Текст книги "Каменное сердце"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Но есть их – это было отвратительно: во многих было по два желтка, более темных, чем у яиц, которые они покупали в магазине, а в некоторых попадались даже полностью сформировавшиеся куриные зародыши, с клювиками и перьями.

– Они загадили весь двор, – сказала Хэлли, морщась при одном воспоминании об этом, – отвратительно было смотреть, как они едят гравий.

– Это совершенно естественно, – твердым тоном заявила Софи. – Мы с Гордоном считаем, что для детей было бы полезно разводить кур. Им надо видеть реальную жизнь – и не только по телевизору.

– Ну и что полезного в том, чтобы бегать за курами по всему двору? – сказала Хэлли. – Лучше уж купите им собаку.

После обеда Софи отправила всех в гостиную, где крутила рукоятку радиоприемника до тех пор, пока не наткнулась на соло на саксофоне в исполнении Уорлока Дельвина.

– Устраивайтесь поудобнее, а мы с Гордоном приготовим кофе, – сказала Софи.

Нелл положила голову на плечо Питера. Они оба, а также Мария и Хэлли, смотрели на Фло и Саймона, как те читают Энди «Варвара».

– Хотела бы я, чтобы Альдо был здесь, – заметила Хэлли.

– Мама… – перебила ее Мария. Она не хотела снова говорить об Альдо.

– Извини, извини, – сказала Хэлли. – Но он такой очаровательный и занятный! Он всегда так интересно рассказывал о раскопках в Перу, в Египте – повсюду!

– Я тоже там была, – негромко произнесла Мария.

– Если бы ты осталась там и продолжала работать с ним, кто знает, как далеко продвинулась бы твоя карьера, – возразила ей мать.

Всю свою жизнь Хэлли страшно переживала об упущенных возможностях, которые могли сделать ее или ее детей знаменитыми, более счастливыми и более успешными. Возможно, она думала, что без Альдо ее дочь вообще откажется от работы и будет целыми днями болтаться по магазинам или смотреть телевизор.

– Мария отлично справится сама, – сказал Питер.

Мария ответила брату благодарной улыбкой.

– И вообще, это Альдо надо думать о том, как он обойдется без нее, – сказала Нелл. Энди подобрался к ее ногам и играл со шнурками, повторяя слово «Альдо». «Альдо, Альдо, Альдо», – твердил он снова и снова, явно довольный тем, как оно звучало.

– Зачем вообще говорить о нем, – недоумевала Мария и посмотрела на дверь, удивляясь тому, как долго нет Софи и Гордона.

– Вы столько лет проработали вместе, – заметила Нелл. – Может, без тебя он даже потеряет место. Вы ведь были командой, правильно?

– Правильно, – ответила Мария. Вместе они разрабатывали планы раскопок, а потом Альдо принимался за улаживание важных вопросов. Он постоянно вел телефонные переговоры или ездил на встречи. Он был слишком занят, чтобы собственно копать, день за днем разгребать грязь. Да, Альдо любил раскопки, однако у него был настоящий талант к административной работе, и никто не мог его заменить, так что Мария была вынуждена заниматься практической стороной дела.

– Уверена, что его ассистент отлично заменит меня, – сказала Мария. Однако Нелл была права: никто, даже сам Альдо, не знал раскоп в Шаван де Хуантаре лучше, чем она.

– Главное, не забывай, кто дал тебе старт, – предупредила Марию Хэлли.

Конечно, она имела в виду Альдо, забывая при этом, что к моменту встречи с ним Мария практически закончила Кембридж и участвовала в раскопках Ноттингемского аббатства и одного из древнегреческих поселений. Мария упорно смотрела на Саймона и Фло – они пытались привлечь внимание Энди к коробке с шашками и оторвать его от шнурков в туфлях Нелл.

– Ну и где же кофе? – спросила Хэлли.

– Я сейчас узнаю! – воскликнул Саймон. Он вскочил на ноги и выбежал из комнаты, Фло бросилась за ним.

Однако Гордон перехватил их. С извиняющейся улыбкой на лице он вошел в гостиную, держа одну руку на плече дочки, другую – на плече сына.

