Большой обман

Текст добавлен: 12 октября 2016, 04:53

Текст книги "Большой обман"

Автор книги: Луиза Винер

Жанр:

Современные любовные романы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Назад к карточке книги

6

Уже два часа ночи, но, несмотря на полторы бутылки вина, выпитые по возвращении домой, я никак не могу заснуть. Джо лежит рядом со мной – и вздрагивает, и улыбается во сне, – а я разглядываю трещины на потолке и вслушиваюсь в тиканье будильника. Время от времени Джо переворачивается с боку на бок. Глаза у него при этом открываются.

– Тебе не спится?

– Нет. Спи сам.

– Ты все думаешь про отца?

– Да, – говорю я. – Про нашу последнюю встречу.

* * *

На зубах у меня тогда были металлические скобы для исправления прикуса. Есть хрустящий картофель мне было нельзя, а он, разумеется, принадлежал к числу моих любимых блюд. Было второе апреля – мой день рождения, мне исполнилось десять, – и начался этот день отвратительно. Фрэнк подарил мне набор для шитья вместо «Путеводителя по удивительным фактам в области астрономии», который я его просила купить, а близнецы потихоньку слопали весь крем с моего праздничного торта «Космический челнок». Ко всему прочему Фрэнк выпендрился и купил на всех нас (пять человек) билеты на представление иллюзионистов. Мои гадкие сводные братья все утро старались улучить момент и уколоть меня «волшебной палочкой». Я отбивалась.

Мы уже были в дверях, когда в холле зазвонил телефон. Прежде чем подойти к аппарату, мама тщательно застегнула все пуговицы на пальто – наверное, в глубине души надеялась, что телефон перестанет звонить, – и я уже знала: это папа. Это было ясно хотя бы по тому, как мама поправляла прическу и проверяла, ровная ли у нее челка. К тому же она тайком глянула в зеркало – не размазалась ли темно-фиолетовая помада?

Наверняка папа спросил, как можно повидаться со мной, ведь мама недовольно сказала, что наш день уже распланирован, и добавила, что это на него похоже: откладывать все на последнюю минуту, когда уже ничего нельзя переиграть. Тут ее голос смягчился, она запнулась, и внезапно вся кровь отлила у нее от лица. И мама передумала. Она отпустит меня повидаться с отцом.

Мама и Фрэнк обменялись репликами, и мы пятеро загрузились в машину и поехали к морю. Папу я заметила за сотню ярдов. Шести футов ростом, с угольно-черными волосами, в тоненькой кожаной куртке, в зубах самокрутка. Эту куртку он носил каждый день, даже зимой. Это чтобы походить на кинозвезду, думала я когда-то. Только теперь я понимаю, что ему просто нечего больше было надеть.

Фрэнк не стал глушить мотор. Я выкарабкиваюсь из машины и со всех ног мчусь к папе.

– Привет, Рыжик, – папа гладит меня по голове, – как зубки?

– Уже немного осталось, – усмехаюсь я, обнажая свои железки.

– А как чемпионат по шарикам? – Так себе… это долгая история.

– Ну ладно, – подмигивает мне папа. – После расскажешь.

И папа смотрит на маму. Она до конца опустила в машине стекло со своей стороны и глядит на папу так грустно, будто он любимая туфля, которая порвалась.

– Мы заберем ее в четыре часа, – произносит мама бесстрастно. – Не опаздывайте.

На какую-то секунду их взгляды встречаются, и, наверное, мама успела бы сказать еще что-нибудь, если бы Фрэнк не наклонился к ней и не поднял стекло. Машина срывается с места. Мы смотрим ей вслед, пока она не сворачивает за угол и ничего поделать уже нельзя.

* * *

– Ну что, Рыжик, – папа наклоняется и легонько пихает меня в подбородок, – чем для начала займемся?

– А какой у меня выбор? – спрашиваю я, наперед зная, что он скажет.

– Значит, так, – принимается загибать пальцы папа, – автодром, аквариум, мороженое, морепродукты или гигантское блюдо особых именинных устриц?

Я старательно изображаю, будто ничего из предложенного не представляет для меня особого интереса. Я знаю: у него нет денег на морепродукты или именинные устрицы, и, судя по тому, что сказал Фрэнк по пути сюда, вряд ли папа в состоянии оплатить даже автодром.

