Текст книги "Большой обман"

Автор книги: Луиза Винер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

17

– Он маньяк.

– Ничего подобного.

– Все ухватки маньяка. По-моему, он опасен.

Не прошло и часа, как мы снова в Лондоне, и, хотя мы застряли в конце Холловей-роуд посреди огромной пробки, у меня на душе радостно. Мне стало легче, как только мы выехали на трассу и кусты, поля и скелеты деревьев без листьев уступили место асфальту, заправкам и мотелям.

Похоже, Джо не разделяет моих чувств. Стоило нам свернуть на Ml, он как-то сник, а когда мы уткнулись в длинные ряды оранжевых габаритных огней, двигающихся к центру Лондона, настроение у него совсем испортилось. Он стал отпускать проклятия в адрес водителей грузовиков, и автомобилистов, делающих закупки в выходные, и мойщиков лобовых стекол с их ведрами и грязными тряпками; к тому же, когда мы проезжали станцию метро «Арчвей», он услышал, как я напеваю, и решил устроить мне небольшую сцену.

– Он не опасный. Он ранимый.

– Ранимый?

– Да, типа Денни Де Вито. Знаешь, твердый снаружи, хрупкий внутри.

– Уж кто-кто, а Денни Де Вито не кажется мне хрупким. Он просто хам и грубиян. Да еще какой-то подлый.

– Ну да. Все это, конечно, правда. Он и такой, и сякой. Но это все потому, что он много страдал.

– Именно так говорят серийные убийцы, когда их поймают за приготовлением отвара из человеческих голов. Откуда ты знаешь, что ему вдруг не захочется шарахнуть тебя по шее стальной арматуриной и сварить твою голову?

– Он очень медленно перемещается и не способен на резкие движения. К тому же он не выносит беспорядка. И дурного запаха. Он прямо помешан на гигиене и чистоте.

– Помешан?

– Типа того. Разве это не бзик – мыть руки миллион раз на дню. Чуть не до крови. Он сам этому не рад. У него даже цыпки.

– Цыпки?

– Всего лишь парочка. На костяшках пальцев. Темно-красные, цвета вяленой говядины.

Джо передергивает от отвращения, но он старается держаться достойно.

– Ты знаешь, я подобрал всю требуху, которая ему нужна. На следующей неделе мы с Питом установим ему ящик.

Я вовремя прикусываю язык.

– К чему такая спешка?

– Послушай, я не хочу, чтобы ты одна к нему ездила. Мне все-таки кажется, это небезопасно.

– Да нет тут никакой опасности. Все нормально. Он мне доверяет и хочет, чтобы лично я все для него закончила.

– Тогда я вместе с тобой. Когда очередной визит?

– В четверг.

– Отлично. В четверг днем. Надо еще, чтобы Пит был на подхвате, и все будет в ажуре.

– Вечером.

– Что?

– На этот раз я иду к нему вечером. Не днем.

– Это еще зачем? Как можно высаживать растения в потемках?

– Знаешь, – бормочу я, – этот ящик мы можем установить в любой момент. Торопиться незачем. Он уже прождал больше полугода, и ему только надо, чтобы все было сделано на совесть, ничего больше.

– Не понимаю, – говорит Джо, сворачивая к дому. – Если ящик не столь важен, тогда на кой мы там ошиваемся?

– Я как раз собиралась тебе сказать.

– Про что сказать?

– Про уроки.

– Какие еще уроки?

– С Большим Луи.

– Ты что, собираешься преподавать ему математику?

– Нет. Не совсем.

Мы останавливаемся возле дома, и, хотя Джо выключает мотор, совершенно ясно, что мы останемся в машине, пока я все не объясню.

– На этот раз все наоборот, – я изо всех сил стараюсь не ерзать на сиденье, – это он будет давать мне уроки.

– Тебе?

– Да.

– Чему же он собирается тебя учить? Как быстро растолстеть и начать панически бояться микробов?

– Вовсе нет. – И чего ради я тянула полтора дня и не рассказала Джо сразу? – Он собирается научить меня играть в карты.