– У Софи страшно разболелась голова, – сказал он. – Мне очень жаль, но она попросила меня извиниться и сказать, что кофе сегодня не будет.

– Так сильно болит? – поинтересовалась Хэлли, нахмурясь.

– Ну, она думает, что это мигрень, – ответил Гордон.

– Бедняжка, – сказала Хэлли. – Наверное, все дело в красном вине, в котором потушили цыпленка. А может в шоколаде. Она ела шоколад?

– Уверен, с ней все будет в порядке, – сказал Гордон, похлопывая Хэлли по плечу.

Глава 8

Мария гнала машину по дороге. Думая о Софи и Гордоне, она начинала нервничать и от этого еще сильнее давила на газ. Возможно, в этот момент они ссорились – по ее вине. Она упомянула о выкидыше только потому, что хотела выразить Гордону свое сочувствие. Ей всегда казалось, что муж Софи держит ее на расстоянии вытянутой руки, и она пыталась показать ему свою симпатию, чтобы пробудить в нем ответное чувство. Теперь Мария знала, что сестра солгала ей, чтобы оправдать свои поступки: воровство и то, как она обращалась с Фло. А раз не было выкидыша, не было и оправдания ее чудовищным словам, сказанным в библиотеке.

На полпути к Скво-Лэндинг Мария поняла, что должна немедленно поговорить с Софи. Она остановилась у заправочной станции, где был телефон-автомат. Линия оказалась занята. Мария развернулась и поехала назад. Она не знала, что скажет сестре; ей лишь нужно было поцеловать Софи, дать ей понять, что она все равно любит ее – несмотря ни на что.

Участок Литтлфильдов занимал четыре акра земли; к нему вела длинная подъездная дорога, окруженная живой изгородью. Мария въехала во двор. Дом был погружен во тьму. Внезапно она увидела, что в полной темноте по двору бегают Саймон и Фло. Она решила было, что они веселятся, гоняясь друг за другом в порыве радости, однако в следующий момент поняла, что дети охвачены ужасом. Мария бросилась к ним через двор, схватила за руки и держала, пока они не перестали вырываться. Несмотря на холодную погоду, они были без курток.

– Саймон, Фло, – говорила она, обнимая их. Они пытались вырваться, убежать, но она держала крепко. – Что случилось?

– Мы не скажем, нам нельзя! – выкрикнул Саймон и резким рывком освободил свою руку.

– Фло? – обратилась Мария к девочке, обнимая ее. Фло только всхлипывала. Мария подняла ее на руки и пошла к дому.

Неужели именно здесь только что проходил их семейный ужин? Все лампы были потушены. Марии показалось, что она слышит голоса родных – они попрощались каких-то полчаса назад.

Однако голоса действительно были слышны: они доносились из спальни Софи и Гордона. Судя по спокойному тону, ее сестра с мужем не ссорились.

– Пожалуйста, отпусти меня, – вдруг зашептала ей на ухо Фло. – Я не хочу туда.

– Твои родители поругались? – шепотом спросила Мария. – Поэтому вы так расстроились? – Она боялась вторгнуться в супружескую спальню и нарушить какую-нибудь романтическую сцену между Софи и Гордоном. С другой стороны, Мария была по-настоящему напугана. В последний раз она испытала такое же чувство, когда во время раскопок шаванского захоронения они с Альдо ощутили запах крови, а в следующее мгновение обнаружили труп мужчины с перерезанным горлом: скорее всего, это был грабитель, пытавшийся похитить древние сокровища.

– Иди к себе в комнату, – приказала Мария Фло. – Я зайду к твоим маме и папе, а потом приду к тебе, пожелать спокойной ночи.

– Не ходи туда, – умоляла девочка.

Не пытаясь успокоить ее, Мария бросилась по коридору к спальне Софи. Сквозь приоткрытую дверь пробивался лучик света. Мария услышала голос Гордона – монотонный, точь-в-точь как тот, которым Софи говорила с дочкой в библиотеке.

– Жалко, что дети останутся без матери, – говорил этот голос. – Как печально будет вести их на твои похороны. А потом развеивать твой пепел у нас по двору. Мы оставим немножко пепла, чтобы высыпать его в реку. Ты же хочешь, чтобы тебя кремировали? Так ты говорила?

