Текст книги "Загадка кольца с изумрудом"
Автор книги: Лорен Уиллиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Как в случае с Грантом. Он тоже был великолепен, словно топ-модель, и вместе с тем ужасно одинок.
– Может, возьмем на двоих наан? – спросила я, от души желая, чтобы встреча не прошла скучно.
Мы сдержанно обсудили, луковый выбрать наан или чесночный. Перечислили преимущества лукового, обменялись парой фраз о недостатках чесночного. Официант принес напитки и задержался у стола. Весь его вид так и говорил: «Довольно разглагольствовать! Закажите оба!»
Наконец порешив остановить выбор на луковом, мы сделали заказ. Я думала, что почувствую себя так, будто расправилась с хлопотливым делом. А ощутила лишь усталость и еще сильнее захотела есть.
Откинувшись на странного вида яйцевидную спинку стула, я вертела в руке бокал.
Джей и вправду был весьма хорош собой. Почти без изъянов. Не важно, что, когда я смотрела на него, в груди не порхали бабочки, как бывало первое время в присутствии Гранта или совсем недавно – Колина. Порхание недолговечно. Не проходит лишь схожесть воспитания и то, что пережили вместе. Когда Джей протягивал официанту меню, я перечисляла в уме все плюсы нашего с ним возможного совместного существования. Отличный парень. По всему, положительный. Сын бабушкиной приятельницы. Неплохо устроен в жизни. Впрочем, есть ли у Колина работа, я не имела понятия.
У Джея, поправила себя я. Следовало думать о Джее, не о Колине.
– Чем ты занимаешься в Англии? – спросила я, начиная обязательный для первого свидания стандартный опрос. – Бабуля не сказала.
– Помогаю поставщикам технологических услуг осуществлять проекты, связанные с персоналом, – ответил Джей.
Слова, взятые каждое в отдельности, были английские, я не сомневалась. Но казалось, они не связаны между собой, не несут общего смысла. Я разбила предложение на части и попыталась перевести:
– Работаешь с компьютерами?
Джей снисходительно улыбнулся:
– В каком-то смысле. Если точнее: с людьми, чья деятельность связана с компьютерами.
– А, – с умным видом ответила я. – И в чем суть твоей работы?
Не стану пытаться передавать ответ Джея – все равно не выйдет. В двух словах, насколько я поняла, в его задачи входило организовывать работу компьютерщиков, заставлять их трудиться серьезнее и с большими результатами – что-то вроде этого. Потом он долго распространялся о некоем «согласовании». Если коротко – о роли посредника между клиентами и компьютерщиками. Компьютерщики общаются на «Джаве» и частично на Клингоне,[7]7
Клинuон – язык, на котором разговаривают инопланетяне в американском научно-фаитастическом сериале «Звездный путь», разработан специально для этого фильма лингвистом Марком Оркандом.
[Закрыть] бизнесмены же – на различных диалектах, причем все больше отдельными буквосочетаниями, сводя суть к минимуму.
– Как любопытно! – воскликнула я, найдя объяснения убийственно нудными. – А почему ты решил заниматься именно этим делом?
Как выяснилось, когда Джей окончил колледж и стал экономистом, у него был приятель, а у того – другой знакомый. Еще три друга спустя мы наконец добрались до счастливого начала работы в Сети, погоревали о развале двух интернет-компаний и отправились в туристический поход по Гималаям. Во всяком случае, мне так запомнилось – по Гималаям. В общем, там определенно были горные вершины и не было фенов.
– Должно быть, в Бирмингеме тебе теперь нестерпимо скучно, – сказала я.
– На выходные я почти всегда уезжаю. Мама говорит, ты здесь учишься? – спросил Джей, любезно переводя разговор на меня. – Кое-кто из моих друзей – выпускники Лондонской школы экономики.
Мне уже приходилось сталкиваться с подобным. Независимые исследователи, не имеющие отношения к лондонским вузам, вызывают подозрение, хотя таких, как я, в Лондоне немало.
– Я пишу диссертацию в Гарварде, – объяснила я. – То есть до сих пор числюсь там, хоть и работаю здесь. Почти любой, кто учится на историческом, на четвертом или пятом году обучения едет за границу собирать нужный материал.
