Текст книги "Большой обман"
Автор книги: Луиза Винер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
9
Лифт смердит: стойкий запах сивухи и застарелой мочи с основательной ноткой прокисшего молока. Я задерживаю дыхание, зажимаю нос и стараюсь дышать ртом. Металлические канаты и блоки, на которых подвешен лифт в своей узкой бетонной шахте, издают отвратительный скрежет. Юный торговец куревом сопровождает меня в поездке. Ему прямо-таки не терпится показать мне, где живет «психованный вонючий жирняга». Похоже, мальчишка шпионит за ним, когда нечего больше делать – а это, судя по всему, случается частенько.
На пятнадцатом этаже лифт бросает в дрожь, он подпрыгивает и останавливается. Процесс открывания дверей занимает вечность: они разъезжаются наполовину, опять закрываются, разъезжаются, закрываются – словно старикашка, пытающийся привстать со стула. Для юного торговца куревом это дело привычное – когда двери собираются сойтись по третьему разу, он просовывает в щель ногу и упирается в створки.
– Сюда, – он кивает влево, – Жирняга живет в самом конце.
Мы останавливаемся перед самой грязной дверью. Краска с нее местами облезла до голого дерева, а узкое окошко покрыто жирной пылью. Я ловлю себя на том, что недоуменно пялюсь в армированное стекло, вместо того чтобы искать звонок.
Моя нерешительность не ускользает от внимания мальчишки.
– Что-нибудь не так? Передумала, да? – спрашивает он.
В этот момент разумнее всего было бы просто развернуться и уйти. Я уже собираюсь попросить пацана задержать лифт, когда замечаю, что у этой квартиры имеется домофон. И я жму на кнопку – просто любопытно, какой у него голос. Проходит не меньше минуты – и мне отвечают.
* * *
– Кто там? Кто это?
У него громкий голос. Глубокий, хриплый и чуть одышливый, с легким американским акцентом. Южные штаты?
– Здравствуйте, меня зовут Одри. Я по поводу ящиков для растений.
– Вы что, сменили пол? – бурчит он, явно разочарованный.
– Извините. Он в данный момент занят. Я его… э-э… ассистентка.
– А вы понимаете чего-нибудь в ящиках для растений?
– Конечно. Надеюсь, мы с вами решим все вопросы.
Голос в домофоне тяжко вздыхает, словно сегодня и так все идет наперекосяк, а мое появление лишь очередное маленькое звено в цепи из тысячи и одной неприятности. Домофон пищит, и дверь открывается.
– Располагайтесь, – говорит голос. – Я обратно в туалет. У меня такой запор, вы и представить себе не можете.
Я стою в нерешительности, и голос подгоняет меня:
– Ну же, девушка, живее, холодно ведь. Когда войдете, не забудьте закрыть за собой дверь.
* * *
Больше всего я боялась, что в квартире будет плохо пахнуть. Ничего подобного. Такой чистой, вылизанной квартиры я еще не видела. Дешевая ламинированная мебель отполирована до блеска, журналы, книги, тарелки, безвкусные фарфоровые фигурки – все расставлено в идеальном порядке.
В квартире жарко, воздух несколько застоявшийся и затхлый, но все перекрывает смешанный запах комнатных растений, полироли для мебели и средства для мытья полов. Растения повсюду: парочка суккулентов-каучуконосов на книжной полке, «денежное деревце» на поцарапанном кофейном столике посередине комнаты; покрытое плодами апельсиновое дерево осеняет проход в крохотную кухню, а на серванте гордо возвышается фарфоровая ваза с тюльпанами и желтыми розами в белом облачке гипсофилы.
