Текст книги "Каменное сердце"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 11

В первый момент Мария подумала, что полученная ею открытка – рекламный трюк, однако при ближайшем рассмотрении карточка с семью разноцветными воздушными шариками и надписью «МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО!» оказалась приглашением на золотую свадьбу родителей Гордона. Эд и Гвен Литтлфильд устраивали вечеринку в Масоник-Темпл в следующую субботу. Почерком Гвен, с наклоном в обратную сторону, на карточке была сделана приписка: «Поскольку ты вернулась из далеких стран, мы надеемся, что этот семейный праздник ты не пропустишь!» Мария поняла, что ее отсутствие на свадьбе Софи и Гордона, причиной которого были раскопки, было воспринято как преднамеренное. Она позвонила Хэлли.

– Ты получила приглашение? – прямо спросила ее мать.

– Да, – ответила Мария.

– Софи будет очень недовольна, – сказала Хэлли. – Она просила Гвен не приглашать тебя, однако карточки уже были разосланы. Для Софи было нелегко обратиться к Гвен – они не слишком близки, и она не хотела, чтобы та знала о наших семейных неприятностях. Гвен всегда во всем винит Софи. Иногда мне так и хочется заехать ей по физиономии.

– Насколько я понимаю, ты не говорила с Софи о том, что мы тебе рассказали, – сухо произнесла Мария.

– Нет, не говорила. И чем больше я думаю об этом, тем больше я уверена, что ты ошиблась.

– А как Софи объяснила, что она не хочет, чтобы меня приглашали?

– Она утверждает, что ты преследуешь Гордона. Заходишь к Кэти, чтобы позавтракать с ним. – Голос Хэлли звучал достаточно неодобрительно, чтобы Мария ощутила ярость.

– Не могла же ты поверить в это! – воскликнула она.

– Я и не поверила. Но это то же самое, о чем я говорила тебе, имея в виду Дункана Мердока: ты красивая разведенная женщина, а люди любят сплетничать. Даже твоя сестра неправильно истолковала твои поступки.

У Марии не было слов, чтобы возразить матери. Она ясно понимала, что происходит: ее мать готова была скорее поверить, что Мария пытается увести у сестры мужа, чем признать, что между Софи и Гордоном происходит нечто ужасное.

– А Питера и Нелл пригласили?

– О них она не упоминала.

«В конце концов, Питер и Нелл ничего не видели», – подумала Мария.

– По-моему, ты совершаешь ошибку, не говоря Софи о том, что знаешь. Этим ты не принесешь ей пользу. Она нуждается в помощи, – сказала Мария.

– Даже если предположить, что ты говоришь правду, – усталым тоном произнесла Хэлли, – чем поможет мое вмешательство? Я только оттолкну ее, и у нее не останется никого, с кем она могла бы поговорить.

«Ваши отношения насквозь фальшивые!» – хотела было выкрикнуть Мария. Софи играла роль счастливой жены и матери так долго, что теперь, начни кто-нибудь задавать ей вопросы, она так и останется в этой роли: любящая мать, преданная жена. Мария задавалась вопросом, какова ее сестра в действительности, что за человек скрывается под ее привычной маской. Она вспомнила картину «Крик»: ребенок с огромной головой, беззубый рот, обведенный красным, распахнут так, что видна черная бездна глотки.

– Ты не должна идти на праздник, – сказала Хэлли. – Ради Софи.

– Почему? Чтобы все убедились, что она была права? – спросила Мария. – Не думаю, что ей от этого будет лучше. Я приду.

– Ах, дорогая, – только и промолвила Хэлли.

Мария знала, что на пятидесятую годовщину свадьбы принято дарить золото. Найти такой подарок в Перу было проще простого: достаточно было зайти к Ансельмо Рамису, местному ювелиру, и купить у него подвеску или фигурку ламы. В Хатуквити был только один ювелирный магазин, торговавший скучными изделиями массового изготовления: кулонами, которые родители покупают дочерям – старшеклассницам, сережками – гвоздиками, булавками, украшенными цветком с жемчужиной в центре. Кроме того, здесь золото было дорогое. Вместо него Мария решила купить родителям Гордона картину, написанную акварелью.

