Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
Глава 31
– Уходит? – Я отнюдь не изящно выгнула шею, но прихожую из-за двери было почти не видно. – А как же ужин?
Я планировала подойти к Колину, лишь когда он набьет живот вкусностями. Сама я, ветеран подобных пиршеств, прекрасно знала, сколько кусков тыквенного пирога способны отправить меня в ступор. Новичок же, не подозревающий, что от индейки и начинки непременно нападет сонливость, в два счета становится их жертвой.
Если, конечно, не уйдет до ужина.
Миссис Харрингтон, не понимая, что на самом деле происходит, махнула рукой:
– Он сказал, что поедет куда-то еще. Но Серена весь вечер пробудет с нами, верно ведь, дорогая?
– Пэмми так настаивала. – Не пряталась ли колкость под спокойным голоском Серены? Или мне это только показалось? Так или иначе, ее брат уходил.
Я должна была догнать его и поговорить с ним – наверное, эта мысль возникла у меня в голове с самого начала, – хоть понятия не имела, интересую ли я его и чувствует ли он, что я им пренебрегаю (пусть только потому, что мне казалось, это ему на меня плевать). Твердо я знала лишь одно: если сейчас я простою на месте, буду чувствовать себя ужасно весь остаток вечера, и вовсе не от обжорства.
Не в Ирландию же мне за ним предстояло ехать.
– Прошу прощения. – Я вскочила с диванного подлокотника, на который присела, так резко, что трепыхнулись отдельные пряди волос Серены – чуть взлетели и опустились, точно стайка голубей на Трафальгарской площади. – Я сейчас.
Протолкавшись к выходу, я выскочила в прихожую. Она была небольшая – узкий прямоугольник с парадной дверью в одном конце и садовой – в другом. Вряд ли Колин вышел в сад: перепрыгивать через ограду вышло из моды несколько веков назад вместе с лютней и мужскими панталонами. Но и парадная дверь как будто не хлопала, впрочем, в гостиной слишком громко болтали.
Было еще одно местечко, где мог оказаться Колин. Скрестив пальцы, я вошла в комнатушку, теснившуюся между кухней и гостиной и служившую подобием гардероба. Разумеется, Колин был здесь – с сосредоточенным видом перебирал одинаковые плащи на переносной алюминиевой вешалке в поисках своего. Я мысленно поблагодарила производителя плащей. Если бы не отличительные черты – пятно от кофе на рукаве, завалявшийся в кармане мусор, – тогда один «Берберри» было бы невозможно отличить от другого. Свой я находила по давнишнему билетику в кино, на «Блондинку в законе», сеанс, начинавшийся в девять сорок. Билет лежал у меня сотню лет в левом кармане.
Услышав стук каблуков по деревянному полу, Колин повернул голову.
– Уходишь? – вежливым тоном спросил он.
– Нет. Но мне сказали, уходишь ты. – Само собой, Колин уходил – ведь он искал свой плащ!
Он как раз вытягивал «Берберри». Не исключено, чужой.
– У меня другие планы.
– Миссис Харрингтон сказала.
Представляя себе эту беседу в гостиной, я думала: ну что тут особенного? Теперь же, когда Колин – живой, не воображаемый – стоял передо мной, надевая плащ, я понимала, что на деле все гораздо сложнее. Во всех беседах, которые я себе рисовала, он безмолвно выслушивал меня и в заключение говорил: «Ты совершенно права».
В мечтах куда проще общаться с людьми.
– Послушай, – сказала я, делая шаг вперед. – Я только хотела сказать… Это ужасно.
Колин моргнул, засунув руку в рукав.
– Ты о чем?
– Об аварии, о вашей маме. Почему ты не сказал мне? Я бы тут же уехала.
– Среди ночи?
– Наверняка можно было вызвать такси. Ну, или переночевать в гостинице. Я бы сразу ушла. Зря ты ждал из-за меня до утра. Мне теперь страшно неудобно.
– Перестань. – Глаза Колина заблестели в самых уголках, будто начавший таять северный ледниковый покров. – Все равно мне так и не удалось выяснить, есть ли ночной самолет.
– Если бы удалось, надеюсь, ты выставил бы меня без лишних церемоний.
