Текст книги "Побег аферистки"

Автор книги: Любовь Овсянникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Ты ополоумел? Год назад, после смерти отца, чуть горло его вдове не перегрыз за машину, а теперь просто так отдаешь черте кому?

– Такой паскуде как его вдова я не отдал бы и пары изношенных ботинок. А Григорий пусть катает тебя на здоровье.

Ой, спасибо, братец, – криво улыбнулся сам себе Григорий и протрезвел, как рассола напился.

С тем голоса отдалились – Карина повела брата в дом.

Однако козлам, таким как я, неплохо платят, – подумал Григорий с кривой ухмылкой. Он уже понял, что ничего изменить даже и не попытается, понял, что у него на это нет ни воли, ни фактических оснований. Что он завтра скажет? Что подслушал разговор? Так они ничего плохого о нем не говорили, а то, что употребляли жаргон… Теперь многие так разговаривают. И на возраст Карины жаловаться смешно, она же не прятала от него свои документы. Мог бы полюбопытствовать. Интересно, как он о машине разговор заведет?

Где-то в глубине мыслей крутилось что-то о детях, вспоминались его мечты о полноценной семье.

А произошло все очень просто. На следующий день Карина укатила с братом, объяснив, что едет в Железноводск за своими пожитками. Пока ее не было, Григорий успокоился. «Просто хотелось женщине выйти замуж, вот она и старалась. Что здесь криминального? Вполне понятное, житейское дело, и винить Карину не в чем».

И назад они приехали вдвоем с братом.

– На, катайся, – небрежно бросил новый родственник ключи от своего крутого «мерса» Григорию. – Дарю на счастье.

– Да ты что? – испугался Григорий, забыв, что уже знает об этом сценарии. – Нет, не надо. Это очень дорогой подарок, – и он невольно скосил глаза в окно, где во дворе стояла начищенная машина, к которой и подходить было страшно – очень крутая.

– Прекрати, – остановил его Каринин брат и молча выложил на стол генеральную доверенность и остальные документы на машину. – Я все оформил, проблем не будет.

– Ой, нет! – Григорий был искренним, он испугался, что на такую красоту польстятся если не настоящие грабители, так местная шпана. – Еще украдут! Я не хочу отвечать потом за чужие грехи.

– Кто нагрешит, тот и отвечать будет, не волнуйся. У нас суд короткий, а руки длинные, – многозначительно хихикнул он.

На том и порешили. Инцидент, как говорится, был исчерпан. Как и в первый приезд, гость надолго не задержался и утром уехал домой.

У молодоженов потянулись обычные будни.

Вскоре Григорий удостоверился, что Карина устраиваться на работу не собирается, равно как и работать дома. Готовить она не умела, стирать не хотела, убираться по хозяйству гнушалась. Сладкие ночи начали Григория утомляли, Каринина изобретательность в развлечениях – надоедать, а дальше – злить.

– Займись чем-то полезным, – начал он говорить ей. – Мне перед людьми стыдно, что у нас кабанчик визжит от голода и двор не подметен.

– Я?! – Карина округлила глаза, тыкая пальчиком себе в грудь. – Сделай сам. Ты же до этого успевал как-то, не переломился.

– Карина…

– Иди лучше ко мне, – тянула она его в постель.

Первой поняла, что Летюк капитально влип в несчастье, та самая Ирина Квасенко, что была дочерью тетки Флоры, здешней почтальонши. Она заглядывалась на Григория – даже он это замечал – и уже вот-вот хотела приступиться к нему поближе, как он, дурак, привез в Славгород эту вертихвостку.

– Килина, – как-то позвала она от калитки жену Летюка. – Выйди сюда, поговорить надо.

– Я не Килина. Меня зовут Карина, – поправила та Ирину, подходя ближе. – Чего тебе? Ты кто?

– Может, на курортах ты для своих клиентов и Карина была, а тут – Килина. А я кто? Я Грицкова любовница, – дерзко солгала соседка. – И пришла сказать, чтобы ты уматывала отсюда и кивала пятками аж до кавказских предгорий.

Ирина думала, что так «врезала» сопернице этими словами, так «дала ей прикурить», что та сейчас рассыплется в пух и прах. Ха! Карина и бровью не повела.