В ответ послышался хрип. Звук был глухой, полный ужаса и отчаяния. Мария никогда не слышала ничего страшнее; слезы набежали ей на глаза и потекли по щекам, когда она представила себе сестру с перерезанным горлом. Мария бросилась в гостиную и схватила лежавшую у камина кованую кочергу, потом бегом вернулась назад. Она заглянула в дверь, готовясь увидеть нечто ужасающее.

Софи, в розовой ночной рубашке, сидела на стуле напротив Гордона – он стоял, опираясь на туалетный столик. Ее лицо было бледным и опухшим, как будто она долго плакала.

– Ты хочешь, чтобы тебя кремировали, Софи? – повторил Гордон. – Скажи мне сейчас, чтобы я знал.

Софи покачала головой и снова захрипела. Ее рука слабо потянулась к шее, потом упала.

Мария ворвалась в комнату. При виде сестры глаза Софи расширились от страха, и она отвернулась, пристыженная. В комнате стоял сильный запах духов и мочи. Гордон повернулся к Марии со своей мальчишеской улыбкой.

– Ой! Поймала на месте преступления, – дурачась, сказал он.

– Отпусти ее, – твердо заявила Мария, сжимая в руке кочергу.

– Отпустить? – по-прежнему улыбаясь, спросил Гордон. – Я ее не держу. Ей это нравится.

– Софи? – Мария повернулась к сестре, почувствовав внезапную боль в груди. К бледным щекам Софи прилила кровь; она слабо улыбнулась.

– Софи, пойдем со мной, – попросила Мария, подходя к ней. Шею Софи обхватывал тонкий, туго затянутый шнурок. – Давай же, вставай!

– Все в порядке, – хрипло произнесла Софи, с трудом выдавливая из себя слова. – Оставь нас.

– Ты ее слышала, – произнес Гордон, теперь уже враждебно. – Или хочешь остаться и посмотреть?

– Встань и дай мне убедиться, что с тобой все хорошо, – сказала Мария. Она твердо решила не уходить, пока не увидит все своими глазами. Она не могла поверить, что сестра позволяет мужу делать это с ней. Мария понимала, что, заставляя Софи признать себя равноправным участником этой дикой сцены, она унижает ее.

Софи с трудом поднялась со стула – в ее глазах читался вызов.

– Пожалуйста, – промолвила она. Ночная рубашка соскользнула с ее плеча, и Мария увидела свежие синяки и тонкую струйку крови, бежавшую из-под врезавшегося в шею шнурка.

– Спокойной ночи, – сказала Мария и вышла из комнаты. Кто-то – Гордон или Софи – захлопнул дверь у нее за спиной. Она направилась прямо в комнату Фло: девочка лежала на одном конце кровати, Саймон сидел на другом.

– С мамой все в порядке? – спросил Саймон.

Мария понятия не имела, что на это ответить.

– С ней все будет хорошо, – уклончиво сказала она.

– Только не уходи, – попросила Фло. – Ладно?

Ощущая себя самозванкой, Мария остановилась в дверях.

– Почему папа делает маме больно? – спросил Саймон.

– Он так показывает, что любит ее, – сказала Фло.

Слова Фло вывели Марию из оцепенения.

– Это не любовь, – не сдержавшись, сказала она. Потом скомандовала: – Берите пижамы. Переночуете сегодня у меня.

В машине дети уснули; когда подъехали к дому, Марии пришлось их разбудить. Она взяла Фло на руки, Саймон молча пошел за ними. Высоко в небе плыла луна, на черной поверхности моря серебрилась лунная дорожка. Правой рукой прижимая к себе Фло, Мария отперла дверь. Войдя в дом, она заложила засов.

Лунный свет затапливал пустой дом. Казалось, что в нем витают привидения; чтобы избавиться от этого ощущения, Мария зажгла все лампы. Она собиралась приготовить какао и тосты с корицей, однако дети зевали и терли глаза. Племянники в первый раз оказались в ее доме, однако слишком устали, чтобы осматривать его. Мария уложила их в кровать в гостевой спальне, поцеловала и пожелала спокойной ночи.