– И раздумывать бы не стал! – воскликнул Колин.
– Правильно. – Я широко улыбнулась и тут подумала, что улыбки неуместны, когда нездорова его мать. – Ей лучше?
– Намного. Во-первых, угрозы жизни и не было, но позвонил кто-то из работников больницы, не мама – она лежала без сознания. Сказали только, что произошла авария, что маму в обморочном состоянии госпитализировали.
– Как жутко! – пробормотала я, корча сочувственную гримасу.
– Ее муж был как раз на конференции, а я почти не знаю итальянского. Нет, заказать граппу, конечно, сумею, но вот разговаривать на медицинские темы… – Колин развел руками, показывая трогательно по-мальчишески, сколь сложно беседовать с врачами-итальянцами.
– Но, когда ты туда приехал, сразу выяснил, что бояться нечего?
– С помощью более или менее подходящих фраз в итальянско-английском разговорнике. Как только стало понятно, что у мамы не обнаружено ни гангрены, ни проказы, общаться стало намного проще.
– Неужели во всей их больнице нет человека с английским?
– Может, и есть. Но он либо пил в это время кофе, либо не без удовольствия наблюдал за англичанином, поставленным в дурацкое положение, – мрачно произнес Колин.
– Или бастовал, – предположила я. – У них это обычное дело.
– Не повысите зарплату – буду целый день измываться над англичанами – так, что ли?
– Быть может, подобным образом появились мимы. Определенная группа, скажем, французов, забастовав, начала общаться жестами.
Вообще-то я понятия не имею, откуда взялись мимы. Явились и все, исчезать и не думают.
– А разрисованные лица?
– Это для маскировки. Чтобы никто их не узнавал и не сажал в тюрьму. Все очень просто.
– Действительно просто, – согласился Колин с весьма довольным видом. – Мне такая мысль не приходила в голову.
– Тут нужен большущий ум. И долгие годы наблюдения за мимами в их естественной среде обитания. – Я подумала: только бы он не спросил, о чем я, ибо я сама не вполне понимала. Но временам мой язык работает независимо от мозга, и случаются разного рода недоразумения. – С чего мы начали? – поспешила спросить я.
– С французов. Любой разговор так или иначе почему-то сводится к ним. – Колин завязал пояс плаща и спросил: – Как поживает Розовая Гвоздика?
– Прекрасно, – весело ответила я, стараясь не показывать, что огорчена его намерением уйти. Почему он медлил, не боялся опоздать? Ведь его где-то ждали. – Только-только сорвана восстание в Ирландии.
– Так я и думал.
– Хочешь сказать, ты об этом знал?
– Догадывался.
– Но кое о чем другом наверняка и не подозреваешь.
– Если это связано с мимами, лучше не рассказывай.
Я с преувеличенным возмущением скрестила руки на груди:
– О них больше ни слова. – Отбросив мимов, я загадочно понизила голос: – Вместо одного Черного Тюльпана их могло быть целое объединение. Что скажешь?
– Как это? – Колин прислонился спиной к окрашенной в кремовый цвет стене, как будто вовсе раздумал идти куда бы то ни было.
– Вот так. Объединение шпионок – черноволосых и с очень светлой кожей. Лепестков тюльпана.
– Звучит неправдоподобно.
– Вот именно, – согласилась я. – Однако очень похоже на правду.
Я кратко пересказала ему суть архивных материалов, над которыми работала целую неделю, начиная с истории мисс Эмили Гилкрист и заканчивая таинственной смертью маркизы в салоне лорда Вона.
– Тебе не кажется, что лепестков маловато? – спросил Колин. – Всего два – на цветке их должно быть больше.
Я задумалась. Естественно, шпионок должно было быть больше, не только маркиза и Эмили Гилкрист… Об остальных я, увы, пока ничего не знала.
– Разумеется, на сегодняшний день это всего лишь предположение, – торопливо проговорила я. – Но идея потрясающая, ведь правда?
Колин долго не отвечал. Просто смотрел на меня. Так, что моя чертова светлая кожа стала краснеть.
– Потрясающая, – наконец согласился он, когда молчание затянулось до невозможного. – Наверняка Джей тебе очень помогает.
Мне потребовалось мгновение-другое, чтобы вспомнить, кто такой Джей.
