Текст книги "Восход Черной луны"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 22

Прошла неделя. Разговор с Андреем забылся, и новый прилив тоски по Роману захлестнул Ирину. Она много думала о нем, вспоминала свое жестокое обращение с упрямым поклонником и недоумевала, как могла она не чувствовать себя счастливой рядом с этим неотразимым нахалом, как не понимала, что он нужен ей?

– А может, я уже тогда понимала, что влюблена в него, но переоценила свою власть? Конечно, мне же доставляло удовольствие наблюдать, как он страдает. Да нет, мне было безразлично, есть он на белом свете или нет его. Ерунда, я уже думала о нем, ждала встречи, – с горечью размышляла Ирина. – Ох, как трудно девушке вовремя разобраться в своих ощущениях.

Но сегодня, вопреки всем страданиям, Ирина находилась в приподнятом настроении. Накануне вечером ей позвонил бывший одноклассник Женя Каминский и, не давая вставить ни слова в свою звенящую восторгом речь, сообщил массу новостей. В конце монолога он предложи Ирине встретиться и выслушать то же самое, но уже с ошеломляющими подробностями. Ирина с радостью согласилась.

Дело в том, что Евгений Каминский был школьным другом Ирины. Красив, умен, эрудирован, остроумен, всегда весел. Он всерьез занимался изучением английского языка и уже в десятом классе овладел им настолько, что и сам легко мог бы преподавать его педагогам. Любимой шуткой Жени было высказывание, что авторитет учителей держится скорее на невежестве учеников, чем на превосходных знаниях первых. Кроме английского Женя увлекался музыкой, любил рисовать, чудесно играл на гитаре и вовсе не дворовые песни, а классику! В общем, разносторонне развитая личность, да и только. Как он на все находил время, Ирине было непонятно.

Казалось бы, Ирине ничего другого не оставалось как влюбиться в такого неотразимого молодого человека, но этого почему-то не произошло. Их дружба осталась всего лишь дружбой. Может, помешала некоторая заносчивость Каминского?

Из всех одноклассниц и одноклассников Евгений относился с уважением только к Ирине, ценя ее острый ум и не менее острый язычок. Вероятно, причиной для его особого отношения к девушке являлись не только ее интеллектуальные способности, но если это было и так, повода для подозрений Каминский не давал и вел себя безукоризненно.

Ирина с утра предвкушала, как после двухлетней разлуки они встретятся с Женькой, как она расспросит его о жизни в Москве, об учебе в институте. Как никак, а Евгений Каминский стал студентом Института международных отношений, а это удается далеко не каждому даже из тех, кто включает в процесс поступления темные силы, имеющие столь же малое отношение к знаниям и образованию, как и те, кому они часто покровительствуют.

Ирина с досадой притопнула ногой, вспомнив собственную бесславно закончившуюся попытку поступления в мединститут.

– Да, стыдно, конечно, перед Женькой, но ничего, поднажмем с науками и в этом году поступим, – успокоила она себя.

Перебрав небогатый гардероб, Ирина остановила выбор на черном английском платье. Дополнила наряд черными туфлями и, повертевшись перед зеркалом, печально подумала:

– Точно Женька спросит по ком траур. Брошку что ли какую-нибудь прилепить? Да нет, фасон не предусматривает посторонних украшений. Ладно, капризничай не капризничай, а идти больше не в чем. Все остальное еще смешней. Хотя к моим светлым волосам черное подходит и выгляжу я вполне эффектно, – успокоила себя в конце концов Ирина и отправилась на свидание с другом.

Женька с букетом цветов поджидал Ирину в условленном месте. Все произошло, как она и предполагала. Завидев девушку издали, Каминский устремился к ней со словами:

– Ну, Соколова, в трауре ты абсолютно неотразима!

– Лучше на себя посмотри, – ткнула пальцем в грудь друга Ирина. – Разве можно выйти в приличное общество с таким грязнулей.

Каминский испуганно прижал подбородок к груди пытаясь рассмотреть изъян в своем костюме, но Ирина тут же схватила его за кончик носа и рассмеялась:

– Ну, Джека, ты все тот же простофиля. На такую примитивную приманку сейчас даже трехлетние дети не попадаются.