На ковре не меньше дюжины проплешин, сквозь которые рельефно проступают половые доски, но ковер явно только что пылесосили и чистили. В квартире темновато – прочие дома загораживают свет, к тому же окно всего одно. Я подхожу к окну и пытаюсь что-нибудь рассмотреть сквозь слой многолетней грязи. Вдоль стены тянется узенький балкон. Если совсем перегнуться вниз, балансируя на носках, – виден подъезд соседнего дома, а далеко внизу – тощие ветки бука, воздетые вверх. На горизонте открывается кусок Лондона в форме треугольника – этакая тупая стрела. В отдалении можно разглядеть заходящие на посадку самолеты. В общем, видно немного, но внешний мир себя как-то обозначает.
* * *
– Любуетесь пейзажем, да?
Я так увлеклась, что и не заметила появления Заоконного Цветовода. Он огромен. Наверное, такие гиганты виделись Гансу Христиану Андерсену в кошмарных снах, стоило великому сказочнику на ночь глядя злоупотребить сыром. В нем футов семь росту, у него глаза с мячики для гольфа и заплывшее жиром лицо шириной в фут. Весит он никак не меньше четырехсот фунтов.
Гигант делает несколько тяжких шагов в моем направлении, ухмыляется и с усилием сворачивает в кухню. Я иду вслед за разноцветной гавайкой размером со скатерть. Коричневые тренировочные штаны подпоясаны длиннющей резинкой, древние кроссовки будто вросли в отечные лодыжки. Бейсболка с надписью «Нью-Йорк Никс» венчает голову, а в блюдообразной руке зажат нож для масла. Я изо всех сил стараюсь не таращить на него глаза, но рот у меня сам собой открывается. Широко открывается.
– Не против, если я покушаю, прежде чем начать разговор? – спрашивает он весело.
– Нет. – Надеюсь, этот великан не из людоедов. – Валяйте.
– Хотите сэндвич? – Он вытаскивает из холодильника пакет с нарезанным мясом и горкой наваливает мясо на кусок хлеба. – Не стесняйтесь.
– Да нет, спасибо. Я уже пообедала.
– Может, мне есть побольше грубой и острой пищи, как считаете?
– Простите?
– Грубая пища помогает от запора. Надо будет заказать еще бутылочку «Кишкочистки». Самый острый чили-соус на земном шаре. Гарантированно прочищает кишки, сколько бы крутых яиц вы ни съели на завтрак. Рекомендован четырьмя из пяти проктологов. Как вы думаете?
Меня начинает подташнивать.
– Ну, не знаю. А вы не пробовали хлопья из отрубей или что-нибудь в этом роде?
– Дрянь. Крепят еще больше. Наверное, надо попробовать маринованных овощей. Как по-вашему, маринованные огурчики – это достаточно грубая пища?
Ответа великан не ждет – просто вынимает белый бумажный пакет из холодильника, достает из него два огурца и с блаженным выражением на лице вдыхает их аромат.
– Лучшие огурцы на свете. – Он поворачивается ко мне и чмокает губами. – Один мой приятель доставляет мне их прямо из своего магазина деликатесов в Голдерс-Грин. Хотите попробовать?
– Огурцы? – переспрашиваю я, стараясь не облизываться.
– Ну да. Выдержаны в рассоле с чесночком, сахаром и капелькой укропного уксуса. Попробуйте. Один огурчик вас не убьет.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Малюсенький кусочек, пожалуйста.
* * *
Когда я сметаю вторую половину огурца, это явно производит впечатление на Цветовода. Он высказывается в том смысле, что ему нравятся девушки, понимающие толк в маринованных огурцах, и, напротив, он не стал бы связываться с дамочкой, слишком разборчивой в еде.
– Большой Луи, – произносит он, вытирает рот салфеткой и протягивает мне руку-окорок. – Рад знакомству.
– Одри, – говорю я, глядя на него снизу вверх. – Одри Унгар. Очень приятно.
Некоторое время Луи недоуменно смотрит на меня, будто хочет что-то сказать, но почему-то воздерживается.
– Что-то не так? – интересуюсь я и незаметно оглядываю себя – не закапала ли футболку маринадом.
Он потирает челюсть.
– Да нет. Просто Унгар – очень необычная фамилия, вот и все.
