Текст книги "Каменное сердце"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6

В свою первую ночь в новом доме Мария увидела во сне острова Духов. Высокие сосны росли почти у самого берега, волны плескались у подножия гранитных скал. Порывистый ветер нес клочья облаков, закрывавших солнце. Мария, Нелл и Питер копали ямы на песчаном пляже. Софи с ними не было. Во сне Мария ощущала, как песок царапает кожу на пальцах. Она копала, как это делают дети, не как археолог. В одной яме она нашла раковину моллюска, в другой – синее стеклышко. В третьей лежала золотая статуэтка, которую она подарила Софи.

Ее разбудил яркий свет луны, наполнивший холодную спальню. Лежа под толстым одеялом, Мария смотрела, как изо рта у нее идет пар. Она не хотела засыпать, потому что боялась снова увидеть лицо сестры на золотой статуэтке индейской богини.

Мария стала мечтать о том, как начнет раскопки, неважно где: в городе или на одном из островов, – эти места как нельзя лучше подходили для них. Копая землю под сад, местные жители постоянно находили реликвии индейцев пеко: в основном это были наконечники для стрел, однако попадались и томагавки, и каменные чаши.

Альдо обязательно пригласил бы мэра на обед и получил у него разрешение на проведение раскопок, одновременно обеспечив себе рекламу и поддержку со стороны городских властей. Он связался бы с деканами отделений антропологии в Йеле и Университете штата Коннектикут и договорился бы о чтении нескольких лекций. Он получил бы деньги из университетов и фондов, и, независимо от того, удалось бы ему что-то обнаружить или нет, финансово он никак бы не пострадал.

После этих размышлений Мария приняла решение: она начнет раскопки на островах Духов, не спрашивая ни у кого разрешения.

Она всегда мечтала об этом. Хотела копать, потому что любила свою работу. Мария устала от выколачивания денег на гранты, от бесконечной гонки за несуществующими сокровищами. В Перу все молодые археологи стремились получить прежде всего одобрение Альдо. Так же было и с ней, когда они впервые встретились в Кембридже. Она заканчивала последний курс, Альдо пригласили туда прочесть цикл лекций. Хотя он был ненамного старше своих студентов, он показался Марии гораздо более опытным и искушенным, чем все, кого она знала. Именно тогда она и влюбилась в него. Его голос – мелодичный голос настоящего итальянца – снова зазвучал в ее ушах; он говорил об «искусстве раскопок». Мария строила планы на будущее.

Альдо двигался вглубь земли как локомотив, стремящийся к пункту назначения. Он был нацелен непосредственно на нижний слой, ведь его интересовали исключительно древние цивилизации.

Мария, в отличие от мужа, ко всем слоям относилась одинаково: для нее в равной степени были важны и монетка 1970 года, оброненная кем-то из ребятишек Хатуквити, и раковины, из которых сорок лет назад ел печеные моллюски солдат-доброволец, и, наконец, в самом низу, глиняная посуда и огнива индейцев пеко.

Мария знала, что Альдо не одобряет ее метод работы: он всегда говорил ей об этом. Она вспомнила, как однажды в Гастингсе он руководил раскопками дворца, построенного предположительно во времена Вильгельма I и изображенного на Байоннском гобелене. В своем стремлении как можно скорее обнаружить керамику, изготовленную до завоевания Англии норманнами, он выкопал длинную траншею поперек внутренних стен замка. Мария видела, как из-за траншеи разрушались каменная кладка и деревянные конструкции замка, которые могли пролить свет на особенности его постройки. Альдо было все равно. Он нашел свою керамику и вдобавок монеты времен правления Вильгельма I; статья об этих раскопках была опубликована в «Нэшнл Джеографик».

Мария лежала без сна и, глядя на заход луны, не могла перестать думать об Альдо. Она была рада тому, что они больше не вместе, ведь они никогда не подходили друг другу. Она не могла себе представить, чтобы муж целовал ее сзади в шею, как Гордон целовал Софи, когда они готовили кофе. А когда Мария подумала о том, как Гордон заботился о Софи после потери их ребенка, ее глаза наполнились слезами.

Она плакала о своей неродившейся племяннице, но не только о ней – еще и о том, что для них с Альдо всегда было «не время» думать о детях.