– А ты на?..
– Пятом, – ответила я.
Джей не сказал вслух: «И до сих пор возишься с диссертацией?» – но наверняка так подумал. Я мысленно его поблагодарила. В жизни не забуду, как бабушка, когда я сказала ей, что буду учиться примерно семь лет или даже больше, испуганно прокричала в телефонную трубку: «Но ты ведь сможешь все бросить, если выйдешь замуж?»
– Долго мучаешься, – произнес Джей, что я восприняла как ужас бабушки, но выраженный нейтральными словами.
– Да, программа у нас немалая, – согласилась я. – Раньше можно было учиться четырнадцать лет, а теперь самое большее – десять.
– Десять? – Джей чуть не задохнулся. – Я выучился на магистра управления бизнесом за два года, а мог ограничиться одним.
– Конечно, большинство начинает параллельно преподавать, – сказала я. – Платят нам только за первые два года, а потом, если продолжаешь писать диссертацию, приходится подрабатывать. Но преподавание отнимает море времени, и ты будто попадаешь в заколдованный круг: учишь, чтобы иметь возможность писать, но писать некогда, потому что связался с преподаванием. Втягиваешься в эту жизнь, а потом, когда в один прекрасный день вдруг просыпаешься, смотришь – прошло десять лет. Как Рип Ван Винкль, – прибавила я, чтобы было понятнее.
– Какая у тебя тема?
– «Шпионы периода наполеоновских войн». Алый Первоцвет и прочие.
– Кто-кто? – Джей недоверчиво взглянул на меня, поднеся к губам кружку с пивом.
– Алый Первоцвет. О нем есть целая книга, написала баронесса Орци. Довольно известный шпион.
«Ну и что?» – одернула я себя. Пускай он не имеет понятия, кто такой Алый Первоцвет. Большинство американцев едва знакомы с английской историей и литературой, а я, например, ни в зуб ногой в бизнесе и компьютерах. Он мог поразиться моему невежеству, точно как же, как я – его исторической безграмотности.
Так или иначе, Алекс не придется за меня краснеть.
Судя по всему, мои речи ничуть не увлекли Джея.
– Как, говоришь, его называли? – спросил он.
– Алый Первоцвет, – извиняющимся тоном сказала я.
– А-а.
Почувствовав, что разговор сходит на нет, я поспешила продолжить:
– Он лишь один из тех, чьи биографии я изучаю. В данный период меня интересует роль английских шпионов в подавлении ирландского восстания 1803 года.
До меня с опозданием дошло: раз Джей не имеет представления об Алом Первоцвете, то и об ирландском восстании 1803 года слыхом не слыхивал. Впрочем, тут все было понятно без пояснений. Как цвет белой лошади Джорджа Вашингтона. В конце концов, парнишка учился в Стэнфорде, уж настолько-то простые вещи мог уяснить.
– Подавление ирландского восстания… – Джей задумался. Хоть самое главное он явно запомнил, даже если успел забыть год. – А тебя это не слишком удручает? Печальная тема.
Удручало меня многое. Компьютер в зале рукописей. Почерк мисс Гвен. Жидкий картофельный суп с гренками, что подавали на ленч в кафетерии Британской библиотеки. Только не ирландское восстание.
Я пригубила вина.
– Почему ты считаешь, что это может удручать?
– Ну как же! – Джей улыбнулся. – Рыжеволосый народ. Неужели тебе не жаль ирландцев?
Я пожала плечами:
– Прошло двести лет. Слишком поздно искать виноватых.
– Но безобразия продолжаются. Вспомни Балканы.
– Лучше не буду, – сказала я.
– А предательницей предков ты себя не чувствуешь?
– Мои предки, надеюсь, умели мыслить здраво.
Если честно, я в этом сомневалась. Мои предшественники могли быть какими угодно, но благоразумием, думаю, не отличались. Я сменила тактику.
– Англичане свирепствовали в Ирландии, верно, но в те времена у них были на то веские причины, пусть мы сегодня этих причин и не понимаем. Вспомни «Унесенных ветром». Когда их читаешь, естественно, сознаешь, что рабство чудовищно, тем не менее болеешь за южан.