Оставшись одна и вспомнив все, что произошло, она на какое-то мгновение запаниковала. «Я похитила Саймона и Фло», – вслух произнесла она. Потом выглянула в окно, словно ожидала увидеть там красные сигнальные огни и вооруженных полицейских. За окном было темно, только черные силуэты деревьев раскачивались на ветру. Она собралась было позвонить Софи, сказать, что дети в безопасности, однако вместо этого набрала номер Питера и Нелл и попросила их как можно скорее приехать.

– Я сделала бы то же самое, – воскликнула Нелл, с порога обнимая Марию. Питер пошел наверх, укладывать Энди в переносную кроватку. Мария ощущала себя обессиленной, словно долго брела по дороге, сражаясь с порывами холодного ветра. Прижавшись к заспанной Нелл, вдыхая ее запах, она почувствовала, что дрожит.

– Дети были страшно напуганы, – сообщила Мария. – Не знаю, как много они увидели или услышали…

Питер спустился вниз; он был одет по-домашнему, в широкие вельветовые брюки и синюю рубашку под замшу. Глаза его, как и глаза Нелл, были сонными.

– Они еще не звонили? – спросил он. – Чтобы узнать, у тебя ли дети?

– Нет, – ответила Мария. Что, если Софи до сих пор не заметила их отсутствия? Воспоминание о том, что она видела и из-за чего Софи могла не знать, что ее детей нет дома, охватило Марию паникой. – Мы должны помочь Софи, – сказала она. – Думаю, нам надо поехать туда прямо сейчас, Питер.

– Не торопись, – ответил брат. – Софи сказала, что с ней все в порядке. Ты говоришь, она действительно хотела, чтобы ты ушла.

– Да, но я все равно думаю об этом. У нее на шее была удавка!

– Боже, неужели дети видели это?! – вскрикнула Нелл, вздрогнув.

– Что именно они видели? – спросил Питер. – Ты сказала, они бегали по двору в слезах, когда ты приехала. Господи, Мария! Это может преследовать их многие годы, а то и всю жизнь. Надеюсь, Софи и Гордон отдают себе в этом отчет.

Мария почувствовала, что сейчас снова расплачется.

– Мы должны что-то предпринять, – настаивала она. – Прямо сейчас. Мы должны спасти Софи.

Нелл и Питер беспомощно смотрели на нее.

– Вы не были там, – твердила Мария, отчаянно жалея о том, что они не видели того, что видела она. – Я знаю, она действительно хотела, чтобы я ушла, но мне все равно страшно. Я боюсь за нее, Питер.

Питер взглянул сестре в глаза. Казалось, он только теперь начинает верить ей. Когда они были детьми, Мария и Софи часто дразнили Питера. Иногда они уверяли его, что его усыновили или что в его отсутствие вся семья говорит на другом языке. Выдумывали, что Софи на самом деле ему не сестра, а принцесса, которую Малькольм и Хэлли купили, чтобы женить на ней Питера, когда тот вырастет. Однако они всегда полагались на него как на мужчину – единственного в семье после смерти их отца. Когда Питеру исполнилось пятнадцать, он взял на себя ведение финансовых дел Хэлли.

Он вел обеих сестер к алтарю, когда они выходили замуж. Он всегда, как мог, заботился о них.

– Поехали, – сказал Питер.

– Я не уверена, что нам надо ехать, – возразила Нелл. – Мы не можем ворваться туда с обвинениями, раз сама Софи этого не хочет. Я переживаю за Саймона и Фло. Что они увидели? Они и вправду были так напуганы?

– Поверь мне, – сказала Мария, думая о Софи. Она не могла забыть, с каким вызовом смотрела на нее сестра. Это было самое ужасное: как Софи, которую Гордон унижал и мучил, пыталась заставить Марию поверить в то, что она сама этого хотела.

– Почему ты решила вернуться к ним после ужина? – спросила Нелл.

– Софи призналась мне, что у нее был выкидыш, – ответила Мария. – Но когда я выразила Гордону свое сочувствие, он заявил, что ничего об этом не знает. «А потом он наказал Софи за ее ложь», – подумала Мария, представляя себе развитие событий.