– Ой, больно, отпусти, – прогундосил Каминский голосом, которым на вокзале сообщают об отправлении поезда.

– Давай букет, тогда отпущу, – пошутила Ирина, но тут же милостиво отпустила друга. – А платье черное надела потому, что знаю тебя: в ресторане одной черной икрой кормить будешь. Чтоб пятен не было видно, – язвительно пояснила она. – Мог бы и сам догадаться.

Женька тер покрасневший кончик носа и с удовольствием разглядывал подругу.

– Ну, Соколова, Москве по части девушек до провинции далеко! Такая неотразимая красавица, как ты, достойна и более изысканного блюда, чем черная икра!

Ирина изобразила преувеличенное смущение. Опустив глаза вниз и поводя плечами, она кокетливо спросила:

– Какого же, например?

– Ну, маринованные лягушачьи лапки или, скажем, жареный дождевой червь, думаю, вполне подошли бы, – злорадно сообщил Евгений, за что тут же удостоился затрещины.

– Лучше скажи, куда поведешь кормить червями и лягушками? Надеюсь, не на болото? – спросила Ирина, нюхая цветы и выражая блаженство поднятыми к небу глазами.

– А сначала поцеловать старого друга ты не хочешь? – обиженным тоном спросил Каминский.

– Мы даже толком не поздоровались.

Ирина охнула и упала в его объятия.

– Ох, Женечка, конечно, хочу! – воскликнула она, целуя одноклассника в щеку. – Здравствуй, дорогой, рада тебя видеть.

– А как я рад, – ответствовал Каминский, прижимая подругу к себе и нежно чмокая ее в ухо. – Просто безумно рад!

– Боюсь, это последняя твоя радость, – нарушил их идиллию грозный окрик.

Ирина резко повернулась на голос и, радостно вскрикнув: «Роман!», отпрянула от Евгения.

Тут же удар внушительной силы сбил Каминского с ног.

– Я же предупреждал тебя, Ира, – тяжело дыша и раздувая от гнева ноздри, сказал Роман. – Сейчас я буду делать из твоего поклонника отбивную. Цветочки тебе пригодятся чуть позже, на его могиле.

– Слушай, парень, это несмешно, – миролюбиво произнес Евгений, поднимаясь с асфальта и с тоской поглядывая на свои брюки. – Здесь произошла какая-то ошибка, я…

Новый удар не дал Жене договорить, вернув его на асфальт. Каминский разозлился и, ловко подскочив, постарался не остаться в долгу. Но силы оказались слишком неравны. Роман был и старше и крупнее. Когда из носа Евгения закапала кровь, испуганная Ирина повисла на шее поклонника с истеричным криком:

– Не бей его, это мой брат!

Тело девушки содрогалось мелкой дрожью, лицо побелело, глаза горели лихорадочным огнем, к тому же какая-то нервная икота одолела ее. В общем, вид Ирины был настолько плачевным, что Роман предпочел поверить ее утверждению и прекратить драку.

– Что, правда, что ли, брат? – растерянно спросил он окровавленного Евгения, удрученно разглядывающего распоротый пиджак. – Ну прости, дружище, погорячился я значит.

– Я такой же «брат», как и «дружище», – заупрямился униженный Каминский, гордо не обращая внимания на энергичные знаки Ирины. – Одноклассник я! По уши влюбленный в Ирку еще с первого класса одноклассник!

Роман бешено завращал глазами, но Ирина снова повисла у него на шее.

– Да врет он все, – с мольбой в голосе воскликнула она, – До четвертого класса я в другом городе училась. Это он тебе назло так говорит, – и повернувшись к Каминскому, Ирина произнесла извиняющимся тоном: – Женечка, прости, что так получилось. Это мой жених Рома, мы любим друг друга.

После подобного сообщения «жених Рома» на несколько секунд потерял дар речи, но потом так возликовал, что стал представлять опасность уже для Ирины. Она опомниться не успела, как оказалась в его дюжих объятиях.

– Ой! Больно! Пусти! – смущенно отбивалась девушка. – На нас люди смотрят!