Она отправилась в Блэквуд – когда-то знаменитый центр импорта красного и розового дерева, а также тика: капитаны дальнего плавания привозили дерево с Востока. Теперь город славился своим отелем, построенным в конце прошлого века, ресторанами, антикварными лавками и художественными галереями, расположенными на Мейн-стрит. Несмотря на будний день ранней весны, в Блэквуде было полно туристов, оставшихся после выходных еще на несколько дней, и отпускников, решивших воспользоваться специальным предложением отеля и снять номер на неделю с сезонной скидкой. Мария оставила машину на Крукед-стрит, к северу от центра города.

Она прошла мимо домов, принадлежавших когда-то тем самым капитанам: белых, с высокими трубами, в окружении живых изгородей. Гейл Парсонс, девушка одних с Марией лет, выступавшая за команду по парусному спорту школы Блэквуд-хай, раньше жила в одном из них. Мария вспомнила, что отец Гейл был владельцем автомагазина «Блэквуд-Моторс» – именно он продал Малькольму его «мустанг». Сейчас окна в их доме были занавешены шелковыми шторами; наклейка на двери сообщала о том, что в доме установлена охранная сигнализация. Мария решила, что дом приобрела какая-нибудь семья из Нью-Йорка, чтобы выезжать сюда на выходные – только у них могли быть деньги на покупку. Местные жители предпочитали покидать Блэквуд и селиться в его окрестностях, в небольших, менее претенциозных городках вроде Хатуквити.

Вдоль тротуара шел газон с цветущими деревьями и клумбами, засаженными гиацинтами и нарциссами. Поход за подарком для родителей Гордона приобрел для Марии налет ирреальности, хотя и не лишенной удовольствия. Настроение у нее было приподнятым, при этом она чувствовала себя слегка отстраненной, как в тот единственный раз, когда она, вместе с Кармен Пуно, пожевала листья коки. Она заходила во все галереи подряд; в основном там продавались картины маринистов и виды блэквудской Мейн-стрит в разные исторические эпохи: до первых поселенцев, в годы торговли деревом, в наше время.

Для родителей Гордона, которых Мария запомнила как людей жизнерадостных и современных, они были слишком скучными.

Внезапно она набрела на новый магазин – большая редкость в Блэквуде. На вывеске было написано его название «МЫС ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ», рядом была нарисована китобойная шхуна, преследующая добычу. Витрины были заполнены тотемами, рыбами, вырезанными из дерева, оловянными подсвечниками, индейскими украшениями и мусульманскими ковриками для молитвы. Когда Мария открыла дверь, у нее над головой прозвенел колокольчик. Она медленно обошла темное, загроможденное пространство магазина, осматривая товары; все они выглядели так, словно их привезли из Индии, Мексики, Филиппин или Перу.

– Если вам нужна помощь, обращайтесь ко мне, – сказал голос у нее за спиной. Мария обернулась, ожидая увидеть фигуру, завернутую в сари. Однако продавщица, казалось, только что вышла с собрания Клуба садоводов Блэквуда: у нее были гладкие светлые волосы, едва заметный макияж, розовый вязаный свитер и длинная юбка цвета хаки.

– Спасибо, непременно, – отозвалась Мария, ошеломленная своей находкой: чеканкой с изображением верховного бога шавантов – зубастого человекоподобного существа, охраняющего вселенскую гармонию. Подумав, что чеканка попалась ей неспроста, она решила подарить ее Литтлфильдам.

– Великолепная вещь, – заметила продавщица, когда Мария положила чеканку на прилавок. Длинным розовым ногтем женщина провела по выступающим клыкам божка.

– Согласна, – кивнула Мария. – У вас есть еще изделия племени шавантов?

– Шавантов?

– Ну, перуанские, – пояснила Мария; вступать в дискуссию ей не хотелось.

– Здесь есть замечательные золотые изделия из Южной Африки, – сказала продавщица, показывая на запертую стеклянную витрину, идущую по всей длине стены.

Мария не собиралась покупать золото по американским ценам, пусть даже и в подарок на золотую свадьбу. Она подписала чек, расплачиваясь за чеканку, поблагодарила продавщицу и направилась к дверям. Взгляд ее вновь упал на стеклянную витрину.

За стеклом лежали бусы из лазурита, кольцо с топазом, старинные десятицентовики, монеты в полдоллара времен Кеннеди и там же, в свете маленькой лампочки, стояла золотая индейская богиня, которую Мария подарила Софи.

