Текст книги "Каменное сердце"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Разговаривать в таком грохоте было невозможно. Из-за плоского дна шлюпки мелкая зыбь казалась штормовыми волнами. Несмотря на маленький надводный борт, ее нос задирался так высоко вверх, что Мария ничего не видела перед собой.

– Сколько он хочет за нее? – прокричала Мария.

– Я тебя не слышу! – отозвался Дункан.

– Я не вижу, куда плыву! – еще громче закричала Мария, убирая с лица растрепавшиеся волосы.

– Ничего не слышно! – прибавив голос, крикнул Дункан.

Шлюпка, подпрыгивая, удалялась от берега, и Мария ощутила, как тяжелые мысли постепенно отступают. Ее руки сжимали штурвал; слегка повернув его влево, против ветра, она ощутила вместо выхлопных газов запах соленой морской воды. В отлив море пахло одновременно свежестью и гнилью.

Несмотря на то что уже много лет она не стояла у штурвала, навык сразу же вернулся к ней. Дункан стоял на носу, и ветер трепал его песчаного цвета волосы. Рукой он указал направо, она повернула направо. Потом он указал налево. Мария решила, что он показывает ей курс, помогая пройти по мелководью, и слегка сбросила скорость. Она знала, что они направляются к островам Духов.

На меньшей скорости шлюпка пошла ровнее. Мария направила ее в пролив между двумя островами и причалила к тому, который Дункан назвал Подзорной трубой.

– Думаю, эта шлюпка как раз для тебя, – сказал Дункан. – Она хорошо слушается руля, в прошлом месяце я собственноручно проконопатил все швы, и потом, у нее плоское дно – ты сможешь вытаскивать ее на берег. Собственно, тебе придется это делать – причалов здесь нет.

– Одна проблема: на скорости больше шести миль у нее так задирается нос, что я не вижу, куда плыву.

– Это меняет дело, – погрустнев, произнес Дункан. – Арни ставил на корму канистры с бензином и верши для омаров. Ну и ростом он выше, чем ты.

Держа ладонь козырьком над глазами, Дункан рассматривал берег острова.

– Здорово здесь, – сказала Мария. – А это ничего, что ты не на работе?

– Я использую любую возможность для того, чтобы пройтись на лодке, – ответил Дункан. – Именно поэтому я работаю в мастерской.

Мария обвела взглядом песчаный пляж. Она представила себе, как индейцы пеко вытаскивают на песок свои каноэ, нагруженные глыбами кварца и кремния. Чуть выше линии прилива, у подножия вздымающихся ввысь сосен, она заметила место, где песок переходил в глинистую почву.

– Ищешь, где начать раскопки? – спросил Дункан.

– Да, – ответила Мария.

– У меня еще есть время, – сказал он. – Хочешь пройтись, осмотреться немного?

– Нет, спасибо, – сказала она. Ей хотелось поговорить с Дунканом о Софи – в их предыдущую встречу он сказал, что его жена дружит с Софи и их дети играют вместе. Только что он может сказать? Что все в Хатуквити подозревают Гордона в рукоприкладстве? Что люди знают о плохом обращении Софи с Фло?

– Ты же знаешь мою сестру, Дункан? – спросила Мария. – Софи Литтлфильд?

– Конечно, знаю. Она дружит с Алисией.

– А ты ее часто видишь? – Мария чувствовала себя неловко, словно совала нос не в свое дело.

– Да не особенно. Иногда встречаю, когда она заходит за Флосси.

Флосси. При звуке этого ласкового имени, которым Дункан называл ее любимую племянницу, у Марии задрожали губы, и она наклонила голову, чтобы он этого не заметил.

– Такая славная девочка, – с трудом выговорила она.

– Действительно славная, – отозвался Дункан и замолчал, ожидая, что скажет Мария. По его серьезному тону было ясно, что ее минутная слабость не прошла для него незамеченной.