– Ты все сказала? Думай, чтобы потом не обижаться.

– Оставь Григория в покое, – прошипела Ирина. – Зачем он тебе?

– Ага. Значит, сказала все? Тогда впере-ед!!! – и с этими словами Карина уцепилась «Грицковой любовнице» в патлы.

В Славгороде женщины, случалось, что ссорились, иногда и в более резких выражениях, чем те, которые разрешила себе Ирина, но до мордобоя дело не доходило. Минут десять девушки молча таскали друг друга за волосы. В конце концов Ирина почувствовала, что Карина – почти профессионал, видно, ей часто приходилось выяснять отношения таким способом. А Карина тем временем перешла ко второй стадии поединка и к физическим действиям прибавила психологический прессинг, угрозы, шантаж и оскорбления:

– Я тебе сейчас рыло располосую, – глухо выдохнула она и высунула из лап когти. – Я тебе гляделки выцарапаю. Я тебя с сумой по миру пущу! – ободрялась угрозами в адрес агрессорки. – Какая из тебя любовница? Тьху! – смачно плюнула в Иринину сторону. – Сдохлятина-а!!! Ну-ка покажи, покажи, что у тебя здесь есть! – и она начала разрывать одежды на Ирининой пазухе.

– Гриша! – закричала Ирина, видя, что ей не поздоровится. – Выйди к нам, уйми свою босячку. Где ты ее выкопал, несчастье на свою голову!

Испуганный Григорий разнял женщин, развел в разные стороны.

– Вы что, подурели… – пыхтел он от натуги, удерживая Карину. – Или вас бешеная собака перекусала… – приговаривал, отталкивая от себя Ирину.

– Подожди, подожди, – пообещала ему жена. – Будут теперь тебе и собаки, и кошки.

– Я тебя все равно отсюда выживу! – кричала уже от своих ворот Ирина. – А ты, Гриша, мудак тупорылый, еще мне спасибо скажешь!

Говорят, что речами и поступками искренней женщины руководит Бог. Может, и так.

3

Вот это да… Каждый видит мир по-своему и так же относится к нему.

Но Карина считала недостойным себя дуться или как-то по-другому демонстрировать мужу нанесенную ей обиду. Она просто не замечала его и жила своей жизнью.

– Я завтра поеду в Днепропетровск и пробуду там некоторое время, – сказала ему спустя несколько дней после потасовки с Ириной, затягиваясь сигаретой прямо в доме. – Предупреждаю для того, чтобы ты меня не искал.

– Я тебя просил не курить в доме. Тебе что, тяжело выйти на улицу? – буркнул Григорий.

Он только что пришел с работы и теперь невесело ужинал, обстреливаемый взглядами жены, как шрапнелью. Молчанку он переносил плохо, ему хотелось сорваться на упреки Карине, на выяснение отношений.

– Пошел на хрен, мудило, со своим домом, – уже не рядилась Карина в благопристойность, а была сама собой.

– Чего ты там не видела? – Григорий отодвинул тарелку с холодным борщом и повысил голос: – И кто тебя там ждет?

– Гринь, – снисходительно улыбнулась Карина и взлохматила ему волосы. – Не ревнуешь ли ты, часом? – спросила уже миролюбивее. – К подруге хочу съездить, пока зло на тебя пройдет. И твои любовницы тем временем успокоятся.

Она достала свою телефонную книжку, что-то выписала из нее на бумажку и положила листик на стол, прижав капустным вилком.

– Оставляю номер телефона, – объяснила. – Соскучишься, позвонишь.

Ну, не бить же ее, не драться!

Телефон «подруги» не отвечал ни через день, ни через неделю. Карина как в воду канула. Григорий уже подумывал, чтобы заявить в милицию об исчезновении жены, когда она вспомнила о нем, позвонила сама.

– Не беспокойся, – приветливо ворковала в трубку. – Я здесь нашла хорошую работу.

– Где ты? – волновался Григорий. – Возвращайся домой!

– Алло? – Карина делала вид, что не слышит его. – Я устроюсь на квартиру и заберу тебя в город.