– Я чувствовала себя ужасно, когда Софи ушла к себе. Я решила, что они с Гордоном поссорились из-за того, что я ему сказала. Я никак не могла избавиться от этой мысли, у меня было какое-то нехорошее предчувствие. Я попыталась позвонить им, но ничего не вышло – трубка была снята.

– У нее правда был выкидыш, – сказала Нелл, нахмурившись. – Она меня просила никому об этом не говорить.

– Даже мне? – спросил Питер, уязвленный. Одной рукой он прикоснулся к своим усам.

– Она заставила меня пообещать ей. – Нелл взяла его руки в свои и улыбнулась. – Прости.

Питер ничего не сказал, однако по его глазам было видно, что он чувствует себя обманутым.

– Я еду к Софи, – сказала Мария, поднимаясь. – С ней может что-нибудь случиться. Мне вообще не надо было уезжать.

– Согласен, надо ехать, но сначала давай позвоним, – предложил Питер.

– Позвони в полицию, – произнесла Нелл.

Внезапно по потолку пробежала полоса света; они выглянули во двор и увидели, как гаснут фары автомобиля. Софи и Гордон направлялись к дому. Мария, Нелл и Питер молча стояли у окна – словно невидимая стена, подумала Мария. Однако когда она увидела Софи, закутанную в теплую куртку, с намотанным на шею шелковым шарфом, ей захотелось броситься к двери и обнять ее.

– Мы приехали за Саймоном и Фло, – спокойно, с достоинством сказал Гордон, когда Мария открыла дверь.

– Давай-ка присядем на минутку, Гордон, – сказал Питер, похлопывая его по плечу. Софи так и стояла в дверях, уткнувшись в пол.

– Уже поздно, все мы устали, – ответил Гордон. – Дети наверху?

– Да, – сказала Мария; ей претило даже смотреть на него. Она не сводила глаз с Софи, надеясь, что та поднимет голову, но Софи по-прежнему смотрела в пол.

– Пойди забери их, – обратился к Софи Гордон.

Замедленными, словно автоматическими движениями она начала подниматься по ступенькам. Питер встал у нее на пути. Он обнял ее; сейчас, когда она стояла у него в объятиях, нельзя было усомниться в том, что они – брат и сестра: это было видно по их росту, темным волосам, по теплоте, промелькнувшей между ними. Но Софи поспешила высвободиться и холодно посмотрела на Питера.

– Я иду за моими детьми, – резко сказала она.

– Софи, – позвала Мария, направляясь к ней. Однако сестра взглянула на нее с такой ненавистью, что она застыла на полпути.

– Мария сказала, что они очень расстроились. – Питер говорил размеренно и отчетливо, как адвокат в суде, а не как брат. – Они бегали по двору, и на них даже не было курток.

«В истерике», – подумала Мария, вспоминая, как дети носились в саду, обезумев от ужаса.

– И что, каждого ребенка, если он расстроится, забирают у родителей? – спросил Гордон. – Ваш Энди что, никогда не плачет? Вы у нас совершенства?

– Гордон, – мягко заметила Нелл. – Мы просто хотим поговорить. Мы все любим вас.

– Дай мне взглянуть на твою шею, – попросила Мария, делая шаг к Софи.

Софи смотрела вперед без всякого выражения. Гордон обнял ее за плечи. Поза была скорее защитная, нежели собственническая, Софи потянулась к мужу, словно нуждалась в нем, как ни в ком другом. Он подтолкнул ее вверх по лестнице.

– Неужели ты думаешь, что я причиняю зло своим детям? – спросила Софи. – Я же люблю их.

– Я знаю, что любишь, – сказала Мария. В первый раз Софи посмотрела ей прямо в глаза.

Этот взгляд был полон боли и любви. Потом Софи сбросила руку Гордона со своего плеча и пошла вверх по ступенькам мимо Питера. Гордон последовал за супругой. Через минуту они появились снова, каждый нес на руках спящего ребенка. Мария, Питер и Нелл стояли рядом. Никто не произнес ни слова; все только смотрели, как Литтлфильды идут через двор к своей машине.