– Когда возвращаешься домой, к людям, которых знала всю жизнь, – начала Мария, – всегда думаешь, что все осталось таким же, как было. Помнишь, ты спросил меня, каково это – вернуться домой, так вот теперь могу сказать – ощущение очень странное.

– Ты говоришь о Софи?

– Знаешь, за то время, что меня не было, Софи вышла замуж и родила детей. В детстве мы с ней и Нелл были очень близки. Наверное, глупо было думать, что так будет всегда. Я уехала, а теперь, вернувшись, хочу, чтобы все было как раньше. – Мария обращалась скорее сама к себе, чем к Дункану.

– Ну, нага город не особенно изменился.

«Город вообще не изменился», – подумала Мария. На другой стороне пролива был виден ее дом, Скво-Лэндинг, заповедник Лавкрафта и белые шпили Хатуквити. Утреннее солнце отражалось от окон сторожевой вышки женской тюрьмы, в двухстах ярдах от которой находился дом Хэлли. Нелл и Питер жили в городе. Мария заметила колокольню конгрегационалистской церкви, расположенной совсем рядом с их домом. Коттедж Литтлфильдов стоял на пустоши посреди соснового леса, к западу от владений Хэлли, однако туда Мария смотреть не захотела. Ее пальцы сомкнулись на лопатке, лежавшей в кармане, и она ощутила острое желание немедленно начать копать.

– Я ее покупаю, – сказала Мария. Единственный светлый момент, пережитый ею за последние несколько дней, был связан с этой шлюпкой.

– Ну что ж, она крепкая. А с носом можно что-нибудь придумать, – ответил Дункан.

Мария кивнула, однако в глубине души у нее снова нарастала тревога.

– Все еще думаешь о своей сестре? – через несколько секунд спросил Дункан.

– Да, – сказала она.

– Знаешь, ее муж – круглый дурак.

– Гордон? – по привычке Мария ощетинилась, услышав, как критикуют кого-то из членов ее семьи.

– Мы вместе заседаем в торговой палате, так он вечно находит повод для ссоры – ему кажется, что все настроены против него.

– Должно быть, Софи приходится нелегко, – сказала Мария и снова замолчала.

Дункан пошел к шлюпке. Словно по безмолвному соглашению, на обратном пути за штурвалом стоял он. Солнце светило ему в глаза; сощурившись, он смотрел на Марию. Она обратила внимание на его руки – загорелые и крепкие, они надежно держали рулевое колесо. Женщина стояла достаточно близко, чтобы за шумом мотора слышать, что он говорит ей.

– Шлюпку нужно привести в порядок, – кричал Дункан. – Нос сделаем пониже, тогда она будет идти ровнее. И неплохо было бы очистить ее и заново покрасить. Можешь заняться этим сама, или мы это сделаем в мастерской. Только тогда она будет стоить дороже.

Он улыбнулся, и ее желудок внезапно подкатился к горлу. На несколько секунд их глаза встретились, потом она моргнула и отвела взгляд.

– Сделайте все, что надо, – прокричала Мария. Подпрыгивая на мелких волнах, их суденышко двигалось на восток, прямо на солнце – только его Мария видела за вздернутым вверх носом шлюпки.

Дункан что-то произнес – слишком тихо, ветер подхватил его слова и унес их.

– Что? – переспросила она, наклоняясь к нему. Он приблизил губы к ее уху. Почувствовав мужское теплое дыхание на своей коже, Мария залилась румянцем.

– Я сказал: девчонка, которая любит лодки, – повторил он, рукой коснувшись ее руки. – Круто!

– Круто! – ответила Мария, пытаясь перекричать рев мотора и шум ветра.