– Где тебя искать? – безрезультатно допытывался муж, перебивая ее. – Приезжай домой! Я очень хочу тебя видеть!

– Ну, все. Бывай!

В последний раз она позвонила нескоро и предупредила, что за ее вещами приедет брат, а он, Григорий, пусть подает на развод, если хочет, так как она к нему не вернется. Пусть радуется, что она такая честная, считается с ним, вот беспокоится о нем. А у нее все благополучно. У нее начинается новая жизнь.

Вернее, продолжается старая, – подумал Григорий, не забыв в мыслях поблагодарить Ирину, что она своей выходкой подтолкнула Карину к отъезду. А то затянулась бы эта катавасия не на недели, а на смех курам – курортная жена позорила бы его тут неизвестно сколько. А так люди ничего не видели, а что услышали – то забыли.

Естественно, развод Грише дали без задержек, теперь только деньги плати, и все тебе сделают своевременно. Острота стыда к тому моменту в нем улеглась, так как больше всего он переживал в первые месяцы Карининого отъезда, когда у него ехидно спрашивали:

– Где это твоя чернавка? Что-то ее давно не видно.

– К родственникам поехала, погостить, – отбрехивался Летюк, хоть и понимал, что ему не верят.

Он собрал Каринины вещи в ящики из-под бананов и вынес в летнюю кухню, где у него было место для вышедших из употребления вещей. Там они и поныне находятся, вот уже несколько лет. Пусть лежат, черт с ними.

4

Говорят, что речами и поступками искренней женщины руководит Бог. Может, и так.

– Гриша! – кто-то постучал в дверной откос, когда он сидел с открытой дверью, не включая свет, и смотрел «Слабое звено». Ему нравилась ведущая – хорошенькая девушка, которая почему-то очень хотела походить на костлявую мегеру.

«Плохо у нее получается, – думал он вяло, – ненатурально. Кажется, что сейчас она рассмеется и перестанет кривляться. Вот бы себе найти такую, чтобы строгонькая была, но не по-настоящему, а для виду. Как эта».

Он не обратил внимания на стук, засмотрелся.

– Гриша, ты дома?

– Ага! Кто там? Заходите.

В дом вошла Клавка Солькина – некрасивая девица среднего возраста. Ходили слухи, что она нескольким мужикам делала предложение жениться на ней. Выбирала кандидата в мужья, меряя по себе – к благополучным и перспективным холостякам не лезла. «Глупой ее не назовешь и за ум не похвалишь. В конце концов каждый устраивается, как может. Ой, Господи…» – вздохнул Григорий.

– Чего тебе, Клава? Заходи, не бойся, – сказал приветливо, узнав голос, стараясь не отпугнуть женщину.

– Ты, тот… Чего сам сидишь? – сбиваясь, начала она издалека. – А я думала, что тебя дома нету.

– А чего тогда шла сюда?

– Кто его знает… – Клавдия замолкла.

«Неужели она свататься ко мне пришла? Вот дожился! Надо что-то делать. Хватит уже бобылем жить» – промелькнуло у Григория в голове.

– …обоим не сладко, – тем временем развивала угаданную хозяином мысль гостья. – Ты здесь сам, а я там сама. Почему? Когда можно вместе. Га?

Оно у растяп всегда так. Сидят-сидят, ни на что не решаются, а уж как случится что-то экстраординарное, тогда – раз и все. Не то чтобы на следующий день, но вскоре после визита Клавы Солькиной, чтобы не быть посмешищем в селе, Григорий привез из Синельниково Светлану, с которой его познакомили в компании друзей. Светлана работала в районном архиве, и по откликам тех, кто давно ее знал, была хорошей, порядочной женщиной.

Когда Григорий навестил ее с разглагольствованиями о брачном эксперименте, она смущалась и тушевалась, тем не менее сразу согласилась попробовать пожить вместе.

– Конечно, – ответила без лукавого самолюбия. – Я тоже не хочу иметь лишние штампы в паспорте в случае неудачи.

В Славгород они приехали под вечер. Григорий вышел из машины, чтобы открыть ворота, а Светлана, последовав его примеру, остановилась неподалеку, поджидая, когда он ее за руку заведет во двор.