Не говоря ни слова, она была не в силах отвезти взгляд. Вспоминала, как заказала копию статуэтки у Ансельмо Рамиса. Его лавочка находилась на пыльной улице, за массивным зданием Испанской колониальной церкви; Мария зашла туда как-то раз, возвращаясь с городского рынка. У Ансельмо был и подпольный бизнес – он покупал артефакты племени шавантов у расхитителей гробниц и продавал их коллекционерам из США и Европы. Альдо, стремясь сохранить древние захоронения в целости, постоянно требовал, чтобы полиция арестовала Ансельмо. Мария же, хотя и была против махинаций последнего, не могла не оценить его таланта ювелира. Не сказав Альдо, она попросила Ансельмо сделать копию богини.

– Откуда она у вас? – спросила Мария продавщицу. Та вышла из-за прилавка, чтобы взглянуть, о каком предмете говорит женщина.

– От одной из наших клиенток. Восхитительная, правда?

– И эта клиентка продала ее вам?

– Именно так.

– А вы не знаете, откуда она у нее? – поинтересовалась Мария, ощущая, как громко забилось сердце.

– К сожалению, не знаю. Наверное, она занимается коллекционированием, поскольку часто приносит нам разные вещи.

Внезапно Мария отчетливо поняла, что под стеклом витрины лежат давно знакомые вещи: серебряный соусник матери, украшения бабушки и многое другое.

– А как зовут вашу клиентку? – спросила она.

Продавщица нервно заулыбалась, словно Мария переступила порог дозволенного.

– Не могу вам сказать. Это конфиденциальная информация.

Еще несколько секунд Мария смотрела на золотую богиню. Статуэтка великолепно сверкала в ярком сиянии витрины.

– Сколько она стоит? – спросила Мария.

– Две тысячи долларов, – ответила женщина. – Сделана в доколумбовское время, около девятисот лет назад, вероятно, в Боливии. На самом деле эта вещь должна находиться в музее.

Ансельмо Рамису Мария заплатила за нее сумму, в пересчете равную тремстам американским долларам.

– Дороговато для меня, – сказала она, поблагодарила продавца и захлопнула за собой дверь магазина.

Глава 12

«Так вот куда она потратила деньги», – сказала Мария Питеру, наблюдая за тем, как Софи танцует с Гордоном. Платье Софи, все расшитое бисером, стоило, наверное, целое состояние. Когда-то они с Софи и Нелл называли такие «туалетами для пожилых леди».

– Если статуэтка продавалась за две тысячи долларов, Софи должна была получить за нее около шестисот, – заметил Питер.

– Это платье стоит не меньше шести сотен, поверь мне, – сказала Мария, наблюдая за тем, как в приглушенном свете бисер переливается всеми цветами радуги. Сама она была одета в узкое черное платье из тонкой шерстяной ткани с глубоким вырезом. Ее кожа в нем выглядела очень светлой. Это было любимое платье Марии, хотя оно и вызывало одновременно приятные и горькие воспоминания о том, как они с Альдо покупали его в бутике на Рю-дю-Фобург в Сент-Оноре. К платью была приколота чеканная золотая брошка в виде орла, купленная у Ансельмо Рамиса одновременно со статуэткой для Софи.

– Софи не разговаривает с тобой, да? – спросил Питер. Как обычно, он говорил без обиняков, однако его ласковый тон тронул Марию.

– Она на меня даже не взглянула.

– Ну, если тебе от этого будет легче, могу откровенно сказать, что со мной она ведет себя холодно, а с Нелл так и просто грубо.

– Нет, мне от этого не легче, – ответила Мария.

Литтлфильды постарались собрать в Масоник-Темпл всех своих родственников и друзей. Оркестрик под названием «Порч-Свинг», состоящий из пяти закадычных приятелей Эда, играл музыку сороковых, перемежая ее мелодиями Нила Даймонда.

Мария смотрела на Гвен: та с рассеянным видом сидела за столиком и курила. Оживилась она только дважды, при звуках песен «Я грущу» и «Вечно в джинсах» – оба раза Гвен вскакивала на ноги и вытаскивала Эда танцевать. Когда музыканты заиграли «Милую Каролину», а певец заменил «Каролину» на «Гвендолину», она поднялась из-за стола, и глаза ее наполнились слезами.