Я вдруг подумала о том, что человек, не ведающий, кто такой Алый Первоцвет, наверняка не читал и «Унесенных ветром».
Джей откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
– Получается, ты релятивистка.
Ненавижу, когда люди ведут себя так, будто в два счета все постигли.
– Я этого не говорила, – тотчас ответила я.
В колледже Джей определенно был любителем разного рода прений. Его глаза загорелись в предвкушении жаркого спора. А может, просто от пива. Черт побери! Когда наконец явится официант с едой?
– Как же тогда это называется?
Я уперла локти в стол.
– Послушай, оценивать то или иное историческое событие следует непременно с учетом всех обстоятельств. Ирландия грозила безопасности Англии. Британцы воевали с Францией, их европейские союзники были совершенно ненадежными и могли в любую минуту превратиться в противников.
– По-твоему, это оправдывает поведение англичан?
– Дело не в оправдании. – Я теряла терпение. Поймав себя на том, что повышаю голос, я схватилась за бокал, немного успокоилась и снова попыталась объяснить: – Задача историка – не судить либо оправдывать. Мы стараемся проникнуть в сознание людей из тех времен и взглянуть на мир их глазами.
– То есть уклониться от ответственности, так?
– Не так. Восстановить истину. Со всей ответственностью. Остальное – для спорных журнальных статей.
– Люблю спорные статьи, – сказал Джей.
– Я тоже, – призналась я. – В отдельных случаях. О, смотри! Несут еду.
Официант приблизился, но, увы, не к нам. К людям за соседним столиком. Зато мы отвлеклись от разговора. Джей повернул голову. В эту минуту с шумом распахнулась входная дверь и вошли три молодых человека, впуская уличный холод и чему-то смеясь. Один указал на бар, другой тут же скинул куртку. А третий…
Коварные бабочки, те самые, которые и не думали порхать в груди, когда я смотрела на стоявшего у стойки Джея, вдруг очнулись и, нарядившись в килты, под звуки волынок пустились в шотландскую плясовую.
Колин был в Лондоне.
Глава 13
На следующий день Летти стояла на крыльце симпатичного дома из красного кирпича на Генриетта-стрит, мысленно составляя список пыток, которые предпочла бы чаепитию у мисс Джилли Фейрли. Одним из первых шло выдергивание зуба, за ним следовало катание на дикой лошади, потом – попадание в лапы бандитам и прослушивание стихотворений на греческом. Последнее, впрочем, вовсе не пугало, но ничего подходящего больше не придумывалось, а медное дверное кольцо перед затуманенным взором все разрасталось, принимая небывалые размеры.
Зловещее отражение лица Летти в начищенном металле неуверенно смотрело на нее – здоровенный нос и причудливые косые глазенки. Как сказать женщине, что намерения ее воздыхателя самые низкие? Летти представить себе не могла, как входит в этот дом, угощается печеньем и говорит: «Простите, что сую нос не в свое дело, мисс Фейрли, но лорд Пинчингдейл приходится мне мужем. Я подумала, вам будет любопытно узнать. Премного благодарю за чай».
Быть может, следовало просто подложить под дверь записку без подписи да скорей бежать подальше отсюда.
Чувствуя себя восходящей на костер Жанной д'Арк, Летти крепко взялась за кольцо и громко постучала в дверь, будто надеясь, что звучность стука укрепит ее дух.
За дверью тотчас послышались торопливые шаги, и последнюю мысль – «Не лучше ли уйти?» – пришлось отбросить. Служанка, невысокая, но броской наружности, отворив, сделала реверанс и пригласила гостью внутрь. Летти вошла в переднюю, и за спиной закрылась дверь, лишая всякой возможности сбежать.
Развязывая ленты шляпки, Летти окинула свое отражение в зеркале беглым взглядом. На нее смотрела миссис Олсдейл, облаченная в черное прогулочное платье, – почтенная вдова вполне достойного и без излишеств вида. Даже ее рыжие волосы лежали относительно послушно – пришлось по столь особому случаю пригладить их с водой, заплести в косу и затянуть в узел, покуда они снова не заупрямились. Видеть себя столь искусно переделанной в другую женщину было весьма тревожно. Казалось, что настоящую Летти, ту, чьи муслиновые платья с кружевами перелицовывали по нескольку раз, а рыжие пряди вечно выпадали из прически, ту Летти, которой никогда не хватало терпения на поиски шляп или перчаток, запрятали в спокойную сдержанную миссис Олсдейл – в идеально чистых перчатках и с гладкой прической.