Это была их общая вина. За годы брака они не раз говорили о ребенке; обычно этот разговор заводила Мария. Она представляла себе, что забеременеет – когда-нибудь в будущем, в промежутке между грантами, когда закончатся раскопки в Гастингсе, или в Каире, или в Шаван де Хуантаре. Но Альдо получал все новые и новые гранты. Они перевозили свои палатки на новое место, и мечта Марии стать матерью так и оставалась мечтой.

Она лежала, думая о малышке, которую Софи хотела назвать ее именем. Они с Софи всегда были очень близки – Мария никогда не встречала такой близости между сестрами, – и таким образом Софи хотела еще раз доказать это. С момента своего возвращения в Хатуквити, похищения статуэтки и сцены с Фло Мария чувствовала, что отдалилась от Софи, однако, услышав о ее неродившемся ребенке, она снова ощутила эту близость.

Мария поняла, что уснуть ей уже не удастся, выбралась из постели и выбежала из холодной спальни в отапливаемый холл. Она оделась в ту же одежду, что была на ней вчера. На кухне Мария обнаружила, что забыла купить кофе, села в машину и поехала в город, размышляя о том, будет ли открыт какой-нибудь из магазинов. Лучи солнца золотили верхушки деревьев; было около шести часов утра.

Супермаркеты «Ай-Джи-Эй» и «Колдуэлл» оказались закрыты. Марии не хотелось ехать в соседний город, Вестерли, на границе штата, поэтому она решила выпить кофе в кафетерии у Кэти. Ее удивило количество посетителей, в столь ранний час. В основном это были мужчины, сидевшие поодиночке за столиками, накрытыми скатертями в клетку. Их головы были повернуты в одном направлении, словно они молились невидимому божеству: все смотрели в окно, выходившее на Саммер-стрит. Мария заказала черный кофе и кукурузную булочку. Дожидаясь у стойки, она обратила внимание на то, что только двое мужчин были одеты в костюмы. На остальных были толстые свитера или униформа, и Мария решила, что это рыбаки и рабочие. Тут в кафетерий вошел Гордон.

– Доброе утро! – обратилась к нему Мария. Одной рукой она обняла его за шею и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку; ей показалось, что он на мгновение заколебался, прежде чем наклониться к ней.

– Ты рано встала, – заметил он.

– Ты тоже. Ты что, открываешь свой магазин в такой ранний час? – спросила Мария. Она хотела дать ему понять, что знает о ребенке, хотела утешить его, однако место и время было неподходящим. Мария расплатилась за свой заказ и, дожидаясь Гордона, стояла рядом с ним. Оглядевшись по сторонам, она заметила у окна свободный столик.

– Плотники и маляры начинают работу в восемь, поэтому магазин открывается в семь. Мне как обычно, – сказал он Кэти. Потом, обернувшись к Марии, улыбнулся. – Софи говорит, у тебя восхитительный дом.

– Мне он очень нравится, – похвалилась Мария. – Стоит прямо у воды, на Скво-Лэндинг. Вам обязательно надо приехать ко мне, посмотреть его. Когда станет потеплее, мы сможем все купаться в море…

Улыбка Гордона казалась слегка натянутой, как будто он думал о чем-то другом. Мария решила, что тот занят мыслями о Софи. Ее взгляд упал на крепкую руку Гордона, опиравшуюся о стойку, и она ободряюще похлопала по ней. Кэти принесла ему кофе и кекс с черникой, но Гордон попросил ее упаковать всю еду.

– На вынос? – удивилась Кэти.

– Да, пожалуйста, – сказал он.

– Ты не присоединишься ко мне? – спросила Мария, разочарованная, поскольку рассчитывала на его компанию. Она обрадовалась, случайно столкнувшись с зятем в момент, когда ожидала этого меньше всего; раньше им редко случалось беседовать наедине. Кроме того, ей было бы приятно посидеть за столиком, на глазах у остальных посетителей кафе, с красивым и всем известным владельцем магазина инструментов Литтлфильда.

– Поставщик должен приехать, – сказал он. – Но все равно спасибо за приглашение.

– Ничего, в другой раз, – ответила Мария. Она потянулась поцеловать его, но он уже направился к двери.