– Какая показуха, – пробормотала Хэлли себе под нос. Они с Джулианом стояли рядом с Питером и Марией. Питер крутил головой, высматривая Нелл, которая отправилась с Энди в туалет.

– Гвен довольна собой, – сказала Мария, зная, чем вызвано раздражение ее матери – в кои-то веки не она была в центре внимания. Джулиан стоял бок о бок с Хэлли, улыбаясь во весь рот.

– Как ты думаешь, Малькольму и Элизабет понравились бы эти старые мелодии? – спросила Хэлли, взяв его за запястья и заглянув в глаза.

– Я уверен, что понравились бы, – ответил Джулиан, явно очарованный Хэлли. Он взял ее руки в свои и держал до тех пор, пока Хэлли не повернулась к Марии.

– По-моему, Гвен решила, что, если она будет скакать по залу, как подросток, мы все забудем, сколько ей лет: поэтому они и играют эту музыку. А ее наряд – нет, вы только посмотрите! – Хэлли неодобрительно пощелкала языком. Она сама была одета в винтажный костюм от Шанель и держалась прямо-таки по-королевски.

На Гвен было длинное обтягивающее платье лавандового цвета из тонкого бархата – оно выгодно подчеркивало ее великолепную фигуру. Мария перевела взгляд с Гвен на Софи. Сестра положила голову на плечо мужа, они оба взирали на Гвен с нескрываемым восхищением. Этим вечером мать Гордона была одета как молодая женщина, Софи же – как матрона в годах. В таком платье, как у Софи, Оливия де Хевиленд могла пойти на вручение Оскара. Внимание Марии привлек высокий ворот; однако, вспомнив, что скрывается под ним, она отвела взгляд.

– Ну что, Питер, – сказала Хэлли, протягивая сыну руку, – потанцуешь со своей старушкой матерью?

Питер улыбнулся, отвесил небольшой поклон и повел Хэлли танцевать. Джулиан бросил на Марию извиняющийся взгляд.

– Я не гожусь для танцев, – сказал он.

– Простите? – произнесла Мария.

– Проблемы с коленом. Не могу танцевать.

Ей захотелось рассмеяться, однако Мария подавила это желание и улыбнулась Джулиану.

– Ничего страшного. Я так давно не танцевала, наверное, все перезабыла.

– Подозреваю, что в Перу не было танцев с оркестрами, – заметил Джулиан, застегивая пуговицы на своем синем блейзере. Пуговицы были медные, инкрустированные эмалевыми вымпелами яхт-клуба Хатуквити. Он поправил платочек в нагрудном кармане – сине-белый, цветов клуба.

– Думаю, коктейль вашей мамы нужно освежить, – произнес он. – Могу я принести что-нибудь и вам? Вы не против, если я ненадолго вас покину?

– Конечно, все в порядке, – сказала Мария, очарованная его галантностью. Ей очень хотелось бы, чтобы Софи слышала это. Однако тут же на нее нахлынула печаль – она вспомнила, что Софи не хотела даже, чтобы ее приглашали на праздник.

– Здравствуйте, тетя Мария, – серьезно сказала Фло. Она стояла в нескольких шагах от Марии, сложив руки на груди. Из-за музыки Мария с трудом расслышала ее, но один вид девочки заставил ее изумиться. Неужели она так выросла с тех пор, как они виделись в последний раз?

– По-моему, ты стала как минимум на дюйм выше! – воскликнула Мария, наклоняясь, чтобы обнять племянницу. – Я не знала, что вы с Саймоном будете на празднике. Разве тебе не пора спать?

– Мне разрешили. – Голосок Фло звенел от восторга. Они обнялись, и натянутость между ними исчезла. – А Саймон остался дома. Только одному из нас разрешили прийти.

Мария постаралась не обращать на это внимание. На Фло было праздничное платье: розовое, с бантиками, закрывающими пуговицы. Из лаковых черных туфелек выглядывали белые кружевные носочки. Софи завила волосы дочки щипцами, и они спадали вниз пушистыми локонами. Фло постоянно прикасалась к ним, тревожно нахмурившись. Под глазами у нее были красные круги – в первый момент Мария приняла их за синяки, однако потом решила, что девочка терла глаза, чтобы не заснуть.

– У тебя чудесные локоны, – сказала Мария.

– Только они портятся, – ответила Фло.