– Понимаешь, – я провожу языком по зубам, будто в моих скобах застряли крошки, – я уже до отвала наелась именинного торта и хрустящей картошки, а для мороженого сегодня как-то холодновато.

– Ладно. – Папа делает вид, будто в голову ему пришла замечательная мысль. – Давай тогда просто прошвырнемся по берегу моря и проветримся. Что скажешь?

И мы трогаемся в путь.

* * *

Весь следующий час мы шатаемся туда-сюда по берегу, голодные зеленые волны жадно глотают брошенные нами камешки, а мы сами жадно глотаем горячий чай в забегаловках, когда становится совсем уж холодно. Обычно на прогулках папа рассказывает мне про Луну и приливы или про интересные свойства элементарных частиц и физические величины, но в этот раз он на удивление молчалив и задумчив. В глубине души я надеюсь, что он расскажет мою любимую историю про арктическую крачку – как она каждый год пролетает по двадцать тысяч миль с полюса на полюс, но как я ни стараюсь подвигнуть папу на это – притом несколько раз, – он не очень-то реагирует. Мысли его явно заняты чем-то куда более важным.

– Ну и как тебе живется в доме у Фрэнка? – спрашивает он, когда мы пьем чай по второму разу.

– Замечательно, – отвечаю я, не желая, чтобы он знал, насколько ужасна жизнь у Фрэнка. – Такое впечатление, что я француженка.

– Француженка?

– Ага. По большей части я не понимаю, о чем они все говорят.

– Так ты хочешь сказать, что чувствуешь себя иностранкой? – улыбается папа, согревая руки о стаканчик с чаем.

– Точно. – Я болтаю ложечкой в своей пластмассовой чашке с горячим шоколадом, стараясь размешать гущу. – У близнецов башка забита марками или фокусами, а Фрэнк без ума от какого-то типа по имени Дух Святой. Я даже не знаю, кто это такой.

– И кто же это, как ты думаешь?

– Я не уверена… – говорю я и прокручиваю варианты у себя в голове. – Вряд ли это настоящий дух, ведь всем известно, что их не существует. Судя по всему, это какой-то его знакомый по работе.

Когда папа перестает смеяться, он отставляет стаканчик в сторону, скрещивает руки и очень серьезно смотрит на меня.

– Одри, ты должна осознать, что они все равно поженятся. Фрэнк собирается жениться на твоей маме.

– Да, – уныло отвечаю я, – знаю.

Некоторое время мы молчим.

– Послушай, – папа сдвигает капюшон у меня с головы и ерошит волосы, – я тебя должен спросить кое о чем. Как настроение у мамы? Она стала веселее, чем была?

– Не знаю. – Я не понимаю, куда он клонит.

– Бывает, что она плачет? Часто ли она грустит, как бывало, когда я не приходил домой?

– Нет, – честно отвечаю я. – Она никогда не плачет.

Я хочу прибавить, что мама почти никогда и не смеется и что, когда он позвонил, она целую вечность поправляла прическу, но замолкаю. Потом я часто думала, что случилось бы, если бы я сказала об этом.

Последние отведенные нам полчаса мы проводим в пустом кафе, поглощая из пакета песочное печенье и загадывая, чья дождевая капля упадет быстрее. Эту игру мы придумали давным-давно. Каждый выбирает свою каплю на козырьке над окном и ставит на нее. Папа только головой качает, когда я выигрываю четыре раза кряду. Я замечаю, что, когда он улыбается, кожа у него на щеках натягивается чересчур сильно. Как-то он исхудал. И поистаскался. Под глазами у него темные круги, и мне даже хочется спросить: может, ему нехорошо? Но на языке уже вертится другой вопрос: почему во время телефонного разговора у мамы вся кровь отлила от лица?

– Мама сказала тебе, что я собираюсь уехать на какое-то время? – спрашивает папа и вручает мне мой выигрыш – печеньку.

– Нет, – отвечаю я расстроенно. Ведь это печенье, наверное, весь его обед. – Она мне ничего не сказала.

– Ладно, – спокойно говорит он. – Кажется, для меня настало время начать все сызнова. Никакого смысла в моем дальнейшем пребывании в Брайтоне я не вижу. Что мне здесь торчать, когда твоя мама… снова выходит замуж.

– И куда ты поедешь? – Я всовываю свою ладошку в его большую ладонь и жду, когда он ободряюще пожмет мне руку.

– Думаю вернуться в Америку на некоторое время. – Папа глядит на причал. – Может быть, ты когда-нибудь навестишь меня.