– Заходи, не стесняйся, – подтолкнул Григорий ее к калитке, и тут его отвлек чей-то голос. – Смелее, иди в дом, – еще раз пригласил Григорий, открывая перед женщиной калитку, и повернулся к тому, кто его окликнул.

Это был Саша Бегун, у которого Григорий иногда покупал молоко.

– Ну? – выжидающе остановился Григорий перед ним, не понимая, почему у Сашка такой хриплый голос стал, что он его не сразу узнал.

– У тебя нет аспирина? Температура поднялась, горю весь. Снова ангина подхватилась.

Бегуны жилы неподалеку, так что их вполне можно было назвать соседями. Причем хорошими соседями, так как были они с женой тихими и работящими. Правда, Сашко часто болел, а его Оксана, упитанная здоровая молодица, к которой никакая холера не цеплялась, ну никак не разбиралась в лекарствах и домашней медицине. Более того – у нее руки не стояли даже присмотреть за больным. Григорию самому приходилось ставить Сашке горчичники, делать компрессы, растирать его мазями. Нет идеальных женщин, нет, даже не говорите о них…

– Ой, тебя же трясет всего, – отметил Григорий, присмотревшись к Сашку. – Что же ты ходишь в таком состоянии, пусть бы Оксана пришла. Аспирин? – переспросил он. – Заходи, я посмотрю.

Григорий оставил машину за воротами, чтобы не заставлять неожиданного пациента мерзнуть на улице, и поспешил с ним в дом, где уже осваивалась его новая подруга.

– Познакомься, сосед, это Светлана.

– Доброго здоровьица, – поздоровался Сашко, тут же наматывая на ус, что оно и к чему.

Лекарство нашлось быстро.

– Попей еще бисептол с нистатином. Что аспирин? – посоветовал врач поневоле.

– Как скажешь, – доверчиво согласился Сашка.

Григорий нашел инструкцию к бисептолу, для гарантии дополнительно рассказал соседу, как он должен лечиться, и вывел его со двора, возвратившись к машине.

– Погоди, – откликнулся Сашко почти от своих ворот. – Эта женщина, кажется, не здешняя?

– А что? – удивился Летюк, что у тихого Бегуна болезнь не уменьшает любопытства.

– Красивая молодичка. Где ты ее взял?

– По газете выписал, – пошутил Григорий. – Тебе что с того?

– Боюсь врача своего потерять. Вдруг она зануздает тебя так, что другим ничего не останется.

Светлана затем освоилась в новых стенах и встретила Григория веселым блеском в глазах.

– Завтра же побелю стены в доме! – сказала, как только он переступил порог.

И Григорий, словно раньше у него глаза были завязаны, после этих слов вспомнил, что неизвестно когда убирался тут. Опустился! Боже, какой позор, – укорял он себя сейчас, осматривая запыленные комнаты, чего раньше не замечал.

– Завтра не надо, – сказал, стараясь сохранить в голосе многозначительные нотки, дескать, знаем, что делаем. – Прикупим кое-что, а после воскресенья поклеим обои. Я просто не успел, – солгал он.

А утром острая на язык Дарка Гнедая обругала его возле колодца за новую женитьбу, да еще ошеломила новостью о Татьяне Проталиной. Такое выдержать, так надо нервы крепкие иметь.

Бедной Светлане с первого дня не повезло. Потому что, едва она выткнулась во двор, на нее кобчиком набросилась Ирина, дочка почтальонки, которая день ото дня заметно наглела. И хоть с того времени, как от горемычного Летюка удрала Карина, она успела выйти замуж, стать женой Петра Змеевского и даже родить двух детей, но дух опекунства над соседом ее не оставил.

– О, еще одна ищет счастья по чужим углам, – сказала Ирина от ворот, затем открыла калитку и вошла во двор. – Здравствуйте, – вежливо поздоровалась, увидев, что на звук ее голоса хозяин и себе высунулся из дому. – Говорю, еще одна приперлась.

– Это ты о себе? – в тон ей спросил Григорий.

– А ты не задирайся, иди в дом и завянь. Я с этой персоной разобраться пришла.

– Оставь нас, Гриша, – попросила Светлана. – Все хорошо, не волнуйся.