* * *

Уже сама мысль мне чрезвычайно понравилась. После второй чашки чая с лимоном и куска домашнего кекса с маслом Большой Луи любезно предложил мне свои услуги в качестве персонального инструктора по покеру. Оказалось, что с момента прибытия в Англию он так зарабатывает себе на жизнь. Дал рекламу в Интернете и потихонечку, на уровне устных договоренностей, ничего не подписывая, организовал свою собственную школу карточной игры. У него появилась группа человек из двадцати, каждый платит ему авансом по сорок фунтов за урок. По пятницам они собираются у него за складным карточным столом и играют в холдем на деньги друг против друга (ведь надо же проверить, чему он их там научил). Уж тут-то Большой Луи не упускает своего. То есть время от времени он дает выиграть ученикам, чтобы они были у него на крючке, но в основном стрижет с них капусту.

Стоило ему спросить, не хочу ли я научиться играть, как я сразу принялась тереть щеки обеими руками. Он сказал, что, наверное, страшно начинать с нуля, и я только откусила заусеницу, и засмеялась, и сказала: вот еще. А что будет, если среди его учеников попадется такой талант, который обыграет учителя? – спросила я. Вот возьмет и научится замечательно блефовать и начнет таскать денежки Луи прямо у него из-под носа. Мое предположение вызвало у Луи страшный приступ веселья.

Поначалу я колебалась, но та часть меня, которая всегда хотела научиться играть, победила. Мне было интересно, чем игра так захватила папу. Мне хотелось убедиться, действительно ли игра несет в себе хоть половину тех соблазнов, о которых он рассказывал. К тому же, если я буду уметь играть, может, мне легче будет его найти. Я уже знаю основные правила и приемы и, наверное, быстро освою все остальное. И тогда я смогу смело входить в казино, не чувствуя себя чужаком, спокойно садиться за покерный стол, тасовать фишки, как профи, и влиться в общую массу игроков.

Так что причина у меня есть. Никакого романтического восхищения игрой – я трезво оцениваю ситуацию. Надо тщательно изучить все шансы и возможности, чтобы не обделаться. Над нюансами придется корпеть днями и ночами. И вовсе я не хочу стать лучшим в мире игроком в покер среди женщин или кем-то вроде этого. Ну а шарики и «высшие козыри» тут совсем ни при чем. Мне просто интересно, вот и все. Любопытно, есть ли у меня хоть какие-нибудь способности к игре, – все-таки я дочь своего отца, и будет очень приятно, если я унаследовала и этот его талант, а не только хорошую память на факты и цифры. И еще инстинкт к бродяжничеству неутомимой арктической крачки.

* * *

–  В карты?

– Да. В покер. За установку ящика с растениями он предложил мне бесплатные уроки покера. По бартеру.

– Ты шутишь, что ли? Издеваешься?

– Нет. Он… в общем, выяснилось, что таким образом он зарабатывает себе на жизнь. Организовал в своей квартире школу покера. Неплохая мысль, кстати сказать.

– И когда ты все это раскопала?

– Позавчера. Он написал мне о растениях, которые хочет заказать, и в его электронном адресе было слово, связанное с покером, и Пит сказал…

– А, так это Питвсе затеял?

– Нет. Просто Питу пришло в голову, что я могу разыскать папу по покерной наводке, и тут оказалось, что Большой Луи кое-что знает насчет покера.

– Кое-что?

– Ну… вообще-то порядочно.

– И что же он знает?

– М-м… все.

Кажется, Джо сейчас лопнет.

– Я все понимаю, – говорю я, глядя, как у него играют желваки. – Это, наверное, нехорошо с его стороны – не заплатить нам за растения, но и мы не внакладе. Он же профессионал.У меня будет самый лучший учитель. Его опыт бесценен.

Джо отстегивает свой ремень безопасности, выходит из машины и, не произнеся ни слова, направляется к дому. Я семеню следом. В руках у меня три банки домашнего чатни, а под мышкой – плетеная утка. Мне хочется сказать Джо что-нибудь ободряющее – но вот что?

Представляю, как Джо ругает себя, что в свое время отправил меня с заданием на квартиру к Большому Луи. Представляю, какими словами он себя поносит. Вот ведь дьявольщина – именно сейчас напороться на профессионального покериста. Джо, наверное, кажется, что это судьба, карма или что-нибудь в этом духе. Надо его хоть немного утешить. Наверное, краткая лекция про шансы, совпадения и теорию вероятностей будет в самый раз.

* * *

– Знаешь, сколько американцев играет в покер? – спрашиваю я Джо, когда мы идем к дому.

– Нет. – У Джо такой голос, будто ему все до фени. – Представления не имею.

– Примерно шестьдесят миллионов.

– Да ну?