– Хоть сейчас, – оживляюсь я.

– Вот, – папа сует руку в карман, – конечно, для настоящего подарка на день рождения этого мало. Но я вспомнил, что они тебе очень нравятся.

Папа раскрывает ладонь, и я вижу блестящую книжечку со спичками – из тех, что в ходу в казино. На обложке вытиснено серебряными буквами: «Тадж-Махал». Папа привозил мне такие книжечки всякий раз, когда наведывался в Лас-Вегас или Атлантик-Сити. Целая дюжина лежит у меня под кроватью в обувной коробке – мои сокровища, блестящие прямоугольнички с именем заведения на обложке – «Пески», или «Дюны», или «Казино сдвоенных подков». От них исходит запах пороха, и шарма, и незнакомого мира, который так далек от обыденной жизни. Папа привозил мне целые горы всякой кондитерской экзотики типа «Леденцов Херши», или «Булочек Орео», или «Корзиночек с арахисовым маслом Ризис» и упаковки розовейшей надувной жвачки в толстых сочных брикетах (а не в дурацких тоненьких пластинках, которые отдают нефтью и моментально теряют вкус, стоит им попасть в рот). Эти брикеты я резала на части и позволяла себе по маленькому кусочку в день, чтобы они подольше не кончались. Что касается оберток, то все они хранятся в герметичном пластиковом пакете, и я иногда достаю их и нюхаю, чтобы не забыть вкус тойрезинки.

Я долго-долго верчу книжечку в руках, прикидывая, как красиво она будет смотреться рядом с другими книжечками, затем пересиливаю себя и отдаю ее папе обратно.

– Держи, – стоически произношу я. – Отдашь ее мне в следующий раз.

Папа понимает. Кивнув, он прячет книжечку и похлопывает себя по карману, показывая мне, что уж там-то драгоценность будет в безопасности.

– Значит, так, Одри, – начинает папа. – Рассказывал ли я тебе про ежегодный перелет арктической крачки на расстояние в двадцать тысяч миль?

– Не помню. – Я улыбаюсь и делаю вид, что не понимаю, о чем речь.

– Так вот, – продолжает папа, – это очень необычная и интересная история. Незадолго до наступления зимы эта крошечная птичка, которая весит не больше пакетика с сахаром, каким-то образом замечает, что дни делаются все короче и короче…

* * *

Уже четыре часа утра, а я все не сплю. Голова трещит, ноги затекли (полночи я их поджимала под себя), и я сдаюсь – встаю, прокрадываюсь на кухню, выпиваю чашку холодного клюквенного морса и роюсь в сумке в поисках спичек с логотипом казино. Прихватив их в спальню, кладу рядом с будильником. В желтом свете, исходящем от светящихся римских цифр часов, я рассматриваю надпись, сделанную папиной рукой. Это та самая книжечка, которую я вернула ему тогда на берегу моря. Все это время я думала, что она по-прежнему у него и можно надеяться, что папа когда-нибудь вернется.

Оказывается, папа не принял книжечки и опять передал ее мне. Это все равно что сказать: «Я никогда не вернусь».

7

– Возьми еще варено-жареной свинины.

– Или рыбы с перцем и медом.

– Я даже свою вермишель не могу доесть.

– Хочешь еще вермишели? Возьми у меня.

– Еще осталось сакэ. Может, хочешь сакэ?

* * *

Воскресенье. Середина дня. Джо работает, а я со своими лучшими друзьями Лорной и Питом поглощаю китайскую пищу, доставленную на дом из ресторана. Пит работает у Джо – если только не переписывает в очередной раз свой эпический научно-фантастический киносценарий, – а с Лорной мы знакомы еще со школы. Все вокруг лезут из кожи вон, чтобы хоть немного развеселить меня.

– Со мной все нормально. Ей-богу. Я не так уж и расстроилась из-за всего этого.

Парочка смотрит друг на друга, а потом опять на меня.

– Не понимаю. – Пит проделывает дыру в паровом пирожке и щедро сдабривает его соевым соусом. – Кем надо быть, чтобы запретить человеку прийти на похороны собственной жены?

– Бывшей жены. – Лорна убеждена, что это совсем другое дело.

– Ну да, – соглашается Пит, – но тем не менее.

Лорна подливает мне сакэ, а я своими пластиковыми палочками скатываю из риса снежок.

