Текст книги "Каменное сердце"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 22

– Мне нужен подарок на день рождения Тоби Дженкинс, – сказала Фло, когда они субботним утром уселись завтракать.

– А когда у нее день рождения? – спросила Мария. Она стояла у тостера, дожидаясь, пока разогреется следующая порция замороженных вафель.

– На следующей неделе, – ответила племянница. – Мы пойдем к ней после уроков.

– Она спрашивает, в какой день, тупица, – заметил Саймон.

– Не называй меня тупицей! – хнычущим голосом произнесла Фло.

– Она права, Саймон, – сказала Мария. – Знаете, давайте-ка поедем в Торговый центр. Купим подарок Тоби, а вам – новые кеды.

– «Найк»? – заинтересовался мальчик.

– Само собой, – ответила Мария, обрадовавшись тому, что предотвратила очередную ссору. Она положила детям вафли; пока они мазали их маслом и поливали сиропом, Мария налила себе кофе, уселась на противоположном конце стола и попыталась читать «Хатуквити Энкуайер».

Она опасалась натолкнуться на статью о Софи, поэтому пролистнула страницу с новостями и сразу обратилась к гороскопу, комиксам и прогнозу погоды. В последние дни газета служила предлогом отсрочить беседу с племянниками; Марии требовалось сначала выпить чашку кофе и мысленно подготовиться к этому разговору. Хотя им было всего шесть и десять лет, они требовали от нее больше правды и логики, чем взрослые, с которыми ей до сих пор приходилось общаться.

Иногда Мария вспоминала горы: как они с Альдо вместе завтракали, обсуждая события в мире, свои планы на день, работу других археологов.

Поверх газеты она взглянула на Фло, та, нахмурив лоб, резала вафли на маленькие кусочки.

– Тебе помочь? – спросила Мария.

– Нет, спасибо, – ответила девочка, не поднимая головы.

Мария снова сделала вид, что читает. Она подумала о Дункане. В эти выходные они с Алисией собирались поговорить с сыном о разводе и о том, как изменится их жизнь.

Мария перевернула страницу и вспомнила об Альдо – увидятся ли они еще когда-нибудь? Когда она планировала развестись с ним, обязательная отсрочка, предусмотренная законами штата Коннектикут, казалась ей насилием, наследием пуританства, этаким отеческим шлепком пониже спины: мол, разойдитесь-ка по разным комнатам и подумайте, какую глупость собираетесь совершить.

С тяжелым сердцем она думала о том, что Дункану только предстоит через все это пройти. Она не знала, что будет дальше: смогут ли они встречаться открыто и когда Дункан познакомит ее с сыном. Ей казалось, что отсрочка дается супругам для того, чтобы их обида по отношению друг к другу стала еще острее, перед тем как они окажутся по разные стороны барьера в суде. При мысли о том, какую роль она сама сыграла во всей этой истории, Мария ощутила, как все сжалось у нее внутри.

С другой стороны, то, как стремительно был аннулирован ее брак, напоминало скоропостижную смерть одного из членов семьи по сравнению с болезненной агонией девяноста дней отсрочки в соответствии с законами Коннектикута. Мария чувствовала, что она не в силах позвонить Альдо, снова услышать его голос, рассказать ему о преступлении Софи; вместо этого она написала мужу длинное письмо и приложила копию своих рабочих заметок, касающихся захоронения.

– Можно я поеду на месте стрелка? – поинтересовался Саймон.

– Что? – растерявшись, переспросила Мария.

– По дороге в Торговый центр. Место стрелка – это переднее сиденье. Папа рассказывал, что стрелок всегда сидел рядом с ковбоем и защищал ее.

– Я хочу ехать на месте стрелка, – захныкала Фло.

– А что, если Саймон будет ехать впереди по дороге туда, а ты – обратно? – предложила Мария.

– Это по-честному, – кивнул Саймон.

Однако часом позже, стоя у машины, дети снова начали ссориться.