Люди действительно были крайне заинтересованы странным поведением молодого человека, который сначала энергично занимался избиением, а потом без всякого перехода так же энергично перешел к объятиям.

– В самом деле, давайте переместимся в пространстве, – безмятежно предложил Роман, бросая взгляды в сторону любопытных. – Надо отметить наше знакомство. Я вас приглашаю. Евгений, приношу свои извинения. Прости, дружище. Пойдем с нами.

– Нет уж, ребята, мне в другую сторону, – сердито ответил Каминский и, картинно поклонившись, удалился.

Роман виновато уставился на Ирину.

– Черт! В самом деле плохо получилось. Парень обиделся. Ты на меня сердишься? – опасливо поинтересовался он.

Ирина ласково улыбнулась и сказала:

– Я просто счастлива! Ромка, как ты здесь оказался? Я уже не надеялась тебя увидеть.

Глава 23

По утрам Андрей, удивляя обитателей палаты, начал тренироваться. Он снова проходил сам с собой курс рукопашного боя, которым занимался еще в училище. Отрабатывая серии ударов и блоков, он настолько увлекался, что останавливался лишь тогда, когда замечал собравшуюся вокруг толпу зрителей.

– Ну ты даешь, летчик, – уважительно сказал как-то молодой десантник с ампутированной ногой.

– Высокий класс. Интересно было бы посмотреть на тебя во время боя.

Он с завистью взглянул на Андрея и горько добавил:

– Эх, лучше бы мне мозги вышибло, да ноги целы остались.

Арсеньев подошел к стоящему на костылях парню и, немного стесняясь своего сильного мокрого от пота тела, обнял его.

– Хрен редьки не слаще, браток, – произнес он виноватым тоном. – Мозги тоже вещь нужная. Они, оказывается, и руками и ногами управляют. Вон у меня начинают сбои давать, хожу как пьяный. До кончика собственного носа дотянуться не могу, промахиваюсь. Ну, да ничего. Мы еще поборемся. Держись, мы еще доживем до победы. Не до той, которая нам с тобой и там, в Афгане, нужна была, как зайцу триппер, а до той, которую мы завоюем здесь, на гражданке, назло всем тем, кто сейчас называет нас убийцами и смеется над нами и друзьями нашими погибшими. У меня и руки целы, и ноги целы, и голова временами на месте, а вот летать уже не придется.

– Что, комиссовали?

Андрей опустил глаза вниз и ответил дрогнувшим голосом:

– Считай, что да. Списали, – и тут же возмущенно добавил: – Но из этой жизни вычеркнуть нас им не удастся. Мы победим, браток, победим. Вот увидишь.

Парень посмотрел на Андрея глазами, полными слез и тихо спросил:

– Какая победа, лейтенант, какая? Прыгая на одной ноге до унитаза и обратно? У меня в части у одного только черный пояс был. Я голыми руками мог такое… А теперь что?

– Черный пояс говоришь? – с уважением переспросил Андрей. – Серьезный ты мужик! В армии кем был?

– Десантником, – угрюмо ответил парень.

– Так что же ты раскис? Тренироваться можно и на протезе. Я знаю, сейчас за кордоном такие протезы делают – в Олимпийских играх будешь участие принимать. Так что рано ты себя хоронишь.

– Я тоже знаю, что делают, интересовался. Во всякие фонды помощи афганцам писал-переписал. Помочь с протезом обещают, но платить им, видишь ли, нечем. Они мне назвали сумму в долларах… Будь у меня такая сумма, – и без протеза жил бы неплохо. Вот так-то, браток. А ты говоришь: победим!

– Тебя как зовут?

– Борис.

– Так вот запомни, Борис, что я тебя сказал! МЫ ПОБЕДИМ! Если государство хочет таких орлов, как мы, заставить милостыню выпрашивать – оно заблуждается. Не для того я кровь проливал, чтобы в подворотне с кепи сидеть. Государство позаботится о нас с тобой, Борис. Обещаю! Хорошо позаботится.

– Обо всех заботиться у государства денег не хватит, – вяло откликнулся десантник. – Здесь я государство понимаю.