Глава 10

Все утро Мария провела в библиотеке, в разделе краеведения, читая то, что смогла найти об индейцах в Хатуквити. В журнале «Жизнь Хатуквити» она наткнулась на интервью с Матильдой Браун, прямым потомком Ункаса, вождя одного из индейских племен. «Если хотите больше узнать об индейцах пеко, читайте легенды, – говорила она. – Об индейце, взявшем в жены луну, о мужчине, игравшем на волшебной флейте, чтобы заставить женщину из другого племени полюбить его, или о смельчаке, убившем свою жену и ее любовника-англичанина, а потом последовавшем за ней на Землю мертвых – все эти истории подлинные».

То же самое Мария думала о перуанских легендах: даже в самых невероятных из них обязательно была крупица правды. Ей показался интересным тот факт, что и у индейцев пеко, и у шавантов была легенда о человеке, который взял в жены луну. Мария посмотрела на часы: половина третьего. Она обещала Нелл встретиться с ней в сквере. Мария взяла свои книги и понесла их к столу библиотекаря, где лицом к лицу столкнулась с девушкой, которая жаловалась на то, что Софи часто оставляет Фло в библиотеке. На мгновение Мария испугалась, однако та, казалось, не узнала ее.

Выйдя из библиотеки, она пешком отправилась к скверу. На Саммер-стрит было полно народу. Молодые мамаши, оставив детей в школе, отправились за покупками. Многие останавливались у дверей магазинов, чтобы немного поболтать, прежде чем зайти внутрь. Проходя мимо лодочной мастерской, Мария заметила Дункана: он вел грузовик со сваями в сторону пирсов. Минуту она следила за ним взглядом, вспоминая их прогулку на шлюпке; ей хотелось, чтобы он оглянулся и увидел ее. Потом она зашагала дальше.

Нелл сидела на скамейке, покачивая коляску с Энди. В своих крошечных ручонках он сжимал бутылочку с яблочным соком. Увидев приближающуюся Марию, малыш опустил бутылочку и состроил ей уморительную гримасу. Пытаясь встать, он уронил бутылочку – его лицо тут же приняло водевильно-преувеличенное трагическое выражение, и Мария с трудом подавила улыбку. Однако Нелл быстро подняла бутылочку, протерла рукой соску и протянула ее обратно, так что Энди даже не успел заплакать. Нахмурив брови, он принялся яростно сосать свой сок.

– Отличная реакция, – сказала Мария, усаживаясь на скамейку рядом с Нелл и оглядывая сквер. Несколько стариков в темных пальто грелись на солнышке; они напомнили Марии городских старейшин времен пуританства.

– Ты говорила с Софи? – поинтересовалась Нелл.

– Нет. Пробовала ей звонить, но она не берет трубку. А ты говорила?

Нелл покачала головой.

– У тебя не было подозрений насчет чего-то подобного? – спросила Мария.

– Нет. Я подозревала, что она ворует, и еще я заметила, что она вечно защищает Гордона. Однако мне казалось, что кроме этого все в порядке.

– Никогда бы не подумала, что какой-нибудь мужчина так прижмет ее к ногтю, – сказала Мария, вспоминая, какой была Софи в школе и в колледже. Молодые люди упрашивали ее сходить с ними на свидание. Ее отношения с Джеком казались безупречными; Мария могла им только позавидовать. Софи, надушенная, в шелковом платье и туфлях на каблуках, легко убеждала его надеть пиджак, чтобы пойти с ней на танцы; с такой же легкостью они снимались с места и отправлялись в путешествие на каяках в штат Мэн. Однако потом Мария вспомнила, чем закончился их роман и как Софи решила, что удача покинула ее навсегда.

– Когда она только вышла замуж за Гордона, – начала Нелл и остановилась. – Господи, узнай она, что я тебе рассказала, она меня убила бы…

– Рассказала о чем?

– Она сама себе посылала цветы. Розы. Чтобы заставить его ревновать.

– Не может быть!