Летти поймала себя на том, что желала бы явиться к мисс Фейрли в платье понаряднее, и устыдилась. «Я пришла не на состязание, – печально думала она, следуя за служанкой по узкой лестнице на второй этаж. – А если бы и на состязание, то наверняка проиграла бы».
– Прошу сюда, мадам. – Девушка повернула ручку в одной из двух дверей на небольшой площадке и отошла в сторону, давая гостье дорогу.
После темного коридора гостиная, оклеенная бледными бумажными обоями с зелеными ромбами, несмотря на некоторую старомодность, показалась неожиданно уютной. У одной стены темнел большой буфет с горделиво красовавшимися чашками дорогого французского фарфора и более повседневной глиняной посудой, разрисованной картинками из местной жизни – синим по белому. Мисс Фейрли сидела за небольшим круглым столиком, лицом к двери, и разговаривала с кем-то, кого с порога Летти не могла видеть. Определенно не с миссис Гримстоун, ибо та сидела тут же, по левую руку мисс Фейрли, и, скривившись, смотрела в свою чашку, будто напиток был ей противен. О присутствии третьего человека говорила лишь чья-то рука на краю стола, точнее, кусочек рукава, да третья чашка, неровно стоявшая на бело-синем блюдце.
Если мисс Фейрли принимала и других гостей, говорить с ней о недостойном поведении лорда Пинчингдейла было никак нельзя. Не следовало этому радоваться, однако Летти ничего не могла с собой поделать.
– А, миссис Олсдейл! – Прервав беседу, мисс Фейрли поднялась с места. Ее кудри и ленты заколыхались. – Вы не заставили себя ждать. Входите же.
Отрывистые слова никак не походили на речи вчерашней восторженной мисс Фейрли, но Летти этого почти не заметила. Все ее внимание тотчас приковал к себе загадочный третий гость, чья чашка зазвенела на блюдце, когда он резко отодвинул от стола стул.
– Лорд Пинчингдейл? – пролепетала Летти.
Ее муж как будто разучился говорить. Мисс Фейрли же ничуть не смутилась.
– Полагаю, вы уже знакомы, – сказала она, довольно и спокойно глядя то на Летти, то на Пинчингдейла.
Он впился в нее взглядом прищуренных глаз.
– Мы так не договаривались.
– Верно, – согласилась мисс Фейрли, совсем не походя на себя. – Но раз вы сами не пожелали поступить благоразумно, я сочла нужным принудить вас это сделать. Потому и устроила встречу.
– Наверное, мне лучше уйти, – пробормотала Летти, делая шаг назад. Зацепившись каблуком о порожек, она чуть не упала, но вовремя схватилась за дверной косяк. – Я не знала, что у вас еще гости. Пожалуй, я как-нибудь в другой раз…
– Ни в коем случае, – снова дружелюбно сказала мисс Фейрли, но на сей раз в ее голосе прозвучали командные нотки, и Летти замерла на месте. – Входите и присаживайтесь, миссис Олсдейл.
Летти прошла в комнату, но не села. Осталась стоять – так было безопаснее. Происходило нечто необъяснимое: миссис Гримстоун смотрела надменно, мисс Фейрли – непреклонно, лорд Пинчингдейл – недовольно. И все знали такое, о чем не имела понятия Летти.
Уже только поэтому она решила не садиться.
– Мне удобно и так, – заявила она и тут же, опровергая свои слова, принялась переминаться с ноги на ногу.
– Как пожелаете, – невозмутимо ответила мисс Фейрли, прежде чем отпить из почти полной чашки. – От кофе, надо полагать, вы тоже отказываетесь?
Летти поспешно кивнула, страстно желая скорее покончить со странным визитом. Обстановка пугала. Неожиданная манера мисс Фейрли. Зловещий огонь в черных глазах миссис Гримстоун. Бездейственное выжидание лорда Пинчингдейла, который откинулся на спинку стула, плотно сжал губы и скрестил руки на груди. Он выглядел так, будто что-то вот-вот случится… Нечто такое, о чем знали все трое. Что именно?