Когда Мария подъехала к кафетерию Кэти, тишину раннего утра нарушали только крики чаек. Выходя, она услышала шум машин: люди спешили на работу. Мария наслаждалась свободой – она пока что не успела соскучиться по привычному рабочему ритму. Ее машина медленно проехала по Саммер-стрит и свернула налево, на гравийную дорогу, ведущую к корабельной мастерской.

Мария очень любила это место. Девочкой ее водил сюда отец. Доки и узкие пирсы были пусты. Парусные шлюпки, рыбацкие лодки и яхты зимовали на берегу, на видавших виды деревянных опорах, накрытые ярко-синими пластиковыми чехлами. Гравий скрипел под ногами Марии, когда она проходила мимо лодок, разглядывая их торчащие вверх кили. Она остановилась напротив шлюпки с названием «Галатея». Ее длина была около двадцати пяти футов; синяя краска на днище стерлась от долгого пребывания под водой. Мария представила себе, как отправляется на острова Духов в лодке, наподобие этой, представила ветер, надувающий парус, и свою руку на румпеле. Лежа в постели, она мечтала начать раскопки на островах – для этого ей необходима лодка.

– Мария Дарк? Это ты? – окликнул ее знакомый голос.

Удивленная, Мария оглянулась.

Быстрым шагом к ней шел мужчина в зеленой куртке-парке и брюках цвета хаки; он склонил голову набок, словно для того, чтобы убедиться в том, что не обознался.

– Дункан? – спросила Мария. Она сразу узнала его, Дункана Мердока, своего одноклассника. Над правым карманом его куртки красными нитками было вышито название мастерской, «ХРАБРЫЙ КАПИТАН, РЕМОНТ И ПРОДАЖА ЛОДОК», над левым его имя – ДУНКАН. Дункан улыбался ей. В школе они были друзьями. Они протянули было друг другу руки для рукопожатия, потом попытались поцеловаться, но столкнулись лбами.

– Ох, – выдохнул Дункан, потирая лоб; потом прикоснулся ко лбу Марии, почему-то разглаживая ей брови. – Это что, племенной обычай, который ты подхватила где-нибудь в Южной Америке?

– Обычно я низко кланяюсь и пою церемониальную песню, – ответила Мария. – Ты что, работаешь здесь?

– Я управляющий, – сказал Дункан.

– Здорово.

Мария помнила, что Дункан всегда любил лодки и ненавидел школу. К тому моменту, как учительница замечала, что его снова нет в классе, он обычно был в своем вельботе, на полпути к Ориент-пойнт.

– Ты все время жил в Хатуквити?

– Ага, – ответил Дункан. – Пока ты со своим Гвидо путешествовала по миру, я сидел тут. Ты можешь не поверить, но Хатуквити – это центр Вселенной.

– Ты говоришь, точно как Софи, моя сестра, – сказала Мария. – Она никогда не уезжала отсюда. Ни она, ни Питер, ни Нелл. Кстати, его имя – Альдо.

– Альдо, – повторил Дункан. – Моя жена дружит с Софи. Наш сын играет с ее Флосси.

– Флосси? – переспросила Мария.

– Ну да. Ее же Фло зовут, правильно? – Дункан покачал головой. – Слишком серьезное имя для маленькой девочки. Звучит как название детали какого-нибудь дизельного мотора. Вот когда ей стукнет лет сорок и она станет генеральным директором нефтяной компании, ее можно будет называть Фло.

– Мне нравится «Фло», – ощетинившись, сказала Мария. Фло назвали в честь Флоренции, города, где она была зачата, так что Марии нравилось и ее полное имя, и его сокращение. Однако Дункан не понял, что она имела в виду.

– Мне она тоже нравится, – сказал он. – Она самая очаровательная из всех детей, которые приходят к Джеми.

– Спасибо, – произнесла Мария с такой гордостью, будто Фло была ее ребенком.

– Эй, Дункан! – позвал ее собеседника бородатый великан, остановившийся неподалеку, чтобы не вклиниваться в разговор. На нем была такая же парка, как на Дункане, с надписью «ХРАБРЫЙ КАПИТАН, РЕМОНТ И ПРОДАЖА ЛОДОК» над правым карманом и именем ДЖИМ – над левым.