– Честное слово! Раз в неделю, а карточку оставляла пустой. Я знала, что она получает цветы от неизвестного поклонника – мы все это знали. Однажды я ехала домой из Уотч-хилла и увидела ее машину у цветочного магазина в Вестерли. Софи действительно была там – платила за цветы, наличными. Она заставила меня пообещать, что я никому не скажу.

– Да зачем ей было покупать самой себе цветы? – изумилась Мария.

– Не представляю. Гордон обожал ее с самого момента их знакомства. Совершенно не обязательно было заставлять его ревновать.

– Может, он ее вовсе не обожал? – заметила Мария. – Может, он только притворялся – на публике?

– Ты что, не видела, как он смотрит на нее? – спросила Нелл.

– Видела, – ответила Мария, силясь изгнать из памяти воспоминания той ночи и удавку на шее у Софи.

– Может, он промыл ей мозги? Внушил что-то? – спросила Мария.

Нелл нахмурилась.

– Слишком это странно, – сказала она.

– Не более странно, чем все остальное.

Внушение казалось Марии наиболее приемлемым объяснением происходящего. Только как он это сделал? Мария представила себе Гордона: как он достает из кармана часы на цепочке и раскачивает их перед глазами сестры со словами «сейчас вы заснете»…

– Нет, думаю, это не так, – сказала Нелл. – Софи контролирует ситуацию гораздо лучше, чем ты думаешь. Ты никогда не обращала внимания на фотографию в рамке, которая висит у них в столовой?

Мария на секунду задумалась, пытаясь вспомнить тот снимок, сделанный, вероятно, на День Всех Святых много лет назад.

– Та, где все в костюмах? – спросила она.

Нелл кивнула.

– Вечеринка на Марди-Грас, давным-давно. Мы с Питером там тоже были. Помнишь пару посередине – они одеты как Рози и Чарли из «Королевы Африки»? Это Софи и Джек Фрейзер.

– Софи вывесила фотографию Джека у себя в столовой? И Гордон знает?

Нелл покачала головой:

– Определенно нет. Он думает, что она купила фотографию на блошином рынке. Как-то раз мы у них ужинали, и Гордон все хвалился вкусом Софи, она, мол, декорировала весь дом сама, без чьей-либо помощи. Он говорил про картины и фотографии на стенах, в том числе и про эту, как будто она купила ее где-то в Блэквуде. Тогда я встревожилась не на шутку. Понимаешь, у них там даже масок нет. Софи на снимке повернулась куда-то в сторону, но ее все равно легко узнать.

– И она не поправила его?

– Нет. Сидела за столом, глаз с него не сводя. Она всегда так делает, когда он расхваливает ее.

Мария так и видела перед собой эту картину: Софи жадным взглядом взирает на Гордона, готовая броситься к нему в объятия через весь стол.

– Главное, она так и не призналась мне, что обманула Гордона и что это фотография с вечеринки у Мэй Морган на Марди-Грас. Наверное, забыла, что я тоже там была, – закончила Нелл.

Марии было приятно думать о том, что Софи все-таки может бросить вызов мужу – пусть исподтишка, в виде фотографии, где она снята с бывшим возлюбленным. Значит, она не во всем подчиняется ему: кое-что она от него скрыла, а он, не долго думая, повесил снимок на стену в столовой. Мария сочла это обнадеживающим.

Энди снова уронил бутылочку. Наклонившись вперед, Мария заметила, что малыш уснул. Хотя у него были такие же рыжие волосы, как у Нелл, он больше напоминал ей Питера в детстве.

– А Хэлли кто-нибудь сказал? О Софи? – спросила Нелл.

– Я – нет, если ты об этом, – внезапно напрягшись, сказала Мария.

– И мы не говорили, – сказала Нелл. – Думаю, кому-то придется это сделать, поскольку, как мне кажется, Софи нуждается в помощи.

– А почему ты думаешь, что Хэлли захочет это слушать? – спросила Мария.

Почувствовав горечь в ее голосе, Нелл бросила на подругу короткий острый взгляд.