В голове Летти с ошеломительной быстротой закружили сюжеты романов. Она стояла в перекрестье взглядов, точно олень со средневекового гобелена. От неугодной жены можно запросто отделаться. К примеру, подсыпать порошка в кофе и отправить в сумасшедший дом, объявив безумной. Перед самым отъездом из Лондона Шарлотта Лансдаун навязала Летти книгу Ричардсона о целомудренной девице, которую обманом помещают в публичный дом, где она погрязает в разврате и умирает. Миссис Гримстоун с ее бесчувственным взором и цепкими руками вполне могла оказаться содержательницей борделя.
Только в настоящей жизни не случалось подобных ужасов. Слишком они были странные, слишком книжные, слишком потрясали.
Сквозь высокие окна в гостиную лились косые лучи солнца, но Летти поежилась. В Дублине она никого не знала, кроме Эмили Гилкрист да миссис Лейнерган, но они понятия не имели, каково ее истинное имя. Родители же полагали, что дочь уехала в длительное свадебное путешествие. Лорду Пинчингдейлу представлялась блестящая возможность убрать с пути помеху. Домой он мог явиться под видом скорбящего вдовца и вернуться к тому, от чего его оторвали, – обхаживанию женщин на балах. Ни у кого не возникнет и малейшего подозрения…
Рука Летти сжала резную спинку стула.
– Зачем вы позвали меня? Похоже, не на чашку кофе.
– Нет, – подтвердила мисс Фейрли. – Вот для чего.
Изящным движением руки она вдруг сняла с головы обилие серебристо-белокурых кудряшек.
Летти не знала, что ее ждет, но ничего подобного не могла и предположить. Там, где мгновение назад светилась пена кудрей, теперь сняли светло-каштановые, затянутые в аккуратный узел волосы, подчеркивая классические черты женского лица. Без шаловливых завитков и разноцветных лент мисс Фейрли смотрелась совсем иначе. И напоминала не взбалмошную лесную нимфу, а мраморную статую Минервы.
– Ах, как же хорошо! – пробормотала она, с отвращением кладя парик на стол возле кофейника. – От него так чешется голова.
Перемена была столь поразительна, что собственная маскировка показалась Летти до смешного примитивной.
Выходит, не она одна скрывала свое имя. Ее вынудили стать другой обстоятельства и минутный порыв. Что же заставляло притворяться мисс Фейрли? Подозрение, неприятное, как холодный кофе, заполонило душу Летти, когда она взглянула на лицо мисс Фейрли – безмятежно-спокойное и без прикрас еще более прелестное. Она совсем не походила на Мэри. У той волосы были темные, у этой светлые, глаза у мисс Фейрли миндалевидные, а у Мэри круглые. Губы у мисс Фейрли были поуже, нос тоньше. Но обе пленяли некой прирожденной величавостью и царственным изяществом сложения.
Летти взглянула на мужа. Он смотрел на мисс Фейрли с единственным чувством – мрачной покорностью. Ни капли удивления не отражалось в его глазах. Что означали их заигрывания на вечере у миссис Лейнерган? Знала ли мисс Фейрли, что лорд Пинчингдейл женат?
– Желаете мне о чем-то сообщить? – резко спросила Летти.
– Чем меньше будете знать, тем лучше – процедил лорд Пинчингдейл, как будто обращаясь к жене, на самом же деле о чем-то предупреждая холодную красавицу, что сидела во главе стола, – выряженную в никак ей не подходившие рюшки и оборки Джилли Фейрли.
– Лучше для кого? – прищурилась Летти. – Для вас?
Лорд Пинчингдейл не изменил ленивой позы, но лицо его напряглось.
– Разумеется. Для кого же еще?
Дорогая парча его жилета и сапфир на галстуке поблескивали в солнечном свете. Летти напомнила себе, что перед нею избалованный аристократ, которого заботят лишь собственные удовольствия и не волнуют судьбы других.
К горлу Летти, точно удушающая раскаленная лава, подступило отвращение.
– Может, хоть разок попробуете задуматься о ком-нибудь еще, не об одном себе? Просто так, забавы ради?