– Странно, что он тебе ни разу не позвонил. Да хоть бы письмо написал. Ни слуху ни духу за все это время.

– Может, он умер.

– Пит.

– Извини. Я не хотел сказать ничего плохого.

Я ерзаю на стуле.

– Это не его вина. Если Фрэнк сказал ему, что так хотела мама, он мог просто подчиниться.

– Даже если ему запрещалось видеться с тобой?

– Не знаю, – говорю я спокойно. – Судя по всему, к тому времени он уже был в довольно-таки жалком положении. Может, он считал, что без него мне будет лучше.

– Все это и впрямь грустно, – говорит Лорна. – Интересно, где он сейчас? Чем занимается?

– Наверное, играет и проигрывает. – Я подливаю себе сакэ.

– Думаешь, он еще играет?

– Да, – отвечаю я. – Если он жив, то играет.

Пит и Лорна варят кофе и убирают грязную посуду, а я откидываюсь на спинку дивана и переключаю каналы кабельного телевидения. Программе «Собаки на службе» я уделяю некоторое внимание.

– Прости, – Лорна ставит на столик сладости и садится рядом со мной, – мы не хотели тебя расстроить.

– Все нормально, – возражаю я. – Вы хотели как лучше.

– И что ты собираешься делать? Постараешься его разыскать?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Даже вообразить не могу, с чего начать.

– А что думает Джо?

– Он считает всю затею никчемной. Вряд ли мои розыски увенчаются успехом.

– Откуда пришла последняя весточка о твоем отце?

– Из Штатов вроде. Но это вилами по воде. Он может быть где угодно.

– Послушай, – Лорна обнимает меня за плечи и прижимает к себе, – давай предположим, что Джо прав. Если бы отец захотел тебя видеть, он бы объявился давным-давно. Похоже, он вовсе не самый лучший папочка на свете. И не самый замечательный муж. С твоей мамой он обошелся скверно.

– Наверное, ты права, – уныло говорю я. Лучше мне забыть обо всем этом.

Лорна подозрительно смотрит на меня, будто не сомневается, что я не забуду. Так оно и есть.

* * *

– Эй, – моя школьная подруга старается переменить тему, – как проведешь свой день рождения? Он ведь у тебя в следующем месяце.

– Понятия не имею. Как-то не хочется ничего такого.

– Давай придумаем что-нибудь особенное. Дадим бой твоему кризису среднего возраста.

– Чему-чему?

– Джо мне все рассказал. – Лорна пытается сдержать улыбку. – Он сказал, что ты зациклилась на Боно, и он хотел бы знать, чем это грозит.

– Ты серьезно? Повтори-ка его слова.

– Он сказал: «Лорна, ты знаешь, кто такой Боно?» Я ответила: личность эта мне известна, и что с того? А он сказал: «Как ты думаешь, он привлекателен как мужчина?» Я говорю: нет, он противный коротышка. Джо подумал и говорит: «Все верно. А вот Одри кажется, что Боно красивый».

Меня разбирает смех.

– Поверить не могу!

– Джо воспринял твои слова весьма серьезно. Он очень встревожен. – Насчет чего?

– Точно не скажу. Может, Джо кажется, что он тебе надоел, или что-нибудь в этом духе. Ты же знаешь, какие они, мужики. Им на каждом шагу нужно подтверждение.

– Правда? – Мне становится как-то неуютно.

– Точно, – кивает Лорна. – Это всем известно.

* * *

– Знаешь, чем меня больше всего бесит старость? – ни с того ни с сего говорит Лорна.

– Ну?

– Рекламой «Тина Леди».

– Что еще за «Тина Леди»?

– Гигиенические прокладки от недержания. Когда тебе будет за пятьдесят, ты их непременно станешь носить. Ведь ты будешь слегка писаться всякий раз, как засмеешься.

– Я буду писаться, стоит мне засмеяться?

– Ага. Эти сволочи крутят свою рекламу, когда в доме нет ни капли спиртного! Только я уложу Мэг и мне сделается грустно, как бац – по телику реклама прокладок для старух.

– Подожди, давай разберемся. Я буду писаться, как только засмеюсь?

– Только если ты рожала. – Лорна облизывает крем с пирожного.

– Да уж, – говорю я, – это придает остроты ощущениям. Такое чувство, будто вдруг бросила глотать противозачаточные.

– Дело все в том, – Лорна совершенно серьезна, – что пора бы начать выпускать так же и «Тина Джентльмен».

