспрашивал медиков о болезни матери, боясь услышать что-нибудь страшное и надеясь, что вот сейчас этот пожилой врач скажет ему, что с ней все в порядке и это просто переутомление или еще что-то незначительное, мелкое. Кардиолог оказался человеком немногословным и категоричным:

– Больной необходимо лечение в стационаре. Сейчас я позову санитаров, и мы перенесем ее в машину.

– Зачем это? – спросил растерявшейся Андрей.

– Как зачем? – изумился его непонятливости врач. – Чтобы отвезти вашу мать в больницу, – и, предупреждая очередной нелепый вопрос, сказал:

– Это совершенно необходимо, иначе ни один медик не поручится за ее жизнь. Вам нужно поехать с нами. Поможете матери устроиться в палате, а заодно и узнаете, куда приходить, чтобы проведать ее.

– Конечно, конечно, – засуетился Андрей, думая, что сначала надо еще уговорить саму мать отправиться в эту ненавистную больницу. – Ох, начнет сейчас причитать, как она ребенка одного бросит. Расстраиваться начнет, а ей сейчас нельзя этого делать ни в коем случае.

Но мать повела себя смирно. Выслушав подозрения врача, она согласилась с тем, что диагноз не позволяет остаться дома.

– Вы только вылечите меня, доктор, обязательно вылечите, – тайком от сына все же попросила она врача. – Нельзя мне умирать, пока никак нельзя. Один мой Андрюша останется. Хоть один годик надо мне еще пожить на этом свете. Я успею за это время женить своего сына. Нет у него кроме меня никого. Скажите, доктор, меня вылечат? У меня есть такая надежда?

– С надеждой никогда не надо расставаться, – уклончиво ответил доктор, но, заметив в глазах больной страдание, добавил, – думаю, выкарабкаетесь.

Вернувшись из больницы, Арсеньев ощутил неприветливость опустевшего без хозяйки жилья. Когда-то место, где они жили, считалось поселком, но город в последние годы разрастался быстро, и теперь дом Арсеньевых оказался в его черте. Они с матерью занимали только половину большого кирпичного дома, построенного его отцом еще до войны. Огромная комната со старинной дореволюционной мебелью пустовала. Андрей годами туда не заходил. Однако мать поддерживала там идеальную чистоту.

За домом был небольшой сад со старыми уже, но все еще плодоносящими деревьями, от которых из-за отсутствия ухода было не много проку. Некому было ухаживать за хозяйством. Не слишком много времени остается холостому летчику на домашние дела.

– Да, – безрадостно подумал Андрей. – Надо жениться…