Глаза Арсеньева загорелись недобрым огнем. Он презрительно хмыкнул и твердо произнес по слогам:

– А я не по-ни-маю. Если не можешь оплатить труд – не нанимай работника. Государства, которое ведет себя как дешевый мошенник или как мелкий карманный воришка, я не понимаю. Мне-то оно заплатит столько, сколько я стою… И тебе тоже. А другие пусть сами о себе заботятся.

Десантник заглянул в потемневшие от гнева глаза Арсеньева и поежился. Обступившие их больные смущенно молчали. Чтобы затушевать неловкость, Борис с преувеличенной жизнерадостностью хлопнул Андрея по плечу и громко воскликнул:

– Да мы с тобой, лейтенант, кажется, уже встречались там, под Джелалабадом!

– Это где же? – с недоверием спросил Андрей.

– Вряд ли ты вспомнишь, лейтенант. Твоя «вертушка» как-то доставляла нас в горы. У тебя еще командир был веселый такой, шальной. Капитан кажется.

– Егор, – грустно подтвердил Арсеньев.

– Вот, вот, Егор, – обрадовался парень. – точно! Егор! А где он сейчас?

– Погиб, – лишенным интонаций голосом сообщил Андрей.

И вновь наступило молчание. Солдаты и офицеры, обступившие Арсеньева и одноногого десантника, опустив головы, начали расходиться, как будто почувствовав себя виноватыми, что живут и скоро даже выздоровеют, а вот Егора, пилота, погибшего в чужой далекой стране, уже нет и больше никогда не будет. А может, они думали о полных отчаяния крамольных словах молодого пилота?

* * *

Оставшись вдвоем, Андрей и Борис отправились в парк и там, устроившись на скамейке, проговорили до самого обеда. Они вспоминали Афганистан, общих знакомых, которых нашлось немало, но старательно не касались темы гражданки. В конце разговора ребята пообещали друг другу обязательно встретиться. Андрей сообщил Борису, что собирается в Москву, чем очень обрадовал десантника.

– Слушай! Это же здорово! Я же москвич. А зачем ты туда собрался?

– Говорят, в Бурденко ^[6]есть специалисты, которые могли бы мне помочь с головой. Вряд ли удастся заставить их лечить меня, но попробую… Говорят, в Мандрыке ^[7]специалисты еще лучше, но сам знаешь, не такие мы «шишки», чтобы заботились о нас на высоком уровне. Калечить? Здесь пожалуйста, возможности неограниченные, а лечить? Ну, здесь не хватает сразу всего.

– А ты, я вижу, браток, не на шутку озлобился? – с грустью, но без укора произнес Борис. – Тяжело тебе такому будет.

Андрей рассмеялся:

– Ну нет. Теперь уже тяжело будет не мне. Впрочем, как получится. Сейчас главное здоровье поправить.

– Я тоже не долго здесь задержусь. Скоро отправлюсь домой. Подлечишься, приходи ко мне. Вдвоем веселее. Я теперь один, как перст. Мать с отцом погибли, когда еще маленьким был, а тетка, единственная родственница, умерла. Как сообщили ей, что мне ногу отпилили… – Борис тяжело вздохнул. – У нее сердце больное было и давление. Имелась еще невеста, – голос парня на секунду дрогнул, – да только с ней, как в песне: «Была тебе любимая, а стала мне жена…» Вышла замуж за лучшего друга. Так что теперь ни невесты, ни друга.

С этими словами Борис встал, тяжело опираясь на костыли, и, кивнув головой в сторону корпуса, предложил:

– Пошли обедать. На сытый желудок и жизнь кажется добрее.

* * *

Уезжая, Андрей пообещал Борису навестить его в Москве и, конечно же, сдержал свое обещание.

Глава 24

Ирина провела с Романом весь вечер. Водворив поклонника на его прежнее место: к подножию пьедестала богини, она испытывала и легкость, и ликование, и восторг. Ирина была счастлива не меньше Романа.

Они гуляли по роще, слушали соловьиное пение, любовались закатом солнца и говорили, говорили, говор или…

– Какая ты умница, что отказалась идти в ресторан. Я даже не представлял, что в вашем городе есть такая красота, – восхищался Роман, обводя взором покрытые бархатом изумрудной травы возвышенности, круто сбегающие в глубокий, буйно пенящийся молодой листвой деревьев овраг.