– Правда? – Я в раздумье, удобно ли будет попросить еще огурец.
– Конечно, – глубокомысленно изрекает Луи. – Особенная фамилия. В ней есть изюминка. Знак породы. Некоторый шик, знаете ли.
10
Мне не терпится перейти к обсуждению ящика для растений, но у Большого Луи явно другие планы. Он приканчивает сэндвич, перемещает свою гигантскую тушу на краешек дивана, с сопением поднимается на ноги, собирает с кофейного столика грязную посуду и салфетки и с величайшей осторожностью уносит на кухню. Начинается процесс мытья посуды. Большой Луи тщательно намыливает тарелки и добрых полторы минуты трет их губкой. Тарелки вытираются, высушиваются, начищаются и складываются стопкой, после чего Большой Луи приходит к выводу, что тарелки недостаточно чистые, и весь процесс начинается сызнова.
Лужица пахнущего чесноком уксуса, оставшаяся на столе в том месте, где Большой Луи вскрыл пакет с огурцами, ликвидируется при помощи тряпки, смоченной моющим средством. При этом Большой Луи сначала напевает «Мой путь» Фрэнка Синатры, а потом переходит на «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина. По мере наведения чистоты мелодия звучит все громче, своего крещендо она достигает, когда Луи переходит к самому главному: мытью рук.
– У меня обсессивно-компульсивный синдром [15]15
Модный на Западе психологический недуг, в нашей психиатрии более известен как «невроз навязчивых состояний».
[Закрыть], – сообщает он и скребет пальцы щеточкой для ногтей. – Все должно быть идеально чисто.
– Верно. – Я ерзаю на своем месте. – Чистота – залог здоровья.
– Я болезненно брезглив. Еще одна моя мания. Ваш босс вас предупреждал? Он сказал вам, что я не выхожу за пределы квартиры?
– Он мне говорил. Хотя он мне не очень-то босс. Он мой друг.
– И он вам по душе?
– Прошу прощения?
– Ваш друг. Он вам по душе?
– Д-да, конечно. Очень даже.
– Это хорошо, – Большой Луи энергично кивает, – хорошо, что он вам нравится. Я был женат один раз. Это была моя самая большая ошибка. Мы прожили вместе почти восемь лет, и не было дня, чтобы она меня не бесила.
– Вот оно что. Чем же она вам так не угодила?
– Чем она мне не угодила? – Большой Луи гримасничает, обращая выпученные глаза к небесам. – Когда мы повстречались, она была вылитая Энджи Дикинсон [16]16
Американская королева красоты и киноактриса (р. 1931). Снялась во множестве фильмов, из которых современному зрителю лучше всего знаком «Одетый для убийства» Брайана Де Пальмы.
[Закрыть]. Года через два после свадьбы она была толще, чем я сейчас.
Я пытаюсь изобразить сочувствие.
– Она так и напихивалась сладостями, – продолжает он. – Утром, днем и вечером. Даже когда мы с ней были в постели, она жрала сладости. Поверите ли, я запускаю руку ей под неглиже, чтоб потискать (извиняюсь за мой французский), а у нее полон рот каких-нибудь шоколадных кексов. Истинно говорю тебе, Одри Унгар, не выходи замуж. Как только ты купил кольцо, тебя хватают за яйца.
– Э-э, а что, если не покупать кольцо?
– В этом случае, – Луи размахивает передо мной отдраенным ножом, – пусть он подарит тебе приличного размера камушек. Его ты всегда сможешь продать, когда увидишь, как он треплется с девчонкой вполовину моложе тебя.
– Ясно. Может, теперь займемся вашим ящиком для растений?
– Конечно. Сейчас покажу, куда я хочу его установить.
* * *
– Какие мне нужны цветы?
– Ну да. Мне казалось, начать лучше всего именно с этого.
– Я-то думал, вы хоть что-то знаете насчет растений. А вы ведь в них ни хрена не разбираетесь.
– Вынуждена извиниться. Пожалуй, вы правы.