– Вежливая, – констатировала Ирина. – А ты знаешь, кто твою предшественницу отсюда наладил вон?

– Нет, и мне неинтересно это знать.

– Напрасно. Так заруби себе на носу – это была я, – Ирина как дома уселась на скамейку, что стояла у стены, протянула ноги, как часто делают женщины, уставшие от физической работы.

– А какое вам дело до Гриши? Вы ему кто? – тихо спросила Светлана.

– Я ему никто. А лезу в это дело, так как знаю, что толку из него не будет. Езжай, женщина, отсюда, не забирай у меня время.

– Поняла, – Светлана безотчетно переставила только что принесенное Григорием ведро с водой со скамейки на землю и тоже присела. – А если не уеду? – спросила, ни на кого не глядя.

– Может, и не уедешь, а тебя отсюда увезут, неизвестно. В итоге это не принципиально. А вот что ты ему не пара, это факт.

– Я вижу, вы такой знающий и участливый человек. Почему же до сих пор подходящую пару ему не нашли?

– Нашли, нашли, не умничай и не заедайся со мной. Собирайся быстренько, чтобы к ночи твоего духу здесь не было.

С тем Ирина ушла домой. Слава Богу, – подумал Григорий, – провожая ее взглядом из окна. Что-то она сегодня смирная. Как сговорились проклятые бабы! То не нужен никому, а как привез женщину, так глаза ей выедают. Григорий решил, что вечером пойдет к тетке Флоре и поговорит про Иринино поведение. А может, даже с Петром потолкует, ее мужем. Ничего, все уладится.

Но вечером ему было не до того. Как только опустились сумерки, прозвучал телефонный звонок.

– Можно Светлану? – спросил подчеркнуто культурный женский голос, который тем не менее показался Григорию знакомым.

– Можно, – Григорий растерянно обернулся к женщине. – Это тебя спрашивают.

Та взяла трубку и минуты две слушала, мало-помалу бледнея, а когда сделалась такой, как снег, как-то сразу покрылась красными пятнами и нервно нажала на рычаг.

– Нет, Гриша, извини, я такого не выдержу. Сейчас же отвези меня домой.

– Потерпи, я все улажу, – растерянно проговорил Григорий. – Кто тебя побеспокоил? Я не спрашиваю, что говорили, так как понимаю, что ерунду всякую. Но хочу знать, кто пытается помешать нам с тобой. Я повода вмешиваться в свою жизнь не давал никому, поверь.

– Разбирайся без меня, а я подожду, – категорически настроенная Светлана начала собирать вещи, которые успела вынуть из свертков. – Да теперь я вижу, что и на работу мне отсюда добираться неудобно, далеко, – начала вместе с тем выискивать дополнительные причины для бегства.

До Синельниково было не больше тридцати километров, а подаренный когда-то «мерседес» все еще оставался у Григория и бегал бодро и безотказно.

– И все-таки не торопись, – попросил он, поняв, что Светлане по телефону наговорили не просто ерунды и бреда сивой кобылы, а еще и угроз. – Ложись спать и постарайся все забыть, а утром этот звонок покажется тебе смешным и глупым приключением.

Женщина только отрицательно покачала главой и взяла заново упакованный чемодан.

Так Григорий снова остался один, даже не узнав, кто совершил акт телефонного терроризма. Еще некоторое время он силился по памяти припомнить голос звонившей и идентифицировать его, но у него ничего не выходило. Подозревал, что это Клавка Солькина отомстила ему за отказ жениться на ней, но не пойман – не вор.

И снова потянулись одинокие дни, хотя их монотонность теперь разбавляло затаенное ожидание. Летюк старался не думать о нем, но от правды деваться некуда было – он хотел увидеть Татьяну Проталину. Неужели она так сильно любит его, что решилась на серьезные испытания для своего здоровья? Ну и характер, однако! Интересно, какой она будет после операции?

Это весна, это просто весна, – говорил себе Григорий, гася в душе какое-то тревожащее его нетерпение, словно вот-вот должно было наступить исполнение давней горячей мечты.