– Раскручиваются? – спросила Мария.

– Портятся, – повторила Фло.

– Ничего, все равно очень красиво, – проговорила Мария, торопясь уйти от этого разговора. – Я очень скучала по тебе, – сказала она. Ей было интересно узнать, как Софи объяснила детям, почему они больше не виделись.

– Я тоже по тебе скучала, – промолвила девчушка, но ее глаза следили за родителями, двигавшимися в танце.

– Твоя мама выглядит… очень красивой, – с ноткой сомнения произнесла Мария.

– А папа? Как по-твоему, папа красивый? – спросила Фло, более настойчиво, чем обычно, приблизив свое лицо к лицу тети.

– Очень красивый, – сказала Мария.

– Я знаю, он тебе нравится.

– Ну, он хороший, – произнесла Мария, настораживаясь.

– Он тебе очень нравится, да?

– Как тебе сказать… Он женат на твоей маме, а я очень люблю ее. Поэтому да, он мне очень нравится.

– Вот и мама так сказала. – В голосе Фло послышалось удовлетворение, как будто Мария разрешила ее сомнения.

– А почему Саймон не пришел? – резко перевела разговор Мария.

– Потому что на этой неделе я вела себя лучше, – с гордостью улыбнулась Фло. – Папа сказал, пойдет один из нас – тот, кто будет лучше себя вести.

– Привет, Фло! Здравствуй, Мария, – сказала Гвен, погладив внучку по голове.

– Прими мои поздравления, Гвен, – произнесла Мария.

– Мы рады, что ты смогла присутствовать.

Гвен говорила ледяным тоном; взяв Фло за руку, она отступила от Марии, словно пытаясь увести девочку. Супружеская пара, которую Мария раньше встречала в городе, подошла, чтобы поздравить Гвен; та встала к Марии вполоборота.

– Какая очаровательная малышка! – воскликнула женщина. – Это твоя внучка?

– Да, дочка Гордона.

– Прямо-таки копия своего отца, – заметил мужчина.

– Куколка! – ответила Гвен.

– Я тут как-то заходил в магазин Гордона, – продолжал мужчина. – Он прекрасно ведет семейный бизнес. Сделал мне скидку на отличный электрический секатор, Блэк-энд-Деккер, просто потому, что я – приятель Эда.

– Таков уж наш Гордон, – лучась улыбкой, сказала Гвен. – Я не раз говорила: многим матерям достаются хорошие дети, но мой мальчик – настоящее сокровище.

Супруги попрощались и откланялись. Прикурив сигарету, Гвен посмотрела им вслед.

– Всю жизнь не могла запомнить их имена, – призналась она. – Он раньше играл с Эдом в карты по четвергам. Тэд и Элен? Или она Дора? Не важно – они такие скучные. Их дочь была влюблена в Гордона, а он и смотреть на нее не хотел.

– Мне нравятся твои сережки, Гвен, – сказала Фло.

– Фло! – воскликнула Мария, улыбнувшись, потом посмотрела на Гвен: ее лицо не изменилось. – Ты так называешь свою бабушку?

– Конечно, – ответила Гвен.

– О! – произнесла Мария. Одной рукой Гвен упиралась в свое стройное бедро. Мария поняла, что таким образом мать Гордона пытается скрыть свой возраст. Софи стояла на другом конце зала, пытаясь придать лицу беззаботное выражение. Однако время от времени она бросала на Марию, Гвен и Фло тревожные взгляды, словно хотела узнать, о чем они говорят.

– Так значит, у вас с сестрой вышла размолвка, – сказала Гвен с теплотой, удивившей Марию.

– Да, – согласилась она.

– Я люблю Софи как собственную дочь, – начала Гвен, – поэтому, я уверена, ты не воспримешь мои слова как злопыхательство. Однако я считаю, что ей стоит похудеть – тогда и ревновать не придется.

– Мама ревнует? – спросила Фло.

– Думаю, она делает из мухи слона, – сказала Гвен, как будто не слыша вопроса внучки. – Когда Эд управлял магазином, женщины всегда заходили к нему, покупали какие-то мелочи, которые никак не могли пригодиться их мужьям. Эд понимал, почему они это делают, и даже флиртовал с ними – слегка, чтобы поддержать бизнес. Софи никогда не могла этого понять. Раз или два я видела, как она превращается прямо-таки в чудовище со своими зелеными глазами!