– Мама всегда разрешает мне ехать на переднем сиденье по дороге в магазин, – произнесла Фло, и слезы потекли у нее из глаз.

– Плакса! – обозвал сестру Саймон.

Стоя по другую сторону машины, Мария заметила, как Саймон ущипнул девочку за руку. От боли Фло вскрикнула, закрыла это место другой рукой и, наклонив голову, разрыдалась.

– Я все видела, – спокойно сказала Мария, по кругу обходя машину. Ссоры, которые разгорались между ней, Софи и Питером по утрам в субботу, были привычными и безобидными. Они с Софи щипали Питера, как только им удавалось до него дотянуться, а он поддавал ногой по гравию так, чтобы испачкать их чистые тряпочные туфли. Проявления враждебности у племянников были куда более зловещими, очевидно, что они научились этому у своих родителей.

– Она просто маленькая дурочка, – сказал Саймон голосом, звенящим от злобы.

Фло все еще рыдала; Мария заметила, что обе руки у нее сжаты в кулаки.

– Никакая она не дурочка, – возразила Мария. – А ну-ка извинись!

– Извини, – неохотно буркнул Саймон.

– Ни за что! – ответила Фло.

– Да пожалуйста, садись вперед, если тебе так приспичило, – взорвался Саймон. – Все равно это место покойника. – Он распахнул переднюю дверь машины, потянул на себя сиденье и, нагнувшись, стал пробираться назад, но ударился носом о стойку двери. Теперь оба ребенка плакали. Мария смотрела, как они стоят рядом, такие несчастные, неспособные принять утешение ни друг от друга, ни от нее.

– Почему ты сказал, что это место покойника? – спросила сестра. Теперь, когда Саймон тоже расплакался, она, казалось, немного успокоилась.

– Большинство людей, погибших в автомобильных авариях, сидело на переднем пассажирском месте, – объяснил Саймон, словно повторяя статистическую сводку. – Когда там ехал я, папа говорил, что это место стрелка. Когда там ехала мама, он говорил, что это место покойника.

– Давайте просто называть его передним сиденьем, – предложила Мария, стараясь унять дрожь в голосе. – И давайте договоримся, что Саймон сидит на нем по дороге в магазин, а ты, Фло, на обратном пути. О’кей?

Дети закивали. Саймон придержал спинку переднего сиденья, чтобы помочь Фло забраться назад. Потом они с Марией уселись на свои места. Мария подождала, пока дети пристегнут ремни, завела машину и выехала на дорогу.

– Мне здесь очень нравится, – сказала Фло. Блеск в ее глазах напомнил Марии Джуди Гарленд в тот момент, когда она впервые увидела Изумрудный город.

– Здесь классно, – с жаром подхватил Фло ее брат. Мария никогда раньше не была в «Джуэл-Бокс-Молл», «шкатулке с драгоценностями» – так назывался Торговый центр, и детям не терпелось устроить ей экскурсию. По дороге они рассказывали, что каждый пассаж центра носит собственное название: там были «Рубиновый двор», «Бриллиантовый путь», «Сапфировая дорожка», «Золотая и серебряная аллеи», – именно поэтому Торговому центру дали такое название. Для детей эти слова звучали как волшебные заклинания, даже Саймона увлекало сравнение магазина со шкатулкой, полной драгоценностей.

Места для парковки автомобилей оставались только в дальних рядах, и им пришлось долго идти через бесконечные ряды машин. Был солнечный майский день. Проводить его в Торговом центре вовсе не улыбалось Марии, и она подумала о том, как здорово было бы, чтобы Софи вышла из тюрьмы и сама отправилась со своими детьми за покупками, а Мария смогла бы вернуться на Подзорную трубу к своему захоронению. Как бы ей хотелось, чтобы все было именно так!

– Гвен иногда водит нас сюда, – заметила племянница.