Глава 9

Утро следующего дня Мария провела, сидя дома у окна, в халате и тапочках, отделанных шерстью альпака. Рядом с ее креслом громоздилась стопка книг, взятых в библиотеке. «Сказки индейцев пеко» лежали у нее на коленях, однако она смотрела не в книгу, а на море, туда, где на западе виднелись острова Духов. Солнце, поднимаясь над полуостровом, на котором стоял ее дом, окрасило море в глубокий синий цвет и позолотило прибрежные гранитные скалы.

Мария думала о Софи, но не о том, что случилось вчера вечером. Одно воспоминание заставило ее улыбнуться – и она раз за разом прокручивала его в своем воображении.

Однажды летом – Мария и Софи учились тогда в колледже – они участвовали в плавании на исследовательском океанографическом судне «Наррагансет». Корабль отплывал из Вестерли – это была стофутовая стаксельная шхуна с дизельным мотором, оборудованная под лабораторию, предназначенная для забора образцов воды с разных глубин и оснащенная гидрофонами для наблюдения за миграцией и брачными играми горбатых китов. На ее борту плыли пятнадцать студентов и семеро членов экипажа, направляясь к берегу Георга. Когда шхуна выходила из порта, все они стояли на палубе, и ветер дул им в лицо. Софи убрала волосы под кепку с эмблемой команды «Ред Сокс», ее кожа была ровного золотистого цвета, поскольку весь весенний семестр она загорала голышом на крыше их общежития. Мария той весной не успела загореть и уже чувствовала, что ее лицо становится красным.

Через час, когда корабль вышел в открытое море, у нее началась морская болезнь.

– Ты в порядке? – спросила Софи. Мария покачала головой.

Нос корабля то задирался вверх, то нырял вниз. Несмотря на безоблачный июльский день, за пределами гавани мелкие волны превратились в десятифутовые валы.

– Смотри на горизонт, тогда будет легче, – послышался мужской голос. У голоса был легкий крэнстонский акцент, а принадлежал он веснушчатому студенту с вьющимися золотисто-рыжими волосами, светлыми ресницами и голубыми глазами, неотрывно смотревшими прямо на Софи.

– Лучше сразу покончить с этим, – сказала Софи. – Ну ты понимаешь, о чем я говорю, Мария. Давай, сделай это.

Мария перегнулась через борт, и ее стошнило; после чего стало казаться, что мир вокруг крутится, и ей захотелось немедленно прилечь. С трудом она добралась до своей койки, краем уха услышав, как студент представился ее сестре: его звали Джек Фрейзер.

Следующие двадцать четыре часа Мария и еще несколько студентов провели, ощущая себя тяжело, если не смертельно, больными. Лежа на койке и борясь с тошнотой, Мария слушала стоны других страдальцев. Немного позже пришла Софи и принесла ей соленые орешки. Мария чувствовала себя крайне несчастной, при этом она раздражалась на сестру за то, что та была в полном порядке. Софи пыталась казаться заботливой, как хорошая медсестра, однако глаза ее так и блестели. Казалось, она вся светится.

– Он отличный парень, – говорила Софи, локтями упираясь в край койки Марии. – Ночью мы с ним залезли в «воронье гнездо» и там все друг другу рассказали.

– В «воронье гнездо»? Как вы туда забрались? – спросила Мария. Она думала, что, если притворится, будто ей интересно, ей и правда станет интересно и живот перестанет крутить. У нее было смутное впечатление, что «воронье гнездо» находится на главной мачте, где-то в семидесяти пяти футах над палубой.

– По такелажу. С ним мне не было страшно. Вот станет тебе получше, полезешь с нами.

– Это будет первое, что я сделаю, – слабым голосом откликнулась Мария.

– Слушай, пора тебе прекращать болеть и выбираться на палубу. Мы уже видели первого кита.

– Черт, пропустила! – сказала Мария. Она ощутила острое разочарование, но с этого момента начала чувствовать себя лучше. Вечером она смогла выйти на палубу посмотреть на закат.

– Привет, Мария, – сказал ей Джек. Одной рукой он обнимал Софи за плечи; ее кепка красовалась у него на голове.

– Привет, – откликнулась Мария. – Где мы? Видели еще китов?