Ирина проследила глазами за поездом, вьющимся змеей по петляющему пригорку, возмущенно повела плечом и сказала:

– Не напоминай мне даже о том противном заведении. Ненавижу сытого хама, с которым я столкнулась тогда. Брр…

– Иришка, я уже устал оправдываться, – взмолился Роман. – Нет и не было никогда того хама. Был обыкновенный парень, которому очень хотелось пустить любимой девушке пыль в глаза. Многим девчонкам это нравится. Откуда же я мог знать, что ты такая нравственная? Я, может, хронически недоедал, чтобы устроить такое представление?

Девушка с недоверием покосилась на него и ядовито спросила:

– Можно поинтересоваться? Не доедал ты в том же ресторане? Судя по поведению персонала, да. У них, видимо, уже вошло в привычку кормить свою семью тем, что ты не доедал. В тот вечер после нас тоже много чего осталось.

– Да я был там всего-то несколько раз и то с другом. Он любит деньгами сорить, а персонал таких клиентов запоминает. Поэтому и прием мне оказали хороший, думали…

– И не ошиблись, – ехидно оборвала его Ирина. – Ладно, будем считать, что ты меня убедил и я тебя простила.

Роман удивился.

– Если убедил, тогда за что же простила? – притворно-жалобным голосом воскликнул он. – Тут уж одно из двух.

Ирина внимательно посмотрела на юношу и едва не задохнулась От внезапно охватившего ее приступа нежности.

«Господи, – подумала она, – какая же я дуреха! Я же люблю его! Люблю! Люблю! Какой он славный, когда вот так вот морщит нос. И прядь упала ему на лоб! Какая прелесть!»

В ее груди наступило сладкое томление. Она смотрела на Романа, чувствовала, что любит его, и страдала от невозможности выразить эту любовь. Ей вдруг захотелось посадить его в коробочку, как когда-то, будучи ребенком, она сажала нежно обожаемого майского жука и радовалась его жужжанию, и была спокойна, что он все время с ней рядом, и никуда уже не сможет улететь, и теперь он только ее, только ее.

– Рома, – прошептала Ирина, – я люблю тебя. Я так тебя люблю, что почему-то хочется плакать.

Он порывисто приблизил к ней лицо, взор его подернулся туманом, дыхание смешалось с Ирининым, губы ласково коснулись губ девушки, и двое молодых людей застыли в долгом неистовом поцелуе.

Шелест листвы смешался с запахом свежей весенней травы и закатом солнца, пение птиц звучало гимном бытию и зарождению в аромате майского воздуха, тысячи разнообразных прекрасных непостижимых существ и явлений вдруг закружились, перемешались, растворились друг в друге и превратились в колдовской дурманящий «коктейль».

Глаза Ирины прикрылись сами собой, тело устремилось навстречу упрямым и ласковым рукам любимого, сладкий трепет прошел по всем ее членам, дыхание участилось, и из груди девушки вырвался сладострастный крик упоения и восторга. Фейерверк незнакомых ощущений поглотил Ирину, опалил, ослепил, оглушил, наполнил ожиданием и счастьем.

Она упивалась своей смелостью, пьянела и таяла, отдавая трепещущее тело в волнующую власть все более страстных прикосновений. Шея, груди, живот ощущали эти будоражащие, доселе неведомые касания… Шея, грудь, живот…

Стоп!

Ирина очнулась на земле среди рассыпанных по траве белоснежных «гусиных лапок». Так они с детства называли душистые маленькие цветочки, обильно покрывающие склоны рощи в мае. Букетики этих «лапок» девчонкой Ирина приносила в подарок маме ежевесенне.

– Что? Что случилось, любимая? – нежно прошептал Роман. – Почему?

– Нет! – отстраняя от себя его руки твердо произнесла девушка. – Нет, нет и нет! Все остальное после свадьбы. И если не хочешь, чтобы я плохо о тебе подумала, больше не позволяй себе этого до того часа, пока мы не выйдем из дверей ЗАГСа.