– О, не напоминай! О Джее мне хотелось бы забыть.
– Вы что, не?..
– Боже упаси! Конечно же, нет. – Следовало все объяснить, чтобы Колин выбросил бредовую мысль из головы, хоть и явилась она ему лишь потому, что так захотела я. Теперь все изменилось, и я мечтала о другом: скорее вычеркнуть из наших жизней эпизод с Джеем и вернуться в день, который неделю или вроде того назад мы провели вместе. – Я встретилась с ним, только чтобы порадовать бабушку. Он в Англии, и я в Англии… С бабулей лучше не спорить.
– Что ж, я рад.
– Серьезно? – Я тотчас немного склонила голову набок и захлопала ресницами.
– Ага. Премерзкпй тип.
Черт! Насчет Джея я была примерно того же мнения, но услышать сейчас хотела что-нибудь типа: «Милая, я мечтал, чтобы ты стала моей. Видеть тебя с другим было невыносимо».
Что ж. Вот для чего снимали старые фильмы и производят мороженое «Бен и Джерри» – чтобы не слишком угнетали изъяны реальной жизни. Если бы мы с Колином были героями черно-белого кино, он уже давно заключил бы меня в крепкие объятия, а я заверила бы его, что о Джее и думать забыла.
Вместо объятий я дождалась Пэмми. Меха на ней было столько, что хватило бы на украшение трех восходящих звезд.
– Привет, ребята! – пропела она, врезаясь в меня.
По-моему, ее замысел был столкнуть нас с Колином, но хитрюга просчиталась. К Колину я даже не прикоснулась, зато так больно ударилась о стену локтем, что чуть не брызнули слезы из глаз. Да, в этом вся наша Пэмми – само коварство.
– Ай! – вскрикнула я.
– Прости. – Вряд ли Пэмми сожалела о том, что сделала. Повернувшись к Колину, она одарила его улыбочкой хозяйки, до жути похожей на улыбки миссис Харрингтон, только у Пэмми больше оголялись десны. – Ты правда не можешь остаться на ужин? Правда, правда, правда?
– Я бы с удовольствием, но у меня встреча… – Колин взглянул на часы – простой формы, в серебряном корпусе и с кожаным ремешком. – Опаздываю уже на пять минут.
– Прости, что задержала тебя, – сказала я.
– По-моему, насчет извинений мы договорились?
– У тебя свидание? – в лоб спросила Пэмми.
– Можно сказать.
Я изо всех сил постаралась, чтобы мое лицо осталось обычным, не превратилось в физиономию печального клоуна. У неженатого гетеросексуального мужчины – высокого, привлекательного неженатого гетеросексуального мужчины, – конечно, должна быть подруга. И как я раньше не додумалась?
– С другом. С Мартином, – прибавил Колин.
Понятно. Меня окатила волна облегчения, но тут вдруг взяло сомнение. Кто сказал, что Колин традиционно ориентирован?
Слишком уж он был ухоженным, что наводило на странные мысли. Его темно-русые волосы благоухали шампунем, к тому же, когда я стукнулась о стену, ясно почувствовала аромат лосьона после бритья. Его одежда не отличалась ничем особенным, но те геи, что слишком увлечены автомобилями, слесарными и столярными работами, вроде бы так и одеваются. Он сам сказал, что идет на свидание…
Еще немного, и я официально заявлю, что отказываюсь жить среди людей. Слишком уж это трудно.
– Ах с Мартином, – насмешливо повторила Пэмми. – Ну-ну…
– Что ж, приятно отдохнуть! – вставила я, пока Пэмми не ляпнула новой нелепости. Или не осрамила меня. Пэмми ничего не стоит опозорить себя или ближнего, я поняла это на дискотеках еще в шестом классе. По мнению мамы, Пэмми такая оттого, что у нее не было и нет прочной семьи.
– Спасибо. Отдохнуть вряд ли получится. На прошлой неделе Мартина бросила девушка.
Стало быть, он не был геем. Во всяком случае, Мартин. Ориентация же Колина оставалась загадкой. Как и многое другое. Я совсем растерялась.
– Бедный Мартин. – Пэмми мгновение попечалилась и живо спросила: – А что он собой представляет?