Раздел 3

1

Люля проснулась от ярких солнечных лучей, падающих на нее из окна, и по привычке, успевшей за последние годы стать ее натурой, впитаться в кровь, сначала прислушалась. Вокруг, если не считать перестука колес и всей палитры звучаний, связанных с движением поезда, стояла тишина. Даже Татьяна монотонно посапывала, нисколько не волнуясь тем, что сегодня должна была впервые появиться перед знакомыми со своим новоприобретенным лицом, еще не совсем готовым к парадному выходу. Это была не смятенная тишина ожидания счастья или горя, не могильная тишина утраченных надежд и безверия и не стрёмная тишина опасности, стерегущей где-то поблизости. Нет, это была тишина спокойной, безтревожной жизни, где есть всего понемногу, вернее, где нет каких-либо страстей, избытка чего бы то ни было. Люля улыбнулась: в конце концов, это просто фон, на котором разыгрываются события. Так как событие – это что-то отличающееся от монотонности и рутины ежедневности. По всему выходило, что сейчас этот фон был благоприятным. И это хорошо. А вот какие события на нем проявятся, неизвестно.

Неужели в самом деле оторвалась? – в который раз промелькнуло в Люлиных мыслях. Неужели удалось, да еще и полностью сохранив свое добро? Будто вторя этим сомнениям, прячущимся в эхе многочисленных «неужели», чаще всего употребляемым при оптимистичных обстоятельствах, под грудью возник сосущий холодок. Рано спрашивать об этом, ой рано! Люля отогнала от себя желание обратиться к этапным выводам. Надо сначала благополучно выйти из поезда, удачно потеряться в толпе. А потом… Далее она поняла, что отныне так будет всегда: сейчас надо позаботиться об этом, а потом… Чисто как писала Маргарет Митчелл в «Унесенные ветром», там ее Скарлетт тоже все время что-то откладывала: «Потом, потом…»

Совсем не лишне предположить, что Дыдык вычислит этот маршрут, неожиданный даже для нее самой, и появится на днепропетровском перроне с цветами в руках прямо перед вагоном: «Дорогая, я виноват перед тобой. Прости». Разыграет на людях спектакль, в который раз постарается развеять ее настороженность, усыпить бдительность, а потом задавит в темном уголке, как и планировал раньше. Это вероятно процентов на двадцать, и может объясняться его дьявольской сообразительностью или тем, что кто-то из общих знакомых видел ее возле этого поезда. Для реализации такого «щемящего свидания» ему только то и надо, что доехать сюда раньше нее, а это легко устроить, пользуясь скорым поездом прямого назначения, самолетом или авто. Зато вероятность оставшихся восьмидесяти процентов позволяет предположить, что вчера после «леривона», которого она ему подсыпала в чай от души, он спал бы даже при пушечной стрельбе. Нет, вот какая гадость: планировал убить ее ближайшими днями – во время поездки в Москву или где-то в Москве, – а сам накануне оставил без присмотра стакан чая с порошком от простуды, словно специально, чтобы лекарство нейтрализовало запах ее снотворного. Как она могла не воспользоваться такой замечательной возможностью и не избавиться от него и разом от смертельной опасности, нависшей над ней? И как же нелестно он о ней думал, коль держался столь беззаботно! А если так, то он и сейчас остается о ней не самого высокого мнения. Ага-га, дурачок, мне именно этого и надо! Тогда считай угощение снотворным, которое применяют для укрощения бешеных жеребцов, просто наглядным уроком от меня, а желтый чемоданчик с деньгами – платой за этот урок. Не глушить же такого бугая глицином – средством для изнеженных девиц.

Итак, проанализировав сумму всех опасений, можно сделать вывод об их практической напрасности. Тем не менее пренебрегать пусть мизерной долей риска нельзя и надо что-то изобрести, чтобы обезопаситься и в этом маневре – при высадке из поезда. Что же она должна придумать, учитывая невозможность стать невидимой и пройти незамеченной мимо своего врага, невозможность укрыться от его глаз под землей или пролететь высоко в небе?