– Мария, познакомься, это Джим Маркхэм. Джим, это Мария Дарк. Она у нас знаменитость, – добавил Дункан.

– Да ну тебя, – засмущалась Мария. Она и Джим пожали друг другу руки, потом Джим спросил Дункана, надо ли ремонтировать киль на лодке, выигравшей в прошлом октябре гонки на Мунсильвер-пойнт.

Жители городка ехали на работу, каждую минуту кто-то гудел Дункану из машины, и он в ответ махал им рукой. Ветер усиливался, погода становилась по-настоящему зимней – впервые с тех пор, как Мария вернулась домой.

– Думаю, мне понадобится лодка, – заметила она.

– Какая именно? Катер или парусная?

– В первую очередь небольшая, – сказала Мария. Я собираюсь провести раскопки на островах Духов, мне надо будет на чем-то туда добираться.

– Неблизкий путь, – сказал Дункан, продолжая улыбаться. – Тебе понадобится шлюпка с небольшой осадкой. Там мелко. И ты сможешь вытаскивать ее на берег – хотя это зависит от острова, на котором ты собираешься копать. Может, на Маленькой раковине?

– Я не знаю их названий, – сказала Мария. – Я думала начать на самом большом, там, где холм.

– Он называется «Подзорная труба».

– Помнишь, миссис Лерд рассказывала нам, что у индейцев пеко там была фактория, торговый пост. И как они обменивали рыбу на кварц и кремень, которые добывались вверх по реке?

– Да уж, миссис Лерд. Только ее уроки я и мог кое-как терпеть. Значит, поживешь здесь?

– По крайней мере это лето, – ответила Мария.

– Ну, у тебя есть время подумать насчет лодки, – предложил Дункан. – Слишком рано спускать их на воду. В реке еще есть лед, мало того, она приносит в залив целые бревна – можно запросто наскочить на какой-нибудь дуб, и лодке – конец. Разве что ты не выберешь корыто вроде этого, ему все нипочем.

Мужчина показал на док за домом, где находился офис мастерской, в нем стояла обшарпанная шлюпка с широким корпусом. До ватерлинии она была выкрашена в красный цвет, ниже ее – в синий. На борту было написано название шлюпки – «Алисия». Рядом с моторным отсеком были разложены инструменты и детали к двигателю, на палубе громоздились сложенные друг на друга верши для омаров.

– Твоя? – спросила Мария.

– Ага, – сказал Дункан. – Летом мы с нее ловим лобстеров, но с октября по март она стоит на приколе.

– Да уж, холодновато у нас в это время, – заметила Мария, думая о том, что ей пора уходить. Через плечо Дункана она увидела, как Джим снова направляется к ним. – Ладно, Дункан. Я подумаю насчет лодки и тогда зайду.

– Рад был повидаться, Мария, – сказал он. – Как тебе, странновато вернуться сюда?

На мгновение она задумалась, потом поняла, что не знает ответа. В каждый момент он был разным. Сейчас ей казалось, что она никогда и не уезжала. Мария пожала плечами, улыбнулась и вышла из мастерской.

Глава 7

«Помню-помню, ты была в него отчаянно влюблена», – сказала Нелл. Она с сыном Энди, Мария и Софи сидели за столом в уютной кухне Софи, дожидаясь Хэлли, Гордона и Питера.

– Я считала его не похожим на других, – ответила Мария. Она вспомнила, как Дункан проплывал на своем вельботе мимо школы Хатуквити, оставляя за собой шлейф белой пены, а Мария и остальные прилежные ученики смотрели на него, стоя за лабораторными столами в кабинете химии.

– Его все время оставляли после уроков, в наказание, – отметила Софи. – Прямо не верится, что теперь он превратился в почтенного горожанина.

– Помнишь, меня тоже как-то раз оставили после уроков за то, что я пришла в школу в водолазке, – сказала Мария.

– Кажется, мы учились в единственной в мире государственной школе, в которой требования к одежде были еще строже, чем в католических, – заметила Нелл. Энди, которому исполнился год и один месяц, сидел у нее на коленях. У него были такие же рыжие волосы, как и у его матери, по мере того как он подрастал, их цвет становился еще более насыщенным. Энди что-то лепетал, явно находясь в приятном расположении духа; однако понять его могла только Нелл.