– Мама не чудовище! – воскликнула Фло голосом, полным тревоги. Ее подбородок задрожал.

– Конечно, нет, – согласилась Мария, поднимая девочку на руки. Она не могла найти достойного ответа Гвен. При Фло нужно было говорить очень осторожно. Как-то раз, в слезах, Софи поведала ей, что, когда Гордон заезжает к своим родителям, Гвен обязательно находит повод пройтись перед ним из спальни в ванную в кружевном белье, а он присвистывает, словно от восхищения. Однажды после вечеринки, вытирая посуду, Гвен потерла о свою обтянутую свитером грудь размера Д каждый бокал для шампанского, прежде чем отставить его в сторону.

– Что случилось, детка? – каменным тоном произнесла Софи, приближаясь к ним.

– Мамочка! – увидев Софи, Фло немедленно начала всхлипывать. Девочка протянула руки к матери, и та забрала ее у Марии. При виде Софи Мария задрожала; казалось, слова, которые она собиралась сказать сестре, душат ее.

– Все в порядке. – Софи поглаживала дочку по спине. – Что произошло?

– Никакое ты не чудовище, правда? – капризно спросила Фло.

Софи смотрела прямо на Марию; Гвен не произнесла ни слова, чтобы прояснить ситуацию. Мария поняла, что она и дальше будет молчать.

– Я этого не говорила, – спокойно сказала она.

– А вот и мои девочки, – произнес Эд, обнимая Гвен и Софи. Носом он потерся о носик Фло. – Привет, Мария!

– Здравствуй, Эд. Можно поговорить с тобой, Софи? – спросила Мария, не спуская глаз с сестры.

Софи молча покачала головой, продолжая смотреть на Марию. Взгляд был такой, что Мария готова была от смущения отвести глаза, однако она заставила себя не делать этого. Она знала, что, стоит ей отступить, и Софи воспримет это как доказательство ее вины.

– Ну и куда подевался этот болван? – спросил Эд. Лица невестки и Гвен окаменели, однако обе не сказали ни слова. – Где он? Сегодня снова бездельничал в магазине – я заходил туда. Ты должна поговорить с ним, Софи. Каждый раз, когда я проезжаю мимо, он стоит у дверей и болтает с Эрлом Марсденом. Бездельник, говорю я вам.

– Эрл строит новый дом, – сказала Софи с высокомерием, сразу напомнившим Марии их мать. Помимо своего желания, она испытала чувство гордости за сестру. На Эде был костюм из полиэстера каштанового цвета и широкий галстук с рисунком из корабликов. При других обстоятельствах, Мария обязательно прошептала бы на ухо сестре «веселенькая расцветка», как только он отошел бы на пару шагов.

– Тоже мне шишка, Эрл Марсден, – усмехнулся Эд. – Вот люди из загородного клуба – это да. Только их нашему Клещику никогда не окрутить.

– Не называй его Клещиком, Эд, – негромко попросила Гвен.

– Клещик, Клещик, – рассмеялся Эд. – Выпускник Принстона, подумайте-ка! Ну и куда подевался этот болван, я вас спрашиваю?

– Он говорит о папе? – спросила Фло. – Папа закончил Принстон.

Софи ничего не ответила. Она стояла прямо и смотрела вдаль поверх головы дочки. Мария была поражена тем, что отец называет Гордона болваном и Клещиком, а Софи и Гвен не осмеливаются вступиться за него. Поискав сына глазами, Эд выбросил вверх руку и завопил:

– Эй, Клещик! Иди-ка сюда! Потанцуй со своей женой.

Сгорбившись, словно мальчишка, пойманный за какой-нибудь проделкой, Гордон подошел к ним и робко улыбнулся. Он не отрывал взгляда от родителей; Софи потянулась было к нему, однако вместо нее он обнял Гвен.

– Отличная вечеринка, мама, папа, – произнес Гордон.

– Ты поел, дорогой? – спросила его мать. – Попробовал эти маленькие колбаски?

– В соусе барбекю? Да, съел почти целую тонну. Обожаю их.

– Я знаю, – сказала Гвен. – Я тоже их обожаю.

В присутствии Гордона она совершенно преобразилась – подтянулась и заулыбалась. Если бы Марию попросили описать отношение Гвен к сыну одним словом, это было бы слово «благоговение».