– «Тина Джентльмен»? – переспрашивает Пит, внося кофе. – Что еще за зверь?

– Гигиенические прокладки для мужиков. Подумай сам, Пит, когда твоя прострация подсядет и пойдут протечки, мне ведь будет спокойнее, если наряду с «Тина Леди» выпустят и «Тина Джентльмен».

– Прост ата, – Пит поправляет молнию на брюках. – Простр ация– это вроде депресняка, только хуже.

– Тебе вроде получше.

– Да, – подтверждаю я. – Ребята меня немного расшевелили.

– Как у них дела?

– Как обычно. Пит весь день таскался за Лорной, как влюбленный щенок, а она только дразнила его.

Джо улыбается и протягивает мне бокал вина.

– Фрэнк звонил, – говорит он и обнимает меня за плечи.

– Да неужели? – Я выскальзываю из его объятий.

– Хотел узнать, как ты.

– Как деликатно с его стороны.

– Я сказал, что ты ему перезвонишь. Как-нибудь на недельке.

Я киваю и отпиваю вина. От одного упоминания имени Фрэнка у меня идут мурашки по коже, и я начинаю теребить шарики на бусах.

– Послушай. Если надумаешь искать отца, я всегда помогу тебе.

– Да, – говорю я. – Я могу на тебя положиться.

– Только задача-то не из легких. Ты даже не знаешь, в какой стране он живет.

– Не знаю, – бормочу я и еще сильнее вцепляюсь в бусы. – Наверное, ты прав. Лорна сказала мне в точности то же самое.

– Но ты уже все решила?

Я-то решила. С того момента, как увидела слова, написанные его почерком на крышке маленькой книжечки со спичками, я ни о чем другом не могу думать. Ведь все могло сложиться совсем по-другому, если бы Фрэнк позволил ему увидеться с мамой перед смертью. Если бы папа нашел в себе силы появиться на похоронах. Если бы я сказала ему, что где бы он ни находился, я все равно буду его любить…

Джо, похоже, в курсе моих мыслей.

– Ты ни при чем. – Он мягко высвобождает бусы из моих пальцев. – Ты была еще ребенком. Виноват только он.

* * *

Джо принимается готовить соус для макарон, а я просто торчу в кухне, потихоньку надираюсь и гляжу, как Джо стряпает. Он берет кастрюльку, давит туда чеснок, режет помидоры, вливает оливковое масло, не соблюдая никакой строгой последовательности, но, хотя я еще не проголодалась после китайских яств, я точно знаю: получится исключительно вкусно.

– Ах да, – Джо подливает в помидоры красного вина, – забыл тебе сказать. Тут мне на мобильник поступил странный звонок.

– От кого? – Меня снедает искушение попросить его отсчитать точное количество макарон и добавить в кастрюлю с соусом анчоусов.

– От одного мужика. Он сказал, что нашел мой номер в «Желтых страницах» и хотел узнать, устанавливаю ли я за окнами ящики для растений.

– Ящики для растений? Ты ведь вроде в разделе «ландшафтные дизайнеры»?

– Да, но ему нужен хороший специалист. Для решения особых задач.

– А ты что ответил?

– Что загляну к нему на неделе. Высказал свое сочувствие. Он живет в одном из этих уродских домов на задах вокзала Кинг-Кросс. А странность в том, что он не выходит из квартиры.

– Как, совсем не выходит?

– Совсем. У него агорафобия или что-то в этом духе.

– Ух ты. – Я жадно вдыхаю чесночный аромат. – Значит, ему нужен не просто ящик для цветов, а настоящий шедевр?

– Ну да. – Джо привлекает меня к себе и протягивает полную ложку соуса. – Похоже на то.

8

– Так кого он там убил?

– Одного из своих учеников.

– За что?

– Ну, это длинная история. Пифагор восхищался совершенными числами [13]13
Совершенные числа – целые положительные числа, равные сумме всех своих правильных делителей (например, 6 = 1+2+3).

[Закрыть]. Он считал, что совершенные числа могут объяснить, почему все во Вселенной устроено так, а не иначе.

– Ну и что?

– А один из его учеников предложил нечто совсем другое. Он выдвинул теорию иррациональных чисел.

– А что такое «иррациональные»?

– Вот, скажем, на прошлой неделе ты с мамой отправился в супермаркет.

– Ну, отправился.