– Что, золотце? Ты опять поешь свою песенку? – спрашивала она.

Энди взял высокую ноту, затем огляделся по сторонам, ожидая одобрения публики.

– Что же это за песня? Может, «Крошка-крошка паучок»? – поинтересовалась Софи, щекоча его за пятку.

Энди рассмеялся, а потом выкрикнул: «Визаике!»

– Это означает «вниз по реке», – объяснила Нелл с гордой улыбкой.

– Какой ты у нас большой! – сказала Мария и протянула руки, чтобы взять Энди. Нелл передала ребенка Марии; он сразу же потянулся к большим кольцам у нее в ушах.

Цыпленок, тушенный в белом вине, плод их совместных усилий – Софи приготовила цыпленка, Нелл почистила морковь, а Мария принесла с собой бутылку «Кот-дю-Рон» – распространял аппетитный запах. Софи нарезала салат из листьев латука и эндивия. В предвкушении приятного вечера женщины налили себе по бокалу белого вина.

Пришли Фло с Саймоном. Первым, что привлекло их внимание, оказалось большое ожерелье Марии из бусин и кусочков раковин – подарок Кармен Пуно, ее ассистентки в Шаван де Хуантаре.

– Они похожи на раковины у нас на пляже, – сказала Фло.

– Точно такие же, – ответила Мария. – Если наберешь достаточно, мы проделаем в них дырочки и сделаем тебе ожерелье.

– У бабушки есть бусы, которые можно снимать с нитки, а потом надевать обратно, – заметила девочка.

– Да, и их нельзя путать с бабушкиным жемчужным ожерельем, – произнесла Софи, многозначительно взглянув на Марию.

Подбородок Фло задрожал, она плотно зажмурила глаза.

– Только не рассказывай про жемчуг, – попросила девочка.

– Мы знаем, что ты не нарочно, солнышко, – сказала Софи, усаживая Фло к себе на колени. Она погладила дочку по голове, заправила в косичку выбившиеся пряди. Саймон – высокий для своих десяти лет – прижался к матери, одной рукой обнимая ее за шею. Мария смотрела на Софи и ее детей и думала о том, как сильно они привязаны друг к другу. Детям было хорошо с матерью, а ей – с ними. «Интересно, какой матерью буду я? – подумала она. – Такой, как Хэлли, или как Софи?» Хэлли, казалось, всегда испытывала неловкость, если ей приходилось обнимать и целовать своих детей, однако у Софи это получалось совершенно естественно.

Внезапно Фло замерла, потом беззвучно прошептала: «Папа!» Они с Саймоном бросились к входной двери.

– Шестое чувство, – сказала Нелл.

– Да, когда дело идет об их отце, – согласилась Софи, лучезарно улыбаясь. – Не знаю, может, они видят свет фар или слышат, как шины шуршат по дороге. А вот и он!

Вслед за Фло и Саймоном Софи подошла к двери кухни поцеловать Гордона.

Мария потягивала свое вино. Она заметила, что Нелл пытается встретиться с ней взглядом, однако делала вид, что ничего не происходит. Действительно, отношения в семье Литтлфильдов казались какими-то приторно-сладкими, да еще и это – как его назвать? – слепое преклонение Софи перед Гордоном, но что тут такого уж плохого? Нелл не знала о том, что у Софи был выкидыш, и именно поэтому неправильно трактовала ее поведение в последнее время. Мария вскользь улыбнулась Нелл, никак не отреагировав на ее поднятые брови и ироническую улыбку.

– Цыплятки мои, – сказал Гордон, обнимая Софи и детей. – Скучали по вашему папе?

Марию встревожило то, что на его вопрос ответила одна Софи.

– Да, – прошептала она, прижавшись к его плечу.

Гордон поднял взгляд и, поверх головы жены, посмотрел на Марию и Нелл. Отсутствие выражения в его карих глазах заставило Марию почувствовать себя так, будто она подсматривала за ними: казалось, его не интересует ничто и никто, кроме его семьи. Губы Гордона медленно растянулись в улыбке. Он выпустил из объятий Софи и подошел к кухонному столу.