Лорд Пинчингдейл медленно поднял бровь.
– Взять пример с вас? Держу пари, на вчерашний вечер вы явились исключительно ради моего блага.
– Какой мне смысл тревожиться о вашем благе, тогда как вы сами прекрасно о себе печетесь? Сколько еще женщин у вас припасено в разных уголках света? Одна наверняка томится в Шотландии – с нею вы ездите охотиться на куропаток? В Париже целый гарем?
Губы лорда Пинчингдейла искривились в улыбке.
– Не совсем так.
– Грязные подробности меня нимало не интересуют!
– А мне любопытно, – вмешалась жадно слушавшая миссис Гримстоун. – Гарем оказался бы очень кстати.
– Миссис Гримстоун пишет необычный роман, – сухим, точно дрова в камине, тоном объяснил лорд Пинчингдейл. – Только, прошу вас, не забудьте изменить имена. Мое и так донельзя запятнано.
– Непременно изменю, – фыркнув, пообещала миссис Гримстоун. – Пинчингдейл – дурацкая фамилия для книжного героя.
– А миссис Олсдейл, почти не сомневаюсь, полагает, будто злодея лучше и не назовешь.
– Слишком высокого вы о себе мнения, – едко произнесла Летти. – Всякий книжный злодей по меньшей мере не лишен некой духовной силы. Распутники им не пример.
– По-моему, злодей и распутник – почти одно и то же.
– Если бы вы по собственной воле не пали столь низко, то и на других смотрели бы иначе!
– Коль скоро иссякнет ваш запас оскорблений, предлагаю назвать меня, например, «отъявленным хамом». Или просто дайте мне пощечину, на том и закончим.
– Дала бы, будь на мне латная рукавица!
– Хотите склонить меня к дуэли? Боюсь, ничего не выйдет. моя дорогая.
Ах да, я забыла. – Летти распрямила плечи, радуясь, что может смотреть на лорда Пинчингдейла сверху вниз. – У вас нет чести, чтобы ее защищать.
– Браво! – воскликнула миссис Гримстоун. – Пожалуй, даже я не вышла бы из положения достойнее!
– Пока мы совсем не увязли в этих нелепостях, – умиротворенно, будто наблюдая философскую беседу в «Обществе синего чулка», произнесла мисс Фейрли, – давайте наконец объяснимся с гостьей.
– Что вы подразумеваете под объяснениями? – полюбопытствовал лорд Пинчингдейл – совершенно спокойно, однако отчеканивая слова и тем самым обнаруживая, что отзыв о его чести ему не столь безразличен, как он желал показать.
– Правду.
– Выдумки куда более занимательны, – медленно проговорила миссис Гримстоун. – В особенности мои.
– Сохранению мира в стране они не слишком помогают, – заметила мисс Фейрли.
Лорд Пинчингдейл плотнее сжал губы, будто верил в то, что речь идет о сохранении мира в Англии, не больше, чем Летти. «Да как он смеет, – негодующе думала Летти, – делать вид, будто опечален?! Гарем ведь у него, не у кого-нибудь!»
Лорд Пинчингдейл сложил руки на груди и кивнул мисс Фейрли:
– Раз уж вы заварили эту кашу, Джейн, сделайте милость…
– Кто здесь Джейн? – звенящим голосом потребовала Летти.
Мисс Фейрли с пренебрежением отодвинула парик дальше.
– Джейн – это я.
– Не Джилли? – Летти сознавала, что следовало бы задать другие вопросы, но сказала то, что первое пришло в голову.
Мисс Фейрли – Джейн – радушно улыбнулась. Чересчур радушно. Такой улыбки Летти не видела, пожалуй, с того дня, когда к ней отправили повара сообщить, что издохла ее любимая собака.
– Нет, не Джилли.
– А меня называйте «мисс Гвен», – заявила миссис Гримстоун, имя которой было, как запомнила Летти, Эрнестина, то есть с Гвен, как ни сократи, не имело ничего общего. – Но лишь в тех случаях, когда будете уверены, что нас никто не слышит, или провалится вся операция. Поняли?
– Операция?
– Мы, – спокойно пояснила Джейн, – шпионы Розовой Гвоздики.