– Ей-богу. – Интересно, заметит Джо, если я выброшу утку в мусор? – Почти каждый четвертый. Да еще прими во внимание, что большинство из них – мужчины в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти лет. Так что шансы повстречать покериста-североамериканца от двадцати пяти до пятидесяти довольно-таки велики. Статистическая вероятность столкнуться с американцем, у которого своя школа покера на Кингс-Кросс, конечно, поменьше. Но она вовсе не так мала, как может показаться.

Джо вытаскивает штабель коричневых пластиковых горшков для своих черенков, о чем-то задумывается и внезапно лезет за бутылкой вина.

– Дело в том, что те или иные совпадения, влияющие на твою жизнь, происходят значительно чаще, чем принято думать. С некоторыми из них сталкиваешься на каждом шагу. Например, на прошлой неделе ты как раз думал о Лорне, как вдруг зазвонил телефон и оказалось, что это она. Чаще всего люди говорят: вот удивительно, какое совпадение, это, наверное, телепатия, или психологическая связь, или что-нибудь такое. А на самом-то деле ничего подобного.

– Не думаю, чтобы между мной и Лорной была какая-то психологическая связь, – быстро возражает Джо.

– Нет, нет, конечно же. Но факты говорят: вероятность совпадения, когда родственник или друг звонит тебе в тот момент, когда ты о нем подумал, довольно высока. Во всяком случае, она куда больше нуля. Если хочешь, могу тебе показать расчеты.

Я ищу карандаш, дабы сделать мои рассуждения более наглядными, но тут Джо поворачивается ко мне с бокалом вина, знаком просит сесть и говорит, хмурясь и заглядывая мне в глаза:

– Обещай, что будешь вести себя осторожно. Я очень за тебя волнуюсь.

– Не бойся за меня, – отвечаю я твердо. – Я знаю, что делаю. Со мной ничего не случится.

18

Азартную игру изобрел незаурядный человек. Покерную фишку изобрел гений.

Дылда Жюли, покеристка из Нью-Йорка (личность случайная)

Урок первый

– Что это?

– Ты о чем?

– Что у тебя за вид? У тебя что, запор? Я же сказал, если тебе захочется глоточек моей «Кишкочистки», только попроси.

– Нет у меня запора. Это особое выражение лица для игры в покер.

– Покерное выражение лица?

– Ага. Ты же знаешь. Непроницаемое и неопределенное. Губы поджаты, мускулы расслаблены, глаза смотрят вдаль прямо перед собой.

– Угу.

– Никто не в состоянии сказать, что у меня сейчас на уме. Никто не сможет угадать, какая карта у меня на руках.

На лице у Большого Луи гримаса разочарования, будто объем предстоящей работы оказался куда больше, чем он думал, и урок явно затянется.

– Знаешь, если ты войдешь в карточный зал с таким лицом, все подумают, что у тебя неделю не было стула.

Его слова немного обижают меня. Я вчера полвечера провела в ванной перед зеркалом, подбирая соответствующее выражение. Я даже привлекла Джо. Когда он спросил, не заказать ли на дом индийской еды, я поглядела на него неопределенно и поинтересовалась: сможет он угадать по моим глазам, тянет меня сейчас на индийскую кухню или нет? Джо изрек, что скорее всего тянет (еще бы нет: за все годы нашей совместной жизни я при нем ни разу не отказалась от курочки с горохом нут), но, когда я проявила настойчивость, признал, что на сто процентов не уверен.

– Такая кислая физиономия кого угодно наведет на мысль, что у тебя что-то с кишечником, – дразнит меня Большой Луи.

Он успокаивается, только когда мои лицевые мускулы возвращаются в нормальное состояние.

– Так-то лучше. – И он тычет пальцем мне в щеку, затем смахивает компанию болезнетворных бактерий со своей рубашки. – Еще чуть-чуть – и все будет хорошо.

– Вот спасибо-то.

– Не за что. Пока ты не нажила себе мигрень и спазм челюсти, должен тебе кое-что сообщить. Твоя покерная рожа пригодится тебе еще ой как не скоро.

– Почему это?

– Тебе предстоит еще многому научиться. Наверняка ты воображаешь, что уже все знаешь. А на самом деле ты не знаешь ни хрена.

– Пусть так, – говорю я, несколько приуныв. – Выбирай, с чего начнем.

– Отлично, – потирает руки он. – Начнем с начала.