– Плывем к берегу Георга – будем там завтра, – отчеканил Джек.

– Кит был потрясающий, – сказала Софи. – Самка, с детенышем. Проплыли у самого борта. Здорово было, правда, Джек?

– Точно, – ответил он.

Было ясно, что за то время, пока Мария мучилась морской болезнью, Софи и Джек влюбились друг в друга. Они стояли рядом и использовали любой предлог для того, чтобы прикоснуться друг к другу. Научный руководитель, худой, серьезный студент-выпускник, проходя мимо, спросил, почему их интересует океанология. Джек ответил, что собирается стать морским биологом. Софи и Мария сказали, что просто любят море.

Над их головами в небе парили огромные паруса шхуны. Когда студент спросил, не хотят ли они пойти в лабораторию и послушать записи голосов горбатых китов, согласилась одна Мария. Софи и Джек пошли на корму, смотреть на пенистый след, тянущийся за кораблем, в котором с приходом ночи начал светиться флуоресцирующий планктон.

Джек стал для Софи любовью всей ее жизни. К Рождеству они уже были обручены. По выходным они готовили экзотическую еду на маленьком гриле в их комнатах в общежитии и занимались любовью повсюду, где была возможность. Им было весело вместе. Джек гордился невестой и посещал все концерты музыкального факультета, в которых она принимала участие. Так было до тех пор, пока Софи не созналась, что не хочет больше петь – тогда он ответил, что она может бросить пение, если оно не приносит ей радости. Джек любил Софи всей душой, – безгранично, безоговорочно.

Их помолвка продлилась три года, за это время они окончили колледж, а Джек еще и поступил в аспирантуру. Им пришлось выдержать давление со стороны семей: родители Джека, католики, были не слишком рады получить в невестки последовательницу англиканской веры, которая к тому же много лет не была в церкви. Во время знакомства с Хэлли Джек на пару с Софи выпил слишком много пива, и Хэлли никак не могла ему этого простить. Однако любовь их не ослабевала, по крайней мере это никак не проявлялось вплоть до того дня, когда Джек позвонил Софи и объявил, что разрывает помолвку, так как полюбил другую.

Сердце Софи было разбито. Сидя в своей гостиной на Скво-Лэндинг, Мария вспоминала агонию сестры. Несколько недель Мария не отходила от нее ни на шаг. Она обнимала Софи, а та сотрясалась в рыданиях и беспрерывно говорила о Джеке. Она никак не могла понять, почему он ее бросил. Софи хотела знать, кто эта женщина, где Джек познакомился с ней и как он мог полюбить эту другую сильнее, чем ее. «Он просто ублюдок», – сказала Мария, готовая убить мужчину, причинившего такую боль ее сестре.

«Не говори так», – ответила Софи. Она никому не позволяла критиковать Джека. Она думала, что никогда больше не встретит такого человека, как он, который разделял бы все ее интересы и любил ее такой, какая она есть. Софи призналась сестре, что привыкла разочаровывать людей – в первую очередь Хэлли, подумала Мария, – и теперь боится, что никто и никогда не будет любить ее так, как Джек.

Мария знала, что это такое – пытаться понравиться их матери, нравиться учителям в школе, преподавателям в университете, мужчинам, и искренне сострадала сестре. Сейчас, годы спустя, ее поразила мысль о том, что Софи была права. На мгновение отвлекшись, она подумала, что и Альдо никогда не любил ее безоговорочно, но ее мысли тут же вернулись к Софи. Софи и мужчине, за которого она вышла замуж через три года после разрыва с Джеком – Гордону.

Мария вспомнила, что была в Англии, когда Софи впервые написала ей о Гордоне. Письмо было полно прилагательных: «замечательный», «красивый», «преуспевающий», «сильный», «страстный». Софи писала, что родители Гордона живут в нескольких милях от города, в том же доме, где он вырос, что Гордон – владелец магазина инструментов Литтлфильда, что они познакомились на танцах в яхт-клубе и за несколько дней влюбились друг в друга. Мария вспомнила, как забавно Софи описывала «головокружительные» физические данные Гордона: его роскошные каштановые волосы, широкие плечи, грудь, волосатую именно настолько, насколько нужно, то, какой он прекрасный любовник. Софи считала очень трогательным, что человек с образованием Гордона – дипломом Принстонского университета – взял на себя управление отцовским магазином инструментов, и все потому, что родители всегда рассчитывали на него.