– Правда? – спросила Мария, вспомнив, что обещала Софи держать детей подальше от Гвен. Какова вероятность того, что именно сегодня она отправится за покупками и они столкнутся здесь? – А какие магазины предпочитает ваша бабушка? – поинтересовалась Мария, надеясь обойти их стороной, просто так, на всякий случай.

– Ей нравится «Джинниз», – ответил Саймон.

– А еще больше она любит магазин со свечами, – добавила Фло. – Гвен любит свечи. А еще духи и ремни.

– Разве можно любить ремни? – удивленно спросила Мария.

– Гвен любит, – доверительно произнесла девочка.

Внутри Торгового центра люди двигались подобно машинам на огромной развязке. Западная галерея вела к магазину «Джинниз»; восточная – через «Рубиновый двор» к магазину «Рафаэль». С потолка свисали алые, бирюзовые и золотистые флаги, ярко сияла хрустальная люстра.

Ребята, как зачарованные, прилипли к витринам «Тьюнвилль» и «Фокскрофт Твидз». Люди, проходившие мимо, с любопытством смотрели на них. Мария догадалась, что они могли видеть их фотографии в газетах; к счастью, дети не замечали этих взглядов.

– Можно я куплю диск «Металлики»? – попросил Саймон.

– Гадость! – вырвалось у Фло. – Не позволяй ему, тетя Мария.

– Почему не позволять? Почему это гадость? – спросила она, готовая раскошелиться на диск.

– Это тяжелый рок, – грустным голосом произнесла Фло.

– Это круто! – заверил племянник. – Можно мне его купить?

– Ладно, – ответила Мария, протягивая мальчику двадцатидолларовую бумажку. Он бросился в магазин. Фло, стоявшая рядом с Марией, покачала головой. Мария посмотрела на ребенка и улыбнулась. – Если тебе не нравится эта музыка, не обязательно ее слушать. Саймон может слушать диск в своей комнате, а мы с тобой пойдем вниз и поставим «Призрак оперы», – сказала Мария, зная, что Фло любит эту музыку.

– Маме это не понравилось бы.

– Почему? – спросила Мария.

– Она не разрешает Саймону покупать такие диски. Она против тяжелого рока.

Мария взяла девочку за руку и вошла в «Тьюнвилль». Разница во вкусах – это куда ни шло, но нарушать запреты Софи она не собиралась. Саймон стоял у прилавка, сжимая диск в руках, и ждал, пока продавец пробьет чек.

– Послушай, Саймон, – сказала Мария, прикидывая, согласится ли он поменять диск «Металлики» на какой-нибудь другой. Мальчик с надеждой заглянул ей в глаза. Он выглядел таким счастливым! Уголки его рта потянулись вверх, потом он широко улыбнулся. – Нет, ничего, – произнесла Мария.

– Тетя Мария! – воскликнула Фло.

Когда они вышли из магазина и влились в толпу покупателей, двигавшихся по галерее, Мария положила руку Саймону на плечо:

– Я прошу тебя в следующий раз придерживаться правил. Я не буду покупать тебе вещи, которые твоя мама запрещает. Договорились?

– То есть диск придется вернуть? – спросил племянник.

– Нет, – ответила Мария. Ей было нелегко пойти против требований Софи, но еще тяжелее было бы снова увидеть тоску на лице Саймона.

В качестве подарка для Тоби Фло выбрала розовую балетную пачку. Она увидела ее в витрине «Пенни Вайолет», магазина детской одежды, названного в честь двух дочек его владелицы. Купальник, к которому крепилась пачка, был белым и таким шелковистым, что Мария не сразу поверила в то, что он сшит из нейлона. Горловина и края рукавов были обшиты серебряными блестками. Сквозь многочисленные слои розового тюля сверкали стразы.

– Тоби любит балет? – спросила Мария.

– Не знаю, – ответила Фло, не сводя глаз с пачки.

– Тоби в нее не влезет, – сказал Саймон, который стоял поодаль, всем своим видом демонстрируя, что выбор подарка его нисколько не интересует. – Тоби слишком большая.