– А она забыла надеть туфли и не стала покупать целую коробку «Пепси Дэвида Бэкхема», хоть ты ее и просил.

– Ну.

– И тогда вы договорились, что она будет покупать тебе по баночке «Пепси» каждый день. Только это ведь обойдется ей гораздо дороже.

– Ну.

– Вот такие поступки и называются иррациональными. В них нет смысла. В них отсутствует логика.

– Круто. Обязательно скажу маме, что она иррациональная.

– Во всяком случае, – говорю я, возвращаясь к теме урока, – «пи» – иррациональное число, поскольку его десятичные разряды тянутся бесконечно безо всякой системы. Один профессор из Токийского университета просчитал «пи» до шестимиллиардного знака после запятой и не обнаружил никакой закономерности.

– Шесть миллиардов. Круто.

– Да уж.

– И это дурацкое «пи» так разозлило Пифагора, что он взял да и укокошил этого парня?

– Да.

– Здорово. А как он его убил?

– Он его утопил.

– Как паршивого щенка?

– Можно и так сказать.

– Он держал голову ученика под водой или запихал его в мешок с камнями?

– М-м-м. Точно не знаю. Какой способ тебе самому больше нравится?

– С камнями… нет, подожди. Держать голову под водой лучше.

– Наверное, так это и случилось.

– Круто. А ученик защищался?

– Защищался.

– А глаза у него вылезли из орбит?

– Вполне вероятно.

– Здорово. А как его звали?

– Гиппас. – Говенное имя.

– А ты бы какое имя предпочел?

– Не знаю. У нас в школе есть тип по имени Кейт, вот его бы я с удовольствием утопил.

– Чудненько. Значит, назовем ученика Кейт?

– Клево!

– Вот видишь, насколько важна была роль чисел для философов античной Греции. Из-за чисел они могли и убить. Ранние христиане даже сжигали первые библиотеки и уничтожали книги по математике. Боялись – вдруг числа предскажут что-то не то.

– Так они были не просто козлы в тогах, которые только и делали, что плели заговоры? До того доплелись, что теперь нам жизни нет. Сплошные домашние задания.

– Не-а, у них все гораздо веселее было. И убивали, и топили, и организовывали тайные секты, и устраивали войны, и резали друг друга.

– В общем, типа мафии?

– Получается, что-то вроде.

– Круто!

– Так что ты уж постарайся сделать домашнее задание по алгебре к моему следующему появлению. Я приду через неделю.

– Я подумаю об этом. Как насчет баночки «Пепси Дэвида Бэкхема»?

– А почему бы и нет?

* * *

3.30 дня. Четверг. Я пью колу и слушаю «металл» в компании Райана, одного из моих учеников, страдающих математическим кретинизмом. Райану я даю уроки уже около года. Хуже ученика у меня, наверное, еще не было. И что он мне дался, пусть бы прозябал себе в невежестве и идиотизме! Но совесть не позволяет мне покинуть поле сражения. Я добьюсь, чтобы он сдал на аттестат! Правда, пришлось заключить с ним сделку: он обещал получить хотя бы минимальный проходной балл, я обещала, что, как только он сдаст, я обучу его основам производства атомной бомбы. Учитывая трудности с приобретением оружейного урана, опасность небольшая.

– Одри?

– Да, Райан.

– А уран нельзя заменить на «Семтекс» [14]14
Название энергетического напитка и пластиковой взрывчатки.

[Закрыть]?

– Нет, нельзя.

– Это точно?

– Совершенно.

– Даже если очень-очень много взять?

– Нельзя, даже если очень-очень много взять. – Одри?

– Да, Райан.

– А до Афганистана далеко?

– А тебе зачем?

– Ну так просто.

* * *

В начале пятого я покидаю квартиру Райана и сажусь в машину. Мне предстоит пробиваться через пробки часа пик. Всю неделю я вкалывала как проклятая – приготовила полугодовые финансовые отчеты для трех разных предприятий и отзанималась с шестью новыми учениками из местной школы. С учениками как с ловлей блох. Стоит только пронестись слуху, что кто-то нанял своему чаду частного репетитора, как всем остальным родителям хочется того же. Впрочем, хорошо, что работы много. Работа отвлекает от навязчивых мыслей о папе.

Поездка к Фрэнку основательно выбила меня из колеи, но я потихонечку отхожу. Наверное, Джо прав и лучше оставить все как есть. Хотя бы на данный момент.