В письме Софи не сравнивала Гордона с Джеком. О Джеке она вообще не упоминала.

Марии и Альдо не удалось приехать на свадьбу – раскопки в Гастингсе были в самом разгаре – зато они отправили в подарок восхитительный георгианский чайный сервиз. Увидев его стоимость, Альдо встал на дыбы. Он уже собирался устроить сцену в итальянском духе прямо в небольшом антикварном магазине, где продавался сервиз, однако Мария объяснила – спокойно, без слез, – что у нее только одна сестра и что, раз уж работа Альдо не позволяет им приехать к ней на свадьбу, подарок должен быть фантастическим.

Мария так и не простила Альдо, что его раскопки и съемочная команда ВВС не позволили ей занять законное место подружки невесты. Софи страшно расстроилась; Мария была уверена, что Гордон затаил на нее обиду.

То, как Гордон держится на расстоянии, всегда казалось Марии странным, в особенности с учетом того, как рада она была его появлению в жизни сестры. Мария считала, что Гордон помог Софи забыть Джека. Однако ей – в отличие от Софи – так и не удалось убедить себя, что Гордон любил ее сестру так же сильно, как Джек – даже сильнее, если учесть и то, что он на ней женился.

Было уже десять часов утра, а Мария так и сидела у окна в халате. Пять раз она пыталась дозвониться до Софи, но трубку никто не брал. Не отвечал телефон и у Нелл. Мария не могла заставить себя подняться, одеться, как-то спланировать свой день. Единственное, что ей хотелось сделать – поговорить с Софи или, по другим причинам, с Нелл, однако это ей никак не удавалось. Телефон зазвонил. Она схватила трубку в надежде, что это Софи.

– Хочешь пройтись на лодке? – предложил мужской голос.

– Дункан Мердок? Это ты? – спросила Мария.

– Ага. Эрни Пратт хочет продать свою лодку. Она стоит у причала, а добираться туда надо как раз мимо тебя.

Мария задумалась. Можно было слоняться по дому, заново переживая события прошлой ночи, или поплавать на лодке. На спокойной поверхности моря играли солнечные блики.

– С удовольствием взгляну на нее, – сказала она. – Мне подъехать к причалу?

– Я сам заеду за тобой, – отозвался Дункан. – Примерно через час.

– Договорились, – произнесла Мария. Час спустя она поняла, что не знает, приедет Дункан на машине или на лодке. Мария встала сбоку от дома, чтобы держать в поле зрения и подъездную дорогу, и бухту.

Дожидаясь Дункана, она машинально сунула руку в карман куртки и обнаружила там свою лопатку и кисть. В последний раз она использовала их в Перу, на раскопках захоронения, где они с Альдо нашли три нетронутых сосуда для жертвоприношений в форме ламы. Индейцы племени шавантов наполняли их смесью жира и крови ламы, а потом закапывали на пастбищах, чтобы земля сохраняла плодородие. Распустившиеся у порога крокусы напомнили ей о том, что через неделю заканчивается март. В Перу в марте индейцы приносили в жертву черных лам – чтобы небеса потемнели и на поля пролились дожди.

Со стороны берега послышался грохот мотора. Мария подошла к воде. Дункан стоял за штурвалом длинной шлюпки, выкрашенной в некрасивый зеленый цвет; каюты на ней не было. Издалека было заметно, что шлюпка пережила нелегкую зиму. Подойдя вплотную к каменному причалу, Дункан выровнял шлюпку, чтобы Мария могла на нее взобраться.

– Вперед! – сказал Дункан, передавая ей штурвал.

Встав к штурвалу, Мария поискала переключатель скоростей и дроссельный клапан. Двигатель работал шумно, с перебоями, в воздухе витал запах бензина. Она предпочла бы, чтобы Дункан отошел от берега и передал ей штурвал в более безопасном месте, однако гордость заставила ее промолчать. Женщина включила задний ход, развернула и повела шлюпку на запад.