– Она во втором классе, – ответила Фло. – Но ей понравится пачка. Она в ней будет очень красивой.

– Ну, раз мы не знаем, любит именинница балет или нет, может, поищем ей что-нибудь другое? – предложила Мария. – Давай-ка пройдемся по магазину.

Мария помнила, что во времена ее детства на день рождения дарили наборы красок, бейсбольные перчатки или колечки, символизировавшие вечную дружбу, однако Фло настаивала на том, чтобы подарить Тоби что-нибудь из одежды. Фло и Мария пересмотрели множество платьев, слишком дорогих, чтобы покупать их девочке, которая скоро из них вырастет. На полке лежали свитера. Мария вытащила один, в разноцветные полоски: красные, синие, желтые, зеленые, розовые, оранжевые и лиловые. Он напомнил ей об одном Рождестве: ей тогда было семь лет, и она попросила у Санта-Клауса «юбку разных цветов», а вместо этого получила черную с мелкими фиолетовыми узорами.

Фло снова потянулась за пачкой.

– Как насчет этого свитера? – спросила Мария.

Фло кивнула.

– Подойдет, – сказала она. – Если ты хочешь.

– Знаешь, – сказала Мария, вспомнившая всю горечь того рождественского подарка, – мы можем купить эту пачку для тебя. Как ты на это смотришь?

– Ой, правда? – воскликнула Фло и захлопала в ладоши.

– Можем мы наконец идти? – спросил Саймон.

– Сейчас, только заплачу, – ответила Мария. – Кеды купим в «Спорт-Лофт», по дороге домой. – Стоя в очереди, Мария почувствовала странное облегчение. Она поняла, что все время, пока они находились в Торговом центре, постоянно оглядывалась по сторонам, боясь встретиться с Гвен. Сейчас у нее было ощущение, что они спасаются бегством. И в то же время она была в восторге от того, что ей удалось заставить детей Софи улыбнуться.

Однако вечером того же дня, когда дети уже легли спать, Гвен позвонила.

– Мы с Эдом хотели узнать, приедут ли внуки к нам на обед в воскресенье, – произнесла она. – У нас это стало своего рода традицией, кроме того, я уверена, у тебя найдутся свои дела.

– Вообще-то нас уже пригласила моя мама, – сказала Мария, и ее голос прозвучал более тепло, чем ей хотелось бы. Это было трудно – вежливо разговаривать с матерью человека, который издевался над Софи, особенно после того, как сестра рассказала о роли, которую Гвен сыграла в жизни Гордона. Однако Мария понимала, что и Гвен нелегко нормально разговаривать с сестрой убийцы ее сына.

– Понятно, – отозвалась Гвен. Она на мгновение замолчала и, поскольку Мария ничего не говорила, продолжила. – Как они там?

– Очень расстроены, – ответила Мария.

– Могу себе представить, – послышался ее голос, и, несмотря на последовавшее за этим молчание, Мария поняла, что Гвен плачет на другом конце провода.

– Это тяжелое время, – тихо произнесла Мария.

– Я не могу поверить, что его больше нет, – сказала мать Гордона, и сердце Марии сжалось. Она подумала о Софи, которая сейчас находится в тюрьме. Мария сочувствовала Гвен в ее утрате, но не могла заставить себя произнести эти слова вслух.

– Ну что ж, я скажу детям, что вы звонили, – пообещала Мария.

– Когда мы их увидим? – всхлипывая, спросила Гвен. – Я хотела позвонить раньше, но, честно говоря, я думала, что Эд не перенесет встречи с ними. Саймон просто копия Гордона. Эд ужасно страдает.

– Я понимаю, – чуть помедлив, вымолвила Мария.

– Итак, когда это можно сделать? – спросила Гвен.

– Не думаю, что вам стоит сейчас встречаться с детьми, – ответила Мария.

– Почему? – внезапно тон Гвен стал ледяным.

– По той же причине, по которой Эд не мог увидеться с ними: эта встреча может разбудить тяжелые воспоминания.