– Замечательно. Просто замечательно. Вы знаете, чего мне стоило притащить сюда хоть кого-то? Знаете, сколько я угрохал на это времени? Целых шесть месяцев. Половина садовников сразу посылала меня подальше, другая половина сбежала, увидев дом. Они даже брезговали зайти в лифт.
– Верю, я сама чуть было не сбежала.
– Те же, что добирались до моей квартиры, – продолжает Большой Луи, расхаживая по комнате, – едва завидев меня, бросались наутек, будто им в задницу впихнули кабачок с пылу с жару. Что такое стряслось с англичанами? Они что, никогда не видели людей с избыточным весом?
– Ну, все-таки вы такой… большой.
– Конечно, я большой. Ну и что? Я сижу взаперти в этой мерзкой квартире уже целых два года. И чем мне заняться? Только жрать, срать и спать. Извиняюсь за мой французский. У вас тут даже телевидение поганое, одни разговоры, что оно хорошее. Что происходит с англичанами? Даже ваши мыльные оперы нагоняют тоску.
На лице у Большого Луи печаль. Он тяжко опускается в кресло, и его контуры растекаются по лиловой обивке.
– Мне не так много надо, – сердится он. – Всего лишь дурацкий ящик для растений. Дурацкий ящик, который поможет мне пережить трудный период, пока я не заполучу свой сад.
– Сад?
– Конечно. – Луи слегка веселеет. – В один прекрасный день я стану владельцем самого замечательного, самого обширного, самого зеленого сада во всем штате Нью-Джерси.
– Мне казалось, вы никуда не выходите.
Он смотрит на меня как на бестолочь.
– Это все потому, что у меня нет сада, дура набитая. Если бы у меня был сад, я бы все время проводил на свежем воздухе.
– Мистер Блум?
– Да?
– Хотите чаю?
– Хочу. Почему бы и нет? Только с лимоном, пожалуйста. С холестерином надо бороться.
* * *
За чаем с лимоном и печеньем с корицей Большой Луи рассказывает мне про свою жизнь. Детство он провел в Сан-Антонио, штат Техас, а когда ему было двенадцать, его семья переехала с востока в Джерси. У его родителей был дощатый домик на берегу моря, и, хотя Луи скучал по походам по пустыне, он быстро полюбил океан.
В юности он выиграл грант на обучение в престижном Ратгерс-колледже. По его словам, это были самые счастливые дни в его жизни. О том, чем он занимался по окончании колледжа, он выразился неопределенно, сказав только, что много ездил. Со своей будущей женой он повстречался в холле гостиницы в Атлантик-Сити – она работала ночным портье. У нее были большие груди и очаровательный английский акцент – и она его сразу покорила. К тому времени, когда он выторговал себе двадцатипроцентную скидку в оплате за номер и договорился, чтобы его каждое утро будили по телефону, он уже видел ее своей женой.
Они взяли напрокат костюмы «под Элвиса» и поженились в Грейслендской Свадебной часовне [17]17
Часовня, в которой можно совершить бракосочетание по обрядам той или иной религии.
[Закрыть]в Лас-Вегасе. Какое-то время молодожены были вполне счастливы. Жена оставила работу ночного портье, всюду ездила вместе с ним и была хорошим подспорьем в его успешной карьере.
Все это продолжалось недолго. Жена сделалась толстая и противная и надоела, а коммерческая деятельность Большого Луи затрещала по швам. Года два назад его бизнес пошел прахом в одну ночь. Большой Луи потерял все, что у него было, – дом, «кадиллак» 1959 года выпуска и любимую длинношерстную таксу – Маленького Луи.
* * *
– Как это вас угораздило лишиться собаки?
– Проклятый барбос не жрал дешевого собачьего корма. Ему подавай самый высший сорт. Сущее наказание, а не псина. Чистое разорение. Его бы в собачник, да усыпить.
– Вы его усыпили?