– Ты с банкиром, забыла? – возмущенно напомнила я.
Пэмми покривилась:
– Его переводят в гонконгский филиал.
– Ага, – с пониманием ответила я.
– Что «ага»? – спросил Колин.
– С глаз долой – из сердца вон.
Колин испытующе взглянул на Пэмми:
– Это ты так рассуждаешь или он?
– Оба, – многозначительно ответила Пэмми.
Наши с Колином веселые взгляды вдруг встретились. Я поспешно отвернулась.
– Ты опаздываешь. – Я подтолкнула Пэмми в прихожую, чтобы она не крутилась перед носом. – Жестоко заставлять несчастного Мартина томиться в ожидании. Еще подумает, что и ты от него отвернулся.
– Позвони ему и позови к нам! – бросила через плечо Пэмми, приостанавливаясь у выхода. – Лучший способ прийти в себя после разрыва – начать снова бывать в компаниях. Верно я говорю, а, Элли? Нечего ему хандрить и просиживать дома. Пусть встряхнется, не то целый год промается один.
– Пусть парень пострадает, без этого тоже нельзя, – заспорила я с подругой. – Не так просто пережить расставание.
– Лишь если человек сам того не желает. Унывать не стоит в любом случае.
– Лучше читать «Космополитен». – Таков был курс лечения Пэмми, когда она разошлась с прежним парнем: листать «Космополитен», ездить по клубам, а по утрам болтать по телефону.
– Думаю, он не в том настроении, чтобы знакомиться с новыми людьми, – тактично отклонил предложение Колин. – В любом случае – спасибо.
– Значит, в следующий раз. Можно встретиться просто – выпить по бокальчику-другому. – Я почти увидела, как в голове Пэмми замелькали фантазии о свиданиях с разными парнями. – Друзей никогда не бывает много, – жизнерадостно пропела она. – Сегодня с тобой один, завтра другой.
– Как дублеры в театре, – пояснила я Колину. Мы все вышли в прихожую. – Пэмми держит возле себя целую компанию на случай, если главный герой не сможет выйти на сцену.
– Или улетит в Гонконг?
– Чего только не случается в жизни.
– А ты почему не вызвала дублера? Теперь, когда Джей уехал к бабушке?
Я повернула голову, взглянула на Колина поверх плеча и опустила уголки губ в наигранной печали.
– У меня нет способностей Пэмми, поэтому за моими кулисами совсем пусто.
– Какое упущение! – Теперь я не видела его лица, но слышала в голосе веселые нотки. – Скорее займись пополнением запасов.
– Вообще-то на прослушивания и пробы у меня нет времени. – Неуместно было проводить параллель с театром. Когда с неистово бьющимся сердцем я поворачивалась к остановившемуся у парадной двери Колину, чувствовала себя так, будто иду по канату. – Выкроила пару часиков для отвратного Джея, но что из этого вышло – ты сам видел.
– Так не годится.
– Слышала? – воскликнула Пэмми. – Вот и я ей твержу и твержу! Сотню лет.
– Спасибо, Пэмс.
Колин взялся за дверную ручку и взглянул на меня:
– Чем занимаешься в субботу вечером?
Мы собирались поужинать с Пэмми. Но легкий тычок в бок сказал мне яснее слов: встреча отменяется.
– Ничем.
– Как насчет ужина?
– Против чего-нибудь вкусненького не возражаю.
– В восемь? Устроит?
У меня в душе запел хор ангелов.
– Вполне.
Пэмми что-то пробормотала себе под нос.
– Вот и замечательно, – сказал Колин.
Слишком уж быстро все произошло.
Неужели Колин назначил мне свидание? Или просто решил узнать, в котором часу я ужинаю по субботам? Если бы я начала уточнять, выставила бы себя круглой дурой.
Колин уже благодарил Пэмми за чудесный вечер, а она глупо улыбалась, походя на крестную из сказки. Так и казалось, что ее юбка вот-вот сделается длинной и пышной, а из уст польются волшебные слова.
Покончив с любезностями, Колин вышел, потом снова заглянул в дверь:
– В общем, до субботы.
– He забудь повторить отрывок к прослушиванию! – выпалила я.
По счастью, дверь уже захлопнулась, отделив Колина от моих глупостей тремя дюймами прочного дуба.