Люля посмотрела на спящую подругу, на ее закрытое рассыпанными волосами лицо и вдруг поняла, что эта девушка послана ей провидением не просто на негаданное счастье, чтобы с ее помощью забиться в глухую щель, которой есть Днепропетровск, а на окончательное и безвозвратное спасения, ибо она, сама того не подозревая, постоянно подает Люле пример для подражания. Ведь еще вчера Татьяна маскировалась! И довольно талантливо, изобретательно, а в итоге – результативно. Люля осмотрелась по сторонам, ловко подобрала свои волосы, заколола на затылке и запнулась Татьяниным платком, вывязав его манером кубанских казачек, как вчера Татьяна. Глаза закрыла темными очками. Оставалось переменить одежду. Как хорошо, что в выдуманной ею истории так много правды и так удачно обосновано это бегство! Теперь можно без вранья, спокойно попросить у Татьяны старые шмотки, а свои выбросить. Люля засмотрелась в зеркало, отрабатывая соответствующую новому стилю внешности пластику тела.

– А тебе это к лицу, – вдруг услышала она замечание с той стороны, где спала подруга.

– Думаешь?

– Чистая тебе крестьяночка, – Татьяна уже проснулась и, опершись на локоть, полулежала на диванчике.

– Хорошо, тогда я забираю у тебя этот платок, – Люля еще раз осмотрела себя в зеркало и повернулась к Татьяне. – Доброе утро, подруга! Как спалось? У тебя есть лишняя одежда для меня? Во временное пользование. Я рассчитаюсь, – затарахтела она.

– Спалось, как давно уже не было. Ты знаешь, как-то улеглись мои тревоги, отчаяние…

– Отчаяние? – переспросила Люля автоматически, все еще занимаясь своей подготовкой к выходу из поезда. – Хорошо, не забудь об одежде для меня.

– На, – Татьяна схватилась на ноги и бросила к Люлиным ногам свой чемодан, набитый одеждой. – Бери что подойдет, – и продолжила дальше: – Понимаешь, если бы не аллергия и не эти шрамы… Но ты влияешь на меня позитивно. Мне даже захотелось что-то еще изменить в своей внешности, принарядиться. Поможешь?

– Еще бы нет! А что для этого нужно? – Люля принялась за переодевание.

– Ой, не скажу. Я сомневаюсь… Но так хочется! Я даже вчера перед сном об этом мечтала.

– Что ты надумала? Говори!

– Что? – шепотом спросила Татьяна и лукаво повела глазами, входя в игру, затеянную неожиданно, и ощущая уверенность, которая струилась от Люли. – Что? Догадайся сама.

– Я знаю одно: надо, чтобы твой ненаглядный не видел тебя в этой косынке, – сказала Люля. – Понимаю, ты закрываешь лицо, но лучше закрыть его другим способом, более естественным. Например, прической. Прикинь, тебе же не три дня и не три недели придется лечиться, может, и не три месяца. Не будешь же ты ходить все время в косынке, как старушка. Тем более что наступает лето, жара.

– Тогда мне нужно причесаться так, чтобы локоны падали на лоб и щеки, но они же длинные для этого. Разве что…

– Разве что? Какие могут быть сомнения? Сомнениям – однозначное нет…

– …надо постричься! – восторженно продолжила Татьяна. – Мне так давно этого хотелось, а повода не было. Ведь такие шикарные косы не обрезают ни с того ни с сего. Кто бы меня тогда умной назвал, правильно? Так ты как, одобряешь?

– А то! Пока восстановится лицо, твои шикарные косы отрастут. Даже станут еще длиннее.

Они продолжали обсуждать изменения, которые собиралась произвести в себе Татьяна, и во время умывания, и за завтраком, и когда уже готовились к выходу в Днепропетровске. И Татьяна не замечала внутренней отчужденности, верней, озабоченности своей подруги, даже казалось ей, что та совсем забыла о проблемах, в силу которых на самом деле не просто куда-то ехала, а убегала. Между тем Люля тоже готовилась к выходу из поезда и тоже была занятая своей внешностью, более того – и настроение у нее было так же трепетно тревожное, но в основе этого лежали другие причины. Что здесь сравнивать? Она старалась стать незаметной и забытой, а Татьяна – заметной и любимой; Люлю одолевал страх, а Татьяну – питала надежда; Люля старалась не думать о будущем, а Татьяна к нему стремилась и льнула всей душой; Люля чувствовала себя старой разбитной бабой, а Татьяна – юной девчонкой, только вступающей в большой мир. Так кто кого должен был больше понимать и кто кому должен был помогать?