– Потому что Хэлли – ее мать, – ответила она.

Мария всегда предпочитала отгонять от себя мысли о матери, а не облекать их в словесную форму.

– На самом деле Хэлли никогда не хотела быть матерью, – сказала она. – Хэлли хотела совсем другого: иметь очаровательных деток, чтобы выглядеть очаровательной мамой. А теперь, когда мы выросли, ее интересует одно: что мы можем дать ей.

– Мария… – предостерегающе произнесла Нелл. Нелл выросла в неблагополучной семье, у родителей-алкоголиков, и любовь, предназначенную им, переносила на семью Дарков – даже до того, как вышла за Питера.

– Скажи мне вот что: когда она в последний раз сидела с Энди?

– Давно, – ответила Нелл.

– Как давно?

– Когда он только-только родился. Примерно год назад.

Увидев удовлетворенное выражение на лице Марии, Нелл взмахнула рукой:

– Да, она не совсем обычная бабушка. Она с самого начала дала понять, что не будет сидеть с внуками.

– В таком случае и мать она тоже «не совсем обычная», – сказала Мария, вспоминая, как Хэлли могла часами сидеть, уставившись в пространство или слушая записи Марии Каллас; лучшее, на что она, Софи и Питер могли надеяться, были долгие рассказы Хэлли о ее собственном детстве.

– Ты что, обвиняешь вашу мать в том, что сейчас происходит с Софи?

– Да нет же, – сказала Мария. – Я просто говорю, что от нее не стоит ожидать особой помощи.

– Ей ведь тоже нелегко пришлось, когда она ухаживала за вашим отцом. Он стал совсем старый и болел, а вы были еще совсем маленькие. И Хэлли была гораздо моложе его.

– Это правда, – согласилась Мария.

– Знаешь, мне казалось, Питер завидовал Софи – тому, как ваша мать к ней относится.

– Софи была ее любимицей, – призналась Мария. Так всегда считалось в их семье, однако теперь, когда эти слова были произнесены вслух, они показались Марии лишенными всякого смысла. «Любимица» должна была бы получать больше любви, чем все остальные, Хэлли же, вместо того чтобы одаривать Софи любовью, взвалила на нее груз своих ожиданий. Сперва Софи посещала уроки игры на фортепьяно, потом – пения. «Сделай так, чтобы я гордилась тобой», – говорила Хэлли, когда Софи играла упражнения или готовилась к участию в концерте. Тем не менее на концерты она приходила очень редко, как будто ей невыносимо было видеть свою вторую дочь в центре внимания, стоящей на сцене. Мария вспомнила, как однажды, в старших классах, Софи должна была исполнить два сольных номера на весеннем концерте.

– Ни пуха ни пера, – пожелала Хэлли, целуя Софи у двери.

– Ты не придешь? – спросила Софи у матери. Она знала, что Хэлли не придет, но своим вопросом словно давала ей еще один шанс.

– У меня в горле першит, – ответила Хэлли. – Боюсь, в зале у меня начнется приступ кашля и придется выходить посередине концерта. – За всю весну Мария ни разу не слышала, чтобы Хэлли кашляла, однако она промолчала. Она знала, как сильно разочарована Софи, и не хотела расстраивать сестру еще сильнее.

– Пойдем, Софи, – сказала Мария. – Концерт уже начинается.

– Мама такая странная, – заметила Софи в машине. – Кажется, она умереть готова, только бы вытолкать меня на сцену, а когда у меня концерт, она даже не приходит послушать. Останови, пожалуйста, у магазина.

– Зачем? – спросила Мария.

– Куплю сигареты, – ответила Софи. – Хочу, чтобы мой голос стал хриплым и сексуальным.

– Ты это серьезно? – спросил Питер. С сестрами он становился крайне легковерным.

– Она шутит, – сказала Мария.