* * *

Большой Луи ставит стул рядом с восьмиугольным карточным столом, садится, наклоняется поближе ко мне, выкладывает перед собой две стопки фишек, перебирает их и одним движением руки соединяет две стопки в одну.

– Значит, так, – говорит он. – Тема первого урока – деньги. Сколько у тебя в кошельке?

Я лезу в сумочку и высыпаю на стол всю свою наличность. Шесть семьдесят пять монетами, две пятерки и двадцатка.

– С монетами связываться не будем. Можешь их убрать. Пятерки нас тоже не интересуют. Возьмем двадцатку.

Я кладу двадцатифунтовую бумажку в центр стола.

– Чудесно. Так что мы можем купить на эти деньги?

– Не так уж много, вообще-то. Три целых семь десятых порции курицы с горохом нут. Четыре пятых географического атласа в твердом переплете. Девять десятых билета второго класса до Брайтона и обратно. Бензин для моей машины – две трети бака.

Большой Луи тяжко вздыхает, словно я выбрала особенно неудачные примеры, берет мою двадцатку, достает из резной деревянной шкатулки фишку достоинством в двадцать долларов и пихает по направлению ко мне.

– Предположим, я обменял твою двадцатку на эту фишку. Что ты можешь купить на нее?

– Ничего. В том смысле, что в магазинах их не принимают.

– Значит, фишка ничего не стоит?

– Я этого не говорила. После игры я могу обменять фишку обратно на деньги. Так что фактически фишка стоит столько, сколько деньги.

– Ты можешь обменять ее на товар?

– Да.

– Карри, и бензин, и тому подобное дерьмо?

– Совершенно верно. На фишку я могу купить те же товары.

– Ответ неправильный.

В первый момент я думаю, что Большой Луи злится на меня за неудачный подбор покупок. Однако вряд ли дело только в этом. Он опять берет мою двадцатку, аккуратно укладывает ее в пепельницу и лезет в нагрудный карман своей гавайки за зажигалкой.

– Что ты делаешь? – недоумеваю я, когда перед глазами у меня вспыхивает желтое пламя.

Большой Луи не отвечает. Он подносит зажигалку к пепельнице и поджигает банкноту. Потом берет двадцатку за уголок и держит на весу. Лик королевы морщится и обращается в ничто. Немного погодя от денег остается только горстка черного пепла.

– Что стоит эта бумажка теперь? – Руки у Большого Луи сложены на груди, вид хмурый. – Что сейчас ты можешь купить на нее?

– Ничего, – отвечаю я, глядя на останки моих денег на бензин. – В данный момент она не стоит ничего.

– Ответ правильный. Вот видишь? Всего пять минут прошло, а ты уже усвоила такую важную вещь. Ты получила, наверное, самый важный урок, касающийся покера.

– Не понимаю. Ты хочешь мне внушить, что мои деньги ничего не стоят?

Большой Луи смотрит на меня как на слабоумную.

– Я не говорю, что они ничего не стоят. Я только хочу сказать, что тебе надо научиться относиться к деньгам до определенной степени равнодушно. При игре в покер деньги – только средство достижения цели, а фишки – необходимые инструменты. Как только ты берешь в руки фишку и начинаешь представлять себе, сколько всего на нее можно купить, ты пропала. Безвозвратно. От этих мыслей уже не отделаться.

Я киваю головой, как китайский болванчик, будто и в самом деле что-то поняла.

– А вот теперь, – Большой Луи поднимается, – я собираюсь сделать себе сэндвич. А ты изучи хорошенько эту кучку пепла и подумай о соотношении того, что ты сейчас потеряла и что приобрела. Я совершенно уверен: ты придешь к выводу, что приобрела гораздо больше.

Профессор удаляется на кухню, где режет, намазывает и отмывает, а я гляжу на содержимое пепельницы, как он велел. Совсем не так я представляла себе начало наших занятий. Я думала, мы сразу сядем за игру и сыграем пару партий. Я даже захватила с собой обрезанный окурок сигары – настоящие сигары бывают ведь и короткие, – я бы закурила его во время игры, и жевала, и гоняла по рту, и щурила глаза (что до их стального оттенка, то он сделал бы честь самому Клинту Иствуду). Я хотела поразить Большого Луи своим исключительным искусством тасовать карты и пару раз блефануть, когда он меньше всего этого ожидает. И само собой, я собиралась обратить особое внимание на то, как Большой Луи обращается со своими носками. Носки могут многое рассказать о покеристе.