Я взмолилась про себя: только бы он не услышал! И наклонила голову к поднятым сцепленным рукам.
– Отрывок к прослушиванию. О Боже! Неужели это я сказала?
Пэмми хихикнула.
– Радуйся, что пошутила так невинно. Могла бы крикнуть: «Устроим пробу!»
– Пэмми!
– Полагаешь, проба затянется?
Я шлепнула подругу но руке.
– Ни о чем таком я далее не думаю! Мы просто поужинаем вместе.
Пэмми шевельнула бровями.
– Просто поужинаете? Как же, как же!
– О, Пэмс! – Довольная целым миром и переполненная любовью к человечеству, я порывисто обняла ее. – Спасибо.
– Пожалуйста. – Пэмми, весьма довольная собой, похлопала меня по спине. – Вот и смейся теперь и над горой, и над Мустафой.
Мне и мысли не пришло поправлять ее. Слишком я была счастлива. Пусть твердит «Мустафа» сколько ей вздумается.
– У меня свидание.
– Ага, – милостиво согласилась Пэмми.
– С Колином.
– С ним самым.
– У меня свидание с Колином!
Пэмми взяла меня за руку и повела назад в гостиную.
– Да-а, главного мы добились. Но не теряй голову. Подумай о том, что не менее важно. Например, что наденешь.
Ужин. В субботу. В восемь вечера. Самое что ни на есть настоящее свидание! Даже с учетом различий между англичанами и американцами «суббота» и «свидание» – почти синонимы.
У меня свидание с Колином! Настоящее свидание с Колином!
Из кухни потянуло запахами жареной индейки и сладкого картофеля в соусе, которые ни с чем не спутаешь. Теплые, домашние ароматы, полированный стол, белоснежная скатерть и море приятных чувств. В груди разлилось довольство, как в детстве, когда светит солнце, а родители предлагают мороженое, и не нужно, чтобы заполучить его, прикидываться паинькой. Мир вокруг бесконечно радовал. Работа наконец-то сдвинулась с мертвой точки, в День благодарения у меня была индейка, кругом звучали голоса американцев, а в субботу предстояло встретиться с красавцем англичанином. Который не называл Алый Первоцвет Заочным Цветом. Рай на Земле! Получи я в подарок хоть целую коллекцию Джимми Чу, не почувствовала бы себя более счастливой.
Чуть заметно улыбнувшись, я вспомнила сочинения, что младшеклассниками мы писали в ноябре. Начинались они неизменно скучными словами: «Благодарю жизнь за то…» В ту нору я была очарована «моим маленьким пони», всякий раз благочестиво упоминала о любящих родителях да описывала, в какие прически могу утянуть свои вьющиеся волосы.
Теперь же, не переставая думать о Колине, я мысленно сказала спасибо индейкам, что ради сегодняшнего праздника простились с жизнью.
Я была благодарна судьбе за то…
– Придумала! – воскликнула Пэмми. – У меня есть отличный корсет из ячьей шкуры!
– Только не ячья шкура, – запротестовала я.
Всякой благодарности есть предел.
Историческая справка
Для иного сюжета как нельзя лучше подходит правда. Рассказ об ирландских событиях 1803 года увлекателен сам по себе, тут ни к чему обилие прикрас и выдумок. Проведя несколько лет во Франции, Роберт Эммет и прочие ветераны бунта, поднятого в 1798 году, вернулись в Дублин, дабы организовать новое восстание. Заготовив оружие на складах в разных частях города, Эммет намеревался напасть на представителей английских властей в тот день, когда вспыхнут мятежи в других ирландских городах и, предположительно, явятся французы.
В шесть тридцать вечера шестнадцатого июля план с треском провалился. Взрыв склада на Патрик-стрит поставил бунтовщиков перед выбором: действовать немедленно или вовсе отказаться от своих замыслов. Потому дату восстания переместили на двадцать третье июля, хоть и намеревались поднять его гораздо позднее. Вот как пишет об этом Руан О'Дониел: «Эммету и остальным организаторам пришлось выбрать одно из двух: осуществить задуманное без промедления и в одном лишь Дублине либо ждать, что в августе – сентябре в Англию или Ирландию прибудут французы».