– Ничего подобного, – вмешалась Софи. – Я хочу сорвать голос. Правда. Остановись же…

Не говоря ни слова, Мария ехала вперед. Софи не настаивала.

Часом позже, сидя рядом с Питером в школьном концертном зале, Мария смотрела, как Софи выходит на сцену. Хэлли купила ей новое платье, белое, с кружевами по вороту и на рукавах; Мария решила, что сестра похожа на невесту, Питер – что она похожа на ангела.

Софи стояла одна, в круге яркого света. Казалось, глазами она ищет кого-то в темноте зрительного зала. Мария подумала, что Софи все-таки надеется увидеть Хэлли – а может быть, она ждала, пока глаза привыкнут к освещению. Чистым, нежным голосом Софи запела мелодию «Где-то там» из «Вестсайдской истории». Когда она закончила, слезы бежали у Марии по щекам. Сидя рядом с Нелл в сквере, Мария вспоминала, как пела тогда Софи, и снова захотелось расплакаться.

– Софи в беде, – сурово сказала она. – И я не знаю, что делать.

– С чего-то придется начать, – ответила Нелл. – Думаю, мы должны поговорить с вашей матерью. Она – единственная, кому я рассказала о том, что у Софи был выкидыш. Можешь себе представить? Я нарушила данное Софи обещание, рассказав Хэлли то, что все равно не являлось правдой.

– И как Хэлли это восприняла? – поинтересовалась Мария.

– Обиделась на Софи за то, что та не рассказала ей сама. Но я все равно заставила ее пообещать, что она не скажет Софи о том, что узнала.

– Ты не должна была говорить об этом, раз дала Софи слово, – сказала Мария, ощутив внезапное желание повидаться с матерью. Услышав об эгоистичной реакции Хэлли, она, как в детстве, захотела защитить сестру. Даже несчастье, случившееся с дочерью, их мать восприняла как проявление пренебрежения по отношению к себе.

– Ладно, – произнесла Мария. – Поехали, поговорим с моей матерью.

– Когда я была маленькая, – начала Хэлли, – я все время бегала по нашему цветнику; папа говорил, что георгины меня прямо-таки притягивали. – Стоя у кухонной раковины, она ставила в хрустальную вазу ирисы и нарциссы. Цветы прислал мистер Портер. Хэлли любила цветы с длинными стеблями; Мария заметила, что ей не нравится соседство высоких ирисов с низенькими крепышами-нарциссами, однако заставить себя укоротить стебли ирисов она так и не смогла.

– Наверное, ты была очень хорошенькая, – с выверенной долей иронии заметила Нелл. Мария знала, как сильно Нелл любит Хэлли. Детьми Мария, Софи и Питер не знали правды о родителях Нелл. Днем они всегда были трезвыми, поэтому Мария и Софи завидовали подруге – ее мать сидела дома, вязала свитера, пекла пироги и учила их делать маски на волосы из пива или майонеза. Нелл же мечтала о такой матери, как Хэлли, с ее внешностью голливудской звезды, романтическим вдовством, большим домом на берегу Белл, с ее непрактичностью, благодаря которой они воспринимали ее скорее как сверстницу, а не как мать.

– Папа говорил, что я и роста была такого же, как цветы. Он вставал повыше и смотрел, как моя головка порхает по всему саду. – Хэлли остановилась, прочистила горло и бросила на Марию пристальный взгляд.

– Я слышала, ты на лодке катаешься, – сказала Хэлли.

– Только один раз, – ответила Мария, откинувшись на спинку стула. Тон матери был крайне неодобрительным.

– Не забывай: это маленький город, а ты – разведенная женщина. Ты же не хочешь, чтобы пошли сплетни.

– О том, что Дункан Мердок прокатил меня на лодке? Кстати, а тебе кто сказал?

– Джинджер Тэлискер наблюдала за птицами в заповеднике Лавкрафта и видела, как ты забралась к нему в лодку и вы куда-то уплыли. Ты знаешь, что он женат?