– Мне это совсем не нравится, – отрезала Гвен. Сейчас она говорила в своей привычной манере. – Не знаю, где ты набралась подобных мыслей, но хочу задать тебе один вопрос: ты когда-нибудь слышала о правах деда и бабки?

– Да, – ответила Мария.

– Так что если ты будешь мешать нам с Эдом общаться с детьми Гордона, мы подадим на тебя в суд. Это понятно?

– Да, – сказала Мария и аккуратно повесила трубку. Она посмотрела в темное окно, где висело ее отражение, но ничего не увидела и, подумав о Софи, закрыла глаза.

Глава 23

Мария и Питер сидели напротив сестры за длинным столом в тюремной библиотеке и смотрели, как она перебирает полароидные снимки ее детей, сделанные утром того же дня. Скулы, ключицы и даже нос Софи выступали все сильнее, как будто она продолжала терять вес. Мария со страхом думала о том, что сестра может намеренно лишать себя пищи в наказание за совершенное преступление. Софи грустно улыбнулась, и Мария решила, что та вспоминает обо всем, чего лишена: общения с детьми, ласкового майского ветерка, свободы.

– Наверняка она не хочет ее снимать, – грустно усмехнувшись, сказала Софи. В руках она держала фотографию Фло в балетной пачке.

– Как ты догадалась? – спросила Мария.

– Ну, это же Фло. Привязывается к какой-то вещи и не расстается с ней до тех пор, пока не найдется нечто еще более замечательное. Она еще не ходила в этом в школу?

– Она просила, но я не разрешила. Подожди, что ты хочешь сказать? Пачку? В школу?

– Позволь ей! – взвизгнула Софи. – Боже, Мария, ты же не ханжа какая-нибудь!

– Софи, я тоже не разрешил бы, – вмешался Питер.

Софи быстрым взглядом осмотрела брата: его аккуратно подстриженные усики, шейный платок, заколотый золотой булавкой их отца с монограммой, платочек из той же ткани, выглядывавший из кармана пиджака.

– Я не шучу, – сказала Софи невозмутимо, и Мария рассмеялась.

– Очень смешно, Мария, – сказал Питер с важным видом ответственного и разумного человека, однако Мария видела, что его чувства задеты.

– В прошлом году мы с Гордоном подарили Фло бриджи и жокейскую шапочку, чтобы она ездила в них на пони ее подруги Эммы, так она наотрез отказывалась их снимать – только когда ложилась спать. Ее учительница ничего не имела против того, чтобы она ходила в этом в школу.

– Софи… – позвал Питер.

– Она выглядела так мило, – продолжала Софи. – Знаете, вы зря противитесь. Обязательно разрешите ей пойти в школу в пачке.

– Ну, если ты так говоришь, – согласилась Мария.

– А как в остальном, с ними все в порядке? – спросила Софи.

– Да, – ответила Мария.

Мария и Питер замолчали, ожидая, что Софи заговорит сама, что она расскажет им о том, что произошло между ней и Гордоном.

– Ну же, Софи, – после долгой паузы произнес Питер.

– Что? – безучастно отозвалась сестра.

– Стив говорит, ты ничего ему не рассказываешь. Он говорит, ты не сообщила никаких деталей, а ему нужно знать все, чтобы выстроить защиту.

– В этом весь наш братец-адвокат, – снисходительно произнесла Софи.

– Не могла бы ты относиться к этому серьезнее? – спросила Мария.

– Занимайся своими делами, – ответила Софи тем же теплым, мелодичным голосом, каким только что говорила с Питером. Марию потрясла разница между тоном сестры и содержанием ее слов. Ей захотелось схватить Софи за плечи и потрясти. Желание было таким сильным, что Марии пришлось зажмуриться и стиснуть зубы.

– Ты стреляла в Гордона? – поинтересовался Питер. Поскольку Софи не отвечала, он спросил еще раз, с нажимом. – Ты стреляла в него пять раз?