Большой Луи посматривает из кухни, как я выполняю его указание – я не отрываю глаз от пепельницы, – гремит тарелками и, наконец, ковыляет обратно со своим трехэтажным бутербродом. Сегодня ноги как-то не очень его слушаются – он с трудом устраивает свою тушу на стуле. Усевшись, Луи сосредотачивается на бутерброде – вгрызается в пряную салями, выковыривает из зубов кусочки салата-латука, а покончив с едой, ставит тарелку на стол. Это удивляет меня – я-то думала, что он немедленно ее вымоет, – но вид у Луи безмятежный, словно так и надо.

– В стародавние времена все играли на настоящие банкноты. – Луи мешает фишки, лежащие перед ним на столе, и они щелкают одна о другую. – Цена игры вечно маячила у тебя перед глазами. Фишку придумали, чтобы ты забыл, какие деньги лежат в банке, перестал забивать себе голову тем, во сколько тебе обойдется ставка, и занялся исключительно стратегией.

Я киваю и стараюсь догадаться, можно ли уже перестать пялиться на пепельницу.

– Когда ты смотришь на фишки, – Луи вертит в руках синюю фишку, – ты не должна думать об их стоимости. Представь себе, что фишки – это инструменты, оружие, необходимое для победы над соперником. Предположим, твой противник повышает ставку на пятьдесят долларов, а в голове у него только и вертится сумма выплаты по закладной, которую предстоит внести на следующей неделе. Ты поднимаешь ставку до сотни, и сердчишко у него начинает колотиться, ладони покрываются потом. А все потому, что за каждой фишкой в мыслях у него маячит ее стоимость. Но ты-то знаешь, что это не так, что деньги – не главное. Главное – власть. Если ты будешь твердо это помнить, ты уже на полпути к победе.

Уж я-то точно из тех игроков, кто всегда подвергает противников прессингу, поднимая ставки сразу на сотню.

– Не говоря уже о том, что надо уметь держать удар, когда проиграешь. – Следующую фишку Луи пододвигает мне. – Если напрямую, проигрывать ужасно тяжело. Возвращаться в гостиничный номер, когда в кармане у тебя болтаются резинки, еще недавно стягивавшие пачку в двадцать тысяч фунтов, и сознавать, что сам во всем виноват… Стоит только на секундочку потерять концентрацию – и готово дело. А попробуй ее не потерять, если играл всю ночь напролет, толком не спал целую неделю и глаза у тебя слипаются. Но анализировать все это следует только после игры, – сурово добавляет Луи. – Когда ты за столом, никогда не думай о допущенных ошибках.

Какое-то время я верчу в руках фишку и стараюсь поглубже вникнуть в смысл его слов.

– Если я правильно поняла, – говорю я, глядя Луи в глаза, – когда меняешь деньги на фишки, с деньгами следует как бы попрощаться. Ты ведь можешь их проиграть.

– Нет, – резко отвечает Луи. – В корне неверный подход. Если ты будешь думать о проигрыше, так и случится. Если избавишься от черных мыслей, тебе будет легко за столом. Твои фишки – всего лишь мера того, насколько хорошо ты играешь. Показатель твоего успеха. А ведь тебе хочется успеха, правда?

– Правда, – соглашаюсь я. – Хочется.

Луи смотрит на меня так, будто все еще испытывает сомнения на мой счет.

– Пока не вижу никаких предпосылок. Только сядь со мной за стол, поставь каких-нибудь поганых пятьдесят долларов, и твоя карта будет мне известна через секунду. Ни за что на свете не скроешь от меня своей руки. Читается моментально. Ты знаешь, в чем твоя проблема? – Большой Луи внезапно замечает грязную тарелку, и лицо у него кривится.

– Э-э… нет. И в чем она?

– Проблема в том, – Большой Луи берет тарелку кончиками пальцев и несет на кухню, – что ты, как все новички, слишком любишь деньги. Придется научиться полюбить игру.

19

– И он спалил твои деньги на бензин?

– Спалил.

– Зажигалкой?

– Да. Прямо у меня на глазах.

– И вы так и не сыграли ни одной партии? И ты его не побила и не выиграла ни одной фишки?

– Нет. Дело до карт даже не дошло. Мне так и не представилась возможность закурить мою сигару.

Джо начинает смеяться. Уж не знаю, что его больше рассмешило – попытка представить меня с окурком сигары в зубах или то, что я провела битых два часа в сырой квартире для бедных, наблюдая за тем, как толстый психопат-агорафоб сжигает мои деньги.