– Не беспокойся, знаю, – ответила Мария, занимая оборонительную позицию.

– Но брак неудачный, – вмешалась Нелл. – Алисия как-то сказала Софи, что они собираются разводиться.

– Ничего себе, – произнесла Мария, ощутив неожиданную дрожь. Интересно, почему Дункан сам не рассказал ей об этом?

– И все же я повторяю, – говорила Хэлли, – это маленький город, и людям все любопытно. Могу поспорить, что Джинджер уже рассказала пяти-шести приятельницам, а они разнесут всем, что тебя с ним чуть ли не в постели застукали. Многим будет приятно очернить тебя, а заодно и всех нас. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Не беспокойся, – ответила Мария. – После того как я куплю лодку, ноги моей больше не будет в мастерской Дункана Мердока.

– Прекрасно, – вырвалось у Хэлли. – Все равно он не в твоем вкусе.

– Мы хотели поговорить с тобой о Софи, – резко сказала Мария. Она знала, что, по мнению Хэлли, человек «в ее вкусе» – это Альдо или кто-то похожий на него: обходительный, талантливый, прославленный – отблеск его славы должен был падать и на их семью. Уж точно не простая домохозяйка, вроде Нелл, и не владелец лавочки инструментов, вроде Гордона. Ведь, несмотря на то что Хэлли и приняла Нелл в свое сердце, именно так она думала о супругах своих детей. Разве что Гордона отличал диплом Принстонского университета.

– А что с ней такое? – спросила Хэлли, нахмурившись.

– Гордон бьет ее. Я сама видела.

Зная о таланте Хэлли видеть вещи не такими, какие они есть, а такими, как ей нравится, Мария говорила прямо.

– Это смешно! Что ты могла видеть?

Понимая, какую тяжелую новость она собирается сообщить, Мария внезапно почувствовала к матери нежность.

– Тебе лучше сесть.

Взяв Хэлли за руку, Нелл проводила ее к кухонному столу. Они трое сели полукругом; рядом, на полу, играл Энди.

– Это случилось после того ужина, когда мы все собрались у них, – начала свой рассказ Мария. – Я уехала, но потом решила вернуться, не важно почему… Они были в спальне. Я слышала, как Гордон говорил о ее похоронах, о том, как он будет развеивать по ветру ее пепел. На шее у Софи была удавка.

Не поднимая глаз, Хэлли ожесточенно затрясла головой.

– Это не наше дело, – сказала она. – Чем бы двое ни занимались в спальне, это никого не касается.

Мария хотела было взять Хэлли за руку, но она отстранилась.

– Мама, я видела синяки.

– Гордон не мог этого сделать, – протестовала Хэлли.

– Ты в последнее время видела Софи без водолазки или шарфа на шее? – мягким тоном спросила Нелл.

– Между прочим, мы вчера с ней встречались. Отлично провели время в Блэквуде, ходили по магазинам, а потом пообедали, – сказала Хэлли, обходя заданный вопрос.

– Я беспокоюсь о Саймоне и Фло, мама, – заметила Мария. – На прошлой неделе в библиотеке Софи очень жестоко обошлась с Фло. И оба ребенка видели, что происходило в ту ночь.

– Гордон – замечательный зять! – воскликнула Хэлли. – Он никогда не сделал бы ничего подобного.

«Не замечательный отец, не замечательный муж, но замечательный зять», – отметила про себя Мария, загораясь ненавистью к матери. Она готова сохранить свое представление о Литтлфильдах (ветви семейства Дарков, между прочим) как о счастливой семье любой ценой, даже отказав в помощи Софи.

– Он – чудовище, – с трудом выговорила Мария. Слезы душили ее. – То, как он издевается над ней, просто ужасно. Софи никогда не будет прежней после всего этого. Она умрет или… превратится в зомби. Да она уже зомби. Она лжет, ворует, и все для того, чтобы купить ему икру. Она думает только о том, как угодить мужу.