Другого выхода у Люли не было, как только полагаться на себя во всех дальнейших одиссеях, потому что Татьяна окончательно вышла из игры – она принялась исполнять свои давние мечты, и быть хоть кому-то полезной не могла. Без преувеличения, девушка была оглохшей и ослепшей, как певчая птичка в мае при исполнении любовных рулад.

Вдруг перед их глазами замелькали какие-то тени. Люля тревожно осмотрелась по сторонам и заметила, что они едут по мосту через Днепр.

– Это уже конец? – спросила она у Татьяны.

– Да, сейчас будет конечная остановка.

– Тогда я побежала в другой вагон, – а увидев, что ее спутница ничего не поняла, объяснила: – Не к лицу такой простой крестьяночке, какой ты меня сделала, ездить в спальных вагонах – это бросится в глаза. Встретимся возле пригородных касс.

– Их там много, – спехом сказала Татьяна, – и возле всех очереди.

– Возле третьей!

Девушки словно по команде взглянули в окно, где перед ними разворачивала свои пространства Большая Степь; так как это таки была именно Большая Степь, вопреки повсеместным приметам человеческого присутствия.

2

Но пройти в пригородные кассы они не смогли и случайно встретились у входа в подземный переход, где нашли забитую крест-накрест деревянными досками дверь и близ нее почти полную безлюдность.

– Куда все подевались? – растерянно спросила Татьяна. – Ничего не понимаю. Здесь всегда такой кавардак стоял, а теперь только, вот вижу, таксисты, носильщики, грузчики с тачками, еще пирожки…

– Тань, что такое Амур-Нижнеднепровск, это далеко? – перебила ее Люля, неуютно чувствовавшаяся на открытом месте.

– На левом берегу Днепра, далековато. А что?

– Вот, – Люля показала на объявление, написанное от руки и прикрепленное к стене скотчем. – Теперь я поняла, почему нас высадили черте где и заставили ножками топтать шпалы до привокзальной площади.

В объявлении говорилось, что в связи с капитальным ремонтом вокзала, платформ и прилегающих железнодорожных путей прибытие и отправление пригородных электричек осуществляется со станции Амур-Нижнеднепровск по старому расписанию.

– Но мы же не успеваем на утреннюю электричку! Теперь только аж вечером удастся уехать домой. Слоняйся тут целый день, – чуть не плакала Татьяна от досады. – А я устала от поездки, где-то приткнуться хочу, отдохнуть.

Девушки отошли от двери подземного перехода и растерянно остановились в нескольких шагах от нее.

– А мне позарез нужно где-то пристроить этот чертов багаж, – сказала Люля, ударив коленкой по клетчатой сумке. – Не хнычь! – прикрикнула на Татьяну, нытьем мешавшую ей кумекать над своими проблемами. – Припечет, так на машине поедем. Но мне позарез нужны автоматы хранения вещей. Амур-Нижнеднепровск это большая станция, там есть камеры хранения?

К ним незаметно приблизился улыбающийся мужчина и заговорил, испугав Люлю.

– Я могу отвезти вас туда за пятьдесят червонцев, – предложил он.

– Ну? – вопросительно мурлыкнула Люля, глядя на свою спутницу.

– Нет, спасибо, – ответила Татьяна таксисту и повернулась к Люле с объяснениями: – Мы все равно не успеваем на электричку, а камеры хранения там разбиты так, что из них и ребенок поклажу вынет.

Тем не менее интересный и услужливый таксист далеко не ушел и при первой возможности снова вмешался в разговор. Он, видите ли, может быть им полезным и для поездок, и для консультаций по туристической части или по шопингу.

– Извините, что встрял, – снова возник он, вытирая вспотевшее лицо платком. – Я знаю банк, где недавно открылся зал с недорогими сейфами для частных лиц. Чем это отличается от автоматов хранения? Разве что лучшей надежностью. И можно оплачивать авансом, хоть на год, – и он хитро прищурил глаз, надеясь все-таки заработать на этих девушках.