– Ну и как он воспринял твое покерное выражение лица? Как по его мнению, соответствует оно серьезности событий?

– Он подумал, что мне нехорошо. Что у меня запор. Что мне нужно есть побольше грубой пищи.

Это вызывает у Джо новый приступ смеха. Он готов отправиться на кухню и приготовить мне большую миску изюма с отрубями.

– Спасибочки, – говорю я, – сейчас у меня все в порядке. На дорожку он угостил меня своей «Кишкочисткой».

– «Кишкочисткой»?

– Да. Это самый острый соус чили на свете. Своего рода испытание.

– Ну и как? – Джо глядит на мои вспухшие губы.

– Ты знаешь, не так уж и плохо.

– Серьезно?

– Абсолютно. Очень острый, но мне доводилось пробовать вещи и похуже.

– И эта отрава не обожгла тебе рот? И губы у тебя не распухли, будто ты закачала в них три фунта коллагена?

– Нет. – Я провожу языком по пузырям во рту. – Вовсе нет. А губы у меня всегда такие.

– Давай смажем их вазелином.

– Не помешает.

Джо ухмыляется и скрывается в ванной.

* * *

Должна сказать, Джо воспринял мой первый урок искусства игры в покер значительно легче, чем я ожидала. Не сравнить с нашим разговором на эту тему в машине. Наверное, решил, что я уже сыта по горло. Особенно после того, как Большой Луи сжег мою наличность. Если это так, то Джо в корне ошибается. Сжигание денег только привлекло меня еще больше.

Как ни странно, на меня произвела большое впечатление особая методика преподавания, изобретенная Луи. Мы только начали, но я уже сейчас могу сказать, что он – страстный игрок. Взять хотя бы забытую грязную тарелку. И это чувствовалось по его размеренной речи, по четким, ясным и решительным словам, заставившим меня не замечать его физического состояния. Это был уже не толстый полукалека, из бочкообразной груди которого рвется сипящее дыхание, это был энтузиаст, знаток вопроса, мастер с тридцатилетним стажем, незаурядный оратор. Интересно, каков он как игрок? И сколько денег прошло через его руки за все эти годы?

Некоторое время я сопоставляю известные мне скудные факты из жизни Большого Луи с полузабытыми рассказами папы. Лежа на диване, я курю сигару и стараюсь представить мир, в котором жил некогда мой учитель. Вот он студент колледжа, распростертый на больничной койке. Мускулы ссохлись, словно не снятые по осени фрукты, молодость кончилась внезапно, будто по мановению волшебной палочки. Я вижу, как он стонет, и ругается, и швыряет в медсестру всем что под руку подвернется.

Проходят годы, и вот он за покерным столом, освещенным неоновым светом; в руках целая стопка фишек. Он давным-давно не грел свои косточки на солнышке, но разум в искалеченном теле заострился, как бритва. Он участвует в Мировой серии в Лас-Вегасе, самом престижном покерном турнире на свете, и пробивается в финал, укладывая своих противников одного за другим. У его ног дремлет такса – ее усы воинственно топорщатся, – и всякий раз, когда очередной противник вылетает, Большой Луи нагибается и гладит собаку по щетинистой спине.

Игра начинается рано, но к двум ночи остается только один противник. Персонал казино высыпает призовые деньги прямо на зеленое сукно – они всегда так делают, когда за столом остаются только двое игроков, – и выигрыш вдруг обретает реальные очертания. Это уже не фишки, это настоящие деньги. Прямо перед игроками лежит миллион во всей своей красе.

Большой Луи в игре. Если уж его тело способно выдержать удар взбесившегося «понтиака», то уж разум и подавно в состоянии вынести любые тяготы игры. Его партнер весь покрывается потом, а Большому Луи, напротив, холодно. Интересно, как он умудрился проиграться и все потерять? И забавно, отчего это губы у меня так болят от сигарного дыма?

* * *

– Одри?

– А?

– Не крепковата ли для тебя сигара?

– Кхе, кхе, кхе… а почему ты так считаешь?

– Какая-то ты зеленая.

– Кха-гркха… кха… кха… вот. Нет… кха… кха… все в порядке.

– Принести тебе воды?

Я киваю, выплевываю окурок, открываю рот и шарю рукой вокруг в поисках ингалятора.

– Ответ будем считать положительным.