– А ты хотя бы знаешь, как Гордон помогал ей, когда у нее был выкидыш? – взвизгнула Хэлли. – Он все время был с ней, а потом взял ребенка, всего в крови, и вынес из дома, чтобы похоронить в саду. – Теперь Хэлли всхлипывала. – Прости, Нелл. Я знаю, ты просила меня не говорить ей, но я призналась Софи, что все знаю. И слава богу, что сказала. Иначе она могла никогда не рассказать мне об этом.

– Рассказать о чем? – поинтересовалась Нелл.

– Что это была девочка. Они собирались назвать ее Хэтауэй – Хэлли, как меня.

– Но… – начала Нелл, нахмурившись, потом замолчала. «Наверняка Софи сказала ей, что они собирались назвать девочку Нелл», – подумала Мария.

– Мама, – произнесла Мария, сжимая запястье матери. – Никакого выкидыша не было. Я сказала Гордону, что очень сожалею, а он ответил, что ничего об этом не знает. Софи все выдумала. Именно поэтому я и вернулась тогда в их дом.

Хэлли начала осознавать, что Мария говорит правду. Глаза ее наполнились отчаянием. Морщины отчетливо проступили на потемневшем лице. «Год, когда мать стала старой», – подумала Мария, глядя в сторону.

– Она была такой талантливой, – безучастным голосом произнесла Хэлли. – Она могла стать знаменитой певицей. Я уже представляла ее на сцене Метрополитен-опера, в роли Люсии ди Ламмермур.

– Я знаю, – сказала Мария.

– Моему голосу было далеко до ее, – заметила Хэлли. – И для оперы он не годился. Лучше всего мне удавались романсы. По ночам, когда вы уже спали, я пела их для Малькольма.

На мгновение ее лицо просветлело, потом уголки рта снова опустились; она положила голову на край стола и тяжело вздохнула.

– И что же нам делать? – спросила Мария, обращаясь к Нелл.

– Нужно поговорить с Софи.

– Она будет защищать его до потери пульса, – приподняв голову, произнесла Хэлли.

– Она не отвечает на мои звонки, – сказала Мария.

– Если я скажу ей, что знаю об этом, – промолвила Хэлли, – она перестанет со мной разговаривать. Софи никогда никому не позволяла критиковать Гордона. Однажды я заметила что-то по поводу его шортов – мне показалось, что они длинноваты, – и потом потратила две недели на то, чтобы вернуть ее расположение.

– Почему она так себя ведет? – спросила Нелл.

Никто не ответил. Мария тоже хотела бы знать, почему для Софи так важно поддерживать миф о совершенстве ее мужа.

– Я ужасно тревожусь о детях, – сказала Нелл. – Даже если он не бьет их, то, что они видят, скажется на всей их дальнейшей жизни.

– Не забывай, детская психика очень гибкая, – заметила Хэлли, прячась за стеной своего обычного слепого оптимизма.

– Боюсь, Софи причиняет им боль, – медленно произнесла Мария. – Может, не физическую, но душевную – это точно.

– Не исключено, что она делает это непреднамеренно, – вставила Нелл.

– Она может переносить на них то, что Гордон делает с ней.

Хэлли зажала уши руками.

– Не хочу больше слышать ни слова об этом – понятно? – ни слова! – Ее голос перешел в шепот, потом совсем затих.

Они сидели втроем, молча, неспособные утешить друг друга. По тому как Хэлли свела брови и выпрямила спину, Мария и Нелл поняли, что она хочет остаться одна. Мария подумала, что со стороны матери было жестоко и грубо так обрывать разговор, однако она поцеловала ее на прощание и, наклонившись, обняла, насколько та позволила. Мария знала, что Хэлли сейчас теряет свою младшую дочь, и не могла даже представить себе, что она должна была чувствовать.