– Нет. Пока я вытряхивал камешек из ботинка, он увязался за французским пуделем. Только его и видели.
– Ясно. Печальная история.
– Да уж.
* * *
Вскоре после пропажи Маленького Луи Большому Луи пришлось пройти через душераздирающее прощание с женой. Она до смерти подавилась кексом на следующий день после того, как они переехали в передвижной дом, и хотя Большой Луи сделал все, чтобы спасти жену, ей уже, к величайшему сожалению, невозможно было помочь.
– Это было ужасно, – говорит он, и подбородок его подрагивает. – Я пытался применить прием Хаймлиха [18]18
Прием первой помощи, применяется при попадании инородных тел в дыхательные пути; необходимо «встать сзади, обхватить двумя руками грудную клетку пострадавшего и резко сдавить нижний отдел грудной клетки в сочетании с толчком в подложечную область».
[Закрыть], но не смог ее обхватить. Я попытался ударить ее кулаком в живот, но мне было не пробить толстый слой жира. Истинно говорю тебе, Одри, у меня сердце кровью обливалось. Сердце обливалось кровью.Особенно когда губы у нее посинели и язык вывалился изо рта. И еще этот хрип. Господи, мне он и сейчас слышится. Даже и не хрип, а какое-то скрежетание… или скрип… или сипение. Одно хорошо, – Луи потирает руки, – она умерла счастливой, Господи, упокой ее душу, эти кексики она любила больше жизни.
* * *
В общем, Большой Луи оказался без гроша. Он вынужден был заложить дедушкины золотые часы, чтобы оплатить похороны, и все равно погребение обошлось значительно дороже, чем обычно. Гроб-то был нестандартных размеров. Пару недель спустя, когда он уже совсем было решил купить пистолет и покончить все счеты, произошло маленькое чудо во спасение. Оказалось, он упомянут в завещании жены. Ему достались акции «Нестле» на сумму в пятьсот долларов и документы на квартиру с одной ванной комнатой в Лондоне. Квартира когда-то принадлежала ее покойной матери.
Несколько дней Большому Луи казалось, что судьба смилостивилась над ним. Он перестал оплакивать собаку, оставил мысли насчет приобретения пистолета и совсем уже собрался слетать в Лондон и продать квартиру на месте. Он заплатил неотложные долги, приобрел себе новехонькие мокасины и даже начал подумывать о том, как бы вновь раскрутить свое коммерческое предприятие. И тут выяснилось, сколько может стоить лондонская квартира. На кожаные мокасины, пожалуй, хватило бы. Но больше ни на что.
Удар был силен. Но Большой Луи выдержал. Избыточный вес и обсессивно-компульсивный синдром не помешали Луи прийти к мысли, что, может быть, стоит перебраться в другую страну и попробовать начать все с нуля. Он упаковал чемоданы, купил билет на самолет и отправился прямиком в Англию.
В свое далекое путешествие Большой Луи двинулся холодным зимним утром. В самолете он перво-наперво съел три аэрообеда и выпил пять крошечных бутылочек бурбона. Все время полета над ледяной Атлантикой он продремал. Когда самолет пронесся над изрезанным побережьем Ирландии и начал снижаться, Большой Луи повернулся и уставился в заиндевевший иллюминатор. Его взору предстало что-то вроде лоскутного одеяла из заснеженных полей и потертых городов, и в голову невольно закралась мысль, что отправиться сюда было глупостью, но делать теперь нечего. Большой Луи затянул особо длинный привязной ремень, вытер руки антибактериальной гигиенической салфеткой и, когда самолет коснулся колесами посадочной полосы, вознес краткую молитву Господу. В аэропорту Хитроу он купил себе в знак утешения самый большой «Сникерс», втиснулся в переполненный вагон метро и потащился к Кингс-Кросс, где надо – под землей, а где надо – по земле.
Поездка отняла у него последние силы. К моменту прибытия в «Виднес-Тауэр» он до того замерз, измучился и преисполнился самых черных мыслей, что хватило одного взгляда на заброшенные пути, дома-башни и бетонные стены, чтобы внутри у него что-то надломилось.