Софи кивнула.

– Ты отвечаешь «да»? – настаивал Питер, и Софи снова весело кивнула.

Желание Марии встряхнуть сестру за плечи вдруг превратилось в потребность – не менее настоятельную – взять ее за руку. Она потянулась к Софи через стол.

– Ты помнишь ту ночь? Когда ты сказала мне, что однажды расскажешь, почему ты это сделала?

– Только не сегодня, – промолвила Софи.

– Рассказав нам все, ты поможешь себе, – сказал Питер. – Разве ты не хочешь выйти отсюда? Не хочешь поехать домой?

– Нет. Я не хочу.

Мария не могла поверить в то, что услышала.

– Ты что, шутишь? – спросила она.

– Нет, не шучу, – ответила Софи, глядя сестре прямо в глаза. И хотя Мария не понимала причин, заставлявших Софи говорить так, она поверила ей.

Питер снова и снова перечитывал полицейский отчет. Мария знала, что в нем говорилось: в Гордона выпустили пять пуль, одна из которых убила его, потом его тело выкинули из окна в спальне и несколько раз проехали по нему автомобилем. Брат сообщил Марии, что, по словам полицейских, Гордона «убили многократно».

– Как твое плечо? – спросила Мария.

– В порядке, – ответила Софи. Однако при этих словах она пошевелила рукой, словно проверяя, болит та еще или нет.

– В тот вечер он что-то сделал Фло? Или Саймону? – спросила Мария, предполагая, что жестокое обращение Гордона с детьми могло заставить Софи убить своего мужа.

Софи покачала головой.

Питер вздохнул:

– Ладно, раз ты не хочешь говорить о Гордоне, давай поговорим о его родителях. Их адвокат направил мне письмо. Не Стиву, а мне. Если ты не разрешишь им видеться с детьми, они подадут в суд и будут требовать опеки над ними.

При этих словах лицо Софи побледнело, и она выдернула руку из ладони Марии.

– Я их ненавижу, – выговорила она.

– Скажи мне, что они сделали, – попросила Мария.

– Они запирали Гордона в подвале, надолго. Когда он еще был маленьким. Ты бы видела, что это за место… темнотища, и полно пауков. И еще там стоит их ужасная искусственная елка, прямо с украшениями.

– По сравнению с тем, что Гордон делал с тобой… – сказала Мария.

– Ш-ш, – остановил ее Питер. – Наконец-то она заговорила.

Но Софи, казалось, не слышала их.

– Эд называл его трусом и бабой за то, что он не поехал воевать во Вьетнам. Ему было плевать, что его сын получил высокий балл на экзаменах и поэтому его не призвали.

Питер нахмурился и постучал по столу кончиком карандаша.

– По-моему, Эд должен был радоваться, что Гордон остался дома.

– Эду повезло, что Гордону не пришлось идти на войну, – после долгой паузы произнесла Мария. Она подумала о Хэлли, которая любила рассказывать о том, как ее отец прославился на Марне и как Малькольм был пилотом и воевал над Нормандией, но в то же время была счастлива от того, что Питер был слишком юн, чтобы воевать во Вьетнаме.

– Эд, – сказала Софи и потрясла головой.

– Если ты позволишь ему и Гвен видеться с детьми, они не будут подавать на опеку, – сказал Питер.

– А каков шанс, что они ее получат? – спросила Софи.

Питер пожал плечами:

– Не думаю, чтобы это было возможно, однако все зависит от судьи. Мария не замужем, у нее нет собственных детей. Некоторые судьи могли бы решить, что Литтлфильды в этом смысле более квалифицированны.

– Это было бы катастрофой, – произнесла Софи.

– Ты хочешь сказать, что родители Гордона плохо обращались с ним и поэтому он так вел себя с тобой и вашими детьми? – спросила Мария.

Софи, с лицом, белым как мел, кивнула.

– Объясни!

Софи стала теребить дырочку на рукаве своего платья.