Поразмыслив, я решила запрятать подальше книжечку со спичками. Положив ее в коробку из-под обуви, обмотала коробку тройным слоем клейкой ленты и засунула в чулан под лестницей. Я стараюсь держаться: за все это время вытаскивала коробку только раз. Второй раз не считается: Джо застукал меня, пришлось притвориться, будто ищу антимоль.

Это все мелочи. А вообще я веду себя совершенно правильно. Я не очень-то кидаюсь на сайты о пропавших без вести и не выискиваю в «Желтых страницах» телефонные номера частных детективов. Мне почти не снятся сюрреалистические сны про Фрэнка, папу, гигантское колесо рулетки или про Джо в костюме из сверкающих покерных фишек, в котором он ужасно похож на Тома Селлека в сериале «Частный детектив Магнум». Я предельно разумно отношусь ко всему случившемуся. Спокойствие и невозмутимость – вот мой девиз. Дебаты закрыты – вот какой парламентский термин лучше всего подходит к моему теперешнему состоянию. Если только этот термин не пустая формальность.

Правда, на левом локте вылезла экзема – и ничего с ней поделать нельзя. Да еще Джо заметил, что за обедом я раскладываю горошины у себя по тарелке по принципу простых чисел.

* * *

– Ау. Это я. Ты где?

– Только что закончила урок.

– Что за рев? Говори громче, тебя плохо слышно.

– Это стереосистема в машине.

– Что это ты такое слушаешь?

– М-м-м. Это «Слипнот». Мне его Райан одолжил.

– Понятно. Слушай, окажи мне услугу. Много времени не займет. Ты где-нибудь у Кинг-Кросс?

– Неподалеку. А что?

– Сделай одолжение, загляни к тому типу, который говорил про ящик для цветов. Подмени меня.

– Я? С чего это?

– Мне не вырваться из садоводческого центра, а он уже четыре раза сегодня звонил, хотел убедиться, что я точно подъеду.

– Ну, не знаю…

– Слушай, тебе только надо зайти к нему, и выяснить, чего он хочет. Я тут застрял еще как минимум на пару часов.

– А Пит не может съездить?

– Его нет. Он заказ выполняет.

– Джо, ну о чем я с ним буду говорить? Вдруг он захочет обсудить все конкретно?

– Просто спроси, какие цветы его интересуют. На данный момент ничего больше и не требуется.

– А по телефону ты его спросить не можешь?

– Нет. У него всякие идеи. Ему хочется измерить окно, рассчитать освещенность, и только тогда ситуация прояснится.

– Не знаю, Джо. Все так сложно…

– Ну пожалуйста, выручай. Нехорошо, если опять придется его отфутболить.

– Ладно. – Я вынимаю диск «Слипнота» из проигрывателя и достаю блокнот. – Диктуй адрес.

* * *

Заоконный Цветовод живет в бетонной башне шестидесятых годов. Цвет дома представляет собой нечто среднее между оконной замазкой и дождевой тучей. Дом зажат между каким-то промышленным предприятием и заброшенными железнодорожными путями. Заросшие сорняками рельсы завалены хламом вроде магазинных тележек и велосипедных колес.

Не могу себе представить, чтобы нормальный человек рискнул поселиться здесь по собственной воле. Если по какой-то случайности вы свернете у вокзала не туда и окажетесь здесь, то немедленно дадите задний ход. Сюда не заглядывают любители достопримечательностей. Никто не ходит за покупками в местный продмаг, и никто не сидит за чаем в местной рыгаловке. И уж кто точно сюда носа не кажет, так это ландшафтные дизайнеры. Если они в здравом уме, конечно. Здесь никто не бывает, кроме людей, которым больше негде жить. Ну, еще бывал здесь когда-то и автор проекта. Видимо, у него имелись свои счеты с Господом Богом.

Всего башен три. Таблички с их названиями проржавели и слились с граффити, трещинами и щербинами, которыми испещрены стены. Как называется тот или иной дом, сказать невозможно. Я поднимаю до отказа стекла в дверях машины, закрываю двери на тройной запор и озираюсь – ищу, кому бы задать вопрос. Аборигены представлены женщиной с лицом цвета переспелого мандарина, бредущей в заброшенную парикмахерскую, и подростком, торгующим контрафактными сигаретами у поломанных качелей. Имеется также бар «распивочно и на вынос», окна которого забраны железными решетками. Я выбираю бар.