Роман энергично помотал головой, словно сбрасывая наваждение, тяжело протяжно вздохнул и вдруг светло улыбнулся.

– Я люблю тебя! – оглушительно закричал он. – Люблю! Люблю!

Его голос гулким эхом покатился по склонам холма и угас в глубине рощи. Ирина завороженно прислушалась и, очарованная этим эффектом, тут же захотела повторить его и, набрав полные легкие воздуха, изо всех сил громко-громко закричала:

– Я люблю тебя! Рома! Люблю! Люблю! Весна! Трава! Вы слышите?! Я его люблю! Люблю!.. Его!.. Я!.. Люблю!

Роман попытался, прижимаясь своими губами к ее, прервать, это признание поцелуем, но она вырвалась и закричала еще громче:

– Люблю! Люблю!

Он рассмеялся, глубоко вздохнул и, стараясь заглушить голос Ирины, изо всех сил завопил:

– Я люблю тебя! Ирина! Люблю! Люблю! Люблю! Люблю!

Слова девушки потонули в мощных раскатах баритона. И тогда Ирина впилась в губы Романа, стараясь заставить его замолчать. Но он обхватил ее руками, прижал к себе и они с криками: «Люблю! Люблю!», попеременно стараясь поймать губы друг друга, радостно покатились с мягкого душистого склона в глубокий источающий ароматы прелости и цветущей акации овраг. Дивное, фантастическое, сказочное мироздание, окрашенное пламенеющим заходом солнца и заполненное упоительным пением птиц, то и дело взрывалось звонкими и слегка басовитыми признаниями в любви, которые беззаботный весенней ветерок разносил по ожившей роще.

– Я люблю тебя! Люблю!..

* * *

Домой они возвращались поздно вечером. Роща погрузилась в таинственный мрак, наполненный многочисленными звуками. Луна посеребрила верхушки деревьев и крутые, почти вертикальные откосы пригорков. Мягкими минорными лучами луна изменила лица ребят, придала им выражение загадочности и романтичности.

Каменистая дорожка в молочном свете казалась тропинкой в сказку. Звенящий у самой железной дороги родник, представлялся бурным водопадом.

И вся природа теперь поражала какой-то неземной красотой.

– Я раньше думала, что счастье бывает только в будущем или в прошедшем времени, а теперь точно знаю, что и в настоящем тоже, – прижавшись к Роману, призналась Ирина.

Он поцеловал девушку, в макушку и спросил:

– Устала?

– Немного да, – дурашливо кивнула она головой. – Совсем чуть-чуть. Но это приятная усталость.

Роман легко подхватил Ирину на руки и быстро побежал со своей милой ношей по тропинке. Она обвила его шею руками и закрыла глаза, наслаждаясь ритмичным покачиванием от свободной пружинящей походки любимого.

– Как славно! Точно на волнах, – пропела Ирина на ухо Роману.

– Правда нравится? Тогда понесу тебя до самого дома.

– Ой! Что ты! Далеко же!

– Ничего, я сильный, – гордо сообщил Роман, шутливо подбрасывая девушку вверх.

Уже прощаясь, в подъезде Ирины он, целуя ее в ушко, нежно прошептал:

– Когда свадьба?

– А когда ты хочешь? – так же шепотом спросила она.

– Хочу завтра.

– Завтра нельзя. Не раньше месяца, и то, если завтра подадим заявление в ЗАГС.

– Значит, завтра пойдем подавать заявление. Хорошо?.

– Хорошо, – прошептала Ирина. – Ну иди, а то поздно. Пора спать.

– Я все равно не усну. Буду думать о тебе, вспоминать сегодняшний вечер, каждую его секунду. Странно, еще сегодня утром я был таким несчастным, а потом, когда увидел тебя с тем парнем, просто обезумел… И вдруг! Я даже мечтать об этом не мог. Следил за тобой, прятался, иногда даже вообще по нескольку дней не подходил к твоему дому.

– Почему?

– Боялся рассердить тебя. Боялся, что совсем меня возненавидишь.

– Вот дурачок, А я страдала. Хотела уже разыскивать тебя. Ну, иди…

– Иду. Любимая…

– Любимый…