– Однажды они застали его, когда он отдирал обои со стены в своей комнате. В наказание они посадили Гордона на цепь, – сообщила Софи. – В подвале, без света. Ему на шею надели собачий ошейник и цепью привязали к верстаку Эда. – Она подняла глаза и посмотрела на Питера и Марию. – Только представьте себе этот ужас!

Мария подумала об удавке, которую Гордон надевал на шею любимой женщины, и ничего не сказала.

– Почему он не снял ошейник? – спросил Питер.

– Однажды он попробовал его снять, и тогда Гвен поднесла к его заднице горящую сигарету и заверила, что в следующий раз прижжет ему кожу. Больше он не смел ослушаться. Ему же было всего восемь!

– Господи боже! – произнес Питер.

– Теперь вы понимаете, почему я не хочу, чтобы они получили опеку над Саймоном и Фло, – спокойно и задумчиво проговорила Софи, как будто – в первый раз – всерьез обдумывала свои дальнейшие действия. – Я могу разрешить детям посещать их при одном условии: предупредите Гвен, что, если дети скажут хоть одно слово о том, что она или Эд плохо обращались с ними, они не увидят их до конца своих дней.

– Хорошо, – сказал Питер, кивая и делая пометки в своем желтом блокноте.

– Я хочу, чтобы ты поскорее вышла отсюда, – произнесла Мария. – Чтобы ты сама воспитывала Саймона и Фло.

– Они тебе так надоели? – с улыбкой спросила Софи.

– Дело не в этом, – ответила Мария. – Просто они так сильно по тебе скучают! Я очень за них беспокоюсь. Я назначила для них встречу с психологом, которого посоветовал отец Хоукс.

– Это хорошо.

– Расскажи нам еще что-нибудь, – попросил Питер. – О той ночи.

– О той ночи? – переспросила Софи. – Когда я убила Гордона?

– Да. Скажи, куда ты дела пистолет?

– Выбросила в реку, – голосом, лишенным всякого выражения, произнесла Софи.

Полицейские уже несколько часов обшаривали дно реки. Мария, Саймон, Фло, Питер, Нелл и Энди собрались у Хэлли на пикник. Питер склонился над Саймоном – он учил мальчика играть в подкову. Хэлли приставала ко всем с аэрозолем от комаров. Мария сидела в шезлонге и прислушивалась к отдаленным звукам полицейских раций. Полицейские оставили свои машины на лесной опушке недалеко от дома Литтлфильдов. Мария хорошо знала это место – старшеклассники часто останавливались там, чтобы провести несколько приятных минут: Мария сама бывала на этой опушке с несколькими мальчишками, имена которых сейчас вряд ли бы вспомнила.

Нелл сидела рядом с ней, потягивая джин с тоником. Подковы падали с глухим стуком, потом в дело вмешался Питер и послышался звон. Хэлли и Джулиан наблюдали за игрой со стороны.

– Браво! – выкрикнула Хэлли, хотя это больше подходило для оперы, а не для спортивных соревнований.

Никто не сказал ей, что Софи выкинула пистолет в воды Белл, поэтому для нее перекличка полицейских раций не имела никакого значения.

Из-под полей своей соломенной шляпы Мария взглянула на Нелл. Та поймала ее взгляд и улыбнулась.

– Они даже не близко, – отметила Мария.

– Да уж, – согласилась ее подружка.

Высоко в небе над ними пролетел самолет, направляющийся из Европы в Нью-Йорк; они увидели оставленный им белый след и только потом услышали шум моторов. Большинство самолетов из Рима, Женевы, Парижа и Лондона, прежде чем сесть в аэропорту Кеннеди, пролетало над Хатуквити. Мария почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь при воспоминании о том, как она, сидя в самолете рядом с Альдо, видела внизу знакомые очертания бухты Наррагансет, Поинт-Юдит, Вестерли, Скво-Лэндинг и, наконец, Хатуквити. Она научилась находить и реку Белл, впадавшую в пролив Лонг-Айленда.