– Видел, как ты прохлаждался сегодня, Клещик, – заметил Эд.

– Нет, папа, – сказал Гордон, нахмурившись: он явно пытался вспомнить, какой момент тот может иметь в виду. – Я был занят весь день. Пытаюсь заключить договор с фирмой «Дач Бой».

– «Дач Бой»! – воскликнул Эд. – А почему тебя не устраивает «Кавер-Брайт»? Мы всегда работали с этой фирмой. Это именно то, чего хотят покупатели.

– Они не доставляют товар в срок, – сказал Гордон, судорожно сглатывая слюну. – Покупатели приходят ко мне, а у меня пустые полки. Думаю, это будет отличная сделка.

Отец ухмыльнулся:

– Клещик и его отличные сделки. Да-да, именно это я и говорю: ты и твои отличные сделки.

– Почему Эд называет папу Клещиком? – спросила Фло, сжимая ладошками щеки матери.

– Потому что однажды к нему присосался клещ, – объяснил дед. – Ему тогда было десять лет, и он ходил с огромным уродливым клещом на шее. Кто первый придумал эту кличку? Пол Конклин?

– Да, кажется, он, – ответил Гордон. Марии стало стыдно за Гордона, стыдно за себя – за то, что она стоит и слушает, как Эд рассказывает об этом отвратительном эпизоде. Ей захотелось обнять Софи и Фло и отвести их подальше, чтобы они не видели, как унижают Гордона, а он не видел, что они это видят.

– Пол Конклин, – повторил Эд. – Великий бейсболист. Сколько он выбил в ваш выпускной год? Триста шестьдесят?

– Да, кажется, триста шестьдесят, – Гордон по-идиотски повторял за отцом его слова.

– Неудивительно, что он сделал такую карьеру, – сказал Эд. – А где он сейчас? Работает спортивным комментатором в «Уайт Сокс»?

– Да, кажется, – ответил Гордон.

– Люблю Чикаго, – сказала Мария, пытаясь направить разговор в другое русло. – Я была там только два раза, но…

– Одноклассник Гордона ведет оттуда спортивные передачи, – перебил ее Эд. – Раньше профессионально играл в бейсбол, а теперь вот работает на радио. Прошлой весной приезжал в Хатуквити на открытие нового стадиона. Конечно, принстонского диплома у него нет. Простой, честный парень, обычный бейсболист. Правильно я говорю, Клещик?

– Правильно, папа, – ответил Гордон. Его лицо налилось кровью, на шее выступили жилы. Софи, напротив, побледнела; можно было подумать, что в мыслях она находится за сотни миль отсюда. Марии показалось, что сестра напевает про себя какую-то мелодию.

– Потанцуй со своей женой, сынок, – сказал Эд. – Давай, а мы с мамой посмотрим за Фло. Пойдешь ко мне, котенок? – Он взял Фло из рук матери; Софи одарила его лучезарной улыбкой.

– О, спасибо тебе, Эд, – после долгого молчания ее речь текла потоком, – наконец-то еще одна возможность потанцевать с моим мужем!

Мария была поражена подобной трансформацией и тем, как сестра благодарила Эда после всего, что он наговорил.

Казалось, будто Софи, напевая, заглушила все его слова, кроме предложения посмотреть за ребенком.

Гордон взял Софи за руку и повел танцевать. Оркестр играл «Лунную реку». Мария стояла и смотрела, как Софи прижалась к Гордону и они стали медленно покачиваться под музыку. У противоположной стены стояли Хэлли с Джулианом и Питер с Нелл и Энди. Их взгляды были устремлены на Софи.

– Жалко, что танец медленный, – произнес Эд. – Ей не помешало бы растрясти жирок.

– Ты слишком плохо себя вел, так что награды не жди, – сказала Гвен. Мария пошла прочь от них, прямо к двери, не оглядываясь и даже не поцеловав племянницу на прощание. Она вышла в прозрачную зимнюю ночь и остановилась на пороге, глотая морозный воздух. В голове еще звучала мелодия «Лунной реки», но мысли ее были далеко – она думала о том, что может произойти, когда Гордон и Софи вернутся домой. Что сделает Гордон? Она предполагала, что кому-то придется расплачиваться за слова Эда и знала, что это будет Софи.