– Добрый вечер, дамы! – поздоровался он.

– Привет, Гордон! – хором ответили они. Энди уронил ложку на колени Нелл.

– Как насчет бокала вина, дорогой? – спросила Софи, направляясь к столу с бутылкой в руках. – Мы решили немного выпить.

– С удовольствием. Сегодня был трудный день, – отозвался Гордон.

– Приезжал твой поставщик? – спросила Мария.

– Поставщик? Какой поставщик? – переспросила Софи, наполняя бокал для мужа.

Услышав вопрос, Гордон весь покраснел и торопливо глотнул вина. Мария ждала, что он ответит Софи, однако он молчал. Софи стояла в голове стола, пронзая взглядом то мужа, то сестру.

– Какой поставщик? – снова спросила она.

– Из «Кросби-Тулз», – наконец ответил Гордон.

– А ты откуда это узнала? – спросила Софи Марию.

В ее голосе прозвучала угроза, однако Мария решила обратить все в шутку. С широко распахнутыми глазами она развела в стороны руки, как некто, пойманный на месте преступления и изображающий невиновность. Однако Софи не сдвинулась с места. Ее фигура угрожающе нависала над Марией. С руками, упертыми в бока, она напоминала тюремную надзирательницу.

– Я встретила Гордона сегодня утром, в кафетерии Кэти, и он сказал мне, – ответила Мария.

– Так-так, – произнесла Софи, стоя неподвижно.

Что это было? Ревность? Скорее всего, Софи хочет показать Гордону, что ревнует, чтобы польстить ему, решила Мария. Она вспомнила, как однажды в Париже сделала вид, будто ей сильно докучают ухаживания одного симпатичного археолога из Сорбонны. Это весьма благотворным образом сказалось на непомерном эго Альдо. Но Гордон же ее зять! Софи должна была бы знать, что Мария никоим образом не посягает на него. Действия Софи казались наигранными, она вела себя как студентка актерского факультета, которой поручили роль ревнивой жены. Это казалось неподобающим, недостойным ее сестры – и Мария переключила внимание на Энди. Резкие перемены настроения Софи – даже с учетом выкидыша – начинали раздражать Марию.

Тут, под руку с Питером, в дом вошла Хэлли.

– А вот и я! – воскликнула она. На ней была черная норковая шубка, которую Малькольм подарил жене в свое последнее Рождество. Мех сбился и потускнел, когда Хэлли прошла мимо, Мария почувствовала запах нафталина.

– Ты замечательно выглядишь! – сказала Нэлл, вставая, чтобы поцеловать ее.

– Спасибо, дорогуша. Вчера я ее достала, чтобы надеть в театр, – Хэлли произнесла «теа-а-атр», – а сегодня подумала, зачем прятать ее обратно?

Все, даже Софи, улыбнулись и обменялись озорными взглядами; ни для кого не было тайной, что вчера Хэлли побывала на свидании.

– Может, расскажешь нам о нем? – попросила Мария.

– Это мистер Портер, – ответила Хэлли, выпрямив спину. Она поправила волосы, свернутые в тугой узел на затылке. – Вы знаете мистера Портера – он раньше работал в банке.

– Ты называешь его «мистер»? – поинтересовалась Софи.

– Я называю его Джулиан, – отрезала Хэлли. – Но мы с ним только друзья. Его жена скончалась три года назад, и он все еще в трауре. В глубоком трауре. Думаю, во мне он нашел сочувственного слушателя. Мы часами говорим о Малькольме и Элизабет. Мы оба – старые развалины.

– Техника соблазнения из дамских романов, – прошептала Софи на ухо Марии, из чего та сделала вывод, что приступ ревности – или что там это было – прошел.

– Я его помню, по банку, – сказала Нелл. – Очень эффектный мужчина – правильно? Всегда в красивом костюме, а из кармана торчит шелковый платочек.

– Да, это он, – согласилась Хэлли; торжествующая улыбка выдавала ее с головой.

– Ну что, Гордон, как там твой магазин? – спросил Питер, всегда начинавший нервничать, когда доходило до семейных сплетен. Он предпочитал говорить о бейсболе, политике, событиях в мире – вещах более глобальных и менее личных. Мария с трудом подавила желание протянуть руку и взлохматить его аккуратно приглаженные волосы.