– Не хочешь сходить туда? – предложила Мария.

– Пойдем, – согласилась Нелл.

Босиком женщины пошли по высокой траве в сторону реки. На Марии было короткое, без рукавов платье цвета морской волны, выгоревшее на солнце: она нашла его в шкафу своей спальни в доме матери. Волновал пряный запах травы, приятно щекотавший ноги; Мария слегка замедлила шаг и наклонилась, ее укусил кто-то за голень.

По берегам реки росли дубы и клены. В их тени пышно разрослись камыши. Земля стала мягкой и влажной, Мария чувствовала, как она расползается у нее под ногами. Дом Софи стоял в двухстах ярдах отсюда, на другом берегу реки, именно там полицейские искали пистолет. Бормотание бегущей воды заглушало их рации.

– Тысячу лет не была здесь, – сказала Нелл.

– Я тоже, – ответила Мария. – Интересно, сможем мы его найти?

Обе привычным взглядом отыскали точку, располагавшуюся примерно в десяти футах от берега, на лугу Дарков. Подойдя к краю крошечной сосновой рощи, Мария замедлила шаг.

– Оно где-то здесь.

Нелл бросила на нее торжествующий взгляд.

– Камни! – воскликнула она. – Боже мой, ты можешь себе представить – они все еще здесь!

Мария подошла к тому месту, где стояла Нелл, и увидела скрытые жесткой травой вросшие в землю камни. Двадцать лет назад Софи выложила из них сердце в память о той ночи, когда по легенде была буря, звонил церковный колокол, а влюбленные стояли на разных берегах, произнося свои клятвы. Мария наклонилась и расчистила камни. Теперь, по прошествии времени, они стали настоящими артефактами. Возможно, попадись они на глаза какому-нибудь другому археологу, он долго гадал бы, каким образом камни с гладкими, обточенными морем боками оказались за три мили от берега и образовали сердце, но Мария знала ответ.

– Как будто это было вчера, – послышался голос Нелл. – Ты стояла вот тут. А Софи, склонившись так же, как ты сейчас, вкапывала камни в землю.

– А ты жаловалась, что она заставила тебя тащить с пляжа больше камней, чем несла сама.

– Я помню, там был розовый кварц, – сказала Нелл, опускаясь на колени рядом с Марией. – Он все еще здесь?

Мария смахнула пыль с неровного камня, лежавшего в острие сердца; это должен был быть розовый кварц, однако земля и мох успели оставить на нем коричневато-зеленые пятна.

– Не могу сказать наверняка, но, по-моему, это он, – произнесла она.

– О, Софи, – вздохнула Нелл.

Мария ничего не сказала, но глаза ее наполнились слезами. Очертания каменного сердца расплывались перед ней. Она не помнила, почему сестра решила, что именно здесь должно было состояться то венчание, однако помнила, как сильно Софи верила в это.

– Все случилось тут, – повторяла она. – Я знаю это. Я уверена.

Мария и Нелл согласились, доверились ее инстинкту. Софи, хотя и была младше Марии, всегда верховодила в их компании. Именно поэтому сейчас, глядя на каменное сердце, Мария отказывалась понимать, как ее сестра могла отречься от своих убеждений и стать жертвой Гордона.

То, что в конце концов она освободилась от него путем убийства, казалось Марии гораздо более логичным, чем тот факт, что Софи столько лет терпела все это.

– Здесь мелко, – заметила Мария, поднимаясь на ноги. Нелл пошла следом за ней к берегу. Они склонились над водой, глубина которой была не больше нескольких дюймов, и стали пристально разглядывать каменистое дно. Водяные жуки скользили по поверхности реки. Откуда-то поднимались пузырьки, наверное, лягушка пряталась на мелководье. Течение заставляло извиваться нити водорослей, дно было покрыто крупной галькой. На ней, под водой, лежал револьвер, из которого Софи застрелила Гордона.