Именно в этот момент он поклялся, что не выйдет из своей квартиры. Не выйдет до тех пор, пока ему не представится возможность кардинально улучшить свою жизнь. Он будет жить в этой нелепой коробке с тонюсенькими стенами, среди паршивой пластиковой мебели, пока у него не появятся деньги, чтобы осуществить мечту – приобрести домик с крылечком, просторной лужайкой и идеально ухоженными клумбами. Он будет стирать пыль с фарфоровых фигурок своей покойной тещи – бультерьеров и котят в ковбойских и индейских нарядах – и будет поддерживать в квартире идеальную чистоту и гигиену. И в один прекрасный день он выкупит себе освобождение.
Оно вот-вот придет. Луи не сообщил мне, как именно он намерен воплотить свою мечту в жизнь, но заверил, что у него имеется безупречный план.
* * *
– Не могу вам раскрыть секрет.
– Почему?
– Мы только что познакомились.
– Но мне хочется знать. Мне интересно.
– Может, я скажу вам в следующий раз.
– В следующий раз?
– Конечно. Вы ведь все-таки собираетесь поставить мне ящик для растений?
– Я?
– Кто же еще?
– Я хотела в следующий раз прислать к вам своего приятеля. Про растения он знает все.
– Нет.
– Нет?
– Нет. Мне надо познакомиться с вами поближе. Я хочу, чтобы клумбой занялись вы.
– Но мне показалось, вы обозвали меня набитой дурой.
– Ладно, ладно, не обижайтесь. Вы мне вроде как понравились. Наверное, это все ваши рыжие волосы. Они вам очень идут.
– Спасибо. Очень мило с вашей стороны.
– Ну-ну не зазнавайтесь. Вы же не кинозвезда. Не Рита Хейворт, в конце концов.
– Вы совершенно правы. Я не кинозвезда.
* * *
Аудиенция подходит к концу. Большой Луи объявляет, что ему еще надо кое-что сделать, – наверное, что-то связанное с антисептикой и надраиванием полов. Я беру куртку и собираюсь уходить.
– У вас есть электронная почта?
– Да.
– Воспользуемся ее услугами. Я отправлю вам список растений, которые я хочу, а вы привезете мне их в следующий раз.
– Так у вас есть компьютер?
– Конечно. Думаете, если я толстый, значит, дурак?
– Да нет, естественно, нет… Просто… Ведь компьютеры так дорого стоят…
– Вот оно что. Не волнуйтесь, у меня есть средства.
– Отлично. Пришлите мне список, и в следующий раз я привезу – как его? – сапропель, торф и все такое.
– Мне еще нужны качественные луковицы. И никакого дешевого дерьма, которое продают по Интернету.
– Дерьма не будет. Обещаю. Я попрошу Джо раздобыть все самое лучшее.
– Кто-то готовит тушеное мясо, – говорит Луи, когда я приоткрываю входную дверь.
– Не поняла?
– Внизу. Чувствуете запах? Кто-то тушит грудинку.
Я принюхиваюсь. Ничего. Я еще чуть-чуть приоткрываю дверь, только чтобы можно было проскользнуть в образовавшуюся щель. Большой Луи просит, чтобы я не открывала дверь настежь, а то у него ладони покроются потом. Я стараюсь изо всех сил.
– Так, значит, на следующей неделе?
– Да. На следующей.
– Точно?
– Точнее не бывает.
– Вы ведь не собираетесь залечь на дно и не давать знать о себе?
– Нет. Обещаю. Я позвоню.
– Ну хорошо.
– О'кей.
* * *
Я прохожу пятьдесят ярдов до лифта, трясусь в жестяной погремушке и только внизу замечаю, что к горечи застоявшейся мочи примешивается что-то сладкое. Это аромат тушеного мяса. Большой Луи прав. Кто-то в здании готовит грудинку.