– Сам знаешь, стоит только набить полки краской оттенка «зеленый сафари», от которого все с ума сходили в прошлом сезоне, «Дом и сад» или еще какой-нибудь чертов журнал объявляет, что ставни и наличники должны быть серовато-синими. Знаешь, сколько заказов на серо-синюю краску я получил на этой неделе? Причем пропорция должна быть точной, и синяя краска совершенно определенного тона – ну и конечно, она у нас кончилась.

– А покупатели ведь не будут дожидаться, пока ты закажешь еще, – заметила Софи.

– Само собой не будут, – сказал Гордон. – Они отправляются прямиком в магазин Маньяно, в Вестерли. В прошлую субботу я видел, как трое моих покупателей заходили туда. Я говорю о старых клиентах, у которых в моем магазине открыты счета. Да, постоянство в наше время – редкая штука.

– Твой отец умер бы от расстройства, узнай он, что Кларки отовариваются у Маньяно, – заметила Софи.

– Поэтому я и стараюсь не подпускать родителей к магазину, – ответил Гордон.

– А ты, выходит, дежурил у дверей конкурентов? – спросил Питер, зачерпывая с блюдца горсть орехов. Мария улыбнулась. Промышленный шпионаж: Гордон прячется на переднем сиденье их семейного автомобиля, натянув шапку чуть ли не до глаз, и следит за тем, как его клиенты входят в магазин Маньяно с пустыми руками, а выходят с коричневыми бумажными пакетиками, наполненными шурупами и болтами.

– Да, приходится держать руку на пульсе, – произнес Гордон; голос его прозвучал серьезно, поэтому никто не нашелся, что ответить.

– Мария, приготовишь заправку для салата? – спросила Софи, поворачиваясь к длинному кухонному столу.

– Ту, с секретными травками? – поинтересовался Саймон.

– Конечно, – отозвалась Мария. У Саймона были те же каштановые волосы и длинные ноги, что и у его отца. Наверняка через пару лет он догонит Гордона по росту. Опережая Марию, мальчик бросился собирать на кухонном столе зеленую стеклянную миску, мутовку, уксус, настоянный на эстрагоне, и свежее оливковое масло в бутылочке, по форме напоминающей обелиск.

– Какой ты у нас помощник, – сказала Софи, отойдя назад и глядя на сына. По сдержанному тону сестры Мария поняла, что ответа она не ждет.

Мария нарочито повернулась спиной ко всем остальным, чтобы Саймон считал, будто секрет заправки она доверяет только ему. Положила в миску нужные ингредиенты: горчицу в порошке и горчичные зерна, несколько веточек тимьяна, росшего у Софи в ящике под окном, ложку жирных сливок, потом взбила все это вместе с маслом и уксусом. Остальные члены семьи беседовали у нее за спиной, и Мария на мгновение почувствовала себя школьницей, приехавшей домой на каникулы. София приоткрыла духовку и вилкой на длинной ручке проверила, готов ли цыпленок; поток горячего воздуха ударил по коленям Марии.

– Готово, – сообщила Софи. – Саймон, отойди, горячо.

Стегаными рукавицами-прихватками – одна в форме лобстера, другая в форме акулы – она вытащила из духовки оранжевую эмалированную утятницу и поставила ее на пробковую подставку. Наклонившись, чтобы вдохнуть запах цыпленка, Мария почувствовала, как Софи ухватила ее за шею.

– Я кусачая акула! – воскликнула она, смыкая челюсти рукавицы-акулы на шее сестры, потом поцеловала Марию в щеку.

– Я накрою на стол, мамочка, – сказала Фло.

– В столовой, Фло, хорошо? – ответила Софи.

– Папе надо есть поменьше соли, от соли у него лицо становится красным, – таинственным шепотом сообщил Марии Саймон.

– Думаю, всем нам надо есть поменьше соли, – сказала Мария, обожавшая маринованные огурчики, соленые орешки и крендельки. Но вряд ли стоило сообщать племянникам о своей любви к вредной еде.

Именно ее так не хватало в Перу. Они с Альдо питались картошкой, печеными яблоками, баклажанами и кусками странного мяса, жаренного в жире.