Не успев собрать всех единомышленников, не получив поддержки из Франции, Эммет привел задумку в исполнение и тотчас потерпел поражение. Как рассказывает его биограф, Патрик Джегеган: «Эммет ждал, что с наступлением тьмы двадцать третьего июля его сподвижники соберутся на главном складе… Две тысячи человек. Явились только восемьдесят. Хуже того, большинство из них тут же направились в пивную «Желтая бутыль»…» Повстанцам удавалось удерживать свои позиции на Томас-стрит и Джеймс-стрит в течение почти двух часов, однако на Замок они так и не напали, потому закончился день поспешным отступлением и уличными беспорядками. Эммет скрылся в горах Уиклоу. Но вместе с двадцатью другими организаторами был арестован и казнен – погиб в борьбе за дело всей своей жизни.
Безмерно жаль, что не получилось вплести в сюжет все подробности, описанные в многочисленных исторических документах. Особенно то, что военные приготовления мятежники прикрывали херлингом – ирландским травяным хоккеем (не путать с керлингом, это совсем другое), и переносили мушкеты и копья, будто клюшки. Увы, я так и не смогла придумать достойного предлога, под которым бы молодые дамы типа Летти и Джейн явились в херлинг-клуб, что располагался близ Дублина. Многие другие материалы, однако, пришлись очень кстати.
Описание складов с тайными комнатами и груды оружия – авторская выдумка. Без взрыва на Патрик-стрит было никак не обойтись. Вооружиться ракетами – такими, какие использовались в Индии, с некоторыми доработками, – пришло в голову Эммету, не мне, из-за них-то на Патрик-стрит и прогремел роковой взрыв.
Его описывают несколько по-разному, но указаний на то, что взорвался склад не случайно, нет ни у одного из историков. Судя по всему, мятежники испытывали запалы для ракет да в какую-то минуту забыли об осторожности (а может, были не вполне трезвые), что и привело к трагедии. Расходятся описания и в другом. Согласно одному, двое соратников Эммета винят в случившемся красильщика по имени Джордж Макдэниел: он-де работал с ракетами, будучи пьян. Его я и сделала козлом отпущения, превратив в выпивоху-сторожа.
Спорят историки и о том, правда ли Эммет ждал помощи от французов, или же мечтал, чтобы Ирландию освободили ирландцы. Я воспользовалась первой версией, ибо для книжки про дикие выходки французских шпионов она подходит куда больше. Брат Эммета, Томас Эддис, в самом деле неоднократно встречался с Бертье, военным министром Бонапарта, и беседовал с ним о вероятном прибытии в Ирландию французских войск. Некие подробности указывают и на то, что организаторы восстания впрямь ждали французов в августе – сентябре. Если кто-то заинтересовался и желает узнать о бунте 1803 года больше, советую почитать две прекрасно написанные книги об Эммете, изобилующие сведениями, но события изложены под разными углами зрения: Патрик М. Джегеган «Роберт Эммет. Судьба», Руан О'Доннел «Роберт Эммет и восстание 1803 года».
Те, кто хорошо знает Дублин, заметили некие несоответствия. Конечно, ведь в наши дни за кулисами театра на Кроу-стрит не наткнешься на труп; теперь в этом здании вовсе не театр, а магазин и офисы. Театр же, выражаясь словами современников, «вытурили предприниматели» еще в двадцатые годы девятнадцатого века. Для самых любознательных: рисунки театра И портреты его ведущих актеров можно увидеть в книге Т. Уолша «Опера в Дублине, 1798–1820: Фредерик Джонс и театр на Кроу-стрит». Церкви Святой Бербургн повезло много больше, но в 1810 году не стало колокольни, а в 1836-м – башни. Патрик-стрит, местоположение злополучного склада мятежников, изменилась до неузнаваемости. Еще в путеводителе для туристов 1905 года она описана как «одна из самых небезопасных, запущенных и неприглядных улиц в целом городе». Ее пересекала сеть переулков и прочих узких улочек, на коих теснились ветхие грязные постройки. Я попыталась описать ту Патрик-стрит, оставшуюся в девятнадцатом веке, – несуществующий ныне мир старых хибар, а не сегодняшнюю поражающую великолепием улицу.