К столу подошла Нелл, держа на руках Энди.

– Давайте я помогу, – предложила она. Поскольку это был семейный ужин, все, кроме Питера, приехавшего прямо с работы, и Хэлли, всегда носившей платья, были в джинсах и свитерах.

– Отдохни лучше, – предложила Софи, усаживая ее за кухонный стул. – Когда Фло и Саймон были в этом возрасте, я использовала любой предлог, чтобы посидеть. А еще лучше – полежать.

– Спасибо, – поблагодарила Нелл. – Каждый раз, когда я его поднимаю, он весит на фунт больше – совершенно точно.

Гордон подошел к столу, обнял Софи за плечи и зачерпнул из утятницы ложку соуса.

– Мама, сколько у нас будет вилок? – донесся голос Фло из столовой.

– Подожди минутку, – отозвалась Софи. – Пойду помогу ей, – сказала она Гордону. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его в подбородок. Мария не могла не заметить блеск в глазах сестры и короткий взгляд, который она бросила, чтобы убедиться, что Мария видела этот поцелуй.

– Надо же, шестилетняя девочка спрашивает, сколько вилок потребуется для ужина, – заметила Мария. – В ее возрасте я считала, что класть нож лезвием к ложке неправильно – лезвие должно смотреть наружу, для защиты.

Гордон хихикнул, снова зачерпывая ложкой соус. Мария оглядела кухню. Питер и Хэлли обсуждали пьесу Брехта, которую та посмотрела, Нелл пыталась привлечь внимание Энди к пуговицам на своей рубашке. Мария наклонилась к Гордону и тихо, чтобы не услышали остальные, произнесла:

– Я очень сочувствую вам. Из-за ребенка.

– Какого ребенка? – спросил он.

– Вашего. Которого Софи потеряла, – сказала Мария.

Гордон опустил ложку и, холодно глядя Марии прямо в глаза, сказал:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Вечер, начинавшийся столь приятно, превратился для Марии в настоящий кошмар. Привычные действия – ужин, беседа, передвижения по комнатам в доме Софи – разворачивались словно в замедленной съемке. Мария слышала, как Питер и Хэлли обсуждают квалификацию Бена Твайнинга, нового судьи, смотрела, как Саймон попытался наколоть на вилку маринованную луковку и она отскочила на другой конец стола. Софи и Нелл накладывали еду, наливали вино, ходили на кухню за хлебом и маслом. Мария ела, изредка роняя слова. Она была словно в кошмарном сне: знакомые вещи казались ей пугающими, и давило предчувствие страшного финала.

«Как она могла солгать мне?» – думала Мария, глядя на сестру. Софи с аппетитом поглощала цыпленка: отрезала небольшие кусочки и тщательно прожевывала их, потом промокала рот клетчатой салфеткой. На ее губах порхала легкая улыбка. То и дело она наклонялась к Фло, помогала ей резать мясо, уговаривала съесть еще немного моркови. В своей новообретенной полноте, преисполненная терпеливого внимания к Фло и Саймону, Софи казалась воплощением материнства. Как же она могла выдумать историю о третьем ребенке, девочке, которую она собиралась назвать Марией и которая умерла у нее в животе?

На Гордона слова Марии, казалось, не произвели никакого впечатления. Он, Саймон и Питер обсуждали постройку домика на дереве.

– Тебе не понравился цыпленок? – спросила Софи. Лишь спустя несколько секунд Мария поняла, что вопрос был адресован ей.

– Да нет, все очень вкусно, – ответила Мария. Она знала, что голос ее прозвучал как обычно, однако Софи продолжила:

– Ты, наверное, привыкла к цыплятам прямо с фермы, – сказала Софи. – Мы с Гордоном подумываем купить несколько несушек.

– Сделайте одолжение, даже не думайте об этом! – воскликнула Хэлли. – Помните, когда вы были маленькими, мы купили несколько кур и этого ужасного петуха?

Мария вспомнила, как петух, ни свет ни заря, принимался кукарекать. Той весной им с Софи поручили собирать яйца, ей нравилось запускать руку в теплую солому, на которой сидела коричневая курица, и доставать из-под нее одно-два темных, в крапинку яйца.